А. И. Кошелев, Юрьев Сергей Андреевич, Год: 1883

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Некрологъ.

А. И. Кошелевъ.

Ударъ за ударомъ и потеря за потерей! И какія потери! Давно ли хоронили мы великаго художника-писателя, безконечно намъ дорогаго тмъ, что рядомъ живыхъ образовъ, поэтическимъ пламеннымъ словомъ высказывалъ онъ нашу сердечную боль, наши душевныя мученія о томъ, что недвижна, безотвтна на наши запросы, нма русская народная жизнь и способна только порождать или безъисходную тоску, подобную тоск Гамлета Щигровскаго узда, или создавать изъ талантливыхъ и честныхъ натуръ людей безрезультатной фразы, подобныхъ Рудину, или вызывать безпощадное отрицаніе, врод Базаровскаго? Давно ли простились мы навсегда съ поэтомъ-художникомъ, который своимъ чарующимъ словомъ будилъ въ насъ духъ дятельнаго стремленія впередъ? Давно ли это было? И вотъ, мы покрыли гробовой доской и зарыли въ могилу другаго такого же человка, работавшаго на другомъ поприщ, на поприщ практическаго общественнаго дла,— А. И. Кошелева, одушевленнаго тмъ же духомъ, который также нравственно страдалъ, видя мертвенную недвижность русскаго человка и отсутствіе въ немъ духа иниціативы, и своею неустанною до послдней минуты жизни общественной дятельностію будилъ въ насъ самодятельный духъ,— человка, который своимъ богатымъ опытомъ и знаніемъ, своимъ публицистическимъ словомъ освщалъ путь, ведущій къ обновленію русской жизни, ставилъ и выяснялъ народные вопросы, требующіе ближайшаго, немедленнаго ршенія.
Да, А. И. Кошелевъ былъ, человкомъ, отъ природы одареннымъ горячимъ сердцемъ, мощною волей, свтлымъ, точнымъ и глубокимъ умомъ, и обладалъ широкимъ, классически-построеннымъ образованіемъ. Онъ былъ одушевленъ пламенною любовью къ русскому народу, принимая это слово въ обширномъ его значеніи, врилъ въ его великую будущность и ожидалъ ея достиженія отъ самостоятельнаго развитія самобытныхъ русскихъ творческихъ силъ, одаренныхъ и укрпленныхъ образованіемъ, отъ энергіи ихъ самодятельности. Всякій успхъ въ этомъ направленіи народной или, въ тсномъ смысл, общественной русской жизни, уничтоженіе всякаго препятствія къ тому безконечно его радовали, длали его буквально счастливымъ, всякое противодйствіе къ тому мучило его и онъ глубоко страдалъ. И эту пламенную любовь свою къ народу онъ запечатллъ постоянною, безустанною, отъ раннихъ молодыхъ лтъ до глубокой старости его, до послдняго дыханія его жизни, энергическою дятельностію, направленною къ одной и той же, страстно преслдуемой, цли преуспянія народнаго. Кошелевъ работалъ равно энергично на пост ли министра въ Царств Польскомъ, въ законодательной ли коммиссіи, или въ губернскомъ земскомъ собраніи, или въ уздномъ, какъ бы ни были широки или узки сферы для дятельности, не щадя своихъ силъ. Онъ говаривалъ: ‘Умйте работать какъ надо въ маломъ, сдлаете и великое. Для настоящаго дла нтъ ни малаго, ни великаго,— все велико’.
Изъ длъ познается любовь,— это слово непосредственно приложимо къ Кошелеву. Многимъ видавшимъ его и даже нкоторымъ изъ его знакомымъ покажется, можетъ быть, страннымъ, что мы, говоря объ его чувствахъ и желаніяхъ, опредляемъ ихъ словами ‘пламенный’ и ‘страстный’, но подъ его дловою, съ виду спокойною, наружностью билось пламенное сердце, покоренное твердымъ разумомъ, и обнаруживалось тотчасъ, когда рчь касалась дорогихъ для него нравственныхъ интересовъ и вопросовъ, или въ дружеской откровенной бесд.
Получивъ классическое, философское образованіе, изучивъ въ молодыхъ годахъ основательно политическія и соціальныя науки, подъ руководствомъ и изъ устъ лучшихъ тогдашнихъ профессоровъ въ Россіи и Берлин, будучи роднымъ племянникомъ человка, близкаго къ императору Александру I, бывшаго членомъ интимнаго кружка императора, предлагавшаго ему службу при двор, обладая обширными связями въ высшихъ служебныхъ.и аристократическихъ сферахъ и 25 лтъ состоя на служб по министерству иностранныхъ длъ, въ должности attach при нашемъ посольств въ Лондон, въ свит кн. Орлова на конгресс по бельгійскимъ дламъ, онъ прельстился блестящею карьерой, которая предстояла ему, но отъ всего этого скоро отказался. Душа его рвалась къ иному, голова его была полна иными идеями и цлями, и онъ оставилъ службу и удалился въ деревню, въ сердце русской земли, къ настоящему длу, какъ онъ говорилъ.
Въ работахъ по хозяйству, среди народной жизни, его сильне и сильне охватывало желаніе видть русскій народъ свободнымъ отъ крпостнаго ига, и это желаніе вырасло до гражданскаго мужественнаго подвига. Еще задолго до 19 февраля 1861 года, представилъ онъ Императору Николаю I записку о необходимости освобожденія крестьянъ съ землею, высказавъ открыто то, о чемъ мечтало, чего страстно желало все тогдашнее интеллигентное молодое поколніе и о чемъ запрещалось въ то время и говорить, и писать. Мы помнимъ ту бурю вражды и негодованій подавляющаго большинства московскаго дворянскаго общества, какую вызвалъ противъ себя, тогда А. И. Кошелевъ., Графъ Закревскій поспшилъ обязать дерзкаго подпиской о невызд изъ Москвы впредь до отвта государя. Закревскій, а съ нимъ и крпостники, ждали изъ Петербурга громовъ и молній, но отвтъ отъ государя послдовалъ не тотъ, котораго они ждали. Онъ осчастливилъ Кошелева и всю молодую интеллигенцію, окрыливъ ихъ надеждою. Еще со школьной скамьи Кошелевъ соединился дружбою, съ И. Б. Киревскимъ, съ которымъ онъ вмст слушалъ лекціи Шеллинга и изучалъ философію, а въ Москв братски неразрывно подружился съ Хомяковымъ и сошелся въ тсный союзъ съ тми, родственными ему по духу, убжденіямъ и идеальнымъ цлямъ, замчательными людьми, во глав которыхъ стояли Хомяковъ, Киревскіе и К. Аксаковъ. Кошелевъ нашелъ свою среду, но онъ не могъ ограничиваться одною отвлеченною работою,— а, согласно своей дятельной природ, тотчасъ приступилъ къ длу. Онъ началъ издавать и редактировать Русскую Бесду, на страницахъ которой должны были высказываться, развиваться дорогія ему идеи, изучаться жизнь русскаго народа и родственныхъ русскому славянскихъ народовъ. Мы не имемъ намренія ни писать біографическаго очерка жизни А. И. Кошелева, ни описывать всей его общественной практической дятельности, ни излагать и формулировать т положенія, которыя онъ проводилъ и защищалъ въ законодательныхъ коммиссіяхъ и земскихъ собраніяхъ. Послднее, хотя кратко, исполнено въ рчи профессора^. И. Чупрова, сказанной 15 ноября въ засданіи статистическаго отдленія московскаго юридическаго общества и которую мы ниже сего сообщаемъ нашимъ читателямъ. Мы желаемъ посильно, хотя въ нкоторыхъ главныхъ чертахъ, охарактеризовать міровоззрнія и убжденія покойнаго, на основаніи того, что мы отъ него слышали, и указать, какъ изъ нихъ вытекали или, лучше сказать, съ ними гармонировали его общественная жизнь и характеръ его общественной дятельности. Онъ былъ цльнымъ человкомъ, у котораго мысль не расходилась съ дломъ.
А. И. Кошелевъ былъ глубоко врующимъ христіаниномъ, истиннымъ православнымъ. Исполняя въ точности вс уставы церкви, онъ не былъ церковникомъ, но исповдовалъ православіе въ дух вселенскаго его начала. Единеніе всхъ въ братской любви и свобода совсти были для него идеею, которая не только руководила всми его воззрніями на жизнь и убжденіями, но, такъ сказать, перешла въ инстинкты его души. Насилія не терплъ онъ ни съ какой стороны и не врилъ въ возможность достичь чего-нибудь добраго этимъ путемъ. Онъ говорилъ: ‘Всякое насиліе только достигаетъ прямо противуположнаго тому, чего добивалось’. И доказывалъ это убдительно фактами изъ жизни народовъ и фактами изъ частной жизни, которыхъ не мало пришлось ему наблюдать въ продолженіе его многоопытной -и долголтней жизни.
Кошелевъ признавалъ, что общинность, коллективность лежатъ въ основ русскаго народнаго быта, русскаго народнаго духа, и считалъ это благодатнымъ даромъ Провиднія, руководившаго историческимъ развитіемъ русскаго народа, предрасположившимъ послдній къ осуществленію въ своей жизни той великой гармоніи личныхъ свободъ, которая и будетъ воплощеніемъ православнаго начала свободы совсти и единенія всхъ въ братской любви.
Врный своему принципу, онъ считалъ священнымъ и неприкосновеннымъ правомъ каждаго право на свободу его совсти, а, слдовательно, мнній и убжденій, и неотклонимымъ долгомъ каждаго быть откровенно искреннимъ и мужественно правдивымъ.
И самъ Кошелевъ никогда не маскировалъ своей мысли, и выражалъ свои мннія, когда въ томъ предстояла надобность, смло, прямо и безтрепетно правдиво.
Не имя практической возможности публично, печатно выразить своихъ мнній, высказать которыя онъ почиталъ необходимымъ, Кошелевъ излагалъ ихъ въ форм брошюръ, которыя издавалъ за границей. Высказывая, такимъ образомъ, съ полною откровенностью, смлыя и подчасъ горькія истины, онъ никогда не прятался подъ псевдонимъ, но подписывалъ свои брошюры полнымъ своимъ именемъ и разсылалъ ихъ всмъ высокопоставленнымъ лицомъ, даже тмъ, которыхъ порицалъ.
Выражая отчетливо, точно и ясно свои мннія, при всей твердости своихъ убжденій, А. И. Кошелевъ всегда питалъ глубокое уваженіе къ убжденіямъ и мнніямъ своихъ противниковъ, лишь бы они были искренны. Уваженіе къ мнніямъ и убжденіямъ другаго есть корень и внутреннее содержаніе уваженія къ личности человка и къ его свобод. И въ этомъ смысл Кошелевъ былъ въ высшей степени либеральнымъ человкомъ. ‘Не знаемъ,— говоритъ почтенный редакторъ Современныхъ Извстій, а за нимъ, конечно, повторятъ вс знавшіе покойнаго,— остался ли на Руси кто-нибудь, кто, при отчетливой твердости собственныхъ.убжденій, относился такъ спокойно къ мнніямъ, противнымъ своимъ. Это не было индифферентизмомъ, напротивъ, А. И. Кошелевъ охотно вступалъ въ полемику, даже любилъ ее, но никогда, ни на единую черту, не выходилъ изъ предловъ строгаго приличія, ничего даже похожаго на раздраженіе не сбгало съ его пера, не исходило изъ его уютъ. Онъ прекращалъ полемику тотчасъ, когда видлъ, что противникъ приходитъ въ раздраженіе, или прибгаетъ къ пріемамъ недостойнымъ’. Вс его знавшіе видли, ‘какъ въ общественныхъ собраніяхъ, посл жаркой схватки съ кмъ-нибудь по какому-нибудь общественному вопросу, посл засданія или тутъ же, въ самомъ засданіи, Кошелевъ вполн дружественно относился къ своему противнику и бесдовалъ съ нимъ’.
Что же мудрнаго, что такой человкъ невольно привлекалъ къ себ, что, узнавъ его, нельзя было не чувствовать къ нему глубокаго уваженія и не полюбить- его всею душою? Что же мудренаго, что онъ, да еще съ его солиднымъ, обширнымъ образованіемъ, сталъ центромъ, къ которому невольно привлекались честныя, интеллигентныя силы, и на его, всмъ извстныхъ, вторникахъ, одушевленныхъ радушіемъ хозяевъ, собирались выдающіеся люди всхъ направленій, несмотря на различія въ ихъ убжденіяхъ, въ дружескій кружокъ, обмнивались мыслями, вступали въ пренія и разставались нердко обогащенными новыми мыслями, довольными другъ другомъ и прекраснымъ, умнымъ вечеромъ, чтобы снова сойтись у тхъ же хозяевъ въ слдующій ‘вторникъ’? Никто изъ участвовавшихъ на этихъ вечерахъ не забудетъ ихъ.
Начала братскаго единенія и свободы совсти А. И. Кошелевъ распространялъ и на цлыя отдльныя народности, и съ этой точки зрнія относился къ родственнымъ намъ славянскимъ народностямъ, смотрлъ на славянскій вопросъ. Единеніе между собою славянъ, въ братскомъ союз свободныхъ, самостоятельныхъ, врныхъ своимъ національнымъ началамъ, славянскихъ народностей,— вотъ, но убжденію Кошелева, цль, къ которой должно стремиться славянство. Всякое посягательство на насильственное уничтоженіе языка или національныхъ особенностей какого-нибудь народа, ради какихъ бы то ни было цлей, онъ почиталъ не только безуміемъ, ни къ чему доброму не приводящимъ, но со стороны русскаго измной его вроисповдному началу. Съ этой же точки зрнія А. И. Кошелевъ смотрлъ и на польскій вопросъ. Будучи убжденъ, что Польша, при настоящихъ условіяхъ, не можетъ существовать самостоятельнымъ отдльнымъ государствомъ, но въ предлахъ славянскаго государства можетъ сохранять свою національность и, при этомъ, признавая за обитателями Царства Польскаго необходимость и обязанность знать русскій языкъ, и вполн сочувствуя, во имя общечеловческой правды, освобожденію польскихъ крестьянъ, Кошелевъ почиталъ не политическими и преступными, со стороны русскихъ, вс мры, клонящіяся къ національному обезличенію поляковъ, къ ихъ такъ называемому, обруснію, вс посягательства на ихъ языкъ, нравы, обычаи, не могущими достигнуть цли, необходимо безрезультатными и не только для насъ и для поляковъ, но и для всего славянскаго дла вредными. ‘Усмиривъ мятежъ,— говаривалъ нердко покойный,— мы должны привлечь поляковъ къ себ справедливостью, гуманностью къ нимъ и заботами объ ихъ благоденствіи’.
Призванный на постъ министра финансовъ въ Царств Польскомъ, тотчасъ посл усмиренія возстанія поляковъ, Кошелевъ остался вренъ своимъ убжденіямъ, держась строго и непоколебимо на почв закона и государственныхъ русскихъ интересовъ, онъ не оскорблялъ національнаго чувства и національнаго самолюбія поляковъ, уважалъ ихъ права и національную самостоятельность и настоялъ, хотя и съ большимъ трудомъ, на призваніи мстныхъ представителей польскаго населенія къ участію въ коммиссіи но вопросу о налогахъ въ Царств. Поляки сразу увидли въ русскомъ сановник не врага себ, а, хотя и строгаго, но справедливаго и доброжелательнаго къ нимъ представителя русской власти. Неусыпно заботясь объ экономическомъ благосостояніи края, онъ, принятыми имъ мрами, настолько увеличилъ доходы Царства, что, съ тхъ поръ, Польша уже не требуетъ больше изъ русскаго казначейства суммъ на содержаніе своего управленія. Разойдясь съ ближайшимъ своимъ товарищемъ, княземъ Черкасскимъ, кореннымъ образомъ въ убжденіяхъ и взглядахъ на отношенія русскихъ къ полякамъ, а также съ нкоторыми взглядами министра финансовъ Рейтерна, Кошелевъ съ достоинствомъ сложилъ съ себя службу, оставилъ добрыя воспоминанія о себ въ полякахъ и положилъ первый камень желательнаго для всхъ славянъ примиренія двухъ славянскихъ народовъ.
Дятельное участіе Кошелева въ великомъ вопрос освобожденія крестьянъ и его труды въ Царств Польскомъ не могутъ быть забыты и не забудутся никогда.
А. И. Кошелевъ былъ истинно государственнымъ человкомъ, въ полномъ значеніи этого слова. Остается только сожалть, что судьба не поставила его на ту высоту и не открыла для его дятельности того простора, на который онъ имлъ неотъемлемое право и по своимъ способностямъ, и по своему обширному образованію. Ни одна идея, ни одно начало, служившее, основаніемъ убжденій Кошелева, не обращались у него въ доктрины, не замирали въ недвижныхъ, сухихъ и мертвыхъ формулахъ, но жили въ полномъ смысл этого слова, развивались, уяснялись, уточнялись. Въ душ его били живыми ключами любознательность, стремленіе къ истин и жажда правды. Каждый дльный споръ не оставлялся ннъ безъ дальнйшихъ послдствій, но побуждалъ его къ новому критическому разсмотрнію собственнаго своего мннія и мннія противника. Если случалось, что онъ открывалъ въ своей мысли или неточность, или ошибку, то буквально этому радовался, какъ какой-нибудь, находк, и заявлялъ предъ всми открыто справедливость мннія своего противника.
При этомъ, мы не можемъ отказать себ въ желаніи сообщить читателямъ одинъ фактъ изъ жизни покойнаго, характеризующій его безпристрастное отношеніе къ собственнымъ своимъ мнніямъ, готовность признать свою ошибку и желаніе заявить о томъ.
Редактируя и издавая на деньги А. И. Кошелева, въ начал 70-хъ годовъ, журналъ Бесду, я помстилъ на страницахъ этого журнала статью о Блинскомъ, которая говорила о благородств этой личности и выясняла великое значеніе сочиненій знаменитаго критика въ рост нашего общественнаго сознанія. А. И. Кошелевъ, занятый во время дятельности Блинскаго вопросами хозяйственными, экономическими, общественными, изученіемъ русской народной жизни и, въ то-же время, при изданіи журнала Русская Бесда, погруженный въ борьбу съ ея противниками, не занимался вопросами объ изящной литератур и критикою произведеній въ области послдней, почти не читалъ сочиненій Блинскаго, а составилъ о немъ понятіе преимущественно со словъ Шевырева и одного изъ своихъ друзей, Погодина, на которыхъ Блинскій нападалъ съ особою силою и безпощадностью. Когда появилась въ Бесд сказанная статья о Блинскомъ, Погодинъ пришелъ въ негодованіе и написалъ А. И. Кошелеву: ‘Не стыдно ли теб помогать твоими деньгами журналу, который помщаетъ на своихъ страницахъ такія статьи о Блинскомъ? Стонутъ вс составы твоихъ живыхъ, старыхъ друзей и поворачиваются въ гробу кости умершихъ’. Кошелевъ, зная хорошо отношенія Бесды къ славянофиламъ, его друзьямъ, и къ ихъ идеямъ, прислалъ мн записку Погодина и предложилъ: не соглашусь ли я напечатать въ журнал письмо въ редакцію, имъ написанное, подъ псевдонимомъ ‘отъ постояннаго читателя Бесды‘, которое, выразивъ сочувствіе направленію журнала, будетъ просить объяснить недоразумніе, возбуждаемое помщеніемъ на страницахъ журнала статьи о Блинскомъ? При этомъ Кошелевъ предложилъ мн также, рядомъ съ этимъ письмомъ, напечатать и мой отвтъ на него.
Я напечаталъ письмо ‘постояннаго читателя Бесды‘ (единственное, которое Кошелевъ напечаталъ подъ псевдонимомъ) и рядомъ съ нимъ и отвтъ. Въ этомъ отвт я, Оставаясь при моемъ пониманіи Блинскаго, писалъ, что многое, служившее источникомъ преній между Блинскимъ, уже уничтожено со дня освобожденія крпостныхъ, что пора уже забыть и личные счеты, и оцнить заслуги противника, что настало время соединиться всмъ въ общей, дружной, мирной работ, что къ этому обязываетъ и великій нравственный принципъ, на которомъ построено все ученіе Хомякова, Киревскихъ и др. Отвтомъ Кошелевъ остался удовлетвореннымъ. Тмъ дло, казалось, и кончилось, но не кончилось оно для Кошелева. Для него оно послужило источникомъ другаго дла, поврки собственнаго его мннія. Все это -происходило зимою, а лтомъ въ томъ же году я получилъ, находясь въ моемъ имніи, письмо отъ Александра Ивановича приблизительно такого содержанія: ‘Винюсь и каюсь, что о Блинскомъ судилъ боле со словъ другихъ, не прочитавъ самъ, какъ слдуетъ, его сочиненій. Узжая въ деревню на лто, я запасся ими, принялся читать, не могъ оторваться отъ чтенія и прочиталъ все, написанное Блинскимъ. Это была пламенная душа, стремившаяся къ правд, благородный умъ, искавшій истины по всмъ направленіямъ. Если ошибался онъ иногда, то сколько благородства было въ самыхъ ошибкахъ, вызванныхъ слишкомъ горячими стремленіями его къ прав. д. А сколько истинъ, и истинъ неопровержимыхъ, высказано и выяснено имъ! Многимъ ему обязано читавшее его поколніе’. Затмъ слдовалъ въ письм прекрасный, безпристрастный разборъ нкоторыхъ мыслей Блинскаго,— разборъ, который, въ свою очередь, свидтельствовалъ о свтломъ ум и благородств души того, кто писалъ его.
А. И. Кошелевъ, оставаясь до конца жизни строго врнымъ основнымъ своимъ убжденіямъ, выработаннымъ силою его мысли, глубокимъ его образованіемъ и вліяніемъ, какъ самъ признавалъ, друга его, Хомякова,— убжденіямъ, изъ которыхъ сложилась его мощная личность, постоянно шелъ впередъ, расширяя свой кругозоръ, работая всегда бодрою мыслію, обогащая свои знанія безпрерывнымъ чтеніемъ, уточняя и исправляя свои отдльныя мннія накоплявшимся опытомъ многодятельной жизни и бесдами съ умными и дльными людьми всхъ направленій. Можно положительно и безошибочно утверждать, что не выходило ни въ Россіи, ни въ Европ ни одного сколько-нибудь замчательнаго сочиненія, которое бы не было прочитано покойнымъ. И какъ прочитано! О послднемъ свидтельствуютъ книги, читанныя имъ. Он буквально испещрены сдланными имъ замтками.
Работая безустанно и практически-дятельно, онъ, какъ истинный подвижникъ, умеръ на общественной работ, черезъ нсколько часовъ посл энергическаго труда въ финансовой коммиссіи московской думы. Славная кончина!
Да, повторяемъ, А. И. Кошелевъ былъ выдающимся, высокодаровитымъ государственнымъ человкомъ, энергическимъ, честнымъ общественнымъ дятелемъ, доблестнымъ гражданиномъ,— человкомъ, невольно привлекавшимъ къ себ все честное, даровитое, работающее, просвщеннымъ христіаниномъ, беззавтно преданнымъ благу русскаго народа.

С. Юрьевъ.

‘Русская Мысль’, No 12, 1883

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека