А. И. Левитов, Успенский Николай Васильевич, Год: 1989
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Н. В. Успенский
Сын тамбовского дьякона — Александр Иванович по окончании семинарского курса поступил в число студентов Петербургской медицинской академии и был беден до такой степени, что за неимением одежды ни разу не посетил ни одной лекции, питаясь одним черным хлебом. Однажды он вследствие сухоядения сильно занемог и казеннокоштные студенты решились, несмотря на строгий надзор дежурных офицеров, провести его в академическую столовую, чтобы подкрепить его силы питательной пищей. Его облачили в длиннейший казенный сюртук и благополучно провели в столовую. Но в другой раз один из дежурных офицеров заметил ‘контрафакцию’ и строго запретил будущему литератору посещать казенную столовую. Не прошло и года после поступления А.Ив. в академию, как он, по причине расстройства здоровья, сначала долго лечился в больнице, а потом уехал на родину, откуда в скором времени отправился пешком в Москву. ‘Около села Молодей, — рассказывал он, — я до того ослабел, что почти целые сутки пролежал в канаве и от голода буквально ел землю…’ В Москве ему удалось сблизиться с издателем ‘Зрителя’ Колошиным, который, заметив блестящий талант Левитова, поддержал его материально, и с этого времени началась литературная деятельность покойного. Из Москвы он перебрался в Северную Пальмиру, где принимал участие во многих журналах и прославился своими ‘Степными очерками’. Но слабое здоровье и пристрастие к алкоголю не дали вполне развернуться его творческим силам. Часто претерпевая суровую нужду, А.Ив. был озлоблен на весь мир, особенно на издателей и редакторов, которых называл эксплуататорами. Энергия его к труду и литературная производительность заметно слабели с каждым днем, хотя имя его пользовалось такой громкой известностью, что каждый новый издатель журнала считал долгом пригласить автора ‘Степных очерков’ к себе в сотрудники, в свою очередь, Левитов считал необходимым ‘заполучить авансу, — как он выражался, — с нового эксплуататора…’.
— Да с ними иначе и нельзя, — пояснял Александр Иваныч, — они строят себе дома, ездят в каретах, а наш брат ходит чуть не на голенищах… Вон Некрасов купил себе огромное имение и соорудил винокуренный завод, это поэт-то, оплакивающий меньших братьев!.. А сколько он выигрывает в карты в Английском клубе!.. Однажды я пришел к Некрасову часов около одиннадцати утра. Он еще спал. Смотрю, в передней на столике перед зеркалом стоит шляпа, битком набитая радужными, из которых многие даже устилали пол. Я просто остолбенел при виде этой картины, и когда в передней очутился лакей, сказал ему: ‘Послушай, Василий, я, брат, того… ты, пожалуйста, не подумай, что я взял что-нибудь… Сочти, ради Бога, все ли деньги целы…’ — ‘…Ну, что их считать! У барина такая привычка: как приехал из клуба, так сейчас в постель… известное дело, по дороге-то в спальню и теряет деньги, а ими у него набиты даже все карманы. Впрочем не беспокойтесь, барин тоже не промах: у него все денежки сосчитаны…’ — И вот эти-то богачи, — продолжал Левитов, — трясутся над жалкой копейкой. Однажды меня застигла такая нужда, что я принужден был обратиться к Некрасову за авансом (хотя, сказать правду, мне эти авансы неоднократно выдавались из конторы). Некрасов наотрез отказался выдать мне 25 целковых. ‘В таком случае, — вспылил я, — знаете, что я сделаю сейчас? Выброшусь из вашего окна на мостовую…’ — ‘Сделайте милость, бросайтесь!’ — захрипел Некрасов и растворил окно настежь…
На склоне своей литературной деятельности Левитов навсегда переехал в Москву, где даже по временам пробивался уроками в частных пансионах. Издатель ‘Будильника’ Сухов предложил ему просматривать поступавшие в редакцию статьи. Проездом через Москву я завернул в сказанную редакцию и увидал Левитова. Он сидел за письменным столом и просматривал рукописи, с ожесточением бросая в корзинку бездарные вещи и приговаривая:
— Всякая безграмотная тварь тоже лезет на Парнас.
— Это стихотворение тоже не пойдет, — вдруг отнесся к Левитову лакей, стоявший за спинкой редакторского кресла, — потому что господин Вабиков сделали вот эту пометку карандашом…
— Каков скот! — мигнув по направлению к лакею, шепнул мне Левитов. — Вот тут и работай!..
Он бросил на стол какую-то объемистую рукопись, быстро встал из-за стола и обратился ко мне:
— Пойдем-ка лучше чайку попьем… Уж и надоела эта каторжная жизнь… Теперь я, знаешь ли, уехал бы в какую-нибудь глухую-глухую деревушку, лег бы на траве под лозиной и без просыпу спал бы целых три года!
О последних днях жизни Левитова я не имею никаких сведений. Знаю только, что он умер от чахотки в больнице и похоронен на Ваганьковском кладбище.
Впервые опубликовано: Успенский Н.В. Из прошлого. М., 1889.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/levitov/uspenskiy_levitov.html