АМЕРИКАНСКІЕ ПАТРІОТЫ ПРОШЛАГО СТОЛТІЯ.
АМЕРИКАНСКІЕ ПАТРІОТЫ ПРОШЛАГО СТОЛТІЯ.
I.
II.
III.
Н. Шелгуновъ.
‘Дло’, No 1, 1868
Американские патриоты прошлого столетия, Шелгунов Николай Васильевич, Год: 1868
Время на прочтение: 63 минут(ы)
Намреваясь говорить о дятеляхъ той великой борьбы, изъ которой вышелъ Сверо-американскій Союзъ съ новыми силами, съ новой независимой жизнію, съ новыми свободными учрежденіями, мы, для полноты нашего очерка, обрисуемъ ходъ событій, подготовившихъ эту борьбу и этихъ дятелей.
Отмна штемпельнаго налога, какъ извстно, была первой серьезной уступкой со стороны Англіи въ пользу ея американскихъ колоній. Какъ только въ Америк узнали объ этой отмн, все населеніе пришло въ безумный восторгъ. Ее праздновали, какъ побду. Но Американцы, торжествуя побду, не подозрвали, что за однимъ удовлетвореннымъ желаніемъ слдуетъ стремленіе къ новому удовлетворенію, что логика частной и коллективной или исторической жизни заключается именно въ этомъ постоянномъ стремленіи къ новымъ и новымъ удовлетвореніямъ, и что въ каждомъ удовлетвореніи лежитъ всегда начало новому желанію.
Партія Питта защищала собственное право американскаго представительства, по она никогда и не сомнвалась въ томъ, чтобы верховное право парламента могло быть оспариваемо. Съ своей стороны, Американцы, когда миновалъ первый восторгъ, начали подумывать о томъ: достигли ли они отмной штемпельнаго налога всего того, что имъ нужно. Подумавъ, увидли, что нтъ. Отисъ, тогда еще здоровый, сказалъ въ колоніальномъ собраніи, что разница, устанавливаемая парламентомъ во вншнемъ и внутреннемъ налог, не иметъ никакого смысла, и если парламентъ отказался отъ права на первый, то онъ долженъ отказаться и отъ права на второй. Дале, въ декларація парламента объ отмн пошлины, было сказано, что парламентъ иметъ и долженъ имть право и власть возлагать на колонистовъ обязательства во всхъ обстоятельствахъ. Американцамъ же думалось иначе, они полагали, что Англіи слдуетъ отказаться отъ всякихъ притязаній на внутреннее управленіе колоніями и совсмъ не вмшиваться ни въ какія ихъ дла. Наконецъ Георгъ III находилъ, что уступка парламента есть непростительная слабость, оскорбительная для величія Англіи, что это пятно на его корон, пятно, которое не смоется никогда. Такимъ образомъ, однимъ хотлось идти поскоре впередъ, другимъ хотлось ихъ задержать, а парламентъ думалъ изобразить собою примиряющую середину. Неудовлетвореніе было общее и слдовательно неизбжно было новое столкновеніе.
Одинъ изъ членовъ, новаго министерства, назначеннаго Георгомъ, предложилъ въ палат наложить на американцевъ пошлину на оконное стекло, бумагу, краски и чай. Пошлина эта, предполагавшаяся на ввозные товары, должна была составлять всего около 40,000 фунтовъ, стерлинговъ въ годъ. Какъ было сказано къ объяснительномъ вступленіи къ биллю, налогъ, предполагался для покрытія нкоторыхъ расходовъ Англіи на американскую администрацію и на платежи, необходимые для защиты, покровительства и безопасности колонистовъ. Для надзора за исполненіемъ этого новаго закона предполагалось учредить въ. Америк особенное таможенное бюро, совершенно независимое отъ колонистовъ.
Когда англичане, ршились издать новый законъ, они знали очень хорошо, что дло идетъ въ сущности вовсе не о сорока тысячахъ фунтовъ, стерлинговъ, которые въ англійскомъ бюджет не фигурировали бы особенно параднымъ образомъ, а все дло въ сомъ, чтобы показать американцамъ власть метрополіи. ‘Вы трусы,— сказалъ Гренвиль министрамъ,— вы боитесь американцевъ, вы не смете наложить на нихъ, налогъ’.— Мы трусы?! отвтилъ, на это Гоуншендъ,— вы увидите боюсь ли я.— И точно Тоуншендъ не испугался. Это онъ предложилъ новый законъ, и законъ прошелъ не только безъ оппозиціи, но даже безъ всякаго замчанія.
Американцы знали тоже очень хорошо, что, отдавъ въ вид налога 40 тысячъ фунтовъ стерлинговъ, они не умрутъ съ голоду и даже не станутъ бдне. Какъ для англичанъ сущность вопроса заключалась къ прав, такъ точно она заключалась и для американцевъ. Наглая безцеремонность Тоуншенда, увлекшаго весь парламентъ, привела въ негодованіе американцевъ, и въ этомъ случа какъ и раньше, первый голосъ подалъ Массачусетсъ. Общее собраніе этой провинціи составило петицію въ королю и къ членамъ парламента, защищавшимъ право американцевъ. Вс эти документы, составленные Самуэлемъ Адамсомъ, отличались твердостію, умренностію и достоинствомъ.
Вмст съ этимъ массачуссетское собраніе разослало циркуляры во вс колоніи. Колонисты приглашались принять мры противъ наложенія на нихъ налога. Хотя циркуляръ и быль написанъ въ умренномъ тон, тмъ не мене онъ могъ вызвать прежде всего новый конгрессъ колонистовъ. А какъ парламентъ боялся больше всего подобныхъ собраній, возбуждавшихъ и разжигавшихъ, по его мннію, революціонныя идеи и революціонныя стремленія, то въ Лондон и позаботились, чтобы конгрессъ не могъ состояться.
Распоряженіе министерства но этому предмету вовсе не отличалось политическимъ глубокомысліемъ и знаніемъ человческаго сердца, ибо требовало отъ массачуссетскаго собранія, чтобы оно взяло назадъ свое приглашеніе. Во-первыхъ, какъ это сдлать, во-вторыхъ, какое имло право министерство запрещать колоніямъ сношенія между собой? Собраніе конечно -отказало въ неразсудительномъ и грубомъ требованіи, сопровождавшемся угрозами, и въ отвт своемъ губернатору замтило между прочимъ, что если вотировка собранія должна быть контролируема и измняема министромъ, то колонистамъ не остается и тни свободы.
Подобнымъ же образомъ поступило министерство и съ другими колоніями. Къ губернаторамъ были разосланы приказанія противодйствовать митингамъ и собраніямъ колонистовъ, чтобы недопустить ихъ до новыхъ петицій, адресовъ или ршеній зловреднаго свойства.
Этотъ циркуляръ министерства могъ меньше всего укротить взволновавшихся американцевъ, потому что право, утвержденное хартіями и конституціей, оно уничтожало полицейскимъ порядкомъ. Американцы выходили изъ себя и все ршительне и ршительне выступали на путь противодйствія открытой силой.
Въ свою очередь министерство, отстаивавшее достоинство власти и королевскія прерогативы, считало унизительнымъ и несвойственнымъ своему авторитету согласиться на какія либо уступки. Не шли на уступки и примиреніе американцы, не шло на нихъ и министерство. Ни та. ни другая сторона не хотла уступить ни шагу. Какой же могъ быть исходъ? Если соглашеніе невозможно на словахъ, если люди, разгоряченные взаимнымъ противодйствіемъ, не въ состояніи смотрть на свои отношенія спокойно, объективно, то возможно только одно ршеніе — матеріальной силой. Къ этому средству я прибгло министерство, вроятно, для того, чтобы оправдать слова Франклина, сказанныя имъ въ палат представителей: ‘возмущенія нтъ, но его сдлаютъ’.
Губернаторъ Бернаръ, о политической мудрости, которого сохранились самыя полновсныя доказательства, очень сокрушаясь тмъ, что его власть поиметъ ровно никакого авторитета и поэтому распоряженія министерства остаются невшшлняемыми. просилъ поддержки правительства. Это значило, чтобы въ его распоряженіе отрядили войско. Такъ какъ удовлетвореніе подобной просьбы нисколько не противорчью систем, принятой министерствомъ въ своихъ отношеніяхъ къ колонистамъ, то и было предписано главнокомандующему войсками сверныхъ колоній послать въ Бомонъ два полка и четыре военныхъ корабля. Въ секретномъ предписаніи главнокомандующему было сказано, чтобы одинъ полкъ былъ помщенъ на квартирахъ въ самомъ город для подкрпленія гражданскаго управленія, поддержанія общественнаго спокойствія и ни содйствія таможеннымъ чиновникамъ, при исполненіи ими своихъ обязанностей. Въ предисловіи было прибавлено, что вслдствіе деликатныхъ свойствъ порученіи легко вызвать событія, вовсе непредвиднныя, и что поэтому порученіе должно быть возложено на офицера осторожнаго, ршительнаго и заслуживающаго полнаго довріи. Министерство очевидно знало, куда оно идетъ.
Но и американцы не шли ни на какія уступки. Комитеты общинъ собрались въ конвентъ для обсужденія мръ, какія слдовало принять. Между прочимъ было постановлено, чтобы въ виду войны съ Франціею — которой въ дйствительности вовсе не предвидлось, колоніи вооружились. На это остроумный Бернаръ объявилъ конвенту, что король ршился поддерживать свою власть надъ колоніями во всей ея строгости, и что раскается тотъ, кто осмлится посягнуть на верховное право.
Конвентъ протестовалъ противъ обвиненія въ непочтеніи къ королю, предложилъ народу воздерживаться отъ всякаго насилія, и въ тоже время постановилъ разойтись посл шести засданій.
Собраніе конвента было новымъ шагомъ впередъ въ той логик событій, которая зовется историческимъ ростомъ народовъ. Этотъ конвентъ былъ первымъ народнымъ собраніемъ. Второй шагъ уже легче. Вскор народныя собранія получили въ Америк такое развитіе, что политическіе вопросы разршались только на нихъ.
Въ день распущенія конвента военные англійскіе корабли бросили якорь въ порт Бостона и высадили на берегъ 700 солдатъ. Новое обстоятельство, новыя столкновенія, новыя послдствія. Узелъ затягивался все крпче и крпче.
Высадившихся солдатъ прежде всего нужно было размстить по квартирамъ. А это было вовсе не такъ легко. Губернаторъ обратился къ совту, но совтъ отказался вмшиваться въ это дло, потому что водвореніе постоянныхъ войскъ въ колоніяхъ во время мира противорчью конституціи. Городовой магистратъ отказалъ въ выдач билетовъ на постой. Оставалось только помстить войска въ правительственныхъ зданіяхъ, и ихъ дйствительно помстили въ зал совта, въ зал собранія, въ комнатахъ суда и на общественныхъ гуляньяхъ. Стоянка солдата возмущала пуританъ и приводила ихъ въ отчаяніе. Прежде тихій и спокойный городъ началъ оглашаться звуками трубъ и барабановъ, даже въ праздники. Пуритане правда молчали, общественное спокойствіе не было никмъ нарушено, но злоба накипала въ сердцахъ колонистовъ и оставалось уже немного, чтобы дать событіямъ печальный оборотъ, и придти къ послдствіямъ, которыхъ до тхъ поръ все еще старались избжать и даже боялись предвидть.
Но американцы все еще крпились и держали себя съ осторожностію и сдержанностію истинно зрлаго народа. Не дозволяя себ ничего того, что могло бы дать министерству право обвинить ихъ въ активномъ противодйствіи правительству, они съ пассивнымъ мужествомъ всхъ утсняемыхъ ршились поразить англичанъ въ самое больное мсто. ‘Не мы зависимъ отъ Англіи, а Англія отъ насъ, потому что ея торговля держится только нами’.
И затмъ американцы отказались отъ чая, отъ англійскихъ мануфактурныхъ издлій. Подобный фактъ, съ легкой руки американцевъ, повторился и на континент Европы, но разница только въ томъ, что Европа не владла никогда спокойствіемъ американцевъ и отсутствіемъ той горячки, которая превращала протесты европейцевъ боле въ блестящіе и шумные фейерверки.
Въ противуположность американскому спокойствію, англичане наступали все съ большимъ упорствомъ уязвленнаго самолюбія, утративъ въ пылу озлобленія всякое чувство справедливости. Англичанамъ очень хотлось наказать виновныхъ, потому что, по общепринятому мннію, въ Америк было бы все тихо и спокойно, если бы на несчастіе англичанъ, не было двухъ-трехъ горячихъ головъ, бывшихъ единственной причиной непокорства колонистовъ. По мннію министерства, виною всему были — Отисъ, Кешингъ, Самуэль Адамсъ и еще 16 человкъ. Всхъ этихъ зачинщиковъ безпорядковъ предполагалось предать суду. А какъ на американскій судъ полагаться было невозможно, ибо тамошніе присяжные были проникнуты тоже духомъ непокорства, и слдовательно высказали бы не такое мнніе, какое было нужно англійскому министерству, то и предполагалось Отиса, Адамса и всю ихъ компанію привезти въ Лондонъ и, согласно одному статуту Генриха VIII, предать суду особой коммисіи.
Противъ такого чудовищнаго предложенія возсталъ Боркъ. ‘Если мры, которыя вы принимаете, сказалъ онъ, не въ силахъ успокоить американцевъ, если они приводятъ ихъ только въ отчаяніе, то вы поднимаете противъ врага оружіе, которое обратится на насъ. И зачмъ дйствуете вы такимъ образомъ? Потому что, какъ говорите вы, нельзя довриться американскимъ присяжнымъ. Ваши слова способны но истин возмутить всякаго мыслящаго человка. Если въ народ, состоящемъ изъ двухъ милльоновъ, вы не можете найти себ партизановъ — измните планъ своего управленія или же откажитесь навсегда отъ своихъ колоній’.
Откажитесь навсегда отъ своихъ колоній! Мысль эта была слиш,, о.чъ смла и Георгъ III думалъ нсколько иначе. Его креатура, лордъ Нортъ, высказалъ другую мысль: прежде чмъ насъ любить, пусть Америка насъ боится ‘. Правда такую осторожную мысль высказала, тотъ самый лордъ Нортъ, про котораго говорили, что Англія въ его управленіе потеряла столько земель и надлала столько долговъ, сколько не теряла и не длала ни въ одну изъ своихъ историческихъ эпохъ. Но лордъ Нортъ очень мало заботился о томъ, что о немъ говорятъ и думаютъ. И въ тоже время онъ не былъ ни золъ, ни совершенно глупъ. Онъ были, только неспособенъ стоять но глав управленія даже во времена мене трудныя. Впрочемъ нельзя сказать про Норта, чтобы онъ не владлъ никакими способностями. Прежде всего онъ былъ человкъ необыкновенной тучности и вслдствіе того флегматикъ. Ярые противники его Фоксъ. Боркъ, Барре обвиняли его чуть не въ уголовныхъ преступленіяхъ, и онъ не только выслушивалъ ихъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ, но нердко засыпалъ въ своемъ кресл, и въ такомъ случа его нужно было будить толчками. Но разъ проснувшись и начавъ говорить, Нортъ увлекалъ палату остроуміемъ и способностію подмчать въ своихъ противникахъ смшныя стороны. Такъ Фоксъ сказалъ разъ въ палат, что лордъ Нортъ любитъ только бездятельность и лесть. ‘Позвольте, отвтилъ ему на это Нортъ, я провелъ большую часть своей жизни въ палат, мн кажется, что меня здсь не оставляютъ празднымъ и ужь конечно мн не льстятъ’. Разумется, лордъ Нортъ не былъ виноватъ въ томъ, что Георгъ Ш полагалъ, что ловкій и остроумный царедворецъ можетъ быть способнымъ первымъ министромъ, но съ другой стороны, едва ли справедливо сваливать всю вину на лорда Норта. Отношенія Америки къ Англіи сдлались уже такъ натянуты. что никакой министръ, ни даже самъ старикъ Питтъ не предупредили бы отдленія колоній отъ метрополіи. Лордъ Нортъ былъ не одинъ. Онъ явился однимъ изъ представителей партіи власти и больше ничего. Конечно онъ способствовалъ боле сворой развязк, но и въ этомъ случа его слдуетъ не столько порицать, сколько хвалить.
Лордъ Нортъ началъ съ того, что предложилъ возстановить налогъ на чай. Партія лорда Чатама сильно возстала противъ предложенія. И въ самомъ дл чего добивался Нортъ — доходовъ? Нтъ, потому что онъ самъ разсчитывалъ выручить не боле 40,000 фунтовъ стерлинговъ. Ему нужно было только одно — сломить гордость американцевъ, и заставить ихъ признать власть министерства и парламента. Посл побды онъ готовь былъ идти охотно на всякое примиреніе и даже на всякую уступку. Но ему нужно было прежде побдить. Не подчинить американцевъ теперь же власти метрополіи, сказалъ онъ въ палат, значить отказаться отъ нихъ навсегда. Пусть не думаютъ объ отмн закона прежде, чмъ Америка не будетъ лежать у нашихъ ногъ’.
И партія друзей американцевъ, во глав которой стоялъ лордъ Чатамъ, при воемъ своемъ кажущемся либерализм, стояла совсмъ не такъ далеко отъ лорда Норта. Друзья американцевъ желали только одного, чтобы колонистовъ не притсняли и не поступали съ ними произвольно, они желали, чтобы Англія изображала изъ себя чадолюбивую мать, а Америка покорную и нжную дочь. Но они были далеки отъ мысли видть въ нжной дочери совершеннолтнюю двушку, свободно располагающую своею рудою. Такимъ образомъ, если бы дочка вздумала сказать матери: маменька, пожалуйста не вмшивайтесь въ мои дла, потому что вы въ нихъ ровно ничего не понимаете, и оставьте меня въ поко, то, по мннію англійскихъ либераловъ, матери, обидвшейся непочтительностію своей дочери, слдовало отвтить — не говори мн дерзостей, и длай, что я теб приказываю, иначе я тебя заставлю. Совершенно въ этомъ смысл высказался и Питтъ, который какъ и вс умренные либералы, всхъ временъ и всхъ народовъ, говорилъ хорошо до тхъ поръ, пока не приходилось дйствовать. Не одобряя системы лорда Норта, Питтъ перешелъ бы скоре на его сторону, чмъ на сторону американцевъ. Вотъ что сказалъ онъ въ палат G марта 1770 г. Рчь эта поучительна въ особенности потому, что можетъ служить превосходной характеристикой всхъ умренныхъ либераловъ. ‘Думаютъ, сказалъ Питтъ, что я слишкомъ большой другъ Америки. Признаюсь, я дйствительно другъ этой страны. Я люблю американцевъ, потому что они любятъ свободу, я люблю ихъ за благородныя усилія, которыя они обнаружили въ послднюю войну. Но я сознаюсь, что нахожу, что они во многомъ ошибаются, они идутъ слишкомъ далеко, они ошибаются на счетъ мысли, что отъ- нихъ хотятъ взять деньги налогомъ. Но если они заходятъ уже слишкомъ далеко съ своею идеею о свобод, если они не хотятъ подчиниться законамъ нашей страны и если они хотятъ освободиться отъ законовъ торговли и навигаціи, они не найдутъ себ другого противника боле заклятаго, чмъ я. Нужно, чтобы они были подчинены. Во всхъ законахъ торговли и навигаціи Англія есть мать-родина, а американцы ея дти. Ихъ долгъ повиноваться, нашъ — повелвать. Это необходимая вещь. Когда дн страны находятся въ такомъ положеніи, какъ мы, необходимо боле чмъ простое соглашеніе, нужна подчиненность, нужно повиновеніе, нужна зависимость. И если вы не будете предписывать законовъ американцамъ, то позвольте вамъ сказать, милорды, что американцы захотятъ предписывать законы вамъ и ихъ предпишутъ’.
Рчь эта была бы хороша полустолтіемъ раньше, когда мать и дочь еще чувствовали свою взаимную родственную связь, но когда сердце дочери ожесточалось, когда неразсудительная настойчивость матери пробудила въ ум дочери нкоторыя смлыя мысли, создала въ ней невдомыя до того желанія, стремленія и ршимость освободиться отъ убійственной опеки, нравоучительныя слова становятся не кстати, и угрозы смшны, потому что, не устраняя разрыва, он только ожесточали об стороны. Питтъ въ молодости былъ бы конечно послдовательне и постарался чтобы въ его рчи конецъ вязался съ началомъ. Теперь же, объявивъ себя другомъ свободы, онъ прибавляетъ, что дастъ ее только только тмъ, кто станетъ его слушаться безусловно, и кто будетъ ему повиноваться. Но чмъ такая теорія либеральнаго Питта, имвшаго неоспоримо больше достоинствъ, чмъ безумецъ Генрихъ VIII англійскій, отличается въ сущности отъ правительственной системы Генриха.
Въ то время какъ члены парламента занимались разговорами, въ Америк случилось неожиданное событіе, перенесшее американскій вопросъ изъ сферы краснорчивыхъ разговоровъ и запальчивыхъ рчей въ сферу дйствія.
1-го марта 1770 г. произошла въ Бостон стычка между народомъ и англійскими солдатами.
Солдаты, хотя лично ни въ чемъ невиноватые, имли несчастіе возбудить ненависть жителей, за ихъ красные мундиры ихъ прозвали раками, прибавляя къ этому прозвищу эпитеты очень обиднаго свойства. Англійскій солдатъ не смлъ показаться на улиц, и мальчишки, и взрослые усиливались нанести ему какое либо оскорбленіе везд, гд только можно. И на квартирахъ солдатамъ было не лучше, имъ отказывали во всемъ, а если что и давали, то съ такимъ видомъ, что одна только необходимость подчиняться дисциплин заставляла ихъ глотать молча вс оскорбленія и обиды. По не спасла и дисциплина. Солдаты, выведенные разъ изъ терпнія, поколотили своихъ обидчиковъ. Это было въ субботу, 3 марта. Такъ какъ на другой день приходилось воскресенье, то пуритане, занявшись душеспасительными упражненіями, оставили солдатъ въ поко. Но за то тмъ энергичне оказались они въ понедльникъ 5 марта. Огромная толпа народа, вооруженнаго палками и тростями, напала на гауптвахту и начала кидать въ солдатъ снжными комьями съ каменьями въ середин, щепками и льдомъ. Разнообразная брань и угрозы въ счетъ уже не шли. Офицеръ, находившійся въ караул, обнаружилъ большое хладнокровіе и сдержанность, солдаты стояли подъ ружьемъ неподвижно. Но на бду между хладнокровными нашелся одинъ горячій, который не выдержалъ, когда ему въ лицо попалъ комъ снга съ каменной начинкой и выстрлилъ въ толпу обидчиковъ. Шесть другихъ солдатъ сдлали тоже. Конечно, это было нарушеніемъ дисциплины, но виноватъ былъ а капитанъ Престонъ, велвшій солдатамъ зарядить ружья. Съ другой стороны, можно оправдать и капитана, потому что если бы ршительное столкновеніе не произошло 5 марта, то оно произошло бы 10, 15 или 20, а уже произошло бы непремнно. Послдствіемъ залпа было то, что трое изъ нападавшихъ были убиты и шестеро ранены.
Какъ только печальное событіе огласилось по городу, а огласилось оно немедленно, все населеніе пришло въ волненіе и на другой же день былъ назначенъ митингъ. Было ршено, что городъ долженъ быть очищенъ немедленно отъ солдатъ. Къ губернатору отправили депутацію съ требованіемъ объ удаленіи войска и онъ для предупрежденія новыхъ столкновеній распорядился вывести солдатъ за городъ.
Но удаленіе солдатъ не успокоило взволнованныхъ умовъ. Похороны убитыхъ были сдланы съ торжествомъ, имвшимъ весь характеръ революціонной демонстраціи, англійскихъ солдатъ вмсто раковъ стали называть убійцами, и наконецъ потребовали, чтобы виноватые были преданы суду. Капитанъ Престонъ былъ арестованъ и заключенъ въ тюрьму, и народъ постарался разжечь страсти въ присяжныхъ, чтобы они изркли злодямъ пристойный приговоръ.
Здсь обнаружилась новая черта американской гражданской зрлости. Всякій другой народъ посл перваго залпа, сдланнаго безъ команды и хотя бы имвшаго, можетъ быть, мене печальныя послдствія, расправился бы съ виновными своими руками. Но американцы не только не сдлали этого, но они, предавъ обвиняемыхъ суду, судили ихъ съ безпристрастіемъ, небывалымъ въ исторіи въ моменты народныхъ волненій и страстности. Изъ всхъ преданныхъ суду были обвинены только два солдата, и то лишь въ простомъ убійств, вс остальные и капитанъ оправданы. Укажите другой подобный примръ изъ исторіи революціи какого либо другого народа.
Посл бостонскаго убійства наступило затишье. Но это затишье не было примиреніемъ. Напротивъ, повсюду зрла мысль о разъединеніи, вс, даже люди наиболе спокойные и разсудительные, какъ напримръ Вашингтонъ, не врили въ возможность мирнаго исхода борьбы и готовились къ вооруженному сопротивленію. Американцы, точно какъ бы сознательно, собирались съ силами для ршительной борьбы. И они дйствительно собирались съ силами. Тамъ, гд народная вспышка есть слдствіе только минутнаго увлеченія или вншняго подстрекательства, въ подобныхъ долгосрочныхъ приготовленіяхъ нтъ никакой нужды. Вспышка является мгновенно и мгновенно исчезаетъ. Но въ американцахъ происходилъ иной процессъ. И въ нихъ дйствовало увлеченіе, порывъ, горячка, но кром горячки въ нихъ была еще и та Интеллектуальная зрлость, которая сообщала всмъ ихъ дйствіямъ характеръ обдуманности и неуклоннаго стремленія къ заданной цли. Кажется, какъ будто бы вся борьба за независимость не была революціей, а какимъ-то спокойнымъ убжденіемъ, сдланнымъ Людьми созрвшими въ мысли, что иной порядокъ для нихъ Невозможенъ! И читатель согласится съ врностію этого замчанія, если обратитъ вниманіе на то, что американскую революцію, обыкновенно и не называютъ революціею, ее называютъ войной за независимость. Это происходитъ только оттого, что въ американскихъ событіяхъ нтъ обыкновенныхъ атрибутовъ революціи, нтъ ни заговоровъ, ни подземныхъ обществъ, ни людей съ страшными физіогноміями и всклокоченными волосами. Американцы даже не придумали особенной шляпы революціоннаго фасона или революціоннаго плаща. Все совершалось просто, скромно, безъ крику и шуму, вс дйствовали какъ одинъ человкъ, но какъ человкъ, строго размыслившій что ему длать, и затмъ уже не длавшій ни одного шага назадъ. Американская революція есть единственный историческій фактъ, гд движеніе совершалось не нкоторыми передовиками, тащившими за собой массу только желавшую чего-то иного, но ршительно незнавшую, что ей длать, а напротивъ ровное, почти совершенно спокойное наступательное движеніе всхъ,всего народа, переросшаго свои учрежденія и желавшаго замнить ихъ новыми. Въ этомъ и весь секретъ борьбы Англіи съ Америкой, и такого быстраго послдующаго роста американскаго Союза.
Впрочемъ читатель сдлаетъ ошибку, если изъ сказаннаго выше заключитъ, что ровное движеніе всхъ должно исключать боле усиленную дятельность нкоторыхъ. Во всхъ общихъ движеніяхъ, во всей исторической жизни народовъ есть всегда одинъ фокусъ, въ которомъ концентрируются отдльныя, индивидуальныя стремленія. Такіе же фокусы бывали всегда и въ жизни американцевъ. Сначала центромъ движенія явился Отисъ, затмъ новыя стремленія сосредоточились въ Пэтрик, а посл бостонского убійства выступаетъ на сцену Самуэль Адамсъ. Съ 1770—1773 года онъ былъ душею движенія, и англичане прозвали его великимъ поджигателемъ. Во всхъ безконечныхъ спорахъ этого времени колоній съ метрополіей, Адамсъ является главнымъ дятелемъ, это онъ поддерживалъ и разжигалъ энергію, и онъ былъ главнымъ редакторомъ всего того, что исходило отъ имени колоній въ вид петицій, адресовъ и офиціальныхъ писемъ.
Губернаторомъ Массачуссется былъ въ это время Гетчинсонъ, человкъ въ дух Георга III и его сподвижниковъ. Чтобы оправдаті. довріе высшей власти, вврившей ему губернаторскій постъ, Гетчинсонъ старался всми силами сдлать себя какъ можно боле непріятнымъ американцемъ, и надо отдать ему справедливость достигъ этого вполн. Изъ поступковъ его, наиболе оскорбившихъ американцевъ, былъ слдующій. На собраніи 1772 г. онъ объявилъ, что англійское правительство назначило губернатору жалованье отъ себя, изъ американскихъ доходовъ. Больне этого уязвить американцевъ было невозможно. Если англійское правительство назначило жалованье само собой и для этого истребовалось согласіе колоніальнаго собранія, то очевидно, что губернаторъ изъ чиновника колонистовъ превращался въ власть совершенно вншнюю, имющую корни не въ Америк, а въ Англіи,— въ власть совершенно независимую отъ собранія. Большей обиды придумать было невозможно. Но колонисты и тутъ съумли себя сдержать. Не позволяя себ никакихъ крайностей, въ которыя впадаютъ такъ легко разгорячившіеся люди, собраніе вжливо просило губернатора получать жалованье но вотировк собранія, а не отъ англійскаго правительства. Гетчинсонъ конечно отказалъ. Тогда собраніе сочло себя въ прав считать себя оскорбленнымъ, а вмст съ тмъ счелъ себя обиженнымъ и весь народъ. Свое оскорбленіе народъ заявилъ тмъ, что началъ составлять митинги, а на митингахъ протестовать противъ новой узурпаціи метрополіи. Конечно, эти протесты не были бы особенно важны и не казались бы англійскому министерству особенно опасными, еслибы они ограничивались одними заявленіями неудовольствія, даже очень шумными. Но колонисты дйствовали иначе. Они шумли только въ той мр, какая неизбжна по самому существу многолюдства, а за тмъ дали своимъ совщаніямъ направленіе вполн зловщее и обсуживали вопросъ о томъ, какъ было бы хорошо образовать республику по образцу или на манеръ голландской и за тмъ водворить у себя полную свободу торговли и промышленности. Англія была права, если въ этихъ разсужденіяхъ видла для себя большую опасность. Пока зловщія разсужденія происходили въ колоніальныхъ собраніяхъ, неудовольствіе колонистовъ и ихъ опасныя мысли не имли характера всеобщности и могли казаться задоромъ однихъ представителей. По когда задоръ сталъ проявляться въ чисто-народныхъ собраніяхъ. на сельскихъ митингахъ, когда зловредныя мысли, грозившія англійскому авторитету, стали выражаться людьми, пахавшими землю своими собственными руками, то стало очевиднымъ, что задоръ представителей есть только выраженіе неудовольствія всхъ и иметъ силу, какую, въ немъ вовсе не подозрвали.
Историческая послдовательность велитъ однако замтить, что мысль о митингахъ принадлежитъ вовсе не сельскому населенію. Первый народный митингъ билъ устроенъ въ Бостон по предложенію Самуэля Адамса и на этомъ митинг было ршено образовать комитетъ, которому и поручено составить изложеніе правъ колонистовъ какъ людей, какъ подданныхъ и какъ христіанъ. Изложеніе это было составлено съ большимъ искуствомъ. Въ качеств людей, колонистамъ должно было принадлежать ненарушимое, безусловное право на свободу и собственность, какъ ломанные, они хотли правъ, гарантированныхъ великой хартіей, какъ христіане, требовали полной религіозной свободы. Изложеніе это оканчивалось воззваніемъ къ колонистамъ, которыхъ приглашали поддержать и возстановить свои нрава и спасти гибнущую конституцію. ‘Но если, говорилось въ заключеніе, провинція найдетъ, что права эти ей не принадлежатъ или что они не были похищены, или что не стоитъ труда ихъ защищать, намъ остается только оплакивать потерю гой великой любви къ свобод гражданской и религіозной, которая въ виду опасностей и даже смерти побудили нашихъ отцовъ покинуть свою родину и поселиться въ пустын.’
Это изложеніе было напечатано въ 600 экземплярахъ и разослано по всмъ городамъ.
Губернаторъ Гетчинсонъ пришелъ въ ужасъ и негодованіе и на слдующемъ собраніи объявилъ, что признаетъ подобные митинги опасными и противозаконными, потому что на нихъ разсуждаютъ о конституціи и осмливаются отвергать власть парламента. Собраніе, которому была выражена подобная мысль, отвтило такимъ образомъ, что Гетчинсону пришлось пожалть свою политическую близорукость. Массачуссеты объявили на отрзъ, что губернаторъ совершенно нравъ, что колонисты отвергаютъ дйствительно власть и право парламента надъ собою, и что если и встрчались прежде примры подчиненія актамъ парламента та это происходило вслдствіе необдуманности или нежеланія бороться съ метрополіею, въ дйствительности же колонія не признавала никогда законодательной власти парламента надъ собою.
Дерзости колонистовъ были слишкомъ велики, а сила губернатора слишкомъ мала, чтобы онъ могъ стремиться къ возстановленію равновсія открытой борьбой силы противъ силы, и потому Гетчинсонъ избралъ путь окольный, и не имя возможности дйствовать явно, сталъ дйствовать тайно. Это обнаружилось изъ опубликованной секретной переписки Гетчинсона съ однимъ членомъ англійскаго парламента. Если Самуэль Адамсъ былъ великимъ поджигателемъ американцевъ, то губернаторъ Бернаръ и его намстникъ Гетчинсонъ были великими поджигателями англичанъ. Разница только въ томъ, что Адамсъ дйствовалъ открыто, а Бернаръ и Гетчинсонъ тайно. Письма эти показала еще, что Гетчинсонъ былъ великій лицемръ, ибо въ то время, когда онъ старался показать американцамъ, что держитъ ихъ сторону, онъ поджигалъ министерство на мры крутыя и-энергическія. ‘Нужно, писалъ онъ. ослабить и уменьшить то, что люди зовутъ англійской свободой… невозможно, чтобы колонія, лежащая отъ метрополіи за три тысячи миль, пользовалась равною ей свободою… когда я прошу ослабить свободу, я желаю блага колоніи, чтобы связь ея съ метрополіею не порвалась…’ Весьма вроятно, что Гетчинсонъ, высказывая подобныя мысли, имлъ въ виду дйствительно благо колоній, но въ такомъ случа, зачмъ же онъ не высказывалъ своихъ мыслей вслухъ? Зачмъ поднялся повсюду въ Англіи такой шумъ, когда Франклинъ опубликовалъ эти письма? Какъ извстно, Франклинъ, которому достались эти письма, отправилъ ихъ къ президенту массачуссетской палаты представителей съ тмъ, чтобы письма эти не были напечатаны, а только сдланы извстными небольшому числу лицъ. Самуэль Адамсъ, понявъ просьбу Франклина нсколько шире, прочиталъ письма конфиденціально всему собранію представителей. Такая конфиденціальность кончилась тмъ, что чрезъ нсколько дней письма были частью напечатаны, а частью распространились въ копіяхъ. Но не этого собственно хотло собраніе: оно вотировало петицію королю, въ которой просило смны Гетчинсона. Въ петиціи губернаторъ обвинялся въ томъ, что онъ нарушалъ доброе согласіе между колоніями и метрополіею, что онъ не допускалъ петицій американцевъ къ королю, что онъ былъ причиной занятіи провинціи англійскими войсками. Отвтъ на петицію былъ такой, какимъ ему и слдовало быть. Поведеніе губернатора найдено безукоризненнымъ, а просьба колонистовъ неосновательной. Все это конечно меньше всего было въ состояніи водворить доброе согласіе между сторонами, вовсе и нежелавшими идти на уступки, тмъ боле, что американцы уже почти пришли къ убжденію, что мирный исходъ споровъ совершенно невозможенъ, и что придется покончить вопросъ съ оружіемъ въ рукахъ. Бостонское убійство было первымъ шагомъ на этомъ пути, исторія съ чаемъ — вторымъ.
Налогъ на чай привелъ къ тому, что американцы отказались покупать чай у остъ-индской компаніи и пробавлялись чаемъ контрабанднымъ. Вслдствіе этого акціи компаніи упали, а правительство теряло въ пошлин ежегодно 40,000 ф. стер. Для поправленія длъ компаніи, лордъ Нортъ предложилъ, чтобы компанія ввозила свой чай сама, и вмст съ тмъ понизилъ налогъ до того, что контрабанда била почти невозможна. Законъ, какъ водится, принятъ безъ возраженій и мннія американцевъ никто не спросилъ.
Остъ-индская компанія поспшила воспользоваться новой привиллегіею. Въ 1773 году она снарядила нсколько кораблей съ чаемъ, и въ разныхъ портахъ Америки назначила своихъ агентовъ для его продажи. Но американцы не хотли пить и дешеваго чая, и распоряженіе парламента толковали, какъ новое оскорбленіе. Такъ какъ законъ былъ уже изданъ, и съ этой стороны американцамъ не оставалось ничего длать, то они придумали не впускать къ себ кораблей съ чаемъ. Мысль черезъ чуръ отважная, и которую можно было привести въ исполненіе лишь революціонными средствами. Американцы не останавливались теперь даже и передъ ними.
Въ нкоторые порты корабли не смли войти, потому что лоцманамъ. было запрещено ихъ вводить, въ другихъ агенты, запуганные оппозиціей, хотя и приняли грузъ, но продавать его нершались, и чай гнилъ въ магазинахъ. Бостонскіе патріоты хотли тоже помшать выгрузк чая, по мстная правительственная власть поддерживала агентовъ компаніи. Между тмъ корабли стояли въ пристани и народъ караулилъ ихъ нсколько ночей, чтобы помшать выгрузк. Наконецъ толпа людей наиболе отважныхъ, перерядившихся индйцами, взобралась на корабли компаніи, разбила 340 ящиковъ съ чаемъ, и побросала его въ море. Джонъ Адамсь говоритъ, что все это совершилось въ великомъ порядк, и даже съ почтительнымъ видомъ. Посл уничтоженія чая, произведеннаго на глазахъ тысячи зрителей, переодвшаяся молодежь удалилась совершенно спокойно, не нанеся никому никакой обиды или оскорбленія.
Когда въ Англіи узнали о бостонскомъ событіи, то пришли въ негодованіе не только король и парламентъ, но даже и народъ. Оскорбленіе было общее, всмъ казалось, что обезчещена вся Англія до послдняго поденщика. Дло было дйствительно такого рода, что оставалось или положить навсегда предлъ подобному самоуправству, или отказаться изъ своей власти надъ колоніями. Такъ какъ отказаться отъ власти оказывалось невозможнымъ, то оставалось принять мры противъ самоуправства и наказать Ростовцевъ. Лордъ Портъ прославился и тутъ. Онъ предложилъ знаменитый билль о закрытіи бостонскаго порта, и билль конечно былъ принятъ безъ всякихъ возраженій Навкъ закономъ запрещалась всякая грузка и выгрузка въ порт Бостона, и всю морскую торговлю Массачусется, велно было производить черезъ портъ Саломскій. Придумавъ такую остроумную мру, лордъ Нортъ доказывалъ основательность и справедливость своей мысли тмъ, что если невозможно найти лично виновныхъ, то въ примръ, въ назиданіе и въ исправленіе слдуетъ наказывать всхъ поголовно. ‘Если городская власть, говорилъ онъ при своемъ доклад,— осталась въ бездйствіи, то нтъ ничего справедливе и проще, какъ наложить штрафъ на весь городъ, чтобы наказать его за безпечность. Въ Лондон, когда при Карл II былъ убитъ неизвстнымъ докторъ Лембъ, штрафъ былъ наложенъ на все Сити… Затмъ лордъ Нортъ привелъ еще нсколько фактовъ подобнаго же свойства, вроятно, предполагая, что англійское правительство никогда не ошибалось, или что всякій городъ и общину можно разсматривать какъ моральную личность, подлежащую вмняемости за проступки своихъ отдльныхъ членовъ.
Немного голосовъ возвысилось на защиту американцевъ. Членъ палаты Феллеръ предложилъ уничтожить совершенно пошлину на чай, ‘для горсти гороху вы рискуете имперіею’, сказалъ онъ. Министры ему отвтили, что вопросъ заключается въ томъ, должна ли Англія лишиться своего авторитета и уступить Америк? За Феллеромъ всталъ. Боркъ и сказалъ лучшую рчь, какая когда либо говорилась въ европейскихъ собраніяхъ. Лордъ Дауздэль, умиленный словами Борка, воскликнулъ: ‘будемте справедливы, пока это еще не поздно’. Но восклицаніе это уже запоздало. Линія хотли заставить Америку просить прощенія на колняхъ, наступила нора господства силы.
Генералу Беджу, главнокомандующему всми войсками въ Америк, было предписано взять въ свои руки гражданское управленіе Массачуссетса и послать четыре полка запороть бостонскій портъ. Ему было велно принять необходимыя мры для арестованія предводителей возстанія и для ихъ наказанія. Другими словами, это значило лишить американцевъ гласнаго, присяжнаго судя. Но какъ бы въ вознагражденіе подобнаго произвола было повелно, что вс сборщики, чиновники и солдаты, обвиняемые въ уголовныхъ преступленіяхъ, будутъ судимы или въ Массачусеетс или въ новой Шотландіи или въ Великобританіи.
Вслдъ за этимъ распоряженіемъ собрался митингъ, на которомъ было провозглашено, что несправедливость, безчеловчіе и жестокость акта, которымъ закрывается бостонскій портъ превышаетъ все: что собраніе предоставляетъ общественному мннію судить этотъ актъ насилія, что если другія колонія присоединятся къ бостонцамъ для прекращенія всякой торговли съ Англіею, пока билль не будетъ измненъ, то этимъ спасется Сверная Америка и ея свобода. Постановленіе собранія было разослано во вс колоніи и повсюду оно встртило сочувствіе.
7-го Іюня собралось собраніе массачуссетское, постановившее, что необходимо для поршенія отношеній съ Англіею собраться комитетамъ колоній. Какъ только губернаторъ узналъ, что въ такомъ незаконномъ собраніи обсуживается вопросъ такого революціоннаго свойства, онъ отправился немедленно, чтобы распустить собраніе. Но дверь была закрыта, и свое распоряженіи о распущеніи собранія губернаторъ долженъ былъ провозгласить на лстниц, что было очень комично.
Но губернаторъ мало заботился о томъ, комично это или нтъ. Для него главный вопросъ заключался въ томъ, чтобы не допускать народныхъ собраній, потому что на’нихъ американцы приходили къ мыслямъ и ршеніямъ не только непочтительнымъ, по даже и опаснымъ авторитету метрополіи. Поэтому губернаторъ издалъ повелніе, которымъ запрещались всякія народныя собранія. При этомъ губернаторъ объявилъ, что если собраніе не разойдется по приказанію шерифа, то онъ придетъ самъ, съ солдатами и съуметъ, заставить народъ повиноваться.
Съ другой стороны для американцевъ народныя собранія были все, на нихъ они выбирали своихъ чиновниковъ и поршали свои вопросы. Правда, на этихъ же собраніяхъ приходили и къ мыслямъ, возмущавшимъ министерство лорда Норта, по какъ колонисты находились теперь именно въ томъ положеніи, что имъ было нужно обезопасить себя отъ очевиднаго насилія, то угрозы и приказанія губернатора никого не испугали, и митинги продолжались но прежнему. На одномъ изъ нихъ, происходившемъ въ Мильтон, была постановлена слдующая резолюція: ‘Намъ угрожаетъ не справедливость, а сила, не мудрость, а мщеніе. Великобританія, которая нкогда преслдовала, мучила и изгоняла нашихъ отцовъ, теперь преслдуетъ съ безпощадной жестокостію ихъ невинныхъ дтей. Наши отцы своимъ трудомъ и своего кровью пріобрли эти пустыни, эту дикую почву, намъ оставили они это наслдство, стоившее имъ такъ дорого, намъ они завщали священное обязательство передать нашимъ потомкамъ это добро во всей его цлости. Отъ нашего мужества и нашего благоразумія зависитъ судьба Новаго Свта и милльоновъ людей, которые еще не родились. Если огромный континентъ, если народъ изъ нсколькихъ милльоновъ людей согласится изъ трусости жить по произволу и капризамъ министровъ, онъ приметъ позорно добровольное рабство, будущія поколнія покроютъ его память вчнымъ проклятіемъ.’ За этимъ вступленіемъ говорилось, что билль лорда Норта есть усиліе преступнаго министерства къ порабощенію Америки, и что ему повиноваться не слдуетъ, что совтники, которые примутъ свое званіе отъ правительства, и судьи, занявшіе свои мста подобнымъ же образомъ, будутъ считаться чиновниками внзаконными, которымъ никто повиноваться не обязанъ, что хотя благоразуміе велитъ оставаться въ положеніи оборонительномъ, но это положеніе должно оставаться только до тхъ поръ, пока оно не поставятъ въ опасность свободу и жизнь гражданъ. Поэтому предлагалось образовать милицію, упражнять ее, по меньшей мр, разъ въ недлю и избрать способныхъ офицеровъ.
Постановленіе это не осталось пустой угрозой, потому что колонисты чувствовали себя довольно сильными, чтобы его выполнить. Они дйствительно отказались повиноваться короннымъ чиновникамъ и короннымъ судьямъ.
На подобную ршимость одной или даже нсколькихъ колоній, хотя и можно смотрть какъ на начало революціи, но для возможности дйствительнаго противодйствія Англіи, американцамъ недоставало единства плана. Митингами зрлъ народъ въ своихъ политическихъ убжденіяхъ, онъ привыкалъ къ упорству въ своихъ стремленіяхъ и къ настойчивости. Но одного этого было еще мало, чтобы устроить окончательно и прочно новыя отношенія къ метрополіи. Самуель Адамсъ явился поэтому представителемъ той части населенія, которая видла необходимость общаго союзнаго собранія или конгресса. Мысли эти были приняты съ жаромъ всми колоніями, и было поршено избрать лтомъ 1774 г. депутатовъ на конгрессъ.
Въ сентябр 1774 года собрались въ Филадельфіи депутаты двнадцати колоній. Здсь явились впераые люди, которымъ пришлось играть впослдствіи видную роль — Пэтрикъ Генри, Пейтонъ Рендольфъ, Генрихъ Ли, Вашингтонъ, Филиппъ Ливингстонъ, Джонъ Джей, оба Адамсы, Шерманъ и др.
Только-что собраніе собралось, оно назвало себя конгрессомъ. Въ президенты былъ избранъ Пейтонъ Рендольфъ.
Наиболе замчательнымъ актомъ, составленнымъ конгрессомъ, есть декларація нравъ. ‘Мы объявляемъ, говорится въ ней’ что жители англійскихъ колоній въ Америк имютъ слдующія нрава, на основаніи законовъ природы, англійскихъ конституціонныхъ принциповъ и ихъ различныхъ хартій:
Они имютъ право на жизнь, свободу и собственность, и никогда недозволятъ никакой посторонней власти распоряжаться этими благами безъ своего согласія. Въ то время, какъ эмигрировали первые колонисты, основавшіе колоніи, они владли въ дйствительности всми правами, свободой и собственностію наравн съ подданными, родившимися въ Англіи.
Переселившись, они ни отказались, не утратили ни одну изъ своихъ вольностей, дти переселенцевъ имютъ право пользоваться ими на столько, на сколько позволяетъ имъ ихъ положеніе.
Основаніе англійской свободы заключается въ прав народа на участіе въ законодательств. Колонисты не имютъ и не могутъ имть представителей въ англійскомъ парламент, но они имютъ право пользоваться въ своихъ провинціальныхъ собраніяхъ законодательной властью по всмъ вопросамъ о налог и внутренней полиціи, исключая верховнаго veto.
Колонисты имютъ право на англійскій common-law и въ особенности на великую привиллегію быть судимыми собственными Джури.
Они имютъ право составлять сходки, обсуживать замчаемыя ими неудобства и стсненія, и обращаться въ королю съ петиціями. Всякія запрещенія или преслдованія сходокъ и петицій незаконны.
Незаконно держатъ въ колоніяхъ во время мира постоянное войско, безъ согласія колоніальнаго законодательнаго собранія той мстности, гд поставлено войско.
Безусловно и существенно необходимо, чтобы отдльныя отрасли законодательной власти были бы взаимно независимы. Поэтому вврить исполненіе законодательной власти совту, назначаемому и смняемому короной, противно конституціи, и опасно для свободы американской законодательной власти.
Кром этой деклараціи былъ составленъ адресъ къ королю, адресъ къ англійскому народу и къ американцамъ. Вс эти документы служатъ превосходными историческими памятниками спокойной разсудительности американцевъ. Я не хочу сказать этимъ, чтобы колонисты не отдавались никакому другому чувству и держали себя какъ флегматики. Но я хочу сказать, что ихъ страстность не была слпымъ порывомъ. Нельзя производить великихъ длъ безъ увлеченія и страстности, ибо только отъ размра страстности зависитъ размръ активности. Страстность есть энергія, но для дла — одной энергіи мало, нужно еще знать, что длать. А въ этомъ-то именно и выразилось все величіе американскаго интеллекта, все величіе американской настойчивости. Вы чувствуете и видите страстность, но вы вмст съ тмъ видите, что она не колобродитъ, какъ какая нибудь сырхая сила, выпущенная на свободу, а напротивъ того служитъ исключительно исполнительнымъ орудіемъ высшей, руководящей силы — разума. Это видне всего изъ обращенія конгресса къ колонистамъ.
Въ то время, какъ узелъ затянулся такъ, что для распутанія его остается лишь средство Александра Македонскаго, конгрессъ, понимающій это очень хорошо, пишетъ народу слдующее: ‘… Отъ васъ зависитъ теперь спасеніе ваше и вашего потомства… Не забывайте чести своей страны, отъ вашего поведенія зависитъ честь или позоръ Америки. Если пассивное сопротивленіе, которое мы намъ рекомендуемъ, не поможетъ, вамъ неизбжно придти къ выбору между окончательнымъ позорнымъ подчиненіемъ или тмъ опаснымъ положеніемъ, въ которомъ вы находитесь теперь. Въ эту трудную минуту употребите всю свою энергію, всю свою разсудительность, чтобы удержаться въ предлахъ спокойныхъ, мирныхъ мръ, но вмст съ тмъ не забывайте, что планы, составленные противъ колоній, сопровождались такими дйствіями, что благоразуміе велитъ предвидть несчастныя обстоятельства и быть готовыми на все’.
И въ этомъ адрес, какъ во всхъ остальныхъ, какъ въ обращеніи къ англійскому народу, нтъ ничего дйствующаго на страсти, задвающаго личности, возбуждающаго ненависть. Люди стараются дйствовать на убжденіе, они говорятъ о своихъ правахъ, высказываютъ желаніе, чтобы права эти были сохранены ими въ ихъ первоначальной чистот и больше ничего. Но въ этомъ спокойствіи и заключается вся сила. Двсти лтъ борятся американцы безустанно за свои нрава, отстаиваютъ ихъ до послднихъ мелочей, не ступивъ ни одного шагу назадъ и ни на одну минуту, ни въ чемъ не уронивъ своего достоинства. Сохраненіе достоинства и наружнаго спокойствія лучшая похвала политической зрлости американцевъ. Англичане не съумли удержаться на этой высот, мало того, что, сознавая за собою силу, они позволяли себ дйствія мелочниковъ, они даже ругали американцевъ въ своемъ парламент словами неприличными въ подобныхъ собраніяхъ. И общественное мнніе обсудило давно поведеніе американцевъ и англичанъ: вся честь на сторон первыхъ,а весь стыдъ на сторон вторыхъ. Жаль только одного, что качество историческихъ событій нельзя опредлять ни мриломъ чести, ни мриломъ стыда, и что въ историческихъ причинахъ, создающихъ печальныя историческія послдствія, простой, нехитрый расчетъ выгоды и невыгоды, пользы и вреда, не является такимъ главнымъ элементомъ, какимъ бы онъ долженъ являться.
Въ то время какъ американскій конгрессъ писалъ свои деклараціи и адресы, въ Англіи происходили парламентскіе выборы. Подъ вліяніемъ озлобленія англичане выбирали въ члены людей враждебныхъ американцамъ. Друзей было избрано мало. Въ засданіи 20 января 1775 г. лордъ Чатамъ явился въ палату лордовъ, чтобы говорить объ американскихъ длахъ. Скамьи были переполнены американцами и въ первомъ ряду сидлъ Франклинъ. ‘Милорды, сказалъ Чатамъ, бумаги, которыя представляютъ вамъ сегодня въ первый разъ, сколько мн извстно, находятся въ портфел министра пять или шесть недль. И хотя судьба королевства зависитъ отъ этого великаго вопроса, но только сегодня пригласили насъ заняться его разсмотрніемъ… Милорды, я не имю ни малйшаго желанія читать эти бумаги. Я знаю, что въ нихъ содержится. Нтъ ни одного члена, который бы не зналъ того же… Воспользуемтесь первымъ моментомъ, чтобы вступить въ соглашеніе. Скоро будетъ уже поздно. Одинъ потерянный часъ можетъ породить годы несчастія. Отзовите войска изъ Бостона — это главное средство возстановить миръ и основать ваше будущее благополучіе… Духъ независимости, воодушевляющій американцевъ, вещь вовсе не новая, ихъ убжденія никогда не мнялись… Этотъ духъ свободы воодушевляетъ къ Америк три милльона людей, я надюсь чіо въ Англіи найдется вдвое людей, которые будутъ этому аплодировать… Американцы говорятъ, что вы не имете права налагать на нихъ налогъ: они нравы…Прочитайте, милорды, бумаги американцевъ, кто уважаетъ твердость и мудрость, не можетъ не уважать американцевъ. Что касается до меня, то во всемъ, что я когда либо читалъ — а я читалъ укидида, я изучалъ и удивлялся государствамъ, бывшимъ владыками міра — я не встрчалъ никогда ничего подобнаго уму, сил соображенія и мудрости выводовъ, какъ высказали американцы въ своихъ постановленіяхъ и ршеніяхъ. Среди обстоятельствъ такой трудности и сложности, я не знаю ни одного народа, ни одного собранія, которое можно было бы поставить выше филадельфійскаго конгресса. Исторія Греціи и Гима не представляетъ ничего боле великаго… Обращать въ рабство такихъ людей, налагать на нихъ деспотизмъ — безумное усиліе, могущее вести только къ роковымъ послдствіямъ. Мы кончимъ тмъ, что насъ принудятъ отступить, отступимте, пока это еще можно сдлать добровольно, не станемте ждать необходимости отступленія… Устраните эту унизительную необходимость, съ достоинствомъ, совмстнымъ съ вашимъ великимъ положеніемъ, сдлайте первый шагъ къ миру, къ согласію, къ будущности, только въ этомъ истинное достоинство. Если министры упорствуютъ давать королю дурные совты и сбивать его, я не скажу, что король обманутъ — но я скажу, что гибнетъ государство. Я не скажу, что министры разрушаютъ привязанность, которую питаютъ подданные къ корон, но я скажу, что если такой алмазъ, какъ Америка, не будетъ въ нашей корон — не стоитъ труда ее носить’.
Лордъ Кембденъ говорилъ еще убдительне: ‘Милорды, сказалъ онъ, я говорю съ вами не какъ политикъ, не какъ государственный человкъ или философъ, а какъ простой легистъ. Вы не имете права налагать налогъ на Америку, естественное право и неизмнные законы природы на сторон этого народа. Короли, лорды, общины — все это красивыя, звучныя названія, но короли, лорды, общины могутъ сдлаться тиранами. Также законно противиться тираніи многихъ, какъ тираніи одного. Однажды спросили великаго Сельдона, въ какой книг говорится о прав сопротивленія тираніи. ‘Это былъ всегдашній обычай Англіи, отвтилъ і ельденъ, а обычай Англіи есть законъ страны’.
Эти блистательныя рчи защитниковъ говорились совсмъ некстати. Хорошо говорить, когда знаешь, что можно убдить, но зачмъ говорить, когда не только не убждаешь, но когда противорчіемъ вызываешь еще большую злобность. Краснорчіе Питта и Кембдена должно были разбиться о несокрушимую ршимость людей, хотвшихъ борьбы и униженія. Лордъ Гоуэръ сказалъ немногими словами, чего хочетъ Англія, и немногими словами пристыдилъ многорчивое безсиліе людей, хотвшихъ дйствовать на доброжелательство. ‘Милорды, сказалъ Гоуэръ, оставьте американцевъ говорить о своихъ естественныхъ или божескихъ правахъ, объ ихъ правахъ, какъ людей и какъ гражданъ, объ ихъ правахъ, которыя они получили отъ Бога’ природы! Мое мнніе, что нужно употребить силу’. По крайней мр, коротко и ясно. Махового что ясно, но Чатама укоряли еще, что онъ разжигаетъ американцевъ. Мнніе Гоуэра восторжествовало, какъ самое краткое и самое легкое по выполненію, король былъ въ восторг, а защитники американцевъ были пристыжены своимъ безсиліемъ.
Восторжествовавшая сторона приступила немедленно къ проэктамъ и мрамъ насильственнаго свойства, ибо была убждена, что американцевъ слдуетъ заставить вымаливать себ прощеніе, и чтобы успхъ побды былъ вполн несомнненъ, министерство поручило Джонсону написать зажигательный манифестъ, съ цлію возбудить въ каждомъ англійскомъ простолюдин воинственный жаръ и ненависть къ американцамъ. Джонсонъ постарался быть какъ можно язвительне и остроумне, но ему удались только цинизмъ, грубость и наглость. Вотъ образчики Джонсоновскаго остроумія. ‘Бостонцы, писалъ Джонсонъ, угрожаютъ намъ тмъ, что покинутъ свои цвтущіе города и выселятся въ пустыни.— Тмъ лучше — герои оставятъ мсто людямъ боле ихъ умнымъ.— Они жалуются, что ихъ хотятъ везти по сю сторону океана, чтобы судить. Пусть не безпокоятся. Ихъ осудили, не выслушавши, и за чмъ процессъ? Довольно того, что видно’.
‘Колонисты, говоритъ онъ дальше-впрочемъ безпристрастіе велитъ прибавить, что министерство устыдилось этихъ мыслей и напечатаны он не были — не были обложены налогомъ въ первое время, но что это доказываетъ? Теленка не запрягаютъ въ телгу, а ждутъ, когда онъ сдлается быкомъ’.
Или: ‘Американцы хвастаютъ, что они множатся съ плодовитостію гремучихъ змй. Еще одна причина для насъ, чтобы поспшить уничтожить упорство. Когда Америка сдлается боле заселенной, чмъ Европа, черезъ столтіе съ четвертью, наступитъ и пора, чтобы повелители земли трепетали въ своихъ дворцахъ’.
Министерство, ршившее, что нужно употребить силу, распорядилось послать въ Массачуссетъ войско, и стснить торговлю колонистовъ.
По и этотъ ршительный шагъ не представлялъ для американцевъ достаточной силы убдительности, чтобы вызвать ихъ на равносильныя мры. Партія умренныхъ все еще надялась на мирный исходъ дла, и только люди горячіе, боле пылкіе патріоты, думали иначе. Во глав ихъ стоялъ Пэтрикъ Генри, который, на конвент въ Ричмонд, предложилъ, чтобы колонія встала немедленно на военную ногу, и для этой цли созвала бы комитетъ, которому и поручить собрать, вооружить и обучить милицію, достаточнаго размра.
Умренные взволновались такимъ ршительнымъ предложеніемъ. Имъ казалось, что король и нація сочувствуютъ американцамъ, и они боялись, чтобы подобныя насильственныя мры не подняли противъ колоній весь великобританскій народъ. Похвальныя мысли умренныхъ имли однако своимъ источникомъ не столько миролюбивыя основанія, сколько трусость. Имъ казалось, что сопротивленіе совершенно невозможно. Да и какъ сопротивляться, не имя ни войска, ни генераловъ, ни магазиновъ, ни денегъ? Вопросъ вовсе не въ воинственномъ жар, который возбудить вовсе нетрудно, а въ матеріальныхъ средствахъ обороны. Можно пожалуй кинуться съ безумной отвагой въ крайность, ну а если громы, которые навлечетъ на себя Америка, ее погубятъ? На эти замчанія Пэтрикъ Генри отвтилъ такъ: ‘Людямъ свойственно, сказалъ онъ, предаваться иллюзіямъ надежды. Мы всегда готовы закрыть глаза, чтобы не видть непріятной правды и прислушиваться къ голосу надежды. Но прилична ли такая роль людямъ разсудительнымъ, вступающимъ въ великую борьбу за свободу. Принадлежимъ ли мы къ тмъ людямъ, у которыхъ пть глазъ, чтобы видть, и нтъ ушей, чтобы слышать то, что прямо касается ихъ спасенія? Что касается до меня, то я хочу знать всю истину, знать самыя дурныя стороны обстоятельствъ и приготовиться.
Для направленія своихъ дйствій я знаю одинъ источникъ — опытъ. Чтобы обсуждать будущее, я не знаю другого средства крочіі оцнки прошедшаго. А оцняя пришедшее, оцняя поведеніе англійскаго министерству за послдніе десять лтъ, я спрашиваю, что можетъ подтверждать надежды, которыми эти господа утшаютъ себя и палату. Не вроломна ли та улыбка, съ которой была принята наша петиція? Недовряйтесь ей,— это западня. Не позволяйте обмануть себя поцлуемъ.
‘… Мы сдлали все, что было въ нашей власти, чтобы отвратить приближающуюся бурю… Посл этого совершенная химера питать себя надеждой примиренія и мира. Нтъ боле мста для надежды. Если мы хотимъ быть свободными и сохранить свои права — нужно сражаться, я повторяю, нужно сражаться. Призывъ къ оружію и къ богу брани—вотъ все, что намъ остается.
‘Намъ говорятъ: мы слабы, мы неспособны бороться съ такимъ могучимъ противникомъ. Но когда же мы будемъ сильны? Случится это на будущей недл или въ будущемъ году. Не случится ли это, когда въ каждомъ нашемъ дом водворится но англійскому солдату и мы будемъ обезоружены? Нершительность я бездятельность разв дадутъ намъ новыя силы? Пріобртемъ мы средства сопротивленія лежа на спин и занятые преслдованіемъ призраковъ надежды, въ то время, какъ непріятель будетъ держать насъ связанными по рукамъ и по ногамъ? Нтъ, мы не слабы, если съумемъ воспользоваться источниками, которые Богъ и природа дали намъ во власть. Народъ въ три милліона душъ, народъ, вооружившійся за святое дло свободы, и въ стран, какъ наша,— непобдимъ.
‘Зачмъ ослаблять значеніе обстоятельствъ. Можно пожалуй кричать: миръ! миръ!— Но мира больше нтъ. Война началась… Неужели жизнь такъ дорога, и миръ такъ пріятенъ, что ихъ нужно покупать цною оковъ и рабства? Пусть спасетъ насъ отъ этого всемогущій Богъ! Я не знаю, что сдлаютъ другіе, для меня же — или дайте мн свободу или возьмите мою жизнь’.
Пророчество Пэтрика, что война началась, оправдалось въ дйствительности.
Генералъ Гедисъ, командовавшій королевской арміею въ Бостон, задумалъ уничтожить оружіе и запасы, которые массачуссетскіе колонисты собрали въ Конкорд. Генералъ руководствовался миролюбивымъ желаніемъ предупредить возможность столкновенія, ибо если у людей нтъ военныхъ средствъ — невозможна и война. Съ такою миролюбивою цлью, Геджъ снарядилъ секретную экспедицію, но но несчастію секретъ открылся, американцы ударили въ набатъ и стали стрлять изъ ружей. Солдаты экспедиціи были встрчены милиціею изъ Лексингтона въ числ 70 человкъ. Маіоръ, командовавшій королевскимъ отрядомъ, приказалъ милиціонерамъ положить оружіе и назвалъ ихъ бунтовщиками. Въ это время кто-то выстрлилъ. Кто? неизвстно. Затмъ послдовалъ залпъ. Американцы разбжались, нсколько человкъ изъ нихъ было убито. Но когда англичане воротились изъ Конкорда, свершивъ благополучно свое дло, ихъ встртила вся милиція. Американцы, придерживаясь партизанской войны, напали на нихъ въ разбросъ и изъ засадъ. Преслдуемые противниками, англичане пришли въ Лексингтонъ въ весьма печальномъ положеніи, потерявъ убитыми, раненными и плнными 273 человка, американцы лишились 90 человкъ.
Дло это, ничтожное но размрамъ, оказалось важнымъ по своимъ послдствіямъ. Во-первыхъ, это былъ первый онытъ силы американцевъ, опытъ удачный, давшій имъ увренность въ томъ, что и они, мирные колонисты, недержавшіе никогда оружія въ рукахъ, способны вести войну не хуже спеціалистовъ военнаго дла, а вовторыхъ лексингтонской стычкой началась война за независимость.
Какъ только огласилась лексингтонская битва, колонисты завладли повсюду укрпленіями, магазинами и арсеналами, находившимися, согласно конституціи, въ распоряженіи англійскихъ офицеровъ, былъ вотированъ заемъ въ 100,000 фунтовъ, и граждане освобождены отъ обязанности повиноваться губернатору.
Въ тоже время провинціальный конгресъ Массачусется вотировалъ наборъ въ 30,000 человкъ, изъ которыхъ 13,600 человкъ долженъ былъ поставить Массачусетсъ, а остальныхъ другія провинціи Новой Англіи. Съ небольшимъ войскомъ, собраннымъ такимъ образомъ, американцы обложили блокадой Бостонъ, въ которомъ была главная квартира англичанъ.
Въ тоже время массачусетскій конгрессъ отправилъ экстренный корабль къ Франклину съ извстіемъ о лексингтонскомъ дл и съ адресомъ къ англійскому народу. Франклинъ, жившій въ Англіи почти постоянно съ 1757 года, составилъ себ тамъ большія политическія связи, превосходно изучилъ идеи и стремленія министерства, и потому, больше чмъ кто либо, могъ быть полезенъ американцамъ своимъ голосомъ. Франклинъ воротился въ Филадельфію 5 мая, а на другой день былъ избранъ единогласно въ депутаты конгресса. Франклинъ не былъ ни человкъ горячій, ни яркій революціонеръ, пока еще было возможно надяться на почетное примиреніе, онъ употреблялъ вс свои усилія, чтобы примиреніе состоялось, не боясь того, что своею умренностію онъ навлекаетъ на себя неудовольствіе партіи крайнихъ американцевъ. Теперь у него явилось уже другое убжденіе: онъ не врилъ въ примиреніе и видлъ спасеніе своего отечества исключительно въ настойчивомъ сопротивленіи, и въ окончательномъ отдленіи отъ Англіи. Мнніе это раздляли вс проницательные и разсудительные люди и оно восторжествовало на конгрес, постановившемъ, что колоніи должны быть поставлены на вооруженную ногу.
Одного постановленія о набор войска было еще недостаточно. Борьба съ Англіею, владвшей опытными генералами и постоянной арміею, была нелегка. Это зналъ всякій. Но нкоторые, боле проницательные, знали еще и то, что американскій главнокомандующій долженъ обладать качествами исключительными, вслдствіе исключительности американскихъ условій и обстоятельствъ. Кто можетъ быть способенъ для такого труднаго дла? Кто человкъ той неуклонной ршимости, готовый на все для спасенія своей родины? Въ засданіи 15 іюня 1775 г. конгрессъ призналъ такимъ человкомъ Георга Вашингтона, и онъ былъ избранъ единогласно въ главнокомандующіе всхъ американскихъ силъ.
Георгъ Вашингтонъ былъ честнйшій политическій дятель, равнаго которому не представляетъ исторія древняго и новаго міра.
Вашингтонъ не владлъ блестящими качествами какого нибудь Александра Македонскаго или Наполеона I, и вотъ почему весьма немногіе способны оцнить все величіе этого человка.
Большинству нужны шумныя дла. Какой нибудь дикарь Тимуръ или Атилла являются, въ воображенія малоразвитыхъ людей, окруженными ореоломъ какого-то смутно понимаемаго ими подавляемаго величія. Ихъ подавляетъ сила, но не сила ума, не сила гражданскихъ или политическихъ доблестей, а сила стихійная, матеріальная, дйствующая съ несокрушимостію потока, разбушевавшагося океана, расходившейся грозы и ливня.
Подобныхъ качествъ въ Вашингтон не было, и въ нихъ не было никакой нужды для американскаго дла. Американскіе колонисты была не полчища Чингисъ-Хана, съ которыми идетъ смерть и разрушеніе, они были новые люди, прокладывавшіе путь новйшей цивилизаціи, цивилизаціи мира, гражданскихъ правъ, свободы и равенства. Огонь и разрушеніе здсь не кстати, ибо нужны только доброжелательство, неуклонная энергія и честность. Люди, преклоняющіеся съ благоговйнымъ уничиженіемъ предъ матеріальной силой, понимаютъ съ трудомъ все величіе мирныхъ гражданскихъ доблестей, ибо они не внушаютъ имъ никакого страха, не грозятъ стихійной опасностію. Только въ этомъ и причина, что Наполеоны, Александры Македонскіе, Тимуры, Чингисъ-Ханы, являются въ воображеніи людей точно и рзко очерченными образами, все подавляющей титаннической, каждому понятной силы, а Вашингтоны какими-то неясными тнями, лишенными опредленнаго цвта и рзкаго очертанія. Военное мужество понимаютъ вс, Гражданское же — только немногіе.
Ниже я буду говорить боле подробно о Вашингтон, какъ о главномъ дятел этой эпохи, описанію жизни этого удивительнаго человка, давшаго міру первый урокъ политической честности, я хочу посвятить особую главу. Для такого общества, какъ европейское, не особенно отличавшагося чистотой и безукоризненностію политическихъ мнній и политическаго поведенія, говорить о дятельности людей, подобныхъ Вашингтону, всегда полезно, ибо она заключаетъ въ себ поучительность, освжающую чувства и мысли, и отрывающую помыслы отъ повседневной, своекорыстной мелочности для стремленій боле широкихъ и общечеловческихъ.
Американцы, посл смерти Вашингтона, въ своей прокламаціи, возвщавшей кончину этаго единственнаго человка, опредлили его такъ: ‘первый на войн, первый въ мир, первый въ сердцахъ своихъ соотечественниковъ)!.
Когда Вашингтонъ прибылъ въ Бостонъ, чтобы вступить въ командованіе массачуссетской арміею, онъ нашелъ всего 14,000 худо вооруженныхъ, неодтыхъ людей, принятыхъ на короткій срокъ. И этой горсти приходилось бороться съ хорошо сформированной, многочисленной арміей, высылаемой изъ Англіи. Парламентъ посылалъ въ Америку 28.000 матросовъ и 55,000 пхотныхъ солдатъ.
По принятому въ Англіи обычаю парламентъ возложилъ командованіе надъ высылаемой арміей на старйшаго изъ генераловъ. То былъ Ольторнъ, основатель Георгіи.
Къ общему удивленію, старецъ принялъ порученіе, но съ тмъ, чтобы ему дали необходимую поддержку. Ему общали отборное войско и сильный флотъ. ‘Къ чему все это, отвтилъ онъ.— Я берусь за дло, не нуждаясь ни въ одномъ солдат, ни въ одномъ корабл. Уполномочьте меня только, по прибытіи на мсто, уврить колонистовъ, что вы окажете имъ справедливость. Я знаю американцевъ и могу уврить его величество, что у него нтъ подданныхъ, боле покорныхъ и повинующихся законамъ. Оказавъ имъ справедливость, вы можете расчитывать на ихъ повиновеніе: но силой вы ихъ никогда не подчините’.
Такое неразсудительное мнніе неразсудительнаго старца не могло конечно склонить на свою сторону парламентъ и министерство, и потому войско было поручено генералу Гоу, офицеру съ достоинствами, уже служившему въ Америк.,
Когда американцамъ сдлалось извстно ршеніе парламента, то конгрессъ повеллъ, чтобы въ назначенный день вся Америка постилась и молилась, и просила бы Всемогущаго излить свою благость на Георга III и ниспослать ему мудрость.
Затмъ конгрессъ постановилъ, что американцы освобождаются отъ всякой зависимости отъ Англіи, что провинціи должны устроить свое собственное управленіе изъ людей, наиболе способныхъ обезпечить счастіе и безопасность своихъ согражданъ и Америки, и наконецъ на обсужденіе конгресса былъ внесенъ вопросъ о независимости.
Въ принцип вопросъ былъ ршенъ уже на другой день, но для окончательнаго ршенія вотированіе его было отложено до 1 іюля, а между тмъ назначенъ комитетъ, которому было поручено составить декларацію. Комитетъ составился изъ Томаса Джеферсона, которому поручили редакцію деклараціи, Джона Адамса, Франклина, Роджера Шермана и Роберта Ливингстона. Прозктъ Джеферсона былъ одобренъ, за исключеніемъ двухъ параграфовъ. Одинъ изъ нихъ былъ уничтоженъ, другой измненъ. Когда шли разсужденіи объ этихъ двухъ параграфахъ, то Франклинъ, замтившій раздраженіе Джеферсона, сказалъ ему съ своимъ обыкновеннымъ добродушіемъ: ‘Я поставилъ себ правиломъ не брать на себя никогда. сколько это возможно, редакцію какого либо проэкта, обсуживаемаго собраніемъ. Опытъ свой я извлекъ изъ слдующаго случая. Когда я былъ еще ученикомъ въ типографіи, одинъ изъ-моихъ друзей, задумавшій устроить шляпное заведеніе, пригласилъ своихъ знакомыхъ на совтъ, во длу для него великой важности — о редакціи вывски. Самъ шляпникъ придумалъ такую: вверху онъ предполагалъ нарисовать шляпу, а подъ нею сдлать надпись — Джонъ Томсонъ, шляпникъ, изготовляетъ и продаетъ шляпы за наличныя. Первый, съ кмъ Томсонъ посовтовался, замтилъ, что слово шляпникъ совершенно липшее, потому что дальше говорится изготовляетъ и продаетъ шляпы. Томсонъ нашелъ замчаніе правильнымъ и вычеркнулъ слово шляпникъ. Второй знакомый нашелъ, что совершенно излишне писать за наличныя, вопервыхъ потому, что шляпы вообще не продаютъ на другомъ условіи, а во-вторыхъ, могутъ явиться случаи, когда выгодно продать ихъ въ кредитъ. Томсонъ вычеркнулъ за наличныя. Третій сказалъ, что если кто покупаетъ шляпу, то мало заботится о томъ, кто ее длалъ, слово изготовляеть было затмъ вычеркнуто. Наконецъ четвертый знакомый, которому вывска была представлена въ слдующемъ вид: Джонъ Томсонъ продаетъ шляпы, воскликнулъ: кой чортъ! неужели вы полагаете, что кто нибудь подумаетъ, что вы ихъ дарите! Посл такого вполн справедливаго замчанія были вычеркнуты слова: продаетъ шляпы, и осталось только Джонъ Томсонъ, а на верху изображеніе шляпы’.
Декларація правъ была подписана конгресомъ 4 іюля 1776 года. Съ этого дня, годовщину котораго американцы празднуютъ, какъ величайшій національный праздникъ и до сихъ поръ, слово колонія изчезло, и на исторической арен является новое государство подъ названіемъ Соединенныхъ Штатовъ.
Декларація начинается такъ: ‘Если событія ставить народъ въ необходимость разорвать политическія связи, соединявшія его съ другимъ народомъ и занять отдльное мсто и равное положеніе, на которое онъ иметъ право въ силу законовъ своей природы и законовъ божескихъ, уваженіе, которымъ такой народъ обязанъ человческому роду, требуетъ, чтобы онъ объявилъ міру причины, побуждающія его на такое отдленіе.
‘Исторія настоящаго правительства Великобританіи есть безпрерывная цпь несправедливостей и узурпацій, направленныхъ прямо на водвореніе абсолютной тираніи въ нашей земл. Чтобы доказать это, мы изложимъ ихъ на судъ безпристрастнаго міра’. Затмъ слдуетъ длинный рядъ всхъ утсненій парламента и министерства, которыя привели американцевъ къ мысли о полномъ отдленіи отъ Англіи и составленіи независимаго государства.
Въ заключеніи говорится: ‘Вслдствіе всего этого мы, представители Соединенныхъ Штатовъ Америки, собравшіеся на генеральный конгрессъ, взывая къ верховному Судіи міра, знающаго правоту нашихъ намреній, объявляемъ торжественно, именемъ народа, что соединенныя колоніи имютъ право быть государствомъ свободнымъ и независимымъ, что они освобождаются отъ всякой подчиненности королю Великобританіи, что вс политическія связи между Союзомъ и Великобританіею разорваны и разрываются вполн, и что, какъ государство свободное и независимое, Союзъ иметъ полную власть вести войну, заключать миръ, составлять союзы, и заключать вообще всякіе другіе акты и сношенія, составляющіе право всякаго независимаго государства. Въ полной и твердой увренности въ покровительств Провиднія мы, для поддержанія этой деклараціи, обязуемся взаимно принести въ жертву нашу жизнь, наше имущество, нашу честь.’
Спустя нсколько часовъ посл объявленія деклараціи, народу показали въ мор англійскій флотъ. Адмиралъ, лордъ Гоу снабженный мирными инструкціями, объявилъ народу, что онъ явился не разрушителемъ, а миротворцемъ, и вмст съ тмъ послалъ къ Франклину дружеское письмо, въ надежд привлечь его на свою сторону. Франклинъ, бывшій другомъ адмирала и домашнимъ человкомъ въ его семейств, отвтилъ ему съ жестокостію политическаго врага. ‘Предлагать прощеніе колоніямъ, писалъ онъ, которыя оскорблены, по истин значитъ высказать намъ, что въ насъ предполагаютъ еще невжество, низость, и безчувственность, которые нашему ослпленному и гордому народу такъ долго нравилось въ насъ предполагать… Невозможно, чтобы мы могли еще думать о подчиненіи себя правительству, которое съ крайнимъ варварствомъ, среди суровой зимы, сожгло наши беззащитные города, возбудило дикарей убивать нашихъ мирныхъ земледльцевъ, нашихъ рабовъ убивать своихъ господъ, и которое еще и въ настоящій моментъ посылаетъ иностранныхъ наемщиковъ (англичане наняли гессенскихъ солдатъ), чтобы залить кровью націи провинціи.’ — ‘Только одна вещь возможна, пишетъ въ конц Франклинъ.— признаніе американской независимости’
Получивъ отвтъ Франклина, Гоу обратился съ намекомъ къ Вашингтону, но безуспшно. Такимъ образомъ переговоры были прерваны въ самомъ начал, и война началась.
Я не буду разсказывать здсь читателю исторію военныхъ дйствій. Исторія войны есть часть исторіи политической дятельности Вашингтона. Описанію же его дятельности я посвящу слдующую главу.
Изъ всхъ американскихъ битвъ самымъ важнымъ было сраженіе подъ Саратогой, гд американцы заставили сдаться 3,500 англичанъ. Для военныхъ людей нашего времени, избалованныхъ нововведеніями Наполеона I и битвами, въ которыхъ убиваются сотни тысячъ людей, саратогская битва можетъ казаться дтской забавой и микроскопическимъ явленіемъ. Но значеніе битвъ опредляется не числомъ убитыхъ, а политическими послдствіями.
Въ 1777 году, король, открывъ парламентъ, предложилъ придумать средство для окончательнаго подавленія американскаго возстанія. Затруднительное положеніе англичанъ въ Америк королю было уже извстно: но онъ не зналъ еще ничего о дл подъ Саратогой,
Лордъ Чатамъ, врный своей политик, думалъ только объ униженіи Франціи, этого стариннаго врага англичанъ, а униженія можно было достигнуть лишь союзомъ Англіи съ колоніями. Лордъ Чатамъ шелъ на вс уступки, кром независимости. Лордъ Рокингамъ и его друзья думали, что на уступки идти поздно и слдуетъ признать независимость.
Министерство, съ свойственнымъ ему достоинствомъ, отвергло оба предложенія. Рчь Чатама. лучшая и самая сильная изъ всхъ, какія онъ говорилъ, рчь, служащая образцомъ краснорчія и человческаго искуства говорить, оказалась безсильнымъ лепетомъ предъ ослпленіемъ и упорствомъ неуязвимаго министерства. ‘Милорды, сказалъ Чатамъ, въ затруднительныхъ и опасныхъ обстоятельствахъ, подобно ныншнимъ, въ обыча короны было обращаться за мнніемъ и помощію къ палат, этому великому наслдственному совту народа… Но нынче, среди кризиса, въ которомъ мы находимся, у насъ не спрашиваютъ ни совта, ни поддержки, напротивъ, сама корона объявляетъ, что ничто неизмнитъ ея ршеній въ преслдованіи мръ, къ которымъ она тратилась, и какихъ мръ, милорды! мръ, которыя до сихъ поръ вели только къ потерямъ и пораженіямъ. Неужели парламентъ на столько мертвъ для своего достоинства и для своего долга, что станетъ поддерживать мры, внушаемыя насиліемъ.— мры, милорды, которыя сдлали великую, цвтущую имперію предметомъ презрнія и позора. Еще вчера Англія могла сопротивляться всему міру: а сегодня уже нтъ ни одного такого жалкаго человка, который бы ее уважалъ… Мы знаемъ частію отчалите положеніе нашихъ войскъ въ Америк. Никто боле меня не уважаетъ а не чтитъ англійскую армію, я знаю ея достоинство а ея мужество, я знаю, что она можетъ сдлать все, исключая невозможнаго, но я знаю также, что завоеваніе англійской Америки есть чистая невозможность. Вы не въ состояніи, милорды, не въ состояніи покорить Америку.— И каково ваше положеніе тамъ? Можетъ быть, мы не знаемъ всего, но мы знаемъ, что въ три компаніи мы ничего не сдлали, а страдали мы много. Вы можете увеличить ваши расходы, удвоить ваши пожертвованія… вс наши усилія будутъ тщетны, и вдвое безсильне становитесь и потому, что опираетесь на помощь торгашей, на помощь, которая въ сердцахъ вашихъ противниковъ создаетъ никогда незабываемое озлобленіе… Если бы я былъ американцемъ, никогда бы я не положилъ оружія, пока хотя одинъ иностранный солдатъ находился въ моемъ отечеств — никогда, никогда, никогда!’
Но чего не могло сдлать обращеніе къ благоразумію и къ благороднымъ чувствамъ, то сдлалъ страхъ. Нсколько дней спустя министерство получило офиціальное донесеніе о саратогскомъ пораженіи. Лордъ Нортъ упалъ духомъ, онъ увидлъ наконецъ, что сдлалъ большую ошибку, не послушавъ во время совтовъ разсудительныхъ и проницательныхъ людей. Чего онъ не хотлъ длать прежде добровольно, теперь пришлось ему длать по необходимости, тмъ боле, что Франція признала независимость Американскаго Союза.
Гордость министерства была однако задта слишкомъ сильно, чтобы оно могло сознаться честно и искренно въ своихъ ошибкахъ, и честно поправить ихъ. Лордъ Нортъ началъ торговаться съ американцами, онъ соглашался на все то, чего они требовали до войны, исключая независимости. Американцамъ же нужна была независимость и больше ничего.
Прошло еще два года колебаній и торговли, потребовалась еще одна побда американцевъ, потребовалась наконецъ сильная оппозиція въ собственной стран, чтобы сломать министерское упрямство. Въ январ 1782 года былъ предложенъ въ палат адресъ королю о прекращеніи войны въ Америк, о прекращеніи преслдованія ея обитателей, такъ какъ довести ихъ до повиновенія есть несбыточная мечта. Король отвтилъ, что онъ разсмотритъ это мнніе и приметъ необходимыя мры для возстановленія согласія между Великибританіею и возмутившимися колоніями. Отвтъ этотъ не удовлетворилъ оппозицію и 4-го марта была предложена парламенту резолюція, составленная боле энергически. Въ ней говорилось, что палата будетъ смотрть, какъ на врага его величества и страны, на всякого, кто посовтуетъ или попытается продолжать вишу въ Америк, чтобы подавить колонистовъ силой. Адресъ былъ вотированъ и принятъ. Такимъ образомъ парламентъ, начавшій войну въ 1775 году адресомъ королю, окончилъ ее въ 1782 г. тоже адресомъ, но уже въ другомъ смысл. Кчему требовалась эта война, стоившая милльоновъ людей и денегъ, и Англіи и Америк?
Отвтъ на этотъ вопросъ читатель увидитъ лучше всего изъ словъ самого Георга III.
Когда мирнымъ договоромъ покончились вс недоразумнія и независимость американскаго Союза была признана Англіею, Джонъ Адамсъ былъ назначенъ полномочнымъ министромъ ко двору бывшаго своего короля. 1-го іюля 1785 г. онъ представлялся Георгу въ С. Джемс.
‘Государь, сказалъ онъ королю, я считаю себя наиболе счастливымъ изъ всхъ своихъ соотечественниковъ, имя честь представляться вашему величеству первымъ въ дипломатическомъ званіи. Я сочту себя наиболе счастливымъ изъ людей, если буду въ состояніи привлечь боле и боле благосклонность вашего величества къ моей стран’. Георгъ III на это отвтилъ’: Я васъ прошу врить, и я желаю, чтобы американцы пои или меня хорошо. что въ послднюю войну я не длалъ ничего такого, чего бы не считалъ неизбжно необходимымъ для исполненія моего долга въ отношеніи моего народа. Я буду съ вами откровененъ. Я былъ послдній, согласившійся на разъединеніе, но какъ разъединеніе сдлалось уже неизбжнымъ, и какъ оно уже совершилось, то я говорилъ и повторяю еще вамъ, что я первый буду искать дружбы Соединенныхъ Штатовъ, какъ независимаго государства.
‘Государь былъ умиленъ, я тоже’, разсказываетъ Адамсъ.
Прежде существовало мнніе, что судьбами человчества заправляютъ великіе люди, что великіе люди — единственные благодтели и покровители человческаго рода,что человческій родъ, безъ вешнихъ людей, своимъ умомъ не былъ бы въ состояніи придумать самой простой вещи и жилъ бы подобно дикимъ зврямъ.
Въ послднее время явилось однако другое мнніе, сторонники стараго хотя иногда и уходятъ въ крайность, но тмъ не мене все-таки справедливе чмъ т, кто желаетъ лишить массу человчества всякаго человческаго смысла.
Защитники новаго мннія утверждаютъ, что такъ называемые великіе люди больше ничего, какъ продукты данной эпохи, олицетворяющіе стремленіе своего времени.
Крайность этого мннія заключается въ томъ, что отъ великихъ волей отнимается вся личная заслуга и они являются какъ бы простыми и слпыми исполнителями вншней воли.
Если съ подобной крайностью сужденія и нельзя примириться вполн, то тмъ не мене, къ основаніи оно остается все таки врнымъ. Т, кого считаютъ великими, дйствительно продукты своего времени, но въ этихъ людяхъ есть особенныя личныя качества. которыя ихъ выдвигаютъ изъ массы и длаютъ по преимуществу полезными для даннаго народа, въ данный моментъ его исторической жизни.
Америка подтверждаетъ лучше всего справедливость новой теоріи великихъ людей, ибо въ періодъ борьбы своей съ Англіей и во время организаціи внутренняго управленія она выдвинула цлый рядъ подобныхъ личностей. Но къ этимъ людямъ какъ-то нейдетъ названіе великихъ въ старо-европейскомъ смысл.
Съ понятіемъ о величіи Европа соединяла представленіе о чемъ-то вышечеловческомъ, о какой-то титаннической сил, она окружала своихъ великихъ людей сіяніемъ и обоготворяла ихъ подобно тому, какъ обоготворяли дикари своихъ предводителей и кудесниковъ, которымъ приписывалось всегда сверхъестественное свойство.
Въ этомъ смысл американскихъ дятелей назвать великими нельзя. Ни къ одному изъ нихъ нельзя приклеить сіянія и ни одного изъ нихъ нельзя вообразить себ въ вид Титанна. Вс они люди, какъ люди. Никто изъ нихъ не произвелъ ничего чудовищнаго, приравнивающаго ихъ къ европейскимъ политическимъ геніямъ, напоминавшимъ разрушительную стихійную силу. Ни одинъ великій американецъ неразрушимъ ничего. Вс они были не больше, какъ очень разсудительные и честные люди, искренно желавшіе устроить благополучіе американскаго Союза и устроившіе его въ дйствительности. Они больше ничего, какъ умные патріоты, лучше остальныхъ американцевъ понимавшіе, что и какъ нужно сдлать, чтобы вышло хорошо всмъ.
Такимъ образомъ, великіе люди Америки являются не поду-богами. а такими же людьми какъ мы съ вами, читатель, людьми, къ которымъ можно подойти безъ страха и трепета за свою жизнь: людьми простыми, стоящими не на ходуляхъ величія и недоступности и длающими, просто, безъ шуму и треску обще-полезное дло.
Простота американскаго вліянія иметъ свое историческое происхожденіе. Американцы явились на новой почв, оставивъ предразсудки старой Европы, на своей прежней родин, явились съ желаніемъ устроить мирную спокойную жизнь. Все что они длали, имло только эту, а не другую какую либо цль. Они переплыли океанъ, расчистили, распахали лса и пустыни: боролись съ индйцами, дикими зврями, голодомъ, болзнями, употребляли вс свои силы чтобы устроить и привести въ порядокъ свой экономическій и соціальный бытъ, вс ихъ идеи и стремленія имли мирную цль, и въ этихъ же идеяхъ воспитывались изъ рода въ родъ одно поколніе за другимъ. Понятно, что вся дятельность передовыхъ американцевъ, вожаковъ народа, должна была имть тотъ же характеръ. Какъ у воинственныхъ народовъ молодыя поколнія воспитываются въ воинственныхъ идеяхъ и стремленіяхъ, и создаютъ великихъ разрушителей въ род Ганнибала, Цезаря, Атиллы, Чингисъ-Хана, Наполеона, такъ у американцевъ мирныя стремленія издавали изъ поколнія въ поколніе людей съ мирными стремленіями, организаторовъ общественнаго спокойствія и экономическаго процвтанія.
Въ людяхъ этого сорта въ Америк не было никогда недостатка, и исполненіе ихъ мирной задачи требовало нисколько не мене версіи и силы, чмъ для осуществленія завоевательныхъ помысловъ какого нибудь Наполеона. Такъ, Вальтеръ Рольфъ жертвуетъ всмъ поимъ состояніемъ, употребляетъ всю свою жизнь на организацію первой колонизаціи. Такъ капитанъ Смитъ употребляетъ тоже вс свои силы на устройство колоній и водвореніе внутренняго порядка между всякими пройдохами и авантюристами, привлеченными въ Америку алчностью къ золоту. Конечно военная дятельность какого нибудь несокрушимаго завоевателя требуетъ большаго напряженія энергіи, производитъ много шуму и, по господствующимъ еще въ мір понятіямъ, служитъ очень заманчивымъ примромъ для всхъ горячихъ людей. Но энергія эта дйствуетъ порывомъ, потому на нее могутъ быть способными ршительно вс люди, даже вовсе не отличающіеся настойчивымъ характеромъ. Иное дло энергія Рольфа, Колумба, Вашингтона, энергія эта находится постоянно напряженно-ровномъ состояніи и можетъ являться лишь у людей съ дйствительно замчательною силою воли. Броситься на непріятельскій редутъ и отбить его въ какіе нибудь полчаса можетъ всякій. Отъ этого всякій и можетъ быть солдатомъ. Но разбивать въ теченіи пятнадцати лтъ горшки на мелкіе черепки и съ каждымъ черепкомъ длать опытъ эмальированія, жъ это длалъ Бернаръ Палисси, способенъ не всякій. Не всякій способенъ, какъ Колумбъ, двадцать лтъ преслдовать одну и туже мысль и затмъ двадцать разъ създить въ открытый имъ новый свтъ. Не всякій способенъ, какъ капитанъ Смитъ, употребить десять лтъ на возню съ людьми, которые не хотятъ ничего длать, чтобы создать изъ нихъ трудолюбивыхъ колонистовъ. Не всякій способенъ, подобно Вашингтону, бороться пятнадцать лтъ съ анархическими началами, чтобы создать прочный союзъ. Дятельность такихъ людей конечно не блестяща, если блестящимъ признавать все производящее шумъ, но несомннно, что для подобной, неблестящей дятельности требовалось больше энергіи и ума чмъ для подвиговъ военнаго мужества.
У американцевъ въ каждый моментъ ихъ соціальнаго развитія, являлись свои дятели, необходимые для этого момента. Имена многихъ совершенно неизвстны, другіе оцнены ниже ихъ заслугъ. Въ длинный періодъ борьбы колоній съ метрополіей являлось безъ сомннія много неустрашимыхъ и ршительныхъ людей поддерживавшихъ колонистовъ въ ихъ стремленіи къ сохраненію своихъ личныхъ и гражданскихъ правъ, но именъ этихъ людей исторія не знаетъ. Великіе люди Америки выступаютъ съ того момента, когда изъ слабыхъ, бдныхъ колоній создалась сила, способная вести упорную борьбу съ такимъ могучимъ врагомъ какъ Англія. Имена этихъ людей извстны и почетны, ихъ считаютъ благодтелями человчества, потому что они завершили колоссальное дло, начатое Вальтеромъ Рольфомъ и капитаномъ Смитомъ.
Въ американской революціи замчается три отдльныхъ періода, имющихъ каждый свой особенный характеръ. Въ первомъ період, когда грубая политика Георга ІІІ-го привела американцевъ къ необходимости возстанія, передовыми дятелями являются адвокаты. Для народа, установившагося уже въ извстномъ порядк, сложившаго себ уже т или другія связи, разрывъ этихъ связей представляется вопросомъ слишкомъ серьезной важности. Люди самые проницательные не въ состояніи предвидть всхъ послдствій разрыва, и люди самые ршительные, отваживаются на него съ извстной долей робости. Вотъ почему въ этотъ періодъ борьбы колоній съ метрополіей хотли покончить дло легальнымъ путемъ, и дятелями явились адвокаты, какъ Джемсъ Отисъ, думавшій при мирить дв враждебныя стороны парламентской борьбой и юридическими тонкостями.
Но уже тогда проницательные люди видли, что юриспруденція — оружіе очень ненадежное. Извстный лордъ Кемденъ сказалъ Франклину еще въ 1759 году: ‘Не смотря на всю свою лойальность, которой вы, американцы, хвалитесь, не смотря на привязанность, въ которой вы увряете Англію, я знаю что наступитъ, день, когда вы разорвете связи съ нами и поднимете знамя независимости.’ И Кемденъ не ошибся. Борьба адвокатовъ не привела ни къ Чему и потребовались мры боле энергическій, чмъ простое словоизверженіе. Тогда изъ среды адвокатовъ выступили такіе люди, какъ Пэтрикъ Генри, которые, на основаніи той же теоріи права, доказывали необходимость разрыва и законной вооруженной, открытой борьбы. Сдлавъ свое дло, люди эти сошли со сцены. Новый періодъ вызвалъ опять новыхъ людей. На сцену выступаетъ Вашингтонъ, находившійся до сихъ поръ въ тни.
Съ окончаніемъ войны потребовались опять новые дятели. Пока все дло заключалось въ вооруженномъ столкновеніи съ врагомъ, разногласія въ народ быть не могло вслдствіе самой несложности задачи, но когда война кончилась, обнаружилось полное гражданское и политическое безсиліе новаго независимаго государства. Нужно было политическими средствами спасти свободу, только-что завоеванную оружіемъ. И вотъ еще рядъ новыхъ дятелей какъ Гамильтонъ, Мадисонъ, Рендольфъ Вильсонъ и въ глав ихъ опять Вашингтонъ. Это политически-гражданскіе строители вновь возникшаго государства.
Изъ всхъ этихъ дятелей первое мсто занимаетъ Вашингтонъ. Говорить о немъ, значитъ разсказывать всю исторію борьбы за независимость и всю исторію гражданскаго устройства американскаго Союза. Такъ какъ въ настоящей глав я хочу говорить подробно объ исторіи американской конституціи, и такъ какъ Въ этой исторіи Вашингтонъ является основнымъ дятелемъ, центромъ, около котораго вращались вс событія, то въ этой глав я постараюсь обрисовать личность первого американскаго гражданина только общими чертами, чтобы дать о немъ читателю общее понятіе.
Вашингтонъ родился въ Виргиніи и уже молодымъ офицеромъ обратилъ на себя вниманіе. Въ экспедиціяхъ противъ французовъ онъ обнаружилъ много хладнокровнаго мужества и ршимости, такъ что проповдникъ Самуэль Дэвисъ, говорившій похвальную рчь виргинской экспедиціи противъ французовъ, сказалъ о Вашингтон слдующія замчательныя и, если хотите, пророческія слова: ‘Я хочу обратить ваше вниманіе и указать какъ на славный примръ, на юнаго героя, полковника Вашингтона, жизнь котораго Провидніе сохранило самымъ чудеснымъ образомъ, безъ сомннія для какихъ нибудь важныхъ услугъ, которыя онъ признакъ оказать своей стран’. Разсказываютъ, что пятнадцать лтъ спустя, въ одномъ изъ путешествій Вашингтона на востокъ по рк Огіо, одинъ старикъ предводитель индйцевъ, явившись во глав своего племени, заявилъ желаніе видть Вашингтона. Онъ разсказывалъ, что. нкогда, въ сраженіи при Мононгамела, онъ стрлялъ нсколько разъ, изъ своего карабина, въ предводителя виргинцевъ и приказалъ своимъ воинамъ длать тоже, по къ великому изумленію индйцевъ, пули ихъ не сдлали никакого вреда. Убдившись изъ этого, что полковникъ Вашингтонъ находится подъ покровительствомъ Великаго Духа, предводитель индйцевъ пересталъ стрлять въ него, и въ настоящее время явился, чтобы воздать почтеніе человку, который по благости неба не могъ умереть въ сраженіи. Этотъ анекдотъ любопытенъ потому, что показываетъ. что мистическій элементъ иметъ мсто и въ слав Вашингтона, и будь американцы воспитаны въ иныхъ понятіяхъ, то въ народномъ мнніи образъ Вашингтона могъ бы принять тоже титаническіе размры разрушительныхъ историческихъ геніевъ старой Европы.
Нужно однако согласиться, что въ характер Вашингтона были дйствительно черты, способныя создать изъ него полу-бога. ‘Я могу утверждать, сказалъ разъ про себя Вашингтонъ, что сложенъ довольно крпко для того, чтобы переносить всякія, са мы трудныя испытанія и имю столько ршимости, чтобы отважиться на все, на что только отважиться можетъ человкъ.’ Во всякомъ другомъ, это показалось бы хвастовствомъ, въ Вашингтон же — личнымъ сознаніемъ того, что онъ доказалъ всею своею жизнью. Когда въ 1774 году, наканун борьбы за независимость, въ конгресс, собравшемся для этой цли, спросили Пэтрика Генри, кто первый человкъ въ конгресс, онъ отвтилъ: ‘если вы говорите о краснорчіи, то Ретледжъ, изъ Южной Каролины, есть величайшій ораторъ, по если вы говорите объ основательныхъ знаніяхъ и о здравомъ ум, то полковникъ Вашингтонъ неоспоримо величайшій человкъ конгресса.’
Все, что длалъ Вашингтонъ, вс мелочные факты его жизни, резюмируются въ этихъ двухъ характеристикахъ. Вашингтонъ невладлъ ни блестящимъ краснорчіемъ, ни блестящими качествами, поражающими сразу. Онъ былъ человкъ спокойный, сдержанный чуждый внутренней горячки, чуждый самолюбія, негнавшійся за похвалой и неискавшій людского поклоненія. Человкъ твердаго ума и твердаго сердца, онъ былъ всегда спокоенъ и скроменъ. Основная черта характера, длающая Вашингтона величайшимъ гражданиномъ Америки, организаторомъ союза, заключается въ томъ, что усвоивъ себ продолжительнымъ размышленіемъ ту или другую мысль, осуществленіе которой онъ считалъ благомъ для народа, онъ уже шелъ твердо по пути къ ея исполненію и не отступалъ на передъ чмъ. Самъ онъ сказалъ о себ: ‘Если бы какая нибудь земная власть или воля, располагающая судьбою міровъ, захотла установить принципъ безошибочности политическихъ мнній, то между земными обитателями не нашлось бы конечно никого боле меня готоваго ему слдовать, пока я оставался бы на служб обществу. Но какъ до сихъ поръ я не нашелъ лучшаго руководителя, какъ честное намреніе и внимательное изслдованіе фактовъ, то пока власть будетъ находиться въ моихъ рукахъ, я буду дйствовать согласно этому правилу.’
Ни одинъ изъ великихъ людей и историческихъ дятелей не подвергался такому испытанію, какъ Вашингтонъ. Онъ началъ революцію, велъ борьбу за независимость, кончилъ ее, организовалъ внутреннее политическое управленіе, стоялъ нсколько лтъ во глав власти, и ни въ чемъ, никогда не измнилъ руководившему его принципу.
Есть люди, позволявшіе себ сомнваться въ военныхъ заслугахъ Вашингтона. Конечно, его военныя дарованія не подвергались тмъ испытаніямъ, какія намъ представляютъ военныя лтописи Европы. Въ Америк, на огромной территоріи, приходилось дйствовать съ очень маленькой арміей, бившей въ его распоряженіи. Понятно, что громадныя стратегическія соображенія и битвы, въ которыхъ число убитыхъ и раненныхъ считалось бы сотнями тысячъ, для Вашингтона были невозможны. Но если военныя дарованія оцнить девятилтнимъ успхомъ, если оцнятъ ихъ окончательнымъ военнымъ торжествомъ, если наконецъ оцнятъ ихъ способностью создать изъ ничего армію, и сдлать изъ всякаго сброда побдоносное войско то. конечно, Вашингтонъ владлъ громадными военными способно, стами. Кром того, Вашингтонъ отличался замчательной личной храбростью, не той личной храбростью энтузіастовъ войны, которые дерутся подобно дикимъ зврямъ въ состояніи полной безсознательности, а напротивъ хладнокровнымъ мужествомъ человка, поступающаго по убжденію, сознающаго, что ему слдуетъ поступать такъ, а не иначе. Случалось нсколько разъ, что американская милиція бжала въ паническомъ страх отъ непріятеля, и офицеры должны были жертвовать жизнью, чтобы научить трусовъ мужеству. Въ подобномъ положеніи находился Вашингтонъ въ одномъ сраженіи 1776 г. Американцы, струсивъ, побжали. Вашингтонъ старался удержать ихъ личнымъ примромъ и даже собственной рукой, Вашингтона прозвали американскимъ Фабіемъ: но и это несправедливо. Вашингтонъ никогда не уклонялся отъ прямого столкновенія съ непріятелемъ, если это было необходимо и успхъ исхода несомнненъ. Въ 1777 г., въ самомъ начал войны, онъ хотлъ покончить ее однимъ ударомъ, атаковавъ внезапно англичанъ, но три военныхъ совта, слдовавшихъ одинъ за другимъ по этому вопросу, заставили его отказаться отъ своего намренія. Въ слдующемъ году, въ зимнюю компанію, съ войсками, страдавшими отъ холода и отъ лишеній, Вашингтонъ атаковалъ внезапно англичанъ подъ Трентономъ и Пренстономъ и въ восемь дней выигралъ два сраженія.
Люди большихъ способностей, внушающіе къ себ привязанность и преданность, обыкновенно не отвчаютъ тми же чувствами. Въ Вашингтон не было этого недостатка. Онъ искренно любилъ своихъ товарищей офицеровъ и солдатъ. Во всхъ случаяхъ онъ обнаруживалъ къ нимъ искреннюю привязанность и быль вполн признателенъ за любовь, какую ему выказывали. Когда въ 1783 году, т. е. по окончаніи войны, онъ собрался оставить навсегда армію, и офицеры прощаясь съ нимъ каждый по очереди жалъ ему руку, онъ былъ совершенно смущенъ заявленіемъ такой дружбы и если не плакалъ, то только потому, что люди подобные Вашингтону, не плачутъ. А между тмъ Вашингтонъ не искалъ никогда популярности, не выказывалъ никогда никакой любезности или слабости. Онъ требовалъ строгой подчиненности и повиновенія долгу, считая ихъ необходимыми условіями силы арміи. Бывали даже случаи, когда онъ разстрливалъ.
Съ окончаніемъ войны Вашингтонъ хотлъ заняться сельскимъ хозяйствомъ и отдаться домашней жизни, но обстоятельства, въ которыхъ находилась Америка, заставили американцевъ снова прибгнуть къ помощи Вашингтона. Нужно было организовать внутренній порядокъ, ибо все то, что было пріобртено военнымъ трудомъ и цлымъ рядомъ огромныхъ пожертвованій, могло погибнуть безвозвратно среди анархіи, какую представляла тогда Америка. Съ этого момента начинается новая дятельность Вашингтона. Онъ, и еще нсколько патріотовъ, являются устроителями своей земли и творцами той конституціи, которая создала изъ Америки небывалый еще въ исторіи примръ громадной республики. Малыя республики существовали всегда. Греція и Римъ существовали, пока они были республиками небольшаго размра, но когда Римъ задумалъ превратиться въ большую республику, вмсто республики вышла имперія.
На этомъ новомъ поприщ дло Вашингтона было такъ многообразно, что, говоря о Вашингтон, значитъ говорить о цломъ період исторической жизни американцевъ. Поэтому давъ читателю общее понятіе о личности Вашингтона, я думаю о его послдующей организаціонной работ говорить въ слдующихъ главахъ, теперь же я ознакомлю читателя съ его сотрудниками на этомъ поприщ, имена которыхъ, упоминаются такъ часто въ исторіи американскаго союза. Боле выдающееся мсто принадлежитъ изъ нихъ Александру Гамильтону.
Необходимо замтить, что хотя Гамильтонъ и служилъ правой рукой Вашингтона, но въ Америк онъ не пользуется особеннымъ уваженіемъ. Частью въ этомъ виноваты сами американцы, неоказывающіе ему должной справедливости за его услуги, а частью виноватъ въ этомъ и самъ Гамильтонъ, потому что въ его республиканскихъ стремленіяхъ была не малая доля аристократизма. Несмотря однако на это, Гамильтонъ, но своимъ заслугамъ, все-таки второй человкъ посл Вашингтона.
Гамильтонъ родился на одномъ изъ Антильскихъ острововъ. Отецъ его былъ шотландецъ, мать — француженка. Онъ рано лишился свой матери, а отецъ его, раззоривишсь, не былъ даже въ состояніи дать ему воспитаніе. Двнадцати лтнимъ мальчикомъ Гамильтонъ быть отправленъ на маленькій островокъ Сен-Круа, для занятій въ коммерческомъ дом. Торговыя занятія были совсмъ не по характеру Гамильтона. Въ одномъ изъ инеемъ, написанномъ имъ при самомъ начал поступленія, онъ говоритъ, что презираетъ то низкое положеніе, въ которое его поставила судьба, что онъ готовъ охотно рисковать своею жизнью, чтобы возвыситься. ‘Я не философъ, говоритъ онъ, пожалуй можно сказать, что я строго воздушные замки, но мечты очень часто осуществляются, когда мечтатель отличается постоянствомъ своихъ стремленій. Мн бы хотлось, чтобы была война’.
Но двнадцатилтній ребенокъ оказался не пассивнымъ мечтателемъ. Онъ понималъ, что для возвышенія нужны познанія и принялся за самовоспитаніе, отнимая отъ сна время для занятій. Химія, математика, литература и исторія, все занимало честолюбиваго ребенка. Его способности обратили на себя вниманіе, и его родные и друзья ршили, что будетъ полезно для довершенія воспитанія отправить его на континентъ Америки. Сначала Гамильтонъ былъ помщенъ въ коллегію Нью-Джерзи, а въ конц 1773 года поступилъ въ нью-іоркскую королевскую коллегію.
Въ то время Америка была уже въ волненіи и въ ней формировались дв партіи: умренные надялись покончить все переговорами, крайніе требовали войны. Чтобы дйствовать на народъ, та и другая партіи надавали цлый рядъ памфлетовъ. Между этими памфлетами наиболе замчательный носилъ заглавіе: Защита мръ, предложенныхъ конгрессомъ (Первый революціонный конгрессъ собрался въ 1774 г.). Въ этомъ памфлет авторъ указываетъ какъ на неотъемлемыя права колонистовъ — на представительство, вотировку налоговъ и Джури, кром того онъ требуетъ развитія промышленности, чтобы быть независимыми отъ англичанъ, и указываетъ на культуру хлопчатника. какъ на средство для достиженія экономической независимости отъ метрополіи. Памфлетъ этотъ, замчательный по уму и дльности предположеній, былъ написанъ Александромъ Гамильтономъ, которому было въ то время всего 17 лтъ.
Посл лексингтонской стычки, Гамильтонъ мечталъ только о войн. Онъ задумалъ даже сформировать изъ своихъ школьныхъ товарищей военный отрядъ. Свое войско Гамильтонъ назвалъ — дубовыя сердца. Эти дубовыя сердца онъ нарядилъ въ зеленое платье и въ кожаныя шляпы, и отрядъ принялъ девизомъ: свобода или смерть.
Въ 1776 г. Гамильтонъ былъ уже капитаномъ роты одного провинціальнаго ополченія. Ему было тогда всего 19 лтъ. Генералъ Гринъ, инспектировавшій милицію, обратилъ свое вниманіе на одну артиллерійскую батарею, отличавшуюся особеннымъ порядкомъ и ловкостью. Онъ указалъ на нее Вашингтону и прибавилъ, что ребенокъ, командующій ею, долженъ имть большую страсть къ войн. Подъ Трентономъ и Пренстономъ Гамильтонъ выказалъ много военнаго смысла, такъ что Вашингтонъ взялъ его къ себ въ адъютанты, съ чиномъ полковника. За свою личную храбрость, Гамильтонъ получилъ въ арміи проявите маленькаго льва (Гамильтонъ былъ очень малъ ростомъ, гонокъ, отличался чрезвычайно живыми манерами), а Вашингтонъ полюбилъ его и, во все продолженіе войны за независимость, держалъ его при себ, давалъ ему нсколько разъ секретныя порученія значительной важности, и Гамильтонъ всегда выказывалъ много осторожности и мужества. Образчикомъ его личной храбрости можетъ служить слдующій случай. При осад Іоркъ-Тауна, онъ состоялъ при Лафайет. Ляфайетъ командовалъ американцами, а баронъ Віомениль — французами. Американцамъ и Французамъ велно было взять по редуту. Віомениль посылаетъ къ Лафайету и велитъ его спросить, какъ онъ думаетъ взять редутъ. Въ штыки, отвтилъ Лафайетъ. Віомениль улыбнулся. Гамильтонъ пошелъ въ штыки и взобрался первымъ на редутъ. Когда редутъ былъ взятъ, Лафайетъ послалъ къ Віоменилю полковника Гама и веллъ сказать ему, что американцамъ теперь длать нечего, и что не могутъ ли они помочь французамъ. ‘Поблагодарите генерала и скажите ему, что чрезъ пять минутъ мы будемъ на мст’, отвтилъ Віомениль и дйствительно черезъ пять минутъ редутъ былъ взятъ.
Гамильтонъ зналъ хорошо французскій языкъ, Вашингтону же былъ нуженъ секретарь для сношенія съ командирами французскаго войска, присланными Людовикомъ XVI на помощь американцамъ. Вашингтонъ возложилъ эту обязанность на Гамильтона, который и состоялъ при немъ въ качеств секретаря и довреннаго человка въ теченіи пяти лтъ. Не смотря однако на дйствительную привязанность американскаго главнокомандующаго къ своему адъютанту и секретарю, между ними не обходилось иногда безъ непріятныхъ столкновеній. Посл одного случая, гд Вашингтонъ остался недоволенъ Гамильтономъ, заставившимъ его прождать на лстниц десять минутъ, послдній счелъ удобне оставить службу при главнокомандующемъ.
Такъ какъ положеніе офицера американской арміи, во время войны за независимость, въ денежномъ отношеніи, было очень печальное и многіе изъ нихъ не только ничего не скопили, но еще и пили въ долги, то и Гамильтону, неимвшему ровно никакого состоянія, нужно было подумать объ обезпеченіи себя и своего семейства. Гамильтонъ задумалъ сдлаться адвокатомъ и, благодаря своимъ разностороннимъ способностямъ и недюжинному краснорчію. обратилъ на себя скоро вниманіе Нью-Іорка, гд онъ считался однимъ изъ лучшихъ адвокатовъ. Въ 1782 г. Нью-Іоркъ избралъ его членомъ конгресса.
Здсь начинается второй періодъ дятельности Гамильтона, дятельности. въ которой Гамильтонъ шелъ постоянно рядомъ съ Вашингтономъ.
Во все время войны за независимость, американская армія получала не только скудное содержаніе, по очень часто ей не давали даже, того, что ей слдовало, или же выплачивали жалованье ассигнаціями, ходившими въ четверть ихъ нарицательной цны. Положеніе страны было трудное. Война кончилась, миръ приближался, недовольное войско, требовало разсчета и пенсіи, нужно было ожидать возмущенія или, что еще хуже, междуусобія. Гамильтонъ первый обратилъ вниманіе на это трудное положеніе Америки, указалъ на него Вашингтону, и даже предложилъ средство для устраненія общаго бдствія. На конгресс Гамильтонъ явился конечно защитникомъ интересовъ арміи. Но какъ офицеръ той же самой арміи, онъ рисковалъ навлечь на себя подозрніе, что подъ видомъ общихъ интересовъ, защищаетъ свои личные интересы. Чтобы этого не случилось, Гамильтонъ объявилъ, что лично онъ не иметъ ровно никакихъ претензій. Онъ требовалъ только, чтобы конгрессъ призналъ право офицеровъ. Въ конгресс возникла борьба, ршительное большинство было противъ, и только когда явилось возмущеніе, испуганный конгрессъ согласился съ мнніемъ Гамильтона.
Но одного признанія права было еще недостаточно. Нужно было ршить, какимъ образомъ удовлетворить армію. Денегъ не было, ассигнаціи ничего не стоили, и Америка находилась наканун банкротства. Чтобы извлечь ее изъ подобнаго положенія, требовалось явиться даровитому финансисту, и имъ явился Гамильтонъ. Онъ предложилъ долги отдльныхъ штатовъ и военный долгъ признать долгомъ всего Союза. Кром того, въ вид мры второстепенной, онъ заявилъ конгрессу о необходимости устройства таможни но всему американскому берегу. Мнніе это встртило сильную опозицію, потому что американцы, боявшіеся войска, не хотли для него ничего длать: а въ Гамильтон, желавшемъ единства Союза и справедливо полагавшемъ, что единство финансовыхъ мръ должно послужить для него одною изъ наиболе крпкихъ связей, видли человка съ монархическими тенденціями.
Бороться съ конгрессомъ Гамильтону было трудно. А между тмъ онъ былъ убжденъ, что только единство Союза могло спасти американскую свободу и независимость. Тогда-то онъ, вмст съ Мадисономъ, предложилъ собрать конгрессъ въ Анаполис, на которомъ предполагалось организовать порядокъ внутренней торговли, а какъ и въ Анаполис онъ встртилъ т же предубжденія. то и ршился прибгнуть къ послднему и самому энергическому средству. Съ отдльными штатами разсуждать было нечего. Каждый изъ нихъ отстаивалъ свои личные интересы и не умлъ понять того, что интересъ всего Союза стоитъ выше интересовъ отдльныхъ штатовъ. Гамильтонъ былъ редакторомъ знаменитаго адреса ко всему американскому народу,— адреса, который убждалъ всю страну собрать конвентъ въ Филадельфіи, чтобы установить общія мры и избрать средство для поправленія ошибокъ внутренней политики. Вмст съ тмъ, народу предлагалось поручить конвенту составить проектъ конституціи, которую должно было потомъ подвергнуть обсужденію всего народа.
Адресъ Гамильтона имлъ большой успхъ, и конвентъ собрался въ дйствительности, по его мысли, въ Филадельфіи.
Гамильтонъ былъ однимъ изъ депутатовъ на конгресс отъ Нью-Іорка, и явился защитникомъ единства Союза. Эту мысль онъ проводилъ еще въ 1782 г., и доказывалъ, что изъ всхъ колоній должна образоваться одна великая страна, одинъ великій народъ. Вашингтонъ, Мадисонъ и Франклинъ, державшіеся того же мннія, явились такимъ образомъ первыми провидцами будущаго величія Америки.
Но явившись защитникомъ идеи единства, Гамильтонъ, обнаружившій въ этомъ случа большую политическую проницательность, не былъ въ состояніи представить себ совершенно ясно ту внутреннюю политическую организацію, которая бы могла привести союзъ къ дйствительному величію на практик. Гамильтонъ былъ аристократомъ въ лучшемъ, какъ говорится, смысл этого слова. Онъ боялся демагогіи и толпы, и желая построить внутреннее благоденствіе на мудрости и умренности, хотлъ устранить народную трибуну и т народныя волненія, которыя съ нею неразлучны. Гамильтонъ желалъ твердой исполнительной власти, руководимой народнымъ совтомъ или сенатомъ. Онъ хотлъ, чтобы президентъ и сенаторы избирались на продолжительный срокъ, т. е. на срокъ, пока они приносятъ стран дйствительную пользу, иначе сказать, пожизненнаго президента и пожизненныхъ сенаторовъ. На эту мысль нужно смотрть какъ на политическую иллюзію, не оправдываемую не только практикой, но даже и теоріей. Пожизненный президентъ, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, можетъ превратиться легко въ короля, а пожизненные сенаторы сдлаются почтенными старцами, на пенсіон. Понятно, что мнніе Гамильтона не было одобрено, и его обвинили въ монархизм. Видя, что его мнніе не принимается, Гамильтонъ взялъ назадъ свой проектъ и объяснялъ причины, побудившія его предлагать такую форму правленія тмъ, что онъ хотлъ дать республик наиболе прочныя основы.
Хотя несомннно, что проектъ Гамильтона былъ ошибоченъ, но онъ все-таки не кидаетъ на Гамильтона никакой тни. Гамильтонъ былъ нсколько идеалистъ, и только. Но вмст съ тмъ, онъ былъ горячій патріотъ и считалъ республику самой лучшей формой правленія. Поэтому-то, когда проектъ новой конституціи, составленный на иныхъ началахъ, чмъ проектъ Гамильтона, былъ одобренъ собраніемъ, Гамильтонъ поступилъ не такъ, какъ поступаютъ обыкновенные люди, а напротивъ явился самымъ горячимъ его защитникомъ.
Новая конституція, не смотря на врность ея основныхъ идей, встртила много противниковъ. Нужно было спасать союзъ и предупредить его отъ распаденія, а этого можно было достигнуть только— горячей защитой новаго проекта и популяризаціей изложенныхъ въ немъ идей и основаній. Конституцію, принятую на половину конгрессомъ, нужно было заставить принять тринадцать отдльныхъ штатовъ, имвшихъ разные, а иногда и противоположные интересы, и потому съ завистью смотрвшихъ другъ на друга. Чуждый мелочнаго личнаго самолюбія, Гамильтонъ гнался не за тмъ, чтобы убдить въ правот собственныхъ идей и теорій, а за тмъ, чтобы спасти только-что завоеванную свободу и создать изъ тринадцати штатовъ одинъ Союзъ.
Чтобы достигнуть своей цли, Гамильтонъ соединился съ Мадисономъ и Джейемь, и для популяризаціи конституціи они напечатали цлый рядъ статей подъ общимъ названіемъ »Федералиста’. Федералистъ состоялъ изъ восьмидесяти нумеровъ, изъ которыхъ Гамильтономъ было написано пятьдесятъ одинъ. Вс статьи Гамильтона отличались глубокимъ знаніемъ правительственныхъ вопросовъ и обстоятельствъ страны. Они были написаны горячо, почти запальчиво, твердымъ, ршительнымъ тономъ и съ большою силой убдительности. Благодаря усиліямъ Гамильтона и его сторонниковъ, нью-іоркскій штатъ высказался въ пользу конституціи и тмъ ршилъ ея успхъ. Посл принятія союзной конституціи, Нью-Іоркъ избралъ Гамильтона редакторомъ для составленія конституціи своего штата.
Когда Вашингтонъ былъ избранъ въ президенты, для дятельности Гамильтона явилось опять новое поприще. Положеніе Вашингтона было очень трудное. Страна находилась въ броженіи, надо было не только успокоить умы и страсти, но и дать народу образчикъ согласія и патріотизма. Вашингтонъ составилъ свой кабинетъ изъ людей самыхъ противуположныхъ мнній, — изъ предводителей партій,— чтобы отстранить такимъ образомъ возможность волновать народъ, и по возможности примирить разныя мннія и парализировать вредное вліяніе предводителей партій. Вашингтонъ пригласилъ въ свой кабинетъ Джеферсона, главу демократовъ, находившаго. что конституція связала независимость отдльныхъ штатовъ, и Гамильтона, поддерживавшаго идею централизаціи и находившаго, что центральной власти конституція не дала достаточно силы. Остальными членами кабинета были Кноксъ и Джей.
Самое трудное положеніе въ кабинет досталось на долю Гамильтона. Ему было поручено финансовое управленіе. Въ стран не было ни денегъ, ни кредита, никто не зналъ ни цифры доходовъ, ни цифры расходовъ, однимъ словомъ полный финансовый хаосъ, съ которымъ нужно было покончить и спасти тмъ Союзъ.
Нужно было начать прежде всего съ поддержанія національнаго кредита. Конечно правительство было не въ состояніи платить своихъ долговъ, потому что и въ его сундукахъ не било ни копйки, но какъ честность есть основа доврія, то для возстановленія доврія къ націи, было необходимо признать долги, сдланные во время войны за независимость. Это именно и предложилъ Гамильтонъ для спасенія страны отъ банкротства. Какъ ни проста была мысль Гамильтона, но она встртила сильную опозицію и потребовалось все вліяніе Вашингтона, чтобы убдить такихъ упрямыхъ членовъ кабинета, какъ Джефенсонъ. Дале Гамильтонъ не хотлъ, чтобы существовали частные долги штатовъ. Такъ какъ вс эти долги были сдланы для возстановленія независимости. то онъ и предложилъ сдлать ихъ долгомъ федеральнымъ. Для демократовъ, во глав которыхъ стоялъ Джеферсомъ, мра эта казалась покушеніемъ на независимость отдльныхъ штатовъ. Наконецъ Гамильтонъ предложилъ возстановить обращеніе металлическихъ денегъ, потому что ассигнаціи, совершенно упавшія въ цн, грозили стран экономическимъ кризисомъ. Для этого онъ учредилъ государственный банкъ.
Мсто министра финансовъ Гамильтонъ занималъ до второго президентства Вашингтона. Приведя финансы въ порядокъ, Гамильтонъ считалъ свое дло конченнымъ и вышелъ въ отставку. Ему было тогда всего тридцать восемь лтъ. Но недолго пришлось Гамильтону оставаться вн общественной дятельности. Въ 1706 году, между Франціей и американскимъ Союзомъ возникли неудовольствія. Командованіе арміей, на случай войны, было снова предложено Вашингтону, но генералъ объявилъ, что онъ принимаетъ это званіе въ такомъ случа, если Гамильтонъ будетъ сдланъ генералъ-инспекторомъ. Гамильтонъ сформировалъ армію, и по смерти Вашингтона былъ назначенъ главнокомандующимъ. Къ чести Франціи, генералъ Бонапарте, забравшій власть 18 Брюмера, уладилъ дло, и согласіе между Франціей и Америкой возстановилось снова. Гамильтонъ опять оставилъ службу и принялся за адвокатуру, но онъ недолго пользовался спокойствіемъ вн политической дятельности. Въ 1804 году полковникъ Бэръ, бывшій вице-президентомъ, заявилъ желаніе занять мсто губернатора нью-іоркскаго штата. Гамильтонъ назвалъ его человкомъ опаснымъ. Бэръ, оскорбленный этимъ отзывомъ, вызвалъ Гамильтона на дуэль и убилъ его.
По общему порядку біографій можетъ быть слдовало бы пожалть о смерти Гамильтона. Конечно, убійство это составляетъ фактъ печальнаго свойства. Нехорошо, когда убиваютъ человка, по если смотрть на вопросъ съ политической точки зрнія, то смерть Гамильтона не представляетъ ничего ужаснаго, потому что какъ политическій дятель, онъ исполнилъ свою задачу, и ему длать было уже больше нечего, какъ заниматься адвокатурой и своими частными длами.
Но изъ этого однако вовсе не слдуетъ, чтобы нужно было забыть политическія услуги Гамильтона и не видть въ немъ поучительнаго примра. Онъ всегда останется главнымъ сподвижникомъ Вашингтона на войн и въ мир, и былъ однимъ изъ тхъ людей, кому Америка, посл Вашингтона, обязана своимъ величіемъ и силой. Гамильтонъ спасъ Америку отъ банкротства, и онъ же способствовалъ больше другихъ признанію штатами союзной конституціи. Гамильтонъ, подобно Вашингтону, быль истиннымъ патріотомъ и истиннымъ другомъ народа. Но также, какъ Вашингтонъ, онъ держалъ себя съ достоинствомъ, не искалъ популярности и не льстилъ народу. Гамильтона обвиняютъ въ аристократическихъ тенденціяхъ, и совершенно справедливо, что этотъ вообще разсудительный человкъ позволилъ себ увлечься политическими фантазіями, онъ мечталъ о республик изъ добродтельныхъ людей и мудрыхъ старцевъ, и хотлъ изгнать съ лица земли человческія страсти. Но этотъ недостатокъ, если хотите, Гамильтона, выставляетъ еще рзче его патріотизмъ: потому что, несмотря на свое неодобреніе проекта конституціи, на началахъ несогласныхъ съ его идеаломъ, онъ явился самымъ горячимъ ея защитникомъ и популяризаторомъ, ибо считалъ боле необходимымъ водвореніе въ стран внутренняго мира и порядка, чмъ борьбу партій и споры изъ побужденій личнаго мелочнаго самолюбія. Къ этому вопросу я обращусь впрочемъ еще разъ, потому что въ отсутствіи личнаго самолюбіи и въ способности жертвовать своимъ я для общихъ интересовъ, заключается основная черта американцевъ того времени и истинное величіе ея политическихъ дятелей, служащихъ поэтому поучительнымъ примромъ для старой Европы.
Рядомъ съ Гамильтономъ способствовалъ популяризаціи новой конституціи Мадисонъ.
Мадисонъ былъ виргинецъ, какъ и почти вс политическіе дятели того времени. Онъ происходилъ изъ богатаго семейства и очень рано началъ свою политическую дятельность. Въ 1780 г. онъ былъ посланъ на конгрессъ и здсь-то, вмст съ Гамильтономъ. отстаивалъ идею единства Союза. Дале, когда Гамильтонъ предложилъ учредить таможню. Мадисону поручили написать адресъ къ штатамъ. Адресъ этотъ, составляетъ, можетъ быть, наибольшую его заслугу, ибо заставилъ страну признать необходимость исполненія долга, возлагаемаго честностью и общенароднымъ интересомъ.
По выход изъ конгресса, Мадисонъ оказалъ еще новую услугу Виргиніи. Виргинія пользовалась правами на основаніи королевский хартіи, это значитъ, что англиканская церковь пользовалась въ ней преимуществами. Понятно, что церковь такого рода во время революціи явилась роялистской, въ то время какъ вся Америка обнаруживала стремленія республиканскія. Къ подобной церкви виргинцы не могли чувствовать особенной симпатіи и потому Джеферсонъ предложилъ билль о возстановленіи религіозной свободы. Предлагая свой билль. Джеферсонъ основывался на томъ просомъ соображеніи, что государству не можетъ принадлежать право устанавливать отношенія между человкомъ и Богомъ, и наблюдать за человческою совстью. По его мннію, совсть стоитъ вн политики и каждый иметъ право соединяться съ тмъ, съ кмъ онъ думаетъ одинаково, и поступать въ религіозныхъ вопросахъ такъ, какъ велитъ ему совсть. Виргинцы очень изумились смлому предложенію Джефсрсона. Билль его былъ отсроченъ. Въ слдующемъ году тотъ же вопросъ поднялъ снова Мадисонъ. Но Мадисонъ поступилъ нсколько иначе. Это былъ человкъ спокойный, умренный, умвшій говорить не задвая ничьего самолюбія, и ему удалось довести собраніе до согласія съ предложеніемъ Джеферсона. Въ настоящее время, признаніе законодательствомъ какой либо страны закона о свобод совсти не представило бы ничего удивительнаго, но восемдесятъ лтъ назадъ, даже и въ Америк, мысль о свобод совсти казалась еще слишкомъ смлою и требовалась большая сила ума и большая сила рчи, чтобы одному человку увлечь на собою цлую страну. Заслугу Мадисона читатель оцнитъ еще боле тмъ фактомъ, что юридическое признаніе религіозной свободы совершилось въ Массачусетс только въ 1835 году.
Мадисону же принадлежитъ заслуга признать необходимость анаполискаго конвента, гд онъ вмст съ Гамильтономъ явился спасителемъ Америки отъ разъединенія, грозившаго ей гибелью. Однимъ единомысліемъ съ Гамильтономъ, Америка не была бы еще спасена, нужно было убдить штаты признать необходимость пересмотра дйствовавшей въ то время конституціи. Нужно было, чтобы какой нибудь штатъ, и преимущественно изъ наиболе вліятельныхъ, призналъ необходимость ревизіи и увлекъ бы за собою другіе. Изъ вліятельныхъ штатовъ первое мсто принадлежало Виргиніи, и заслуга Мадисона именно въ томъ, что онъ заставилъ виргинцевъ согласиться съ своимъ мнніемъ. Предложеніе Мадисона было принято единогласію, и 4 декабря 1786 г. Виргинія объявила, что она желаетъ пересмотра конституціи и выбрала депутатовъ для будущаго конвента.
На этомъ конвент Мадисонъ обнаружилъ большую политическую зрлость и, непозволивъ себ увлечься идеалами Гамильтона, предложилъ организацію вполн демократическую, требуя сильную исполнительную власть и дв палаты. Онъ глядлъ на одну палату. какъ на учрежденіе, которое должно было погубить Союзъ. Онъ же требовалъ независимости судебной власти, какъ политическаго учрежденія.
Когда конституція была составлена, авторамъ ея предстояла новая работа: нужно было защитить ее отъ нападокъ крайнихъ сторонниковъ свободы. Т, кто боролся противъ англійскаго деспотизма и произвола, дошли почти до полнаго отрицанія всякой власти. Имъ казалось, что власть не можетъ быть ничмъ инымъ. кром деспотизма, и это весьма естественно, потому что въ подобномъ убжденіи лежитъ вся сила той энергіи, какая необходима для успха борьбы за независимость Но когда независимость достигнута, когда вмсто прежняго стремленія свергнуть деспотическую власть являются десятки разнообразныхъ другихъ стремленій, то для приведенія ихъ въ гармонію требуется иная сила и иная власть, иначе явится разбродъ интересовъ и мсто порядка займетъ анархія. Организаторы Союза понимали это очень хорошо. Они понимали, что пора военныхъ людей кончилась, и наступило время для мирныхъ гражданскихъ дятелей. Въ этой внутренней борьб съ фанатиками независимости, Мадисонъ, вмст съ Гамильтономъ, оказали огромную услугу американскому Союзу.
Обыкновенно думаютъ, что американская конституція была встрчена съ восторгомъ. Въ дйствительности же напротивъ, у нея почти не было друзей, даже члены конвента, т. е. сами составители ея, были ею недовольны. Нужно было всхъ этихъ недовольныхъ и всю массу населенія убдить принять новую конституцію. А какъ лучшимъ средствомъ для убжденія служила пресса, то Мадисонъ вмст съ Гамильтономъ и Джейемъ задумали изданіе Федералиста, о которомъ было говорено выше.
Не ограничиваясь Федералистомъ, Мадисонъ взялъ на себя еще и роль трибуна для личнаго убжденія виргинцевъ. Но принятому обычаю требовалось согласіе девяти штатовъ, для признанія конституціи. Восемь уже согласились, Нью-Гемширъ почти согласился, Виргинія молчала. Мадисонъ взялся убдить виргинцевъ, что было не совсмъ легко, потому что онъ встртилъ противника въ Пэтрик Генри, въ самомъ краснорчивомъ виргинскомъ оратор и главномъ вожак революціи. Пэтрика Генри поддерживали весьма сильные и вліятельные люди, и побдить ихъ было нелегко. Но Мадисону, своимъ умніемъ говорить не задвая самолюбій, своимъ желаніемъ успокоивать страсти и дйствовать на интеллектъ, удаюсь наконецъ, посл двадцати-дневныхъ преній, перетянуть большинство голосовъ на свою сторону. Согласіемъ виргинцевъ ршилась судьба конституціи, и съ этого момента можно считать начало новой политической жизни американскаго союза. Хотя Мадисонъ прожилъ посл этого еще и долго, былъ даже президентомъ Союза, и пользовался большимъ уваженіемъ, но вся его послдующая дятельность не прибавляетъ ровно ничего къ его заслугамъ молодости. Съ принятіемъ конституціи политическая дятельность Мадисона можно сказать кончилась.
Этотъ приговоръ можетъ показаться читателю тоже слишкомъ строгимъ, но изъ этого вовсе не слдуетъ, чтобы онъ былъ неправиленъ. Въ исторіи американскаго Союза, какъ и въ исторіи всякаго народа, важны только главные моменты, и имютъ значеніе только историческіе дятели этихъ моментовъ. Такъ, при устройств колонизаціи, имютъ значеніе т люди, которые положили ей прочное начало и установили принципы, долженствовавшіе привести колоніи къ процвтанію и сил. Такъ, въ борьб за независимость были важны т люди, которые были въ состояніи возбудить народный энтузіазмъ и энергію и доставить стран торжество побды, такъ, наконецъ, съ окончаніемъ войны, были важны т люди, которые были въ состояніи представить себ ясне другихъ основы для внутренняго порядка, и условія, обезпечивающія наивысшее мирное экономическое процвтаніе страны. Когда основы эти выяснились, страну убдили въ ихъ правильности, и конституція была принята всми, поприще для всякой передовой дятельности закрылось. Обязанность каждаго разсудительнаго гражданина заключалась теперь не въ томъ, чтобы становиться во глав какого либо движенія, а въ томъ, чтобы стушеваться политически и двствовать единственно въ видахъ утвержденія установленнаго порядка. Нора великихъ дятелей кончилась. Въ Америк могли быть и геніальные полководцы, и геніальные революціонные ораторы, и геніальные политическіе люди, способные составлять геніальныя конституціи, но въ услугахъ ихъ страна не нуждалась, потому что время революцій, войны и конгрессовъ миновало и для народа требовался миръ, свобода и строгое сохраненіе внутренняго порядка, обезпечивающаго экономическое и соціальное развитіе. Вотъ почему Америка до нашего времени прожила почти восемьдесятъ лта, не выставивъ ни одного такъ называемаго великаго человка, хотя неоспоримо, что имла въ это время много людей очень сильнаго ума и большой энергіи. Людямъ этимъ приходилось прилагать свои способности къ дламъ невозбуждавшимъ большого шума и помогшимъ обратить на себя общее вниманіе.
Въ числ замчательныхъ американцевъ былъ еще одинъ человкъ, о которомъ нельзя умолчать — Франклинъ. Онъ извстенъ Европейской читающей публик больше своими странностями, республиканской простотой, оригинальностью и своими добродушно-язвительными изрченіями. Но заслуга Франклина но отношенію къ Америк вовсе не въ этомъ. Онъ хотя и не отличался обширнымъ глубокимъ умомъ, но за то умлъ любить свою родину, и служитъ прекраснымъ примромъ того патріотизма, съ которымъ Европа вовсе незнакома.
Франклинъ провелъ большую часть своей жизни въ Англіи и во Франціи, въ качеств представителя нравъ американцевъ. Несмотря на это, во вс трудные моменты жизни своего отечества, онъ являлся изъ-за-границы. Такъ было и во время составленія конституціи. Франклинъ не могъ принять замтнаго дятельнаго участія въ ея составленіи, потому что не отличался проницательностью Вашингтона, Гамильтона, Джеферсона и другихъ подобныхъ имъ людей. Можно даже сказать, что его добродушная язвительность скоре мшала, чмъ помогала составленію проекта. Онъ, напримръ, былъ ршительно не въ состояніи понять всего вреда одной палаты, и дв палаты сравнивалъ съ двумя лошадьми, запряженными въ одну телгу — одна спереди, а другая сзади Сравненіе это хотя было и остроумно, но все-таки не длало чести политической проницательности Франклина, потому что одна палата является учрежденіемъ, неимющимъ никакого противувса, и легче всего ведетъ къ деспотизму. Вмст съ тмъ Франклинъ утверждалъ, что президентъ и высшіе чиновники не должны получать жалованія. Проводя такую мысль, Франклинъ вовсе не подозрвалъ, что онъ впадаетъ въ противурчіе, ибо отстаиваетъ чиновную аристократію, что конечно не могло мириться съ республиканскими стремленіями самого Франклина. Но если Франклинъ впадалъ въ ошибки, въ своихъ теоретическихъ соображеніяхъ, то тмъ не мене на практик онъ былъ великій патріотъ, и доказалъ это преимущественно при подписи конституціи. Франклинъ не одобрялъ проекта, но онъ чувствовалъ необходимость установить власть, и въ засданіи, назначенномъ для подписи конституціи, просилъ прочесть свое письмо къ президенту. Въ письм этомъ онъ говоритъ: ‘Въ конституціи есть параграфы, которыхъ въ настоящее время я не одобряю, но я не убжденъ, что не соглашусь съ ними никогда. Я жилъ долго и оныхъ заставлялъ меня часто измнять свое мнніе но вопросамъ серьезной важности, я считалъ себя правымъ, но лучшія свденія и боле глубокое изученіе вопросовъ показывали мн, что я ошибался’.
‘Вотъ почему, чмъ становлюсь я старше, тмъ боле начинаю я сомнваться въ врности собственнаго сужденія, и получилъ большее уваженіе къ мнніямъ другихъ. Большинство людей, какъ и большая часть религіозныхъ сектъ, только себя считаютъ владльцами истины, все что несогласно съ ихъ чувствами, кажется имъ заблужденіемъ. Протестантъ Сталь сказалъ одному пап, что единственная разница въ истинности доктрины римской и англиканской церквей заключается въ томъ, что римская церковь непогршима, а англиканская никогда неошибается. Но хотя большинство людей имютъ не мене высокое мнніе о собственной непогршимости, но немногіе способны выразиться такъ наивно, какъ одна француженка, которая въ спор съ своей сестрою сказала ей: ‘сестрица, не знаю какъ это случается, но только я одна бываю всегда права’.
‘Въ своемъ настоящемъ положеніи я признаю составленную теперь конституцію со всми ея недостатками, если она ихъ иметъ, ибо я думаю, что намъ необходимо общее управленіе, и что нтъ такой правительственной формы, которая не была бы благодяніемъ для народа, если имъ управляютъ хорошо. Кром того, я думаю, что наше управленіе будетъ хорошо въ теченіе цлаго ряда годовъ, и что оно можетъ окончиться деспотизомъ только въ такомъ случа, если народъ, развратившись, сдлается неспособнымъ ни къ какому управленію кром деспотическаго’.
‘Еще я сомнваюсь, чтобы другое собраніе имло бы шансы составить лучшую конституцію, ибо, если вы соберете извстное число людей, чтобы воспользоваться ихъ мудростью, вы вмст съ этими людьми, сосредоточите неизбжно вс ихъ предразсудки, вс ихъ страсти, вс ихъ ошибочныя идеи, вс ихъ мстные интересы, вс ихъ эгоизмы. Можно ли отъ собранія, составленнаго такимъ образомъ, ожидать безукоризненнаго труда? напротивъ, я изумляюсь, что паша работа такъ близка къ совершенству и думаю. что она изумитъ нашихъ враговъ, которые ждутъ съ увренностью извстія, что наше собраніе пришло въ смущеніе, какъ строители вавилонской башни, что наши штаты готовы разъединиться, чтобы затмъ встртиться лишь для того, чтобы перерзать другъ другу горло’.
‘Я принимаю эту конституцію, потому что нисколько не надюсь на лучшую, и потому что не увренъ, чтобы она не была дйствительно лучшей. Я приношу въ жертву общественному благу мое мнніе о ея недостаткахъ. Я никогда не произнесъ ни одного слова о ней вн. Только въ этихъ стнахъ являлись мои сомннія, и въ нихъ же он должны умереть’.
‘Если возвратившись къ нашимъ доврителямъ, каждый изъ насъ принесетъ свои замчанія и попытается пріобрсть сторонниковъ своего мннія, мы помшаемъ всеобщему принятію конституціи и потеряемъ вс спасительныя послдствія и великія выгоды единомыслія дйствительнаго или кажущагося, которое намъ нужно какъ внутри, такъ и вн. Сила правительства, обезпечивающаго счастіе народа, зависитъ много отъ мннія, которое составлено о его способности, а также отъ мудрости и способности тхъ, кто правитъ’.
‘Надюсь, что въ нашихъ собственныхъ интересахъ, какъ членовъ націи, и въ интересахъ потомства, мы будемъ дйствовать согласно и единомышленно, чтобы рекомендовать эту конституцію повсюду, куда простирается наше вліяніе, и что отнын мы обратимъ вс свои мысли и вс усилія на изысканіе средствъ для хорошаго ея выполненія’.
‘Наконецъ, я не могу не выразить желанія, что если въ нашемъ собраніи есть кто либо несогласный съ конституціей, чтобы лице это поступило такъ же какъ я, — чтобы оно усумнилось въ собственной непогршимости и, въ доказательство нашего единогласія, подписало бы настоящій актъ’.
Если бы Франклинъ во всю свою жизнь не сказалъ ни одного слова, то настоящее его обращеніе къ членамъ собранія, поставило бы его въ ряду умнйшихъ политическихъ дятелей и лучшихъ патріотовъ.
Къ сожалнію, предложеніе Франклина не было принято. Нашлось три человка, которые не подписали конституціи — Рендольфъ, Мзссонъ и Гери. Причины, но которымъ эти господа не подписали конституціи, имли вполн честное основаніе. Рендольфу казалось, что уполномочіе, которымъ облекли его избиратели, не давало ему права на такой ршительный шагъ. Члены конвента были избраны народомъ для поршенія нкоторыхъ вопросовъ конфедераціи, и вмсто того они составили новую конституцію, конституцію не конфедеративную отъ имени штатовъ, а отъ имени всего народа. Вмсто конфедераціи создали новую націю. Боязнь Рендольфа была нсколько преувеличена, потому что его согласіе не было обязательнымъ для народа, тмъ не мене, поступокъ Реидольфа можетъ служить превосходнымъ доказательствомъ, насколько американскій депутатъ выше депутата европейскаго. Европейскіе выборные обращаютъ обыкновенно мало вниманія на своихъ избирателей, и какіе нибудь 200—300 депутатовъ поршаютъ нердко вопросы именемъ народа вопреки народному желанію.
Но тотъ же самый Рендольфъ, явившись въ Виргинію, посылавшую его на конвентъ, соединился съ Мадисономъ, чтобы въ качеств простого гражданина отстаивать конституцію. Онъ не подписывалъ потому, что, какъ ему казались, не имлъ на то права, но онъ считалъ своимъ патріотическимъ долгомъ дйствовать въ пользу ея, потому что въ принятіи конституціи видлъ спасеніе Америки. Хотя въ виргинскомъ собраніи Мадисонъ былъ главнымъ бойцемъ за конституцію, по стоять противъ неотразимаго краснорчія Пэтрика Генри было трудно. Мадисону помогъ въ этомъ случа Рендольфъ, ибо, кром разсудочнаго вліянія, для полной побды сторонниковъ конституціи, требовалась сила, способная увлечь собраніе. Этой всеувлекающей силой явился Рендольфъ. Вотъ заключеніе его рчи: ‘Я работалъ, сказалъ онъ, чтобы поддержать якорь нашего спасенія. Такъ же какъ врую я въ Бога, врую я и въ то, что наша политическая безопасность, наше счастіе и наше существованіе какъ націи, зависитъ отъ союза штатовъ. Безъ этого союза виргинскій народъ, какъ и народъ другихъ штатовъ, подвергается неисчислимымъ страданіямъ, которыя приведутъ къ несогласіямъ, волненіямъ, войн, кровопролитіямъ. Нужно, чтобы американскій умъ и американская гордость соединились для обезпеченія блистательнаго торжества союза. Пробудимъ эту гордость, которая не побоялась громовъ Англіи. Пусть не скажутъ о насъ, что преодолвъ самыя изумительныя трудности, возбудивъ изумленіе міра своею храбростью, мы, но собственной вин, лишились пріобртенной нами славы, нашего національнаго значенія и нашего счастья. Недопустимъ, чтобы исторія сказала нашему потомству, что для установленія правленія, у американцевъ недостало ума и честности. Воспользуйтесь настоящей минутой. Если вы ее упустите, вы ее ужь не найдете. Если союзъ погибнетъ нынче, онъ не возстановится уже никогда. Я думаю, что наши противники искренни и имютъ честныя намренія, но когда я взвшиваю выгоды Союза и ужасныя послдствія его распаденія, когда съ одной стороны я вижу спасеніе, съ другой — страшныя развалины, когда съ одной стороны народное величіе и процвтаніе, съ другой — упадокъ всего, я не могу колебаться: я подаю свой голосъ за конституцію.’
Массонъ и Гери не подписали проекта конституціи потому, что находили ее черезъ чуръ централизующей. Можно сказать, что только эти два члена не были увлечены письмомъ Франклина, и что благодаря только этому письму явилось такое ршительное большинство.
Разсказываютъ, что во время подписи конституціи, Франклинъ устремили свой взоръ на мсто, которое занималъ Вашингтонъ. На стн за кресломъ президента была нарисована посредственная картина, изображавшая солнце. Франклинъ, указавъ, на нее окружающимъ, сказалъ: ‘живописцы говорятъ, что въ ихъ искуств, очень трудно отличить восходъ отъ заката солнца. Много разъ, въ теченіе настоящихъ засданій, среди нашихъ колебаній между надеждой и страхомъ, я разсматривалъ эту картину и не былъ въ состояніи ршить, что это — солнце восходящее или заходящее. Но теперь я вижу, что это не закатъ солнца, а солнце восходящее.’ И дйствительно, конституція была для Америки солнцемъ свободы, солнцемъ ея процвтанія и силы.
Если читателю случалось быть за-границей, то онъ вроятно замтилъ, какъ повсюду цнится тамъ знаніе и трудъ. Малйшая заслуга человка, даже на поприщ не особенно видномъ, привлекаетъ къ нему уваженіе и вниманіе людей, находящихся съ нимъ въ сношеніяхъ. Происходятъ это оттого, что заграничный человкъ личнымъ опытомъ научился цнить трудъ и заслугу, имъ создаваемую. Между образованными націями никто не относится легкомысленно къ дятельности человка, если польза ея даже очень не велика. Но чмъ шире и плодотворне дятельность, тмъ больше уваженія къ ней, и тмъ легче она пріобртаетъ значеніе авторитета. Тамъ уваженіе къ другому вытекаетъ изъ уваженія къ самому себ. Тамъ не разбиваютъ авторитетовъ но легкомысленнымъ побужденіямъ и по неспособности правильно цнить человческія заслуги на пользу общую. Кто уметъ трудиться самъ, тотъ научается уважать всякаго трудящагося человка. Тмъ, кто ничего не длаетъ, все кажется легкимъ только потому, что они ничего не длаютъ. Случается и такъ, что мы не въ состоянія цнить человческой дятельности только потому, что она намъ кажется слишкомъ простой, и не понимаемъ мы, что самое простое бываетъ всегда самымъ труднымъ. Для людей, стоящихъ на пути соціальнаго прогресса, столтій на пять позади американцевъ, политическая дятельность людей, какъ Вашингтонъ, Гамильтонъ. Франклинъ и другіе, можетъ показаться пожалуй незаслуживающей вниманія, и даже ничтожной. Но именно въ этой-то простот и вся ея трудность. Трудность ея въ томъ, что гораздо легче быть страшнымъ, заносчивыя!.. неуступчивымъ и самолюбивымъ, чмъ спокойнымъ и разсудительнымъ. Европа изумляется, что изъ прежнихъ тринадцати штатовъ сформировался въ двнадцать лтъ новый народъ, въ нсколько милліоновъ человкъ,— новая національность, которой прежде не было на свт. До войны за независимость существовали только колоніи, конституція же создала американскій Союзъ и первое государство въ мір по сил и богатству, по мудрости своихъ учрежденій, государство, какого не зналъ ни древній міръ, ни новйшая исторія. И все это сдлалось путемъ именно той простоты и разумности, образчики которой я только-что привелъ. Обратите вниманіе на то, что длается въ нашихъ собраніяхъ, совщаніяхъ, комитетахъ, обратите вниманіе на то мелочное самолюбіе и суетность, съ которыми каждый старается выставить себя умне другихъ, и считаетъ несовмстнымъ со своимъ достоинствомъ сдлать уступку въ пользу чужого мннія, и вы поймете всю злостность и справедливость замчанія Франклина о вчноправой француженк. Да, если что заслуживаетъ больше всего удивленія въ американцахъ, то именно ихъ простота, ихъ взглядъ, устремленный постоянно на землю: ихъ стремленіе къ обезпеченію своего положенія, ихъ забота о мелочномъ, повседневномъ, и вытекающая изъ всего итого потребность личной свободы и уваженіе къ личной свобод другихъ. Нельзя создать независимость и свободу національныя, если прежде всего мы не будемъ уважать свободу и независимость своихъ ближнихъ. Пониманіе этой простой! вещи, ведетъ къ цлому ряду благотворныхъ послдствій и кончается національнымъ величіемъ, образчикъ котораго намъ представляютъ американцы. Предки ихъ явились на американской почв, чтобы спастись отъ угнтеній старой Европы. Каждый колонистъ хотлъ свободы и противодйствовалъ всему, что могло его лишить ея. Стремленіе къ личной свобод, должно было создать уваженіе въ свобод другихъ, а изъ этого уваженія, вытекаетъ уваженіе непосредственно къ чужому мннію. Слдовательно, та уступчивость, которой мы изумляемся во Франклин и другихъ, есть больше ничего какъ послдовательное проявленіе общественнаго начала, установленнаго еще первыми американскими колонистами. Вашингтонъ, Гамильтонъ, Мадисонъ. Джеферсонъ, Франклинъ и т. д. и т. д. только боле яркіе цвты народнаго генія американцевъ Весь народъ изъ поколнія въ поколніе воспитывался въ понятіяхъ свободы и уваженія другъ къ другу, и слдствіемъ этого не могло явиться ничего другого, кром тхъ трудно понимаемыхъ для европейца фактовъ патріотизма, которые представляетъ Америка.
Мы удивляемся уступчивости Гамильтона и Франклина, нежелающихъ по личному самолюбію мшать успху общаго дла, но еще изумительне поведеніе всего американскаго народа. Это не было стадо барановъ, которое можно бы было принудить принять всякое учрежденіе или послдовать за всякимъ мнніемъ. Напротивъ, каждый американецъ былъ политическій дятель, и привыкъ къ политической жизни съ ранней молодости. Слдовательно, единомысліе, которое должно создаться во многомилліонномъ населеніи тринадцати штатовъ, было безконечно трудне достижимо, чмъ согласіе между чинами конвента, считавшимися нсколькими десятками. И что же? тотъ же патріотизмъ, таже разсудительность, одушевляютъ каждаго изъ народа, и исторія не сохраняетъ ни одного факта, который бы кидалъ невыгодную тнь на американскій патріотизмъ и заставилъ бы заподозрить американцевъ въ неумньи понимать своей собственной общественной выгоды. Споровъ было правда много. Но разв могло быть иначе, когда одну и туже конституцію приходилось обсуживать въ тринадцати штатахъ, тринадцать разъ. Въ другихъ странахъ цивилизованнаго европейскаго континента копечные вопросы поднимаютъ цлыя бури страстей, и споры тянутся нескончаемо. Въ Америк же предлагается народу совершенно новая конституція, и народъ обсуживаетъ ее и принимаетъ въ какіе нибудь полгода. Не забудьте, что этому народу ничего нельзя было приказать, ничего заставить принять силой, онъ долженъ былъ самъ понять и сообразить все, потому что самъ являлся исполнителемъ своей конституція, этому народу приходилось примирить два крайнихъ мннія — централизацію съ децентрализаціей, или силу союза съ независимостью отдльныхъ штатовъ. И представители народа ршили этотъ вопросъ. Они составили конституцію, а народъ обсудилъ ее, понялъ и далъ на нее свое согласіе. Представьте, что подобную задачу пришлось бы разршать, ну хоть бы Франціи. Разршила ли бы она ее, а если разршила, то въ какой срокъ и какимъ трудомъ? и вы увидите, что для такого народа какъ американцы, не можетъ быть иного названія кром великаго, и какъ смшна та суетность, съ которой французы называютъ себя великой націей. Или французское величіе только относительное для европейскаго континента? въ такомъ случа, для американцевъ нужно придумать другое названіе, чтобы избгнуть смутности понятій, назовите ихъ въ такомъ случа просто патріотами и разсудительными людьми, а тхъ дятелей, которые показали собою прекраснйшій примръ отчизнолюбія — просто патріотами, и будете знать, что если идетъ рчь о патріотизм и патріотахъ, то здсь подразумваются т чувства, которыя выдвинули Вашингтона, Гамильтона, Пэтрика Генри, что здсь подразумваются только такіе люди какъ они. Если прозвище великихъ Европа давала за такія заслуги, какія оказывалъ Людовикъ XIV. Фридрихъ II и Наполеонъ I, то называть великимъ Вашингтона будетъ совершенно ошибочно. Какой онъ великій — онъ просто хорошій и умный человкъ.