У всякаго народа съ самаго ранняго времени, еще до его образованія, когда у него не бываетъ даже письменности, возникаетъ самобытная народная поэзія. Самородные, народные пвцы, непросвщенные наукою, руководясь только врожденнымъ поэтическимъ дарованіемъ, въ псняхъ и сказаніяхъ, безъискусственно слагаемыхъ, выражаютъ все то, что поражало ихъ въ жизни, возбуждало мысли, чувства. Ни у одного народа нтъ такихъ псенъ, о которыхъ можно было бы сказать, что он составлены тмъ или другимъ поэтомъ древности. Между тмъ само собою разумется, что псня началомъ своимъ одолжена бываетъ одному какому-нибудь лицу, сердце котораго живе поняло поэтическую сторону случившагося и невольно запло пснь. Сложенная такимъ образомъ псня легко сообщалась народу, приготовленному къ ней уже самымъ событіемъ, и переходила отъ поколнія къ поколнію, между тмъ имя составителя ея забывалось. Хотя мы имемъ нкоторыя указанія на древнихъ поэтовъ, напр. въ ‘Слов о полку Игорев’ упоминается о Баян, но съ именемъ ихъ не связано у насъ въ народной памяти ни одного произведенія старины. Словесность народная, при всей обыкновенной простот и безъискусственности, въ состав своемъ заключаетъ все то, что находится въ образованной словесности, только начала эти въ ней не развиты. Самородное эпическое начало обнаружилось въ сказаніяхъ, былинахъ русскаго народа, драматическое въ хороводныхъ и обрядовыхъ псняхъ. Одна изъ древнйшихъ народныхъ нашихъ хороводныхъ псенъ, гд обнаруживается драматическое начало, слдующая:
А мы просо сяли, сяли,
Ой Дидъ-Ладо сяли, сяли, и проч.
Переходъ отъ хороводныхъ къ лирическимъ пснямъ составляютъ обрядовыя, которыя поются при святочныхъ играхъ, при обрядахъ свадебныхъ, на гуляньяхъ народныхъ, въ особые дни — въ Семикъ, Ивановъ день, Петровъ и пр. Собственно же къ лирическимъ относятся т псни, въ которыхъ выражаются чувства, возбужденныя или событіями общественнаго быта, или явленіями обыденной народной жизни. Первыя (историческія) псни по содержанію относятся ко времени до XVI в. Втораго рода псни выражаютъ чувства, возбужденныя явленіями семейнаго быта, он чрезвычайно разнообразны, какъ разнообразны самые предметы, которые могутъ въ разныхъ обстоятельствахъ волновать душу. Иногда отецъ разставаясь съ сыномъ отправляетъ его на службу царскую, иногда нжная двица заливается слезами по возлюбленномъ друг, отправляющемся въ дальній путь, иногда на широкой равнин лежитъ раненый добрый молодецъ и т. п. Выраженія этихъ чувствованій отражаютъ въ себ грустную сторону жизни народной, но и радость, и веселье находятъ въ ней свое мсто. Характеръ большей части русскихъ народныхъ псенъ заунывный, или отчаянно разгульный. Изложеніе предмета русскихъ псенъ своеобразно и самобытно въ высшей степени. Правда, въ нихъ нельзя найти художественной отдлки, нтъ утонченной отчетливости въ картинахъ, даже въ самыхъ выраженіяхъ и словахъ, но за то въ нихъ господствуетъ неподдльное чувство, полнота ощущеній, простота и естественность, въ нихъ нтъ ничего отвлеченнаго и придуманнаго. Почти всякая пснь начинается изображеніемъ какой-нибудь черты природы и отъ нея переходитъ къ основной иде:
Ужъ какъ палъ туманъ на сине море,
А злодй тоска въ ретиво сердце!
Человкъ въ горести хочетъ найти въ природ подобіе своему душевному состоянію и какъ бы утшается нашедши сходство. Такая форма выраженія совершенно согласна съ характеромъ простаго народа русскаго. Кто наблюдалъ часто русскаго человка, тотъ согласится, что онъ не вдругъ высказываетъ свои мысли и сначала говоритъ обиняками, загадками, желая узнать, какъ слушателю понравится та мысль, которую онъ хочетъ высказать. Притомъ, простой человкъ живетъ близко къ природ, сочувствуетъ ей,— этимъ и объясняется постоянное обращеніе его въ псняхъ къ ея явленіямъ. Ему кажется, что и она отвчаетъ ему сочувствіемъ въ кудрявой берез, рябинушк, ивушк, Волг-матушк, Дон, синемъ мор, солнц, мсяцъ, звздахъ, втрахъ буйныхъ, птицахъ, звряхъ, въ мирномъ раздоль полей и пр. Кром этой общей черты есть еще дв частныя: одна состоитъ въ сравненіи большею частью отрицательномъ:
‘Не сходитъ туманъ съ синя моря,
‘Ужъ не выдти кручины изъ сердца вонъ’.
‘Не звзда блеститъ далече во чистомъ пол,
‘Курится огонекъ малешенекъ’.
Другая черта состоитъ въ повтореніи однихъ и тхъ же выраженій. Это повтореніе происходить не отъ недостатка словъ, а отъ намреннаго желанія поэта остановить вниманіе слушателя на томъ или другомъ слов, отъ чрезвычайно тонкаго поэтическаго чутья, и сосавляетъ красоту псни. При этомъ обыкновенно употребляются характеристическіе эпитеты и сравненія, получающіе особенную прелесть и силу черезъ повтореніе ихъ въ извстномъ порядк: рябина кудрявая, сердце ретивое, красная двица, добрый молодецъ, чистое поле и пр. Подобные характеристическіе эпитеты употребляются въ нашей народной поэзіи неизмнно, подобно эпитетамъ Гомера, и располагаются вмст съ существительнымъ и еще другимъ прилагательнымъ къ нему въ вид фигуры нарощенія, что даетъ стиху особенную выразительность, напр.
Не огонь горитъ, ретиво сердце,
Ретиво сердце молодецкое.
Только съ Ломоносова стали подражать пснямъ, но цли себ они не уяснили, а потому съ сентиментальностью явились псни къ Хло, гд были сентименты класицизма и народныя слова. Писали: Нелединскій-Мелецкій, Выйду-ль я на рченьку, Дмитріевъ — стонетъ сизый голубочекъ, Мерзляковъ — среди долины, Дельвигъ — Ахъ, ты ночь моя!
Въ послдней половин прошлаго вка съ голоса пвцовъ стали собирать псни, и тогда же лучшіе изъ поэтовъ нашихъ старались подражать имъ и съ этого времени начинается художественное развитіе нашихъ народныхъ псенъ. Блистательнаго развитія наша народная псня достигла подъ перомъ незамнимаго и единственнаго въ своемъ род — Кольцова. Алексй Васильевичъ Кольцовъ родился въ Воронеж, въ 1809 г., октября 2-го. Отецъ его, воронежскій мщанинъ, былъ человкъ не богатый, но достаточный, промышлявшій стадами барановъ для доставки матеріала на салотопенные заводы. Одаренный самыми счастливыми способностями, молодой Кольцовъ не получилъ никакого образованія. Воспитаніе его было предоставлено природ, какъ это бываетъ у насъ и не въ одномъ сословіи крестьянъ и мщанъ. Онъ съ раннихъ лтъ видлъ вокругъ себя домашнія хлопоты, мелочную торговлю съ ея плутнями и продлками, слышалъ грубыя и не всегда пристойныя рчи даже отъ тхъ, изъ чьихъ устъ ему слдовало бы слышать одно хорошее. Всмъ извстно, какова вообще наша семейная жизнь, и какова она въ особенности въ среднемъ класс, гд мужицкая грубость лишена добродушной простоты и соединена съ мщанскою спсью, ломаньемъ и кривляньемъ. По счастью для Кольцова, къ нему не приставала грязь, среди которой онъ родился. Съ дтства онъ жилъ въ своемъ особенномъ мір,— и ясное небо, лса, поля, степь, цвты, производили на него гораздо сильнйшее впечатлніе, нежели грубая и удушливая атмосфера его домашней обстановки. На десятомъ году Кольцова отдали учить грамот, сначала одному изъ воронежскихъ семинаристовъ, а потомъ въ воронежское училище, гд, впрочемъ, онъ пробылъ не долго. Десяти лтъ онъ взятъ былъ изъ училища отцомъ своимъ для того, чтобы помогать ему въ торговл. Отецъ бралъ его съ собою въ степи, гд, въ продолженіи всего лта, бродилъ его скотъ. Кольцову полюбилось широкое раздолье степи. Не будучи въ состояніи еще понять и оцпить торговой дятельности, кипвшей въ степи,— онъ тмъ лучше понялъ и оцнилъ степь, и полюбилъ ее страстно и восторженно, вотъ почему часто упоминается степь въ его стихотвореніяхъ. Когда Кольцовъ достигъ семнадцати лтняго возраста, тогда съ нимъ совершилось событіе, имвшее могущественное вліяніе на всю его жизнь. Кольцовъ принадлежалъ къ числу тхъ страстныхъ организацій, которыя рано открываются для всхъ симпатій сердца, для любви и дружбы въ особенности. До сихъ поръ это были чувства и привязанности хотя жаркія, но дтскія: теперь настала пора чувствъ и привязанностей другаго рода. Въ семейство Кольцова вошла молодая двушка, въ качеств служанки. Несмотря на низкое званіе, она получила отъ природы все, чмъ можно было потрясти въ основаніи такую сильную и поэтическую натуру, какова была натура Кольцова. И его чувство не осталось безъ отвта. Онъ не только любилъ, онъ уважалъ, свято чтилъ предметъ своей любви, въ которомъ нашелъ свой осуществленный идеалъ женщины, еще не мечтая объ идеал и не ища его. Но эта связь, составлявшая жизнь и блаженство молодаго поэта, не нравилась его семейству и даже безпокоила его. Извстное дло, что въ этомъ сословіи, первое задушевное желаніе отца состоитъ въ томъ, чтобы поскоре женить своего сына на двиц съ приданымъ, соотвтственно состоянію жениха. Связь Кольцова была опасна для этихъ мщанскихъ плановъ, надо было разорвать ее во что бы то ни стало. Для этого воспользовались отсутствіемъ Кольцова въ степь, и когда онъ воротился домой, то уже не засталъ ее тамъ… Это несчастіе такъ жестоко поразило его, что онъ схватилъ сильную горячку. Эта любовь, и въ счастливую годину и въ пору несчастія, сильно подйствовала на развитіе поэтическаго таланта Кольцова. Онъ какъ будто вдругъ почувствовалъ себя уже не стихотворцемъ, одолваемымъ охотою слагать размренныя строчки съ римами, безъ всякаго содержанія, но поэтомъ, стихъ котораго сдлался отзывомъ на призывы жизни, грудь котораго носила въ себ богатое содержаніе для поэтическихъ изліяній. Жизнь Алекся Васильевича лучше всего обрисована имъ самимъ въ псн ‘Разсчетъ съ жизнью’, посвященной В. Г. Блинскому. Вотъ эта пьеса:
Моя юность цвла
Подъ туманомъ густымъ,—
И что ждало меня
Я не видлъ за нимъ.
Только тшилась мной
Злая вдьма-судьба,
Только силу мою
Сокрушила борьба,
Только зимней порой
Меня холодъ знобилъ,
Только волосъ сдой
Мои кудри развилъ,
Да румянецъ лица
Печаль рано сожгла.
Да морщины на немъ
Ядомъ слезъ провела.
Жизнь! зачмъ же собой
Обольщаешь меня!
Еслибъ силу Богъ далъ,
Я разбилъ бы тебя!
Развитіемъ своего поэтическаго таланта Кольцовъ много обязанъ сближенію своему съ Серебрянскимъ. Не смотря на схоластическое образованіе, полученное Серебрянскимъ въ воронежской семинаріи, это былъ человкъ замчательный, съ любящимъ сердцемъ, воспріимчивымъ умомъ и рдкими дарованіями. Онъ первый возбудилъ въ своемъ друг поэтическіе звуки. Кольцову было въ то время около 21 года. Но еще боле Серебрянскаго повліяло на поэтическое развитіе Кольцова его знакомство съ Н. В. Станкевичемъ, личностью, по свидтельству современниковъ, въ высшей степени симпатичною и обаятельною. Познакомившись съ Кольцовымъ въ Воронеж, Станкевичъ не терялъ его изъ вида, а въ бытность Алекся Васильевича въ Москв и Петербург, по дламъ отца, ввелъ поэта-самородка въ литературные кружки столицъ. Въ 1835 г. вышло первое изданіе стихотвореній Кольцова, издержки по изданію принялъ на себя Станкевичъ. Стихи понравились публик и даже заслужили полное одобреніе критиковъ, особенное вниманіе обратила на себя ‘Псня пахаря’:
Ну! тащися, сивка,
Пашней, десятиной,
Выблимъ желзо
О сырую землю.
Во время своихъ побывокъ въ столицахъ Кольцовъ познакомился съ Жуковскимъ, Гоголемъ, княземъ В. . Одоевскимъ, княземъ П. А. Вяземскимъ и сошелся съ В. Г. Блинскимъ. Знакомства эти съ одной стороны имли благотворное вліяніе на дальнйшее развитіе и образованіе поэта-прасола, но съ другой стороны окончательно разладили его съ окружавшей его дйствительностью. Проза и грязь жизни выступили рельефне и тяжелымъ гнетомъ легли на впечатлительную душу поэта. Онъ не разъ писалъ друзьямъ-литераторамъ, что немногими свтлыми минутами въ своей жизни онъ обязанъ только имъ. Свое недовольство и злую грусть-печаль-тоску онъ изливалъ въ неподражаемыхъ псняхъ и думахъ, которыя писалъ большею частью въ воронежской ‘чайной’ Гордя Павлова. Къ страшной разладиц съ окружавшей его средою присоединились еще плохія торговыя обстоятельства отца. Хлопоты по дламъ, хожденіе по переднимъ секретарей и прокуроровъ, всяческія непріятности окончательно подкосили здоровье Кольцова, уже и прежде начавшаго чахнуть. 19-го октября 1842 года онъ умеръ въ Воронеж, 34 лтъ отъ роду, умеръ такъ же страдальчески, какъ и жилъ. Онъ былъ даже лишенъ медицинской помощи, потому что у его домашнихъ не было средствъ платить врачу и за лекарство. Могила его съ скромнымъ чугуннымъ памятникомъ находится на воронежскомъ новомъ кладбищ.
Его считаютъ народнымъ поэтомъ, потому что онъ съумль въ своихъ псняхъ ярко выставить многія черты русской народности. Любопытно видть, какъ въ народныхъ псняхъ мы находимъ вс темы стиховъ Кольцова. Горемычная любовь двушки, любовь-тоска молодца, удальство съ его презрніемъ къ дол и самая горькая доля. Но вс эти тэмы во многомъ измнены и развиты своеобразно: успокоивающій идеалъ мирнаго сельскаго труда и семейнаго довольства радостно рисуется вамъ посреди зловщихъ образовъ молодецкаго разгула. Лиризмъ Кольцова кладетъ на все нжный покровъ утонченнаго чувства, тогда какъ въ народной лирик вы чаще находите ту эпическую форму, которая, представляя фактъ, мало касается его внутренняго мотива. Кольцовъ родился для той поэзіи, которую онъ создалъ. Онъ былъ сыномъ народа, въ полномъ значеніи этого слова. Бытъ, среди котораго онъ воспитался и выросъ, былъ тотъ же крестьянскій бытъ, хотя нсколько и выше его. Кольцовъ выросъ среди степей и мужиковъ. Онъ не для фразы, не для краснаго словца, не воображеніемъ, не мечтою, а душей, сердцемъ, кровью любилъ русскую природу, и все хорошее и прекрасное. Не на словахъ, а на дл сочувствовалъ онъ простому народу въ его горестяхъ, радостяхъ и наслажденіяхъ. Онъ зналъ его бытъ, его нужды, горе и радость, прозу и поэзію его жизни,— зналъ ихъ не по наслышк, не изъ книгъ, не чрезъ изученіе, а потому, что самъ и по своей натур, и по своему положенію, былъ вполн русскій человкъ. Отличіе псенъ Кольцова отъ народныхъ состоитъ въ слдующемъ:
1. Въ полномъ художественномъ развитіи образа.
2. Въ изображеніи идеальной стороны чувства: поэтъ не довольствуется однимъ описаніемъ факта, но и представляетъ внутренніе его мотивы.
3. Въ изображеніи природы, независимомъ отъ ея чувственнаго вліянія на человка. Такого свободнаго изображенія природы, какъ, напр., въ стихотв. Кольцова ‘Урожай’, гд картина природы осмыслена идеей сельскаго труда, мы не находимъ въ народныхъ псняхъ.