14 Декабря в письмах А. Е. Измайлова, Измайлов Александр Ефимович, Год: 1826

Время на прочтение: 12 минут(ы)

ПАМЯТИ ДЕКАБРИСТОВ

СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ

ЛЕНИНГРАДЪ
1926

14 Декабря в письмах А. Е. Измайлова.

Известно, с какой тревогой и негодованием было встречено 14 Декабря старшим поколением литераторов, к которому принадлежал и известный баснойисец и журналист, издатель ‘Благонамреннаго’, Александр Ефимович Измайлов. С особенной отчетливостью эти настроения Измайлова отразились в интимной переписке его с любимым племянником и усердным сотрудником его изданий, литератором 20-х годов, Павлом Лукьяновичем Яковлевым. В 1916 году нам удалось разыскать в Тверской губернии остатки архива последнего. Большую и главнейшую часть этого архива составляли письма Измайлова,1 переданные нами в Пушкинский Дом. Здесь публикуются отрывки из них, имеющие отношение к декабрьскому восстанию.
Письма эти чрезвычайно характерны для настроений Петербургского общества в тревожные дни конца двадцать пятого и начала двадцать шестого годов. Испуг, возмущение и негодование, страх перед новым выступлением, нелепые толки в роде слухов о попытке взорвать Казанский собор, и, наконец, та атмосфера раболепия и преклонения перед Николаем, которую так метко охарактеризовал Вяземский: ‘атмосфера околдованная’.
Политическая сторона ’14 Декабря’ мало интересует и трогает Измайлова, для него на первом плане анекдот, сенсация. Различные анекдотические и бытовые детали его гораздо больше занимают, чем само событие. Сочный анекдот о перетрусившем митрополите, забавные фигуры Греча и Булгарина, ‘у которых живот заболел’,— вот темы Измайлова, и в письмах он жадно нанизывает анекдот за анекдотом, сенсацию за сенсацией: тут и пресловутая ‘Жена Константина’, и купец, которого 14 декабря в одном месте били за Николая, а в другом за Константина и сестра Греча с ее неудачной попыткой ‘продержать корректуру’ народным возгласам восстания.
В этом бытовом колорите, в сущности, и все значение этих писем. Для истории самого декабрьского события, как и истории декабристов, они, конечно, дают очень мало, но, как памятник современных обывательских настроений — документ яркий и четкий.

1.

Сочельникъ 24 Декабря 1825.

…Въ тотъ самый день, какъ отправилъ я къ теб последнее письмо, когда молились мы о здравіи Государя, получили мы плачевное извстіе о его кончин. Вс почтили слезами память добраго Монарха. Съ нетерпніемъ ожидали прибытія сюда Константина Павловича. Поговаривали, однако, что онъ не прідетъ и что откажется отъ престола. Наконецъ, утромъ 14 числа ныншняго мсяца вышелъ манифестъ Николая I. Вс добрые граждане тотчасъ ему присягнули. Въ этотъ день получилъ я billet doux — повстку на 30 р. и послалъ съ нею въ почтамтъ одного канцелярскаго служителя. Черезъ часъ собрался идти въ цензуру и только надлъ на себя шинель, какъ мой посланный возвратился изъ почтамта съ письмомъ и съ деньгами. ‘На силу прохалъ я, сказалъ онъ мн: по Гороховой улиц идетъ Московскій полкъ въ штыки съ распущенными, знаменами, и солдаты кричатъ: Ура! Константинъ!’ Въ ту же минуту подхватилъ я извощика и полетлъ ко Дворцу или къ Главному Штабу. Призжаю и вижу: стоятъ два батальона смирнехонько — примтно только небольшое волненіе въ народ, взадъ и впередъ мчатся экипажи, и народъ перебгаетъ съ мста на мсто. Но когда дошелъ я до Лобанова дома, толпа народа была несравненно гуще и раздался в дали ружейный залпъ. Я воротился на прежнее мсто, слъ въ сани и похалъ черезъ Италіянскую слободку на Пески въ домъ Моденова. Умно? Часа черезъ два явился студентъ Мих. Изм. и разсказывалъ, какъ черезъ его голову летли пули (онъ стоялъ у Адм.), какъ конница нападала на пхоту, какъ стрляла Артиллерія и пр. и пр. На другой уже день — представь себ мое удивленіе — слышу, что предводителемъ мятежниковъ былъ… угадай кто — Завирашка Алексашка Бестужевъ2: онъ, назвавшись Адъютантомъ Вел. Кн. К. П., оболыжилъ дв роты Московскаго полка и привелъ ихъ къ Сенату съ саблею въ одной рук. и съ трубкою въ другой. Братъ его Николай предводительствовалъ Гвардейскимъ экипажемъ. Въ кар, составленномъ изъ штыковъ, былъ и сумасшедшій нашъ, Кюхельбекеръ. Держа кинжалъ, кричалъ онъ, заикаясь, какъ слышали очевидны: Кон-стан-тинъ и Кон-ституція! Одинъ изъ солдатъ спросилъ своего товарища: да кто эта конституція?— ‘Экой ты, отвчалъ этотъ, хозяйка К. П—ча (historique)’.3 Тутъ же былъ, какъ говорятъ, и Кутейкинъ — Сомовъ,4 и Рылевъ, и Князь Одоевскій, и Корниловичъ и пр. и пр. Гр. Милорадовича застрлилъ, какъ утверждаютъ одни, бывшій Кавказскій Вице-губернаторъ Грабегорскій,5 который грабилъ самихъ Горцевъ, а другіе говорятъ, что Кн. Одоевскій.— Бунтовщики не послушались ни гр. Милорадовича, ни Митрополита, ни самого Государя. Бодро стояли они, пока не употребили противъ нихъ самого лучшаго для вразумленія доказательства — картечи. Тотчасъ пустились въ ретираду на В. О. Конница преслдовала ихъ и переловила. Въ б часовъ вечера все уже было тихо. Государь въ этотъ день показалъ и свою неустрашимость и благоразуміе и милосердіе и даже великодушіе. Всякій день слышишь обь немъ много такого, что истинно веселитъ сердце и подаетъ несомннную надежду, что въ его правленіе будемъ мы счастливы. Жен Рылевой, которая просила его о несчастномъ и буйномъ своемъ муж, пожаловалъ 1000 р. и общалъ сохранить его жизнь. Каждаго мятежника лично самъ допрашивалъ. Николая Безстужева, который схваченъ былъ на Толбухинскомъ маяк, въ матроскомь плать, веллъ накормить во дворц. Говорятъ, а правда или нтъ, утверждать не могу, будто Государь сказалъ о Ник. Безстужев, что одного только умнаго человка (т. е. его, Ник. Безс.) и нашелъ онъ между мятежниками. По этому и Сомовъ дуракъ?
Ахъ! скоты, скоты, мерзавцы! Представъ себ сочинили конституцію (врно хороша) и назначили кандидатовъ въ сановники Республики, напримръ, Завирашку Безстужева хотли сдлать третьимъ консуломъ, Кюхельбекера цензоромъ.
Кюхельбекера и теперь еще, кажется, ищутъ.— Имена прочихъ бунтовщиковъ: Каховскій, Щепина-Ростовскій6 (извергъ, разбойникъ), Сутгофъ,7 Пановъ8 (маленькой, мерзинькой, и пьяненькой), Кн. Оболенской (Адъютантъ Бистрома), какой-то Пущинъ и Цебриковъ 51 (дуракъ полусловесникъ).
Если бы имлъ я время, то вмсто четырехъ страничекъ было бы о чемъ написать на четырехъ дестяхъ. Имена мятежниковъ, какъ сегодня слышалъ я, напчатаны уже при Главномъ Штаб. Выдетъ въ свтъ подробное описаніе этого злодйского и вздорного заговора…
У Греча и Булгарина болитъ животъ. Желалъ бы съ ними теперь встртиться. Теперь уже не лижутъ Завирашку, какъ прежде…

2.

[4 января 1826]

…Кюхельбекеръ какъ въ воду канулъ. Одинъ полицейскій офицеръ привязался было къ Миш, сочтя его по росту и по сухощавости за несчастнаго поэта 10… Но ты ждешь отъ меня новостей. Достану же книгу совсти или свой журналъ и послднія дв памятныя книжки…
Говорятъ, будто-бы уже подписанъ указъ объ отставк Магницкаго. Если нужна смертная казнь, то для такихъ изверговъ, какъ онъ. Привязалъ бы его къ лошадиному хвосту и размыкалъ бы по чистому полю.
Гр. Аракчеевъ, сказываютъ, собирается на теплыя воды. Посадилъ бы его часиковъ на 10 въ горячія. 11
Государь ложится обыкновенно въ три часа по полуночи, а встаетъ въ 7 по утру. Занимается не пустяками, а дломъ. Истину сказать, что въ теченіи трехъ недль сделалъ онъ больше добраго, чемъ иной въ три года, или въ три десятилтія. Право, я влюбленъ въ него и не одинъ. 12
Развертываю теперь свой журналъ и памятныя книжки.
Сказываютъ, будто 14 декабря одного купца били у Дворца за Константина, а у Сената за Николая.
Въ этотъ день сестра Греча, который живетъ теперь на Исаакіевской площади, вышла на улицу и услышала, что бунтовщики кричатъ: Ура Константинъ! сказала: какъ Константинъ? Николай!—чуть чуть не благословилъ ее одинъ пьяной солдатъ прикладомъ. По этому случаю Грсчь сказалъ следующее bon mot: ‘сестра издателя не утерпла, чтобы не продержать корректуры’.
Сказываютъ, будто сумасшедшій Кюхельбекеръ 14, въ день возмущенія, метилъ въ Великого Князя Михаила Павловича, но одинь солдатъ (изъ бунтовщиковъ) ударилъ долговязаго Донъ-Кихота по рук, выругавъ его по русски за такой злой умыселъ. М. П. взялъ этого добраго солдата къ себ въ деньщики.
Говорятъ, будто Государь долго говорилъ съ Ник. Безстужевымъ и сказалъ, что одного только умного человка, т. е. его Безстужева, нашелъ между бунтовщиками. И дйствительно правда. Не понимаю, какъ этотъ умной и благородной человкъ замшался между щенятами — головорзами.
Боле всехъ струсили изъ нихъ Рылевъ, Сомовъ и Князь Трубецкій. Послдній, о подлецъ! божился передъ Государемъ, что онъ ни въ чемъ не виноватъ, но когда уличили его собственнымъ рукописаніемъ, то онъ упалъ на колни и просилъ о сохраненіи ему живота. Какъ животолюбивы подлецы.
И Митрополитъ струсилъ было, когда надобно было ему идти уговаривать бунтовщиковъ. ‘Съ кмъ же пойду я?’ спросилъ онъ одного генерала.— Съ Богомъ! отвчалъ тотъ…

3.

[15 января 1826]

…Сомовъ оправдался и освободился. Я не видался еще съ нимъ. Славно пошутилъ съ Булгаринымъ И. В. Кутузовъ. Призываетъ онъ его къ себ и говоритъ ему, что Сомовъ бжалъ изъ крпости и скрывается въ квартир аддея Венедиктовича. аддей перетрусился, клянется, божится, что этого не можетъ быть, боится итти домой — однако идетъ, и первый предметъ, представившійся ему на глаза въ его квартир. Маркизъ Г. съ отростшею бородкою.
Сомову въ крпости было хорошо — давали, говорятъ, три блюда и поили чаемъ. Обходились благородно, не какъ при блаженной памяти Ст. Ив. Шешковскомъ. Государь спросилъ Сомова: Гд Вы служите? Въ Россійско-Американской Компаніи — То-то хороша собралась у васъ тамъ компанія! И въ самомъ дл Рылеевъ былъ правителемъ длъ, хотя прозою писать и не умлъ — а Завирашка Безстужевъ жилъ въ квартир Сомова. Замчаютъ, что во всхъ бывшихъ въ Россіи мятежахъ всегда ті везд замшаны были Безстужевы…

4.

[1 февраля 1826]

…Третьяго дня въ Субботу первый разъ былъ у меня Сомовъ. Вс обступили его и слушали. Съ нимъ поступили очень благородно. Это второй, выпущенный изъ крпости арестантъ.
Не помню писалъ ли я теб, что недли за дв тому назадъ видлъ я у Шишкова его родного племянника, наканун выпущеннаго изъ этой же Петропавловской крпости. И тотъ говорилъ почти то же самое, что и Сомовъ—кормили ихъ хорошо, поили чаемъ, помщеніе было порядочное, а обхожденіе безъ преувеличенія благородное. Можно сказать, что никогда еще у насъ такъ благородно съ арестантами не поступали. Государь, дай Богъ ему здоровье! боле и боле заслуживаетъ искреннюю любовь отъ народа и дйствуетъ преумно.13
Кто-то изъ санкюлотовъ сказалъ 14 Дек. солдатамъ: у насъ будетъ ресспублика!А кто же будетъ царемъ? спросилъ его одинъ простодушный воинъ. Кюхельбекеръ попался. Вотъ собака то съ жиру взбсилась. Если бы не дурацкій либерализмъ, былъ бы онъ теперь человкомъ…

5.

[11 февраля 1826]

…Новостей у насъ достоврныхъ нтъ, а слуховъ много. Напримръ, вчера говорили нкоторые, а нын говорятъ ужъ и многіе, будто какіе то анонимы, напоивъ до пьяна сторожа Казанскаго Собора и давъ ему денегъ, убдили его, что бы онъ позволилъ вкатить въ погребъ подъ церковь три боченка или три бочки пороха, которые хотли поджечь въ день отпванія покойного Императора. Если это правда, то ужасно.13 Любопытно знать, кто глава нашихъ безумныхъ санкюлотовъ.
Еще говорятъ, будто стонетъ Финскій Заливъ отъ того, что бросили въ него съ 14-го на 15-е число Декабря всхъ праведно и неправедно убіенныхъ. Вришь ли, что есть скоты, которые говорятъ: да, конечно, лучше бы похоронить хоть не бунтовщиковъ.14
Время было рыть могилы и отвозить по кладбищамъ! Въ Москв, какъ сказываютъ, переловлено около 70 мятежниковъ, которые подбрасывали письма, будто покойный Государь умерщвленъ, будто Вел. Кн. Константинъ Павловичъ въ заточеніи и подобныя сему нелпости. Слава Богу, однако, что во время прибытія туда тла покойного Императора все было тамъ тихо и покойно.
Говорятъ еще, будто Государь запретилъ лично подавать себ просьбы. Представь себ, что всякой день поступало къ нему до ста просьбъ объ однихъ только крестинахъ. А сколько надодали ему старухи — не давали нигд прохода…

6.

[22 іюля 1826]

…Справедливо написалъ ты, что при ныншнемъ Государ весело на сердц и свтло на ум. Я влюбился въ него. Н уменъ и добръ. Сказываютъ, что онъ прослезился, когда донесли ему о совершеніи казни надъ пятерыми злоумышленниками, поставленными вн разрядовъ.15 На другой день, т. е. 13 ч., четыре раза присылалъ онъ къ несчастной вдов Рылеева чиновника, которому онъ далъ нужныя но сему случаю наставленія. Когда взяли мужа ея, давно уже приговореннаго родною матерью его и бабушкою къ вислиц, то Государыня Александра едоровна прислала ей 3000 р. и приказала сказать, чтобы въ случа какой нужды обращалась она прямо къ ней. На другой день казни Государь послалъ къ Рылевой еще и сказалъ чиновнику: ты, братецъ, отдай деньги не ей самой, а кому-нибудь изъ ближних. Платятъ за нея казённые и партикулярные долги, всего до 8000, отправляютъ ее на казенный счетъ къ матери и малютку дочь ея возмутъ для воспитанія въ казенное заведеніе,16 когда ршится она разстаться съ ней. Старшій братъ Пестеля сдланъ Флигель-Адъютантомъ, а отцу ихъ (не знаю правда ли уже или нтъ) дано 50000 р. Говорятъ, будто онъ ничего не нажилъ въ Сибири. Младшій Пестель переведенъ изъ Конпово полка въ Конную Гвардію…17

ПРИМЕЧАНИЯ.

1 Письма адресованы племяннику — П. Л. Яковлеву (1796—1835), брату товарища Пушкина по Лицею — Михаила Лукьяновича Яковлева. Из его произведений наиболее известно было в свое время ‘Чувствительное Путешествіе но Невскому Проспекту’. (Спб. 1828). Большая часть его етатей напечатана в ‘Благонамренномъ’. О нем — см. ст. И. А. Кубасова (‘Рус. Старина’, 1903), а также в ‘Русскомъ Біографическомъ Словар’, Н. Гастфрейнд, ‘Товарищи Пушкина по Царскосельскому Лицею’, т.II, Спб. 1912.
2 Завирашка Бестужев — декабрист А. А. Бестужев-Марлинский. Измайлов не выносил его — под этим прозвищем он упоминается в переписке и до 14 декабря, и в письмах к Дмитриеву.
Известный анекдот о Константине и Конституции приводится многими источниками. Он фигурировал и в Следственной Комиссии. Достоверность его не доказана. Каховский с негодованием отвергал его. ‘Несправедливо говорили, будто бы при восстании 14 декабря кричали: ‘да здравствуетъ Конституція!’ и будто народъ спрашивалъ: ‘что такое конституція? Не жена ли его Высочества’. Это — забавная выдумка. Мы очень знали бы замнить конституцію законом!’ и имли слово, потрясающее сердца равно всхъ сословій въ народ: Свобода! Но нами ничто не было провозглашаемо, кром имени Константина!’ (‘Былое’, 1906, янв., стр. 142).
4 Ор. Сомов — известный в свое время литератор и критик, помощник Дельвига по изданию ‘Сверныхъ Цвтовъ’. Новые материалы о нем — в ‘Воспоминаніяхъ А. И. Дельвига’. Был арестован одним из первых, вместе с Якубовичем, Рылеевым, Трубецким и пр., но очень скоро же освобожден.
5 Грабе-Горский, Ос. Викентьевич. Н. В. Басаргин говорит о нем в своих ‘Записках’: ‘… в 825 году он был вице-губернатором на Кавказе. За что был сменен, не знаю, но событие 14 декабря застало его в Пбурге, куда он приехал оправдываться или искать нового места. Когда войска вышли на площадь, Грабе-Горский явился тута, не принадлежа нискольку к обществу и был арестован, как участник в бунте. Хотя следствие доказало его полную непричастность, но как в ответах своих комитету он выражался довольно дерзко и сверх того был на замечании у Правительства за свою строптивость, то его хотя и не судили, но послали в одно с нами время под надзор полиции’ (‘Девятнадцатый вкъ’, изд. П. Бартенева, т. 1, стр. 184). Декабристы не считали его своим, и он также отмежевался от них и даже занимался доносами на них. Замечание Измайлова о нем (‘грабил горцев’) продиктовано, видимо, не только страстью к каламбуру — Басаргин по поводу его огромного состояния замечает: ‘Известно было, что он имел большие деньги, а, как он нажил их, и откуда они ему достались, знал только он сам и его собственная совесть’ (стр. 185). В ‘XIX вк’ Бартенева напечатана ‘Записка Ст. Сов. Осипа Викентьевича Грабо-Горскаго’. О нем — также у Дмитриева-Мамонова, ‘Декабристы въ Западной Сибири’, где он называется Друцкий-Горский.
6 Щепин-Ростовскпй, Дмитрий Александрович, князь. ‘Лично действовал в мятеже с возбуждением нижних чинов, которыми предводительствовал на площади, с пролитием крови и с нанесением ран генералам Шеншину и Фридрихсу, полковнику Хвощинскому и одному унтер-офицеру и гренадеру’. Осужден по первому разряду. Яркий рассказ о поведении Щепина накануне и в день восстания — в воспоминаниях М. Бестужева (‘Воспоминанія бр. Бестужевыхъ’, 1917, стр. 99—110).
7 Сутгоф, Александр Николаевич, также один из активнейших деятелей восстания. В приговоре о нем сказано: ‘принадлежал к тайному обществу без полного знания о сокровенной его цели. Принял одного члена. Лично действовал. Возмутил роту и присоединился к мятежникам. Команда его стреляла’. На площади он оставался до конца при восставших. Осужден по первому разряду. В ‘Быломъ’ (1907, IV) напечатаны его заметки о 14 декабря (сделанные на полях известной книги Корфа ‘Восшествіе на престолъ императора Николая I’).
8 Панов, Николай Алексеевич, не принадлежал к числу руководителем., но на площади был одним из наиболее энергичных и решительных. В приговоре о нем сказано: ‘он возмутил несколько рот, вступил с ними во двор Зимнего Дворца. Команда его производила стрельбу’. Он был осужден по первому разряду.
9 Цебриков, Ник. Романович. Принадлежал к Северному Обществу, ноне был в числе видных и активных деятелей. Осужден по одиннадцатому разряду.— Имена остальных декабристов, упоминаемых Измайловым в этом письме (Рылеев, Оболенский, Одоевский, Кюхельбекер, Пущин), настолько общеизвестны, что не нуждаются в пояснительных примечаниях. Точно также и имена Греча и Булгарина.
10 Кюхельбекера в те дни усиленно искали по Петербургу, чуть ли не каждый день ловили по нескольку Кюхельбекеров. Искали его по описанию, которое составил Булгарин ‘очень умно и метко’ (свидетельство Греча). Миша — сын А. Е. Измайлова.
11 Слухами об Аракчееве жадно питался весь Петербург. Ср., напр., письма Трескина в ‘Рус. Стар.’, 1897, No 3, стр. 28, или записки о восшествии на престол Николая I, принадлежащие Михайловскому-Данилевскому ‘Рус. Стар.’ 1890, III, стр. 499, 516. К этим слухам неоднократно возвращается в своей переписке и Измайлов. 11 марта он сообщает тому же П. Л. Яковлеву: ‘Графъ Аракчеевъ, какъ слышно, въ ма детъ на теплыя воды. Въ кипятокъ бы его анафему!’
12 Чуть ли не со следующего дня начала твориться петербургская легенда о Николае. Дальнейшие письма Измайлова еще более характерны в этом отношении. Приблизительно в то же время Жуковский писал Юшковой: ‘Вы, наверное, воображаете себе страшную, жестокую инквизицию, цепи, допросы и пр. Мы, видя все это вблизи, видим иное: инквизиции нет, всякий спокоен за самого по простым подозрениям ни к кому не придираются, допрос учтив и беспристрастен, правда, многих привозят, но без этого обойтись нельзя, это длится, но как же иначе — надобно добраться до истины, отличить виновных от заблужденных и невинных. Крепость населена — это несчастие неизбежное, и, быть, между поселенцами есть и невинные… но прежде надобно узнать, что они невинны, потом они получат свободу: меры предосторожности в теперешних обстоятельствах необходимы. С ними сопряжено множество неудобств и временных, огорчений частных, но это неизбежно! По крайней мере верно то, что не желают находить никого виновным и радуются оправданиям — таков дух действия комиссии розыскной благодаря новому Императору’ (Утк. Сб., 98).— Эту атмосферу прекрасно охарактеризовал в письме к А. И. Тургеневу Вяземский: ‘Ты окружен в Петербурге людьми, qui sont sous le charme, и мне показалось, что голос мой не соблазненный может предостеречь тебя в чем-нибудь, и вывести на свежий воздух из атмосферы околдованной. Разумеется, Карамзин и Жуковский — лучшие создания Провидения, но увы! И они под колдовством, и советы их в таком случае могут быть не совершенно здравы’ (‘Архивъ бр. Тургеневыхъ’, в. 6, стр. 25). О самом Николае Вяземский отзывается так: ‘Что ни говори, а я от него всего страшусь и ничего не надеюсь, потому что чудесам не верю’ (ibid.).
13 Вздорные слухи о попытке взрыва Казанского Собора были очень распространены в Петербурге. П. Дивов в своем дневнике заносит также от 11 февраля: ‘в городе разнесся слух, будто в подвалах Казанского Собора найдена бочка с порохом. Вероятно, это слух, не имеющий основания, но он доказывает, что существуют сообщники злоумышленников 14 декабря’ (‘Русск. Стар.’, 1899, Ш, стр. 474).— Декабрист Сергей Волконский рассказывает в своих ‘Записках’: ‘Меня привезли к части дворца, называвшейся тогда конюшенным двориком, и повели подвалами, в которых, и это было уже перед вечерней зарей, находился в полном вооружении, по крайней мере, целый батальон гвардейской пехоты. Я выставляю это обстоятельство, как доказательство, что даже по истечении месяца от 14 декабря, по боязни ли, или по предположению, что может еще вспыхнуть мятеж, принимались меры предосторожности’ (‘Записки…’, стр. 444).
14 Сохранился замечательный рассказ о похоронах и уборке трупов жертв 14 декабря. Он принадлежит М. М. Попову, чиновнику III Отделения. ‘Народу (постороннего) легло так много, что Нева, набережные и улицы были покрыты трупами. Тотчас по прекращении стрельбы новый Государь приказал об.-полицейстеру Шульгину, чтобы трупы были подобраны к утру. Шульгин распорядился бесчеловечно. В ночь по Неве от Исаакиевского моста до Академии Художеств и дальше к стороне Васильевского Острова было сделано множество прорубей, величиною, как только можно опустить человека, и в эти проруби к утру — опустили не только все трупы, но (ужасное дело) и раненых, которые не могли уйти от этой кровавой ловли… Полиция и помощники ее в ночь с 14 на 15-е декабря пустились в грабеж. Не говоря уже, что с мертвых и раненых, которых опускали в проруб, снимали платье и обирали у них вещи, даже убегающих ловили и грабили’ (‘Былое’ 1907, Ш, стр. 200. О числе жертв 14 декабря 1825 г.).
15 Легенда о слезах Николая оь свершения казни над пятью осужденными декабристами также была сильно распространена в обществе. Внук декабриста, С. М. Волконский, передает другую версию, слышанную им в семье. ‘В чудное июльское утро одна фрейлина, гуляя по Царскосельскому парку, остановилась на берегу пруда: на той стороне император Николай I играл со своим пуделем, бросал в воду свой платок, пудель кидался в воду, выносил и возвращал… В это время подходит к государю адъютант и что-то докладывает. Николай бросает и пуделя и платок и быстрыми шагами возвращается во дворец: ему было доложено, что в ту ночь приведен в исполнение смертный приговор над пятью декабристами’ (С. Волконский, О декабристах, 1922, стр. 35).
16 Действительно, подарки эти были высоки и не прекратились со смертью Рылеева. Она получала ежегодно по 3.000 руб., а по выходе ее вторично замуж эту пенсию получала дочь Рылеевых до совершеннолетия. Этими подарками Николай расплачивался с общественным мнением, помогая творимой легенде о милостивом и справедливом царе.
17 После 22 июля в письмах Измаилова уже не встречается никаких упоминаний о декабристах. И это также необычайно характерно. Кн. Вяземский писал от 29 сентября того же года: ‘Вообразите, что 14 и 13 (13.VII — день казни) уже и не в помине. Нет народа легкомысленнее и бесчеловечнее нашего’.

Марк Азадовский.

Иркутск, Декабрь 1924 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека