АКВАРЕЛЬ.
АКВАРЕЛЬ.
(стихотвореніе въ проз).
Скиталецъ.
Скиталецъ.
——
Евгеній Чириковъ.
‘Міръ Божій’, No 11, 1894
Акварель, Чириков Евгений Николаевич, Год: 1894
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Стояли мрачные, невыносимо скучные дни. Солнце давно уже не ласкало землю двоими привтливыми лучами, а небеса давно уже не очищались отъ срыхъ облаковъ… Изрдка, правда, когда втеръ разрывалъ облачное покрывало, тамъ и сямъ проглядывали небольшіе клочки небесной синевы, но едва только глазъ успвалъ поймать такой синій островокъ, какъ уже заволакивался и пропадалъ безслдно…
Моросилъ мелкій, какъ пыль, дождикъ, моросилъ безостановочно и днемъ, и ночью… Все смотрло угрюмо и вяло, все казалось грязнымъ, будничнымъ, апатичнымъ.
И широкое пустынное поле, и придорожныя покачивающіяся былинки, и печально опустившія втви березки, и хмурый лсъ, что чернлъ впереди и терялся, убгая далеко-далеко,— все смотрло вяло, апатично и, казалось, говорило: ‘пусть безконечно долго мороситъ надодливый дождикъ, пусть небо навсегда останется такимъ грязнымъ, пусть даже солнце не показывается надъ землею,— намъ все равно!’
Давно уже окрестности не слыхали соловья, что когда-то свободно и смло распвалъ дивныя псни, къ которымъ, съ замираніемъ сердца, прислушивались и хмурый лсъ, и придорожные кусточки, и каждая травка, и, заслыша которыя, даже глупый быкъ переставалъ пережевывать свою жвачку и тупо смотрлъ на міръ Божій…
Куда двался чудный пвецъ?.. Покинулъ ли онъ навсегда свою любимую лощину, или только спрятался и пережидалъ, когда снова выглянетъ солнце, и все опять улыбнется и заживетъ прежнею полною жизнью?!.
Замолкли и вс другія мелкія птички.
Одинъ воронъ надменно кружился надъ полями и, подлетая къ лсу, садился на высокій засохшій дубъ и зловще каркалъ и чистилъ свой острый клювъ.
По дорог шелъ путникъ…
Изнемогая отъ усталости, онъ съ трудомъ передвигалъ ноги. Дождь промочилъ его до костей, втеръ, хотя и не сильный, казался такимъ холоднымъ, руки повисли, какъ плети, и казались чужими и ненужными…
Давно уже шагаетъ онъ, усталый, по безконечной дорог…
Онъ двинулся въ путь, когда были еще веселые солнечные дни, и когда вся природа ликовала и радовалась. У него были товарищи — спутники. Вс они шли къ одной общей цли — отыскать для братьевъ-людей счастіе. Никто изъ нихъ не зналъ его мстопребыванія, но вс были твердо уврены, что знаютъ. Дорога казалась тогда совсмъ нетрудной, время шло незамтно, и всмъ было такъ хорошо, легко и весело… Долго они шли вмст, рука объ руку, но потомъ разстались: одинъ изъ путниковъ усталъ, захотлъ отдохнуть и отпустилъ впередъ товарищей… А когда онъ очнулся отъ сладкаго забытья и пошелъ, чтобы нагнать друзей,— было уже поздно… Друзья исчезли…
Гд они, и что сталось съ ними? Нашли ли они то, что искали?— путникъ не знаетъ. А онъ, онъ исколесилъ не одну тысячу верстъ, но напрасно. И вотъ теперь онъ одинъ, усталый, продрогшій, измученный. Какъ дологъ и тяжелъ путь! Хоть бы крупный, проливной дождь, хоть бы страшная буря съ громовыми раскатами и огненными зміями молній!…
Но нтъ, не видно черныхъ тучъ, не слышно отдаленнаго громового раската, небосклонъ не вспыхиваетъ заревомъ грозового пожара…
Все вяло, монотонно, сро… Видно, что не скоро меленькій дождикъ прекратитъ свое назойливое шуршаніе, не скоро небеса покажутъ свою синеву, и не скоро солнышко весело улыбнется земл и людямъ…
Дневной свтъ померкъ, и мгла упала на землю. Вс предметы стали терять свои контуры, расплываться и прятаться въ темнот надвигавшихся сумерекъ. Обширная равнина полей превратилась въ безлюдную, безграничную пустыню, и только одинъ лсъ вставалъ впереди плотною черною стною. Кругомъ было мертво, безжизненно, ни одного живого, звука не было теперь слышно, и лишь журчаніе дождевыхъ капель да отдаленный глухой ропотъ хмураго лса нарушали этотъ страшный, мертвящій, покой…
Жутко становилось путнику, и сердце его то било тревогу, то вдругъ замирало, точно боялось, чтобы кто-нибудь не услышалъ его біенія…
Упала и ночь, темная-темная ночь.
Глухо шумящій лсъ закишлъ страшными призраками и безобразными чудовищами: они протягивали впередъ свои мохнатыя, карявыя лапы, то присдали, превращаясь въ карликовъ, то выпрямлялись во весь ростъ, длаясь гигантами, то прятались, то внезапно выходили впередъ и заграждали дорогу. Дикія совы, ястреба и другіе хищники съ шумомъ и гиканьемъ шарахались въ стороны…
Гд-то захохоталъ лшій, и хмурый лсъ привтствовалъ его цлымъ взрывомъ раскатистаго хохота… Гд-то жалобно заплакало и заскрипло сломавшееся дерево… Чудища перешептывались между собою и, прыгая, обливали бднаго человка, цлымъ каскадомъ холодныхъ водяныхъ капель, а лапами царапали ему до крови и лицо, и шею, и руки… То и дло онъ наступалъ на ползающихъ подъ ногами гадовъ,— т пищали, шипли и старались его язвить, кусать и жалить…
Лшій ‘обошелъ’ человка, и онъ потерялъ дорогу,— заблудился…
Густая чаща лсныхъ зарослей стояла непроходимыми дебрями всюду, куда онъ ни пытался направиться. Страшныя чудовища тянули его къ себ, разрывая въ клочки легкую ткань одежды… А кровожадный волкъ уже давно почуялъ присутствіе человка и давно уже шелъ по слдамъ его…
Скоро путникъ замтилъ опасность: онъ увидлъ, какъ въ темной чащ сверкнули два волчьихъ глаза.. Вздрогнувъ всмъ тломъ, онъ собралъ послднія силы и стремительно кинулся впередъ. Раздвигая сплетшіяся втви и ломая сухіе колючіе сучья, онъ не шелъ, а почти бжалъ… Ничто не могло остановить его энергіи, ничто не могло противостоять этому послднему приливу силъ… Трещалъ и ломался подъ ногами валежникъ, сторонились безобразныя чудовища… Подбирая лапы, он прятались подъ покровомъ ночи и уступали дорогу страшному своимъ отчаяніемъ человку…
Вотъ пордла лсная чаща. На мгновеніе блеснулъ серебряный серпъ мсяца, освтилъ широкую поляну, и опять спрятался въ ползущихъ по небу тучахъ… Словно что-то тяжелое, давившее, со всхъ сторонъ выпустило вдругъ путника на волю,— грудь вздохнула свободне, и сердце забилось ровне… А впереди… О, какая радость!— впереди привтливо мигнулъ огонекъ…
— Тамъ мое спасеніе… Скорй къ нимъ къ братьямъ-людямъ!..
И въ голов измученнаго человка нарисовалась заманчивая картинка: теплая, уютная хатка, чистенькія выбленныя стны, въ печи весело потрескиваютъ горящія дрова, въ чугунномъ котелк что-то бурлитъ и пнится…
Въ хатк живутъ простые, добрые люди.. Они радостно встрчаютъ несчастнаго скитальца, ободряютъ его словомъ привта и радушія… И такъ хорошо путнику съ этими простыми, безхитростными, добрыми людьми!..
— Останься съ нами!— просятъ добрые люди,— будь нашимъ братомъ и другомъ, станемъ жить и трудиться вмст!..
— А вы счастливы?— тихо спрашиваетъ путникъ.
— Да, живемъ слава Богу, всмъ довольны…
— А волки?..
— Насъ они не трогаютъ… Разв рдко когда овечку заржутъ…
‘Останусь, останусь!— шепчутъ губы изуставшаго путника,— врно, здсь-то и живетъ то счастіе, котораго я ищу и не нахожу нигд…’
И путникъ бжитъ на мигающій впереди огонекъ…
На пути попадается мелкій березнякъ и кочкарникъ. Подъ ногами вдругъ булькнула вода, зашуршала осока… Болото, топкое болото…
Но ничто теперь не можетъ уже остановить человка: онъ смло идетъ по болоту, спотыкается о кочки, падаетъ, но опять вскакиваетъ на ноги, и опять стремится впередъ, жадно слдя за свтящимся впереди огонькомъ.
А огонекъ, то ярко вспыхнетъ, то вдругъ мигнетъ и потухнетъ… Далеко этотъ огонекъ… Но человкъ не падаетъ духомъ и не останавливается…
Впереди опять черный лсъ…
Врно, хатка спряталась въ кустьяхъ и оттуда такъ привтливо выглядываетъ своимъ свтлымъ окошечкомъ… Впередъ же, впередъ!..
И путникъ напрягаетъ послднія силы.
Вотъ уже близко… всего въ нсколькихъ шагахъ… Но что это?!— огонекъ вдругъ пропалъ, и не появляется… Путникъ широко раскрываетъ глаза, вперяя ихъ въ темноту ночи, но напрасно…
Гд же ты, тихое пристанище, гд желанное счастіе?..
О, какая злая, безчеловчно-злая насмшка!— подъ ногами бднаго скитальца лежала гнилушка…
Человкъ наклонился, поднялъ гнилушку и нсколько мгновеній смотрлъ на нее неподвижно… Потомъ глубоко вздохнулъ и безжизненно опустилъ руки…
Пальцы руки разналисъ,— и гнилушка выпала…
Постоявъ еще нсколько минутъ въ тупомъ раздумье, несчастный скиталецъ опустился на влажную, усыпанную гніющей листвою, почву…
— Усталъ я!— слабо прошептали его губы.
Голова откинулась назадъ, руки безпомощно упали на земь, усталыя вки, стряхнувши дв крупныя слезинки, смежились…
Надъ лсомъ взвился и закаркалъ воронъ… Его крикъ пробудилъ спавшій лсъ: гд-то опять взвизгнула сова, и опять захохоталъ лшій… Змя, извиваясь стально-синимъ кольцомъ, подползла къ изголовью скитальца, а изъ-за ближайшаго куста жадно смотрли уже на свою жертву два волчьихъ глаза…
Погибъ человкъ въ поискахъ за другомъ людей — счастіемъ, и некому поставить крестъ надъ могилою павшаго страдальца…