А. Шаханов. Несколько слов о Кондратии Биркине (П. П. Каратыгине), Каратыгин Петр Петрович, Год: 1992 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

А. Шаханов

Несколько слов о Кондратии Биркине (П. П. Каратыгине)

‘..Историко-романические хроники и сказания хотя и заключают в себе

много фантазии, но они подготовляют общество к более серьезному,

вполне уже историческому чтению мемуаров, монографий, материалов’.

Из некролога

Кондратий Биркин — псевдоним русского историка П. П. Каратыгина. Каратыгины — известнейшая театральная фамилия, взрастившая со времен императрицы Екатерины II добрый десяток деятелей русской сцены. Тетка будущего писателя Александра Михайловна знала Пушкина, Грибоедова. Отец Петр Андреевич был коротко знаком с Рылеевым, Кюхельбекером. В доме Каратыгиных перебывали все театральные деятели той поры.

В 1832 году в семье любимого актера русской публики Петра Андреевича Каратыгина родился второй сын — Петр. Ребенок выглядел крепким и здоровым, так что его мать Софья Васильевна Биркина уже через полтора месяца вновь появилась на оперной сцене. Семья Петра Андреевича имела достаток (у Петра был еще старший брат и две младшие сестры), что дало возможность мальчику получить приличное для его круга образование. Часто гостивший в доме московский артист Д. Т. Ленский за вдумчивость и рассудительность наделил Петрушу прозвищем ‘философ’. Его юношеские увлечения театром и литературой были в значительной степени также данью семейной традиции.

Знание основных европейских языков позволило Петру Каратыгину без труда справляться с обязанностями чиновника департамента внешней торговли. Юноша любил смех, шутку, охотно слушал рассказы сослуживцев ‘о всяких небылицах’.

В свободное от присутствия время он занимался литературным трудом, изредка помещая в столичных периодических изданиях небольшие статьи, очерки и заметки.

Первые литературные опыты не принесли честолюбивому юноше громкой славы и известности. Он решает попробовать себя на сцене. Актерскую судьбу Петра Каратыгина решил отзыв одной из воспитанниц П. А. Каратыгина по Театральному училищу, бывшей к тому времени замужем за влиятельным чиновником репертуарной части Дирекции императорских театров: ‘Как видно, Петр Андреевич сам учил своего сына, он передал ему все свои недостатки’. Премьера была провалена, на актерской карьере молодого человека был поставлен жирный крест. ‘Сына моего не приняли к театру, потому что прием его зависел собственно от мужа этой госпожи’, — вспоминал П. А. Каратыгин.

Переход к систематической литературной и научной работе был связан с началом сотрудничества в ведущем отечественном историческом журнале ‘Русская старина’. Один из сотрудников редакции много позднее вспоминал, как в 1873 году известный водевилист привел своего сына в кабинет М. И. Семевского с просьбой дать ему занятия. Семевский нашел в нем образованного и весьма приятного собеседника. По его указаниям Петр Каратыгин занялся изучением обширной библиотеки и архива журнала, начал знакомиться с текущей отечественной и европейской научной литературой. П. П. Каратыгин написал несколько исторических и историко-биографических очерков. Наиболее заметным был появившийся анонимно цикл статей о Пушкине.

Осенью 1879 года умер Петр Андреевич Каратыгин — материальная основа семьи. Оставшийся после отца капитал в сорок тысяч рублей был расхищен одним из предприимчивых родственников. Спустя некоторое время процесс с расхитителем был выигран, но деньги бесследно исчезли, и Петр Петрович не получил ни копейки. Материальное положение усугублялось тяжелой многолетней болезнью жены, смерть которой сильно травмировала писателя.

Литературный труд из попыток удовлетворения собственного честолюбия постепенно превратился в единственный источник существования Петра Петровича и его семьи. К нему в полной мере применимо замечание Н. М. Карамзина, что ‘бедность многих делает писателями’, В последнее десятилетие своей жизни Петр Петрович писал много, большей частью ради заработка. Боязнью лишиться дохода объясняли коллеги по редакциям его постоянную готовность подчиняться редакторской правке, поспешность в работе, некоторую неразборчивость в выборе тематики, компилятивный характер ряда сочинений. Однако, как отмечали многие его знавшие, если бы не чрезвычайные обстоятельства, он обещал бы быть крупным историческим писателем и публицистом. Усидчивость, завидное трудолюбие, добросовестность порой восполняли недостаток научного образования, исследовательских навыков и литературного дарования. Почти целые дни проводил он в Публичной библиотеке, делая выписки из гор прочитанных книг. Его историческая эрудиция восхищала знакомых: ‘Не многие из наших беллетристов так хорошо знали историю России последних двух столетий, как П. П. Каратыгин’, — вспоминал современник.

Жизнь П. П. Каратыгина бедна внешними событиями: он редко куда выезжал, как и отец почти не покидал столицы. Главными фактами его биографии были книги. ‘Вечный труженик, а толку мало, известности же и того меньше!’ — полушутя, полусерьезно записал он в альбоме автографов гостей дома знаменитого редактора-издателя ‘Русской старины’ М. И. Семевского.

Остро почувствовав запросы читающей публики, Петр Петрович настойчиво и умело к ним приноравливался. В свое время большой успех имели его сочинения мистического содержания ‘Чернокнижники’, ‘Заколдованное зеркало’, построенные на материалах его пятитомной ‘Истории тайных религиозных обществ древнего и нового мира’ (1869-1871), исторический роман ‘Дела давно минувших дней’ (1889). В восьмидесятых годах он часто печатался в ‘Историческом вестнике’ С. Н. Шубинского. Здесь и цикл статей о русских государственных деятелях XVIII века, и навеянные семейными преданиями очерки о всесильных шефах III отделения А. X. Бенкендорфе, Л. В. Дубельте.

В 1886 году П. П. Каратыгин вторично женился. Вскоре у него родился сын, и молодая супруга была уже вновь беременна, когда весной 1888 года последовало резкое ухудшение его здоровья (врачи подозревали чахотку). В конце мая он как обычно уехал на дачу в Гатчину, но предвидя кончину, торопил С. Н. Шубинского с выплатой гонорара в счет публиковавшейся на страницах ‘Исторического вестника’ ‘Летописи петербургских наводнений. 1703-1879’. ‘…Часть пойдет на лечение, — писал он, — а другая, вероятно, на мои похороны, остальные крохи — жене’. К несчастью, это предвидение в полной мере оправдалось. 30 июля Петр Петрович Каратыгин скончался в Гатчине, тело было перевезено в столицу и захоронено в ограде усыпальницы семьи Каратыгиных на Смоленском кладбище близ малой церкви во имя святой Троицы. Смерть его (как и жизнь) прошла незаметно: лишь петербургские газеты и журналы, в которых он сотрудничал, поместили небольшие некрологи. После похорон упомянутый уже С. Н. Шубинский через редакцию ‘Нового времени’ обратился в правления Литературного фонда и Общества драматических писателей с просьбой оказать материальную помощь оставшейся без средств к существованию семье П. П. Каратыгина.

Как трагична личная судьба писателя, так незавидна и участь его произведений. Некогда с увлечением читаемые, после смерти автора они прочно вошли в редко перелистываемый архив российской словесности. Даже попыток их переиздания не предпринималось. Многолетний труд П. П. Каратыгина по истории Волкова кладбища в Петербурге, содержавший перечень всех сохранившихся к тому времени надгробных эпитафий и краткие биографические сведения о похороненных там наиболее выдающихся лицах, так и не был опубликован (рукопись была передана на хранение секретарю исторического общества Г. Ф. Штендману). Не был завершен капитальный труд по истории Петербурга. Особый интерес представляла коллекция материалов П. П. Каратыгина о русском театре второй половины XVIII — середины XIX веков. Здесь и записи рассказов современников, и очерки о наиболее выдающихся деятелях российской сцены, составленные писателем по ‘изустным рассказам’ отца, тетки А. М. Каратыгиной, документам семейного архива.

Нет нужды подробно распространяться о тематике, рассуждать об источниках и анализировать содержание предлагаемой читателю книги, однако, сделать некоторые замечания все же представляется необходимым. Не будучи научным изданием в строгом смысле этого слова, книга П. П. Каратыгина в то же время не относится к числу появившихся на российском книжном рынке с конца 1860-х годов ‘фривольных и нескромных изданий на пикантную тему’ (хотя любители последних найдут здесь много интересного и поучительного). Автор ставит перед собой гораздо более широкие, чем пересказ ‘сальных анекдотцев’, цели. Альковные дела венценосцев в силу их общественного положения не могли прямо или косвенно не отражаться на жизни государств. Автор, прекрасно понимая невозможность всестороннего и глубокого изучения поставленной перед собой проблемы (влияние фавора на мировые события), как правило, ограничивался лишь пространными биографическими очерками о наиболее прославившихся на этой стезе монархах и их злых гениях, этих ‘счастливых несчастливцах’, явлениями которых так богата вся историческая жизнь европейских народов.

Свободно владея латынью, французским, немецким, английским и, возможно, итальянским языками, П. П. Каратыгин привлек к своей работе довольно широкий круг источников и литературы. В первую очередь это хроники и памятные записки того времени, о котором идет речь. Здесь и воспоминания Пьера Баранта о Карле XI, Сигизмунда Герберштейна и Андрея Курбского о России времен царствования Ивана IV, Франческо Гвичардини о средневековой Италии, Франсуа Лабютена о Людовике XIV и многих других неназванных в тексте авторов. Не остались без внимания и современные научные труды Иоанна Архенгольца, Жака де Ту, Мариуса Топена, Ричарда Диксона, Джона Лингарда. На характеристику личности Ивана Грозного несомненное влияние оказала трактовка этого образа в ‘Истории государства Российского’ Николая Михайловича Карамзина. Имевшиеся информационные лакуны П. П. Каратыгин заполнял сведениями, почерпнутыми из произведений Виктора Гюго, Вальтера Скотта, Александра Дюма, Вольтера и Фридриха Шиллера. Дело здесь, может быть, и не в научной недобросовестности автора, смешивавшего порой без должного разбора и почтенные исторические сочинения, и грешащие многими неточностями свидетельства современников, и произведения изящной словесности, — в данном случае не совсем важно, произнесены ли в действительности те или иные слова, совершен или не совершен тот или другой поступок тем или иным монархом, фавориткой или временщиком. Важна сама вырастающая из этого обилия приводимых примеров картина быта и нравов венценосцев и их окружения.

Перед глазами читателя проходит нескончаемая вереница тиранов, делавшихся нередко рабами своей недавней служанки или изворотливого временщика. Разнящиеся в характерах, национальных темпераментах, вероисповеданиях, манерах и образованности английский Генрих VIII, испанский Филипп II, шведский Эрик XIV, в то же время все, ‘будто звери одинаковой породы, во многих чертах имеют родственное сходство’, заключающееся в пренебрежении к религиозным и общечеловеческим нормам морали, способности ради прихоти временщика или прелестей фаворитки пренебречь не только народными, государственными, но и личными интересами и безопасностью. Источник фаворитизма, не знавшего ни национальных, ни временных границ, нужно искать не в человеческих слабостях каждого конкретного монарха, а в существовании неограниченной формы правления. Ибо только тогда плохое расположение духа Людовика XIV вследствие очередного расстройства желудка могло кончиться каторгой или пожизненным заключением для каждого, кто некстати попадался ему на глаза. ‘Король вне закона, а поэтому вне наказания!’— льстили Франциску I услужливые придворные. Это и явилось питательной средой ‘мании самодурства’, расцвета низменных пороков венценосцев.

Ханжество и лицемерие двора еще более усугубляли положение. Находя приличным для себя отдых в объятиях фаворитов, монархи, порой сами того не замечая, становились жертвами корысти, политической интриги и холодного расчета. Немного найдем мы на страницах книги примеров, чтобы влияние фаворитки или временщика было обращено во благо подданных, ‘просвещение царств светом Христовым’. Наоборот, фаворитизм, развивая порочные наклонности, опустошая казну монарха, убивает в нем последние искры добра и благородных побуждений, ‘отнимает у народа последний кусок хлеба, а у королевской власти — всю ее силу и значение’. Жертвами временщиков становятся, как правило, истинные патриоты. Распущенность двора и духовенства вводит в соблазн и простонародье. На этой почве расцветают взяточничество, казнокрадство, доносительство, лжесвидетельство.

Рассматривая фаворитизм как неизбежное зло, автор не предлагал ничего конкретного для его устранения, кроме общего просвещения нравов. Республиканская форма правления (‘псевдоним монархии’) является лишь мимолетной уступкой псевдодемократическим поползновениям черни, потому она кратковременна и непрочна: ‘Государство без властителя такое же немыслимое явление, как тело без головы, а многоглавое правительство точно так же невозможно, как существование десятиглавого человека’.

Неизвестно по каким причинам издание книги было приостановлено на третьей части, хотя именно в начале XVIII столетия, в условиях господства неограниченной монархии, фаворитизм в Европе процветал пышным цветом. По цензурным соображениям мало места отведено истории России (Борису Годунову, Василию Шуйскому, всесильному Морозову, царевне Софье и ее фавориту Василию Голицину). Несомненно, что не меньшего внимания заслуживают деяния Алексашки Меншикова, императрицы Екатерины I, Долгоруковых, конюшего Бирона, певчего Разумовского, буйных братьев Орловых, талантливого Потемкина и прочих. Многое мог бы порассказать автор и о времени, когда исторические предания перекликались бы уже и с воспоминаниями его домочадцев и современников. Например, о своей бабке — танцовщице О. Д. Ефремовой, бывшей в фаворе у всесильного обер-гофмейстера графа А. А. Безбородко, о недалеком, жестоком, но деятельном администраторе А. А. Аракчееве, фаворитке Александра Николаевича — княгине Юрьевской и других.

В целом же, несмотря на пробелы, многочисленные фактические неточности, П. П. Каратыгину удалось создать легко читаемые беллетризированные очерки о наиболее выдающихся деятелях европейской истории XVI и XVII столетий, в которых даже искушенный читатель несомненно найдет для себя много нового, интересного и поучительного.

Источник текста: К. Биркин. ‘Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий’. М: ‘Издательский дом’,1992.

Несколько слов о Кондратии Биркине (П. П. Каратыгине)

Читайте также: