Агиника*
Агиника*
Рассказ Жана Дорни
————————————————————
Агиника, Дорни Жан, Год: 1916
Время на прочтение: 5 минут(ы)
*) Далматское название, значит жена аги.
Гордость сербов — Радойко, был схвачен жителями Зары с его двенадцатью товарищами. Ага заключил их в башню. Уже четверо из них умерли от горя. Трупы их выбросили в море. Но Радойко по-прежнему бодр и весел. Он думает о том, что ага — на закате своей жизни, а он — во цвете лет, он терпеливо дождется смерти своего тюремщика, а там вернется домой и отомстит. Иногда юноша облокачивается о решетчатое окно и, подперши подбородок ладонями, смотрит на небо и на море. У подножия башни ему видна также площадь укрепления.
Каждое утро, дочь аги, красавица Ивана, проходит тут купаться с своими служанками. Она поднимает голову и смотрит на окно башни. Сначала ее глаза посылали пленнику грустный привет, теперь, увидав друг друга, они улыбаются. Радойко протягивает руку сквозь решетку, срывает растущие на стене цветы и бросает их девушке.
Каждый день, в другие часы, Агиника также выходит из дворца.
Она еще молода и полна желаний. Она вышла за старика, с трясущейся бородою, для того чтобы сидеть на чудных шелковых диванах, чтобы носить драгоценности Азии, такие тяжелые, что под ними сгибается ее шея. Она ненавидит изящную Ивану за то, что пред тою еще лежит счастье: ей не нужно будет продавать себя для того, чтобы быть счастливой.
Агиника знает, что серб в башне бросает цветы под ноги Иваны. И она также каждый день проходит мимо окнапленника. Она посылает на него пронзительной взгляд, подобный стреле, пущенной из-под ее полукруглых бровей. Но Радойко не отвечает и тотчас же скрывается.
Растянувшись на циновке, он по целым дням думает об участи товарищей. Он видел, как тела их бросали в море. Быть может, волны донесли их до сербской земли, быть может, они снова выбросили их на берег. И смелость юности внушает герою мысль:
— А что если, и я притворюсь мертвым? Они выбросят меня в воду, как и тех… но я живо вынурну и выплыву на прибрежье…
Целые часы этот план поглощает его, подобно дыму кальяна, он вдыхает его, сливает его с своей душою.
И вот, раз утром, сторож, принесший ему свежей воды, стремглав бежит вниз с отчаянным криком:
— Радойко умер!
Весть облетает башню, исторгая кровавые слезы у пленников. Она достигает площади и проникает в прохладный двор, где под сенью аркад, ага лежит на диване.
Его жена и дочь сидят у его ног.
Старик хмурится, так как со смертью серба, он теряет заложника.
— Показать мне труп! — повелевает он.
Два солдата идут за Радойко, один берет его за ноги, другой за голову, и они кладут тело на ковер.
Тело падает, как падает ребенок с постели во сне. Но едва прикоснувшись к земле, оно принимает окоченелость мертвеца. Носки сапог почти касаются ковра, хотя ноги опираются о него пятками. Бесконечная тяжесть у него на груди, которая не вздымается больше дыханием.
При появлении трупа, ага приподнимается, и его тяжелые веки на секунду открывают сверкающие глаза. Но это пламя мгновенно угасает в восточной покорности судьбе. Старик снова опускается на подушки и движением, выражающим лишь одну досаду на нарушения покоя, он приказывает унести труп серба.
Но носильщиков останавливает крик:
— Подождите!
Агиника вскочила и почти с угрозою склонилась над старым мужем.
— Господин мой! Разве ты не видишь, что он жив? Он хочет убежать от нас… Он издевается над тобою… Подвергни его пытке, и он сознается в своем обмане… зажги огонь на его груди, и он встанет!
И она указала на жаровню под чашками с кофе, где в пепле еще тлел огонь.
Один из солдат приблизился и серебряными щипцами взял самый крупный и самый раскаленный уголь. Товарищ его открыл белую рубаху Радойка. На обнаженную грудь, загорелую как воск, положили раскаленный уголь.
Радойко не шевельнулся. Агиника подошла чтобы вблизи смотреть на испытание. В гневе на разочарование, она кладет руку на лоб молодого серба, ощущает теплоту мрамора, нагретого солнцем.
— Он жив! — восклицает она. — Если он не просил пощады, то это потому, что от огня его предохраняет какой-нибудь талисман! Ведь все сербы заключили договор с дьяволом. Принесите змею из развалин!
Приносят виперу, согретую утренним солнцем, обнажают пониже грудь Радойки и кладут змею на его сердце. Но випера свертывается кольцом, кладет голову на хвост и закрывает глаза, как будто угнездившись на холодном камне. Агиника не спускает глаз с серба. Она приказывает:
— Забейте ему гвозди под ногти!
Солдаты схватывают безжизненно висящия руки и повинуются приказанию Агиники.
Кровь Радойка не льется.
Тогда, в виде последнего испытания, Агиника приказывает Иване встать:
— Сними платок с лица твоего, Ивана. Пляши около вокруг серба. Посмотрим, не воскреснет ли он, чтобы взглянуть на тебя!
Молодая девушка повинуется.
С ней вместе встают девушки Зары, составляющие ее свиту. В глубине двора звучат гусли, обозначая ритм.
Ивана ведет пляску, направляясь к распростертому на ковре сербу. Пары перекрещиваются, переплетаются, идут направо, налево, бегут зигзагами, свившись руками, описывают волнистые, причудливые фигуры. Юноши присоединяются к девушкам, прыгают легко с вызывающим видом скрещивают руки на груди, и опускают их вдоль бедер, словно сломанные ожерелья.
Молодые люди составили круг.
— Пляши одна, Ивана, вокруг серба.
Она поднимает руки над головою, высоко вздымается ее грудь, и она плавно начинает кружиться. Золотое ожерелье, все цехины, висящие у нее на шее, звенят как бубенчики при каждом ее движении. На ней надеты длинные восточные серьги, венецианская фата, юбка ее отягощена вышивками и блестками. Она похожа на византийский образ, сияющий в золоте.
И вдруг, когда Ивана смотрит расширенными глазами на лежавшего серба, она видит, что его веки поднимаются, сквозь них сверкает мгновенный взгляд, а губы улыбаются ей. Она поднимает руки, чтобы закрыть его от всех и приближается порывистыми кругами, край ее одежды касается тела и как бы нечаянно, она роняет на восхищенное лицо его свой шелковый платок. Потом кружится с такой быстротою, что цвета ее пестрой одежды представляются радугой и, задыхаясь, подбегает к отцу.
Она преклоняет колени у подножки дивана, берет его за руку, целует ее и шепчет:
— О! Отец! Не продолжай твоего преступления! Отдай нам труп, для того чтобы мы похоронили его…
Но Агиника перебивает ее:
— С какой стати хоронить этого? Пусть его бросят в море, как других, и пусть рыбы полакомятся красивым телом…
И Радойко бросают в море.
Но вечером, когда мрак окутал башню, площадь и всю окрестность, на берег Зары приплывает юноша. Он садится на утес. Молча вынимает он гвозди из-под своих ногтей и прячет их в пояс. Убедившись, что луна не выглянет, он идет ко дворцу, проникает на двор, застает на парадной постели спящего агу. Не разбудив его, он одним взмахом ятагана отрубает ему голову. Потом схватывает за волосы Агинику, спящую около дивана и, несмотря на ее крики, влечет ее на площадь, здесь он наступает ей коленом на грудь, овладевает ее руками и забивает ей гвозди под все десять ногтей, выкрашенных генною.
— Испытай и ты эту муку! — говорит он и, бросив ее, отчаянно вопящую, на берегу моря, спешит в прохладную комнату, где покоится Ивана.
Она утомлена пляской и слезами, втайне проливаемыми ею. Проснувшись, она думает, что пред нею привидение, но руки серба касаются ее, а поцелуй его дышит жизнью.
— О! Сердце груди моей! — восклицает он. — Я не был мертв, ты видела это? Я хотел обладать тобою, милая, и спасти моих товарищей, заключенных в башне. Ключи! Дай мне ключи! Ты знаешь, где они?
Улыбаясь, Ивана подала ему ключи от башни и также от государственной казны.
— Освободи твоих солдат и раздай им все богатства, — сказала она.
Для себя Радойко оставил только восточную девушку. Он увез ее в Сербию и там, в белой церкви, сделал ее своею женою пред иконами.
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1916, No 6. С. 90—92.