Аму-Дарьинская ученая экспедиція.
Аму-Дарьинская ученая экспедиція.
I. Орско-казалинскій почтовый трактъ.
Путевыя замтки члена экспедиціи, Н. Каразина)
——
‘Нива’, No 37, 1874
Аму-Дарьинская ученая экспедиция, Каразин Николай Николаевич, Год: 1874
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Не боле какъ три года тому назадъ, каждый путешественникъ, предполагавшій хать — черезъ степь — въ наши Средне-Азіатскія владнія, невольно задумывался подъзжая къ Орску, откуда ему надо было сворачивать праве и оставлять за собою вс удобства устроенныхъ почтовыхъ путей, все то, что хотя сколько нибудь можетъ быть названо комфортомъ.
И дйствительно, ему нельзя было не задуматься. Передъ нимъ тянулась дорога въ слишкомъ тысячу верстъ длины, дорога пріобртшая себ — грозную, неутшительную извстность.
Чтобы дать понятіе объ этомъ тракт — того времени — приведу отрывокъ изъ путевой книжки одного туриста. Этотъ отрывокъ яркими красками рисуетъ всю прелесть Орско-казалинскаго тракта — не носившаго другаго названія какъ ‘проклятая дорога’.
‘Первый разъ я прозжалъ этою дорогою осенью 1867 года. Это былъ годъ реформъ вновь-завоеваннаго края. Понадобились офицеры, чиновники, всякій рабочій людъ — и понадобились въ громадномъ количеств. И вотъ, все это скопилось въ Оренбург, приготовляясь къ степпому путешествію. Вс гостинницы были переполнены, по почтовымъ дорогамъ тянулись почти непрерывные ряды экипажей. Большинство прозжающихъ были люди семейные, а потому можно себ представить съ какими запасами путешествовали они, переселяясь въ край отдаленный, въ которомъ, по крайней мр на первое время, трудно, даже не возможно было достать что-либо удовлетворяющее европейскому требованію комфорта. Шутники говорили, что въ осень 1867 года было ‘великое переселеніе народовъ изъ виленскихъ канцелярій въ ташкентскія’. Вотъ въ это-то бойкое время пришлось и мн въ первый разъ прохать знаменитымъ Орско-казалинскимъ почтовымъ трактомъ.
Едва только я выхалъ изъ Орска, какъ сразу почувствовалъ, что надолго распростился со всякимъ удобствомъ. Три чахоточныя клячи, приведенныя мн посл двухсуточнаго ожиданія, дотащили меня до станціи только глубокою ночью. Станція эта состояла изъ полуземлянки, наполненной развалинами печки, вороха перегнившей соломы, кишвшей паразитами, покрывали полъ. Въ оконныя отверстія врывался сырой осенній втеръ, завалившаяся земляная крыша грозила рухнуть на голову. Оставаться на ночь въ этомъ пріют не было никакой возможности, и я провелъ остатокъ ночи на двор, въ своемъ тарантас.
Дальнйшее мое путешествіе было цлый рядъ тяжелыхъ испытаній и лишеній. Недостатокъ лошадей, а часто неимніе ихъ вовсе — задерживали меня на станціяхъ по суткамъ и даже боле, напримръ: на станціи ‘Джалазла’ я просидлъ четверо сутокъ — и только случайно нанялъ двухъ верблюдовъ у проходящаго невдалек каравана. Все путешествіе мое до Казалинска тянулось пять недль, а я еще находился въ сравнительно лучшихъ условіяхъ чмъ остальные путешественники. Я халъ одинъ и налегк,— каково-же было несчастнымъ семейнымъ съ ихъ женами и дтьми — часто даже грудными!?…
Вс станціи были по образцу первой мною описанной. Чаще встрчались войлочныя кибитки — старыя, покривившіяся, съ безчисленными отверстіями въ прогорлыхъ войлокахъ, не защищавшія вовсе ни отъ дождя ни отъ холода. Наступали холода, выпалъ первый снгъ, начались страшные степные бураны.
Положеніе многихъ запоздавшихъ путешественниковъ было отчаянное. На одной изъ станціи, именно какъ теперь помню: ‘Бугадты-сай’, я нашелъ семейство въ самомъ безвыходномъ положеніи. Мужъ — какой-то интендантскій чиновникъ, мертвецки пьяный, должно быть съ горя, находился въ безчувственномъ состояніи и храплъ лежа подъ тарантасомъ. ‘Вотъ уже вторые сутки такъ-то’!.. Жаловалась мн его жена, кормившая грудью — трехмсячнаго ребенка. Около нея еще двое дтей знались и хныкали отъ холода, забившись подъ какую-то попону. Дти просили сть.
Вся провизія вышла, не было даже чаю и сахару, еще вчера вечеромъ доли послднюю дорожную булку, а впереди оставалось еще боле половины дороги. Другое семейство я нашелъ еще въ худшемъ положеніи: на этой станціи не было вовсе никакого жилья — кибитку унесло втромъ, и только кучи навоза, слды костровъ, да обломки тлежнаго колеса — намекали на мсто почтовой станціи. Ближайшій аулъ былъ верстъ за двадцать. Ближе-же не было ни одного живаго существа, кром волковъ, завывавшихъ по ночамъ въ нсколькихъ шагахъ отъ несчастныхъ путешественниковъ… Здсь тоже истреблены были вс дорожные запасы — и дти кричали и плакали отъ голода.
Дотащившись кое-какъ до этой плачевной станціи, я задержалъ ямщика-киргиза съ его лошадьми, далъ имъ отдохнуть и верхомъ отправился отыскивать ближайшіе аулы. Ночь захватила меня надорог — и вернулся я уже на другой день утромъ. Надо было видть восторгъ несчастныхъ при вид приведенныхъ мною упряжныхъ верблюдовъ и двухъ барашковъ, предназначенныхъ для насыщенія ихъ приголодавшихся желудковъ.
Если у кого нибудь ломался экипажъ, его бросали какъ вещь никуда не годную (о починк нечего было и думать) и продолжали путь верхомъ на верблюдахъ, а иногда и пшкомъ, побросавъ на произволъ судьбы свои пожитки.
Во всемъ этомъ, что я пишу, нтъ никакаго преувеличенія. Не найдется никого кто-бы могъ упрекнуть меня въ этомъ, но за то найдутся такіе, что найдутъ мое описаніе блднымъ въ сравненіи съ тмъ, что испытали они сами своими собственными боками.
Генералъ-губернаторъ, узнавши отъ прізжающихъ о томъ, что творится на Орско-казалинскомъ тракт — немедленно распорядился выслать офицеровъ и чиновниковъ, снабженныхъ деньгами, одеждой, провизіей и лекарствами навстрчу идущимъ.— Въ числ этихъ посланныхъ былъ г. Терентьевъ, который положительно заврялъ о томъ, что ему приходилось натыкаться на раздирающія душу катастрофы.
Черезъ три года посл этого, именно въ 1870 году, снова пришлось прозжать мн этою дорогою… Время года было несравненно лучшее, дло было лтомъ, и никакого наплыва прозжающихъ не было вовсе. Во не смотря на эти, боле выгодныя условія, я нашелъ трактъ нисколько не въ лучшемъ состояніи. Т-же станціи — кибитки и землянки, тоже отсутствіе людей и лошадей, т-же суточныя ожиданія. А если приведутъ вамъ наконецъ коней — то или полумертвыхъ, или-же совершенно дикихъ, никогда въ своей жизни не видавшихъ ничего похожаго на экипажъ, и вы рисковали на каждомъ шагу быть искалеченными, не говоря уже о безконечныхъ поломкахъ и окончательной порч экипажа.
И вотъ, мн пришлось третій разъ промрить знакомое разстояніе — и я не узналъ своею стараго Орско-казалинскаго тракта.
А дло было какъ нельзя проще, стоило только отдать этотъ трактъ съ торговъ предпріимчивому человку, не поскупиться деньгами, а не сдавать ею на попеченіе киргизамъ — попеченіе совершенно безконтрольное, тмъ боле, что съ кочевниками не церемонились и по годамъ не платили имъ ничтожной договорной платы. ‘Не за что платить — дурно содержите’ говорили т, кому надлежало расплачиваться.— ‘Денегъ не даешь — за что-же тебя содержать хорошо’ оправдывались т, кому слдовало получать плату. И такимъ образомъ дло шло слишкомъ двадцать лтъ, пока настоятельная потребность въ сообщеніи не заставила открыть серіозные торги, по которымъ Оренбургскій купецъ Лякеньковъ, хорошо знакомый съ дломъ, опытный и предпріимчивый хозяинъ, взялъ большую часть степнаго тракта отъ Орска до станціи Джюлпасъ и привелъ его въ прекрасный порядокъ, такъ рзко поражающій всякаго, знающаго эту дорогу въ ея первоначальномъ вид.
Два рисунка — изображающіе одну и ту же станцію — Истемесъ — въ ея прежнемъ и настоящемъ вид уже даютъ довольно ясное понятіе о метаморфоз Орско-казалинскаго тракта.
Каждая станція новаго тракта состоитъ изъ большаго, обнесеннаго стною двора и трехъ деревянныхъ строеній — среднее изъ нихъ, въ вид двухъ-половинной избы — назначается для прізжихъ и смотрителя, — въ боковыхъ помщаются ямщики и амбары для фуража и сбруи.
Просторная, чистая и свтлая комната съ досчатымъ поломъ, удобная мебель — часы на стн — теплая печь, вычищенный на диво самоваръ, блестящая посуда, при всемъ этомъ услужливость смотрителя, возможность достать и свжаго молока, и яицъ, и хорошаго хлба — все это такъ пріятно дйствуетъ на нервы прозжающаго, утомленнаго длинною дорогою и монотонностью степнаго ландшафта, а русскій говоръ на двор, торопливая суетня ямщиковъ, побрякиванье сбруи, бубенчиковъ и звонъ русскаго колокольчика, все это заставляетъ забывать васъ, что вы не въ Россіи — а въ самой Азіи, въ центр киргизскихъ степей… за нсколько тысячъ верстъ отъ того пункта, съ котораго начали свое многотрудное путешествіе.
Со второй половины дороги, т. е. съ перезда черезъ укрпленіе ‘уральское’ — ныншній городъ Иргизъ — колоритъ мняется. Азія вступаетъ въ свои права. Ярко-зеленая степь смняется сыпучими песками — становится жарче и удушливй. Вы подъзжаете къ знаменитымъ ‘кара-кумамъ’… Здсь уже нтъ такихъ прекрасныхъ, уютныхъ станцій — пахучее сосновое дерево замняютъ срыя стны глинобитныхъ домовъ — самаго непривлекательнаго типа, наводящаго тоску и уныніе… Къ довершенію всего удовольствія — вы рдко находите хорошую воду… Чай вашъ — единственное дорожное утшеніе — мутенъ и съ сильнымъ солоноватымъ вкусомъ, а иногда и съ срнисто-водороднымъ запахомъ… Что длать, терпи… и повинуйся условіямъ природы еще не подчиненной вліянію человка (хотя и давно пора бы!)… И съ какимъ удовольствіемъ путешественникъ видитъ наконецъ вдали на горизонт голубоватые силуэты втряныхъ мельницъ, окаймляющихъ городъ Казалинскъ со стороны Орско-казалинскаго тракта!
Рисунокъ, приложенный къ нашему журналу — изображаетъ одинъ изъ скверныхъ моментовъ — перезда но этому пути — это удушливый песчаный ураганъ, налетавшій на экипажи путешественниковъ.
Второй подобный рисунокъ представляетъ — единственное бойкое мсто города Казалинска — это его пароходную пристань на рк Сыр нсколько жалкихъ суденышекъ стоятъ у берега на причалахъ, за ними прямыя, скучныя линіи крпостнаго вала, за нимъ — крыши казармъ съ безчисленными трубами, за ними группы деревьевъ, которыхъ въ Казалинск на перечетъ — и груды топлива, сваленныя по берегу въ безпорядочныхъ кучкахъ.
Исторія и жизнь Казалинска впрочемъ довольно интересны и стоятъ того, чтобы о нихъ поговорить подробне, что и будетъ сдлано впослдствіи, при изданіи — путевыхъ записокъ на берега Аральскаго моря, въ дельты Аму и Сыра — этихъ великихъ артерій Средне-азіатскаго міра.