Адольф Петрович Берже, Семевский Михаил Иванович, Год: 1886

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Михаил Семевский

Берже Ад. П. Кавказская старина
Пятигорск: СНЕГ, 2011.
К числу весьма тяжелых утрат, понесенных русским обществом в последние годы, должна быть отнесена кончина Адольфа Петровича Берже, в нем сошел в могилу, совершенно неожиданно и вполне преждевременно, наиболее достойный представитель науки на Кавказе.
Мы были связаны с покойным узами тесной дружбы в продолжение четырнадцати лет и ныне, с сердцем, сокрушенным глубокою скорбью, священным долгом своим считаем сообщить несколько данных к биографии и характеристике этой в высшей степени симпатичной личности.

I

Адольф Петрович был одним из четырех сыновей француза Петра Берже, выехавшего в Россию в 1805 году. Дед А.П. Берже принадлежал к одной из дворянских фамилий и имел довольно большое состояние, которое погибло в смуте великой революции. Петр Берже, по приезде в Россию, посвятил себя преподаванию французского языка и словесности. Это был истинный профессор, с обширным образованием и талантом педагога, при этом он обладал весьма счастливым характером, который полностью и передал своему сыну Адольфу Петровичу. Как профессор, Петр Берже был весьма уважаем в высших сферах петербургского общества и его нарасхват приглашали в различные аристократические семейства, он преподавал в семействах князей Долгоруких, Голицыных, графов Строгановых и во многих других, за урок платили ему по 100 рублей, а у графини Бронницкой он получал даже по 300 рублей, конечно, ассигнациями. Его друг и товарищ St.-Julien, переживший Берже, с наслаждением вспоминал эпоху Александра Павловича, когда он и Берже были столь ценимы в русских семействах, как профессора.
Петр Берже в 1820-х годах женился на одной мекленбургской уроженке, весьма достойной особе, которая пережила его и ныне сына своего Адольфа Петровича.
Усиленные умственные занятия, соединенные с заботами об обеспечении, на случай своей смерти, своего большого семейства (четыре сына и одна дочь), настолько повлияли на здоровье Петра Берже, что он заболел и умер в больнице для душевнобольных в 1839 году, но он был так уважаем и всеми любим, что тотчас по его смерти многие лица приняли участие в судьбе его малолетних детей, и они были распределены по казенным заведениям, в гатчинский институт поступили все четыре сына покойного профессора.
Старший из них, ныне покойный, по окончании курса в институте, служил в нем же, в течение 10 лет, и умер в 1860 г., оставив по себе память добросовестного и весьма способного преподавателя. Третий и четвертый усердно служат чиновниками в разных ведомствах, вторым сыном был ныне опочивший сном смерти Адольф Петрович.
Приводим собственноручную автобиографическую заметку самого Адольфа Петровича из сборника таковых заметок, принадлежащего редакции журнала ‘Русская Старина’:
‘Берже, Адольф Петрович, родился в 1828 г., 28 июля, в Петербурге, учился в пансионе Цапинтини, откуда поступил (1836 г.) в реформатскую школу и, спустя два года, а именно в 1838 г., благодаря ходатайству супруги французского посланника Баранта, был определен в гатчинский сиротский институт, при инспекторе Гугеле. В 1847 г. Ад. П. Берже выпущен из института в Петербургский университет, в котором и окончил курс со степенью кандидата по восточному факультету. Это было в 1851 г., в том же году, по воле императора Николая Павловича, Берже отправлен на Кавказ, в распоряжение князя Михаила Семеновича Воронцова…’
Прерываем здесь нашу записку, вспоминая рассказ покойного Адольфа Петровича о том, что, по окончании курса на восточном факультете, он имел непременное желание ехать за пределы России на азиатский Восток, но хлопоты, начатые им по сему предмету через попечителя гатчинского института Сергея Степановича Ланского, были завершены решением императора Николая Павловича, сказавшего по сему предмету: ‘Берже не для чего ехать за границу, на восток, так как Россия имеет свой восток, это — Кавказ, пусть он туда и отправляется на службу’.
Адольфу Петровичу не пришлось сожалеть о таковой своей судьбе.
‘Начав службу в собственной канцелярии маститого вельможи, каким был Воронцов, — продолжаем словами собственноручной записки Адольфа Петровича, — Берже, в 1853 г., в мае, был отправлен с ученой целью в Персию, где посетил города: Тавриз, Казвин, Тегеран, Испагань, Шираз, Хой. Возвратившись в 1854 г. в Тифлис, он в следующем (1855) году был вторично отправлен в Персию, затем продолжал службу в той же канцелярии наместника Кавказа. В 1859 г. Берже был назначен чиновником особых поручений при начальнике гражданского управления, при статс-секретаре Крузенштерне, а в апреле 1864 г. председателем Кавказской Археографической Комиссии, каковую обязанность несет по настоящий день’ (в это время издано им десять томов (11 книг) ‘Актов Кавказской Археографической Комиссии’). В 1871 г. Берже был депутатом на 25-летнем юбилее Императорского Русского Археологического общества и в 1876 г. депутатом на 3-м съезде ориенталистов в Петербурге.

II

Тридцать пять лет Адольф Петрович находился на Кавказе, многого он был свидетелем в этот длинный период времени, и за всеми этими событиями он следил со вниманием историка и ученого. Всецело преданный науке, он изучил Кавказ во всех минувших его судьбах и в его современном состоянии. Археология, география, топография, статистика и, в особенности, история Кавказа — были изучены Адольфом Петровичем в совершенстве, и изучение этой страны было постоянно им продолжаемо. Все те, кто желал ознакомиться с Кавказом, так сказать, научным образом, не могли миновать Берже и встречали в нем самого просвещенного и всегда самого доброго руководителя при изучении этой страны. Как на результаты этого многолетнего изучения страны, должно указать на довольно длинный ряд трудов, изданных Адольфом Петровичем.
Берже участвовал в издании Записок общества любителей кавказской археологии, в географическом словаре, изданном Императорским Русским Географическим обществом, ему принадлежит часть описания Кавказа, вошедшая в состав сочинения ‘Живописная Россия’, изданного под редакцией П.П. Семенова, в каковом описании одна из самых интересных глав, именно о горных племенах Кавказа, их обычаях, географическом подразделении и проч., составлена Адольфом Петровичем Берже. Но самым монументальным трудом ученого-ориенталиста, и исследователя Кавказа были ‘Акты Кавказской Археографической Комиссии’. В разное время Ад. П. Берже доставлены Императорской Академии Наук материалы по лингвистическим исследованиям, впервые предпринятые им по аварскому наречию, с этой целью совершил он, по поручению князя А.И. Барятинского, в 1860 г., путешествие в Дагестан и занимался в Хунзахе, под руководством Бин-Хитиноу-Мухаммед-Лачинилоу, бывшего учителя Шамиля в философии, затем им были представлены ценные материалы по языкам: чеченскому, осетинскому и удинскому и гуджиры (дарственные записи) Хопского, Мартвильского, Цаишского и других монастырей.
С 1864 года деятельность Ад. П. Берже главным образом сосредоточилась на издании ‘Актов Кавказской Археографической Комиссии’, что продолжалось по самый день его кончины. Прежде, однако, чем перейдем к этому главнейшему труду всей его жизни, приведем несколько данных о его служебном положении, заимствуя эти данные из формуляра Ад. П. Берже.
По окончании в Санкт-Петербургском университете курса наук со степенью кандидата, Ад. П. Берже определен на службу в канцелярию наместника кавказского в 1851 г., декабря 24, с производством жалованья по 300 руб. сер. в год. Назначен младшим помощником чиновника по секретной части той же канцелярии (26 декабря 1852 г.). Командирован в Персию, где находился с 13 апреля 1853 года по 24 февраля 1855 года. Вторично командирован в Персию, где находился с 30 марта по 15 августа 1855 г. Назначен старшим помощником чиновника по секретной части канцелярии наместника (апрель 1855 г.). Назначен заведовать мусульманскими училищами Закавказского края (1856 г.). 8 декабря 1856 года избран правителем Кавказского отдела Императорского Русского Географического общества (по декабрь 1859 г.). С 27 декабря 1857 года назначен заведующим тифлисской публичной библиотекой. В декабре 1858 года назначен чиновником особых поручений при начальнике главного управления наместника кавказского. В 1860 году командирован с ученой целью в 1862 году в Мингрелию. Редактировал ‘Кавказский Календарь’ на 1857—1860 и 1862—1864 гг.
Назначенный председателем этой комиссии, при самом ее учреждении в 1864 г. (11 марта), Берже, при постоянном к его трудам благосклонном внимании бывшего августейшего наместника Кавказа, его императорского высочества великого князя Михаила Николаевича, и при энергической и просвещенной поддержке барона А.П. Николаи, с необыкновенным рвением и любовью к делу принялся за собирание и издание этих актов. Отметим здесь, что Ад. П. Берже в октябре 1864 г. избран в Париже членом общества ‘Societe Asiatique’, в январе 1865 г. — членом общества, там же, ‘Societe Orientale de France’, тогда же членом общества в Лейпциге ‘Deutsche morgenlndische Gessellschaft’, в сентябре 1875 г. избран действительным членом ‘Одесского Общества Истории и Древностей’.
Надо было так любить и так знать историю Кавказа, как знал ее Берже, чтобы столь превосходно составить громаднейший сборник, в одиннадцати книгах, in folio, вышедший под его редакцией с 1866 по 1885 гг. Этот сборник перед нами, в него вошли акты за все время владычества русских на Кавказе и за Кавказом, с XVIII века по время наместничества князя Михаила Семеновича Воронцова включительно, то есть по 1855 год. Каждый том заключает в себе от 1000 до 1200 страниц в два столбца, каждому тому предпослано весьма обстоятельное предисловие, в каждом томе превосходный указатель личных и географических имен. Документы помещены, где нужно, с надлежащими переводами с языков: арабского, армянского, грузинского, французского и с объяснениями, и каждый том украшен несколькими портретами главнейших деятелей на Кавказе: военных, гражданских и духовных. Есть портреты и наиболее замечательных кавказских женщин.
Начиная с VI-го тома, в предисловиях к актам приведен весьма обстоятельный и обширный по числу лиц биографический словарь кавказских деятелей. Выбор актов сделан замечательно хорошо, здесь, действительно, приведены самые существенные документы, имеющие значение для истории Кавказа. В этом собрании нет места различным проектам и предположениям, почему-либо неосуществившимся, нет места переписке второстепенного значения, с другой стороны, нет и перепечаток таких актов по отношению к Кавказу, которые можно отыскать в полном собрании законов, редактор ‘Актов’ ограничился ссылкой на них вполне обстоятельной, повторяем, все документы, помещенные в собрании актов, изданных Ад. П. Берже, имеют весьма существенное значение и большой интерес для истории Кавказа.
Тщательность издания и изящество его выполнения, прямо сказать, необыкновенные. Надо и то заметить, что высшее начальство Кавказа постоянно, в течение двадцати лет, оказывало самое полное содействие уважаемому исследователю, оно предоставило ему обширные материальные средства для издания и для выполнения его с полнейшею роскошью и, вместе с тем, — и это самое важное, — оказало Ад. П. Берже полное доверие, освободив все редактируемое им собрание актов от какого-либо цензурного просмотра.
Двенадцатый выпуск актов, объемлющий последнее десятилетие в истории Кавказа до окончательного его покорения, а именно 1855—1864 годы, был совершенно приготовлен Берже к печати, но он уже выйдет после его столь преждевременной и неожиданной кончины.
‘Акты Кавказской Археографической Комиссии’, — Комиссии, кстати заметить, заключавшейся почти в едином ее председателе, Берже, — навсегда останутся не только самым главным и неиссякаемым источником сведений для истории Кавказа, но положительно образцом для подобного рода изданий.
И как любил свое дело Адольф Петрович! С каким наслаждением передавал он все подробности о своем труде, о своих заботах о печатании актов, по исполнению художественных к нему приложений (виньетки, заставки, заглавные листы, портреты и прочее). К обязанностям редактора он относился с такой добросовестностью, что на время печатания нового тома актов он весь, так сказать, уходил в свой труд, забывал все и всех и почти не оставлял своего кабинета до тех пор, пока не подписывал к печати последнего листа громаднейшего тома своего издания. Только промежутки между окончанием печатания одного тома и приступом к другому Адольф Петрович посвящал другим работам и тут делал целый ряд весьма интересных сообщений на страницы ‘Русской Старины’.
Он начал принимать участие в ‘Русской Старине’ с 1872 года, которой и сообщал отдельные монографии из истории русского владычества на Кавказе в период времени с 1801 по 1856 год. О каждом томе монументального труда Адольфа Петровича Берже ‘Акты Кавказской Археографической Комиссии’ мы помещали в ‘Русской Старине’ отзывы, при одной из этих статей нами приведен перечень главнейших трудов этого ученого, историка и ориенталиста (см. ‘Русскую Старину’ изд. 1881 г., том XXXII, стр. 449).
Напомним здесь, что ‘Акты Кавказской Археографической Комиссии’ печатались всего лишь в 250 экземплярах. Цена каждого тома 25 рублей. Советуем любителям отечественной истории, владеющим более или менее значительными библиотеками, а также университетам и вообще высшим учебным учреждениям поспешить с приобретением роскошного издания ‘Актов’, так как первые тома этого собрания имеются уже в малом числе экземпляров.

III

Мы обозрели ученую деятельность Адольфа Петровича. Скажем несколько слов о нравственной личности этого человека.
Адольф Петрович Берже, при обширном и многостороннем образовании, неистощимом остроумии, отличался в высшей степени добрым, веселым и общительным характером. Всюду, где только Адольф Петрович имел знакомых, он вызывал к себе чувство полнейшего уважения и искренней к нему привязанности.
Человек, как мы уже сказали, весьма обширного и разностороннего образования, он был в высшей степени прост в своих отношениях и, по самой натуре своей чрезвычайно мягкий, умел сойтись с людьми самых разнообразных общественных положений и умственного развития. Рассказы его, преимущественно из кавказской хроники, отличались присущим ему остроумием. Память его, опять-таки в области истории Кавказа, была весьма обширна. Это был неистощимый собеседник и самый дорогой гость во всех кружках, его знавших. Не можем не вспомнить, как несколько месяцев тому назад знаменитый писатель наш А.Н. Островский, рассказывая нам о недавнем пребывании своем на Кавказе, с особенным удовольствием и прежде всего вспомнил о знакомстве, сделанном им в Тифлисе с Адольфом Петровичем Берже.
‘Этот человек, — сказал Островский, — замечательно остроумный и весьма образованный, это незаменимый собеседник и первое лицо на Кавказе по своему обширному знакомству с этим краем’.
Мы потеряли в Ад. П. Берже не только незаменимого для нас сотрудника в трудах наших по изданию ‘Русской Старины’, но мы потеряли в нем горячо любимого друга. Нас восхищали в нем не только беззаветная любовь к науке, не только его обширный ум и дарование, как писателя, но, прежде всего благородство и честность его натуры. Мы не слышали от него ни одного дурного слова в его отзыве о людях, за исключением лишь тех случаев, когда его приговоры и характеристика подкреплялись несомненными фактами. В последние годы своей жизни Адольф Петрович был глубоко тронут благосклонностью к нему одного из высокостоящих лиц, молодого, весьма просвещенного человека, искренне не только любящего науку, но и усердно для нее трудящегося. Берже с удовольствием рассказывал нам об этом, но относился и в этом случае к делу просто, как бы он говорил и об отношениях своих к другим лицам.
2 января 1886 г. Адольф Петрович простился с нами, 10 января приехал в Тифлис. 20 января писал нам оттуда, причем рассказывал в письме о том, что он приступает к печатанию последнего тома ‘Актов’ и к составлению своих обширных записок за весь период 35-летнего своего пребывания на Кавказе. Эти записки, обещавшие быть крайне интересными, он желал посвятить вышеупомянутому лицу, которого сердечно любил и уважал, и готовился напечатать их не иначе как в ‘Русской Старине’.
Вот несколько строк из предсмертного письма к нам Ад. П. Берже:
Тифлис, 20-го января 1886 г.
Вот я и в Тифлисе, куда возвратился 10-го января. Путешествие совершил благополучно и встречен приятелями восторженно. Итак, глубокоуважаемый Михаил Иванович, нас опять разделяют тысячи верст.
Я произведен в тайные советники. Первое известие об этом получил от Е.И.В. великой княгини Ольги Федоровны, затем поздравительные телеграммы от его высочества Николая Михайловича, князя Дондукова, барона Николаи и генерала Шепелева.
Я принялся за последний том (‘Актов’), а также за воспоминания о Кавказе и Персии.
Работы предстоит много — но я ее не страшусь. Посылаю вам обещанный портрет кн. Бебутова. …Вас крепко, крепко обнимаю

Ваш навеки Ад. Берже.

Десять дней спустя высокодостойный представитель науки на Кавказе лежал уже на одре смерти, 31 января его не стало.
Мир праху твоему, достойный гражданин земли русской! Ты послужил своему отечеству с честью, оставив по себе не только память, как о достойном человеке, но и завещав России свой монументальный многолетний труд, который ляжет основанием всей истории одной из роскошнейших и интереснейших стран, входящих в состав нашего отечества.
В летописях Кавказа имя Адольфа Петровича Берже останется неизгладимым, а в сердцах друзей его и почитателей оно пребудет незабвенным.

Михаил Семевский.

IV
Похороны Адольфа Петровича Берже

С 8 часов утра 3 февраля Лабораторная улица в Тифлисе, где жил покойный председатель Кавказской Археографической Комиссии, стала наполняться народом всех слоев общества, всех сословий и национальностей. Видно было, что хоронят не простого, обыкновенного человека, а общественного деятеля, человека популярного, оставившего по себе видный след и добрую память. Фаэтон подъезжал за фаэтоном к подъезду трехэтажного дома, в котором почивший занимал квартиру в 3-м этаже. Многие, зная, что при выносе будет страшная теснота, спешили заранее сказать последнее ‘прости’ труженику, так безвременно оставившему нас. А в это время в небольшой комнате, посередине ее, стоял роскошный гроб, в котором почивал безмятежным сном Адольф Петрович. Улыбка на устах и кроткое выражение на лице доказывали, что покойный расстался с жизнью без страданий и мук. ‘Полно, умер ли он, не летаргия ли это’, — спрашивали и сомневались многие из дам, — так безмятежно лежал он в гробу, словно живой. Пришлось их успокоить удостоверением пришедшего сказать последнее ‘прости’ врача, который, увы, констатировал непререкаемость совершившегося факта.
В 9 часов прибыл в квартиру покойного высокопреосвященный экзарх Грузии, чтобы проститься с человеком, которого он от души любил и глубоко уважал как за его прекрасные внутренние качества души, так и за заслуги науке. После горячей молитвы за усопшего владыка оставил квартиру почившего, видимо потрясенный безвременною потерею. Еще до этого было совершено возложение венков на гроб покойного. Самый роскошный из них был венок, возложенный постоянным членом комиссии Д.А. Кобяковым по поручению и от имени его высочества великого князя Николая Михайловича, особым расположением и вниманием которого всегда пользовался почивший. Затем следовали венки от лиц и учреждений, находившихся в непосредственной связи с деятельностью покойного и представители которых были его лучшими друзьями или почитателями, а именно: 1) от Кавказской Археографической Комиссии, председателем которой покойный состоял со дня ее основания в течение 22-х лет, 2) от Кавказского музея и публичной библиотеки, председатель которых Г.И. Радде был всегда лучшим другом почившего, 3) от типографии при канцелярии главноуправляющего, 4) от мусульманских духовных правлений, 5) от мусульманских училищ, попечителем которых состоял покойный, 6) от переплетного заведения Зиберта, 7) от литографии Дюстердика, 8) от друзей, и 9) еще несколько венков от неизвестных лиц.
В 9 часов начался обряд последнего напутствия, совершенный местным лютеранским пастором Гюземаном на русском языке, которым он владеет почти в совершенстве. В 10 часов гроб был поставлен на катафалк, и процессия двинулась медленно и в стройном порядке, предшествуемая орденами покойного и венками, по направлению к лютеранской церкви на Солдатском базаре. Гроб сопровождали почти все сослуживцы почившего, а в том числе и директор канцелярии главноначальствующего действительный статский советник Рогге. К процессии примкнули и многие представители других ведомств, а затем многочисленные друзья почившего, видимо выказывавшие глубокий след искреннего, неподдельного горя. В числе присутствовавших мы видели и всех представителей местных мусульман с их духовными правлениями, имея во главе Закавказского муфтия. Шейх-уль-ислам (глава мусульман — Ред.) отсутствовал за болезнью. За гробом шли также ученики мусульманских училищ.
Но вот кончилась и проповедь в церкви, процессия двинулась дальше — к последнему месту вечного покоя. В 11 часов гроб достиг предназначенной ему могилы. Вот и конечный акт совершен: гроб спущен в зияющую пропасть, пастор произнес последнее напутствие, счеты с жизнью окончены. Свершилось, — застучала первая горсть земли, брошенная в могилу. Тогда ближайший сотрудник покойного за последнее время, постоянный член комиссии Д.А. Кобяков испросил позволения сказать последнее ‘прости’ усопшему. Воцарилось молчание, толпа друзей почившего окружила могилу. Вот, приблизительно, что он произнес:
‘Перед нами свежая могила скоропостижно и безвременно почившего Адольфа Петровича. На мою долю выпала печальная, но в то же время почетная обязанность сказать на этой могиле последнее ‘прости’ усопшему. Характеристика почившего будет коротка и назидательна. Как человек вообще — он был идеально честен, как человек науки и дела — он был неутомимый труженик. Про него можно смело сказать, что он был друг человечества, а потому и не имел врагов, у него могли быть завистники, но отнюдь не враги. Те же, кому выпало на долю узнать его близко, оценить его внутренние душевные качества, те делались его друзьями — друзьями навсегда. Не счесть этих друзей, в особенности на Кавказе, которому он посвятил всю свою жизнь. Житель далекого севера, он был заброшен судьбою на юг и полюбил этот юг до глубины своей чуткой, восприимчивой души. Он сроднился с Кавказом, с его дикою горною природою, с его роскошными долинами, с его прекрасными обитателями. Изучению Кавказа он посвятил всю свою жизнь, и вряд ли кто-либо другой лучше его знал этот дорогой край, будущность которого так много обещает.
Он не был крупным, выдающимся администратором, не был героем в боях, — деятельность его протекала в тиши кабинетного труда, но, тем не менее, она оставила по себе неизгладимый след.
Высокое официальное положение, которое занимал почивший, достигнуто им не искательством, но действительными заслугами, равнодушный к внешним знакам отличия, он не добивался их и не кичился ими. Он не искал славы, но, тем не менее, нашел ее, — и нашел вполне заслуженно.
Не оставил почивший золота и богатств своим наследникам, но зато оставил честное имя и добрую благодарную память среди друзей и ценителей. Бедняком он прибыл на Кавказ, бедняком и оставил земную юдоль, и тем возвышеннее предстает пред нами образ его. Друг всех, он не был другом самого себя и часто отказывался от того, что принадлежало ему по праву, в пользу других. И все это он совершал скромно, не хвалясь, а, напротив, скрывая.
Почившего одинаково любили во всех слоях общества, во всех национальностях. Туземцы ценили в нем прямоту характера, честность убеждений. Его ученые труды правильно, беспристрастно разъяснили и осветили не одну страницу из прошлого разноплеменных народов, населяющих Кавказ. Он имел друзей и ценителей и среди мусульман, об интересах которых неутомимо заботился по своим официальным обязанностям.
Не стану перечислять его многочисленных трудов по кавказоведению, — это завело бы меня слишком далеко, а укажу лишь на капитальнейший его труд — ‘Акты Археографической Комиссии’, составлению и изданию которых он посвятил целых 22 года. Он извлек из пыльных архивов жизненные факты, он умелою рукою сгруппировал и осветил их. Издание этих ‘Актов’ стоило почившему неимоверных трудов, которые далеко не всякому понятны. Хотя и поражаешься невольно при взгляде на каждый из объемистых томов громадностью работы, но нужно знать, сколько усилий надо было преодолеть, чтобы выпустить в свет известный том, известную эпоху. Для каждого тома надо было пересмотреть и перечитать десятки тысяч дел, из которых многие занимали собою сотни, а иногда и тысячи листов старинной неразборчивой рукописи, и извлечь из них краткую суть, чтобы охарактеризовать эпоху, пролить на нее надлежащий свет. И все это делалось почившим с тою добросовестностью, которая была присуща его характеру. 11 объемистых книг — результат его трудов. Длинная эпоха более чем пятидесятилетней деятельности русского правительства на Кавказе — осветилась настоящим светом и останется для потомства и науки драгоценным вкладом. Акты — лучший и достойнейший памятник деятельности почившего, и остается только жалеть, что Богу не угодно было допустить покойного вполне завершить дело, конец которого был так близок. Еще год с небольшим, и ‘Акты’ были бы доведены до 1864 года, то есть до периода полного умиротворения края и начала введения гражданственности в нем.
Когда умирает человек с таким именем, какое имел почивший Адольф Петрович, на остающихся лежат важные обязанности. В виду свежей могилы, которую мы теперь окружаем, кидая в нее горсти сырой земли, я и считаю уместным сказать несколько слов об этих обязанностях, исполнение которых докажет, что мы помним его заслуги, что мы оценили его значение как для настоящего, так и для потомства. У почившего осталась семья, осталось двое детей, которых он любил без меры. К ним стремились все его желания, для них он жил, о них он думал и заботился дни и ночи, о них он ежедневно, ежечасно говорил со своими друзьями. Дети эти воспитываются на далеком севере, в холодном Петербурге. Чтобы дать им лучшее воспитание, он оторвал их от привольного юга, решился расстаться с ними, надеясь, что там они легче и тверже станут на ноги. Почивший не жалел средств, добываемых тяжелым трудом, он себе во многом отказывал, — лишь бы им было хорошо. Теперь эти средства оскудеют. Не почувствуют ли дети почившего этого оскудения, не отразится ли оно на их воспитании, — вот вопрос, над разрешением которого можно призадуматься и над которым покойный в последнее время неоднократно, действительно, и призадумывался в разговорах с друзьями, как бы предчувствуя близкую кончину. Судьбе угодно было, чтобы я принял последний вздох почившего. Хотя он во все время своей краткой болезни был в забытьи, но заключительные минуты его жизни ознаменовались возвращением сознания. Речи ему, правда, Господь не вернул, — силы ему изменили, но в предсмертном его взгляде, — кротком и молящем, — я не мог не прочесть надежды, что дети его не будут оставлены и что они, совершенно сообразно его предположениям, получат, несмотря на его кончину, лучший дар в жизни — воспитание и образование. Обязанность поддержать семью почившего лежит, правда, и на обществе, но его, несомненно, до этого не допустят. Есть власть выше и компетентнее общества, и не моей слабой речи указывать этой власти на то, что ею, конечно, будет исполнено без всяких указаний. Заслуги покойного настолько известны, настолько велики, что я с смелым сердцем обхожу этот вопрос и перехожу прямо ко второй обязанности, лежащей на его многочисленных друзьях.
Пусть не зарастет тропа на эту свежую могилу, пусть и на ней воздвигнется неизгладимый след, подобный тому, который оставил по себе почивший. Пусть ее украсит достойный вещественный памятник, который будет воочию напоминать нам о человеке, так много потрудившимся и так много сделавшим полезного на земле. Мы будем приходить к этому памятнику и учиться, как жить и действовать, чтобы заслужить такую же общую любовь, какою пользовался почивший. Я уверен, что родные покойного не воспротивятся этому, не будут оспаривать права общества на его могилу, которая одинаково принадлежит им и нам: им — как могила родного, нам — как могила общественного деятеля. Я буду счастлив, если мне удастся привести к исполнению эту мысль, а что она будет исполнена — в этом не может быть и сомнения: его многочисленные друзья мне в том порукой.
Мир праху твоему, честный русский гражданин и неутомимый труженик, так сильно любивший Кавказ и так много ему послуживший!’
Речь эта была выслушана с полным вниманием и при гробовом молчании многочисленными друзьями почившего, окружавшими тесною и дружною стеною свежую могилу усопшего. Многие плакали. Знакомые и незнакомые наперерыв подходили к говорившему и горячо заявляли, что глубоко сочувствуют всему сказанному им и присоединяются к его пожеланиям.

Газета ‘Кавказ’. 1886 г. No 32.

От редакции ‘Русской Старины’. Глубоко сочувствуя предложению Д. А. Кобякова, с которым он обратился к друзьям и почитателям Ад. П. Берже, о сооружении на общие их средства памятника на могиле этого дорогого всем нам человека — мы поспешили препроводить на имя г. Кобякова (17 февраля 1886 г.) — сто рублей в фонд на сооружение означенного памятника.

М. С.

(В 1888 году в Тифлисе при Кавказском музее заботами друзей и почитателей Адольфа Петровича Берже поставлен ему памятник — бронзовый бюст на мраморном пьедестале. Ред.)
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека