ЗНАНИЕ И РЕВОЛЮЦИЯ1
ЗНАНИЕ И РЕВОЛЮЦИЯ1
(Письмо к Озерову)2
Твой друг Огарев
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Знание и революция, Огарев Николай Платонович, Год: 1874
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том второй.
Государственное издательство политической литературы, 1956
Конечно, нельзя определять знание так, как его определяет ‘Вперед’. В этом Ткачев совершенно прав. Но оставить его без действительного определения тоже нельзя. Знание имеет мало ли отраслей: астрономия, медицина и пр., и пр., но не в этом вопрос. Революция также имеет свое знание, и если она не совершается, то это потому, что люди не знают, что делать. Пора же понять, что знание — такая штука, чтоб знать, что делать.
Теперь и надо обратиться к русской общине (коммуне), чтоб знать, что она может делать.
В своей брошюре Ткачев обратился ли к русской общине? Нет! Он говорит только каким-то полуфранцузским, полунемецким языком о революции вообще. А определяет ли он, что такое значит революция вообще? Нет! не определяет, да и не может. Задача революции вообще если и не есть знание, то она все же только туманная философия, а не революция. Настоящая революция выходит из местных условий, и тогда она может иметь свою определенность. Надо же об этом подумать для того, чтоб можно было делать что-нибудь действительное.
Я, конечно, не обвиняю Ткачева в каком-нибудь самолюбивом лжепоступке, но обвиняю его статью в неясности изложения. Так же и, может, еще более не могу согласиться с журналом ‘Вперед’, который годится только назад.
Теперь и подумайте же о задачах русской общины. В чем ее задача? В разделении земли по тяглам или, лучше сказать, по числу душ. Будут ли они потом обрабатывать землю сообща или посемейно? Оставим этот вопрос до будущих годов. А в чем же дело русской революции? В том, чтоб помещики также вошли в потягольный раздел земли и стали работниками наравне с мужиками. Если мы {Слово ‘мы’ здесь и далее переделано из слова ‘вы’.— Ред.} этого вопроса не определим, а станем только строчить фразы, мы ни до чего не дойдем. Надо же подумать об этом.
Как же мы начнем революцию? Ведь это не только литературное дребезжанье, а надо, чтоб ей народ сочувствовал. Тут и надо определить основания, с которыми народ может сочувствовать. Тут и может выйти что-нибудь возможное. А в туманных областях гегелевской, лассальской или просто революционной книгопечатни мы ни до чего не достигнем. Тут ни ‘Дело’, ни ‘Вперед’, ни ‘Отечественные записки’ и никакие брошюры ни до чего не достигнут, потому что их задачи только вообще мудреные, а не действительно определенные.
Какие же действительные вопросы русской революции, или, по-русски сказать, русского переворота?
Главный вопрос — учреждение общины. Главный путь к тому — уничтожение властей повсюдное, чтобы потом община могла учредиться народным смыслом и соглашением. Может, прийти к подобному перевороту в какой-нибудь местности — начала ради — было бы полезнее всякой печати, читаемой не народом, а полуиностранцами. Немец — по-латыни scit, а русский человек — scit по-русски, говорил мой друг Герцен.
Теперь я более ничего не могу прибавить.
1 Печатается по автографу, хранящемуся в ОРГБЛ, ф. Г.— О. VII. 8, тетрадь No 32.2, л. 13—16. Впервые опубликовано в отрывках в сборнике ‘Звенья’, т. VI, М.— Л. ‘Academia’, 1936, стр. 395—396, в ‘Литературном наследстве’, т. 39—40, стр. 613—614, затем в исправленном и полном виде в ‘Записках Отдела рукописей’ Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, М. 1951, стр. 169—170.
2 Письмо обращено к эмигранту Владимиру Михайловичу Озерову (псевдоним Шаховской). Озеров был рекомендован Герцену и Огареву известным выдающимся революционером Ярославом Домбровским. Озеров избрал Огарева ‘судьей’ в споре, который возник в это время (весной 1874 г.) среди русской революционной эмиграции между ‘бакунистами’ и ‘лавристами’ по вопросу о пропаганде революционных и социалистических идей. Поводом к спору послужила статья П. Л. Лаврова, озаглавленная ‘Знание и революция’, в которой автор требовал от каждого, вступающего в революционное движение, предварительного усвоения научных знаний. Аналогичное требование провозглашалось в программе журнала ‘Вперед!’ (No 1, 1873 г.). С резкой критикой положений Лаврова выступил П. Н. Ткачев, выпустивший в Лондоне в апреле 1873 г. брошюру ‘Задачи революционной пропаганды в России (письмо к редактору журнала ‘Вперед!’)’. Огарев, сперва адресуя свои возражения П. Н. Ткачеву (что видно из зачеркнутых мест письма), по ходу изложения стал отвечать обоим, т. е. и Лаврову и Ткачеву, и после этого, переадресовав письмо, вписал в заглавие слова: ‘письмо к Озерову’.
Огарев придавал громадное значение вопросу о языке пропаганды (см. также заметку ‘После чтения ‘Знания», настоящий том, стр. 248). Огарев продолжал полемику о языке пропаганды с П. Л. Лавровым и в личной с ним переписке (см. напр. письма Огарева к Лаврову, настоящий том, стр. 547, 551, 553. Ответные письма Лаврова опубликованы в т. 62 ‘Литературного наследства’).