Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. ‘Моя жизнь’: Мемуары, Рассказы (1929-1935)
Зверь
Лисенок… А перед ним самый страшный враг его — человек.
Жалко сиротливы и полны гнева его большие темно-синие глаза, сверкающие остро, жалка его мордочка на худенькой шее, смотрит на меня и дрожит.
Ноги перевязаны туго мочалкой, желтая шерстка взъерошена. Бедный лисенок! Нет ни норы у него, ни матери. И он защищает себя. Его оскаленные белые зубки стучат.
‘Не трону, не бойся,— шепчу и думаю: — отпустить в лес — пропадет!’
Тороплюсь, кладу ветки елей в чулан, сена, дров. Руки дрожат. Кричу:
— Дайте ножницы! Скорей! Молока!
Еще укусит… Осторожно разрезаю мочалки, и лисенок прячется в хворост. На тарелках я поставил молоко, вареного мяса, творогу, закрыл дверь чулана и вышел в свою мастерскую.
— Где вы достали лисенка? — спрашиваю я ребят, которые принесли его в мешке.
— Дядя Семен дал. Мать-то он застрелил, лисицу-то.
— А где нора была?
— А кто ее знает… В лесу, знать.
Потом ребятишки ушли, настал вечер, ночь. Мой пойнтер Феб — никакого внимания на лисенка.
Проснулся ночью и думаю: ‘Что, спит лисенок или нет?’
В доме тихо. Маленький зверек! Как-то он? Ему тяжело, наверное. Мать убили. Он думает, что я убил мать.
Пошел послушать в чулан. В его окне туман, а в тумане серп месяца. Вдали кричат коростели. В самом углу вижу мордочку и большие горящие глазенки. Взял прутик, насадил на него кусок мяса и медленно подвожу к мордочке, лисенок схватил и проглотил, не жуя. Я еще, опять глотает, не жует. ‘Довольно,— думаю.— Будет жив, должно быть!’
Утром опять его кормил — хлеб с молоком, тоже съел. Молодец лисенок!
А через месяц лисенок взял еду из моих рук. Странно, и Феба не боится, а Феб на него по-прежнему никакого внимания.
Перевел я лисенка в мою мастерскую. Устроил в ящике логовище, положил солому, веток. Когда кормлю Феба хлебом с молоком, лисенок подходит к кормушке и доедает.
Так он рос и стал похож на муфту, нос и глазенки выглядывают из пышной шерсти. Какой красавец… Я с ним разговариваю.
— Я тебе задам,— говорю,— хитрая лисица, кур таскать!
Он слышит, что я говорю без сердца, выходит из ящика и играет с моей туфлей. Ест прямо из рук. Не дает Фебу есть, лезет первый.
Как-то я писал в моем малиннике красками сарай и загородку. Куры ходили около. Вдруг они отчаянно заметались. Вижу, мой лисенок тут как тут. Остановился около меня, круглые глазенки горят, вдыхает свободу. Сороки на березах трещат в волнении. Лисенок сел около меня и смотрит кверху.
‘Возьму,— думаю,— корзину сенную, накрою его, чтобы не убежал’.
Я встал и пошел, а он за мною, я на террасу — и он, в мастерскую — и он туда же.
— Ах ты, милый мой, Лис! Если ты ходишь за мной, тогда пойдем гулять. Внизу была речка, за нею лес, огромный Феклин бор, на сто верст.
Лис побежал быстро и спрятался в траве. Я подошел. Он притаился и вытянулся весь, лежит, вдруг вскочил и с радостью стал бегать вокруг меня. Так делают и собаки от своей собачьей ‘радости жизни’. Так начались наши прогулки с играми в прятки. Лисенок стал красивым рыжевато-красным и сильным зверем, но он еще сидел у меня на руках, хотя другим не давался. Один мой приятель нечаянно коснулся его палкой, он ее изгрыз со злобой.
‘Что это?’ — подумал я. Впрочем, однажды и мой прут, которым я тихонько тронул его, он в бешенстве измолол зубами.
Лис, вероятно, решил, что все зло в палке, а не в том, кто ее держит. Так ведь и люди, как звери,— часто видят только ‘деревья’, а ‘леса-то’ и не замечают.
* * *
Зима. Топится камин. Феб, домашний баран и кот лежат на полу. Кот с бараном рядом. Лис не любит огня. Он сидит на окошке и смотрит в сад на верхушки больших елей. Когда летит ворона или снегирь, Лис следит за ними быстрыми своими глазами, поворачивая хитрую остроухую головку.
— Хитрый Лис! — говорю я. Он смотрит на меня, и его глаза светятся синим огоньком.
Ранней весною, когда еще лежат в лесах глыбы снега, хотя солнце уже греет прогалины и закраснелись ветви берез, а верба у сарая блестит белыми пуховками, на фоне заманчиво-синей дали, рано утром вбежал ко мне дедушка-рыбак, живший у меня.
— Глянь-ка, Киститин Лисеич. У нас в саду-то лиса здоровая бегает, чужая. Бона она. Глянь-ка. Где ружье?
Я побежал к окну: как заведенная, опустив нос к самой земле, делая круги, бегала лисица, она нюхала землю, чуя следы моего Лиса.
Я выпустил его в сад. Произошла встреча. Зверьки долго смотрели друг на друга. И какой любовью были полны их синие глаза!
И вот обе лисицы быстро помчались по пашне от моего дома и скрылись в соседнем лесу…
Я вернулся в мастерскую. Моя комната показалась мне темной и скучной.
Ушел мой синеглазый пушистый зверь… Потом я видел его только во сне.