Зыбковское сидение, Амфитеатров Александр Валентинович, Год: 1914 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Собраніе сочиненій
А. В. АМФИТЕАТРОВА.

Томъ двадцать третій.

Русскія были.

С.-Петербургъ.
Книгоиздательское Товарищество Просвщеніе, Забалканскій просп., соб. д. No 75.

Зыбковское сидніе.

Старина Стародубской Украйны.
(1791)

Нашелъ я въ бумагахъ своихъ лтописный документъ XVIII вка подъ заглавіемъ: ‘Синоксарь Богоспасаемаго монастыря святаго Покровскаго Климовскаго, нареченнаго во святомъ крещеніи Новопечерскимъ Кіевскимъ. Списася того монастыря богодухновеннымъ келаремъ о страдальческихъ подвигахъ Православныхъ христіанъ яже б сице’.

‘Синоксарь’ мой — двойная и вывренная копія съ подлинника, принадлежавшаго мн же. Онъ достался мн въ 1896 году среди массы бумажнаго хлама, купленнаго отцомъ моимъ въ Москв, подъ Сухаревкою. Такъ какъ я русской исторіей тогда не занимался и заниматься не собирался, то, снявъ на всякій случай дв копіи, отослалъ документъ въ Петербургъ С. Н. Шубинскому, съ просьбой передать его Н. П. Шильдеру. Послдній ‘Синоксаря’ не использовалъ. Вроятно, онъ и теперь мирно покоится въ архив покойнаго историка.

Перечиталъ я свой ‘Синоксарь’ и думаю, что огласить его — не лишнее и для фактической, и для бытовой исторіи русскаго старообрядчества. Подробностей гоненія, обрушившагося на стародубскія обители старой вры, я не нашелъ ни у Мельникова, ни у Щапова, ни въ костомаровскомъ изложеніи Павла Любопытнаго. О другихъ историкахъ не ршаюсь говорить, такъ какъ, живя за границею, не имю подъ руками библіотеки по вопросамъ раскола. Но, вспоминая читанное въ этой области, не нахожу въ памяти своей слдовъ, схожихъ съ моимъ манускриптомъ. А онъ, между тмъ, слишкомъ курьезно оригиналенъ, чтобы человкъ, однажды съ нимъ ознакомленный, не запоминалъ навсегда его наивно-эпическаго тона и возмутительныхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ, описанный въ ‘Синоксар’, разгромъ.

Мстности, упоминаемыя въ ‘Синоксар’, славны въ исторіи раскола. Извстно, что гоненія противу старой вры, посл анаемы отъ московскаго собора 1667 года, вызвали быструю и многолюдную эмиграцію въ Стародубскую Украйну. Когда же властныя руки царевны Софіи и патріарха Іожима простерлись сюда (1685), то старообрядцы перешли литовскій рубежъ и основали церковную общину на рк Сож, въ маетностяхъ пана Хоецкаго или Халецкаго на чиншевомъ начал. Это — знаменитая Втка, затмъ почти сто лтъ остававшаяся центромъ и какъ бы Новымъ Іерусалимомъ старообрядчества, пріемлющаго священство. Въ 1695 году нкій черный попъ (іеромонахъ) еодосій, бжавшій на Втку съ Керженца, выстроилъ и освятилъ здсь церковь во имя Покрова Богородицы, замчательную тмъ, что она явилась какъ бы преемственнымъ обновленіемъ одноименной древней церкви въ город Калуг: оттуда еодосій умлъ добыть для втковскаго храма иконостасъ временъ Іоанна Грознаго, а нкая старица Меланія изъ Блева — антиминсъ до-никоновскій, освященный еще патріархомъ Іосифомъ. Церковь эта существовала до 1 апрля 1735 года, когда, по указу императрицы Анны Іоанновны, полковникъ Сытинъ ‘очистилъ Втку’, разогнавъ или захвативъ слишкомъ 40000 человкъ зарубежнаго старообрядческаго изгойства. Въ исторіи раскола это несчастье извстно подъ именемъ ‘первой выгонки’. Втка пала, но, за счетъ ея, процвли общины стародубской Украйны, прозябавшія сравнительно спокойно, по льготамъ отъ Петра I, которому они оказали услуги во время шведскаго нашествія, агитаціей противъ Мазепы. Втковская Покровская церковь перенесена была въ стародубскую слободу Климову. Это и есть Покровскій Климовскій монастырь, гд подвизался и писалъ свою лтопись ‘богодухновенный келарь’, авторъ ‘Синоксаря’.

Какъ Втка была Іерусалимомъ для старообрядческой поповщины, такъ Стародубье было обтованною землею для ‘діаконовщины’, ‘діаконова согласія’, въ просторчіи ‘кадильниковъ’. Діаконово согласіе слыветъ такъ отъ діакона Александра, казненнаго при Петр Великомъ, въ 1720 году, въ Нижнемъ Новгород, на Нижнемъ базар. Оно — самое покладистое въ поповскомъ старообрядчеств, въ смысл компромиссовъ съ церковнымъ православіемъ. Собственно говоря, изъ него впослдствіи вышло единовріе. Семнадцать слободъ или посадовъ примыкали къ діаконовскому согласію на Стародубьи во второй половин XVIII вка. Въ томъ числ — главнйшія: Климово съ Покровскимъ монастыремъ, Клинцы, Злынка и Зыбково — нын уздный городъ Новозыбковъ, Черниговской губерніи. Это были мста, святыя для Стародубцевъ. Въ Зыбков, при Рождественской церкви, жилъ и управлялъ діаконовщиною патріарха ея, вдохновенный попъ Патрикій. Здсь промелькнулъ блестящимъ и обманнымъ метеоромъ эффектный и загадочный Аиногенъ, онъ же лже-епископъ Лука, впослдствіи кончившій бурный вкъ свой католикомъ и офицеромъ польской службы. Равнымъ образомъ процвтала Злынка. Одно время она чуть было не сдлалась резиденціей старообрядческаго архіепископа, Рафаила Злынскаго, да онъ умеръ въ Турціи, посл посвященія, не дохавъ до своей паствы. Отсюда вышли знаменитые Никодимовы отвты. Авторъ ихъ, энергичный и ученый Никодимъ, всю недолгую жизнь свою посвятилъ иде приведенія всхъ старообрядческихъ согласій ‘во едино стадо подъ паствою единаго пастыря’. Онъ умеръ 12 мая 1784 года, 39 лтъ отъ роду, но Стародубье долго еще было полно духомъ Никодимовымъ. Блистали основанныя имъ (Троицкая пустынь) или благоустроенныя (Успенскій монастырь) близь Злынки обители. Живы были друзья и сотрудники Никодима, и, въ ихъ числ, знаменитый въ діаконовщин попъ Михайло Калмыкъ. Этотъ ‘сосудъ избранный, Михаилъ блаженный’, обиталъ въ слобод Климовой, которую, зато, современныя рукописи діаконовщины такъ прямо и величаютъ Новымъ Іерусалимомъ: ‘отъята бысть благодать отъ Втки и перенесена въ обитель Климовскую, яже есть Новый Іерусалимъ’.

И вотъ — въ январ 1791 года, ‘въ дни губернатора новгородско сверскаго Ильи Богдановича Бибикова, чегверовластвующу въ Галиле новомстному исправнику Велинскому, а городничему Махову четверовластвующу въ самомъ Новомъ Мст’, обрушилась на эти богоспасаемые старообрядческіе уюты — Климовку, Зыбково и Злынку — великая бда. ‘Воста гоненіе на благочестивыхъ и христолюбивыхъ христіанъ, премирно обитающихъ между злочестивыми малороссіянами, идущими голубей и зайцевъ и піющими треклятое зеліе, оное зеліе — табакъ и кофей’. Виновниками гоненія были, повидимому, предатели изъ своей же старообрядческой среды: ‘нціи отъ братіи нашей, иже отъ насъ изыдоша, но не быша отъ насъ’. А путеводителями имъ были, дескагь, дьяволы: ‘Сатана Вельзевуловичъ съ его триклятымъ Антихристомъ Демоновичемъ’. Соблазненные малороссійскою свободою сть голубей и зайцевъ, курить табакъ и пить кофе, друзья Сатаны Вельзевуловича и Антихриста Демоновича разъзжали по новымъ городкамъ и селеніямъ сверной Украйны и ‘наведоша на насъ тугу и скорбь велію, яже не б отъ начала вка’. Возникла,— ‘якожемежду частію (чистою?) пшеницею возраждахуся злые плевелы’,— партія, потянувшая къ церковному православію. ‘Сіи зліи развратники совщаша совтъ не благъ, а пагубенъ, и взискаша себ попа нова изъ Петербурга, по своему злонравію съ ними единосущнаго и нераздльнаго, именемъ Андрея Иванова’. Злонравный Андрей Ивановъ (не охтенскій ли протопопъ Андрей Іоанновъ Журавлевъ, впослдствіи авторъ ‘Историческаго извстія о раскольникахъ’?) изрыгалъ ‘презльнія хулы на Палестину нашу’ и хвалился ‘восхитити и взимати души наша и предати я подъ власть единоипостаснаго съ ними някогось екатеринославскаго преосвященнаго Амвросія {Въ міру Серебряковъ или Серебренниковъ. Род. въ 1745 г., умеръ въ 1792 г.}, отъ коего де’,— иронизируетъ богодухновенный келарь,— ‘дадеся имъ власть наступати на змю, на скоропію, и на всю силу вражію’. Этотъ ‘окаянный’ Андрей Ивановъ назначался протоіереемъ ‘надъ всми православными попами нашими, кои у насъ благую часть избраша, яже не отнимется отъ нихъ’. На силу духовнаго убжденія и на нравственную поддержку со стороны своихъ ‘плевеловъ’ Андрей Ивановъ разсчитывалъ мало, а потому, просто, ‘прибже онъ съ единомышленники къ началамъ и властемъ и міродержателемъ тьмы вка сего’, то-есть потребовалъ, чтобы на благочиніе посадила его полиція. Власти, всегда охочія пощипать тайники старой вры, не заставили себя просить, и 13 января 1791 года въ Климовку нагрянули ‘волцы хищнія, не щадящія стада’: губернаторъ Бибиковъ ‘съ полчищемъ щепотниковъ и обливанцевъ {Щепотниковъ, т. е. крестящихся щепотью, православнымъ сложеніемъ въ три перста. Обливанцевъ, т. е. крещеныхъ не чрезъ погруженіе въ воду, но чрезъ возліяніе ея на голову, какъ у католиковъ. Старообрядцы XVIII вка считали обливанцевъ лишенными благодати. Они подозрвали въ этой латинской ереси и православныхъ грековъ и малороссіянъ. Неловкая защита обряда еофаномъ Прокоповичемъ только испортила дло. Вопросъ о погруженіи и обливаніи живъ въ полемик между старообрядческою и великороссійскою церковью даже до сего дня.} и со властьми новомстными, отъ нихъ же первій есть земляной исправникъ, словомъ и дломъ обоюдо пестрой’. Стали на квартиру у нкотораго благочестиваго мужа и, ‘призвавши къ себ первостепенныхъ мужей и женъ’, принялись ихъ увщевать ‘прельщеніемъ’ и мордобитіемъ: ‘подъ истязаніемъ презльнимъ’. Строгонастрого запретили климовцамъ ходить въ мстный двическій монастырь (Казанскій) — и всмъ сонмомъ отправились его упразднять. Здсь разруха прошла мирно. ‘Преблаженная игуменья, просіявшая цломудріемъ и чудесами’, встртила нашествіе во глав ‘сестеръ своихъ о Господ’: ‘и сотвориша метаніе, и падоша до лица земли и поднесоша отъ себя дары — злато, Ливанъ и смирну’. Со слезами и рыданіями молили старицы, чтобы еще хоть не на долгій часъ не отбирали у нихъ единаго сокровища, небесной церкви Казанской. ‘Но не б зд ни заступающаго, ни обртающаго, вс бо уклонишася, вкуп неключими’. Безъ всякаго сопротивленія (‘быти нсть творяй благое нсть до единаго’), власти отобрали церковные ключи и передали ихъ ‘окаяннымъ развратникамъ’. Инокини же ‘сотвориша плачъ велій и, біюще перси своя, разидошася изъ монастыря по разнымъ странамъ, яко овцы, лютыми зврями распуженныя’… Стадо овчее было довольно многочисленно: въ Казанскомъ монастыр считалось до 500 монахинь, въ томъ числ 40 схимницъ, ‘всякаго званія, наиболе изъ Донскихъ казачекъ и простыхъ крестьянокъ’. (‘Расколъ, обличаемый своею исторіей’. СПБ. 1854. Изданіе Третьяго отдленія Е. И. В. канцеляріи).

Упраздненіе Казанскаго двичьяго монастыря заняло у властей цлый день. На закат солнечномъ ‘полчище’ двинулось къ другому монастырю — мужскому Покровскому. Здсь ожидали сопротивленія, такъ какъ въ монастыр было до 100 чернецовъ и 50 бльцовъ. Поэтому монастырь оцпили, ко всмъ входамъ и выходамъ приставили караулъ. Но игуменъ — ‘прилика церковная и сосудъ оный избранный, Михаилъ преподобный’ — не разсчитывалъ на такое быстрое нашествіе, растерялся, струсилъ и, выйдя навстрчу губернатору ‘съ трепетомъ веліемъ’, только кланялся, да лепеталъ:

— Помилуй мы падшихъ!

Губернаторъ же, не слушая, вырвалъ у старца ключи церковные и ‘вручи волкамъ хищнимъ, окаяннымъ развратникамъ’, т. е. Андрею Иванову съ причтомъ. А затмъ — ‘начася озлобленія сущимъ зд братіемъ’: у иныхъ разграбили имущество, съ иныхъ содрали монашеское одяніе (‘за воскриліе растерзаху’) и ‘многія иныя содяху пакости’. Досталось отъ полчища и самому Михаилу. Этого инока авторъ ‘Синоксаря’,— впрочемъ, подчиненный ему, какъ келарь того же монастыря,— осыпаетъ лестными эпитетами: ‘святитель’, ‘равноапостольный’, ‘дивный въ житіи и предивный въ ученіи его’. Увряетъ, что Михаилъ и на свтъ-то явился, чтобы оправдать писанное въ псалмахъ: ‘дивенъ Богъ во святыхъ своихъ’. И длаетъ примчаніе: ‘Богъ Израилевъ, сирчь, старозаконный’. Въ виду такого множества комплиментовъ, очевидно, что этотъ равноапостольный и преподобный Михаилъ — именно тотъ вліятельный и умный Михайло Калмыкъ изъ Злынки, который вмст съ Никодимомъ и купцомъ Кузнецовымъ такъ много и напрасно трудился для возрожденія изсякшаго старообрядческаго епископства. Человкъ этотъ пользовался въ старообрядчеств огромнымъ авторитетомъ. Въ такъ называемомъ ‘Седмитолковомъ Апокалипсис’ — полемическомъ памфлет стародубской діаконовщины 80-хъ годовъ XVIII вка, направленномъ противъ семи старообрядческихъ слободъ ‘Асіи Малороссійской’, читаемъ объ этомъ Михайл Калмык въ обличеніи Втки: ‘И ангелу втковскія церкви напиши: отъята есть благодать твоя и преселена во обитель Климовскую, яже есть новый Іерусалимъ. И ты убо притецы и припади къ сосуду моему избранному, Михаилу Блаженному, да спасешься отъ недуга своего и исцлеши’.

Разгромивъ монастыри Климовскаго посада, губернаторъ, ‘во едину отъ суботъ зло рано’, перекочевалъ ‘со всмъ сонмищемъ своимъ’ въ Злынку. Авторъ ‘Синоксаря’, хотя и ненавидитъ малороссіянъ, идущихъ зайцевъ и піющихъ кофей, однако, живя между ними, привыкъ писать на малороссійскій манеръ, замняя еры ижемъ: Злинка, Злинскій посадъ, Зибково, Зибковскій посадъ. И здсь губернаторъ собралъ ‘первостепенныхъ мужей’, накричалъ на нихъ, натопалъ — ‘устраши ихъ воплемъ веліимъ и крикомъ презлнимъ’, и, отобравъ ключи отъ ‘молитвеннаго дому Успенскаго’, т. е. Никодимова монастыря, передалъ ихъ ‘новоявленному’ попу Андрею. А тотъ немедленно отслужилъ въ святын старой вры благодарственный молебенъ — ‘по своему новому Уставу, въ которомъ ереси и претыканія никакой языкъ исповсть не можетъ’. Съ ужасомъ и отвращеніемъ смотрли злынскіе благочестивцы, какъ новые попы Андреевы ‘кадяху безъ всякаго счету и осянія (?) и хождаху при налояхъ, камо же хотяху’. Любопытно это укореніе въ кажденіи безъ счета подъ перомъ одного изъ діаконовцевъ, которыхъ самихъ укоряли какъ разъ тмъ же самымъ суровые поповцы — перемазанцы, и даже народная кличка имъ была — ‘кадильники’ или ‘новокадильники’ (Александръ Б.). Волосы подымались на головахъ православныхъ, когда они слушали ученіе Андреево и пніе причта его: ‘вся бо латинъ треклятая и щепотничество зд появися!’ Въ дополненіе обиды, служилъ Андрей ‘съ попами малороссійскими’ — заклятыми врагами старообрядцевъ еще со времени царя Алекся Михайловича, подозрваемыми обливанцами. А изъ тхъ малороссійскихъ поповъ ‘многіе учены треклятому латинству и не почитаютъ за грхъ смертный назвать самого Бога какимъ-та Деусомъ, а родимаго отца патеромъ’. Дйствительно, страшно! Огорченный лтописецъ, богодухновенный келарь, при зрлищ подобныхъ нечестій, невольно вспоминаетъ ‘реченная Даниломъ Пророкомъ: вниде во святилище Божіе мерзость запустнія и ста на мст святмъ, идже не подобаетъ. Иже чтетъ, да разуметъ’.

Не успли переварить обиды злынцы, какъ грянула бда на зыбковцевъ.

‘Снь беззаконная’, т. е. попы и начальство, пожаловала къ нимъ въ понедльникъ, на память священно-мученика Ермила. Помстившись у бургомистра Ивана Козина, беззаконная снь потребовала, по обыкновенію, ключи отъ мстныхъ церквей Рожде ственской и Преображенской. Но зыбковцы приготовились къ приходу властей. По совту нкой пророчицы, блицы Ананіи Зотовой, имвшей ‘откровеніе Божіе’, причетники церковные зарыли ключи въ погребъ (‘въ преисподняя страны земли’), а погребъ ‘утвердиша кустодіею, сирчь висящимъ замкомъ’. Однако, когда ‘слуги ратушніе’, т. е. десятскіе, и ‘стражи темничніе’, т. е. губернаторская полиція, принялись за сыскъ ключей и предполагаемаго хранителя ихъ, богодухновеннаго попа Власія, то скоро нашелся предатель-клирошанинъ. Онъ, ‘научаемый сатаною’, указалъ, гд зарыты ключи. ‘Сокровище некрадомое’ ‘взяли неумовенными руками’ и отнесли къ бургомистру Козину, а тотъ сдалъ ключи губернатору. Случилось это во вторникъ, 14 января, ‘на память преподобныхъ отецъ, иже въ Ране потрудишася’: церковное воспоминаніе о томъ, какъ въ начал IV в. (311—313) сарацины вырзали почти всхъ отшельниковъ, подвизавшихся въ Ранеской пустын — на восточномъ берегу Краснаго моря, въ двухъ дняхъ пути отъ Синая. Совпаденіе вдохновляетъ автора ‘Синоксаря’ къ сближенію съ ранескими страдальцами своихъ христолюбцевъ, изъ которыхъ многіе были заключены въ тюрьмы, закованы въ кандалы и претерпли всяческія безчестія. ‘Но сія вся начало болзнямъ’.

Какъ мы видли, до сихъ поръ разгромъ староврческихъ святынь шелъ безпрепятственно. Люди подчинялись приказамъ губернатора съ рабскою покорностью. Слишкомъ ли ободрились власти поголовнымъ смиреніемъ старообрядцевъ или, наоборотъ, спокойный исходъ ‘гоненія’ не былъ по вкусу начальству, желавшему отличиться борьбою съ упорствующими,— только губернаторская челядь и ‘сонмъ поповскій’ обнаглли и начали задирать старообрядцевъ очень вызывающе. Зыбковцы заволновались. Правда, ключи церковные были уже въ рукахъ губернатора и попа Андрея, но, на этотъ разъ, символическая передача ключей не обозначала еще фактической передачи церкви. Изъ разныхъ посадовъ сбжался народъ и затворился въ монастырской оград, готовясь защищать свою святыню. Губернаторъ собралъ свою команду, сбилъ ‘простого народа узднаго безъ числа’ и занялъ караулами дороги и околицы зыбковскія — ‘устроивше ихъ на распутіяхъ и халугахъ {Любопытно здсь употребленіе рдкостнаго и стариннаго слова ‘халуга’. Я перевожу его околицею, паскотиною, т. е. изгородью, обозначающею предлъ выгона при селеніи.

Въ ‘Толковомъ словар’ Даля противъ ‘халуги’ поставлены вопросительные знаки сомннія, обозначаетъ ли это слово ‘изгороду въ пол’ (црк. ‘Изыде на пути и халуги’, ЛУК.) или просто ‘улицу?’}’.

Руководство военными дйствіями приняли на себя ‘начальники и тысячники новомстскіе и ратушные’, съ городничимъ Маховымъ. Команда шла съ заряженными ружьями, простой народъ вооружили дреколіемъ. Во глав воинства шествовалъ ‘поповскій сонмъ велій зло’, предводимый попомъ Андреемъ, которому губернаторъ строжайше приказалъ ‘облегти и добита церковь Христову зыбковскую и монастырь ея’. Попъ Андрей, возъярясь ‘аки вепрь дубравный’, повелъ ратниковъ ‘съ веліею гордостью’. Онъ размахивалъ церковными ключами и неистово ругалъ зыбковцевъ — не только живыхъ, но и мертвыхъ (‘зд лежащихъ и повсюду православныхъ’) — и глумился надъ ними, называя ихъ неврами и раскольниками. ‘Но да обратится хула его наверхъ самого его и неправда его предъ ними дойдетъ. Мы же, гонимы, хулимы, утшаемся о Господ нашемъ Іисус Христ’.

Окруженные воинствомъ попа Андрея и городничаго Махова, старовры не растерялись, но ршили выдержать осаду, ‘якоже древле церковь Соломонова въ нашествіе латиновъ сотвори’. Помолились съ воплемъ и рыданіемъ, а затмъ взялись за дубины и сдлали вылазку. Осаждающіе дали залпъ, но — ‘явися чудо и веліе и предивное, страшное и ужасное: изыде бо отъ алтаря церковнаго облакъ мраченъ и ста надъ супостата и помочи ихъ оружіе и прахи (порохъ), такъ что вмсто огня изыде изъ нихъ (ружей) кровь и вода’. Въ свидтельство чуда, авторъ ‘Синоксаря’ ссылается на благочестиваго священника зыбковскаго, какъ на уважаемаго очевидца: онъ де не совретъ. Очень можетъ быть, что, желая только пугнуть старовровъ, губернаторъ, чтобы не тратить народа, стрльнулъ по нимъ, какъ это бывало въ иныхъ старинныхъ бунтахъ неопаснаго характера, просто клюквою. Но — чудо ли вывезло, клюква ли оплошала,— а старовры поколотили таки воинство Андреево и обратили въ бгство. ‘ Супостаты… отъидоша со стыдомъ, якоже во псалмхъ писано есть: сынове Ефремли наляцающе и стрляюще луки, въ день же брани возвратишася вспять’.

Побда исполнила старовровъ восторгомъ и, на радостяхъ, они такъ расплись и раскричались, что, скептическій насчетъ чудесъ, губернаторъ предположилъ, будто они пьянствуютъ, и надялся — когда вовсе перепьются, ударить на нихъ врасплохъ. ‘Но не тако, нечестивый, не тако’! Подосланные лазутчики видли, сквозь дверцы монастырскія, ‘лица народа божія, яко лица ангелъ бодрствующихъ и трезвящихся, преисполненныя лпоты и красоты’. А надъ толпою — новое чудо!— пылало сіяніе, подобное тому огненному столпу, что велъ въ пустын народъ израильскій, ‘треклятымъ фараономъ гонимый’. Андреевцы испугались столь страшнаго чуда и отступили, не солоно хлебавъ. Губернаторъ былъ очень сконфуженъ пораженіемъ и, повидимому, струсилъ. Молва о побд старой вры быстро бжала по окрестностямъ. Двоеврному населенію ихъ зыбковцы были, конечно, ближе и миле Бибикова съ его Маховымъ, попомъ Андреемъ и обоюдопестрымъ исправникомъ. Губернаторъ испугался бунта и послалъ гонца въ Могилевъ, къ князю Долгорукому, командовавшему войсками въ предлахъ блорусскихъ, съ требованіемъ скорой и сильной военной помощи. Посломъ Бибиковъ избралъ ‘гонца скораго и клеветника’, по имени Удалого. Хотя лтописецъ и ругаетъ его клеветникомъ, однако, надо быть, всти, переданныя имъ въ письм Бибикова и изустно, были не шуточныя. Он встревожили князя Долгорукаго настолько, что тотъ не полнился принять гонца, будучи въ постели — ‘въ третью стражу ночи’. Удалой уврялъ Долгорукаго, что ‘всей Палестин здшней’ грозитъ нашествіе побдоноснаго раскольничьяго бунта, что староврскіе бунтари ‘избрали себ боговъ и вождевъ чужихъ’,— обвиненіе не шуточное и не весьма невроятное на зыбкой Украйн конца XVIII вка и, ‘преуспвающе въ похотхъ’, устремились ‘на разрушеніе и на растлніе церквей христіанскихъ и на развратъ людей благочестивыхъ’. Удалой усплъ распалить князя Долгорукаго ‘на гнвъ и ярость противу не сотворившихъ ему никакого зла и чревобсія (!)’. Для экспедиціи противъ зыбковцевъ князь выбралъ Изюмскій легкоконный полкъ, сформированный изъ украинскихъ малороссіянъ, ‘сирчь {Авторъ всюду пишетъ ‘сричь’.} коренныхъ щепотниковъ, отъ нихъ же исходитъ презлный табачный смрадъ и всегдашнее куреніе дыма, якоже во Апокалипсис Седмотолковномъ о воехъ Антихриста Дановича писано есть’. Авторъ ‘Синоксаря’ почему то особенно почтителенъ со всми чертями, которыхъ поминаетъ: именуетъ ихъ по батюшк и пишетъ съ ‘вичемъ’. Антихристъ, по старообрядческой легенд, долженъ родиться отъ двицы-израильтянки изъ колна Данова,— поэтому онъ и Дановичъ. Что касается ‘седмитолковнаго Апокалипсиса’, богодухновенный келарь иметъ тутъ въ виду, конечно, не новозавтный Апокалипсисъ Іоанна, но, уже упомянутый однажды, старообрядческій памфлетъ. Полное заглавіе его — ‘Альфа и Омега, въ седмитолковомъ Апокалипсис прореченная, отъ него же нчто на исправленіе прорекъ сущимъ во Асіи Малороссійской’. Памфлетъ этотъ явился на свтъ и распространенъ былъ въ восьмидесятыхъ годахъ XVIII в.,— значитъ, почти наканун событій, излагаемыхъ въ ‘Синоксар’, и — какъ живая злоба стародубскаго дня — былъ еще у всхъ въ памяти. Семь церквей, обличаемыхъ этимъ Апокалипсисомъ, сущихъ въ Асіи Малороссійской,— слободы Клинцы, Злынка, Климова, Зыбкая, Втка, Арупецъ и Воронокъ. Александръ Б. упоминаетъ ‘Апокалипсисъ седми-толковый’ въ числ книгъ еодосіанскаго толка.

Тутъ будетъ не лишнее остановиться на слов ‘поповщина’, сорвавшемся изъ-подъ пера климовскаго лтописца. Подразумвается, конечно, не старообрядческая поповщина, а государственное православіе, ‘великороссійская церковь’. Но замчательно самое слово это въ устахъ стародубскаго монаха-діаконовца. Въ противность Втк, Стародубье очень скептически относилось даже и къ собственному старообрядческому ‘бглому’ священству. Напримръ, въ Злынк было множество безпоповцевъ, которые зло издвались надъ стараніями поповцевъ обзавестись собственнымъ священствомъ и архіерействомъ, что лишь вызывало скандалы въ общинахъ старой вры, да жирно питало авантюристовъ и самозванцевъ, врод лже-епископовъ Епифанія, Аиногена, Анфима и др. Стародубье было страннымъ угломъ старой вры, какъ-то одновременно — и самымъ консервативнымъ по обычаю, и ci мымъ покладистымъ на внутреннее сближеніе съ вели короссійскимъ православіемъ. Я уже поминалъ, что, благодаря діаконовцамъ — Никодиму, Михаилу Калмыку, купцамъ Кузнецову, Бляеву и др.— именно здсь зачался компромиссъ единоврія. А, между тмъ, до вторженія сюда Втковской культуры (посл ‘первой выгонки’ 1735 года) малограмотные стародубцы такъ опасались новшествъ, способныхъ ввести въ душепагубную ересь, что даже службу-то правили только по Часослову и Псалтыри, не довряя другимъ книгамъ. Мельниковъ разсказываетъ, заимствуя изъ Андрея Іоаннова что въ слобод Злынк сожгли однажды старопечатный Октоихъ за то, что злынцамъ показался подозрительнымъ первый же стихъ канона: ‘Колесницегонителя фараона погрузи’… ‘Поднялся страшный шумъ.— ‘Что это за книга?— кричали злынковскіе старообрядцы. Зачмъ она здсь? Что въ ней за колеса да фараонъ? Это по новой вр! Это книга никоніанская, еретическая! Въ печь ее да сжечь!.. ‘ Даже перенесеніе Покровской церкви съ Втки въ Климовъ посадъ и первое сооруженіе другихъ старообрядческихъ церквей по прочимъ слободамъ были встрчены на Стародубьи неблагосклонно: ‘Наши отцы отъ церкви изъ Россіи ушли!’ — говорили стародубскіе лсовики и чуть не пожгли втковцевъ. Они долго не признавали втковскихъ поповъ: дескать — ‘сами причастіе работаютъ!’ ‘У насъ батюшка отецъ Патрикій всегда, бывало, стариннымъ пріобщалъ!’

— Вы длайте по нашему, какъ мы велимъ,— школили стародубцы своихъ поповъ,— вдь, не мы къ ваіугь, а вы къ намъ приходите.

Вообще, только вторая выгонка съ Втки (въ 1764 году, генераломъ Масловымъ), послдуемая приливомъ новой эмиграціи, опиравшейся, къ тому же, на авторитетъ и капиталы Москвы и Волги, дала на Стародубьи толчекъ къ перевсу поповщины, а діаконовщина начала хирть и умирать. Такъ что — быть келаремъ старообрядческаго поповскаго монастыря и ругать ‘поповщину’ — оно, въ данномъ случа, не столь несовмстимо, какъ кажется съ перваго раза…

Въ понедльникъ на второй недл поста, изюмцы оцпили монастырь коннымъ нарядомъ — ‘на конехъ, во свтлостяхъ (кирасы?), мечахъ ихъ, съ брыльми (шляпы) и оружіемъ’, и потребовали сдачи. Но ‘боголюбивый народъ’, воспвъ крюковой ирмосъ: ‘Съ нами Богъ, разумйте, языцы, и покоряйтеся, яко съ нами Богъ!’,— ринулся на изюмцевъ съ дубьемъ и навелъ на нихъ великій страхъ. ‘Власы ихъ вздымахуся, аки щетина на свиніяхъ калнихъ и отъ сего шляпы долой падоша’. Изюмцы отступили и, надо думать, довольно позорно, если даже шляпы свои теряли, удирая. Богодухновенный келарь, конечно, приписываетъ панику изюмцевъ невидимой сил, но дло-то въ томъ, что и видимой силы оказалось въ монастыр гораздо больше, чмъ ожидали атакующіе. ‘Содрогахуся видящи оруженна много народу въ монастыр, безсчетное множество, невмстимое на земл, на келіяхъ и древесахъ гнздящеся’. Вой, которыхъ авторъ ‘Синоксаря’ почитаетъ небесными, засыпали изюмцевъ пращами (подъ этимъ громкимъ словомъ — мы ниже увидимъ — богодухновенный келарь понимаетъ полно) и горючимъ каменіемъ, т. е. битымъ кирпичемъ.

Потерпвъ пораженіе на пол брани, изюмцы обратились къ прежней систем — донимать осажденныхъ притсненіями, чинимыми мирному обывательству. Стали на базар зыбковскомъ и ‘тамо хватаху благочестивый народъ и истязаху палицами и другими боевыми орудіями, вопрошающе, како кто крестится’. Смльчаковъ, которые не робли ‘исповсти правую вру и перекрестить себя старозаконнымъ крестомъ, а не щепотью’, жестоко били и ковали въ кандалы. Домогались найти главарей и подстрекателей сопротивленія — ‘кто есть въ посад первый, иже крпко держитъ и утверждаетъ догматы’. Придирались къ разнымъ лицамъ, но не находили на нихъ свидтелей. Наконецъ, обрли парочку Іудъ: ‘два лжесвидтеля, сего же посаду отщепенцы, Тараська и Гараська Кореневы’, заявили, что знаютъ, откуда происходитъ зло, и, за хорошую плату, согласны содйствовать розыску. Проходимцамъ ‘общаны сребренники вольны’, и вотъ — сопутствуемые чиновникомъ (‘власть’) губернатора и командою изюмцевъ, братья Кореневы учали ‘дома въ посад разбивати и имніе расхищати’. Первою жертвою погромщиковъ оказался купецъ Логинъ Наумовъ. Самого хозяина не оказалось дома: а то бы — утверждаетъ богодухновенный келарь — ‘положено было замучить до смерти’. Утшились въ этой невозможности, выдравъ плетьми двоихъ племянниковъ Логина Наумова и разграбивъ домъ его на три тысячи рублей ‘или, чаю, больше’. Базарный народъ вступился было за Наумова, но изюмцы бросились на безоружную толпу съ саблями на-голо, порубили кому голову, кому руку. Пострадавшіе бжали въ монастырь и, принятые тамъ ‘со слезами и кадиломъ’, повцдимому, разсказами своими навели на затворниковъ панику. Потому что, вслдъ за ихъ приходомъ, ‘по отптіи надъ ними молебны и каноновъ, яже Одигитріи установлено б отцами старозаконными’, осажденные теперь сами, первые, вступаютъ въ переговоры съ осаждающими. Собралась сходка и постановила послать раненыхъ ‘во знаменіе губернатору’, при слдующемъ письм:

‘Ваше Превосходительство, многомощный господинъ губернаторъ. Просимъ вашей милости не прогнваться, понеже внидоша къ намъ волцы тяжкіе, не щадящіе стада Христова Зыбковскаго, и нціимъ отъ братіи нашей остріемъ меча поскоше, а другіе претерпша многія озлобленія и насилія. Того ради просимъ Ваше Превосходительство, да не въ гнвъ милости вашей будетъ, чтобы пощадить кровь христіанскую невинную, которая и вопіетъ ужъ объ отмщеніи къ царю славы, иже на небесхъ, а ваша милость постарайтесь на земли, какъ бы получше да поглаже. Яко же писано есть: поражу премудрость премудрыхъ и разумъ разумныхъ отвергну и да не похвалится всяка плоть предъ Господомъ’.

Получивъ ‘сицевое посланіе’, Бибиковъ, будто бы, ‘умилился и почудися сил и сладости его’ и, съ своей стороны, отвчалъ благочестивому народу тако:

— Я Высочайшимъ Государыни нашей именемъ завряю вамъ, братія, что все ваше упрямство простится вамъ безъ малйшаго взысканія и наказанія, ежели разойдетеся по домамъ, а церкви отдайте.

Мягкій тонъ губернаторскаго отвта свидтельствовалъ, что власти обезкуражены и не весьма надются на силы свои. Сходка осажденныхъ поняла это и ободрилась. ‘И воскликнуша вс единогласно:

‘— Не тако, нечестивый, не тако! Но яко прахъ разсыплетесь отъ лица земли и не востанете, нечестивіи, на судъ, ниже гршницы на совтъ нашъ праведный. Яко всть Господь пути наши праведные, и пути ваши нечестивые погибнуть’.

Какъ кричали, такъ и отписали Бибикову.

‘Въ утрій день’ губернаторъ сдлалъ еще одну попытку разогнать старовровъ и овладть церковью. ‘Полчище’, подъ командою изюмскаго ротмистра и исправника Велинскаго, подступило къ западнымъ вратамъ монастырскимъ и, грозя залпомъ, требовало:

— Пустите насъ въ монастырь, а сами ступайте по домамъ.

Но христолюбцы ‘и слышать того не хотли, вопіюще единодушно’:

— Умремъ за домъ Господень и угодниковъ его!

Похватали дреколіе и устремились на вылазку.

Ротмистръ, ‘видя, яко ничтоже не успваетъ, но паче молва бываетъ въ людяхъ’, отступилъ отъ монастыря. Вслдъ ему полетли палицы и пращи (‘сирчь дрова рубленныя’) и ‘задша многихъ въ задняя’. Солдаты, задваемые въ задняя, сломали строй и, убгая, ‘начата зрдка стрляти по домамъ монастырскимъ и посадскимъ’. Тотчасъ же, конечно, совершились чудеса. Стрляли, должно быть, въ самомъ дл, клюквою, потому что ‘многія пули и картечи пролеташа между народомъ и запуташа во власахъ и брадахъ’, не принося вреда людямъ. ‘Единому же знаменитому мужу, именемъ Іоанну, ключарю церковному, творящему при вратхъ церковныхъ молитву, влет пуля въ самый ротъ, во второе его реченіе ‘алилуйя’. И онъ, при конечномъ слов молитвенномъ, выплюнулъ ее на длань, показалъ всему народу и ввергнулъ въ средину воевъ противныхъ, сказавъ вслухъ всмъ людямъ:

— Твоя отъ твоихъ теб приносяще, отъ всхъ и за вся! ‘

По увренію ‘Синоксаря’, ‘отъ сего многіе вой съ коньми своими падоша на земь и едва не умироша’. Разсказъ этотъ странно сходится съ легендами о бояхъ Стеньки Разина, о волжскихъ разбойникахъ Заметаев, Сивомъ Беркут {См., напр., у Мордовцева въ ‘Политическихъ движеніяхъ русскаго народа’.}: они тоже ловили на лету пули непріятельскія и бросали ихъ назадъ, побивая своихъ супротивниковъ. Разница лишь въ томъ, что Стенька Разинъ и прочіе разбойники обезсиливали залпы вражескіе силою чародйною, а отецъ ключарь совершилъ тотъ же фокусъ силою молитвенной благодати.

Одна пуля, пронизавъ вс стны монастырскія и церковныя, ударила въ священную книгу, Сборникъ до-Никоновой печати, и растаяла, какъ воскъ, ‘и ничего же навреди’. Въ изб нкоего Зиновія Андреева пуля прошибла стну у самой божницы, ударила въ кіотъ ‘ваянной мдный’ и впилась въ икону Св. Пафнутія ‘противу самого сердечушка, отчего слышанъ былъ стонъ на всю горницу, а изъ раны и.зыде кровь и вода, и пуля оная остается въ икон даже до днесь, во свидтельство всмъ людямъ, зд лежащимъ и повсюду православнымъ’.

Андреевцы были совсмъ сконфужены. Осажденные потеряли раненымъ только одного Св. Пафнутія, а изюмцы, повидимому, утратили всякую охоту подставлять свои ‘задняя’ подъ увсистыя палицы и пращи христолюбцевъ. Отказались отъ штурмовъ, ршили взять затворниковъ изморомъ. Не освдомленные о питательныхъ чудесахъ, происходившихъ въ ндрахъ осажденнаго монастыря, андреевцы прозаически объясняли энергію христолюбцевъ постоянною выпивкою: ‘исполняются виномъ и того ради сильны дются’. Сверхъестественное происхожденіе вина эти скептики тоже отрицали, обвиняя посадскіе и окрестные кабаки и. шинки, будто это они доставляютъ старообрядцамъ водку и закуску. По просьб андреевцевъ, губернаторъ закрылъ кабаки и шинки. Богодухновенный келарь говоритъ объ этой мр очень презрительно: дескать, невжды не знали, что у насъ въ затвор постоянно повторяется не только евангельское чудо умноженія хлбовъ, но и чудо умноженія вина, какъ это было въ Кан Галилейской, ‘на свадьб оной жидовской, гд и Спаситель-то нашъ съ молодыхъ дней изволилъ повеселиться во здравіе Его милости, а намъ во спасеніе’. Въ богодухновенномъ автор ‘Синоксаря’ келарство его — близость къ кухн а погребамъ — сказывается какою-то особою сердечностью тона всякій разъ, когда рчь идетъ объ д и питьяхъ.

— Потому что,— наивно ободряетъ онъ себя,— и во Священномъ Писаніи речено бысть: разорю житницы моя и большія созижду и реку душ моей: яждь, пей, веселись и почивай на лта многи.

Очевидно, былъ человкъ не только книжный и письменный, но и выпить не дуракъ. Особенно успшно достигались чудеса питательныя, когда молился о нихъ нкій попъ Кириллъ, ‘затворшійся вмст съ страдальцами’.

Въ ряду торжествъ старой вры замшалось только одно событіе — весьма мрачное и отвратительное, которое, казалось бы, должно было очень огорчить христолюбивыхъ борцовъ, но — къ удивленію читателя — ‘Синоксарь’ повствуетъ объ этомъ несчастьи тономъ легкимъ и почти игривымъ. ‘Да сбудется писаное во пророкахъ старопечатныхъ (!), еже б нкогда пять двъ мудрыхъ и юродивыхъ, иже изыдоша во стртеніе жениху, одначе не подъ ладъ попали’. То же сбылось и ‘съ нашими двицами, очень не мудрыми, да и не добро удалыми’. Собравшись съ разныхъ посадовъ по пяти и по десяти, празднично одтыя, украсивши себя блилами и румянами, староврческія красавицы устроили торжественную процессію ‘съ приношеніями своими ко братіи Зыбковской въ затворъ страждущій’. Но — ‘навожденіемъ самого Дьявола Демоновича приключися имъ’, дйствительно, нчто демонски коварное и предательское. Благочестивицы ошиблись тропою и, вмсто ‘пути узкаго и прискорбнаго, ведущаго къ монастырю страдальческому, попали на путь гладкій и широкій, идущій на конюшню изюмскую, гд окаянные драгуны бдша и быша яко враны на нырищахъ’. Трагическій конецъ столь опереточной ошибки понятенъ. Враны ‘окружиша двицъ, разведоша ихъ по розниц по всмъ сараямъ, избамъ и по всмъ затворамъ и забраніямъ конюшней, и тамо — что сотвориша съ ними, никакой языкъ исповсть не можетъ. Срамотно бо и страшно б дло оно, иже исполни чашу всхъ мерзостей вавилонскихъ, описанныхъ въ Седмитолковомъ Апокалипсис’. Растлна земля на семь локтей въ глубину,— восклицаетъ лтописецъ,— на томъ самомъ мст, гд оныя двицы ‘подвизашася плотію и претерпша обнаженіе, растлніе любодйства, прелюбодйство и самое содомство, въ Палестин нашей едва вдомо!’ Въ утшеніе за все это приключеніе, въ которомъ трагедія переплетается съ анекдотомъ изъ Боккаччіо, богодухновенный келарь пророчитъ — однако, почему-то не всмъ, а только нкоторымъ — пострадавшимъ двамъ внцы мученическіе.

Пророчила ихъ- также нкая провидица, ‘преподобная инокиня, авва (!) Мелетія Абакумовна, игуменья отъ избранныхъ затворницъ’. Женщины въ діаконовщин, вообще, пользовались большимъ авторитетомъ, еще по традиціи отъ великаго столпа ея, попа Патрикія. Послдній, будто бы, даже разршалъ благочестивымъ старухамъ исповдовать и пріобщать у себя на дому умирающихъ. ‘Такъ что,— увряетъ офиціальный полемическій источникъ,— иногда одна старуха посылала къ другой просить лучшаго причастія, которое доставалось въ наслдство отъ ддовъ.’ Очевидно, изъ такихъ облеченныхъ благодатною властью старицъ была и сказанная Мелетія. На эту подвижницу старообрядчество смотрло съ великимъ упованіемъ и благоговніемъ. ‘Вруемъ, яко велика она есть угодница и собесдница всмъ святымъ и самимъ ангеламъ. Неизглаголаны бо суть подвиги ея и житіе. Псалтырь неугасимая не угаснетъ въ устахъ ея до скончанія вка, поклонами обихъ ипостасей выбита ею во кельи земля почти до голеней ‘…

Начиная съ этой характеристики, рукопись моя объдена мышами и попорчена сыростью. По обрывкамъ строкъ, можно догадаться, что,— питаясь скудне даже Іоанна Предтечи, допускавшаго себ въ пищу медъ дивій, тогда какъ Мелетія довольствовалась одною просвирою (изъ семи освященныхъ {По до-Никонову ритуалу.}) въ недлю,— святая игуменья ‘доста себ велію благодать прорицати и пророчествовати о вещахъ прошедшихъ и будущихъ’. Вотъ — обрывокъ ея пророчества, обращеннаго къ защитникамъ Рождественскаго монастыря (многоточія обозначаютъ мышеядины и провалы отъ сырости):

‘Послушайте, мужіе-братіе, послушайте. Честно вы реку, понеже вы вся искушенія демонскія добр претерпша и явистеся, яко злато… въ горнил искушенное. Того ради скорби… прекратишася, и подвиги прославлятися… концхъ земли, якоже о семъ писано… во всею землю изыде вщаніе ихъ и въ концы все… ленія глаголы ихъ и найде на вы бл… съ южныхъ странъ отъ Кіева… просія древле вра наша старозаконная, искаженная же ныншними жильцами щепотниками, отъ коихъ осталися невредимы одни наши отцы святіи, но и т крояхуся въ горахъ, вертепахъ и въ пропастяхъ земныхъ, сирчь въ пещерахъ. А спаслись они по старымъ книгамъ, писаннымъ прежде Никона патріарха, ходяще по образу Божію и подобію, сирчь во брадахъ, якоже о семъ въ Сборник писано есть: на браду, браду Аароню исходяще, на омети, сирчь поклоны’.

Это не весьма вразумительное пророчество сбылось очень счастливо для зыбковцевъ. ‘Во единъ бо отъ дней, на память святыхъ угодниковъ Зосима и Савватія, Соловецкихъ чудотворцевъ, пріидоша къ затвореннымъ нашимъ изюмскіе офицеры, князья да бояре и сильно могучіе и поздравиша насъ милостивымъ указомъ, полученнымъ съ Кіева града отъ намстника тутошняго господина Кречетникова Михайлы…. спаси Богъ его душу. Въ которомъ повелно дать миръ народу и церкви, а намъ….. съ нево копію съ скрпою самого Губернатора большою печатью. И повелша итить къ нему, Губернатору, за ключами церковными, что и сотвориша страдальцы наши, сказа глаголанною радостью по отборнымъ молитвамъ ко всмъ святымъ, Богу поспшествующу и Слову утверждающу…. послдствующими знаменьми. Аминь’.

Память Зосимы и Савватія, чудотворцевъ Соловецкихъ, празднуется 17 апрля и 27 сентября. Очевидно, рчь идетъ о первомъ праздник. Въ такомъ случа зыбковцы держались въ сидньи своемъ три мсяца и четыре дня. Конечно, это свидтельствуетъ, что ихъ не слишкомъ усердно доставали. Время стояло екатерининское, сравнительно мягкое къ старой вр. У діаконовцевъ могли быть сильные заступники и въ Кіев, и въ Петербург. Недаромъ же они хвалились, что хранятъ старое благочестіе ‘Кіевскія лавры’ и главный монастырь свой Покровскій звали Новымъ Печерскимъ Кіевскимъ. Покойный Никодимъ и попъ Михайло Калмыкъ были лично извстны такимъ вельможамъ, какъ Потемкинъ и Румянцевъ, и даже, кажется, самой Екатерин. Понятно, что, при подобныхъ условіяхъ, губернаторъ предпочиталъ, по мудрому совту малороссійской пословицы, крутить ихъ, да не перекручивать. Къ тому же, былъ онъ изъ рода Бибиковыхъ, тсно связаннаго съ Украйною въ теченіе десятковъ лтъ, и вообще довольно мягкаго, гуманнаго и миролюбиваго, на что постоянно жаловались сослуживцы ихъ, въ род, напримръ, Сальдерна… Вся эта стародубская исторія разыгралась почти что въ канунъ паденія Рчи Посполитой и въ тснйшемъ съ нею сосдств. Совершенно не въ интересахъ Кречетникова, какъ главнокомандующаго военными силами въ Литв и польской Украйн, было возбуждать недовольство въ русскомъ населеніи подчиненнаго ему края. Тмъ боле, что имлъ онъ дло съ непріятелемъ не робкаго десятка. У Стародубцевъ было живо воинственное преданіе прошлаго, какъ дды ихъ, партизанами, при цар Петр, колотили шведовъ и мазепинцевъ. И между ними еще живы были втковцы, которыхъ нсколько поколній смнилось на удалецкихъ промыслахъ контрабандою и просто пограничнымъ разбоемъ. Это былъ народъ суровый, крпкій, воинственный. Когда ихъ покровитель, владлецъ Втки, панъ Халецкій поссорился съ могущественнымъ магнатомъ княземъ Радзивилломъ, и тотъ устроилъ ‘заяздъ’ (набгъ) на земли своего противника, русскіе старовры, по просьб Халецкаго, вооружились и поколотили Радзивилла въ лучшемъ вид. Пугнули старовровъ жутко, но не захотли громить до конца. Конечно, не мало ‘злата, Ливана и смирны’ стоила имъ эта милость.

Діаконовщина, какъ согласіе межеумочное, сидящее между двухъ стульевъ, была погублена, съ правительственной стороны, введеніемъ единоврія: осуществивъ большинство мыслей Никодима, оно, слдовательно, выпустошило духовный арсеналъ діаконовцевъ, лишило смысла и необходимости ихъ обособленіе отъ ‘великороссійской церкви’. Тотъ самый Успенскій Никодимовъ монастырь въ Злынк, что упоминался выше, сталъ единоврческимъ, и тотъ самый Іоасафъ, котораго діаконовщина еще въ 1782 году прочила въ старообрядческіе архіепископы, отъ синода былъ назначенъ его архимандритомъ и настоятелемъ. Изъ стародубскихъ монастырей діаконовщины, въ чистомъ ея вид, не единоврческомъ, долго жилъ, влача самое жалкое и бдное существованіе, только Малиноостровскій Рождественскій (при сліяніи ркъ Ипути и Сожи), уничтоженный въ 1849 году.

Со стороны старообрядческой, діаконовщину раздавило непосильное соперничество съ московскимъ Рогожскимъ кладбищемъ — оплотомъ ‘перемазанцевъ’, то-есть непреклонной поповщины, которая на велико.россійскую церковь смотрла, какъ на расколъ, и потому требовала, чтобы переходящіе изъ новой вры въ старую, какъ раскаявшіеся еретики, были подвергаемы вторичному мропомазанію. Діаконовцы смотрли на эти подробности много мягче: прозелитовъ своихъ они принимали ‘третьимъ чиномъ’, то-есть безъ мропомазанія, посл исповди, четвероконечный крестъ почитали наравн въ восьмиконечнымъ и т. д. Борьба, ихъ съ перемазанцами. рзко обозначилась, начиная съ московскаго старообрядческаго собора 1779 года, и продолжалась почти полвка. Побда доказательствъ документальныхъ и формально-логическихъ всегда оставалась за діаконовцами, но ‘перемазанцы’ были сильне нравственно — фанатизмомъ, и матеріально — кулакомъ и капиталомъ. Уже на собор 1779 года они едва не избили Никодима и Михайлу Калмыка. Посл побды діаконовцевъ на Макарьевскомъ собор (въ начал XIX вка) ‘перемазанцы’ устроили погромъ въ томъ самомъ Покровскомъ монастыр, гд писалъ свой ‘Синоксарь’ нашъ богодухновенный келарь. То же самое повторилось въ 1815 году въ Клинцахъ. А въ 1816 году Рогожское кладбище прислало Стародубью ршительный ультиматумъ: или признайте діаконовцевъ еретиками, или Москва прерываетъ съ вами общеніе… Послднимъ талантливымъ представителемъ діаконовщины былъ (въ тхъ же годахъ) орловскій мщанинъ Тужилинъ, поэтъ-сатирикъ, жестоко обличавшій побдоносныхъ перемазанцевъ. Послднимъ,— говоритъ Мельниковъ,— ‘отвчать было нечего: ихъ дло было неправо’. Въ дйствительности же, просто, побдители уже не удостаивали отвчать побжденнымъ, потерявшимъ, съ ненавистнымъ старообрядчеству единовріемъ (1800), остатнюю почву подъ ногами. Діаконовцевъ постигла судьба всхъ партій, съ черезчуръ умренными и разсудочными программами, ищущими компромиссовъ на почв ‘возможностей’: возможности осуществились просто временемъ, помимо ихъ, а, едва осуществились возможности, они сами стали невозможны и ненужны, какъ люди упраздненнаго и выпустошеннаго міросозерцанія. Ни рыба, ни мясо — никому не въ потребу, кром всепоглощающаго времени. Оно и пожрало діаконовцевъ. И погибе память ихъ — даже безъ шума!

1906.

Зыбковское сидніе.

Читайте также: