АЛМОРСКІЕ ПВЦЫ
Изъ путевыхъ замтокъ.
‘Встникъ Европы’, 1876, No 7
I.
II.
III.
И. Минаевъ.
Алморские певцы, Минаев Иван Павлович, Год: 1876
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Въ конц мая жара въ Бенарес становилась невыносимою, въ полномъ смысл этого слова. Ни на минуту, ни днемъ, ни ночью, ни въ комнат, ни на двор нельзя было отыскать прохлады. Среди дня, выходить изъ дому не было никакой возможности, солнце палило и ослпляло своимъ блескомъ, отъ стнъ, отъ благо песку несло жаромъ, отъ отражающихся лучей становилось больно глазамъ. Втеръ душилъ, обдавая облакомъ пыли. Даже утромъ, въ половин шестого или въ шесть часовъ становилось жарко и душно, недолгая прогулка утомляла и разслабляла. Ни зонтикъ, ни индійскій шлемъ, ничто не спасало отъ вліянія лучей индійскаго солнца, изъ всхъ поръ точился потъ, посл нсколькихъ шаговъ, мокрое платье липло въ разгоряченному тлу, тмъ самымъ связывая движеніе и вызывая во воемъ существ какое-то очень непріятное чувство не-по-себ. Чрезъ дв-три мили утомленіе брало верхъ надъ любопытствомъ, на диковинки, на разновидные курьёзы начинаешь тупо и безучастно смотрть, позываеть къ себ, въ полутемный покой, гд подъ вліяніемъ панка возможно было найти временный отдыхъ. До тхъ поръ, пока панка двигался, въ район его вянія дышалось легко, но, лишь задремлетъ рабочій, погоняющій зефиръ, и панка остановится, мгновенно все тло, съ головы до ногъ, покрывалось обильною испариною, ночью, въ этому прісоединялись миріады москитовъ. И откуда только они брались! Не успетъ панка остановиться, какъ они тутъ: жужжать и снуютъ, и кусаютъ и спать не даютъ. Но въ Индіи жара все-таки сносне, нежели на Цейлон, здсь всюду, во всхъ комнатахъ, водится панка, всюду возможно отыскать чистую воду, а въ большихъ городахъ даже лёдъ. Въ отеляхъ, въ Дакъ-бангалоу (т.-е. казенныхъ постоялыхъ дворахъ), при каждой комнат есть купальня. На Цейлон вс эти удобства не всегда доступны, путешественникъ большею частью принужденъ жить среди боле первобытныхъ условій, не только лёдъ, но и чистая вода тамъ рдкость, а въ нкоторыхъ мстахъ, въ центр острова, и грязной воды не обильно. Въ ‘Коломбо’, въ лучшемъ отел, на сотни живущихъ тамъ всего дв-три купальни, расположены он въ дальномъ разстояніи отъ комнатъ и за всякое купанье взимается шиллингъ, т.-е. 35 копекъ.
Несмотря, однакоже, на обиліе воды въ даровой купальн, на ледъ, на вяніе панка, въ Бенарес было все-таки душно и несносно, и такъ каждый день, отъ полуночи до полуночи, казалось, что живешь въ постоянной бан. Трудно вообразить себ, до какихъ чудовищныхъ размровъ развивалась лнь, подъ вліяніемъ этой температуры, среди дня, являлась возможность заснуть за книгой, полной новизны и интереса. Сонъ въ неурочный часъ не только не освжалъ, но еще боле располагалъ въ ничегонедланію, заставить себя написать нсколько строкъ стоило не малыхъ усилій. Туземцы чувствовали себя отлично въ эту погоду и предрекали, что въ іюн будетъ потепле. Я ршился хать на сверъ, въ Гималаи, не дожидаясь іюня, и въ конц мая, въ одинъ, дйствительно прекрасный, день бжалъ изъ священнаго града, утро, какъ-бы на зло, въ тотъ день было сравнительно съ прежними прохладно. Накрапывалъ небольшой дождь и не было втра. Въ вагон былъ панка, и какъ только поздъ двинулся по направленію въ Лакноу, явился рабочій двигать панка, при закрытыхъ окнахъ и вяніи панка внутри вагона не только было сносно, но даже пріятно посл бенаресской жары.
Къ сожалнію, все это продолжалось не долго, въ девять часовъ жаръ сталъ чувствителенъ, поднялся втеръ, и столбы дыма, пыли врывались въ вагонъ, чрезъ жалузи. Отъ панка не было никакой прохлады, искусственный зефиръ обдавалъ путешественника горячимъ пескомъ и дкимъ дымомъ. Поздъ двигался довольно быстро, но съ безпрестанными, продолжительными остановками, и такъ какъ въ это время года мало кто изъ европейцевъ здитъ, то на всемъ пути отъ Бенареса до Лакноу нельзя было достать никакой ды. Кое-гд, на станціяхъ чуть не совершенно нагіе мальчишки продавали полугнилые бананы, и необыкновенно великіе и аппетитные арбузы. Англичанинъ, житель Индіи, знаетъ какъ путешествовать по Индіи, на буфеты онъ не разсчитываетъ, а беретъ съ собою всякаго рода продовольствія и даже постель и подушки, детъ за нсколько миль съ своимъ домкомъ и двумя-тремя слугами разныхъ исповданій. Одного слугу,— мусульманина, англичанинъ беретъ за обдомъ служить, такъ какъ ни одинъ индіецъ не согласится подать ду европейцу или присутствовать за его обдомъ. То и другое оскверняетъ индійца и лишаетъ его касты. Другого, индійца, онъ беретъ въ должности valet, и, конечно, чмъ важне англичанинъ, тмъ многочисленне его свита, двое, трое слугъ всего чаще сопровождаютъ путешествующаго здсь англичанина. Слуги здсь, въ сверной Индіи, рдко говорятъ по-англійски, но вс понимаютъ ломанный и коверканный урду европейцевъ. Это не мало, и по всей вроятности достигается ими не безъ нкотораго труда и навыка, такъ какъ извстно, что англичане не мастера изъясняться на иностранныхъ языкахъ. Не имвъ всхъ этихъ удобствъ при себ: ни слугъ, ни запасовъ, и проголодавъ въ продолженіи двнадцати часовъ, я былъ очень радъ, когда наконецъ мы добрались поздно вечеромъ до Лакноу, нашъ поздъ опоздалъ нсколькими часами по неизвстной мн причин. Лакноу, какъ большинство городовъ Индіи, если безусловно врить мстнымъ преданіямъ, существуетъ тысячи лтъ. Говорятъ, что городъ былъ выстроенъ Лакшманомъ, братомъ Рамы (восптаго въ Рамаян), увряютъ, что городъ стоитъ на томъ самомъ мст, гд шестьдесятъ тысячъ мудрецовъ подвизались въ лсу Наймиши. Врно однакоже одно, съ 1775 года Лакноу сталъ столицею Ауда и вс наиболе замчательныя зданія города воздвигнуты были посл того. Въ настоящее время (и вроятно также было и прежде) городъ представляетъ странную смсь нищеты, грязи и тяжелой, безобразной роскоши. Городъ дворцовъ, мечетей, индусскихъ храмовъ, мавзолеевъ, величественныхъ воротъ, и въ то же время съ узенькими улицами, плохо замощенными и грязными, въ средин города попадаются полуразвалившіеся заборы, на бокъ покачнувшіяся хижины, крытыя соломою, европейская частъ города т.-е. cantonments, представляетъ, какъ и повсюду въ Индіи, разительный контрастъ съ туземнымъ городомъ: всюду широкія улицы, обиліе зелени, просторъ и чистота. Аудъ былъ присоединенъ къ британскимъ владніямъ въ 1866, послдній аудскій король др сихъ поръ живетъ около Калькутты. Его громадный дворецъ, съ пространными садами, бросается въ глаза при приближеніи къ Калькутт, здсь падшій король проживаетъ ежегодно свои двнадцать лаковъ (т.-е. сто-двадцать тысячъ фунтовъ), никогда не сводя концы съ концами и постоянно должая. Присоединеніе Ауда, какъ извстно, считается одною изъ главныхъ причинъ послдняго возстанія (1857), и осада Лакноу до сихъ поръ свжо помнится старожилами. Бунтъ засталъ англичанъ неприготовленными, они дорого поплатились за свое незнаніе народа, но, нужно отдать имъ справедливость, мужественно отстояли свои права. Въ Лакноу разыгрался одинъ изъ геройскихъ эпизодовъ этой кровавой драмы. Здсь, въ такъ-называемой резиденціи (т.-е. въ дом, гд жилъ британскій резидентъ, до присоединенія Ауда) около тысячи англичанъ, солдатъ и женщинъ выдержали тяжелую осаду съ 30-го мая 1857 по 22 ноября того же года. ‘The Residensy’ самое любопытное мсто въ Лакноу, домъ былъ выстроенъ въ 1800, стоитъ на нкоторомъ возвышеніи и окруженъ большимъ садомъ, въ которомъ нсколько меньшихъ зданій, теперь зданія въ полуразвалившемся состояніи, вполн сохранилось подземелье, въ которомъ прятались жены и дти осажденныхъ, да садъ, кругомъ зданій, поддерживается съ большимъ тщаніемъ. Кром резиденціи, въ Лакноу, город мусульманскомъ, есть нсколько другихъ примчательныхъ зданій: Имамбара, бывшая мечеть, а теперь мсто склада для пушекъ, ружей и т. д. Кайзеръ-Багъ, дворецъ, выстроенный послднимъ королемъ, и множество другихъ дворцовъ и зданій съ громкими именами: ‘домъ солнца’ ‘радость сердца’ и т. д. Древнихъ зданій въ город нтъ, стиль всхъ почти построекъ полуитальянскій съ примсью восточной тяжелой роскоши. Древнйшимъ образцомъ итальянской архитектуры здсь считается домъ, выстроенный французскимъ генераломъ Клодъ-Мартеномъ (Claude-Martin), в въ которомъ теперь помщается La Martiniè,re College. Населеніе города (295 т.) главнымъ образомъ мусульманское, и какъ мн привелось услыхать на мст, не считается англичанами ‘лояльнымъ’: это не значитъ однакоже, чтобы лакноуцы подумывали о новомъ бунт. Посл 1857 англичане стали гораздо предусмотрительне к врядъ ли дадутъ себя захватить врасплохъ. Я провелъ въ Лакноу нсколько дней, посл Бевареса, лакноуская жара казалась сносною. Безъ панка и здсь нельзя было жить, но по утрамъ бывало прохладно и около шести часовъ вечера жаръ значительно спадалъ. — Отъ Лакноу до Барелли продолжается та же линія желзной дороги (Oude and Rohikund) и т же порядки: безпрестанныя и продолжительныя остановки, станціи съ буфетами и безъ всякой ды. Въ Барелли желзная дорога кончается, дале, съ Ранибагомъ, у подошвы горъ, сообщеніе производится посредствомъ Horse dak. Отъ Барелли до Ранибага считается семьдесятъ-пять миль, за тридцать рупи (т.-е. три фунта) путешественнику дается индійская карета и пара лошадей (мняющіяся чрезъ каждыя пять шесть миль). Индійская карета (гари) наружно мало чмъ отличается отъ европейской, но въ гари можно только лежать, а не сидть, что въ дорог большое удобство. Ранибагъ въ гидахъ обозначается ‘at the foot at the hill’, на самомъ дл нужно пройти около трехъ миль, и затмъ начинается подъемъ въ гору, въ Найни-Талу. Дорога не представляетъ ничего любопытнаго, но сама по себ замчательно хороша, гладкое широкое шоссе ведетъ вплоть до Найни-Тала (10 миль.)
Найни-Талъ — небольшой городъ на высот семи тысячъ футовъ, и его озеро, какъ круглое зеркало, положенное среди высокихъ горъ, грандіозно-красиво. Всюду по горамъ густая зелень, изъ-за которой выглядываютъ блыя стѣ,ны домовъ и домиковъ, разбросанныхъ по склонамъ. Къ каждому дому вьется подъ густою тнью дорожка, прекрасно вымощенная, широкое шоссе огибаетъ все озеро. Климатъ на такой высот совершенно какъ въ южной Европ, жары нтъ даже въ полдень, панка, зонтикъ, шлемъ здсь не нужны, здсь бродить можно цлый день, не уставая и не въ пот лица. Вечеромъ, когда солнце начинаетъ заходить, на озеро, на ярко освщенныя вершины горы съ ихъ вковыми деревами нельзя достаточно налюбоваться. Предъ глазами — одна изъ тхъ величественныхъ картинъ, которыя такъ глубоко вліяли на развитіе индійскаго религіознаго міросозерцанія, живя среди такой природы, первобытный индіецъ, не разгадывая ея тайнъ, но глубоко чуя ея красоты, сталъ обожать гималайскія рки и озера. Въ этотъ часъ по озеру снуютъ лодки, изъ всхъ домиковъ показываются носилки (седаны, жампаны) съ дамами. Найни-Талъ, какъ вс такъ называемыя hill-stations въ Индіи, мсто модное, начиная съ апрля до конца октября, на это время сюда прізжаетъ губернаторъ сверо-западной провинціи, его штатъ, — всякій, кому посчастливилось получить отпускъ, множество военныхъ живутъ здсь въ это время. Вечеромъ, начиная съ пяти и до обда, словомъ — въ модные часы, шоссе около озера превращается въ Роттенъ-роу Гайдъ-парка. Такъ какъ въ экипажахъ здсь здить нельзя, то дамы разносятся кругомъ озера въ седанахъ, жампанахъ, т.-е. въ носилкахъ, толпы туземной прислуги окружаютъ каждый жампанъ, это восточное заимствованіе западнымъ человкомъ сначала, съ непривычки, кажется очень страннымъ. Около иного жампана, въ которомъ сидитъ щедушная англичанка, человкъ двадцать носильщиковъ, при этомъ иногда случается, что сунутъ по болзни или старости не можетъ здить верхомъ и сопровождаетъ супругу въ другомъ жампан, съ такимъ же числомъ прислуги. Во все продолженіе сезона удовольствія не прекращаются, главнымъ образомъ крикэтъ и бадмннгтомъ занимаютъ публику, объ отличившихся въ этихъ играхъ да о boat-race говорится неустанно, и почти-что ежедневно пишется въ газетахъ, но, кром того, въ сезонъ здсь бываютъ любительскія драматическія представленія, балы, концерты и т. д.. Здсь есть также библіотека, очень изрядная по количеству томовъ, странно однакоже, что большинство книгъ не относится до Индіи, и число выписываемыхъ индійскихъ газетъ въ сравненіи съ лондонскими ничтожно. Послднее отчасти понятно: большинству индійскія газеты нужны для того, чтобы слдить за производствами, перемщеніемъ оффиціальныхъ лицъ, и т. д., для такой цли, конечно, достаточно одной, много двухъ газетъ. Въ такихъ мстахъ, какъ Найни-Талъ, Симла и т. п., всего трудне видть настоящую, туземную Индію, колонія сагибовъ, прізжающихъ сюда, старается по возможности забыть на время объ Индіи и окружить себя, насколько силъ хватаетъ, европейской обстановкой, мстный характеръ склада жизни, конечно, вполн не исчезаетъ, и бросается въ глаза человку непривычному къ мстнымъ порядкамъ, но весь складъ англо-индійской жизни такъ мало интересенъ, что жить въ Найни-Тал для изученія этого было-бы по меньшей мр скучнымъ дломъ, къ тому же, дождливое время должно было скоро наступить, а потому, чрезъ нсколько дней по прізд, я пустился дале въ сверу, въ Алмору. Отъ Найни-Тала до Алморы считается по кратчайшей дорог двадцать-девять миль, дорога на всемъ протяженіи отличная, но такъ какъ она частью вьется въ гору, и къ тому же багажъ, а иногда и путешествующій вынужденъ передвигаться на плечахъ носильщиковъ, то перездъ изъ Найни-Тала до Алморы занимаетъ около двухъ дней. На полъ-пути, въ Керн, выстроенъ просторный Дакъ-бангалоу. Первая половина пути до Керна самая легкая и пріятная, какъ только переберешься чрезъ горы, стною окружающія Найни-Тальское озеро, во всю дорогу двигаешься подъ гору, до Керна то же обиліе зелени и тни, что и въ Найни-Тал, горы покрыты густымъ лсомъ, характеръ мстности вдоль рки Коси напоминаетъ долину рки Рапути, въ Непал. Въ Керн, въ продолженіи шести миль, тоже роскошная обстановка, идешь вдоль шумливой рки (Коси) подъ тнистымъ сводомъ, по склону горъ, у самой дороги кое-гд цвтутъ рододендроны, попадаются дубы, а у самой вершины виднется ель. Посл шестой мили дорога поворачиваетъ на востокъ, лсъ исчезаетъ, скудная трава и по временамъ совершенно обнаженные склоны горъ длятся во всю дорогу, вплоть до Алморы. Шоссе продолжается, но въ нкоторыхъ мстахъ оно такъ узко, что дв лошади съ трудомъ могутъ разойтись. Мстность, кругомъ, не густо населенная, кое-гд виднются одиночные домики, и, кром носильщиковъ съ чаемъ, никто по дорог не встрчается.
Алмора, главный городъ провинцій Камаонъ, расположенъ на высот 5340 ф. Городъ выстроенъ на вершин кряжа, направляющагося отъ востока къ западу, и базаръ, главная улица города, растянутъ на цлую милю. Городъ населенъ исключительно туземцами, домы европейцевъ, вс безъ исключенія, вн города, и разсяны въ разныхъ мстахъ ближайшей окрестности по склонамъ горъ. Городъ не красивъ, но съ вершинъ нкоторыхъ ближайшихъ горъ открывается широкій видъ, вся страна кругомъ представляется перерзанною различными кряжами, безъ широкихъ долинъ, кряжи, взаимно другъ друга переская, вьются въ разныхъ направленіяхъ. Къ сверо-западу, въ ясное утро, посл дождя, обрисовываются отдаленныя снжныя вершины. Вс ближайшія горы, насколько он видны изъ города, безъ лса, но въ обиліи покрыты травою, по склонамъ множество домовъ, туземныхъ и европейскихъ, какъ т, такъ и другіе исключительно каменные и крыты каменными плитами, архитектура туземныхъ домовъ иметъ отдаленное сходство съ непальскою, но въ рдкихъ туземныхъ домахъ, кое-гд, попадается рзьба, довольно грубая. Ни въ город, ни въ окрестностяхъ нтъ ни замчательныхъ храмовъ или другихъ какихъ-либо зданій, нтъ, также какихъ-либо памятниковъ глубокой древности, исторія Камаона извстна въ обрывкахъ, и начинается очень поздно (XII в.). У здшнихъ брахмановъ попадаются списки древнихъ царей, списки брахманскихъ семей, съ обозначеніемъ, кто откуда пришелъ и какими землями владлъ. Изъ этихъ немногочисленныхъ данныхъ можно вывести одно заключеніе: арійская колонизація этихъ гималайскихъ странъ шла съ юга, частью изъ Ража-пучины, Камаонъ, также какъ Гарвалъ, повидимому, никогда не принадлежалъ одной династіи, а былъ раздленъ между множествомъ мелкихъ владтелей, каждый такой ража владлъ своимъ клочкомъ земли, жилъ въ укрпленномъ замк, разбойничалъ и воевалъ съ сосдями. Такъ продолжалось до конца прошлаго столтія (1790) или до завоеванія Камаона непальцами. Непальцы владли Камаономъ до 1816, и до этого года Камаовъ былъ совершенно неизвстенъ, въ Алнору англичанъ не пускали, здшній фортъ считался непальцами непокоримою твердынею. Въ 1815 г. между англичанами и Непаломъ возникли недоразумнія, переговоры не уладили затрудненій, а повели къ войн. Непальцы дрались храбро, и въ начал кампаніи всюду били англичанъ, совершенно незнавшихъ горной страны, въ которой имъ пришлось дйствовать. Въ конц концовъ, однакоже, умнье и искусство взяли верхъ надъ храбростью, непальцы были побждены и изгнаны изъ Камаона. Камаонъ вмст съ Гарваломъ были присоединены къ британскимъ владніямъ, вмст съ этимъ, конечно, исчезла всякая тнь камаонской самостоятельности, алнорскій ража былъ низложенъ и зажилъ какъ частный человкъ, получая пенсію отъ остъ-индской компаніи. Его внукъ до сихъ поръ живетъ въ Алмор, больной, развращенный и совершенный невжда, Бимъ-Сенъ не иметъ никакого значенія и нисколько не опасенъ англичанамъ. Даже въ послднее возстаніе камаонцы остались врными англичанамъ, и теперь никто изъ нихъ не думаетъ о возстановленіи старой, туземной династіи. Представитель этой династіи не богатъ и народъ почитаетъ его за полусумасшедшаго. Его бывшіе врноподданные не оказываютъ ему даже наружнаго почтенія: при встрч съ нимъ алнорцы не кланяются такъ низко и подобострастно, какъ англійскому барасагибу (великому господину). Словомъ, Камаонъ можетъ считаться врною провинціею британской короны и провинціею очень важною, здсь множество чайныхъ плантацій, и сверные предлы провинціи касаются Тибета, наимене затруднительные проходы чрезъ Гималаи, въ Тибетъ, находятся въ Камаон. Въ Тибетъ въ настоящее время европейцу ходу нтъ, но что такой порядокъ не будетъ продолжителенъ, есть основаніе предполагать. Въ 1873 нсколько туземцевъ-топографовъ, по порученію англійскаго правительства, проникли до Тенгринора и частью обошли это озеро. Сотни спортсменовъ англичанъ ежегодно подходятъ къ самымъ границамъ Тибета, иногда иной предпріимчивый охотникъ добирается и до Манасорова. Объ этихъ поздкахъ въ печати ничего неизвстно, они затваются обыкновенно съ увеселительною цлью, отъ наблюденій большинства этихъ путешественниковъ наука не можетъ ожидать какихъ-либо новыхъ фактовъ, затваются эти поздки большею частью лицами военной профессіи, объ успх какихъ бы то ни было знаній путешественники не заботятся, ихъ цль пріятно провести свободное время, отдохнуть отъ жары индустанскихъ равнинъ, они пошныряютъ въ Гималаяхъ, пострляютъ, и посл временной отлучки вернутся опять къ своему посту, къ отправленію своихъ обычныхъ занятій. Сумма свдній, пріобртаемыхъ въ эти поздки, не велика, но такъ какъ этими свдніями обладаетъ не одинъ и не два человка, а десятки и сотни, то практическое значеніе ихъ неоспоримо, такимъ образомъ, нельзя отрицать, что въ Англіи новое предпріятіе или новая идея объ открытіи новыхъ путей въ сердце Азіи, или объ открытіи новыхъ рынковъ застаютъ публику интересующеюся и отчасти подготовленною въ оцнк всего этого. Значеніе англичанъ въ Азіи растетъ съ каждымъ годомъ, хотя сами англичане отрицаютъ это и въ газетахъ толкуютъ о противномъ, о какихъ-то проискахъ и контрминахъ Россіи. Но неопровержимые факты разъясняютъ всего лучше настоящее положеніе предпріимчивой націи въ Азіи. До 1870 года въ Кашгар не бывало англійскихъ торговыхъ людей. На послдней Кашгарской выставк (въ 1875) въ Калькутт, устроенной по возвращеніи изъ Кашгара сэра Д. Форсайта, большинство кашгарскихъ вещей, матерій, было русскаго издлья. Теперь въ Кашгар на время англійскій резидентъ, и не извстно, посл новаго трактата съ Англіей, въ будущемъ русскіе товары найдутъ ли въ Кашгар такой же сбытъ. Поговариваютъ, что и въ Кабулъ скоро будетъ назначенъ англійскій резидентъ. Недоразумнія съ Бирмою покончены, и открытію пути въ Юнань, чрезъ Бирму и Бамо, бирманскій король врядъ-ли посметъ теперь противиться. Непалъ и Тибетъ пока закрыты, индійскій чай до сихъ поръ не ввозился въ Тибетъ, гд, какъ извстно, потребленіе чая громадное. Новый переворотъ въ Непал, который всми, кто знаетъ хорошо положеніе длъ тамъ, признается неминуемымъ, откроетъ англичанамъ весь Непалъ, а съ этимъ вмст тсно связано и открытіе Тибета. Каково будетъ ихъ торговое значеніе въ Азія посл того — не требуетъ никакихъ разъясненій. Но англичане, ревниво слдящіе за успхами Россіи въ Средней Азіи, въ душ убждены, что вся азіатская торговля должна быть въ ихъ рукахъ, они не хотятъ и не желаютъ понять, что другіе народы въ свою очередь могутъ сомнваться въ справедливости такихъ притязаній. Отсюда ропотъ и крики противъ всякаго кажущагося посягательства на англійскую прерогативу — всюду проникать, всюду заводить факторіи и т. д. Въ Индіи едва ли кто серьезно боятся или серьезно вритъ въ возможность проникновенія свода русскаго народа, даже образованные туземцы подготовлены англійскою прессою смотрть на Россію враждебно. Россіи здсь, какъ и всюду, не знаютъ, и самый дикій слухъ, самое невроятное описаніе русскихъ порядковъ и людей считается за истину. Англичане очень хорошо знаютъ, что посл нихъ европейское господство здсь едва ли возможно, хотя-бы на короткое время, они знаютъ, или по крайней мр толкуютъ о томъ, что ихъ владычество здсь, несмотря на то, что они сильне въ Индіи, нежели вс прежніе завоеватели, далеко не прочно. Народъ ихъ не любитъ и не понимаетъ. Nigger’а (такъ блый британецъ зоветъ чернаго индійца) англичане сильно не любятъ и мало знаютъ. Но, нелюбимые народомъ, мало знающіе его, англичане въ Индіи все-таки сильны, они сильны здсь не потому, чтобы опирались на массы войска, несильны они и народною любовью. Индіецъ не выноситъ иноземнаго господства. Онъ кое-какъ ладилъ съ мусульманами, и терплъ ихъ, потому что побдители смшивались съ побжденными, развитіе магометанства въ Индіи и порожденіе такого страннаго языка, какъ ‘урду’, доказываютъ неопровержимо, что между мусульнанами-побдителями и индусами-побжденными была возможна амальгамація, и при всемъ томъ это владычество не было мирное и никогда не охватывало всей Индіи. Сліяніе европейскихъ завоевателей англичанъ съ индусами немыслимо, nigger молчитъ, но владычество христіанъ онъ ненавидитъ сильне, нежели мусульманскихъ деспотовъ. Англичане сильны здсь, конечно, до поры до времени, своею упорною энергію, сильны тмъ, что важность Индіи для Англіи отлично сознается не одними оффиціальными лицами, а всми англичанами вообще, англійское вліяніе въ сильной мр распространяется частною предпріимчивостью, безъ всякаго содйствія правительственной иниціативы. И при всемъ томъ англичане въ Индіи не пустили глубокихъ корней, они здсь какъ-бы наносный элементъ. Много добра они сдлали Индіи, и, нужно надяться, успютъ сдлать еще боле, но здсь нтъ колонистовъ, здсь нтъ осдлыхъ англичанъ, третье поколніе англичанъ въ Индіи — рдкость. Совершенно отчужденное отъ туземцевъ, англійское общество здсь передвижное, нужда, исканіе наживы пригоняетъ сюда англичанина, и какъ только онъ нажился, онъ уходитъ домой.
Въ Алмор я пожилъ нкоторое время, здсь нашлось дло и много любопытнаго для наблюденія. Въ Найни-Тал многое напоминаетъ Европу, нашу дачную жизнь или жизнь на германскихъ водахъ, въ Алмор, въ тридцати миляхъ оттуда, глушь и вмст съ этимъ все разнообразіе диковинокъ индійскаго захолустья. Здсь живутъ многіе англійскіе чиновники съ ихъ семьями, стоятъ полкъ горкинцевъ, есть и миссіонерская школа и библіотека, но большинство туземцевъ осталось не тронутымъ европейскою цивилизаціею, близкое сосдство съ европейскою колоніею не повліяло глубоко даже на тхъ камаонцевъ, которые прошли чрезъ миссіонерскую школу, въ школ около сотни мальчиковъ, и едва-ли одинъ христіанинъ. Какъ вс горцы, камаонцы народъ суеврный и поэтическій. Ихъ устная литература необыкновенно богата и разнообразна, кром сказокъ фантастическаго содержанія и историческихъ псенъ, здшній народъ выработалъ для лирической поэзіи нсколько совершенно оригинальныхъ формъ. Ихъ всей этой массы народнаго творчества, псни про старину наиболе любопытны, множество такихъ псенъ знаютъ мстные мелкіе землевладльцы (зециндары). Во дни независимости Камоэна, каждый ража, сильный и мене значительный, имлъ своего пвца, бата. Батъ пвалъ царямъ или про ихъ ддовъ, или вычислялъ ихъ предковъ, онъ былъ необходимымъ членомъ всякаго пиршества, всюду слдовалъ за царемъ, возвщая народу, какъ силенъ его господинъ и какъ славны предки владыки. Въ старинныхъ псняхъ, древній батъ обыкновенно рисуется такъ: ‘перекинулъ онъ черезъ плечо дорогой платъ, въ руки взялъ остроконечный посохъ и заплъ про славу царскаго рода!’ Теперь ражи обднли, потеряли всякую независимость, и вмст съ этимъ профессія пвца стала неприбыльна. Батовъ здсь, въ настоящее время, немного, почти вс они изъ одной касты, домъ. Происхожденіе этой касты очень загадочно. Домы вс пвцы и барабанщики, во всхъ религіозныхъ процессіяхъ они бьютъ въ барабаны и распваютъ нкоторые гимны. Наружно они отличаются отъ остальныхъ жителей Камаона: ихъ цвтъ лица гораздо темне и волосы курчавы. До прихода англичанъ сюда, домы были рабами, и происхожденія этого рабства ни бывшіе рабы, ни ихъ бывшіе владтели не умютъ объяснить. Весьма возможно, что домы — остатки первоначальнаго населенія этой части Гималаевъ, порабощеннаго арійскими пришельцами изъ равнинъ. Память начала этого порабощенія совершенно исчезла. Домы говорятъ тмъ же языкомъ, что и остальные камаонцы, но это можетъ служить доказательствомъ только того, что арійское господство здсь очень древне и что языкъ домовъ вымеръ тмъ же процессомъ, какимъ вымираютъ въ настоящее время въ Гималаяхъ другіе не-арійскіе языки, съ начала переполняясь чуждыми арійскими словами, но удерживая при этомъ свою грамматику, и наконецъ уподобляя свою грамматику арійской. Каждая такая ступень вымиранія можетъ быть пояснена примрами. Религія домовъ та же, что и у остальныхъ камаонцевъ: индуизмъ и множество мстныхъ суеврій и чтимыхъ боговъ, которыхъ священныя индійскія книги не знаютъ. Трудно сказать, откуда все это взялось, и насколько это нужно считать слдствіемъ смшенія арійскаго и не-арійскаго населенія. Одного изъ такихъ домовъ-пвцовъ мн случилось часто видть въ Алмор, своимъ видомъ онъ не напоминалъ вщаго пвца. Онъ былъ малъ ростомъ, очень худъ и очень грязенъ, безъ дорогой шали чрезъ плечо и въ какихъ-то старыхъ отрепьяхъ. Грязное полотенце обвивало его голову и служило ему вмсто турбана. Онъ не былъ представителемъ, говорилъ сильно заикаясь, складъ рчи былъ восточный: почтительно-униженный. Въ этомъ отчасти сказывался придворный человкъ: пвецъ состоялъ на жалованьи у аскотскаго ражи, за пятнадцать рупи въ годъ (т.-е. около 10 руб.) онъ обязанъ былъ птъ въ праздники, передъ ражею. Жилъ онъ постоянно въ Аскот (въ ю.-в. отъ Алморы), и въ Алмору явился искать суда на своего тестя. Изъ его несвязнаго разсказа можно было вывести, что тесть увелъ его жену и вмст съ тмъ забравъ ея наряды, зять, т.-е. пвецъ, пожаловался въ судъ, или качери, и выигралъ дло: жена вернулась къ нему, но безъ нарядовъ. Это послднее обстоятельство подало поводъ къ новымъ распрямъ между тестемъ и зятемъ, семейный разладъ длился три года и судъ до сихъ поръ не ршилъ, кто правъ, кто виноватъ. Пвецъ утверждаетъ, что тесть отобралъ вс наряды, что были у жены, и сказалъ ему: ‘ступай, жалуйся въ качери!’ Тесть же показываетъ, что онъ не давалъ за дочерью никакихъ нарядовъ, а потому, конечно, и не могъ ничего отобрать, такъ какъ зять его бдне факира, а слдовательно не въ состояніи покупать нарядовъ жен. Дло пвца др сихъ поръ въ качери, и не ршено, но онъ сильно и настойчиво хлопочетъ, и грозится дойти до коммиссіонера, т.-е. губернатора провинціи, и жалетъ, что спора нельзя ршить по старинному, посредствомъ воззванія въ богу, Вира-Ветала. Богъ этотъ, ни боле, ни мене, какъ какой-то первый камень на вершин одного холма у деревни Сироли, близъ Алморы. Исторію бога и самого бога пвецъ зналъ отлично, такъ какъ служеніе черному камню составляло его наслдственное занятіе.
‘Вира-Ветала богъ,— говорилъ онъ,— великій судья! Когда сагибъ Тиліаръ (т.-е. Traill) былъ здсь коммнесіонеромъ, послалъ онъ разъ истца и отвтчика судиться туда въ богу, Вира-Веталу. Пришли они въ храму и стоятъ.
— Зачмъ пришли? спрашиваетъ ихъ богъ.
— Разсуди ты нашъ споръ! отвчаютъ оба вмст.
Затрясся тутъ бснующій Калу-Силу, что богу служитъ, и говоритъ:
— Если сагибъ Тиліаръ васъ прислалъ за ршеніемъ, то я, спросясь бога, дамъ ршеніе. Кто солжетъ, на того отмтку положу!
Разсказали они свой споръ, все вамъ было.
Забили тогда въ барабаны. Пришелъ богъ. Трясся, трясся Валу-Силу и зачалъ пить. Выпилъ онъ двадцать-два горшка воды да горшекъ коровей урины.
И говоритъ онъ отвтчику:
— Ты лжешь!
А тотъ отвчаетъ:
— Нтъ, не лгу!
— Смотри, говоритъ ему богъ, я тебя накажу!
А онъ отвчаетъ:
— Хорошо! пришелъ къ теб судиться, такъ да будетъ твое ршеніе!’
И заболлъ у лжеца животъ. Потекла кровь и покрыла всю землю кругомъ. Узналъ объ этомъ сагибъ Тиліаръ и наказалъ лжеца!
Тогда богъ Вира-Ветала сталъ очень могущъ.
Трайль былъ здсь коммиссіонеромъ, вскор посл присоединенія Камаона къ британскимъ владніямъ. Сомнительно, чтобы онъ посылалъ кого-нибудь судиться такимъ первобытнымъ способомъ, но былъ этотъ сагибъ очень популяренъ здсь. Жилъ онъ по старинному, какъ англійскіе чиновники живали въ Индіи не дни остъ-индской компаніи, со всею восточною роскошью и придерживаясь нкоторыхъ восточныхъ обычаевъ. Алморскіе старики увряютъ, что у него былъ гаремъ, одна изъ его подругъ въ сихъ поръ жива и пребываетъ въ Алмор.
Богъ Вира-Ветала иметъ многочисленныхъ поклонниковъ здсь, къ нему прибгаютъ для ршенія затруднительныхъ споровъ. Обыкновенно богъ изрекаетъ свои ршенія, вселяясь въ тло какого-нибудь изъ своихъ служителей. Избранный начинаетъ трястись и громко вопить, иногда безсмыслицу, иногда какую-нибудь молитву. Пвецъ утверждалъ, что разъ богъ вселился въ него, случилось это въ дни какого-то праздника. Наитіе нашло на него вдругъ, онъ сталъ трястись, прыгать, бить въ барабанъ, и вопилъ:
Богъ чистой горы, подай мн даръ!
Хо! хо! подай мн даръ!
Милліоны боговъ! подайте мн даръ!
Хо! хо! подайте мн даръ!
Служеніе этому богу очень просто: ему приносятъ въ жертву козъ, въ извстные дни, по ночамъ. Жертвоприношеніе совершается при закрытыхъ дверяхъ, и постороннія лица, а тмъ боле европейцы, не допускаются. Тутъ читаются нкоторыя молитвы. Одну изъ молитвъ къ богу Вира-Ветала пвецъ сообщилъ мн, посл нкотораго колебанія и не безъ содйствія презрннаго серебра. Эту молитву не читаютъ однакоже при ночныхъ жертвоприношеніяхъ, ее произноситъ тотъ, кто пришелъ почтить бога и принесъ ему нсколько мдныхъ монетъ или какую-нибудь ду, при этомъ онъ говоритъ:
‘Чудо творецъ-царь! Міръ ты вращаешь! Изъ суши зелень творишь! Изъ зелени сушь творишь! Пустошь наполняешь! Изобиліе въ пустошь обращаешь! Глину въ злато превращаешь. Изъ злата глину длаешь! На земл живешь, и земли ты царь! Въ лсу живешь, и лса ты царь!’
Пть, бить въ барабанъ, всему этому батъ научился отъ отца или, врне, отъ отцовъ, ибо онъ помнилъ мать и говорилъ, что на ней были женаты два брата близнеца, т.-е. его родителя, одинъ дядя и другой отецъ, или оба дяди и оба отца. Пть, играть оба были, по его словамъ, великіе мастера, псенъ, сказокъ знали боле нежели кто-либо въ настоящее время. До женитьбы на матери пвца, братья близнецы странствовали по свту, были въ Тибет и въ такихъ странахъ, о которыхъ не упоминается ни въ одной европейской географіи: они были въ стран, гд у жителей такія длинныя уши, что на одномъ человкъ спалъ, а другимъ покрывался, видли людей съ лошадиными и собачьими мордами. Всему этому почтительный сынъ врилъ. Родились близнецы чудеснымъ образомъ. О дд и бабк пвецъ разсказывалъ слдующее: девять разъ рожала его бабка, и ни одинъ ребенокъ не оставался въ живыхъ. Родила она въ десятый разъ, и на двадцать-второмъ дню ребенокъ померъ. Сказала она тогда мужу:’ — ‘Не живутъ дти у того, кто чтитъ бога Ветада. Положу мертваго ребенка въ храмъ бога.
Взяла подъ мышку мертваго ребенка и пошла. Стала она подходить къ храму и въ четырехъ-пяти шагахъ оттуда заслышала голосъ.
— Читра! (имя бабки) меня ты хочешь осквернить! Не носи во мн мертваго ребенка! Дамъ теб близнецовъ. Ступай домой, въ деревню, когда по дорог, что за моимъ храмомъ, справа и слва выростетъ по дереву devadaru (Pinus devadaru), тогда родятся и твои близнецы! Ты сперва покропи молокомъ т два дерева, и затмъ корми своихъ близнецовъ. И заплачутъ тогда твои близнецы!’
На десятый мсяцъ родила Читра близнецовъ. Оставила ребятъ дома и побжала къ тмъ деревамъ. По дорог сказалъ ей богъ Вира-Ветала:
— Слушай, Читра, покропи своимъ молокомъ съ начала правое дерево, и станетъ оно твоимъ старшимъ сыномъ, затмъ покропиі лвое дерево, и будетъ оно твоимъ младшимъ сыномъ!
Читра такъ и сдлала: покропила своимъ молокомъ дерева и пришла домой. Правую грудь дала старшему сыну, лвую младшему.
Ддъ пвца былъ также барабанщикомъ при храм бога Ветала. Какъ и внукъ, былъ онъ бдне факира, а потому неожиданная милость бога, приращеніе семьи, заставила его задуматься. Но милости бога этимъ не покончились.
И вотъ, ночью видитъ онъ сонъ. Въ то время Камаономъ владлъ непальскій царь. Говорилъ дду богъ Ветала:
— Вставъ утромъ и иди къ рк. Въ рк найдешь вещицу!
Всталъ на утро ддъ, подумалъ о сн и пошелъ въ рк. И случилось, что пришелъ въ тотъ день богатый горвинецъ въ рк купаться. Снялъ онъ съ руки золотой перстень и уронилъ его въ рку. Вымылъ руки, лицо и ушелъ, забывъ о перстн.
Ддъ все это видлъ. Нырнулъ въ рку, вытащилъ перстень и ушелъ къ себ. И была тому перстню цна шестьдесятъ рупи.
Таково было происхожденіе пвца и таковы обрывки его религіи. Пвалъ онъ про старое время не отлично, монотоннымъ речитативомъ подъ звуки маленькаго барабана, онъ разсказывалъ о томъ, какъ въ старинное время дрались цари, увозили красавицъ, пировали, были храбры и были богаты. Только эти черты старины сохранились въ народной памяти: войны царей и ихъ богатство. На вычисленіи этихъ богатствъ онъ любилъ останавливаться. Онъ при этомъ какъ будто воодушевлялся и, скромно опустивъ глаза, возвышалъ голосъ, и ускореннымъ речитативомъ перечислялъ что было у такого-то царя.
‘Было у него двнадцать дюжинъ коровъ, да буйволовъ столько же.
‘Принадлежали ему равнины Бальхари. Былъ у него буйволъ Чарува и буйволъ Багува.
‘Были у него козлы съ четырьмя рогами и для двадцати дюжинъ козъ загонъ.
‘Была у него лохматая собака и кошка пушистая.
‘Въ равнинахъ Бальхари висли колосья его рису.
‘Были у него дв пары мельницъ, дичь въ горахъ и рыба въ ркахъ’ и т. д.
Нкоторыя изъ его псенъ вроятно пвались предъ лицомъ старыхъ царей. Разсказъ прерывался посл каждаго стиха обращеніемъ въ слушателю: ‘о, славный мой герой!’ или: ‘о, другъ! матери доблестный сынъ! или просто, ‘о, отецъ!’ Но такихъ псенъ онъ зналъ только дв. И вообще многое пвецъ перезабылъ, многое умлъ разсказать и не умвъ спть, и такихъ разсказовъ онъ зналъ достаточно. Зналъ онъ также множество различныхъ генеалогій, царскихъ и именитыхъ родовъ. Одна изъ любимйшихъ псенъ въ Камаон есть сказаніе о какомъ-то цар Малу-саи, похитившемъ красавицу изъ Тибета. Народъ здсь вритъ, что Тибетъ населенъ красавицами и серьезно увряетъ, что ботійцы притворились не-индусами, неврующими въ индійскихъ боговъ, съ цлью воспрепятствовать похищенію своихъ женъ и дочерей и ихъ браку съ индусами. Въ настоящее время ботійцы считаются индусами за низшую касту. Ни одинъ индусъ не выпьетъ воды, поданной тибетцемъ. Въ старинной псн царь Малу-саи и пилъ и лъ съ тибетцами, и увезъ тибетскую красавицу. Пснь эта начинается такъ:
‘Въ полночь отчего Малу-саи не спавъ?
‘Стала мать ему говорить: — ‘ты не спишь? или семь царицъ не при теб? или нтъ съ тобою дтей?
‘У воротъ твоихъ не стоитъ ли голодный странникъ?
‘Или твоего буйвола Чарува въ хлв нтъ?
‘Не одинъ ли ты у меня сынъ? не одинъ ли свтъ въ глазу? какая кручина у тебя?
— ‘И сказалъ бы я матери, да сказать стыдно?’
‘Нтъ стыда предъ матерью родною! какъ во чрев я носила тебя, не стыдился ты тогда! и какъ родился, не стыдтлся ты въ ту пору! десять мсяцевъ грудью поила тебя, и въ пеленкахъ цлый годъ берегла тебя, дорогой мой! дорогой мой, ты признайся мн теперь!’
— ‘Мать! мать! въ полночь мн приснилась Калу-саукели, изъ тибетской страны, дочь тибетца Калу-саука. Съ горящимъ свтильникомъ въ одной рук и чашею благоуханій въ другой чрезъ окно она взошла.
‘Въ ногахъ, у ложа моего стояла Калу-саукели, пестроразряженная стояла у ложа моего.
‘Отъ ногъ до головы и отъ головы до ногъ она вытерла меня благоуханіями. И страшно мн стало, говорила она уходя: — ‘ты полюбишь меня, и придешь во мн, въ чудный Тибетъ, коль мужа ты сынъ. Въ дом будешь сидть, коль рабыни ты сынъ! слышишь мать, или нтъ!’
За этимъ діалогомъ слдуютъ нжныя увщанія матери, они остались тщетными. Малу-саи отправился въ Тибетъ. Перерядившись факиромъ и захвативъ съ собой свирль, онъ явился въ домъ красавицы. Плненная его игрою, красавица сама научила возлюбленнаго, какъ похитить ее. Малу-саи вернулся домой, женился на тибетк, устроилъ великое пиршество, одарилъ своихъ подданныхъ и жилъ счастливо.
Хотя пвцовъ по профессіи въ Камаон, около Алморы, немного, но народъ здшній знаетъ много псенъ, любовныхъ, грустныхъ, и т. д., такія псни творятся понын, по образцу старинныхъ, въ нихъ мало поэзіи и нтъ смысла весьма часто, сочинитель подбираетъ римы, не заботясь о содержаніи и связи одного стиха съ другимъ. Для каждаго рода старинныхъ псенъ обычай установилъ особое время, когда он должны распваться. Такъ, есть псни дня извстныхъ празднествъ, или во время полевыхъ работъ, есть псни, которыя поются мужчинами и женщинами вмст, пвцы и пвицы, взявшись за руки, тихо двигаются стною и поютъ, нчто въ род нашего хоровода. Въ іюн, въ здшнихъ мстахъ оканчиваются полевыя работы, за этимъ слдуетъ праздникъ Харьяли (въ честь боговъ Кришны, Маходеви и богини Парвати), и неумолкаемое пніе слышится въ продолженіи нсколькихъ дней, большинство псенъ имютъ какой-то грустный оттнокъ, и не лишены своего рода прелести, хотя содержаніе и бдно. Вотъ буквальный переводъ одной псни, въ оригинал каждый стихъ отдляется отъ слхующаго ничего незначащими слогами: ве или хо.
У дороги поле — ве!
Поросло поле травою — хо!
О, мой свекоръ! Ужъ насталъ — ве!
Праздникъ Харьяли — хо!
О, мои свекоръ! Пойду я, свекоръ — ве!
Къ матушк, домой — хо!
О, мой свекоръ!
Состарлись батюшка съ матушкой — ве!
Пойду я къ матушк, домой, о, свекоръ — хо!
О! мой свекоръ!
Натаскай ты семь ведеръ воды, поставь ихъ — хо!
Сноха моя!
А потомъ ты иди, сноха!
Къ матушк домой — хо!
Сноха моя!
Семь ведеръ сбей масла,
А потомъ ты иди, сноха!
Къ матушк, домой — хо!
Сноха моя!
Семь ношъ травы ты наржь,
А потомъ ты иди, сноха!
Къ матушк, домой — хо!
Сноха моя!
Не дятъ быки травки съ низей,
Не дятъ телята травки съ верхняго поля,
Принеси, сноха, травки съ горъ!
Свтъ ушелъ за вершины горъ, свекоръ!
Уйду, свекоръ, къ матушк, домой!
О, свекоръ мой!
Съ наступленіемъ холоднаго времени и длинныхъ вечеровъ канаонцы любятъ потшаться разсказываніемъ сказокъ и мстныхъ побывальщинъ. Толпа слушателей собирается или у кого-нибудь въ дом, или же, всего чаще на базар, у какой-нибудь лавки. Купцы (банья) славятся здсь умньемъ разсказывать сказки комическаго содержанія и всякаго рода мстные скандалы. Цлыя ночи проводятся за такою потхою, если разсказчикъ съуметъ овладть вниманіемъ своихъ слушателей. Одного изъ мастеровъ сказывать сказки мн пришлось узнать здсь. Онъ былъ банья, т.-е. купецъ. Лавки своей не имлъ, по занимался розничною торговлею, хаживалъ по домамъ европейцевъ и умлъ добывать всякаго рода вещи: кожи, ножи, шали, камня, птицъ, рукописи, все у него было, или все онъ умлъ добыть. За все запрашивалъ въ-три-дорога и очень легко сдавался. Видомъ, цвтомъ лица, онъ напоминалъ итальянца, носилъ постоянно плисовую куртку, европейскаго покроя и на голомъ тл. Старины, псенъ о дяніяхъ древнихъ царей и силачей онъ не зналъ, но сказки комическаго содержанія умлъ разсказывать мастерски, въ большинств его сказокъ дло шло о купцахъ и купеческихъ женахъ, и послднихъ онъ не щадилъ, женскую лживость рисовалъ самыми мрачными красками. Зналъ онъ также псни, но псни нжнаго содержанія, и пытался сажъ сочинять. Одну изъ своихъ эпиграммъ ‘Красный Хари’ (такъ его звали) особенно цнилъ, она была сочинена на одного писца изъ бенгальцевъ, писецъ этотъ до сихъ поръ существуетъ въ Найни-Тал. На этой эпиграмм поэтъ говорить: ‘ты извстенъ, Гаварданъ, у тебя, на кашмирскихъ шальварахъ, полотняныя заплати. Будь же милостивъ къ намъ, или дла ты оставь, или подругу покинь!’ Какъ пвецъ и комикъ, Красный Хари принималъ большое участіе въ драматическихъ представленіяхъ, въ праздникъ Хари. Здсь народъ вритъ, что въ этотъ праздникъ женскій демонъ, Жвара, получаетъ необыкновенную силу и старается вредить младенцамъ, драматическія представленія, особенно съ нескромными выходками, умилостивляютъ демона и предотвращаютъ зло, какое демонъ въ состояніи сдлать. Большинство драматическихъ представленій, импровизируемыхъ на базар, подъ открытымъ небомъ, полны циническихъ выходокъ, но, среди разгара необузданной веселости и нескромныхъ шутокъ, народъ весьма часто откровенно высказываетъ, какъ онъ смотритъ на разныя явленія своей жизни, а потому эти представленія въ извстной степени любопытны. Красный Хари игралъ обыкновенно или факира, или англичанина. По-англійски онъ не говорилъ, хотя и пытался, но кром: Yes! или I go! у него ничего не выходило. Но публика не требовала глубокихъ познаній англійскаго языка или англійской жизни. Если англичане мало знаютъ народъ, то народъ еще мене знаетъ и понимаетъ ихъ, многіе, по деревнямъ, до сихъ поръ убждены, что принадлежать не королев Викторіи, а какой-то баснословной, непонятной компаніи. Монета (рупи) съ изображеніемъ ея величества до сихъ поръ зовется во многихъ мстахъ ‘компанейской’. Народъ знаетъ англичанъ по тмъ податямъ, которыя они наложили на землю, и врядъ-ли подозрваетъ, что англичане пришли сюда, для его же блага, завести въ Индіи порядокъ, пріучить индійцевъ къ самоуправленію, игнорируя гуманную цль своихъ предпріимчивыхъ господъ, онъ кое-гд ропщетъ на эти подати. Бдняга знаетъ англичанина въ суд и твердо убжденъ, что сагибъ душою не кривитъ, взятокъ не беретъ, судъ и расправу творить по-своему справедливо, весьма часто не зная ни народныхъ обычаевъ, ни народнаго міровоззрнія, знаетъ также бдняга, что въ суд, около сагиба, много ему родственнаго, чернокожаго народа, голодныхъ писцовъ, бабу, мунши и т. д., и коль хочешь не кривого суда, каждому дай, туземецъ подаркомъ не гнушается. Сагибъ говоритъ на родномъ язык, вс сагибы изъясняются на ломаномъ урду, и рдкій уметъ читать какой-либо восточный алфавитъ, но зато у каждаго сагиба большой запасъ ругательствъ на чистйшемъ урду, это народъ, конечно, понимаетъ, особенно если такое краснорчіе сопровождается толчкомъ, пинкомъ. Англичане, гордые, свободолюбивые, преисполненные собственнаго достоинства,— англичане въ Индіи зачастую прибгаютъ въ ручной расправ. Сколько разъ мн приходилось улыбаться, когда какой-нибудь пожившій въ Индіи англичанинъ характеризовалъ жителей Пенджаба или сверо-западныхъ провинцій такъ: ‘тутъ народъ совсмъ иной. Попробуйте ударить кого-нибудь тамъ, всякій сдачи дастъ!’ Слушающій могъ заключить изъ этого, что въ иныхъ мстахъ Индіи драться можно, если и не безнаказанно, то съ нкоторою свободою, и кто, наслушавшись такого рода этнологическихъ характеристикъ, побывалъ на различныхъ плантаціяхъ, тотъ собственными главами могъ убдиться, что заключеніе его врно. Видитъ народъ, какъ сагибы, ихъ жены, дочери по вечерамъ играютъ въ крикэтъ, бадмингтонъ, какъ т и другія здятъ верхомъ, смются и разговариваютъ между собою, совершенно свободно. Конечно, все это непонятно коренному индійцу, и далъ онъ своему просвтителю и господину кличку — бандара, т.-е. обезьяна, и говоритъ, что на голов у сагиба дала (т.-е. корзина, въ которой скотин приносятъ траву и всякій кормъ), а на плечахъ рубище. Выводить сагиба въ импровизированнихъ драматическихъ представленіяхъ — общелюбимая потха. Глубокой сатиры тутъ, конечно, нельзя ожидать, но самый фарсъ поясняетъ отлично, каково взаимное пониманіе между побдителями и побжденными, и какъ они другъ друга любятъ. Актеры обыкновенно натираютъ мломъ лицо и руки, и предъ публику выходятъ: сагибъ, мэмъ-сагибъ (его жена) и беби. Сначала, при громкомъ хохот зрителей, сагибъ начинаетъ разговаривать съ мэмъ-сагибомъ, говоритъ онъ безсмысленный наборъ звуковъ: есъ, но, деисъ, нештъ, готъ, готъ, топъ, топъ! Затмъ сагибъ и мэмъ-сагибъ начинаютъ танцовать по-англійски, а беби въ это время поетъ: ‘папа, мама енгири (english), мама, папа жолли (joly)’. Представленіе заключается уродливымъ изображеніемъ англійскаго обда, башмаки на блюд изображаютъ бифштексъ, является и необходимая бранди и, какъ финалъ, драка сагиба съ поваромъ, при звукахъ псни: ‘Ренъ комъ инъ, (rain come in) на базар воды много! Полисъ сойдъ (police saide), нога поскользнулась доромъ-домъ!’ Поваръ въ конц-концовъ повергаетъ сагиба на землю.
Такого сагиба игралъ Красный Хари на базар города Алморы, потшая алморскую публику, и самъ говорилъ, что игралъ хорошо, вс, кто ни былъ на базар, много смялись. Игралъ онъ также факира. Факиромъ или Іоги въ Индіи называютъ монаховъ различныхъ орденовъ. Начало этихъ странствующихъ, монашествующихъ, безстрастныхъ, нищенствующихъ, словомъ, подвизающихся святыхъ людей теряется въ глубокой древности. Въ Индіи ихъ всегда было обиліе, боле, нежели нужно было такой роскоши. Ихъ существованіе объясняется глубоко религіознымъ настроеніемъ массы индійцевъ, какъ въ древности, тамъ и понын. До сихъ поръ множество людей здсь уважаютъ всякаго факира, относятся къ нему съ подобострастнымъ почтеніемъ и считаютъ голаго, вымазаннаго пепломъ шатуна, невжественнаго и глупаго, за святого человка. Въ святость факира врятъ не только женщины, живущія взаперти и вн всякаго вліянія европейской цивилизаціи, но весьма часто люди, знающіе по-англійски, читающіе англійскія газеты и находящіеся въ постоянныхъ сношеніяхъ съ англичанами.
— Какъ не святой? какъ обманщикъ? — говорилъ мн горячась одинъ изъ такихъ туземцевъ. — Представьте, что онъ еще сдлалъ: сижу я въ своей палатк и пишу письма. Входитъ онъ (т.-е. факиръ) и садится на землю, у моего стола. ‘Что ты длаешь?’ спрашиваетъ онъ меня. ‘Письма пишу!’ говорю я ему. Помолчалъ онъ, и говоритъ опять: ‘дай мн бумаяжку!’ Далъ я ему чистый листовъ почтовой бумаги. Взялъ онъ этотъ листовъ, развернулъ его на свтъ, и показываетъ мн. Вижу, чистый листовъ, ничего на немъ не написано. Сталъ онъ складывать этотъ листовъ тутъ же при мн, не отходя отъ стола. Сложилъ его въ маленькій пакетъ, потеръ пакетикомъ лобъ и отдаетъ мн: ‘Разверни и читай!’ говоритъ. Развернулъ я пакетикъ, и вижу — тамъ молитва записана. И это не чудо?
Но, рядомъ съ врующими есть и неврующіе или колеблющіяся въ вр. Уже въ древности поэтъ съ отрицательнымъ направленіемъ нарисовалъ не совсмъ лестный образъ нищенствующаго: ‘святые тексты онъ громко распваетъ, много старинныхъ побывальшинъ помнитъ. Онъ съ женами болтливъ, ребятъ ихъ ласкаетъ, мужей восхваляетъ и въ восторг отъ ихъ стряпни… Умеръ ли кто, или народился, гд поминки справляютъ, сто радостей ему во дню, и такъ онъ бгаетъ… Онъ первый за обдомъ, и послдній на молитв. Придетъ ли на кухню, онъ ораторъ, лишь-бы кухарю угодить’… Живетъ большинство факировъ не особнякомъ отъ народа и не всякій изъ нихъ уметъ хоронить свои слабости отъ зоркихъ глазъ неврующихъ или колеблющихся въ вр. Ихъ жадность до денегъ и слабость къ прекрасному поду современная сатира уловила отлично. Не трудно было народу разглядть, что безстрастный не навсегда уморилъ въ себ страсти, въ его низкую, душную келью, гд-нибудь въ сторон отъ житейскаго шума, у святого храма знаютъ дорогу въ сумерки не одни богомольцы или богомолки, не всегда святой человкъ соблюдаетъ здсь, у святого храма, обты уединенной и цломудренной жизни. И не диво! стоитъ только взглянуть на этихъ подвижниковъ по вечерамъ, въ часъ молитвы, когда они собираются у какого-нибудь храма, напр. въ Бенарес, у храма богини Плодородія. Здоровый, рослый народъ, иной хотя и вымазанъ пепломъ, и нагъ, и волосы упряталъ подъ мочалки, а все-таки не лишенъ нкоторой мужественной красоты, идетъ, тяжело ступая и громко бормоча священные тексты. У столькихъ святыхъ мстъ перебывалъ иной, тамъ сладко уметъ поразсказать о виднномъ,— какъ тутъ устоять противъ обаянія святости!
Красный Хари не чтилъ факировъ, во что онъ врилъ, я не умлъ ни разспросить, ни разгадать, онъ не боялся даже чертей, которыхъ вс алморцы бояться и чтутъ. Игралъ онъ факира отлично: маленькій, худенькой, въ факирскомъ дезабилье, онъ походилъ на факира боле, нежели другой откормленный безстрастный, настоящій факиръ. Игра въ факира самая длинная, факиръ поетъ нсколько псенъ съ циническими выходками противъ чтимыхъ въ Индіи боговъ, народъ смется, хотя на другой день посл того идетъ въ храмы чтить тхъ же боговъ. Во все продолженіе игры факиръ предается самому необузданному цинизму, въ его псняхъ, въ діалогахъ съ публикою осмивается народная святыня, религіозные обряды, семейныя отношенія, и все это длается передъ лицомъ всего народа, при громкомъ, одобрительномъ смх всхъ. Его спрашиваютъ, какъ его зовутъ? ‘Ддушка всхъ!’ отвчаетъ онъ, и тутъ же поясняетъ, какого рода недуховное родство онъ понимаетъ. Онъ, чтимый массами, живущій общественными подаяніями, эксплуатирующій религіозное чувство тысячъ и тысячъ, выводится на сцену, при слдующемъ пніи хора:
‘О! матушка! пришелъ факиръ! съ востока пришелъ плутъ въ красномъ плащ! Пришелъ факиръ!
‘Что-же принесъ плутъ въ красномъ плащ?
‘Трость да чашу принесъ веселый факиръ отъ Кедара-ната!’.— Кедара-натъ одна изъ святынь Индіи, въ сверу отъ Алноры.
Такъ индійцы смются надъ своими сагибами (господами) и надъ своею святынею. Смясь надъ тмъ, что обожаютъ, и надъ своими религіозными обрядами, они не подпускаютъ въ то же время въ своимъ храмамъ европейца, не пускаютъ его туда, куда впускается и корова, и обезьяна, и даже собака, считаютъ европейца не чище собаки, но кланяются ему въ поясъ, безъ башмаковъ входятъ въ нему въ комнату, т.-е. разуваются предъ его дверьми, такъ же, какъ и предъ дверьми храма.
Алмора, 1875.
Іюня 30-го.