Злой гений, Коллинз Уилки, Год: 1866

Время на прочтение: 256 минут(ы)

ЗЛОЙ ГЕНІЙ

СЕМЕЙНАЯ ИСТОРІЯ.

Соч. Уильки Коллинза.

ПРОЛОГЪ.
Воспитаніе миссъ Уэстерфильдъ.

I. — Судебный процессъ.

Господа присяжные удалились, чтобы постановить приговоръ. Старшина ихъ имлъ большое преимущество передъ своими товарищами: у него была самая свтлая голова и самый бойкій языкъ. Впрочемъ, какъ оказалось, каждый изъ нихъ былъ на своемъ мст, а четверо даже отличались своеобразнымъ характеромъ. Присяжный, проголодавшійся, думалъ только объ обд. Другой, разсянный — рисовалъ разныя фигуры на пропускной бумаг, нервный — страдалъ отъ судорогъ, молчаливый — онъ-то собственно и ршилъ впослдствіи участь подсудимаго.
Изъ остальныхъ семи присяжныхъ, одинъ былъ маленькій, сонный человчекъ, который никого и ничмъ не могъ стснить, другой — раздражительный, болзненный, а потому склонный протестовать противъ всего на свт, послдніе пятеро представляли то огромное большинство населенія, которымъ управлять легко: оно боле или мене довольно своей судьбой и не иметъ своего собственнаго мннія.
Старшина занялъ мсто во глав стола. Присяжные услись по правую и по лвую руку. И затмъ въ ихъ собраніи воцарилось молчаніе, котораго никогда не бываетъ въ женскомъ обществ — молчаніе, происходящее отъ нежеланія первому заговорить.
При такихъ обстоятельствахъ, прямая обязанность старшины была поступить съ своими товарищами — какъ поступаетъ часовщикъ съ часами, когда они остановятся, то-есть — завести ихъ.
— Господа,— началъ онъ,— надюсь, вы успли уже составить себ опредленное мнніе о дл.
Нкоторые сказали: ‘да’, другіе сознались въ противномъ, а маленькій, сонный человчекъ ничего не сказалъ. Раздражительный и болзненный присяжный закричалъ: ‘продолжайте!’ Нервный внезапно всталъ. Вс разомъ взглянули на него, подъ вліяніемъ тревожной мысли: не забрался ли въ ихъ среду ораторъ?! Но онъ былъ чрезвычайно деликатный господинъ, и потому поспшилъ ихъ успокоить:
— Пожалуйста, не пугайтесь, господа, я вовсе не собираюсь говорить рчи, я подверженъ судорогамъ. Поэтому извините, если я буду мнять иногда положеніе.— Голодный присяжный (который привыкъ рано обдать) поглядлъ на часы:— Половина пятаго,— сказалъ онъ: — ради Бога, кончимъ скоре.— Онъ былъ самый толстый изъ всхъ присутствующихъ, и служилъ моделью для разсяннаго присяжнаго, который рисовалъ фигуры на пропускной бумаг. Сосди его, по об стороны, глубоко заинтересованные портретомъ, глядли ему черезъ плечо. Маленькій, сонный человчекъ вдругъ вздрогнулъ, проснулся и извинился передъ всми. Раздражительный и больной — сказалъ про себя: ‘вс вы болваны’. Наконецъ, старшина, улучивъ минуту, наложилъ дло.
— Подсудимый,— заговорилъ онъ,— ожидающій нашего приговора, господа — достопочтенный Родерикъ Уэстерфильдъ, младшій братъ лорда Лебаска. Онъ обвиняется въ томъ, что произвелъ намренно кораблекрушеніе британскаго судна ‘Джонъ-Джернимэнъ’, находившагося подъ его командой, съ цлью получить мошенническимъ образомъ страховую премію, и, кром того, въ утайк бразильскихъ брилліантовъ, составлявшихъ часть груза. Короче сказать, передъ нами — джентльменъ, принадлежащій къ высшему сословію и обвиняемый въ воровств и мошенничеств. Прежде, нежели постановить приговоръ, мы хорошо сдлаемъ, если постараемся составить себ общее понятіе о характер подсудимаго, основываясь на свидтельскихъ показаніяхъ, и прежде всего займемся отношеніями его въ благородной семь, въ которой онъ принадлежитъ. Надо сознаться, что свидтельскія показанія, въ этомъ отношеніи, говорятъ противъ него. Будучи офицеромъ королевскаго флота, онъ оскорбилъ чувства своего семейства, женившись на трактирной служанк.
Сонный присяжный, случайно проснувшійся въ эту минуту, удивилъ старшину перерывомъ его рчи.— Кстати о трактирныхъ служанкахъ, — сказалъ онъ: — я знаю дочь пастора, она въ стснительныхъ обстоятельствахъ, и потому служитъ въ трактир, гд-то на свер Англіи. Удивительнымъ образомъ названіе города выскочило у меня изъ головы, но если бы у насъ была карта Англіи…
Тутъ его рзко перервалъ одинъ изъ присяжныхъ:
— А позвольте спросить, по какому праву,— закричалъ именно голодный присяжный, раздраженный тмъ, что у него сосало подъ ложечкой:— по какому праву семья мистера Уэстерфильда сметъ предполагать, что трактирная служанка не можетъ быть вполн порядочной женщиной?
Услышавъ это, безпокойный присяжный (какъ разъ перемнившій положеніе) внезапно проявилъ интересъ къ тому, что происходило вокругъ него:— Извините, что я позволяю себ вмшаться въ разговоръ,— сказалъ онъ съ свойственной ему вжливостью:— но, какъ членъ общества трезвости, я ршительно долженъ протестовать противъ этихъ намековъ на трактирныхъ служанокъ.
— Какъ потребитель спиртныхъ напитковъ,— замтилъ раздражительный и болзненный присяжный:— я долженъ откровенно сказать, что самъ желалъ бы, чтобъ теперь передо мною предстала трактирная служанка съ бутылкой шампанскаго.
Пропустивъ мимо ушей весь этотъ эпизодъ, старшина невозмутимо продолжалъ:
— Какъ бы вы ни думали, господа, о женитьб подсудимаго, но мы имемъ свидтельскія показанія, что, съ этого момента, его родные повернулись къ нему спиной, за исключеніемъ главы семейства. Лордъ Лебаскъ пустилъ въ ходъ свое вліяніе въ адмиралтейств и доставилъ своему брату (бывшему тогда безъ мста) командованіе кораблемъ. Вс свидтели единогласно показываютъ, что мистеръ Уэстерфильдъ превосходно зналъ свое дло. Если бы онъ умлъ сдерживать себя, то могъ бы достичь высокихъ степеней во флот. Его нравъ сгубилъ его. Онъ поссорился съ однимъ изъ начальствующихъ офицеровъ…
— Онъ былъ доведенъ до ссоры, но не былъ ея зачинщикомъ,— вмшался одинъ изъ присяжныхъ.
— Согласенъ, — допустилъ старшина: — но это не можетъ служить оправданіемъ въ нарушеніи дисциплины. Подсудимый вызвалъ дежурнаго офицера на дуэль и, получивъ презрительный отказъ, свалилъ его ударомъ съ ногъ. Само собою разумется, мистеръ Уэстерфильдъ былъ преданъ военному суду и исключенъ изъ службы. Терпніе лорда Лебаска не было еще истощено. Купеческій флотъ давалъ послдній шансъ подсудимому исправить, до нкоторой степени, свое положеніе. Онъ годился для морской службы и ни для чего больше. Благодаря усиленнымъ просьбамъ милорда, владльцы ‘Джона-Джернимэна’, совершавшаго рейсы между Ливерпулемъ и Ріо-ди-Жанейро, приняли мистера Уэстерфильда въ качеств старшаго офицера, и, къ чести его будь сказано, онъ оправдалъ довріе своего брата. Во время бури, застигшей корабль у береговъ Африки, капитанъ былъ снесенъ волной съ палубы въ море, и старшій офицеръ принялъ командованіе надъ кораблемъ. Его искусство и мужество спасли корабль при такихъ опасныхъ условіяхъ, которыя парализовали усилія всхъ другихъ офицеровъ. Его утвердили, и весьма справедливо, въ командованіи кораблемъ. И до сихъ поръ — мы, конечно, будемъ правы, если скажемъ, что его характеръ рисуется намъ съ самой выгодной стороны.
Тутъ предсдатель умолкъ, чтобы собраться съ мыслями.
Нкоторые члены-жюри, руководимые тмъ присяжнымъ, которому хотлось обдать, и поддерживаемые своимъ разсяннымъ товарищемъ, изобразившимъ корабль, гонимый бурей, а капитана — падающимъ за бортъ,— предложили оправдать подсудимаго безъ дальнихъ околичностей. Но раздражительный и болзненный присяжный закричалъ: ‘глупости!’ — и пятеро присяжныхъ, восхищенные выразительной краткостью, съ какой онъ изложилъ свои мысли, закричали: ‘слушайте, слушайте, слушайте!’ Молчаливый присяжный, на котораго до сихъ поръ никто не обращалъ вниманія, вдругъ теперь привлекъ на себя взгляды товарищей. Это былъ плшивый господинъ, неопредленнаго возраста, въ длинномъ сюртук, застегнутомъ на вс пуговицы, и во все время совщанія не снимавшій перчатки. Когда раздался хоръ пяти присяжныхъ, онъ таинственно улыбнулся. Каждый дивился, что можетъ значить такая улыбка. Но молчаливый присяжный сохранилъ секретъ про себя. Съ этой минуты онъ сталъ оказывать скрытое вліяніе на остальныхъ. Даже старшина поглядывалъ на него, продолжая свою рчь.
— Посл извстнаго срока службы, въ продолженіе котораго подсудимый не совершилъ ничего дурного,— такъ говорилъ старшина:— онъ получилъ даже награду за свое хорошее поведеніе. Ему дали долю въ прибыли, приносимой кораблемъ, которымъ онъ командовалъ, въ прибавку къ его жалованью. Посл этого онъ отправился изъ Ливерпуля въ свое послднее плаваніе, въ Бразилію, и никто, не исключая его жены, не имлъ тни подозрнія, что онъ покидаетъ Англію при разстроенныхъ денежныхъ обстоятельствахъ. Свидтельство его кредиторовъ и другихъ лицъ, съ которыми онъ былъ знакомъ, ясно доказываетъ, что онъ проводилъ свободное время на берегу въ картежной игр и на скачкахъ, гд держалъ постоянныя пари. Посл необыкновенно продолжительнаго счастья, послднее ему измнило. Онъ проигралъ значительныя суммы и былъ вынужденъ занимать деньги за очень большіе проценты, не имя надежды освободиться изъ рукъ кредиторовъ. Когда онъ оставилъ Ріо, чтобы вернуться домой, никто не сомнвался, что въ Англіи его ждали кредиторы, съ которыми онъ не въ состояніи былъ расплатиться. Вотъ, господа, та особенная сторона его характера, которую мы можемъ назвать азартной, и на которую, какъ мн кажется, судъ взглянулъ снисходительно.
Старшина, очевидно, собирался прибавить еще нсколько словъ, но непріятный болзненный присяжный перебилъ его.
— Говоря по-просту, безъ затй,— сказалъ онъ:— вы считаете подсудимаго виновнымъ.
— Говоря по просгу, безъ затй,— отвчалъ старшина:— я отказываюсь отвчать на такой вопросъ.
— Почему?
— Потому что въ мою обязанность не входитъ стараться повліять на приговоръ.
— Вы старались повліять на приговоръ съ той самой минуты, какъ вошли въ эту комнату. Призываю въ свидтели всхъ присутствующихъ джентльменовъ.
Терпніе многострадальнаго старшины, наконецъ, лопнуло.
— Вы не услышите отъ меня ни единаго слова,— сказалъ онъ:— до тхъ поръ, пока не ршите сами, виновенъ или невиновенъ подсудимый, и тогда я скажу вамъ, согласенъ ли я или несогласенъ съ вашимъ приговоромъ.
Онъ сложилъ руки и принялъ позу человка, который намренъ сдержать свое слово. Проголодавшійся присяжный откинулся на спинку кресла и громко вздохнулъ. Любитель-художникъ, который до сихъ поръ развлекался рисунками на пропускной бумаг, съ неудовольствіемъ сдлалъ то же и выронилъ перо. Вжливый джентльменъ, подверженный судорогамъ, попросилъ позволенія пройтись по комнат, и съ первыхъ же шаговъ разбудилъ соннаго присяжнаго и привелъ въ ярость раздражительнаго скрипомъ своихъ сапогъ. Хоръ пятерыхъ присяжныхъ, боле чмъ когда-либо нершительныхъ, взглянулъ на молчаливаго присяжнаго. Онъ опять таинственно улыбнулся и опять, не объяснивъ того, что думалъ, медленно повернулъ плшивую голову въ сторону предсдателя. Быть можетъ, онъ хотлъ этимъ выразить симпатію человку, который ршился быть такимъ же молчаливымъ, какъ и онъ самъ.
Нсколько минутъ ничего не говорилось и не длалось. Безпомощное безмолвіе царило въ комнат.
— Что же вы, чортъ возьми, молчите!— закричалъ болзненный присяжный:— Разв вы забыли свидтельскія показанія?
Этотъ вопросъ напомнилъ присяжнымъ то, къ чему ихъ обязывала присяга, если не чувство собственнаго достоинства. Нкоторые стали припоминать свидтельскія показанія въ одномъ смысл, а другіе — въ другомъ, и каждый настаивалъ на своей отличной памяти и правильной точк зрнія. Первый заговорившій объявилъ:
— Я настаиваю на оправданіи капитана, джентльмены. Онъ приказалъ спустить лодки и спасъ жизнь экипажа.
— А я — за то, чтобы признать его виновнымъ, потому что корабль наткнулся на подводный камень среди благо дня и при тихой погод.
— Я согласенъ съ вами, сэръ. Свидтельскія показанія говорятъ, что корабль былъ слишкомъ круто направленъ къ берегу, и что такое направленіе ему далъ капитанъ.
— Полноте, полноте, джентльмены. Будемъ справедливы въ капитану. Защита доказываетъ, что онъ велъ корабль какъ слдуетъ, но что данное имъ направленіе было измнено, когда онъ сошелъ съ палубы. Что же касается погоды, то, говорятъ, онъ видлъ признаки приближающейся бури.
— Отлично, отлично, но вернемся въ фактамъ. Когда сообщили о кораблекрушеніи, бразильскія власти отрядили людей, въ надежд спасти грузъ, и нсколько дней спустя корабль былъ найденъ какъ разъ посл того, какъ капитанъ и экипажъ его оставили.
— Не забывайте, сэръ, что брилліантовъ не нашли, когда стали осматривать корабль.
— Прекрасно, прекрасно, но гд же доказательства, что капитанъ укралъ брилліанты? Прежде чмъ они спасли часть груза, налетла буря и разбила корабль, такъ что бдняга ошибся только во времени.
— Позвольте мн напомнить вамъ, джентльмены, что подсудимый былъ по уши въ долгахъ, и слдовательно имлъ интересъ украсть брилліанты.
— Постойте, постойте, сэръ. Будьте справедливы. Кто былъ дежурнымъ на палуб, когда произошло кораблекрушеніе?
— Младшій офицеръ.
— А что сдлалъ младшій офицеръ, когда услышалъ, что кораблевладльцы ршились начать процессъ? Онъ прибгнулъ къ самоубійству. Разв это не доказательство его виновности?
— Вы слишкомъ поспшны въ своихъ заключеніяхъ, сэръ. Прокуроръ призналъ, что младшій офицеръ убилъ себя въ припадк временнаго умопомшательства.
— Тише, тише! Намъ нтъ дла до того, что призналъ прокуроръ. Что сказалъ судья, когда резюмировалъ свою рчь?
— Чортъ побери судью! Онъ сказалъ то, что вс они говорятъ: ‘признайте подсудимаго виновнымъ, если считаете, что онъ виновенъ, и признайте его невиновнымъ, если считаете, что онъ невиновенъ’,— и затмъ ушелъ пить чай въ свой кабинетъ. А мы, вотъ, здсь умираемъ съ голода, и наши семьи обдаютъ безъ насъ.
— Говорите за себя, сэръ. У меня нтъ семьи.
— Поздравляю васъ съ этимъ, сэръ. А у меня двнадцать человкъ дтей, и жизнь для меня — бремя, потому что я не знаю, какъ свести концы съ концами.
— Господа, господа! мы опять удаляемся отъ предмета. Виновенъ или нтъ — капитанъ?
— Господинъ старшина, никто изъ насъ не имлъ намренія васъ огорчить, скажите намъ свое мнніе.
Но старшина былъ вренъ данному слову.
— Ршите сами,— былъ его отвтъ.
При такихъ обстоятельствахъ, присяжный, подверженный судорогамъ, принялъ внезапно важное ршеніе. Ему пришла въ голову блестящая мысль.
— Попробуемъ ршить вопросъ при помощи поднятія рукъ. Господа,— предложилъ онъ: — кто находитъ подсудимаго виновнымъ, пусть подниметъ руку.
Три голоса были такимъ образомъ немедленно собраны, включая и голосъ старшины. Посл минутнаго сомннія, хоръ пятерыхъ ршилъ послдовать тому же мннію, которое было высказано тми тремя. Поэтому поднятыхъ рукъ въ осужденіе подсудимаго оказалось восемь. Повліяетъ ли такой результатъ на нершительное меньшинство остальныхъ четверыхъ? Во всякомъ случа, ихъ пригласили высказаться. Только три руки поднялись. Одинъ непостижимый человкъ не желалъ выразить своихъ чувствъ даже знаками. Нужно ли говорить — кто былъ этотъ человкъ? Таинственная перемна произошла теперь въ его наружности и сдлала его еще боле интереснымъ въ глазахъ другихъ. Непонятная улыбка исчезла съ его лица. Онъ сидлъ неподвижно съ закрытыми главами. Размышлялъ онъ или просто спалъ? Догадливый старшина давно уже заподозрлъ, что онъ просто глупъ, но достаточно хитеръ, чтобы скрывать свою глупость, и держитъ языкъ за зубами. Остальные присяжные не пришли къ такому разсудительному заключенію. Необыкновенная торжественность его вида очень озадачивала ихъ, и они воображали, что онъ погруженъ въ размышленія, въ виду важнаго значенія приговора. Посл довольно оживленнаго спора, они ршили пригласить единственнаго независимаго члена своего собранія, который до сихъ поръ не принималъ никакого участія въ томъ, что происходило, ясно высказать свое мнніе:— Какъ вы думаете, сэръ, виновенъ онъ или невиновенъ?
Глаза молчаливаго присяжнаго раскрылись медленно и торжественно и напомнили взглядъ совы. Поставленный въ необходимость произнести два слова или одно, онъ выбралъ — врный своей молчаливой премудрости — послднее. ‘Виновенъ’,— сказалъ онъ, и снова закрылъ глаза, какъ будто хотлъ этимъ сказать: ‘вы мн надоли’.
Вс присутствующіе вздохнули съ облегченіемъ. Вражда была позабыта, и присяжные дружелюбно взглянули другъ на друга. Разомъ поднялись они съ мста, чтобы вернуться въ залу суда. Судьба подсудимаго была ршена, приговоръ гласилъ: ‘виновенъ’.

II.— Приговоръ.

Глухой гулъ разговоровъ, происходившихъ въ зал суда, умолкъ, когда вернулись присяжные на свои мста. Любопытство теперь сосредоточилось на жен подсудимаго, которая все время присутствовала въ зал. Вопросъ минуты былъ: какъ она перенесетъ краткій промежутокъ времени, всегда предшествующій объявленію приговора?
На взглядъ толпы, мистриссъ Уэстерфильдъ была красивая женщина. Платье изъ темной матеріи хорошо сидло на ея высокой и стройной фигур, густые свтлые волосы мелкими кудрями спускались на лобъ, черты лица были правильны, хотя нсколько рзки. Никакихъ вншнихъ признаковъ волненія въ ней не било замтно: смлые срые глаза выдерживали любопытные взгляды безъ смущенія. Къ удивленію присутствующихъ женщинъ, она привела съ собой двухъ маленькихъ дтей. Старшій ребенокъ была хорошенькая двочка лтъ десяти, младшаго мальчика мать держала на колняхъ. Всми было замчено, что мистриссъ Уэстерфильдъ не обращала никакого вниманія на двочку. Вс ея заботы сосредоточивались на мальчик, его она ласкала, когда онъ выказывалъ скуку или утомленіе, но ни разу не случилось ей оглянуться на двочку, чтобы видть, не устала ли и она. Судья занялъ свое мсто и отдалъ приказъ ввести подсудимаго, чтобы выслушать приговоръ. Наступила довольно долгая пауза. Публика, припоминавшая мертвенно-блдное лицо, съ какимъ онъ появился впервые передъ нею, толковала, что ему дурно, и не ошибалась. Тюремный докторъ показался на свидтельской скамь и, будучи приведенъ къ присяг, далъ свое показаніе.
У подсудимаго была болзнь сердца, которую онъ запустилъ. Онъ лишился чувствъ отъ слишкомъ мучительнаго напряженія въ ожиданіи приговора. Обморокъ оказался такого серьезнаго свойства, что свидтель не ручается за послдствія, если произойдетъ вторичный обморокъ отъ волненія, которое непремнно испытаетъ подсудимый, если будетъ теперь введенъ въ залу суда, чтобы выслушать приговоръ. При такихъ обстоятельствахъ, объявленіе приговора было формально отложено. Взгляды публики опять обратились на жену подсудимаго. Она встала, чтобы оставить залу. Въ случа осужденія, ея мужъ просилъ позволенія проститься съ ней въ послдній разъ, и директоръ тюрьмы, посовтовавшись съ докторомъ, разршилъ ему это свиданіе. Было замчено, когда она уходила, что она держала мальчика за руку, а двочка шла сама по себ. Какая-то сострадательная дама, сидвшая рядомъ съ нею, предложила побыть съ дтьми въ ея отсутствіе. Мистриссъ Уэстерфильдъ холодно отвчала: ‘благодарю васъ, отецъ желаетъ ихъ видть’.
Подсудимый умиралъ, всякій, кто взглянулъ бы на него, понялъ бы это. Глаза его устало глядли, когда жена и дти подошли въ кровати, на которой онъ лежалъ, представляя изъ себя развалину человка, родившагося атлетомъ. Онъ тяжело дышалъ и съ трудомъ могъ выговорить нсколько словъ съ большими разстановками. ‘Я не спрашиваю тебя, каковъ приговоръ,— сказалъ онъ жен:— я читаю его на твоемъ лиц’.— Безъ слезъ и молча стояла она у постели мужа. Онъ, впрочемъ, лишь вскользь взглянулъ на нее: теперь все его вниманіе было сосредоточено на дтяхъ. Двочка стояла ближе къ нему, онъ взглянулъ на нее съ слабой улыбкой. Бдное дитя поняло его, жалобно плача, охватила она руками шею отца и поцловала его.— Милый папаша, — сказала она: — подемъ домой, я буду за тобой ухаживать.
Докторъ, наблюдавшій за лицомъ отца, увидлъ въ немъ перемну, которая не была замчена остальными присутствующими. Больное сердце не выдержало этого прощанія — и перестало биться.
— Удалите дтей, — шепнулъ докторъ матери. Около него стояла водка, онъ влилъ ее въ ротъ больному и пощупалъ пульсъ. Подъ вліяніемъ водки онъ чуть-чуть оживился. Больной на минутку ожилъ и глазами искалъ сына.— Мальчика…— прошепталъ онъ:— я хочу видть моего мальчика.— Когда жена поднесла ему ребенка, докторъ шепнулъ ей:— Если вамъ нужно сказать ему что-либо, то торопитесь.— Она вздрогнула и взяла его холодную руку. Ея прикосновеніе какъ будто сообщило ему новую силу. Онъ попросилъ ее нагнуться.— Они не позволяли мн писать здсь, иначе какъ подъ условіемъ, что будутъ читать мои письма.— Онъ умолкъ, чтобы перевести духъ.— Приподними мою лвую руку,— шепнулъ онъ:— разстегни маншетку.
Она вынула записку изъ манжетки и на внутренней ея сторон увидла слова, написанныя краснымъ, точно кровью: ‘посмотри подкладку въ моемъ чемодан’.
— Зачмъ?— спросила она.
Угасающій взглядъ съ сомнніемъ остановился на ней. Губы его раскрылись, съ тщетнымъ усиліемъ сказать еще что-то. Его послдній вздохъ коснулся кудрей на ея лбу. Докторъ указалъ на дтей.
— Увезите этихъ бдняжекъ домой,— сказалъ онъ:— у нихъ нтъ больше отца.
Мистриссъ Уэстерфильдъ молча повиновалась. У нея были собственныя причины спшить домой. Оставивъ дтей на рукахъ служанки, она заперлась въ комнат покойника и вынула изъ чемодана остававшееся тамъ платье.
Подкладка чемодана, которую она тщательно оглядла, была изъ обычнаго полосатаго тика. Пальцы ея не были настолько нжны, чтобы прощупать что-нибудь подъ обивкой, когда она стала водить по ней рукой. Повернувъ пустой чемоданъ внутренней стороной крышки къ свту, она увидла на тик тонкую, блестящую полоску — какъ будто отъ клея. Посл минутнаго раздумья она разрзала полоску перочиннымъ ножикомъ. Блая бумажка показалась въ отверстіи. Она вынула и развернула ее.
То было письмо, написанное рукой ея мужа. Когда она развертывала его, то на полъ упала небольшая бумажка. Она подняла ее. На ней стояли какія-то буквы, фигуры, крестики, представляя собой какую-то непонятную путаницу.

III.— Письмо.

Мистриссъ Уэстерфильдъ отложила въ сторону непонятную бумажку и обратилась къ письму. Тутъ снова ее взяло раздумье. Письмо было адресовано къ ‘мистриссъ Родерикъ Уэстерфильдъ’, и начиналось, безъ всякихъ обычныхъ обращеній, прямо съ дла. Не значило ли это, что ея мужъ сердился на нее, когда писалъ это? Это означало, что онъ не доврялъ ей.
Вотъ въ какихъ выраженіяхъ онъ писалъ ей.
‘Я пишу теб прежде, нежели начнется мой процессъ. Если приговоръ окажется въ мою пользу, то я разорву то, что написалъ. Если меня признаютъ виновнымъ, то я предоставлю теб сдлать то, что, въ противномъ случа, сдлалъ бы самъ.
‘Незаслуженное несчастье, случившееся со мной, началось вмст съ прибытіемъ моего корабля въ портъ Ріо. Нашъ младшій офицеръ (отбывъ свое дежурство) отпросился на берегъ и не вернулся. Какіе мотивы побудили его дезертировать — я не знаю. Я желалъ замнить его лучшимъ морякомъ на моемъ судн. Агенты моихъ хозяевъ переспорили меня и назначили человка по своему собственному усмотрнію.
‘Къ какой націи онъ принадлежалъ — я не знаю. Онъ объявилъ, что его фамилія Белль-Джемсъ, и говорили, что онъ разорившійся джентльменъ. Кто бы онъ ни былъ, его манеры и разговоръ были очаровательны, онъ всмъ очень понравился.
‘Посл двухъ бдствій — кораблекрушенія и пропажи брилліантовъ,— послдніе были оцнены въ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, — я вернулся въ Англію при первой же возможности, вмст съ Белль-Джемсомъ. Вскор посл того, какъ я поселился въ моемъ дом въ Лондон, меня частно увдомили, что кораблевладльцы ршили меня преслдовать судомъ, по обвиненію въ намренномъ крушеніи и въ пропаж брилліантовъ. Младшій офицеръ, который командовалъ кораблемъ въ то время, какъ онъ натолкнулся на камень, былъ обвиненъ вмст со мной. Сознавая себя невиннымъ, я ршилъ, разумется, выдержать судъ. Я ломалъ себ голову, что сдлаетъ Белль-Джемсъ? Послдуетъ ли онъ моему примру, или постарается спастись бгствомъ?
‘Я бы счелъ, что дружескія отношенія обязываютъ меня предупредить его о томъ, что насъ ожидаетъ, еслибы зналъ, гд найти его Мы разстались съ нимъ, когда корабль вошелъ въ портъ Фальмутъ, въ Корнуэлл, и съ тхъ поръ не видлись. Я сообщилъ ему мой лондонскій адресъ, но онъ не послдовалъ моему примру.
‘На возвратномъ пути, Белль-Джемсъ сообщилъ мн, что онъ получилъ наслдство: небольшой домикъ съ садомъ, въ Сентъ-Джонсъ Вудъ въ Лондон. Въ ту самую минуту, какъ я вспомнилъ объ этомъ, мн сказали, что прилично одтая пожилая женщина желаетъ меня видть. Оказалось, что это хозяйка дома, въ которомъ проживать Белль-Джемсъ, и что она пришла съ печальнымъ извстіемъ: Белль-Джемсъ умираетъ и желаетъ меня видть. Я тотчасъ же къ нему отправился.
‘Въ короткихъ словахъ, вотъ что я узналъ. Белль-Джемсъ услышалъ о готовившемся процесс. Какъ онъ узналъ — смерть помшала ему сообщить мн это. Несчастный негодяй отравился, изъ страха ли передъ процессомъ, или отъ угрызеній совсти — не мое дло ршать это. Къ несчастью для меня, онъ выслалъ изъ комнаты хозяйку и доктора и сообщилъ мн, когда мы остались наедин, что онъ намренно перемнилъ направленіе корабля и укралъ брилліанты. Долженъ отдать ему справедливость, что онъ хотлъ меня спасти отъ бды, въ которую я попалъ по его вин.
‘Облегчивъ свою душу признаніемъ, онъ далъ мн клочокъ бумаги (шифрованный), который ты найдешь при этомъ письм.
‘— Вотъ замтка,— сказалъ онъ мн,— о мст, гд спрятаны брилліанты.
‘Къ числу невжественныхъ людей, не умющихъ разбирать шифрованную грамоту, принадлежу и я,— и я такъ ему и сказалъ. Я этимъ путемъ сохраняю свою тайну,— отвчалъ онъ:— пишите подъ мой диктантъ, и вы узнаете, что это значить. Сначала приподнимите меня.— Я сдлалъ то, что онъ просилъ, но онъ замоталъ головой, какъ бы въ припадк боли, но указалъ все-таки на перо, бумагу и чернила, на томъ стол, на которомъ писалъ докторъ. Я отошелъ отъ него на минуту, чтобы придвинуть ближе столъ, но въ эту минуту онъ застоналъ и сталъ звать на помощь. Я бросился въ нижнюю комнату, гд дожидался докторъ. Когда мы вернулись къ больному, то нашли его въ конвульсіяхъ. Черезъ нсколько секундъ его не стало.
‘Юристы, принявшіе на себя мою защиту, пытались найти экспертовъ, какъ они называютъ, чтобы разобрать шифръ. Вс эксперты отказались отъ этого. Они объявили, что, если ихъ призовутъ въ свидтели, они должны будутъ сказать, что знаки на бумажк не соотвтствуютъ ни одному изъ существующихъ шифровъ, разставлены, зря и ничего не означаютъ.
‘Что касается моего разсказа о сдланномъ мн признаніи,— законъ отказываетъ мн въ вр, если я не представлю свидтеля. Я могъ бы доказать, что направленіе корабля было измнено, вопреки моимъ приказаніямъ, посл того, какъ я пошелъ отдыхать, если бы я могъ найти человка, который стоялъ въ то время за рулемъ. Но Богъ знаетъ, гд находится этотъ человкъ.
‘Съ другой стороны, заблужденія моей прошлой жизни и мои долги говорятъ противъ меня. Юристы, кажется, надются на знаменитаго адвоката, котораго пригласили защищать меня. Но я, съ своей стороны, иду подъ судъ безъ всякой надежды на благопріятный исходъ.
‘Если вердиктъ будетъ: ‘виновенъ’, и если теб дорого мое доброе имя, то найди, непремнно найди, кого-нибудь, кто бы разобралъ этотъ проклятый шифръ. Сдлай для меня то, чего я не могу самъ для себя сдлать. Найди брилліанты и, когда возвратишь ихъ по принадлежности, покажи владльцамъ это письмо. Поцлуй дтей за меня. Я желаю, чтобы они, когда подростутъ, прочитали эту мою защиту и узнали, что отецъ, который нжно любилъ ихъ, былъ невинный человкъ. Мой добрый братъ будетъ заботиться о васъ, ради меня. Я кончилъ.

‘Родерикъ Уэстерфильдъ’.

Мистриссъ Уэстерфильдъ снова просмотрла шифръ. Она глядла на него такъ, какъ будто бы это было живое существо, которое ее дразнило. ‘Если я когда-нибудь буду въ состоянія прочитать эту чепуху, то я знаю, какъ я поступлю съ брилліантами’.

IV.— Чердакъ.

Годъ ровно спустя посл рокового дня, когда былъ осужденъ ея мужъ, мистриссъ Уэстерфильдъ (запершись въ святилищ своей спальни) праздновала свое освобожденіе отъ обязательства носить вдовій трауръ.
Условныя градаціи въ наружныхъ знакахъ горя, то-есть переходъ отъ чернаго платья къ срому, не входили въ систему траура этой огорченной лэди. Она положила свое лучшее синее платье и новую шляпку на кровать и отъ всей души любовалась ими. Траурное платье сброшено было на полъ.— Славу Богу, я покончила съ тобой!— сказала она, и оттолкнула его ногой прочь съ дороги, идя къ камину, чтобы позвонить въ колокольчикъ.
— Гд мой сынокъ?,— спросила она, когда вошла въ комнату квартирная хозяйка.
— Онъ со мной внизу, въ кухн, сударыня. Я учу его длать кэкъ изъ сливъ,— онъ такъ доволенъ. Я надюсь, что онъ теперь вамъ не нуженъ.
— Нисколько. Я попрошу васъ побыть съ нимъ, пока я не вернусь. Кстати: гд Сидъ?
Старшій ребенокъ (двочка) была названа ‘Сидни’, въ честь одной родственницы ея отца. Имя это не нравилось ея матери, которая сократила его въ ‘Сидъ’. Со взглядомъ, выражавшимъ плохо скрытое негодованіе, хозяйка отвчала:— Она наверху, на чердак, бдняжка. Говоритъ, что вы ее послали туда, чтобы она вамъ не мшала.
— Да, разумется.
— На чердак нтъ печки, сударыня. Я боюсь, что двочка тамъ простудится, и что ей скучно тамъ одной.
Просить за Сидъ было безполезно, потому что мистриссъ Уэстерфильдъ не слушала. Ея вниманіе было поглощено ея собственными полными и хорошенькими ручками. Она взяла маленькую пилочку съ туалета и занялась своими ногтями.
— Пришлите мн теплой воды, — сказала она, — я буду одваться.
Служанка, которая принесла ей теплую воду, была еще недавно въ дом. Посл того, какъ она помогла мистриссъ Уэстерфильдъ одться, хозяйка приказала ей пойти на чердакъ:— Тамъ вы найдете хорошенькую двочку, скажите ей, что приведете ее ко мн въ комнату тотчасъ, какъ удетъ ея мамаша.
Пренебреженіе, съ какимъ мистриссъ Уэстерфилдъ относилась къ своему старшему ребенку, было извстно всмъ въ дом, даже новая служанка слышала объ этомъ. Заинтересованная тмъ, что она, раскрывъ дверь на чердакъ, увидла,— она остановилась на порог.
На чердак, стояло два старыхъ, полусгнившихъ сундука, сломанный стулъ и истрепанный томъ проповдей, въ четвертую — по старинному — долю листа. Полинялые обои, которыми были обклеены стны, отсырли и мстами отставали, а мстами и совсмъ были оторваны. Въ плинтус виднлись дырочки, и изъ одной изъ нихъ выглядывали ясные, хотя и застнчивые главки единственнаго живого существа, раздлявшаго одиночество двочки на чердак — мышки, которую она кормила крошками хлба, спрятаннаго за завтракомъ.
Сидъ подняла головку, когда мышка убжала въ норку, при стук раскрываемой двери.— Лиззи, Лиззи,— сказала она серьезно: — зачмъ вы съ такимъ шумомъ входите? вы испугали моего малютку.
Добродушная служанка расхохоталась.— Что, у васъ большое семейство, миссъ?— спросила она въ шутливомъ дух.
Сидъ не поняла шутки.— Только еще двое, — отвчала она и подняла съ пола дв старыя, истрепанныя и грязныя куклы.— Это мои двое старшихъ дтей,— продолжалъ странный, ребенокъ, прислоняя куколъ спиною къ пустымъ сундукамъ.— Старшая — двочка, и ее зовутъ ‘Сидъ’, другой — мальчикъ, въ очень грязномъ плать, какъ видите. Ихъ добрая мамаша не сердится, когда они капризничаютъ и покупаетъ имъ пони, чтобы они на нихъ катались, и всегда даетъ имъ чего-нибудь вкуснаго пость, когда они голодны. Есть ли у васъ добрая мамаша, Лиззи? И очень ли вы ее любите?
Эти невинные намеки на пренебреженіе, которое было удломъ бдной двочки, тронуло сердце служанки. Ей припомнилисъ давно прошедшія времена, когда ее оставляли одну, голодную и холодную,— только она переносила это терпливо.
— О, моя милочка!— сказала она:— ваши бдныя ручонки совсмъ покраснли отъ холода! Подите, ко мн, я вамъ ихъ согрю.
Но живое воображеніе Сидъ лучше предохраняло ее отъ холода, чмъ средство, предложенное служанкой.— Вы очень добры, Лиззи,— отвчала она:— я не чувствую холода, когда играю съ моими дтьми. Я стараюсь, чтобы они длали какъ можно больше моціона, мы идемъ гулять въ паркъ.
Она взяла за руку каждую куклу и медхенно стала прохаживаться по чердаку, указывая на воображаемыхъ прохожихъ и прозжихъ.— Вотъ королева, мои милочки, ее везутъ въ золотой карет, запряженной шестью лошадьми. Видите ли вы, вонъ торчитъ скипетръ изъ окна кареты? Она имъ управляетъ націей. Поклонитесь королев. А вотъ теперь посмотрите на это красивое озеро. Тамъ есть островъ, на которомъ живутъ утки. Утки — счастливыя созданія. Он живутъ, какъ имъ хочется, и он очень вкусны, когда умрутъ. По крайней мр, он бывали очень вкусны, когда у насъ были обды при жизни папаши. Я стараюсь позабавить бдняжекъ, Лиззи. Ихъ папаша умеръ! Я должна быть и папашей, и мамашей.— Вы озябли, мои милыя?— Ну, теперъ подемъ домой,— и привела куколъ къ холодной печк.— У меня въ дом всегда топится печка!— вскричало энергическое маленькое созданіе, весело потирая свои холодныя ручки передъ холодной печкой. Добродушная Лиззи не могла доле сдерживаться:— Если бы ребенокъ хоть пожаловался,— разразилась она:— все бы это было легче! О, какъ это ужасно, какъ это ужасно!— кричала она, въ удивленію маленькой Сидъ.— Пойдемте внизъ, моя душа, въ уютную, теплую комнату, гд сидитъ вашъ брать. Охъ, ужъ ваша матушка! Мн все равно, если она насъ увидитъ. Я съ удовольствіемъ ей выскажу, что о ней думаю. Ну, неси куклы, а я понесу тебя. О, бдняжечка, какъ ей холодно! Ну, поцлуй меня!
Симпатія, выражавшаяся такимъ образомъ, была дломъ новымъ для Сидъ. Ея глаза, широко раскрывшись, выразили дтское удивленіе, но вдругъ съ дтскимъ ужасомъ закрылись, когда ея новая пріятельница-служанка, спускаясь внизъ по лстниц, прошла мимо дверей мистриссъ Уэстерфильдъ.— Если мамаша выглянетъ,— прошептала она:— мы притворимся, что ея не видимъ.— Но теплая комната приняла ихъ подъ свою защиту въ цлости и сохранности. Ни при какихъ обстоятельствахъ мистриссъ Уэстерфильдъ не стала бы торопиться съ своимъ туалетомъ. Прошло добрыхъ полчаса, прежде нежели входная дверь хлопнула, и добрая хозяйка, выглянувъ въ окно, сказала:— Ну, вотъ она и ушла. Теперь мы можемъ быть спокойны.

V. Въ трактир.

Мистриссъ Уэстерфильдъ отправилась въ трактиръ, гд она когда-то была служанкой. Войдя туда безъ колебаній, она послала хозяину свою карточку. Онъ самъ раскрылъ дверь пріемной и пригласилъ ее войти.
— Добро пожаловать!— сказалъ онъ, любуясь ею.— Вы пришли ко мн, чтобы опять поступить въ служанки?
— Неужели вы думаете, что я доведена до этого?— отвчала она.
— Что-жъ, моя душа, случались вещи и боле невроятныя. Мн говорили, что вы получали содержаніе отъ лорда Лебаска, а о его смерти было напечатано въ газетахъ, на прошлой недли.
— Стряпчій лорда продолжаетъ выплачивать мн мое содержаніе.
Обрзавъ такимъ образомъ хозяина трактира, она не сочла нужнымъ прибавить, что лэди Лебаскъ, дававшая ей деньги на прожитокъ, по просьб покойнаго мужа, вмст съ тмъ, увдомила ее, что содержаніе прекратится, какъ только мистриссъ Уэстерфильдъ выйдетъ вторично замужъ.
— Вы счастливая женщина,— замтилъ хозяинъ.— Ну, что-жь? я радъ васъ видть. Чего желаете вы выпить?
— Ничего, благодарю васъ. Я желала бы узнать, не слыхали ли вы чего въ послднее время о Джемс Бельбридж?
Хозяинъ былъ популярный человкъ въ своемъ кругу, и не привыкъ сдерживаться, когда онъ находилъ удобный случай пошутить.
— Вотъ такъ постоянство!— сказалъ онъ.— Она интересуется имъ, хотя и оставила его съ носомъ двнадцать лтъ тому назадъ!
Мистриссъ Уэстерфильдъ встала.
— Я привыкла къ тому, чтобы со мной обращались почтительно, — сказала она: — прощайте!
Добродушный хозяинъ опять усадилъ ее въ кресло.— Не дурачьтесь,— сказалъ онъ:— Джемсъ — въ Лондон и живетъ въ моемъ дом. Что вы на это скажете?
Смлые срые глаза миссисъ Уэстерфильдъ выразили сильное любопытство и интересъ.
— Неужели онъ опять у васъ будетъ приказчикомъ?
— Нтъ, душа моя, куда намъ! Онъ сталъ джентльменомъ и покровительствуетъ моему дому.
Мистриссъ Уэстерфильдъ продолжала свои разспросы:
— Значить, онъ совсмъ бросилъ Америку?
— Нисколько. Джемсъ Бельбриджъ узжаетъ назадъ въ Нью-Іоркъ, съ тмъ, чтобы открыть салонъ (какъ они это тамъ называютъ) въ сообществ съ другимъ человкомъ. Онъ говорятъ, что пріхалъ въ Англію по длу. По моему мннію, онъ пріхалъ занять денегъ безъ отдачи. Они вдь тамъ ловкачи, въ Нью-Іорк-то. Его единственный шансъ, дисконтировать свои векселя, это — провести за носъ своихъ деревенскихъ родственниковъ.
— Когда онъ детъ въ деревню?
— Онъ тамъ теперь.
— А когда онъ возвращается?
— Я вижу, что вы ршились съ нимъ повидаться. Онъ возвращается завтра.
— Что, онъ женатъ?
— Ага! вотъ оно что! Успокойтесь! Много женщинъ хотли поймать его на удочку, да до сихъ поръ не удалось. Передать ему вашу любовь?
— Да,— отвчала она холодно:— сколько хотите!
— Въ законномъ брак?— спросилъ хозяинъ.
— И съ приданымъ,— прибавила мистриссъ Уэстерфильдъ.
— Денежкилорда Лебаска?
— Чортъ бы побралъ денежки лорда Лебаска!
— Ого! ваша рчь напоминаетъ теперь то время, когда вы были трактирной служанкой. Неужто вы хотите сказать, что у васъ есть свое собственное состояніе?
— Именно. Возьметесь вы передать объ этомъ Джемсу?
— Я все возьмусь сдлать для особы съ состояніемъ!
— Скажите ему, чтобы онъ пришелъ пить чай со своимъ прежнимъ другомъ завтра въ шесть часовъ.
— Онъ не придетъ.
— Нтъ, придетъ!
На этомъ разногласіи они разстались.

VI.— Зврь.

Наступило ‘завтра’, и Джемсъ, врный мистриссъ Уэстерфильдъ, оправдалъ ея довріе.
— О! Джемми, какъ я рада тебя видть! О, милый, милый человкъ, наконецъ-то я твоя!
— Это зависитъ, милэди, отъ того, нужны ли вы мн, или — возьму ли я васъ? Подальше руки!
Мужчина, высказавшій такой протестъ противъ объятій красивой женщины, былъ однимъ изъ тхъ человческихъ существъ, которыя превосходно произрастаютъ на англійской почв. У него было жирное лицо, розовыя щеки, жесткіе голубые глаза, жидкіе желтые волосы, безсмысленная улыбка, широчайшія горло и плечи, громадные кулаки и ноги — комбинація, которую можно видть только въ Англіи. Люди этой комплекціи обладаютъ нервной системой, не подозрвая этого, бываютъ больны, не чувствуя этого, проявляютъ мужество, не подозрвая о существованіи опасности, женятся безъ любви, дятъ и пьютъ безмрно, и умираютъ (несмотря на свое богатырское сложеніе), когда болзнь свалить ихъ, не длая ни малйшаго усилія, чтобы остаться жить.
Мистриссъ Уэстерфильдъ отняла руки отъ буйволовой шеи своего гостя, по его первому слову. Его нельзя было не слушаться — онъ былъ такъ грубъ — и невозможно было не восхищаться емь — онъ былъ такой громадный!
— Неужто вы меня больше совсмъ не любите?— ршилась она спросить.
Онъ добродушно принялъ ея упрекъ.
— Люблю ли я васъ?— повторилъ онъ:— вотъ это мн нравится! Такой вопросъ — посл того, какъ вы бросили меня для человка съ дворянскимъ именемъ! Какъ прикажете называть васъ? Миссисъ или милэди?
— Зовите меня своей милой… Чему вы сметесь, Джемми? Вы когда-то любили меня. Вы бы никогда не ухали въ Америку, когда я вышла за Уэстерфильда, еслибы я не была вамъ дорога. О! если я въ чемъ-нибудь уврена, такъ въ этомъ! Вы бы не сердились на меня, мой милый, если бы знали, какъ жестоко я была разочарована.
Онъ вдругъ проявилъ интересъ къ тому, что она говорила: зврь сталъ веселъ и доврчивъ.— Итакъ, онъ былъ вамъ дурнымъ мужемъ,— сказалъ онъ:— билъ васъ кулаками и таскалъ за волосы?
— Вы ошибаетесь, мой другъ, онъ былъ бы очень хорошимъ мужемъ, если бы я любила его, но я никого не любила, кром васъ. Меня не Уэстерфильдъ соблазнилъ выйти замужъ.
— Вы лжете.
— Нтъ, право, не лгу.
— Зачмъ же вы вышли за него замужъ?
— Почему я вышла за него замужъ, Джемми? Впереди были такія надежды, что я не могла не соблазниться. Подумайте: быть лэди Лебаскъ, жить въ чести до конца моей жизни, все равно, по смерти, какъ и при жизни моего мужа.
Для трактирнаго слуги ея слова звучали какой-то явной нелпицей. Трактирныя воззрнія подсказали ему единственное объясненіе.
— Мн кажется, сударыня, что вы подвыпили?
Первымъ движеніемъ мистриссъ Уэстерфильдъ было — встать съ мста и съ негодованіемъ указать ему на дверь. Но ему стоило только на нее взглянуть, и она услась съ покорнымъ видомъ.
— Вы не понимаете, какъ обстоятельства соблазнили меня, — кротко повторила она.
— Про какія обстоятельства вы говорите?
— Про то, мой другъ, что я могла сдлаться матерью лорда.
Онъ все еще не понималъ, но понизилъ тонъ. Коренной бритъ инстинктивно пасовалъ передъ женщиной, которая провела его, когда она предстала передъ нимъ въ качеств матери лорда,
— Что вы хотите сказать, Марія?— вжливо спросилъ онъ.— Она ближе придвинула къ нему стулъ, посл того, какъ онъ, еще въ первый разъ сегодня, назвалъ ее по имени.
— Когда еще Уэстерфильдъ ухаживалъ за мной, — сказала она, — его братъ ‘милордъ’ былъ холостъ. Лэди — если только такую тварь можно назвать лэди — жила подъ его покровительствомъ. Онъ говорить Уэстерфильду, что очень привязанъ къ ней, и не можетъ подумать безъ ужаса о женитьб. ‘Если у твоей жены родится мальчикъ,— сказалъ онъ моему мужу,— то онъ будетъ наслдникомъ титула и помстій, и я могу жить такъ, какъ жилъ до сихъ поръ’.— Мы женились мсяцъ спустя. Когда у меня родился первый ребенокъ, то онъ оказался двочкой. Предоставляю вамъ судить, каково было мое разочарованіе. Милордъ (по уговору, какъ я подозрваю, той женщины, о которой я упоминала) рискнулъ подождать еще годъ, и затмъ еще годъ, только чтобы не жениться. И во все это время у меня, какъ нарочно, не было дтей. Милорду по-невол пришлось жениться. О! какъ я ненавижу его жену! У нихъ въ первый же годъ родился мальчикъ, большой, здоровенный подлецъ-мальчишка, и черезъ полгода посл того родился мой бдный, дорогой мальчикъ. Только подумайте объ этомъ, и скажите мн, Джемми, разв я не заслуживаю быть счастливой посл такого страшнаго разочарованія? Правда ли, что вы узжаете назадъ въ Америку?
— Совершенная правда.
— Возьмите меня съ собой.
— Съ двумя ребятами-то?
— Нтъ, съ однимъ только. Другую я оставлю въ Англіи. Подождите отказываться. Вамъ нужны деньги?
— Если бы даже и нужны,— вдь у васъ ихъ нтъ!
— Женитесь на мн, и я вамъ доставлю состояніе.
Онъ внимательно посмотрлъ на нее и увидлъ, что она говорить серьезно.
— Что вы называете состояніемъ?— спросилъ онъ.
— Пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, — отвчала она.
Онъ раскрылъ глаза, разинулъ ротъ и почесалъ въ голов.
Оказалось, что даже его дубоватую натуру можно поразить.
— Пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ!— Онъ слабымъ голосомъ попросилъ капельку водки.
У нея была для него на-готов бутылка водки.
— Вы, кажется, совсмъ сражены,— замтила она.
Онъ былъ слишкомъ занятъ водкой, чтобы обратить вниманіе на это замчаніе. Когда онъ пришелъ въ себя, то оказалось, что онъ не очень-то расположенъ врить въ существованіе пяти тысячъ фунтовъ.
— Гд доказательство этому?— мрачно спросилъ онъ. Она вытащила письмо мужа.
— Читали ли вы дло Уэстерфильда о кораблекрушеніи?— спросила она.
— Я слышалъ о немъ.
— Хотите прочитать это письмо?
— Оно длинное?
— Да.
— Ну, тогда лучше вы прочитайте мн его.
Онъ слушалъ съ величайшимъ вниманіемъ то, что она читала ему. Мысль украсть брилліанты (если только они будутъ найдены) ни мало не смущала ни того, ни другую. Это былъ ршенный вопросъ, по молчаливому соглашенію обихъ сторонъ. Но денежная стоимость драгоцнныхъ каменьевъ возбуждала сомнніе, которое глухо копошилось въ немъ.
— Вы уврены, что они стоятъ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ?— спросилъ онъ.
— Да вдь Уэстерфильдъ упоминаетъ объ этомъ въ своемъ письм.
— Перечтите это мсто.
Она опять прочитала: ‘посл двухъ бдствій — кораблекрушенія и потери брилліантовъ,— они оцнены въ пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ,— я вернулся въ Англію’.
Удовлетворившись этимъ, онъ пожелалъ взглянуть на шифрованную бумажку. Она подала ее ему со словами:— Твоя, Джемми, въ тотъ день, какъ ты на мн женишься.— Онъ положилъ бумажку въ карманъ.
— Теперь, когда она попала во мн,— сказалъ онъ,— предположимъ, что я оставлю ее у себя.
Женщину, которая была служанкой въ трактир, не легко обойти.
— Въ такомъ случа,— сказала она:— я, во-первыхъ, призову полицію, а во-вторыхъ, телеграфирую въ Ливерпуль, къ судохозяевамъ, у которыхъ мужъ служилъ капитаномъ.
Онъ отдалъ бумажку назадъ.
— Я шутилъ,— сказалъ онъ.
— И я также,— отвчала она.
Оби молча взглянули другъ на друга. Они стоили одинъ другого и сознавали это. Въ то же самое время Джемсъ крпко отстаивалъ свои интересы. Онъ указалъ на неразборчивость шифра. Эксперты пытались прочитать его и не могли.
— Совершенно врно,— отвчала она:— но другіе прочтутъ.
— Гд вы ихъ найдете?
— Дайте мн попытаться. Я прошу у васъ срока въ дв недли, съ сегодняшняго дня.
— Ну, хорошо, еще что?
— А еще вотъ что: теперь же распорядитесь огласить о нашей свадьб.
— Зачмъ?
— Чтобы я могла убдиться, что вы меня не обманете.
Онъ расхохотался.
— Что-жъ,— сказалъ онъ:— это вовсе не такъ дурно, если я васъ возьму съ собой въ Америку. Вы, какъ разъ, того сорта женщина, какая намъ нужна въ нашемъ ‘салон’. Я объявлю о свадьб. Прощайте.
Когда онъ вставалъ, чтобы уходить, послышался легкій стукъ, въ дверь. Маленькая двочка, плохо одтая, вошла въ комнату.
— Что теб здсь нужно?— рзко спросила мать.
Сидъ протянула маленькую, худенькую ручку съ письмомъ, служившимъ извиненіемъ ея прихода. Мистриссъ Уэстерфильдъ прочитала письмо и, смявъ, сунула въ карманъ.
— Какой-нибудь секретъ?— спросилъ Джемсъ:— что-нибудь о брилліантахъ?
— Подождите, пока будете моимъ мужемъ,— отвчала она: — и тогда разспрашивайте, сколько угодно.
Догадка ея любезнаго гостя была справедлива. Въ продолженіе всего истекшаго года она пытала счастье между экспертами, но тщетно. Услышавъ объ одномъ иностранномъ эксперт, она написала ему, чтобы узнать о его условіяхъ. Въ отвт (только-что ею полученномъ) онъ не только оцнялъ свои услуги по безобразно-высокой цн, но и задавалъ нсколько осторожныхъ вопросовъ, на которые неудобно было отвчать. Новая попытка была сдлана, чтобы разсять тайну шифра, и не удалась.
У Джемса Бельбриджа бывали минуты хорошаго настроенія, когда его легко было разсмшить. Онъ поглядлъ на двочку съ снисходительнымъ любопытствомъ.
— Вы, кажется, съ голоду ее морите?— сказалъ онъ:— на, возьми, купи себ кусокъ хлба.— И онъ подалъ пэнни Сидъ, въ ту минуту, какъ та уходила изъ комнаты.— Помните,— обратился онъ къ матери:— что если и возьму васъ съ собой, то не желаю навязать себ на шею обоихъ дтей. Эту, что ли, двочку вы оставляете въ Лондон?
Мистриссъ Уэстерфильдъ кротко улыбнулась и отвтила: — да, мой милый.

VII.— Шифръ.

Объявленіе въ газетахъ, адресованное къ лицамъ, искусно разбиравшимъ шифръ, являлось теперь для мистриссъ Уэстерфильдъ единственнымъ шансомъ открыть, гд спрятаны брилліанты. Первый полученный ею отвтъ вознаградилъ ее нсколько за предыдущія разочарованія. Въ немъ предлагались такіе джентльмены, имена которыхъ, сами по себ, служили достаточной гарантіей. Тмъ не мене, она проврила рекомендаціи, и въ тотъ же день отправилась къ своему корреспонденту.
Его вншній видъ не говорилъ въ его пользу. Онъ былъ старъ и грязенъ, болзненъ и бденъ. Его жалкая комната была завалена растрепанными книгами. Комфортъ жизни и вжливость были, повидимому, ему одинаково чужды, онъ не поздоровался съ мистриссъ Уэстерфильдъ и не предложилъ ей ссть. Когда она попробовала войти съ нимъ въ объясненіе, касательно цли своего прихода, онъ грубо перебить ее:— Покажите мн вашъ шифръ, — сказалъ онъ:— я общаю разобрать его въ томъ случа, если найду, что онъ того стоить.
Мистриссъ Уэстерфильдъ встревожилась.
— Вы хотите сказать, что вамъ нужно очень дорого заплатить?— сказала она.
— Я хочу сказать, что не трачу своего времени на прочтеніе легкихъ шифровъ, выдуманныхъ дураками.
Она положила кусочекъ бумажки на его конторку.
— Потратьте ваше время на это, — иронически произнесла она,— и скажите, какъ онъ вамъ понравится?
Онъ посмотрлъ на шифръ, сначала простыми глазами, а зачмъ въ лупу, и, взглянувъ на мистриссъ Уэстерфильдъ, вдругъ опросилъ:
— Откуда вы это взяли?
— Это не ваше дло,— отвчала она.
— Другими словами, у васъ есть свои причины не отвтить на мой вопросъ?
— Да.
Выводя свои заключенія изъ этого отвта, онъ, странно ухмыльнувшись, показалъ свои три послднихъ зуба.
— Понимаю, — сказалъ онъ самому себ, онъ еще разъ взглянулъ на шифръ и задалъ еще вопросъ:— у васъ есть копія этого?
Ей не пришло въ голову снять копію. Онъ всталъ и показалъ ей на свой пустой стулъ. Его мнніе о шифр было, по всей вроятности, вызвано извстіемъ, что копіи не существуетъ.
— Знаете ли, что можетъ быть?— спросилъ онъ.— Единственный шифръ, который меня затруднилъ въ первый разъ за послднія десять лтъ, могъ быть украденъ, или потерянъ, или сожженъ, еслибы въ дом случился пожаръ. Вы заслуживаете, чтобы васъ наказали за вашу безпечность. Сдлайте сами копію.
Это предложеніе (несмотря на его невжливую форму) произвело должное впечатлніе на мистриссъ Уэстерфильдъ. Ея замужство зависло отъ этого драгоцннаго клочка бумажки. Она утвердилась въ своемъ мнніи, что этотъ чрезвычайно непріятный человкъ, можетъ оказаться достойнымъ ея доврія.
— Долго ли вы будете разбирать то, что здсь написано?— спросила она, окончивъ переписку.
Онъ тщательно сравнилъ копію съ оригиналомъ и затмъ отвчалъ:
— Дни могутъ пройти, прежде нежели я найду ключъ. Я даже и пытаться не стану, если вы мн не дадите, по крайней мр, недли срока.
Она стала убждать его согласиться на боле короткій срокъ. Онъ холодно подалъ ей оригиналъ и копію.
— Обратитесь въ кому-нибудь другому,— холодно предложилъ онъ, и снова углубился въ свои книги. Мистриссъ Уэстерфильдъ съ сердцемъ согласилась и при этомъ спросила:
— Сколько вы съ меня за это возьмете?
— Я скажу вамъ, когда разберу шифръ.
— Это мн неудобно. Я хочу знать впередъ.
Онъ вторично подалъ ей бумаги. Мистрисъ Уэстерфильдъ еще никогда не встрчала такого независимаго бдняка. Сбитая съ толку, она опять сдалась. Онъ взялъ оригиналъ шифра и заперъ его въ своей конторк.
— Приходите на будущей недл,— сказалъ онъ и углубился въ свою книгу.
— Вы не особенно любезны, — сказала она, выходя изъ комнаты.
— Во всякомъ случа, я не мшаю людямъ, которые работаютъ,— отвчалъ онъ.
Недля прошла.
Повторивъ свой визитъ, мистриссъ Уэстерфильдъ нашла его снова за конторкою, окруженнымъ своими книгами, и такимъ же невжливымъ и невнимательнымъ къ дам.
— Ну, что,— спросила она:— заработали вы свои деньги?
— Я нашелъ ключъ.
— Какой онъ?— закричала она: — скажите мн сущность. Я не могу ждать, пока вы все прочитаете.
Онъ продолжалъ, не обращая никакого вниманія на ея слова.
— Но есть нкоторыя комбинаціи, которыя я еще долженъ разобрать, и потому прошу еще нсколько дней сроку.
Она положительно отказалась исполнить его требованіе.
— Напишите сущность того, что вы разобрали, — сказала она,— и скажите, сколько я вамъ должна.
Онъ, въ третій разъ, подалъ ей ея шифръ.
Женщину, которая могла бы сдержать свою досаду при такихъ обстоятельствахъ, такъ же трудно найти, какъ для математика — квадратуру круга, или для механика — perpetunm mobile. Съ яростнымъ взглядомъ, мистриссъ Уэстерфильдъ выразила свое мнніе о философ однимъ словомъ: ‘животное!’ — но это не произвело на него никакого впечатлнія.
— Мое дло,— сказалъ онъ,— должно быть сдлано хорошо, или его совсмъ не надо. Сегодня суббота, одиннадцатое число. Я дамъ окончательный отвтъ вечеромъ въ будущую среду.
Мистриссъ Уэстерфильдъ овладла, собой настолько, чтобы сообразить, въ какомъ положеніи были ея сердечныя дла. Во вторникъ истекалъ срокъ, требуемый для ея бракосочетанія, когда послднее могло состояться. Въ пятницу, курьерскій поздъ могъ доставить пассажировъ въ Ливерпуль, какъ разъ во-время, чтобы отплыть, въ субботу, на пароход, отходящемъ въ Нью-Іоркъ. Сдлавъ этотъ разсчетъ, она сердито спросила:— самой ли ей нужно явиться въ среду вечеромъ?
— Нтъ, оставьте мн ваше имя и адресъ. Я самъ пришлю вамъ шифръ съ поясненіями, въ восемь часовъ.
Мистриссъ Уэстерфильдъ положила одну изъ своихъ визитныхъ карточекъ на конторку и ушла.

VIII.— Брилліанты.

Слдующая недля была недлей, полной событій.
Въ понедльникъ утромъ, мистриссъ Уэстерфильдъ и ея врный Джемсъ впервые поссорились. Она взяла смлость напомнить ему, не пора ли сдлать оглашеніе въ церкви и занять каюту на пароход, для нея я для ея сына. Вмсто того, чтобы отвять на эти два вопроса, Джемсъ спросилъ, какъ идутъ дла у эксперта.
— Открылъ ли старикъ, гд спрятаны брилліанты?
— Нтъ еще.
— Ну, такъ мы подождемъ, пока онъ откроетъ.
— Вы врите въ мое слово?— рзко спросила она.
Джемсъ Бельбриджъ отвчалъ съ римскимъ лаконизмомъ:
— Нтъ.
Это было оскорбленіе, и мистриссъ Уэстерфильдъ показала, что она къ нему чувствительна. Она встала и указала ему на дверь.
— Узжайте въ Америку, когда вамъ вздумается,— сказала она,— и ищите деньги, которыя вамъ нужны, гд хотите.
И въ доказательство, что она говоритъ серьезно, она вынула копію шифра изъ-за лифа и бросила ее въ огонь.
— Оригиналъ безопасенъ въ рукахъ моего старика, — сказала она:— ступайте!
Джемсъ всталъ съ подозрительной покорностью и вышелъ вонь. У него были свои собственныя соображенія.
Полчаса спустя, къ старику явился человкъ наглаго и разбойничьяго вида, какого онъ никогда до тхъ поръ не видалъ.
Иностранецъ объявилъ себя женихомъ мистриссъ Уэстерфильдъ и потребовалъ (не особенно вжливо), чтобы ему показали шифръ. Его спросили, принесъ ли онъ письменный приказъ отъ своей невсты. Мистеръ Бельбриджъ, опершись кулаками на письменный столъ, отвчалъ, что онъ пришелъ посмотрть шифръ самъ отъ себя, и непремнно требуетъ, чтобы ему его немедленно показали.— ‘Позвольте мн сначала показать вамъ нчто другое’, — былъ отвтъ, полученный имъ.— ‘Знаете ли вы, что такое заряженный пистолетъ, сэръ, когда его вамъ покажутъ’?— Дуло пистолета приставлено было, въ трехъ дюймахъ разстоянія, къ большой голов бывшаго трактирнаго приказчика, въ то время, какъ онъ стоялъ, опершись на конторку. Впервые въ жизни онъ былъ захваченъ врасплохъ. Ему никогда не приходило въ голову, что оффиціальному эксперту довряютъ такія тайны, которыя могутъ подвергнутъ его опасности и заставить принять мры предосторожности. Никакая сила убжденія не можетъ сравниться съ силой заряженнаго пистолета. Джемсъ вышелъ изъ комнаты, выразивъ свои чувства словами, которыя еще не нашли мста въ англійскомъ лексикон.
Но у него было два достоинства, когда онъ былъ спокоенъ духомъ: онъ сознавалъ, что оставался въ дуракахъ, и понималъ цну брилліантовъ. Когда мистрисъ Уэстерфильдъ увидла его снова на слдующій день, онъ пришелъ съ повинной. Оглашеніе въ церкви было сдлано и каюта для нея занята на пароход.
Когда ея дла были такимъ образомъ устроены въ ея вящшему удовольствію, мистриссъ Уэстерфильдъ могла принять мры для того, чтобы бросить бдную Сидъ. Особа, въ помощи которой она обратилась, была ея старшая, незамужняя сестра, содержавшая дешевую школу для двочекъ въ одномъ изъ лондонскихъ предмстій. Эта лэди, которую звали миссъ Унггеръ, уже раньше предлагала взять Сидъ и приготовить изъ нея школьную учительницу себ въ подмогу.— ‘Я буду содержать двчонку,— общала миссъ Унггеръ, — пока она не будетъ въ состояніи окупить свой столъ и квартиру, занимаясь съ моимъ младшимъ классомъ. Когда она совсмъ выростетъ, то можетъ замнить собой классную даму, и такимъ образомъ я сберегу деньги, которыя я ей плачу’.
На это предложеніе, остававшееся пока безъ отвта, мистриссъ Уэстерфильдъ отвчала сестр согласіемъ.— ‘Прізжай сюда, писала она, въ будущую пятницу, до двухъ часовъ, и увези съ собою Сидъ.— Постскриптумъ: въ четвергъ моя свадьба, а въ субботу я узжаю вмст съ мужемъ и сыномъ въ Америку’.
Письмо было отправлено на почту, и материнскія тревоги (употребляя ея собственное выраженіе) были успокоены.
Въ среду вечеромъ, по мр того, какъ стрлка приближалась къ восьми, безпокойство мистриссъ Уэстерфильдъ не давало ей сидть на мст. Она безпрестанно отворяла дверь гостиной, выбгала на лстницу и прислушивалась. Безъ пяти минуть восемь, у двери раздался звонокъ. Она побжала по лстниц, чтобы отворить дверь. Но служанка, случайно бывшая въ сняхъ, уже сдлала это. Въ слдующую минуту дверь снова заперлась.
— Кто-нибудь пришелъ?— спросила мистриссъ Уэстерфильдъ.
— Никого нтъ, сударыня.
Это было странно. Неужели старый негодяй ее обманулъ?
— Загляните въ ящикъ для писемъ,— сказала она служанк. Служанка повиновалась и нашла письмо. Мистриссъ Уэстерфильдъ разорвала конвертъ, Стоя на лстниц. Въ немъ лежалъ клочокъ простой писчей бумаги. На немъ стоялъ переводъ шифра въ слдующихъ словахъ: ‘Помни нумеръ 12-й Норбекъ-Родъ Сентъ-Джонсь-Вудъ. Ступай въ бесдку въ саду за домомъ. Отсчитай четвертую доску въ полу, начиная отъ правой стны при вход въ бесдку. Приподними доску. Поройся въ мусор и найдешь брилліанты’.
Ни слова въ поясненіе этихъ строкъ. Оригиналъ шифра не былъ возвращенъ. Странный старикъ заработалъ деньги, но не потребовалъ ихъ и ни словечка не написалъ, куда и какъ ихъ ему доставить! Самъ ли онъ принесъ это письмо? Во всякомъ случа ‘онъ’ или его ‘посланный’ ушелъ прежде, нежели отворили дверь дома!
Внезапное подозрніе обдало ее холодомъ. Не укралъ ли онъ брилліанты? Она готова была послать за кэбомъ и хать къ нему на квартиру, когда пришелъ Джемсъ, тоже нетерпливо желавшій узнать, полученъ ли переводъ. Скрывъ свои подозрнія, она извстила его только, что переводъ въ ея рукахъ. Онъ тотчасъ же захотлъ взглянуть на него, а она отказалась показать, пока не станетъ его женой.
— Положи стамеску въ карманъ, когда мы завтра отправимся въ церковь!— вотъ единственное, что онъ отъ нея услышалъ. Достойная чета до конца не довряла другъ другу.
На слдующее утро, въ одиннадцать часовъ, они были соединены узами брака, хозяинъ и хозяйка трактира, въ которомъ они когда-то служили, были единственными свидтелями. Дтямъ не позволили присутствовать при церемоніи. Выйдя изъ церкви, молодые немедленно отправились въ Сентъ-Джонсъ-Вудъ. Грязный печатный билетикъ на разбитомъ окн возвщалъ, что домъ отдается въ наймы, и сердитаго вида женщина объявила имъ, что они могутъ, если хотятъ, видть комнаты. ‘Молодая’ была въ наилучшемъ расположеніи духа. Она показывала новобрачному примръ, какъ слдуетъ соблюдать приличіе, и осматривала запущенный домъ. Посл того кротко сказала женщин, приставленной за нимъ глядть: ‘Нельзя ли намъ посмотрть и садъ?’
Женщина дала странный отвтъ на эту просьбу.— Вотъ это любопытно, — сказала она.— Джемсъ впервые вмшался въ дло.— Что любопытно?— грубо спросилъ онъ.
— Изъ всхъ праздныхъ людей, которые приходили сюда,— сказала она,— только двое пожелали видть и садъ.
Джексъ повернулся на каблукахъ и пошелъ въ бесдку, предоставивъ жен продолжать съ женщиной разговоръ, или нтъ, какъ она хочетъ. Она пожелала продолжать его.
— Я, конечно, одна изъ этихъ двухъ?— спросила она: — кто же другой?
— Старикъ приходилъ въ понедльникъ.
Веселая улыбка новобрачной пропала.
— Какого вида этотъ человкъ?
Сердитая женщина стала еще сердите.
— О, почемъ я знаю! какое-то животное, вотъ и все!
Животное? То самое слово, которымъ молодая миссисъ Белъбриджъ назвала эксперта, когда онъ ее разсердилъ. Подозрніе перешло въ ней почти въ увренность, когда она пошла за мужемъ въ садъ.
Джемсъ уже послдовалъ ея инструкціямъ и пустилъ въ ходъ стамеску. Вынутая доска лежала на полу. Обими большими руками онъ выгребалъ мусоръ, и черезъ нсколько минутъ тайное хранилище открылось. Они заглянули въ него и затмъ взглянули другъ на друга. Хранилище было пусто: брилліанты исчезли.

IX.— Мать.

Мистриссъ Бельбриджъ поглядла на мужа, приготовясь къ страшному взрыву ярости. Онъ стоялъ молча и тупо глядлъ въ пространство. Ударъ совсмъ оглушилъ его тупую голову. На время онъ сталъ идіотомъ, безсловеснымъ, безвреднымъ и безпомощнымъ.
Она положила назадъ мусоръ и доску на старое мсто и подняла стамеску.
— Пойдемъ, Джемсъ,— сказала она:— приди въ себя.
Но безполезно было говорить съ нимъ. Она взяла его подъ руку и повела въ кэбу, ожидавшему у дверей.
Извозчикъ, помогавшій усаживать его, увидлъ листокъ бумаги на переднемъ сидньи. Объявленія часто бросаются въ открытыя окна экипажа. Извозчикъ готовился выбросить бумажку, но мистриссъ Бельбриджъ взяла ее у него изъ рукъ.
— Это писанная бумажка.— При ближайшемъ разсмотрніи она увидла, что это письмо, адресованное ей. Корреспондентъ, должно быть, послдовалъ за нею въ церковь, а затмъ въ Сентъ-Джемсъ-Вудъ. Онъ величалъ ее тмъ самымъ именемъ, которое она перемнила сегодня утромъ, при содйствіи церкви и закона.
Вотъ что она прочитала: ‘Не безпокойтесь, сударыня, о брилліантахъ, вы ошиблись и обратились не къ тому человку, какъ думали’.
И больше ничего. Но достаточно, конечно, чтобы оправдать заключеніе, что онъ укралъ брилліанты. Стоило ли хать въ яему на квартиру? Они, однако, попытались. Экспертъ ухалъ по длу, и никто не могъ сказать, куда именно.
Въ пятницу утромъ, принесена была, по обыкновенію, газета. Къ величайшему удивленію мистриссъ Бельбриджъ, она разсяла вс ея подозрнія насчетъ покражи брилліантовъ. Въ газет была напечатана слдующаго рода статья:
‘Новое доказательство тому, что дйствительность бываетъ иногда удивительне романа, получено въ Ливерпул. Одна почтенная фирма судохозяевъ этого города получила странное письмо въ начал этой недли. Корреспондентъ, предваряя, что иметъ сообщить о весьма важномъ обстоятельств, изложилъ слдующее: одинъ изъ его пріятелей — не чуждый литературы — увидлъ у него на конторк карточку одной лэди, которая напомнила ему объ одномъ уголовномъ дл, возбудившемъ въ свое время большой интересъ въ публик, а именно: процессъ капитана Уэстерфильда, обвиненнаго въ намренномъ крушеніи корабля, находившагося подъ его командой. Никогда не слыхавъ объ этомъ процесс, корреспондентъ, по совту своего пріятеля, прочиталъ его въ старыхъ газетахъ, и узналъ впервые, что коллекція бразильскихъ брилліантовъ, принадлежавшихъ ливерпульской фирм, не была найдена на корабл людьми, отряженными для его спасенія, и осталась неоткрытой до сего времени. Событія, о которыхъ онъ долженъ умолчать (такъ какъ, въ противномъ случа, онъ нарушилъ бы довріе, оказанное ему, какъ эксперту), открыли ему о существованіи тайнаго хранилища, гд, по всей вроятности, спрятаны брилліанты. Обстоятельства поставили его въ необходимость, какъ честнаго человка, опередить лицъ, которыя (какъ онъ полагалъ) намревались украсть драгоцнные каменья. Поэтому онъ принялъ ихъ подъ свою охрану до тхъ поръ, пока они не будутъ признаны и потребованы ихъ настоящими владльцами. Обращаясь къ вышеупомянутымъ джентльменамъ, онъ поставилъ условіемъ, чтобы ихъ требованіе было сдлано письменно и адресовано ему подъ извстными буквами въ одну изъ лондонскихъ почтовыхъ конторъ. Если они признаютъ въ этихъ брилліантахъ свою собственность, то онъ лично передастъ ихъ безъ всякаго вознагражденія лицу, уполномоченному фирмою, и которое должна явиться въ опредленное мсто, въ извстный день и часъ. Вс эти условія были исполнены, и необыкновенное свиданіе состоялось. Корреспондентъ, котораго описываютъ, какъ стараго и бдно-одтаго человка, исполнилъ свое обязательство и ушелъ, не дожидаясь, чтобы его поблагодарили. Справедливость требуетъ прибавить, что когда брилліанты были пересчитаны, то вс они оказались въ наличности’.
Несчастные, хотя справедливо-несчастные новобрачные! Украденное состояніе, на которое они разсчитывали, проскользнуло у нихъ между пальцевъ. Каюты на пароход, отправлявшемся въ. Нью-Іоркъ, были заняты. Джемсъ женился на женщин безъ всякаго приданаго, кром обузы въ форм мальчика. Вечеромъ, въ роковой день свадьбы, когда онъ опамятовался посл открытія, сдланнаго въ бесдк, его первой мыслью было получить, обратно деньги, уплаченныя за проздъ, и, бросивъ жену и пасынка, удрать въ Америку на французскомъ пароход. Онъ отправился въ контору англійскаго парохода и предложилъ продать съ уступкой мста, взятыя имъ. Но время года было дли него невыгодное, пассажирское движеніе между Европой и Америкой было самое ничтожное, и доходы пароходовъ выручались, только съ фрахтовъ. Если онъ броситъ жену, то долженъ также пожертвовать и деньгами. Другая альтернатива была (какъ онъ. самъ выражался) ‘выжать лимонъ, и взять съ этой цлью свою новопріобртенную фамилію въ Нью-Іоркъ’. Онъ еще не ршилъ, какъ поступить, когда вернулся домой, вечеромъ того дня, когда совершилось его бракосочетаніе.
Но, въ этотъ критическій моментъ своей жизни, новобрачная оказалась на высот своего положенія.
Если она будетъ такъ безразсудна, что дозволитъ Джемсу слдовать своимъ естественнымъ наклонностямъ, то ее, по всей вроятности, ожидаютъ дв вещи: или онъ ее прибьетъ до смерти, или броситъ. Единственное спасеніе ея, въ томъ или другомъ случа, это — обуздать своего мужа. Въ его отсутствіе она благоразумно вооружилась всми неотразимыми обольщеніями своего пола. Никогда еще не видлъ онъ ее такой разодтой, и никогда еще ея великолпные срые глаза не смотрли на него съ такимъ выраженіемъ. Ощущенія, къ которымъ онъ совсмъ не былъ подготовленъ, заполонили этого изобиженнаго человка: онъ выпучилъ глаза на жену въ безпомощномъ изумленіи. Этимъ неоцненнымъ моментомъ слабости какъ разъ и воспользовалась новая мистриссъ Бельбриджъ. Дивясь собственному превращенію, Джемсъ оказался на другое утро сантиментально-читающимъ газету, охвативъ рукой талію жены.
Съ утонченной жестокостью ни слова не было сказано, чтобы приготовить маленькую Сидъ къ ужасной перемн въ жизни, ожидавшей ее. Бдная двочка видла приготовленія въ отъзду, и пыталась подражать матери въ укладк вещей. Она собрала немногія принадлежности своего стараго и истрепаннаго костюма и понесла ихъ наверхъ, укладывать въ одинъ изъ разломанныхъ ящиковъ, стоящихъ на чердак, когда за ней прислали служанку, чтобы привести ее обратно въ гостиную. Тамъ, на кушетк, возсдала какая-то чужая дама, и тамъ же, прячась за стулъ, съ нескрываемой антипатіей къ гость, находился и ея маленькій брать, Родерикъ. Сидъ робко взглянула на свою мать, а та ей сказала: ‘вотъ твоя тетка’.
Наружность миссъ Унггеръ могла бы сбить съ толку самого Лафатэра, когда этотъ самоувренный человкъ писалъ свою физіономистику. Какія бы душевныя свойства ни выражало ея лицо въ ту отдаленную эпоху, когда она была молода, теперь оно окончательно заплыло жиромъ и, въ соединеніи съ зелеными очками, содержало въ непроницаемой тайн добродтели (или пороки) этой женщины, до тхъ поръ, пока она не раскрывала рта. Но стоило ей только заговорить, и истина обнаруживалась. Никто изъ слышавшихъ ея голосъ ни минуты не сомнвался, что видитъ передъ собой злую женщину.
— Сдлай книксенъ, двочка, — сказала миссъ Унггеръ. Природа дала ей такой голосъ, что если бы не ея юбки, то ее непремнно приняли бы за мужчину.
Двочка повиновалась, дрожа.
— Ты подешь со мной,— продолжала школьная учительница,— и я сдлаю изъ тебя человка.
Сидъ, повидимому, не могла взять въ толкъ судьбу, которую ей готовили. Она искала убжища у своей безжалостной матери.
— Я поду съ вами, мама,— сказала она:— съ вами и съ Рикомъ.
Мать взяла ее за плечи и толкнула къ тетк.
Ребенокъ съ ужасомъ глядлъ на страшную женщину въ зеленыхъ очкахъ и съ мужскимъ голосомъ.
— Ты теперь моя, — сказалъ миссъ Унггеръ, и я возьму тебя съ собой.— При этихъ страшныхъ словахъ маленькая Сидъ задрожала съ головы до ногъ.— Она упала на колни съ крикомъ, который могъ бы тронуть и дикаря:— О, мама, мама, не бросайте меня!
Ея мать была себялюбивая и жестокая женщина, какую только можно себ представить, но и ея черствая душа дрогнула. Румяныя щеки поблднли. Она колебалась.
Миссъ Унггеръ замтила (сквозь свои зеленыя очки) материнскую нершительность и убдилась, что пора ей выступить въ роли опытное воспитательницы юношества.
— Предоставь ее мн, — сказала она сестр:— ты никогда не умла и никогда не будешь умть обращаться съ дтьми.
Она выступила впередъ. Двочка съ крикомъ бросилась на полъ. Длинныя руки миссъ Унггеръ схватили ее, подняли и принялись трясти.— ‘Молчи, молчи, дрянная двчонка!’ — Но эта рекомендація была излишня. Маленькая кудрявая головка Сидъ безпомощно упала на плечо школьное учительницы. Сидъ была увезена въ изгнаніе безъ слова и безъ крика. Она была въ обморок.

X. Школа.

Время тихо движется, когда томительная жизнь проходитъ въ скучномъ мст.
Годъ за годъ чередовался, никмъ не признанный и не празднуемый, день рожденія Сидни Уэстерфильдъ, въ продолженіе шестилтней мученической жизни въ школ. Въ этотъ долгій промежутокъ времени никакихъ извстій о матери, брат или отчим не доходило до нея. Она не получала писемъ и никакихъ встей. Безъ друзей и безъ всякихъ надеждъ въ жизни, дочь Родерика Уэстерфильда была — въ печальнйшемъ смысл этого слова — одинока на бломъ свт.
Стрлка на безобразныхъ старыхъ часахъ въ класс подвигалась къ тому часу, когда оканчивались утреннія занятія. Томительно ожидая минуты освобожденія, ученицы обрадованы были совершенно небывалымъ въ ихъ жизни событіемъ. Служанка дерзко просунула голову въ дверь и перебила миссъ Унггеръ, преподававшую школьную мудрость первому классу.
— Извините, миссъ. Пришелъ какой-то джентльменъ!…— но ее перебилъ грозный голосъ учительницы:
— Вдь я, кажется, запретила вамъ разъ навсегда соваться сюда во время класса. Убирайтесь!
Закаленная вчною бранью, которая сыпалась на не съ утра до ночи, служанка храбро выдержала натискъ и не лишилась употребленія языка.
— Въ гостиной дожидается джентльменъ.
Миссъ Унггеръ пыталась снова перебить ее.
— И вотъ его карточка,— завопила она такимъ голосомъ, что покрыла голосъ своей барыни.
Будучи простой смертной, школьная учительница была доступна проявленіямъ любопытства. Она вырвала карточку изъ рукъ двушки.
‘Мистеръ Гербертъ Линлей, Моунтъ-Морвенъ, Пертширъ’.
— Я не знаю этого человка,— объявила миссъ Унггеръ.— Дрянь ты этакая! ты впустила какого-нибудь вора въ домъ!
— Это джентльменъ, а не воръ,— отрзала служанка.
— Молчи!.. Что онъ меня спрашивалъ?— Что, ты не слышишь, что теб говорятъ?
— Вы велли мн молчать. Нтъ, онъ васъ не спрашивалъ.
— Такъ кого же ему нужно видть?
— Это стоитъ на его карточк.
Миссъ Унггеръ снова поглядла на карточку и увидла (написанныя карандашемъ) слдующія слова: — ‘чтобы видть миссъ С. У’.
Содержательница школы тотчасъ взглянула на миссъ Уэстерфильдъ. Миссъ Уэстерфильдъ встала съ своего мста.
Ученицы, удивленныя такимъ смлымъ поступкомъ, уставились на учительницу — своего естественнаго врага, — на обязанности которой лежало пичкать илъ скучными свденіями изъ ненавистныхъ книгъ. Мать-природа предназначала учениц быть красавицей и побдительницей сердецъ мужчинъ всхъ вкусовъ и возрастовъ. Но Сидни Уэстерфильдъ не даромъ прожила шесть мучительнйшихъ лтъ въ земномъ аду, содержимомъ миссъ Унггеръ подъ названіемъ школы. Всякая красота, за исключеніемъ глазъ и волосъ, устоявшихъ въ этой жестокой борьб, была убита въ зародыш жестокимъ обращеніемъ ея тетки. Щеки ея провалились. Красивыя губы были блдны. Жалкое платьишко висло точно на вшалк. Наблюдательныхъ людей, встрчавшихъ ее, когда она гуляла съ двочками, поражали ея темные кроткіе глава и терпливая печаль, выражавшаяся на лиц.
— Какая жалость!— говорили они другъ другу:— она была бы хорошенькой двушкой, если бы не казалась такой несчастной и не была бы такъ худа.
Сраженная дерзостью своей ученицы, которая смла встать съ мста, прежде чмъ распущенъ классъ, миссъ Унггеръ, прежде всего, заявила свой авторитетъ въ двухъ словахъ:— ‘Извольте ссть’.
— Я хочу объяснить вамъ…
— Извольте ссть.
— Позвольте, миссъ Унггеръ, мн объяснить вамъ…
— Сидни Уэстерфильдъ, вы подаете самый дурной примръ вашему классу. Я сама поговорю съ этимъ человкомъ. Извольте ссть!
И безъ того блдная, Сидни еще боле поблднла. Она повиновалась начальниц, къ великому удовольствію ученицъ. Безъ десяти минутъ двнадцать, ученицъ отпускали въ рекреаціонную залу, въ ожиданіи, пока накроютъ на столъ.
Тмъ временемъ, миссъ Унггеръ вошла въ свою гостиную. Едва кивнувъ головой, она взглянула на незнакомца сквозь зеленыя очки. Но даже и при этихъ невыгодныхъ для него условіяхъ незнакомецъ производилъ впечатлніе несомнннаго джентльмена. Служанка не ошиблась въ своей оцнк. Мистеръ Гербертъ Линлей былъ настолько хорошо воспитанъ, что могъ скрыть всякое вншнее проявленіе, которое долженъ былъ испытывать, очутившись лицомъ въ лицу съ страшной особой, вошедшей въ комнату.
— Что вамъ угодно?— спросила миссъ Унггеръ.
Мужчины, животныя, зданія — старются съ годами и подчиняются своей тяжелой участи. Но время остается въ дуракахъ, если вздумаетъ сказать женщин, что она тоже состарилась. Гербертъ Линлей сдлалъ поспшное заключеніе, что ‘молодая особа’, въ которой онъ пришелъ съ визитомъ, окажется молодой въ буквальномъ смысл этого слова. Когда онъ и миссъ Унггеръ очутились лицомъ въ лицу, то, если бы дверь не была заперта, онъ съ удовольствіемъ бы ушелъ.
— Я взялъ смлость явиться,— сказалъ онъ:— по поводу объявленія… Позвольте узнать…— Онъ замолкъ и вынулъ газету изъ кармана своего пальто:— Я имю честь говорить съ той особой, о которой здсь упоминается?
Онъ развернулъ газету и указалъ на объявленіе.
Глаза миссъ Унггеръ остановились не на указанномъ мст, а на перчатк, обтягивавшей руку постителя. Она сидла съ такимъ совершенствомъ, что наводила на мысль, что была сшита по заказу. Онъ вжливо указалъ опять на объявленіе. Миссъ Унггеръ не обращая вниманія на газету, уставилась очками въ окно и увидла прекрасный экипажъ, дожидавшійся у дверей. (Деньги, очевидно, водились въ карман постителя, Щеголявшаго въ такихъ чудныхъ перчаткахъ.) Съ невозмутимымъ терпніемъ Линлей указалъ въ третій разъ на объявленіе, и миссъ Унггеръ, наконецъ, удостоила обратить на него вниканіе. Она прочитала объявленіе:
‘Молодая особа желаетъ заняться воспитаніемъ маленькой двочки. Будучи неопытной и занимавшись лишь въ качеств младшей учительницы въ школ, она предлагаетъ себя на испытаніе, предоставляя своимъ нанимателямъ уплатить ей такое жалованье, какого они сочтутъ ее достойной, если она получитъ постоянное мсто. Обратиться письменно въ С. У. 14, Дельта-Гарденсъ, Н. Е.’.
— Какая дерзость!— сказала миссъ Унггеръ.
Мистеръ Линлей съ удивленіемъ взглянулъ на нее.
— Повторяю: какая дерзость!— продолжала миссъ Унггеръ.
Мистеръ Линлей попытался умиротворить эту страшную женщину.
— Право, это очень глупо съ моей стороны, но я боюсь, что не совсмъ понимаю васъ.
— Одна изъ моихъ учительницъ напечатала это объявленіе и дала мой адресъ, не посовтовавшись со мной. Понимаете ли вы меня теперь, сэръ?
Она опять поглядла на карету, когда назвала его: ‘сэръ’.
При всей своей сдержанности, Линлей не могъ скрыть удовольствія на своемъ просвтлвшемъ лиц, когда онъ открылъ, что особа, напечатавшая объявленіе, и особа, пугавшая его, были два разныхъ лица.
— Поняли ли вы меня теперь?— повторила миссъ Унггеръ.
— Совершенно, сударыня. Но въ то же время — боюсь,— я долженъ сознаться, что объявленіе произвело на меня благопріятное впечатлніе.
— Не могу понять, почему,— замтила миссъ Унггеръ.
— А потому, что въ этомъ объявленіи есть извстнаго рода искренность и прямота. Особа, предлагающая въ немъ свои услуги, повидимому, чрезвычайно скромна и внимательна къ чужимъ интересамъ. Я надюсь, что вы позволите мн…— Но прежде, нежели онъ усплъ договорить: ‘видть эту молодую особу’,— дверь отворилась: молодая особа вошла въ комнату.
Не она ли — авторъ объявленія? Онъ былъ увренъ, что она, и только потому, что съ той минуты, какъ онъ взглянулъ на нее, она его заинтересовала. Самъ Линлей удивлялся этому интересу. Ничто въ двушк не могло вызвать его восхищенія: блдное, жалкое, хотя и юное созданіе, стоявшее у двери съ покорнымъ видомъ, могло возбудить только жалость. Бдная учительница заставила его вспомнить о счастливой, хорошенькой его жен, дожидавшейся его дома, и о хорошенькой маленькой двочк, его балованной дочк. Онъ поглядлъ на Сидни Уэстерфильдъ съ искреннихъ состраданіемъ, которое длало честь имъ обоимъ.
— Какъ вы смли сюда придти?— спросила миссъ Унггеръ.
Она отвчала кротко, но ее застнчиво. Тонъ, которымъ директриса школы заговорила съ ней, очевидно, не испугалъ ея.
— Я желала узнать,— отвчала она:— не угодно ли этому джентльмену видть меня, по случаю моего объявленія.
— Ваше объявленіе?— повторила миссъ Унггеръ:— миссъ Уэстерфильдъ, какъ смете вы просить о мст, черезъ газету, безъ моего позволенія?
— Я дожидалась, прежде чмъ сообщить вамъ о томъ, что я сдлала,— будетъ ли отвтъ на мое объявленіе, или нтъ.
Она говорила такъ же спокойно, какъ и передъ тмъ, подчиняясь надменному авторитету директрисы, но съ твердостью, замчательной во всякой двушк, а тмъ боле въ такой, которая выдавала свою чувствительную натуру. Линлей подошелъ къ ней и сказалъ ей нсколько добрыхъ словъ, прежде нежели миссъ Унггеръ успла въ третій разъ проявить свою власть.
— Я боюсь, что сдлалъ неловкость, отвтивъ лично, а не письменно, на ваше объявленіе. Въ свое оправданіе я могу только сказать, что не имю времени переписываться, я живу въ Шотландіи, и долженъ сегодня же вечеромъ вернуться домой, съ курьерскимъ поздомъ.
Онъ умолкъ. Она глядла на него. Поняла ли она его?
Да, она поняла его. Впервые, за вс тяжкіе годы своей школьной жизни, она увидла взглядъ, выражавшій симпатію къ ней. Несмотря на стоицизмъ, который долженъ былъ выработаться въ ней, благодаря материнскому пренебреженію и ежедневному преслдованію безжалостной тетки, она не выдержала перваго ласковаго взгляда отъ посторонняго человка. Голова ея опустилась, она вся задрожала съ головы до ногъ, и нсколько слезъ скатились изъ глазъ на жалкое платье. Она отчаянно пыталась сдержать слезы.— ‘Извините, сэръ,— вотъ все, что она могла сказать:— я чувствую себя не очень хорошо’.
Миссъ Унггеръ хлопнула ее по плечу и сказала, указывая на дверь:
— Достаточно ли вы чувствуете себя хорошо, чтобы выйти вонь?
Линлей повернулся къ извергу съ лицомъ, на которомъ боролось изумленіе съ отвращеніемъ.
— Боже мой!— сказалъ онъ:— чмъ же она заслужила такое обращеніе?
Ротъ миссъ Унггеръ раздвинулся до ушей, а лобъ покрылся морщинами.
Говоря по-просту, безъ затй:— директриса разсмялась.
Когда мужчин важно узнать настоящій характеръ женщины, напримръ, когда онъ думаетъ на ней жениться,— то единственный шансъ для него составить врно о ней понятіе, это видть, какъ она сердится: если она въ такомъ случа разгорячится, то онъ можетъ думать, что добрыя качества у нея превышаютъ недостатки. Если же, напротивъ того, она проявитъ необыкновенную сдержанность, то это — дурной знакъ, и пусть онъ это намотаетъ себ на усъ.
Въ настоящемъ случа, миссъ Унггеръ побдила своею сдержанностью Герберта Линлея.
— Если бы вы были спокойне,— отвчала она:— то я бы сказала, что не позволю вамъ превращать мой домъ въ контору для найма гувернантокъ. Но такъ какъ вы, я вижу, раздражены, то просто напоминаю вамъ, что ваша карета стоить у дверей.
Онъ сдлалъ единственное, что ему оставалось,— взялъ шляпу.
Сидни повернулась, чтобы выйти изъ комнаты. Онъ отворилъ ей дверь:— ‘Не унывайте!— шепнулъ онъ ей, когда она проходила мимо него:— вы услышите обо мн’.— Сказавъ это, онъ поклонился директрис. Миссъ Унггеръ знакомъ остановила его. Онъ подождалъ, удивляясь, что такое она собирается сдлать. Она позвонила.
— Вы въ дом лэди,— объяснила она:— моя горничная провожаетъ постителей, когда они уходятъ.
Въ комнат послышался слабый запахъ мыла. Служанка появилась, вытирая мокрыя руки о передникъ.
— Проводи!.. Мое почтеніе!..— были послднія слова миссъ Унггеръ.
Оставляя домъ, Линлей сунулъ золотую монету въ руку служанки.
— Я напишу миссъ Уэстерфильдъ, постарайтесь, чтобы она получила мое письмо.
— Будьте спокойны!
Его удивила готовность, съ которою двушка отвчала ему. Не будучи тщеславнымъ человкомъ, онъ не подозрвалъ, какую цнность придавали его подарку его добрые темные глаза, его привтливыя манеры и свтлая улыбка. Красивый мужчина былъ осьмымъ чудомъ свта въ школ миссъ Унггеръ.
У первой табачной лавочки онъ остановилъ карету, вышелъ и написалъ письмо.
‘Я буду очень радъ, если мн можно будетъ предложить вамъ боле счастливое существованіе, нежели то, которое вы ведете теперь. Отъ васъ зависитъ помочь мн въ этомъ. Соблаговолите прислать мн адресъ вашихъ родителей, если они живутъ въ Лондон, или кого-нибудь изъ вашихъ знакомыхъ, съ кмъ бы я могъ условиться объ испытаніи васъ въ качеств гувернантки моей маленькой двочки. Я жду вашего отвта по сосдству. Если же что-нибудь помшаетъ вамъ отвтить мн тотчасъ же, то я прилагаю адресъ отеля, въ которомъ остановился, чтобы вы мн могли телеграфировать, прежде нежели я уду изъ Лондона’.
Мальчикъ изъ табачной лавочки, вдохновленный надеждой на полукрону, мигомъ слеталъ въ школу и вернулся съ отвтомъ: ‘У меня нтъ ни родныхъ, ни друзей, и мн только-что отказали отъ моего мста въ школ. Не имя никакихъ рекомендацій, я не могу воспользоваться вашимъ великодушнымъ предложеніемъ. Не облегчите ли вы мн моего разочарованія позволеніемъ увидть васъ, всего лишь на нсколько минутъ, въ вашемъ отел? Поврьте, сэръ, что я не забываю при этомъ то, къ чему меня обязываетъ уваженіе къ вамъ и въ самой себ. Я прошу позволенія объяснить вамъ, что я не вполн недостойна того участія, которое вы оказали мн. С. У.’
Въ такихъ печальныхъ выраженіяхъ Сидни Уэстерфильдъ извщала своего новаго знакомца, что воспитаніе ея окончено.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

Мы должны познакомиться съ мистриссъ Прести.
Недалеко отъ истоковъ знаменитой рки, которая вытекаетъ изъ горъ, возвышающихся между Лохъ-Катрейнъ и Лохъ-Ломондъ и раздляющихъ горную Шотландію отъ низменной,— туристы подъзжаютъ къ почтеннымъ срымъ стнамъ Моунтъ-Морвена и, заглянувъ въ своего путеводителя, просятъ позволенія осмотрть замокъ.
Въ первомъ этаж помщаются внутренніе аппартаменты владльцевъ замка. Большія сни, съ ихъ оригинальнымъ очагомъ, и старинные покои нижняго этажа охотно показываются постителямъ. Образованные путешественники высказываютъ разнообразныя мннія о фамильныхъ портретахъ и рзныхъ потолкахъ. Необразованные — не утруждаютъ себя критикой. Но т и другіе находятъ, что замокь похожъ на крпость, и дивятся, какъ можно жить въ такомъ дом. Между тмъ, если бы они прошли во внутренніе аппартаменты перваго этажа, то увидли бы весьма комфортабельные и по новйшему отдланные покои. Если бы ихъ ввели, напримръ, въ гостиную мистриссъ Линлей, они увидли бы весьма покойное, широкое кресло и въ немъ — пожилую, весьма обширныхъ размровъ лэди, которая не только спитъ, но и храпитъ, съ раскрытой книгой на колняхъ. Женатые мужчины среди туристовъ немедленно узнали бы въ ней тещу и на ципочкахъ выбрались бы изъ комнаты.
Лэди, на которую литература подйствовала такимъ снотворнымъ образомъ, была довольно значительная особа въ дом: мать хозяйки дома, мистриссъ Линлей — замчательная, съ другой стороны, тмъ, что была два раза замужемъ и пережила обоихъ мужей. Первый изъ этихъ джентльменовъ, достопочтенный Джозефъ Норманъ, былъ членъ парламента. Мистриссъ Линлей была его единственною дочерью. Онъ умеръ въ преклонныхъ лтахъ, оставивъ своей красивой вдов (которая была настолько моложе его, что годилась ему въ дочери, о чемъ она охотно упоминала) хорошее состояніе, такъ что она казалась завидной невстой для холостыхъ джентльменовъ, восхищавшихся крупными размрами женщинъ съ туго набитымъ кошелькомъ. Посл нкоторыхъ колебаній, мистриссъ Норманъ приняла предложеніе самаго некрасиваго и скучнаго человка изъ всхъ своихъ поклонниковъ. Почему она сдлалась женой мистера Прести (извстнаго въ коммерческихъ кругахъ торговца, обогатившагося продажей уксуса), она сама не была въ состояніи объяснить. Почему она оплакивала его со слезами искренней печали, когда онъ умеръ посл двухъ лтъ совмстной жизни, была тайна, удивлявшая ея ближайшихъ друзей и знакомыхъ. О почему, когда она предавалась (слишкомъ часто) воспоминаніямъ о своей прежней жизни, она ставила на одинъ уровень ничмъ незамчательнаго мистера Прести съ замчательнымъ мистеромъ Норманъ — былъ секретъ, котораго она никому не открывала. Въ безпристрастныхъ разсказахъ вдовы характеры обоихъ мужей, въ силу контраста, представляли идеалъ мужей, то-есть: пороки мистера Нормана были добродтелями мистера Прести, а пороки мистера Прести — были добродтелями мистера Нормана.
Вернувшись въ гостиную, посл того какъ уложила спать свою дочку Китти, мистриссъ Линлей увидла, что мать ея спитъ, а книга готова скатиться съ ея колнъ, и прежде, нежели она успла ее подхватить, книга шлепнулась на полъ, мистриссъ Прести проснулась.
— О, мама, какъ мн жаль! Я не успла подхватить книгу!
— Не бда, моя душа. Я опять засну, если начну читать этотъ романъ.
— Разв онъ такъ скученъ?
— Скученъ?!— повторила мистриссъ Прести:— ты, очевидно, незнакома съ новой литературной школой. Новая школа надляетъ публику успокоительными романами.
— Вы говорите серьезно, мама?
— Серьезно. Совершенно серьезно и съ благодарностью. Эти новые писатели очень пріятны для старухъ. Ихъ романы не разстроиваютъ нервовъ, въ нихъ нтъ ни неприличныхъ характеровъ, которые могли бы возмущать насъ, ни драматическихъ положеній, чтобы. путать искусное описаніе деталей (какъ говорятъ критики въ журналахъ), и мастерской разборъ человческихъ мотивовъ, который… ну, я знаю, что я хочу сказать, моя душа, только не умю этого объяснить.
— Я думаю, что я это понимаю, мама. Мастерской разборъ человческихъ мотивовъ, который, самъ по себ, возбуждаетъ сонъ. Нтъ, я не прошу у васъ этого романа, — я еще не хочу спать. Я думаю о томъ, что длаетъ Гербертъ въ Лондон.
Мистриссъ Прести поглядла на часы.
— Твой мужъ больше не въ Лондон,— объявила она:— онъ находится на обратномъ пути. Дай-ка мн сюда ‘Путеводитель по желзнымъ дорогамъ’, и я скажу теб, въ которомъ часу онъ прідетъ сюда завтра. Ты можешь мн поврить, потому что я никогда не ошибаюсь. Необыкновенная опытность мистера Прести, послужила мн въ пользу: я — единственное лицо въ дом, которое уметъ разобраться въ путаниц нашихъ желзно-дорожныхъ расписаній. Твой бдный отецъ, мистеръ Норманъ, никогда не могъ понять никакихъ расписаній и никогда не пытался скрыть своей безтолковости. У него совсмъ не было того тщеславія (невиннаго, разумется, тщеславія), которое заставляло бднаго мистера Прести высказывать самоувренно мнніе о такихъ предметахъ, въ которыхъ онъ ничего не смыслилъ, какъ, напримръ, картины и музыка… Что вамъ нужно, Малькольмъ?
Слуга, къ которому обращенъ былъ этотъ вопросъ,— отвчалъ:
— Телеграмма, сударыня.
Мистриссъ Линлей оттолкнула телеграмму, которую подалъ было ей слуга. Она была очень сдержанная особа, а потому чувство страха, внезапно охватившее ее, выразилось только бдностью.
— Что-нибудь случилось, — проговорила она слабымъ голосомъ:— какое-нибудь несчастье на желзной дорог.
Мистриссъ Прести распечатала телеграмму.
— Если бы ты была женою члена кабинета, — сказала она своей дочери,— ты бы такъ привыкла въ телеграммамъ, что не боялась бы ихъ. Мистеръ Прести (который получалъ свои телеграммы въ контор) несправедливо относился въ памяти моего перваго мужа. Онъ порицалъ мистера Нормана за то, что тотъ давалъ мн читать свои телеграммы. Но въ натур мистера Прести было много поэзіи, которой недоставало въ характер мистера Нормана. Онъ считалъ женщинъ ангелами, и думалъ, что телеграммы и все дловое недостойны нашего призванія. Я, собственно говоря, хорошенько не понимаю, въ чемъ заключается наше призваніе?..
— Мама, мама, Гербертъ раненъ?
— Глупости и пустяки! Никто не раненъ и никакого несчастья не случилось.
— Такъ почему же онъ телеграфируетъ мн?
До сихъ поръ мистриссъ Прести только мелькомъ взглянула на телеграмму. Теперь она внимательно прочитала ее, лицо ея выразило мрачное недовріе, она покачала головой.
— Прочитай сама и припомни, что я говорила теб, когда ты поручила мужу найти для моей внучки гувернантку. Я говорила теб: ты не знаешь мужчинъ, какъ я ихъ знаю, я надюсь, что теб не придется въ этомъ раскаяться.
Мистриссъ Линлей слишкомъ любила своего мужа, чтобы оставить это замчаніе безъ отвта.
— Почему мн не доврять ему?— сказала она.— Онъ долженъ былъ хать по дламъ въ Лондонъ, и это былъ отличный случай, чтобы нанять гувернантку.
Мистриссъ Прести только рукой махнула на такую слабую защиту и проговорила съ достоинствомъ:
— Прочитай телеграмму и суди сама.
Мистриссъ Линлей читаетъ:
‘Я нанялъ гувернантку. Она подетъ въ одномъ позд со мной. Считаю нужнымъ предупредить тебя, что ты увидишь особу, какой не ожидала. Она очень молода и очень неопытна, совсмъ не похожа на обыкновенный типъ гувернантки. Когда ты услышишь, какому жестокому обращенію подвергалась бдная двушка, то, я увренъ, пожалешь ее, какъ и я’.
Мистриссъ Линлей съ улыбкой положила телеграмму.
— Бдный, милый Гербертъ!— нжно проговорила она:— мы уже восемь лтъ какъ женаты, а онъ все еще боится, что я буду его ревновать. Мама, отчего у васъ такое серьезное лицо?
Мистриссъ Прести беретъ телеграмму изъ рукъ дочери и читаетъ отрывки изъ нея съ негодующей высокопарностью въ голос и манерахъ: ‘…детъ въ одномъ позд съ нимъ!.. Очень молода и очень неопытна!.. Онъ жалетъ ее!.. Я знаю мужчинъ, Катерина, я знаю!’

II.

Мистеръ Гербертъ Линлей прибылъ домой на слдующій день въ двнадцать часовъ. Мистриссъ Линлей, сбжавъ къ нему навстрчу, увидла мужа одного, безъ всякой спутницы.
— Гд гувернантка?— спросила она, поздоровавшись съ нимъ.
— Отправилась спать, бдняжка. Я поручилъ экономк провести ее въ комнату, — отвчалъ Линлей.
— Что-нибудь заразительное, мой милый Гербертъ?— освдомилась мистриссъ Прести, появляясь въ дверяхъ столовой.
Линлей отвчалъ жен, а не тещ.
— Ничего серьезнаго, Катя. Просто устала отъ дороги. Мн пришлось чуть не вынуть ее изъ кареты.
Мистриссъ Прести слушала съ величайшимъ интересомъ.
— Какая оригинальная гувернантка!— проговорила она:— Могу я узнать, какъ ее зовутъ?
— Сидни Уэстерфильдъ.
Мистриссъ Прести взглянула на свою дочь и улыбнулась сатирически. Мистриссъ Линлей съ упрекомъ замтила:
— Я надюсь, что вы не находите ничего дурного въ этомъ имени?
— У меня нтъ никакого мннія въ этомъ случа. Я не врю, что это ея имя.
— О, мама, неужели вы подозрваете, что она явилась къ намъ подъ ложнымъ именемъ?
— Душа моя, я ни минуты въ этомъ не сомнваюсь. Могу я сдлать еще одинъ вопросъ,— продолжала старая лэди, обращаясь въ Линлею:— кто вамъ рекомендовалъ миссъ Уэстерфильдъ?
— Никто.
Мистриссъ Прести вскочила съ мста съ живостью молодой особы.
— Послдуй моему примру,— сказала она дочери:— и запри ящикъ съ твоими браслетами и серьгами!
Линлей вздохнулъ съ облегченіемъ, когда остался наедин съ женой.
— Отчего твоя мать такая непріятная сегодня?— спросилъ онъ.
— Она недовольна тмъ, что я предоставила теб выбрать гувернантку для Китти.
— А гд же Китти?
— Катается на пони… Но зачмъ ты прислалъ мн телеграмму, Гербертъ, съ объясненіями насчетъ гувернантки? Неужели ты думалъ, въ самомъ дл, что я могу приревновать тебя въ миссъ Уэстерфильдъ?
Линлей расхохотался.
— Нтъ, такой идеи мн и въ голову не приходило. Я знаю, что ты не изъ ревнивыхъ.
— Я, конечно, не раздляю всего того, что говоритъ мать, — продолжала она:— но какъ ты ршился пригласить миссъ Уэстерфильдъ безъ всякой рекомендаціи?
— Или я очень ошибаюсь,— отвчалъ Линлей:— или ты сама поступила бы точно такъ же на моемъ мст. Если бы ты видла эту ужасную женщину, которая преслдовала и оскорбляла ее…
Жена перебила его.
— Но какъ все это случилось Гербертъ? Кто первый представилъ теб миссъ Уэстерфильдъ?
Линлей разсказалъ про объявленіе и описалъ свое посщеніе школы. Затмъ, объяснивъ, что миссъ Уэстерфильдъ сдлала ему лично визитъ, онъ разсказалъ въ общихъ чертахъ то, что она передала ему о печальной судьб и кончин своего отца. Заинтересовавшись всмъ, что слышала, мистриссъ Линлей требовала дальнйшихъ подробностей, но онъ предложилъ ей обратиться въ самой миссъ Уэстерфильдъ.— А теперь,— продолжалъ Линлей:— я хотлъ бы узнать, что длается у насъ въ дом. Я до сихъ поръ не видлъ брата. Гд Рандаль?
— Онъ отправился на ферму. Мы ожидаемъ его сегодня назадъ. Ахъ, Гербертъ, какъ мы много обязаны твоему брату! Право, его доброта безгранична. Послдняя изъ нашихъ бдныхъ горныхъ фамилій, эмигрировавшихъ въ Америку, получила отъ Рандаля деньги на проздъ. Жена фермера написала мн объ этомъ.
Мистриссъ Линлей продолжала передавать о всхъ событіяхъ мстнаго интереса, когда колоколъ перебилъ ее, пробивъ часъ дтскаго обда.
— Но отчего нтъ до сихъ поръ Китти?— Мистриссъ Линлей встала и позвонила въ колокольчикъ. Въ эту минуту, какъ разъ, дверь растворилась въ корридоръ, и показалась Китти, державшая за руку Сидни Уэстерфильдъ, которая застнчиво не ршалась войти въ комнату.
— Вотъ она, мама!— закричала двочка:— но, кажется, она васъ боится. Помогите мн втащить ее въ комнату.
Мистриссъ Линлей пошла на-встрчу гувернантк съ той неотразимой граціей и добротой, которыя очаровывали всхъ ея новыхъ знакомыхъ.
— О, мы уже подружились, — сказала Китти: — Сидъ мн понравилась, а я понравилась Сидъ. Представьте себ, что она жила въ Лондон съ злой барыней, которая не давала ей сть сколько слдуетъ. Посмотрите, какая я добрая двочка: я уже начала ее кормить.
Китти вынула изъ кармана коробочку съ конфектами и подала ее гувернантк, хлопнувъ по крышк, подобно тому, какъ это длаетъ нюхальщикъ, подавая табакерку пріятелю.
— Милое мое дитя, ты не должна такъ говорить съ миссъ Уэстерфильдъ,— сказала мистриссъ Линлей:— пожалуйста, извините ее,— обратилась она съ улыбкой къ Сидни:— Я боюсь, что она очень надодала вамъ въ классной.
Молчаливый отвтъ Сидни тронулъ материнское сердце: она поцловала своего маленькаго друга.
— Я надюсь, что вы позволите ей называть меня Сидъ,— кротко сказала она:— это напоминаетъ мн о счастливомъ времени моей жизни.
Голосъ измнилъ ей, она не могла ничего больше сказать. Китти объяснила за нее, съ видомъ взрослой особы, ободряющей ребенка:
— Я знаю все, мама. Она говоритъ о томъ времени, когда былъ живъ ея папа. Папа ея умеръ, когда она была такой же маленькой, какъ я. Я ей не мшала, я только попросила позволенія посидть у нея на кровати. Она позволила, а потомъ я ей помогла одваться.
Мистриссъ Линлей посадила Сидъ на диванъ и остановила потокъ рчей своей маленькой дочки. Взглядъ, голосъ, манеры гувернантки понравились ей. Когда мужъ ея взялъ Китти за руку и выходилъ съ нею изъ комнаты, она шепнула ему:
— Ты хорошо сдлалъ, я больше въ этомъ не сомнваюсь.
Посл обда Сидни начала разсказывать мистриссъ Линлей исторію своихъ родителей и своего дтства, мистриссъ Прести незамтно прокралась къ библіотеку, которая была отдлена портьерой отъ гостиной, гд сидла ея дочь съ гувернанткой. Когда разсказъ былъ оконченъ, она раздвинула портьеру и важно, торжественно выплыла въ гостиную.
— Вы читали въ библіотек, мама?— спросила мистриссъ Линлей.
— Нтъ, Кэтъ,— хладнокровно отвчала мистрисъ Прести:— я просто подслушивала.
Мистриссъ Линлей взглянула на мать и сконфузилась.
— Познакомь меня съ миссъ Уэстерфильдъ, — продолжала мистриссъ Прести такъ же хладнокровно.
Мистриссъ Линлей колебалась. Что подумаетъ гувернантка объ ея матери? Ни мало не заботясь о томъ, что гувернантка подумаетъ, мистриссъ Прести перешла черезъ комнату и сама представилась гувернантк.
— Миссъ Уэстерфильдъ, я — мать мистриссъ Линлей, и въ одномъ — замчательная женщина. Когда я составлю мнніе о комъ-нибудь, и увижу, что мнніе было ошибочно, то я нисколько не стыжусь измнить его. Я измнила мое мнніе о васъ. Позвольте пожать вашу руку.
Сидни почтительно поклонилась.
— Считайте меня, Сидни, своимъ другомъ, а теперь ступайте. Моя внучка, не привыкшая ждать чего бы то ни было съ самаго дня своего рожденія, ждетъ васъ обдать. Она въ эту минуту уже вопитъ, чтобы ей подали гувернантку, какъ нкогда король Ричардъ (я знаю Шекспира наизусть) вопилъ, чтобы ему подали коня. Горничная (вы узнаете ее по виду — это толстая особа, которая до того затягивается въ корсетъ, что едва можетъ дышать) дожидается около двери, чтобы провести васъ въ дтскую. Аи revoir. Постойте! Я хочу слышать ваше французское произношеніе. Скажите мн: ‘Аи revoir’… Благодарю васъ.— Слаба во французскомъ, Катя!— объявила она дочери, когда дверь за гувернанткой затворилась:— да и чего можно ждать отъ бдняжки, посл той жизни, которую она вела! Ну, теперь мы одни, и я хочу поговорить съ тобой по душ. Миссъ Уэстерфильдъ будетъ, конечно, во многихъ отношеніяхъ, очень милая и пріятная гувернантка, но не могу скрыть, ни отъ тебя, ни отъ себя, что съ нкоторыхъ сторонъ она можетъ быть опасна.
— Опасна?— спросила мистриссъ Линлей: — я васъ не понимаю.
— Все равно, Катя, понимаешь ли ты меня, или нтъ, но мн нужно знать дальнйшія подробности. Разскажи мн, что передалъ теб мужъ объ этой молодой особ.
Дивясь, какой демонъ любопытства овладлъ ея матерью, мистрисъ Линлей исполнила ея желаніе. Мистриссъ Прести выслушала съ величайшимъ вниманіемъ все, что она ей разсказала, и затмъ вывела изъ всего этого слдующую мораль.
— Первое препятствіе для ея нравственнаго развитія — это ея отецъ, котораго судили, признали виновнымъ и который умеръ въ тюрьм.
Второе препятствіе — ея мать, безчувственная дрянь, бросившая родную дочь.
Третье препятствіе — сестра ея матери, такое же чудовище, хотя и въ иной форм. Люди поверхностные могутъ спросить: что мы выиграемъ, изслдуя прошлую жизнь миссъ Уэстерфильдъ? Мы выиграемъ то, что узнаемъ чего намъ ждать отъ будущаго миссъ Уэстерфильдъ.
— Я, тмъ не мене,— объявила мистриссъ Линлей:— ожидаю только хорошаго.
— Скажи, что она ангелъ отъ рожденія, и я не стану противорчить. Но, пожалуйста, выслушай, что мн подсказываетъ моя опытность. Я помню, какую она жизнь вела, я спрашиваю себя: возможно ли выстрадать все, что выстрадала эта двушка, и не испортиться? Среди этихъ мерзкихъ людей — прошу прощенія, моя душа,— мистеръ Норманъ иногда употреблялъ рзкія выраженія и пріучилъ меня къ нимъ,— добрыя качества этой молодой особы должны были подвергаться не разъ страшному испытанію. Сто разъ она бывала вынуждена лгать, хотя бы отъ страха. Она оставалась безъ всякаго руководства (въ критическое время ея жизни, замть)… Я повторяю только то, что мистеръ Прести говорилъ своей родной племянниц, которую помстили въ гадкую школу, въ Париж, я не только помню, какія именно выраженія употреблялъ этотъ краснорчивый человкъ, когда бывалъ взволнованъ, но я знаю, что я хочу сказать. Мн нравится миссъ Уэстерфильдъ, и я надюсь, что она кончитъ добромъ. Но я не могутъ забыть, что ее здсь ждетъ совсмъ новая жизнь… Жизнь роскошная, душа моя, жизнь счастливая, и только одинъ Богъ знаетъ, что вырастетъ изъ скверныхъ смянъ, посянныхъ ея прошлой жизнью, при этихъ новыхъ условіяхъ. Говорю теб, что мы должны быть внимательны. Говорю теб, что мы должны глядть въ оба, и это ради ея блага, и ради нашего также.
Разумные совты мистриссъ Прести (хотя высказанные съ свойственной этой дам нелпой манерой) не произвели должнаго впечатлнія на ея дочь. Мистриссъ Линлей отвчала тономъ огорченной особы:
— О, мама, я никогда не подозрвала, что вы можете быть такой несправедливой! Вы, врно, хорошенько не разслушали того, что мн говорила миссъ Уэстерфильдъ. Вы не знаете ея, какъ я ее знаю. Она такъ терплива, такъ снисходительна, такъ благодарна Герберту…
— Такъ благодарна Герберту?!— Мистриссъ Прести поглядла на дочь въ нмомъ изумленіи. Очевидно, мистриссъ Линлей и въ голову не приходило, что могла произойти какая-нибудь опасность изъ благодарности, питаемой чувствительной гувернанткой къ ея красивому мужу. При такомъ проявленіи простоты, послднее терпніе старухи лопнуло.
— У тебя прекрасное сердце, но что касается головы…
— Ну, что же съ моей головой?
— Она всегда бываетъ прекрасно причесана, моя милая, твоею горничной.
Пустивъ такую стрлу на прощаніе, мистриссъ Прести ушла черезъ библіотеку. Почти въ ту же самую минуту дверь въ столовую растворилась, вошелъ молодой человкъ и крпко пожалъ руку мистриссъ Линлей.

III.

Фамильное сходство между Гербертомъ и Рандалемъ Линлей было очень велико, несмотря на то, что Гербертъ былъ гораздо красиве брата. Рандаль былъ не очень высокъ ростомъ и слегка горбился, но эти недостатки искупались выраженіемъ его глазъ и улыбки, въ которой было что-то неотразимое, и прелесть ея одинаково дйствовала на мужчинъ, женщинъ и дтей. Вс въ дом и по сосдству любили Рандаля, не исключая и самой мистриссъ Прести.
— Замтили ли вы новое лицо, появившееся у насъ въ ваше отсутствіе?— былъ первый вопросъ его невстки.
Рандаль отвчалъ, что видлъ миссъ Уэстерфильдъ. Затмъ послдовалъ неизбжный вопросъ: какъ онъ ее находитъ?
— Я скажу вамъ это черезъ недлю или черезъ дв,— отвчалъ Рандаль.
— Нтъ, скажите сейчасъ.
— Я не довряю своимъ первымъ впечатлніямъ, у меня нтъ дурной привычки спшить съ выводами.
— Сдлайте исключеніе, чтобы доставить мн удовольствіе. Находите ли вы ее хорошенькой?
Рандаль улыбнулся.
— Ваша гувернантка, — отвчалъ онъ:— кажется, больна, и, можетъ быть, по этой причин, я нахожу ее незамчательной и некрасивой. Посмотримъ, что сдлаютъ изъ нея здоровый воздухъ и привольная жизнь. Отъ такой молоденькой особы можно ждать всякихъ превращеній. Можетъ быть, черезъ какой-нибудь мсяцъ, мы вс будемъ восхищаться хорошенькой миссъ Уэстерфильдъ… А что, въ мое отсутствіе, были мн письма?
Онъ пошелъ въ библіотеку и вернулся съ письмами.
— Вотъ это позабавитъ Китти, сказалъ онъ своей невстк, подавая иллюстрированную нью-іоркскую газету.
Мистриссъ Линлей стала разсматривать картинки, но вдругъ вниманіе ея привлечено было однимъ извстіемъ въ газет, и не успла она прочитать нсколькихъ словъ, какъ вскрикнула.
— Ужасная новость, касающаяся именно миссъ Уэстерфильдъ! Прочитайте, Рандаль.
Онъ прочиталъ слдующее:
‘Въ списк неисправныхъ торговыхъ должниковъ этой недли стоитъ имя одного англичанина, Джемса Бельбриджа, содержавшаго въ нашемъ город ‘Салонъ’, пользовавшійся очень худой славой. Бельбриджа подозрваютъ, что онъ причинилъ смерть своей жен въ припадк delirium tremens. Несчастная женщина, на которой онъ женился, была въ первомъ брак за англійскимъ аристократомъ, достопочтеннымъ Родерикомъ Уэстерфильдомъ, котораго процессъ — въ намренномъ крушеніи корабля, находившагося подъ его командой — возбудилъ значительный интересъ въ Лондон, нсколько лтъ тому назадъ. Печальная сторона этого дла усложняется еще исчезновеніемъ въ день убійства маленькаго сына этой женщины отъ ея перваго мужа. Предполагаютъ, что бдный мальчикъ въ ужас убжалъ изъ дома, и полиція тщательно его разыскиваетъ. Говорятъ также, что другой ребенокъ отъ перваго брака (дочь) находится въ Англіи, но о ней ничего не извстно’.
— Разв есть у вашей гувернантки родственники въ Англіи?— спросилъ Рандаль.
— Только одна тетка, которая обращалась съ ней самымъ безчеловчнымъ образомъ.
— Да, это важная новость, какъ вы говорите, продолжалъ Рандаль: — и, скажу, важная новость и для насъ. Вотъ теперь эта двушка, значитъ, осталась на нашихъ рукахъ круглой сиротой. Что мы будемъ длать, если вдругъ, современемъ, мы измнимъ о ней наше теперешнее мнніе?
— Ничего подобнаго не можетъ случиться, — объявила мистриссъ Линлей.
— Давай Богъ,— серьезно проговорилъ Рандаль.
Члены семейства въ Моунтъ-Морвен предварительно обсудили вопросъ, нужно ли извщать Сидни Уэстерфильдъ объ исчезновеніи ея брата и смерти ея матери.
Прежде всхъ высказалъ свое мнніе Гербертъ Линлей, какъ глава дома. По своей природной доброт, онъ пугался оживить въ памяти Сидни печальныя обстоятельства ея домашней жизни.
— Къ чему разстроивать бдную двочку, когда она толькочто немного успокоилась въ нашемъ дом? Отдайте мн газету, и я ее просто разорву.
Жена отодвинула газету подальше отъ него.
— Подожди,— сказала она спокойно:— не вс мы, быть можетъ, считаемъ себя въ прав скрыть отъ нея истину.
Вслдъ затмъ высказалась мистриссъ Прести. Къ удивленію всего совта, она согласилась со своимъ зятемъ.
— Кто-нибудь долженъ ршительно высказаться,— начала старая лэди:— и я намрена показать примръ. Говорить правду,— строго замтила она дочери:— боле сложная вещь, нежели теб кажется. Конечно, это вопросъ нравственности, но въ семейныхъ кругахъ это бываетъ и вопросомъ приличія. Прилично ли волновать гувернантку моей внучки, какъ разъ въ то время, когда она только-что вступила въ должность? Разумется, нтъ! Господи, какое дло нашей юной пріятельниц Сидни до того, жива или нтъ ея безчеловчная мать? Гербертъ, я съ величайшимъ удовольствіемъ поддерживаю ваше предложеніе разорвать газету.
Гербертъ, сидвшій возл Рандаля, дружески положилъ руку на его плечо.
— А ты, на нашей сторон?— спросилъ онъ.
Рандаль колебался.
— Я готовъ согласиться съ вами, — сказалъ онъ Герберту.— Дйствительно, жестоко напоминать миссъ Уэстерфильдъ о несчастной жизни, которую она вела, и вдобавокъ при такихъ исключительно-тяжкихъ обстоятельствахъ. Но съ другой стороны…
— Не порти того, что сказалъ, выставляя другую сторону вопроса!— закричалъ его братъ.— Ты прекрасно высказалъ свое мнніе, останься при немъ.
— Съ другой стороны, — мягко настаивалъ Рандаль: — т резоны, которые я слышалъ, не убдили меня въ нашемъ прав скрыть отъ нея то, что случилось.
Такое серьезное отношеніе къ спорному вопросу въ высшей степени забавляло мистриссъ Прести.
— Мн нравится этотъ человкъ, — объявила она, указывая на Рандаля:— онъ всегда смшитъ меня. Поглядите на него теперь: онъ самъ не знаетъ, на чьей онъ сторон.
— Онъ на моей сторон, — объявилъ Гербертъ.
— Вовсе нтъ.
Гербертъ спросилъ брата: — какъ ты самъ скажешь?
— Не знаю, — отвчалъ Рандаль.
— Что я вамъ говорила!— воскликнула мистриссъ Прести.
Рандаль пытался объяснить свой странный отвтъ.
— Я хочу только сказать:— мн надо время, чтобы подумать.
Гербертъ пересталъ спорить и обратился въ жен.
— Ты все еще держишь, въ рукахъ американскую газету. Что ты намрена съ ней длать?
— Показать ее миссъ Уэстерфильдъ.
— Вопреки моему мннію, вопреки мннію твоей матери? Неужели мы не имемъ на тебя никакого вліянія? Сдлай, какъ Рандаль: повремени, моя душа, и хорошенько подумай.
Она отвчала съ обычной спокойной манерой и кроткимъ тономъ:
— Я боюсь, что вы сочтете меня упрямой, но мн не надо времени, чтобы думать. Мой долгъ для меня ясенъ.
Мужъ и мать слушали ее съ удивленіемъ. Слишкомъ кроткая, слишкомъ счастливая и, надо сказать, слишкомъ лнивая, чтобы выступать впередъ при обыкновенныхъ обстоятельствахъ семейной жизни, мистриссъ Линлей рдко выказывала, изъ какого металла она сдлана, и только въ очень рдкихъ случаяхъ скрытая твердость ея характера выступала наружу.
Гербертъ пытался урезонить ее: — Возможно ли, Кэтъ, что ты не понимаешь, какъ жестоко будетъ съ твоей стороны показать миссъ Уэстерфильдъ эту газету?
Но и этотъ аргументъ не подйствовалъ:— Доврьтесь мн,— отвчала она: — я сообщу миссъ Уэстерфильдъ печальныя всти изъ Америки со всею осторожностью, такъ, какъ бы сообщила своей дочери.
Услышавъ это, мистриссъ Прести спросила:— Когда же ты думаешь сказать ей это?
— Сейчасъ, мама.
Мистрисъ Прести встала съ мста.— Подожди, пока я уйду. Надюсь, что ты ничего не имешь противъ того, чтобы Гербертъ подалъ мн руку и отвелъ къ себ? Раздирательныя сцены такъ же не въ его дух, какъ и не въ моемъ.
Мистриссъ Линлей не возражала.
Гербертъ охотно исполнилъ желаніе тещи, и они вышли подъ-руку изъ гостиной.
Рандаль не послдовалъ ихъ примру. Онъ уже усплъ обдумать и сказалъ Катерин:— Вы правы, а мы нтъ. Не могу ли я вамъ помочь?
Она отвчала: — Благодарю васъ. Я переговорю съ миссъ Уэстерфильдъ у себя въ комнат. Подождите меня здсь.
Посл боле краткаго отсутствія, нежели ожидалъ Рандаль, мистриссъ Линлей вернулась.
— Что, очень было тяжело?— спросилъ онъ, видя слды слезъ на ея щекахъ.
— У этой бдной, обиженной двушки благородное сердце, — отвчала она.— Ея первая мысль, когда она поняла мотивы моего поступка, была не о себ, а обо мн. ‘Не бойтесь, что я буду небрежна въ исполненіи своихъ обязанностей,— сказала она мн.— Вы завтра не замтите во мн слдовъ отъ сегодняшняго сообщенія’. И попросила только, чтобы ей позволили провести остатокъ дня у себя въ комнат. Главное ея горе — не по матери, безсовстно ее бросившей, а по бдномъ, несчастномъ брат, одинокомъ и безпомощномъ въ чужой стран. Не можемъ ли мы что-нибудь для него сдлать?
— Я напишу въ Нью-Іоркъ, къ одному стряпчему съ большой практикой.
— Именно! это какъ разъ то, что нужно. Напишите сегодня же.
Письмо было отправлено, но ршено было — и вполн благоразумно, какъ показали послдствія — ничего не говорить Сидни объ этомъ, пока не получится отвтъ. Корреспондентъ Рандаля отвтилъ ему въ самомъ непродолжительномъ времени. Онъ разузнавалъ о пропавшемъ мальчик, но безуспшно. Мальчикъ пропалъ безъ всти. Что касается Джемса Бельбриджа, то его заключили въ сумасшедшій домъ, какъ неизлечимо-помшаннаго.

IV.

Мистриссъ Прести не очень преувеличила, когда описала свою избалованную внучку какъ ‘ребенка, который не привыкъ ждать чего-нибудь со дня рожденія’. Гувернанткамъ вообще не легко было бы произвести хорошее впечатлніе на Китти и вмст съ тмъ пользоваться необходимымъ для наставницы авторитетомъ. Избалованныя дти (хотя бы моралисты и утверждали противное) бываютъ большею частью общительныя и ласковыя дти, кром тхъ случаевъ, когда они приходятъ въ столкновеніе съ злосчастными лицами, которымъ поручено накачивать ихъ знаніемъ. Мистеръ и мистриссъ Линлей (съ прискорбіемъ сознавая, что слишкомъ любили свою единственную дочь, чтобы ее дисциплинировать) съ тревогой ждали того момента, когда миссъ Уэстерфильдъ водворится въ классной комнат. Но, къ ихъ удивленію и радости, оказалось, что никакихъ поводовъ къ тревог не существуетъ. Не длая никакихъ попытокъ, чтобы утвердить свой авторитетъ, новая гувернантка успла тамъ, гд боле зрлыя и опытныя женщины потерпли бы полное фіаско. Тайна торжества Сидни надъ неблагопріятными обстоятельствами заключалась въ самой Сидни.
Все въ повседневной рутин въ Моунтъ-Морвен было источникомъ наслажденія и удивленія для несчастнаго существа, которое, въ продолженіе шести-лтняго пребыванія въ школ тетки, испытало только одни оскорбленія, жестокости и лишенія. Куда бы она только ни оглянулась въ своей новой сфер дйствія, везд она видла добрыя лица и слышала ласковыя слова. За обдомъ, подаваемыя кушанья представляли такой образецъ кулинарнаго искусства, о какомъ она никогда и не слыхивала. Когда она гуляла со своей ученицей, то он могли ходить куда имъ вздумается и сколько вздумается, лишь бы только не опаздывать къ обду. Дышать чудеснымъ воздухомъ, глядть на красивые виды, было такъ весело и пріятно, по собственному сознанію Сидни, что она сіяла удовольствіемъ. Она бгала на перегонки съ Китти, и никто ее за это не бранилъ. Когда она отдыхала, выбившись изъ силъ, то ничей безжалостный голосъ не кричалъ: ‘будетъ лнтяйничать, иди заниматься’.— Она собирала полевые цвты, какихъ до сихъ поръ никогда не видывала, и никто не считалъ этого преступленіемъ. Китти говорила ей названія цвтовъ и лтнихъ наскомыхъ и такъ радовалась и гордилась, что и ей тоже приходится чему-нибудь учить свою гувернантку, что принималась пть и, уставши, приставала къ Сидни:— ‘пойте теперь вы’.— Увы, бдная Сидни не пла съ тхъ самыхъ счастливыхъ дней дтства, когда отецъ разсказывалъ ей волшебныя сказки и училъ ее пть псни. Она вс ихъ давно позабыла.— ‘Я не могу пть Кигги, не могу’.— Ученица, услыхавъ это печальное признаніе, снова превратилась въ гувернантку:
— Повторяйте за мной слова, Сидъ, и голосъ.
Он такъ громко смялись во время этого урока пнія, что эхо передразнивало ихъ и тоже смялось. Заглянувъ въ классную комнату, мистриссъ Линлей увидла, что и ученіе не было позабыто. Уроки шли своимъ чередомъ, безъ всякой помхи или затрудненій. Китти была неспособна разочаровать своего друга или товарища игръ, который облегчалъ ученіе улыбкой или поцлуемъ. Равновсіе авторитета отлично регулировалось въ жизни этихъ двухъ простыхъ существъ. Въ классной комнат гувернантка учила ребенка, вн классной комнаты — ребенокъ училъ гувернантку. Раздленіе труда — вотъ принципъ, который торжествовалъ въ Моун-Морвен, хотя никто этого не подозрвалъ. Но по мр того какъ проходили недли, одно замчательное обстоятельство проявилось съ такою очевидностью, что его вс замтили въ дом. Жалкая Сидни Уэстерфильдъ, которую вс жалли, мало-по-малу превратилась въ хорошенькую двушку, которою вс восхищались.— То была не простая перемна, а настоящее превращеніе. Китти стащила ручное зеркало изъ будуара матери и настояла, чтобы гувернантка въ него поглядлась.
— Папа говоритъ, что вы потолстли какъ куропатка, а мамаша,— что вы свжи какъ роза,— сплетничала Китти:— а дядя Рандаль качаетъ головой и говоритъ имъ, что онъ предвидлъ это съ самаго начала. Я слышала, какъ они объ этомъ разговаривали, когда играла въ куклы, а теперь хочу знать, какъ вы сами себя найдете.
— Намъ, я думаю, пора, моя милая, заняться уроками.
— Подождите, Сидъ, мн еще нужно вамъ нчто сказать.
— Что такое?
— Про папа. Онъ вдь теперь всегда ходитъ съ нами гулять.
— Да.
— Онъ не ходилъ со мной гулять, пока васъ не было. Я думала объ этомъ, и уврена, что папа васъ любитъ. Что вы ищете?
— Ваши учебники, милочка.
— Да… но я еще не кончила. Папа много говоритъ про васъ, а вы никогда про него не говорите. Разв вы его не любите?
— О! Китти!
— Значитъ, вы его любите?
— Какъ же я могу его не любить! Я всмъ своимъ счастіемъ обязана вашему пап.
— Вы его любите больше, нежели маму?
— Я была бы неблагодарная, если бы кого-нибудь любила больше вашей мамы.
Китти подумала немного, затмъ покачала головой.
— Я этого не понимаю. Что вы хотите сказать?
Сидни вытерла грифельную доску своей ученицы и, написавъ на ней задачу, положила доску передъ ученицей, не говоря ни слова.
Китти подозрительно отнеслась въ молчанію своей учительницы.
— Можетъ быть, вамъ не нравится, что я васъ объ этомъ спрашиваю, или вы хотите меня помучить?
Сидни вздохнула и отвтила.
— Я сама мучусь.

V.

Осенью гости съхались въ замокъ Моунтъ-Морвенъ, и м-ръ и м-съ Линлей пригласили всхъ сосдей на большой обдъ. Съ обычною внимательностью, м-съ Линлей не забыла Сидни, разсылая пригласительные билеты.— За обденнымъ столомъ у насъ сегодня ршительно нтъ мста,— замтила она мужу:— Не лучше ли пригласить миссъ Уэстерфильдъ на вечеръ вмст съ Китти?
— Пожалуй,— отвчалъ Линлей, нершительно.
— Ты какъ будто не совсмъ этимъ доволенъ, Гербертъ?
— Я думаю…
— Что ты думаешь?
— Есть ли платье у миссъ Уэстерфильдъ, которое было бы прилично для вечера?
Жена Линлея поглядла на него, какъ бы не вря собственнымъ ушамъ.
— Подумать, что мужчин пришло это въ голову!— вскричала она.— Гербертъ, ты меня удивляешь!
Линлей смущенно разсмялся.
— Не знаю самъ, какъ это мн пришло въ голову… можетъ быть, потому, что она каждый день ходитъ въ одномъ и томъ же плать. Платье очень миленькое, но (можетъ быть, я ошибаюсь) нсколько потасканное.
— Честное слово, ты внимательне къ миссъ Уэстерфильдъ, чмъ ко мн! Что бы я ни надла, ты никогда не замчаешь моего костюма.
— Извини, Катя, я знаю, что ты всегда хорошо одта.
Эта маленькая лесть вернула ему прежнее мсто въ уваженіи жены.
— Теперь я скажу теб о томъ, что я сдлала. Моя портниха шьетъ платье миссъ Уэстерфильдъ. Я его подарю ей отъ твоего имени.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Завтра — день рожденія Сидни, и вотъ мой подарокъ.
Она раскрыла футляръ и вынула изъ него гладкій золотой браслетъ.— Это Китти придумала,— сказала она, показавъ внутри браслета миніатюрный портретъ ребенка. Гербертъ прочиталъ надпись: ‘Сидни Уэстерфильдъ въ знакъ дружбы отъ Катерины Линлей.’
Онъ молча подалъ обратно браслетъ жен. Онъ казался серьезне обыкновеннаго и поцловалъ ея руку.
Этотъ день остался памятнымъ для Сидни.
Впервые въ жизни она увидла на себ, глядясь въ зеркал, хорошенькое платье и золотой браслетъ на рук. Если принять во вниманіе, какъ мужчинамъ (съ одной стороны) и модисткамъ (съ другой) выгодно тщеславіе женщинъ, то нельзя причислить его къ числу пороковъ, а надо признать добродтелью. Каждая, женщина, если захочетъ быть правдивой, сознается, что чувство удовлетвореннаго тщеславія было ея первымъ и будетъ послднимъ удовольствіемъ. Сидни заперла дверь и стала глядться въ зеркало, въ профиль, en face, въ спину (черезъ плечо), причемъ глаза ея сверкали, а щеки горли отъ гордости и удивленія. Она кланялась невидимымъ гостямъ въ своемъ новомъ плать и граціозно пожимала воображаемыя руки, выставляя на показъ браслетъ. Но вдругъ, все еще стоя передъ зеркаломъ, она стала серьезна и задумчива. Ея мысли остановились на добромъ и миломъ м-р Линле.
Она съ тревогой спрашивала себя, что онъ подумаетъ о ней, и въ эту самую минуту Китти — тоже въ новомъ плать и такая же радостная и довольная, какъ и ея гувернантка — обоими кулаками застучала въ дверь, пронзительно возвщая о томъ, что пора идти въ гостиную. Волненіе Сидни отъ мысли встртиться съ гостями въ гостиной только придавало ей новую прелесть. Застнчиво слдуя за своей воспитанницей, вмсто того, чтобы вести ее за собой, она была такъ мила, что дамы, собравшіяся въ гостиной, прекратили разговоры и уставились на нее. Немногія искренно восхищались хорошенькой гувернанткой Китти, большинство нашло неразумнымъ со стороны м-съ Линлей пригласить въ домъ такую молоденькую и хорошенькую двушку. Когда джентльмены пришли изъ столовой, Сидни настолько оправилась отъ смущенія, что могла наблюдать за тмъ, что происходило, и снова подумала о томъ, какъ понравится ея платье мистеру Линлею.
Мистеръ Линлей, безъ сомннія, слдилъ за ней… издали. Онъ взглянулъ на нее съ любопытствомъ и восхищеніемъ, отчего Сидни (которая чувствовала къ нему благодарную и безгршную привязанность) задрожала отъ удовольствія, онъ даже выступилъ впередъ, какъ бы собираясь подойти къ ней, но передумалъ и смшался съ гостями. Она видла его разговаривающимъ съ ними то въ одной комнат, то въ другой. Единственнымъ лицомъ, на которое онъ не обращалъ ровно никакого вниманія и даже не глядлъ — была бдная двушка, которой его одобреніе было дороже жизни. Она никогда еще не чувствовала себя такой несчастной въ жизни. Ни даже тогда, когда была въ школ у тетки!
Одна изъ дамъ, мистриссъ Макъ-Эдвинъ, которой она особенно понравилась, дотронулась до ея руки.— Что съ вами, моя милочка? Вы поблднли. Не душно ли вамъ здсь?— пойдемте въ другую комнату.
Сидни искренно поблагодарила даму за ея участіе. Она извинилась тмъ, что у нея голова болитъ, и попросила позволенія уйти къ себ наверхъ.
Подходя къ дверямъ, она столкнулась лицомъ къ лицу съ м-ромъ Линлеемъ. Онъ только-что отдалъ нсколько приказаній одному изъ слугъ и возвращался въ гостиную. Она остановилась, дрожа и вся похолодвъ. Но въ самой глубин своего несчастія почерпнула мужество съ нимъ заговорить.
— Вы какъ будто избгаете меня, м-ръ Линлей, — начала она, обращаясь къ нему съ церемонной почтительностью.— Я надюсь…— она колебалась съ минуту и съ отчаяніемъ взглянула на него…— я надюсь, что ничмъ васъ не разсердила?
До сихъ поръ онъ всегда говорилъ съ нею съ улыбкой. И она никогда еще не видла его такимъ серьезнымъ и невнимательнымъ. Глаза его, обгая вокругъ комнаты, остановились на м-съ Линлей, блестящей, красивой и весело смявшейся. Почему онъ глядлъ на жену съ явнымъ смущеніемъ на лиц? Сидни жалобно повторила свой невинный вопросъ:
— Я надюсь, что ничмъ васъ не разсердила?
Онъ все еще какъ-будто не хотлъ глядть на нее — и это тогда, когда она была особенно авантажна!— но отвчалъ, наконецъ:
— Милое дитя мое, вы не можете ничмъ разсердить меня: мы меня не поняли, и перетолковали мое поведеніе. Пожалуйста, не думайте, что я перемнился къ вамъ или когда-нибудь перемнюсь.
Онъ съ удареніемъ произнесъ послднія слова и протянулъ ей руку для вящшаго успокоенія.
Но вслдъ затмъ онъ отошелъ отъ нея. Сомннія въ этомъ не было: онъ поспшно отошелъ, какъ бы желая отвязаться отъ нея. Она замтила, что губы его были стиснуты, а брови наморщены: у него былъ видъ человка, принуждающаго себя къ чему-то для него тяжелому и несносному.
Сидни вышла изъ комнаты въ отчаяніи.
Онъ самымъ положительнымъ и добродушнымъ образомъ отрицалъ, что перемнился къ ней. Разв этого не достаточно? Конечно, недостаточно. Факты говорятъ совсмъ противное: онъ былъ не тотъ человкъ, тревога, раскаяніе, печаль, угрызеніе совсти — что-то въ немъ происходило новое. Судя по веселости м-съ Линлей, онъ не бралъ жены въ повренныя.
Что все это означало? О! какой это безполезный, безнадежный вопросъ! Но она снова и снова задавала его себ: что бы это означало?
Въ смятеніи она мшкала пройти въ свою комнату и остановилась въ конц корридора.
По правую руку, широкая дубовая лстница вела въ спальныя комнаты, расположенныя во второмъ этаж дома. По лвую руку, въ открытую дверь видны были каменныя ступеньки, которыя вели съ террасы въ садъ. Луна ярко освщала цвтники и лужайки, и соблазнила ее выйти полюбоваться ими. Ее ожидали мученія безсонной ночи, если она уйдетъ къ себ въ комнату. Свжій ночной воздухъ врывался въ дверь, озаренный луною садъ какъ бы манилъ ее въ себ. Любопытныхъ слугъ не было видно кругомъ. Ничей нескромный глазъ не могъ ее видть сверху. Сидни взяла съ вшалки шляпу и пальто и вышла въ садъ.

VI.

Обдъ кончился, сосди разъхались, а дамы, гостившія въ Моунтъ-Морвен, разошлись спать.
Идя въ свою комнату, мистриссъ Прести постучалась въ дверь дочери.— Мн надо поговорить съ тобой, Катя. Ты уже легла?
— Нтъ, мама. Войдите.
Въ нарядномъ бломъ съ голубымъ пеньюар, миссисъ Линлей сидла въ мягкихъ креслахъ и размышляла о протекшемъ вечер.— Это самый удачный изъ всхъ нашихъ вечеровъ,— сказала она матери.— Замтили вы, какъ была мила миссъ Уэстерфильдъ въ своемъ новомъ плать?
— Я пришла поговорить съ тобой объ этой двушк. Я была лучшаго о ней мннія, когда она только-что сюда пріхала. Теперь мое мнніе измнилось къ худшему.
Мистриссъ Линлей показала на открытую дверь, которая вела въ другую спальню.— Говорите тише, или вы разбудите Китти,— предостерегла она.— Что такое сдлала миссъ Уэстерфильдъ, чтобы упасть въ вашемъ мнніи?
Осторожная мистриссъ Прести просила позволенія пока умолчать объ этомъ.
— Я говорю теперь о той перемн, какая произошла въ твоей гувернантк, когда она уходила изъ гостиной, и которую ты тоже могла замтить. Она о чемъ-то поговорила съ Гербертомъ и стала посл того мрачна, какъ туча.
Мистриссъ Линлей откинулась на подушку кресла и расхохоталась.
— Мрачна, какъ туча? Бдная крошка Сидни, какое смшное выраженіе! Прошу прощенья, мама, не сердитесь.
— Напротивъ, душа моя, я пріятно удивлена. Твой бдный отецъ — человкъ, замчательно умно судившій о многихъ вещахъ — былъ невысокаго мннія о твоемъ ум. Онъ, повидимому, ошибался, по крайней мр, ты унаслдовала отъ него юморъ. Какъ бы то ни было, я не за этимъ пришла. Я пришла съ хорошею встью: когда мы пожелаемъ избавиться отъ миссъ Уэстерфильдъ…
Негодованіе мистриссъ Линлей выразилось во взгляд, заставившемъ замолчать ея мать. Но мистриссъ Прести не легко было смутить, и на ея лиц появилось выраженіе невиннаго удивленія, которое на сцен вызвало бы громъ рукоплесканій.— Что я такого сказала теб непріятнаго?— спросила она.— Право же, моя душа, ты съ мужемъ — самые необыкновенные люди.
— Неужели вы хотите этимъ сказать, мама, что говорили Герберту то, что мн сейчасъ сообщили?
— Разумется. Я упомянула объ этомъ Герберту вечеромъ. Онъ былъ очень со мной грубъ. Онъ сказалъ: ‘скажите миссисъ Макъ-Эдвинъ, чтобы она не совала своего носа, куда не спрашиваютъ, и сами покажите ей въ томъ примръ’.
Мистриссъ Линлей, въ свою очередь, съ удивленіемъ взглянула на мать, но безъ всякаго желанія произвести эффектъ.— Какимъ образомъ сюда припуталась мистриссъ Макъ-Эдвинъ?
— Если ты только дашь мн договорить, Батя, то я съ удовольствіемъ объяснюсь. Ты видла, конечно, что мистриссъ Макъ-Эдвинъ разговаривала со мной вечеромъ. Миссъ Уэстерфильдъ совсмъ вскружила голову этой доброй женщин — слабую голову, по признанію всхъ ея друзей.— Первый долгъ гувернантки (сказала мн эта глупая женщина),— это заслужить расположеніе своей воспитанницы. Моя гувернантка совсмъ не съумла заставить дтей полюбить себя. У нея гадкій характеръ, я должна была отказать ей. Поглядите теперь на эту кроткую двушку съ вашей внучкой. Признаюсь вамъ, что я готова плакать, видя, какъ он понимаютъ и любятъ другъ друга’.— Я передаю чепуху нашей милой пріятельницы verbatim (какъ мы обыкновенно выражались, когда были въ парламент, во времена м-ра Нормана) ради того, что слдуетъ дальше. Если бы, по счастливому случаю, миссъ Уэстерфильдъ оказалась безъ мста, то домъ мистриссъ Макъ-Эдвинъ открытъ для нея — во всякое время и на какихъ угодно условіяхъ. Я общала переговорить съ тобой, и исполняю общаніе. Хорошенько подумай объ этомъ, я настоятельно приглашаю тебя подумать объ этомъ.
Добродушная мистриссъ Линлей отказалась исполнить это требованіе.
— Я, разумется, не буду думать о томъ, чего не можетъ быть. Покойной ночи, мамаша.
— Покойной ночи, Катя. Твой нравъ не улучшается съ годами. Быть можетъ, у тебя разстроились нервы отъ утомительнаго вечера. Постарайся заснуть прежде, нежели Гербертъ придетъ изъ курительной комнаты и разбудитъ тебя.
Мистриссъ Линлей не захотла пропустить этого замчанія безъ протеста.
— Гербертъ слишкомъ внимателенъ, чтобы будить меня, когда пріятели задержатъ его. Для этихъ случаевъ, какъ вы можете сами убдиться, у него есть постель въ уборной.
Мистриссъ Прести заглянула въ уборную.
— Очень покойная постель, — пробормотала она, но достаточно громко, чтобы дочь могла услышать.— Желала бы я только знать, спитъ ли Гербертъ на ней?
По дорог къ себ, ей пришлось проходить мимо дверей комнаты Сидни. Она вдругъ остановилась. Дверь была не притворена. Обстоятельство само по себ довольно подозрительное.
Молоды или стары лэди, все равно, у нихъ не въ обыча оставлять двери своей спальни раскрытыми. Строгое сознаніе долга заставило м-съ Прести прислушаться. Она не услышала дыханія спящаго человка. Строгое сознаніе долга заставило миссисъ Прести войти въ комнату и даже побудило ее подойти на цыпочкахъ въ постели. Постель была пуста, и одяло, и простыни — въ томъ самомъ вид, въ какомъ ихъ прибрали съ утра!
Старая лэди вышла въ корридоръ въ такомъ волненіи, что даже похорошла. Она казалась почти молодой, когда мысленно перебирала списокъ пороковъ и преступленій, въ которыхъ можетъ провиниться гувернантка, которая, уйдя спать въ одиннадцать часовъ, еще не лежала въ кровати въ полночь. По зрломъ размышленіи, она подумала, что, быть можетъ, миссъ Уэстерфильдъ приготовляетъ т упражненія, которыя задастъ на другой день своей учениц. Мистриссъ Прести сошла въ классную комнату, находившуюся въ первомъ этаж.
Нтъ. Здсь также никого не было.
Гд же была миссъ Уэстерфильдъ?
Можно ли представить себ, что она настолько дерзка, что присоединилась въ курящимъ мужчинамъ? Даже подумать объ этомъ нелпо.
Тмъ не мене, минуту спустя, мистриссъ Прести стояла у дверей курительной комнаты и прислушивалась. Мужскіе голоса громко раздавались, они говорили о политик. Она поглядла въ замочную скважину, курильщики были одни. Если бы домъ не былъ полонъ гостей, м-съ Прести подняла бы тревогу. Но теперь опасеніе скандала, который могъ невыгодно отозваться на всей семь, принудило ее дйствовать съ осмотрительностью. Въ тишин собственной спальни, она набрела на мудрое и смлое ршеніе. Отворивъ свою дверь на нсколько дюймовъ, она поставила стулъ передъ отверстіемъ въ такой позиціи, чтобы видть двери комнаты Сидни. Гд бы ни была гувернантка, она должна же вернуться въ свою комнату прежде, нежели слуги поднимутся на разсвт. Ночная лампа ярко горла въ корридор, и почтенная особа, одушевленная сознаніемъ долга, разумется, не можетъ подпасть соблазну Морфея. Прежде, нежели, въ видахъ окончательной предосторожности, затушить свчу, м-съ Прести подправила свой цвтъ лица и съ ршимостью повернулась спиной къ ночному чепцу. ‘Бываютъ случаи, когда женщина должна сохранить свое достоинство’, подумала она, усаживаясь на кресло….

——

Одному человку въ курительной комнат, казалось, очень надолъ разговоръ о политик. Этотъ человкъ былъ хозяинъ дома.
Рандаль замтилъ утомленный взглядъ у брата и ршилъ выручить его. Случай представился немедленно. Его попросили, какъ человка умренныхъ воззрній, ршить споръ двухъ гостей, членовъ парламента, которые отчаянно спорили. Въ краткихъ словахъ они выразили предметъ своего спора такъ: ‘которая изъ вашихъ политическихъ партій, заслуживаетъ доврія англійскаго народа?’ — И съ своей стороны Рандаль въ короткихъ словахъ отвчалъ: ‘Та, которая понизитъ налоги’. Эти слова подйствовали точно душъ холодной воды. Въ качеств членовъ парламента, оба политика спорщика были, натурально, безусловно равнодушны къ народу или къ налогамъ, они встртили новую идею, высказанную имъ, безпомощнымъ молчаніемъ. Пріятели, слушавшіе споръ, засмялись. Старйшій изъ присутствующихъ поглядлъ на часы. Черезъ пять минутъ свчи были погашены и комната опустла.
Линлей ушелъ послднимъ, отуманенный табакомъ и шумомъ. Онъ былъ не въ своей тарелк весь вечеръ, и теперь чувствовалъ себя хуже, чмъ когда-либо. Промедливъ въ корридор, нершительный и раздраженный (какъ и Сидни передъ тмъ), онъ остановился у открытыхъ дверей и залюбовался мирной красотой сада.
Сонный слуга, назначенный дежурить въ курительной комнат, спросилъ: можетъ ли онъ запереть дверь?
Линлей отвчалъ:— Ступайте спать, я самъ запру двери.— И, соблазненный свжестью воздуха, онъ ршился пойти въ садъ. Онъ вынулъ ключъ изъ замка, притворилъ дверь, выйдя изъ нея, положилъ ключъ въ карманъ и сошелъ внизъ.

VII.

Медленными шагами шелъ Линлей по лугу, умъ его былъ поглощенъ мыслями, которыя до того никогда еще не тревожили его веселаго нрава — мыслями, въ которыхъ играли большую роль угрызенія совсти.
Когда онъ дошелъ до конца луга, то передъ нимъ открылись дв дорожки. Одна вела въ хорошенькій паркъ, разбитый на французскій образецъ, другая извивалась по густо заросшему плодовому саду. Линлею все равно было, куда бы ни идти, и онъ свернулъ въ плодовой садъ, потому что тотъ былъ ближе.
За исключеніемъ нкоторыхъ пунктовъ, куда лунный свтъ проникалъ сквозь густую зелень, дорожка большею частью шла въ тни. Онъ не замтилъ, далеко ли прошелъ, когда услышалъ шелестъ листьевъ немного впереди себя. Поднявъ голову, онъ увидлъ залитую луннымъ сіяніемъ боковую дорожку и свернулъ на нее. Минуту спустя, онъ былъ пораженъ появленіемъ фигуры, въ полос луннаго свта съ противоположнаго конца дорожки,— быстро шедшей ему на-встрчу. Онъ былъ такъ близко отъ нея, что могъ разглядть, что то была женщина. Можетъ быть, одна изъ служанокъ спшила домой съ любовнаго свиданія? Въ своемъ черномъ фрак, онъ, вроятно, былъ совсмъ незамтенъ въ тни, гд стоялъ. Не лучше ли ему окликнуть женщину, нежели дожидаться, пока она къ вену подойдетъ? онъ ее меньше напугаетътактъ образомъ. Онъ ршилъ окликнуть.
— Кто это гуляетъ такъ поздно?— спросилъ онъ.
Крикъ испуга былъ ему отвтомъ. Фигура остановилась-было на секунду, затмъ повернула назадъ, какъ бы собираясь свестись бгствомъ.
— Не пугайтесь, — сказалъ онъ.— Неужели вы не узнаете моего голоса?
Фигура опять остановилась. Онъ вышелъ на свтъ и узналъ…. Сидни Уэстерфильдъ.
— Вы!— воскликнулъ онъ.
Она дрожала, слова замирали у нея на губахъ, и она, заикаясь, произнесла:
— Садъ былъ такъ спокоенъ и прекрасенъ… я думала, что ничего худого не будетъ… пожалуйста, позвольте мн пройти въ домъ… я боюсь, что запрутъ двери…
Она хотла пройти мимо него.
— Мое бдное дитя,— сказалъ онъ:— чего же вы такъ испугались? Меня также, какъ и васъ, соблазнила чудная ночь. Обопритесь на мою руку. Здсь душно между деревьями. Но на открытомъ мст будетъ прохладне.
Она взяла его подъ-руку, и онъ чувствовалъ какъ билось ея сердце. Нсколько садовыхъ стульевъ было разставлено тамъ и сямъ, онъ предложилъ ей отдохнуть.
— Я боюсь, что запрутъ подъздъ,— отвчала она.— Пожалуйста, пустите меня домой!
Онъ тотчасъ же согласился на ея желаніе.— Позвольте мн проводить васъ,— заявилъ онъ.— Въ дом вс уже спятъ. Нтъ! нтъ! не бойтесь! У меня въ карман ключъ отъ дверей. Когда я ее отопру, вы пройдете къ себ.
Она съ благодарностью взглянула на него.— Вы больше на меня не сердитесь, мистеръ Линлей? Вы теперь опять прежній?
Они поднялись по ступенькамъ, которыя вели къ подъзду. Линлей вынулъ ключъ изъ кармана. Онъ свободно вошелъ въ замокъ и повернулся въ немъ. Но дверь, когда онъ ее толкнулъ, не отворилась. Онъ налегъ на нее плечомъ, дверь не поддавалась его усиліямъ.
‘Должно быть, кто-нибудь изъ слугъ, улегшійся позже другихъ и не подозрвавшій о томъ, что мистеръ Линлей вышелъ въ садъ, заложилъ двери засовомъ съ внутренней стороны!’ — догадался мистеръ Линлей.
Ничего больше не оставалось, какъ покориться обстоятельствамъ. Линлей свелъ Сидни со ступенекъ, сказавъ:
— Намъ не попасть въ домъ, двери заперты.
Сидни выслушала въ молчаливомъ смущеніи, его же, казалось, это забавляло. Онъ относился къ ихъ обоюдной неудач какъ къ шутк.
— Въ нашемъ положеніи нтъ ничего ужаснаго,— успокоисалъ онъ ее.— Черный подъздъ отпирается между шестью и семью часами, погода превосходная, а въ лтней бесдк во французскомъ саду есть кушетка, на которую вы можете лечь спать. Я увренъ, что вы устали. Позвольте мн васъ проводить въ бесдку.
Она колебалась и взглянула на домъ.
— Неужели нельзя достучаться?— спросила она.
— Совершенно невозможно. Кром того…
Онъ чуть-было не напомнилъ ей, какія невыгодныя для нихъ заключенія могутъ быть выведены изъ того, что они вдвоемъ возвращаются изъ сада въ такой поздній часъ. Но ея невинность заставила его промолчать объ этомъ. Онъ только сказалъ:
— Вы забываете, что вс въ дом крпко спятъ, и у парадныхъ дверей нтъ молотка или колокольчика, который бы сообщался съ людскими. Пойдемте въ бесдку. Черезъ часъ или два мы увидимъ восходъ солнца.
Она молча взяла его подъ-руку. Они дошли до французскаго сада, не обмнявшись больше ни словомъ.
Бесдка была, въ pendant въ саду, во французскомъ вкус прошлаго столтія, копіей съ классическаго образца. То было грубое подражаніе изъ дерева мраморному храму Весты въ Рим. Отворивъ дверь, Линлей пропустилъ двушку впередъ и остановился на порог. Двушка, воспитанная заботливою матерью, поняла бы и оцнила его деликатность. Выросшая въ пренебреженіи со стороны матери и хуже чмъ въ пренебреженіи со стороны тетки, Сидни, въ безстрашномъ невденіи всхъ приличій, задала вопросъ, который бы жестоко уронилъ бдную двушку въ глазахъ незнакомаго съ ея прошлымъ человка.
— Неужели вы оставите меня здсь одну?— спросила она.— Почему вы не хотите войти?
Линлей вспомнилъ про свой визитъ въ школу и про отвратительную директриссу. Онъ извинилъ Сидни и пожаллъ ее. Она приглашала его войти. Увренный въ самомъ себ, онъ послдовалъ ея приглашенію.
Въ знакъ своего уваженія къ нему, она предложила ему сетъ на кушетку — это была единственная покойная мебель въ этомъ запущенномъ мст. Онъ настоялъ, чтобы она оставила ее для себя, и, поискавъ кругомъ, нашелъ для себя деревянный стулъ. Небольшая круглая комната была скудно освщена извн… Они сидли очень близко другъ отъ друга… и молчали. Вдругъ Сидни расхохоталась.
— О чемъ вы сметесь?— спросилъ онъ добродушно.
— Мн такъ странно, мистеръ Линлей, что мы съ вами очутились здсь!
И въ ту минуту, какъ она это сказала, веселость ея исчезла, и она грустно глядла сквозь раскрытую дверь въ тихую ночь.
— Что бы я сдлала, если бы мн пришлось пробыть ночь не дома не одной?
Глава ея застнчиво устремились на него. Въ нихъ была мысль, которую она не смла выразить. Она прибавила только: — Я бы желала знать, какъ мн отплатить за вашу доброту?
Голосъ ея сказалъ ему, что она борется съ сильнымъ волненіемъ. Въ одномъ отношеніи вс мужчины одинаковы: они терпть не могутъ видть женщину въ слезахъ. Линлей отнесся къ ней какъ въ ребенку, онъ улыбнулся и погладилъ ее по плечу.
— Глупости!— весело сказалъ онъ.— Нтъ никакой заслуги въ томъ, чтобы съ добротой относиться въ моей милой гувернанточк.
Она взяла эту успокоивающую руку и, подъ вліяніемъ безгршнаго. но непреодолимаго чувства, съ благодарностью поцловала ее. Онъ отнялъ руку,— точно ея мягкія губы обожгли его.
— О!— закричала она:— я опять провинилась!
— Нтъ, моя душа, нтъ, нтъ.
Въ его манерахъ было смущеніе — неизбжный результатъ его боязни самого себя, если онъ не съуметь сдержать себя въ извстныхъ границахъ, — боязнь совершенно непонятная для Сидни. Онъ отодвинулъ немного свой стулъ. Это обидло и оскорбило ее. Она перетолковала его движеніе въ такомъ смысл, что онъ хочетъ напомнить ей о томъ общественномъ разстояніи, которое между ними существуетъ. О! какой стыдъ! какой стыдъ! Никакая другая гувернантка не позволила бы себ такой вольности съ своимъ хозяиномъ. Истерическія рыданія побдили послднія усилія ея сдержать себя, она вскочила съ мста и выбжала изъ бесдки.
Встревоженный и разстроенный, онъ послдовалъ за нею.
Она остановилась въ саду и, прислонившись въ пьедесталу статуя, плакала навзрыдъ — зрлище, которое могло тронуть сердце мене чувствительнаго человка, нежели Линлей.
— Сидни!— сказалъ онъ:— милая Сидни!
Она хотла отвтить, но голосъ измнилъ ей. Она протянула руку, чтобы удержаться за пьедесталъ, если бы онъ не подхватилъ ее, она бы упада. Голова ея упала къ нему на грудь. Онъ взглянулъ въ измученное, заплаканное личико, озаренное кроткимъ сіяніемъ луны. Долгое время онъ честно сдерживалъ себя… но онъ былъ мужчина: одна безумная минута… одинъ страстный порывъ и онъ поцловалъ ее.
Впервые въ ея двической жизни, губы мужчины коснулись ея губъ. Все, что было страннаго и непонятнаго, все, что невинно волновало и удивляло въ томъ чувств, которое притягивало Сидни къ ея первому другу, перестало быть тайной. Любовь приподняла свое покрывало, природа обнаружила свою тайну въ одномъ блаженномъ поцлу. Она охватила руками его шею съ крикомъ восторга и отвчала на поцлуй.
— Сидни!— прошепталъ онъ:— я васъ люблю.
Она выслушала въ безмолвномъ восхищеніи. Ея поцлуй былъ отвтомъ ему.
Въ этотъ критическій моментъ ихъ жизни, ихъ спасло одно обстоятельство, одно ничтожное обстоятельство, ежедневно повторяющееся въ обыденной жизни. Застежка въ браслет, надтомъ на рук Сидни, разстегнулась, и браслетъ упалъ на траву, въ ея ногамъ. Мужчина этого и не замтилъ, но женщина увидла, какъ падалъ браслетъ… увидла и вспомнила, что это — подарокъ мистриссъ Линлей.
Похолодвъ и поблднвъ, съ отвращеніемъ къ себ самой, выразившемся въ этомъ движеніи, какъ оно ни было просто, она молча оттолкнула его.
Онъ удивился. Дрожащимъ отъ волненія голосомъ онъ сказалъ ей:
— Вамъ дурно?
— Мн стыдно самой себя, — отвтила она,— а не дурно.
И указала на браслетъ, лежавшій на трав.
— Поднимите его, я не смю до него дотронуться. И взгляните на обратную сторону.
Онъ вспомнилъ надпись: — ‘Сидни Уэстерфильдъ въ знакъ дружбы отъ Катерины Линлей’.
Голова его склонилась на грудь: онъ ее понялъ, наконецъ.
— Вы меня презираете,— сказалъ онъ,— и я этого заслуживаю.
— Нтъ, я презираю самое себя. Я жила съ низкими людьми — и сама такая же низкая, какъ и они.
Она отошла на нсколько шаговъ, съ тяжелымъ вздохомъ:
— Китти!— говорила она себ самой.— Бдная Китти!
Онъ послдовалъ за нею.
— Почему вы вспомнили о ребенк, и какъ разъ въ эту минуту?
Она отвчала, не останавливаясь и не оглядываясь, недовріе къ самой себ внушало ей ужасъ къ Линлею съ той минуты, какъ браслетъ упалъ на траву.
— Я могу однимъ только загладить свое поведеніе. Мы не должны больше видться. Я должна разстаться съ Китти… и должна ухать… Помогите мн покориться своей тяжкой дол… я должна ухать.
Онъ не показалъ ей примра покорности судьб, онъ испугался представляемой ему необходимости.— Куда вы отправитесь, если оставите насъ?
— Подальше отъ Англіи. Чмъ дальше отъ васъ, тмъ лучше для насъ обоихъ. Помогите мн своимъ участіемъ, отправьте меня въ Новый Свтъ, на западъ, вмст съ другими эмигрантами. Дайте мн представить себ такое будущее, которое бы не было однимъ стыдомъ и отчаяніемъ. Дайте мн сдлать невинное и доброе дло… я могу разыскать слды моего бднаго брата. О! отпустите меня, отпустите меня!
Ея ршимость пристыдила его. Онъ помимо воли одушевился.
— Не смю удерживать васъ. Но прошу только немного подождать, пока мы успокоимся, и тогда уже мы поговоримъ о вашемъ будущемъ.
Онъ указалъ на бесдку.
— Ступайте, моя бдная двочка. Успокойтесь и отдохните, пока я обдумаю, какъ намъ быть.
Онъ оставилъ ее и сталъ прохаживаться по аллеямъ сада. Вдали отъ ея волнующаго присутствія умъ его прояснился. Онъ противился соблазну разнжиться при мысли о ней и заставилъ себя думать о томъ, какъ устроить наилучшимъ образомъ будущее.
Луна скрылась. Туманное и бевзвздное небо въ величественномъ мрак раскидывалось надъ землей. Линлей устало поглядлъ на востокъ. Темнота давила его, онъ видлъ въ ней тнь собственнаго сознанія виновности. Блдныя сумерки разсвта, пніе птицъ, когда день мягко вступилъ въ свои права, пріободрили и успокоили его. Съ первымъ лучомъ восходящаго солнца онъ пришелъ въ бесдку.
— Я вамъ не помшаю?— спросилъ онъ, дожидаясь у дверей.
— Нтъ.
— Пожалуйста, выйдите, чтобы переговорить со мной.
Она появилась въ дверяхъ и ожидала, что онъ ей скажетъ.
— Я долженъ попросить васъ пожертвовать своими чувствами. Когда я вчера вечеромъ удалялся отъ васъ въ гостиной… когда мое странное поведеніе заставило васъ опасаться: не оскорбили ли вы меня чмъ-нибудь… я старался не забыть, чмъ обязанъ своей доброй жен. Теперь я опять о ней думалъ. Мы должны спасти ее отъ такого жестокаго открытія, которое трудно перевести, когда гости требуютъ ея вниманія. Черезъ недлю они разъдутся. Согласны ли вы до тхъ поръ спасти приличія? Согласны ли вы жить съ нами, какъ будто бы ничего не случилось?
— Хорошо, м-ръ Линлей. Я прошу только одной милости у васъ. Худшій мой врагъ, мое собственное, скверное, испорченное сердце. О! неужели вы не понимаете меня? мн стыдно на васъ глядть.
Ему стоило только заглянуть въ собственное сердце, чтобы понять то, чего она не договариваетъ.
— Довольно,— грустно отвтилъ онъ:— мы будемъ держаться такъ далеко другъ отъ друга, какъ только можно.
Она вздрогнула при этомъ открытомъ признаніи виновной любви, соединившей ихъ, несмотря на весь ужасъ, какой она имъ внушала, и искала убжища въ бесдк. Ни одного слова больше не было сказано между ними, пока въ тишин утра не послышалось, какъ отпирались двери дома, и не взвился дымъ надъ кухонной трубой. Тогда онъ опять пришелъ и сказалъ ей:
— Вы можете вернуться въ домъ. Идите черезъ парадный подъздъ, и вы не встртите никого изъ слугъ въ этотъ ранній часъ. Если же они и увидятъ васъ, что вы въ пальто, они подумаютъ, что вы ходили гулять ране обыкновеннаго. Когда вы пройдете мимо боковой двери, то отложите засовъ, и мн можно будетъ войти въ домъ.
Она молча наклонила голову. Онъ поглядлъ ей вслдъ, когда она поспшно проходила по лугу, сознавая, что любуется ею, сознавая, что чувство его сильне, нежели онъ сметъ въ томъ признаться самому себ. Когда она скрылась изъ глазъ, онъ вошелъ въ бесдку, гд она передъ тмъ дожидалась. При всемъ сознаніи своего долга относительно жены, онъ все еще живо помнилъ роковой поцлуй. ‘Какой я негодяй!’ — сказалъ онъ самому себ, стоя въ бесдк и глядя на кушетку, съ которой она только-что сошла.

VIII.

Умная старая лэди, обладающая неоцненнымъ преимуществомъ житейскаго опыта, должна, тмъ не мене, подчиняться законамъ природы. Время и сонъ дружными усиліями одолли ршимость м-съ Прести не поддаваться Морфею. Сидни благополучно поднялась по лстниц. Сидни благополучно пробралась въ свою комнату.
Полчаса спустя, Линлей растворялъ дверь въ свою уборную. Жена его все еще спала. Его теща проснулась двумя часами позже, поглядла на часы и увидла, что пропустила удобный случай. Другія старыя женщины при такихъ обстоятельствахъ могли бы упасть духомъ. Но эта старая женщина только укрпилась въ своихъ подозрніяхъ. Когда прозвонилъ колоколъ, призывая къ завтраку, Сидни встртила м-съ Прести въ корридор, гд она дождалась ее, чтобы поздороваться.
— Желала бы я знать, что вы длали прошлою ночью, въ то время, какъ должны были лежать въ постели?— начала старая лэди съ предательскою ласковостью въ манер.— О! я не ошибаюсь: ваша дверь была отперта, моя милая, и я заглянула въ вашу комнату.
— Почему вы заглянули въ мою комнату, м-съ Прести?
— Мой юный другъ, потому что я естественно безпокоилась о васъ. Вы были въ дом или вн дома?
— Я гуляла въ саду,— отвчала Сидни.
— Любовались луной?
— Да, любовалась луной.
— Одн, разумется?
Сидни увернулась:— Почему вы въ этомъ сомнваетесь?
Мистриссъ Прести не стала тратить больше времени на разспросы. Она съ удовольствіемъ вспомнила о мудрыхъ словахъ, сказанныхъ ею дочери въ самый день прізда Сидни въ Моунтъ-Морвенъ.— Добрыя качества этого несчастнаго молодого созданія, — говорила она,— не могли безусловно восторжествовать надъ страшными соблазнами и заразительными примрами, окружавшими ее. Сто разъ должна была она прибгать во лжи, она должна была лгать изъ непреодолимаго страха. Боле чмъ когда довольная собственною мудростью, м-съ Прести взяла Сидни подъ-руку и съ материнской фамиліарностью повела ее въ завтраку. Линлей встртилъ ихъ внизу лстницы. Его теща украдкой взглянула на Сидни и затмъ дружески пожала руку зятю.— Мой милый Гербертъ, какъ вы блдны! Все это отъ этого ужаснаго табаку! Можно подумать, что вы всю ночь были на ногахъ.
Мистриссъ Линлей, по обыкновенію, пришла въ классную комнату поутру.
Необходимое вниманіе къ гостямъ не оставляло ей времени для наблюденій за завтракомъ. Единственное обстоятельство, поразившее ее, была шумная веселость ея мужа. Слишкомъ честный, чтобы искусно притворяться и обманывать, Линлей переигралъ роль человка, довольнаго своей судьбой.— ‘Какъ онъ любитъ общество!’ — подумала она.— ‘Гербертъ до конца дней своихъ останется молодымъ человкомъ’.
Въ наилучшемъ расположеніи духа, вся еще оживленная отъ успшныхъ усилій занимать своихъ друзей, мистриссъ Линлей весело отворила дверь въ классную.
— Какъ идутъ уроки?— начала она и умолкла, вздрогнувъ: — Китти!— вскричала она:— ты плачешь?
Двочка подбжала въ матери съ глазами, полными слезъ.
— Поглядите на Сидни! Она дуется, она плачетъ, не хочетъ со мной разговаривать… Пошлите за докторомъ.
— Ахъ, какая несносная двочка!— Мн не нужно доктора. Я совсмъ не больна.
— Слышите, мама!— закричала Кэтти.— Она никогда до сегодня меня не бранила.
Другими словами, въ классной наступилъ переворотъ, терпливая Сидни была раздражительна, кроткая Сидни говорила съ сердцемъ съ своей маленькой пріятельницей, которую любила. Мистриссъ Линлей подвинула стулъ къ стулу гувернантки и взяла ее за руку. Странно измнившаяся двушка вырвала руку и заплакала навзрыдъ. Удивленная и испуганная, Китти послдовала ея примру. Мистриссъ Линлей посадила въ себ дочь на колни и дала успокоиться волненію Сидни. Лицо ея не было разгорячено, рука была не лихорадочная, когда она сейчасъ дотрогивалась до нея. По всей вроятности, вся бда произошла отъ разстройства нервовъ, и слезы должны облегчить.
— Я боюсь, душа моя,— сказала мистриссъ Линлей,— что вы плохо провели ночь?
— Плохо? хуже, нежели плохо!
Сидни замолчала, взглянула на свою добрую хозяйку и друга съ ужасомъ и сдлала неловкое усиліе объяснить то, что сказала.
Какъ благоразумная и сдержанная женщина, мистриссъ Линлей сказала, что ей нуженъ только покой и отдыхъ.
— Пойдемте ко мн въ комнату, — предложила она.— Мы придвинемъ диванъ къ балкону, и вы скоро уснете на чистомъ, тепломъ воздух. Убери книги, Китти, сегодня праздникъ. Я возьму тебя съ собой въ гостиную къ гостямъ.
Ни гувернантка, ни воспитанница не заслуживали такой симпатіи. Все еще сконфуженная Сидни продолжала банально извиняться и попросила позволенія выйти погулять въ парк. Услышавъ это, Китти объявила, что куда пойдетъ гувернантка, туда пойдетъ и она.
Мистриссъ Линлей погладила прекрасные каштановые волосы дочери и шутливо сказала:— Однако я вдь могу и приревновать.
Къ ея удивленію, Сидни такъ поглядла на нее, какъ будто бы эти слова относились въ ней.— Ты не должна любить гувернантку больше матери,— продолжала мистриссъ Линлей.
Она поцловала ребенка и, вставая, чтобы уходить, увидла, что Сидни отошла на другой конецъ комнаты. Она стояла у фортепіано, съ тетрадью ногъ въ рук. Тетрадь она держала на-выворотъ, но такъ, чтобы она прикрывала ея лицо. Какъ ни неспособна была мистриссъ Линлей подозрвать кого-нибудь (въ особенности особу, въ которой принимала участіе), но она вышла изъ комнаты съ смутнымъ опасеніемъ, что что-то неладно, и ей слдуетъ посовтоваться съ мужемъ.
Услышавъ, что дверь затворилась, Сидни оглядлась. Она была опять одна съ Китти. Китти убирала книги, не выражая ни малйшаго удовольствія отъ прекращенія занятій.
Сидни ласково обняла двочку.
— Очень ли ты будешь огорчена,— спросила она,— если я должна буду оставить тебя и ухать?
Китти поблднла отъ ужаса при этихъ словахъ.— Ну! ну! успокойся, я пошутила,— поспшила замтить Сидни, испуганная дйствіемъ своихъ словъ.— Пойдемъ вмст со мной, гулять въ паркъ.
Лицо Китти мгновенно прояснло. Она предложила пойти на лугъ кормить коровъ. Сидни охотно согласилась. Всякое развлеченіе было для нея желательно, лишь бы оно отвлекало отъ нея вниманіе ребенка.
Он гуляли около часа въ парк, и уже возвращались домой, когда Китти закричала:— Вотъ и папа!— и нобжала ему на-встрчу. Первымъ движеніемъ Сидни было спрятаться за дерево, чтобы не быть замченной. Но Линлей послалъ Китти нарвать цвтовъ для букета, а самъ подошелъ къ Сидни.
— Я васъ везд искалъ,— сказалъ онъ:— Моя жена…
Сидни перебила его восклицаніемъ:— Она все знаетъ?
— Ничего такого не случилось, чтобы вамъ тревожиться. Жена моя слишкомъ добрая и слишкомъ честная женщина, чтобы легко подозрвать другихъ. Она замтила въ васъ перемну, которой не понимаетъ… и спросила меня: замтилъ ли я тоже эту перемну,— вотъ и все. Но мать ея хитра, какъ бсъ. Вы должны пристально наблюдать за собой и сдерживаться.
Онъ говорилъ такъ серьезно, что испугалъ ее:— Вы сердитесь на меня?— спросила она.
— Сержусь? Какой мужчина могъ бы на васъ сердиться!
— Было бы, можетъ быть, лучше для насъ обоихъ, если-бы вы могли на меня сердиться. Я старалась сдерживать себя и буду еще стараться. Но если бы вы знали, какъ я страдаю, когда мистриссъ Линлей ласкова со мной!
Онъ пытался пріободрить ее, указывая на опасность, угрожающую имъ, пока въ дом гости.— Черезъ нсколько дней, Сидни, намъ не нужно будетъ никого обманывать. До тхъ поръ помните — мистриссъ Прести насъ подозрваетъ.
Китти подбжала къ нимъ съ руками, полными маргаритокъ.
— Вотъ вамъ букетъ, папа. Нтъ, не благодарите меня, а скажите лучше, что вы мн подарите?
Отецъ былъ, видимо, чмъ-то озабоченъ, онъ разсянно взглянулъ на нее. Самолюбіе ребенка было задто: она обратилась въ гувернантк.
— Поврите ли, что папа позабылъ, что въ будущій вторникъ мое рожденіе!
— Хорошо, Китти, я согласенъ заплатить штрафъ за свою забывчивость. Что ты хочешь, чтобы я теб подарилъ?
— Подари мн коляску для куклы.
— Вотъ какъ! въ мое время довольствовались куклой!
Вс трое оглянулись. Новое лицо присоединилось къ ихътбесд. Нельзя было не узнать голоса мистриссъ Прести, и она сама появилась изъ-за деревьевъ. Слышала ли она то, что Линлей говорилъ съ гувернанткой, нова Китти собирала маргаритки?
— Какая трогательная семейная сцена!— замтила хитрая старуха.— Папа — точно святой отецъ на картинк, съ цвтами въ рукахъ. Избалованная дочка вчно что-нибудь проситъ у папы и всегда получаетъ. А гувернантка такъ мила и хороша собой, что я бы непремнно въ нее влюбилась, если бы имла счастіе быть мужчиной. Вы, безъ сомннія, замтили, Гербертъ — мн кажется, звонитъ колоколъ, идемъ полдничать?— вы, вроятно, замтили, говорю я, какой любопытный контрастъ представляютъ Катя и миссъ Уэстерфильдъ? Такой прелестный, но все же полный контрастъ! Желала бы я знать, завидуютъ ли он красот другъ друга? Сожалетъ ли моя дочь, что она — не миссъ Уэстерфильдъ? А вы, моя милая, не желаете ли иногда быть мистриссъ Линлей?
— Такъ какъ вы заговорили объ этомъ, то позвольте мн задать третій вопросъ,— перебилъ ее Линлей:— Понимаете ли вы сами, мистриссъ Прести, когда говорите нелпости?
Онъ разсердился и выразилъ это такимъ слабымъ отвтомъ. Сидни почувствовала скрытое намреніе оскорбить ее, и это лучше всего заставило ее овладть собой. Она презрла иронію мистриссъ Прести съ хладнокровіемъ, которому могла бы позавидовать сама мистриссъ Прести:— Какая женщина,— сказала она,— не пожелала бы быть такой красавицей, какъ мистриссъ Линлей, и такой доброй?!
— Благодарю васъ, моя милая, за комплиментъ моей дочери, и искренній, безъ сомннія. Онъ звучитъ особенно мило и пріятно посл сердитой вспышки моего зятя. Мой бдный Гербертъ, когда вы поймете, что я не хочу никого обидть? Я просто женщина съ юморомъ, и иногда слишкомъ увлекаюсь юмористической стороной дла. Увряю васъ, миссъ Уэстерфильдъ: я не знаю, что значитъ огорченіе. Вс мои несчасгія — семейныя потери и все такое — соскользнули съ меня, какъ съ гуся вода. Бдный м-ръ Норманъ объяснялъ это качество моимъ хорошимъ аппетитомъ, или нтъ,— онъ говорилъ, что у меня прекрасное пищевареніе. Мой второй мужъ ни за что не хотлъ допустить такого объясненія. Его возвышенныя понятія о женщинахъ не дозволяли даже намековъ на желудокъ… Но вотъ опять звонятъ. Я пойду впередъ и скажу, что вы идете за мной. Многіе цнятъ аккуратность въ людяхъ. Я сама, по правд сказать, терпть не могу простывшихъ кушаній. Au revoir. Помните, миссъ Уэстерфильдъ, какъ я попросила васъ сказать мн ‘au revoir’, чтобы имть образчикъ вашего французскаго произношенія? Мн не нравится ваше французское произношеніе. О! нтъ, мн не нравится ваше французское произношеніе!
Китти выпучила глаза на свою болтливую бабушку въ невинномъ восхищеніи. Она дернула отца за сюртукъ и объявила:
— О! папа, какія бабушка употребляетъ интересныя слова!

IX.

Въ понедльникъ вечеромъ послдніе гости ухали изъ Моунтъ-Морвена. Мистриссъ Линлей упала въ кресло (среди, какъ выразился Рандаль, ‘небеснаго спокойствія’ опуствшей гостиной) и созналась въ томъ, что усилія занимать гостей совсмъ истомили ее.— Нелпо жаловаться на усталость въ мои годы,— сказала она съ слабой улыбкой:— но я въ самомъ дл такъ устала, что должна пойти и лечь въ постель, точно маленькій ребенокъ.
Мистриссъ Прести, злобно наблюдавшая за гувернанткой, которая сидла молча и поодаль отъ всхъ, въ углу — торопливо подошла въ дочери, очевидно съ своей спеціальною цлью. Линлей догадывался, въ чемъ она заключалась.
— Пожалуйста, Катя, удли мн полчаса времени,— сказала м-съ Прести:— мн надо съ тобой переговорить.
— О! мамаша, пощадите, отложимъ разговоръ до завтра.
М-съ Прести неохотно согласилась-на это предложеніе и только съ однимъ условіемъ.
— Ршено, что ты меня пустишь къ себ въ спальню, прежде чмъ кого-либо другого?
М-съ Линлей готова была согласиться на это, какъ и на всякое другое условіе, лишь бы ея сегодня не безпокоили. Она перешла черезъ комнату и взяла мужа подъ-руку.
— Я такъ устала, что не взберусь на лстницу, если ты мн не поможешь.
Когда они поднимались по лстниц, Линлей убдился, что у жены его были свои резоны, чтобы уйти изъ гостиной.
— Я такъ устала, что дйствительно лягу,— объясняла она: — но я хочу сначала переговорить съ тобой насчетъ миссъ Уэстерфильдъ. (Нтъ, нтъ, не стоить останавливаться!) Знаешь ли, мн кажется, я догадываюсь, отчего наша миленькая гувернантка такъ перемнилась. Я тебя удивляю?
— Нтъ.
— Я сама дивлюсь своей недогадливости,— продолжала м-съ Линлей,— что я раньше этого не сообразила. Мы должны быть боле чмъ когда-либо ласковы съ этой бдной двушкой, ты не догадываешься, отчего? Другъ мой, какъ ты недогадливъ! Неужели мн надо теб напоминать о томъ, что въ числ нашихъ гостей было два холостыхъ джентльмена. Одинъ изъ нихъ старъ и въ счетъ не идетъ. Но другой — я говорю, конечно, о Сенъ-Джордж — молодъ, красивъ и привлекателенъ. Мн жалко Сидни Уэстерфильдъ. Для меня ясно, что она безнадежно влюблена въ человка, который разоренъ, и если женится, то только на большомъ приданомъ. Я поговорю съ Сидни завтра утромъ, я надюсь, что она мн доврится. Слава Богу, вотъ мы ужъ и дошли до спальни. Больше я не въ силахъ разговаривать, у меня ноги подкашиваются. Покойной ночи, милый, у тебя тоже утомленный видъ. Хорошо имть друзей, я это знаю, но какое тоже счастіе, когда отъ нихъ избавишься!
Она поцловала его и отпустила.
Оставшись одинъ и представивъ себ, какъ горька покажется правда жен его посл ея невинной догадки, Линлей совсмъ упалъ духомъ. Онъ прислонился къ рзнымъ периламъ, окружавшимъ площадку лстницы, и поглядлъ внизъ, въ каменныя сни. Если бы ветхія перила обрушились подъ его тяжестью (подумалъ онъ), то онъ былъ бы разомъ выведенъ изъ своего затруднительнаго положенія.
Во-время вспомнивъ про Сидни, онъ опомнился. Ради нея онъ обязанъ предупредить ее о предстоящемъ завтра свиданіи мистриссъ Прести съ его женой.
Спускаясь съ лстницы, онъ встртилъ брата въ корридор перваго этажа.
— Какъ разъ тотъ человкъ, котораго мн нужно,— сказалъ Рандаль.— Скажи мн, Гербертъ, какая муха укусила эту странную старуху?
— Ты говоришь о м-съ Прести?
— Да. Она сейчасъ сообщила мн, что наша знакомая м-съ Макъ-Эдвинъ влюбилась въ миссъ Уэстерфильдъ и охотно бы перебила у насъ нашу хорошенькую гувернантку.
— Мистриссъ Прести говорила это въ присутствіи миссъ Уэстерфильдъ?
— Нтъ. Скоро посл того, какъ вы съ Катей ушли изъ гостиной, миссъ Уэстерфильдъ тоже ушла. Не знаю, можетъ быть, мн такъ показалось, но я заключилъ изъ словъ м-съ Прести, что она была бы рада отдлаться отъ бдной двушки.
— Я поговорю съ ней объ этомъ, Рандаль. Она въ гостиной?
— Да.
— Говорила она теб еще что-нибудь?
— Я не далъ ей ничего сказать. Я не люблю м-съ Прести. Ты какъ будто чмъ-то разстроенъ, Гербертъ? Ничего не случилось?
— Если что и случилось, то ты завтра объ этомъ узнаешь!
И они разстались.
Разсвшись со всмъ комфортомъ въ гостиной, м-съ Прести раскрыла свою любимую газету. Ея единственнымъ собесдникомъ былъ черный пудель Линлея, улегшійся у ея ногъ. Когда дверь растворилась, собака встала и пошла на-встрчу хозяину, чтобы приласкаться къ нему, но прежде взглянула ему въ лицо. Если бы вниманіе мистриссъ Прести было привлечено въ эту сторону, то она могла увидть предостереженіе для себя лично относительно расположенія духа Линлея въ томъ факт, что собака внезапно и тихо отошла отъ него. Но такъ какъ м-съ Прести была погружена въ чтеніе или притворялась, что въ него погружена, она и не увидла, какое лицо у Линлея. Подождавъ немного, чтобы она обратила на него вниманіе, онъ вынулъ газету изъ ея рукъ.
— Что это значитъ?— спросила м-съ Прести.
— Это значитъ, сударыня, что мн нужно съ вами поговорить.
— Очевидно, о чемъ-то такомъ, чего нельзя сказать вжливо? Какъ вамъ угодно, я привыкла къ вашей грубости.
Линлей благоразумно пропустилъ это замчаніе мимо ушей.
— Съ тхъ поръ, какъ вы поселились въ Моунтъ-Морвен,— продолжалъ онъ,— я думаю, что вы нашли, что въ общей сложности со мной легко жить. Но въ то же самое время, когда я нахожу нужнымъ заявить, что я хозяинъ въ моемъ дом, то я и докажу, что я хозяинъ.
Мистриссъ Прести спокойно сложила руки на колняхъ и сказала:
— Хозяинъ надъ чмъ?
— Надъ вашими подозрніями насчетъ миссъ Уэстерфильдъ. Вы, конечно, вольны думать о ней и обо мн что вамъ угодно. Но я запрещаю вамъ высказывать свои подозрнія — намеками ли то будетъ, какъ моему брату, или оффиціальными сообщеніями — моей жен. Не воображайте, что я боюсь правды. Мистриссъ Линлей узнаетъ больше, нежели вы думаете, и узнаетъ завтра же, но не отъ васъ, а отъ меня.
Мистриссъ Прести съ состраданіемъ покачала головой:
— Мой добрый сэръ, конечно, вы меня знаете слишкомъ хорошо, чтобы думать, что вы такъ легко отъ меня отдлаетесь. Я должна вамъ напомнить, что мать вашей жены ‘хитра, какъ бсъ’.
Линлей узналъ собственныя слова.— Значитъ, вы подслушивали подъ деревьями!— сказалъ онъ.
— Да, я подслушивала и жалю, что не все слышала. Но вернемся къ нашему предмету. Я не довряю интересовъ своей дочери — интересовъ, которымъ грозитъ такая серьезная опасность — въ ваши руки. Он недостаточны чисты для этого, м-ръ Линлей. Мн предстоитъ святая обязанность, и я ее завтра выполню.
— Нтъ, м-съ Прести, вы ее завтра не выполните.
— Кто мн помшаетъ?
— Я вамъ помшаю.
— Извините, какимъ образомъ?
— Не считаю нужнымъ отвчать на этотъ вопросъ. Мои слуги получатъ отъ меня приказанія, и я самъ буду наблюдать за тмъ, чтобы приказанія эти были исполнены.
— Благодарю васъ. Я начинаю понимать, вы выгоните меня изъ дому. Прекрасно. Увидимъ, что скажетъ на это моя дочь.
— Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, мистриссъ Прести, что если вашей дочери придется выбирать между вами и мной, то она выберетъ мужа. Я даю вамъ ночь на размышленіе. Больше мн нечего вамъ сказать.
Въ числ достоинствъ мистриссъ Прести была способность быстро соображать и ршаться подъ давленіемъ обстоятельствъ. Не усплъ Линлей выйти за дверь, какъ она позвала его обратно.
— Мн совстно безпокоить васъ,— сказала м-съ Прести,— но я вовсе не желаю испортить себ ночной сонъ думами о васъ. Мое положеніе вполн для меня ясно и вовсе не требуетъ, чтобы я теряла время на обсужденіе. Когда человкъ до такой степени забудетъ всякое уваженіе къ слабому полу, что начинаетъ грозить женщин, женщин остается только покориться. Вы знаете, что я должна была говорить завтра съ дочерью. Я уступаю грубой сил, сэръ. Скажите своей жен, что я не приду завтра. Довольны вы?
— Вполн,— отвтилъ Линлей и вышелъ изъ комнаты.
Теща поглядла ему вслдъ съ улыбкой безграничнаго презрнія.
— Какой дуракъ!
Только два слова, но какъ много тайнаго смысла было въ нихъ скрыто!

X.

Китти, дожидавшаяся Сидни, которая должна была, но обыкновенію, придти попрощаться къ ней въ спальню, была удивлена появленіемъ бабушки, входившей на ципочкахъ изъ корридора, съ небольшимъ пакетомъ въ рукахъ.
— Говори шопотомъ!— сказала м-съ Прести, указывая на открытую дверь въ комнату м-съ Линлей:— Вотъ теб подарокъ ко дню рожденія. Ты не должна смотрть на него до завтра.
Она положила пакетикъ подъ подушку и, вмсто того, чтобы попрощаться, взяла стулъ и сла.
— Могу я показать мой подарокъ,— спросила Китти,— когда пойду завтра къ мама здороваться?
Подарокъ, скрывавшійся подъ бумажной оберткой, была книжка съ картинками цной въ шесть пенни. Бабушка Китти не одобряла, чтобы бросали деньги на дорогіе подарки дтямъ.
— Конечно, покажи, а главное, хорошенько береги его, — отвчала важно м-съ Прести.— Но скажи мн, мое дитя: вдь теб пріятно было бы увидть вс свои подарки, какъ и мой, рано поутру?
Все еще находясь подъ вліяніемъ обиды, нанесенной ей зятемъ, м-съ Прести имла свои намренія, поселяя эту мысль въ ум ребенка. Главною ея цлью было возбудить домашнія препятствія для частнаго свиданія между мужемъ и женой въ ранніе часы утра. Если подарки, которые обыкновенно дарились посл дтскаго обда, будутъ подарены на этотъ разъ посл завтрака, то это отдалить интимную бесду м-ра Линлея съ мистриссъ Линлей. Въ этотъ промежутокъ м-съ Прести найдетъ случай подорвать довріе жены къ мужу, возбудивъ въ ея ум подозрнія противъ него.
Невинная маленькая Китти немедленно вошла въ сообщничество съ бабушкой.— Я попрошу маму отдать мн вс подарки за завтракомъ,— объявила она.
— А добрая мама наврное согласится, — отвтила м-съ Прости.— Мы пораньше позавтракаемъ завтра, мое милое дитя, покойной ночи.
Китти уже засыпала, когда ея гувернантка вошла въ комнату, поздне обыкновеннаго.— Я думала, что вы меня позабыли,— сказала Китти, звая и протягивая свои полныя, маленькія ручки.
У Сидни сердце сжалось при мысли о разлук, которая предстояла на завтра, ея отчаяніе выразилось въ слдующихъ словахъ:— Я бы желала, чтобы вы меня позабыли.
Дитя было слишкомъ сонно, чтобы хорошенько разслышатъ ея слова.
— Что вы сказали?— спросила она.
Сидни тихонько приподняла ее съ подушки и нсколько разъ поцловала. Китти съ удивленіемъ раскрыла сонные глаза.— Какія у васъ холодныя руки!— сказала она — и какъ долго вы меня цлуете! Я хочу пошутить, Сидни. Вы пришли ко мн пожелать покойной ночи или же попрощаться?
Сидни опустила ее на подушку, поцловала въ послдній разъ и убжала изъ комнаты.
Въ корридор она услышала голосъ Линлея, раздававшійся въ нижнемъ этаж. Онъ спрашивалъ у слугъ, гд находится миссъ Уэстерфильдъ: въ дом или въ саду? Ея первымъ движеніемъ было подойти къ лстниц и отвтить на его вопросъ. Но воспоминаніе о м-съ Линлей удержало ее. Она вернулась въ спальню.
Вс подарки, полученные ею со времени ея прізда въ Моунттъ-Морвенъ, разложены были такъ, чтобы броситься въ глаза каждому, кто войдетъ въ комнату, посл того, какъ она оставитъ домъ. На диван лежало хорошенькое новое платье, рядомъ — разные другіе подарки. Браслетъ положенъ былъ на пьедесталъ статуи, стоявшей рядомъ, и подъ нимъ — клочокъ бумаги, на которомъ она написала нсколько прощальныхъ словъ мистриссъ Линлей, съ выраженіемъ своего раскаянія и сожалнія. На туалет стояли три фотографическихъ портрета, среди щетокъ и гребней. Она сла и поглядла сначала на портреты мистриссъ Линлей и Китти.
Имла ли она право взять ихъ съ собой?
Она колебалась, нсколько слезинокъ упали на фотографіи. ‘Он теперь испорчены,— подумала она,— и ни для кого не годны, кром меня ‘.
Она положила ихъ и взяла третью фотографію — портретъ Герберта Линлея.
Не было ли теперь преступленіемъ даже глядть на него? Она ршилась разорвать фотографію. И разорвала бы, если бы она случайно попалась ей не обратной, а лицевой стороной. Она захотла въ послдній разъ взглянуть на него и вдругъ… прижала въ губамъ портретъ, въ порыв безнадежной любви.— Что за бда?— говорила она самой себ.— Не все ли равно, если фотографія будетъ со мной, когда я буду умирать голодною смертью на улиц или въ рабочемъ дом?— Глаза ея не отрывались отъ фотографіи.
‘Приди ко мн на грудь, мой единственный другъ, и убей меня!’ И, говоря эти дикія слова, она яростно засунула карточку за корсажъ платья и бросилась на полъ. Въ этомъ безумномъ порыв была какая-то насмшливая пародія надъ невиннымъ отчаяніемъ ея дтства, когда мать бросила ее на произволъ жестокой тетки.
Эта ночь прошла въ тайныхъ мученіяхъ еще для другого лица въ Моунтъ-Морвен.
Расхаживая по скучнымъ длиннымъ корридорамъ нижняго этажа дома, Линлей считалъ часы, безжалостно совращавшіе время, отдлявшее его отъ пытки признанія жен.
Проститъ ли ихъ благородная женщина, которую они оскорбили, во вниманіе въ ихъ раскаянію? Вотъ вопросъ, терзавшій Линлея и на который онъ не въ силахъ былъ отвтить.

XI.

Они вс собрались, по обыкновенію, въ завтраку.
Подстрекаемая словами м-съ Прести, Китти поторопила раздачу подарковъ. Она прибжала поутру въ спальню матери и попросила ее отдать ей подарки за завтракомъ.
Подарки сложены были въ амбразур одного изъ оконъ и по очереди предъявлялись Китти. Мистриссъ Линлей подарила ей куклу изумительной красоты. Костюмъ этой восковой красавицы былъ по послдней французской модной картинк. Голова двигалась направо и налво и наклонялась впередъ, глаза закрывались и открывались, она произносила два слова, боле цнныя въ устахъ куклы, чмъ тысяча словъ въ устахъ живого существа. Китти приняла куклу въ свои объятія и поцловала ее въ безумномъ восторг. Усердно прижимая куклу къ груди, она нажала на пружинку, и кукла прокричала:
— Мама!— а затмъ:— Папа!
Китти сла на полъ, ноги подкосились у нея:— Мн кажется, я падаю въ обморокъ,— серьезно объявила она.
Среди всеобщаго хохота, Сидни молча подала новую игрушку (хорошенькое подражаніе ювелирнымъ футлярамъ) Китти и отошла прежде, нежели ребенокъ усплъ взглянуть на нее. Мистриссъ Прести была единственнымъ лицомъ, замтившимъ ея блдность и дрожащія руки.
Ожерелье куклы, браслеты и часы съ цпочкой приковали вниманіе Китти въ футляру. Когда она собралась поблагодарить дорогую Сидъ, отецъ вызвалъ новый взрывъ радости, подаривъ ей коляску, достойную куклы. Дядя слдовалъ съ зонтикомъ въ рукахъ, предназначеннымъ для того, чтобы охранить цвтъ лица куклы отъ загара, когда она будетъ гулять. Затмъ наступила пауза. Гд былъ щедрый подарокъ бабушки? Никто этого не помнилъ, м-съ Прести сама нашла драгоцнную шестипенсовую книжку съ картинками, заброшенную куда-то въ сторону.
— Мн очень хочется припрятать мою книжку до тхъ поръ, пока ты будешь въ состояніи ее оцнить, — сказала она Китти. Въ тотъ моментъ, какъ теща Линлея подала книжку, Линлей усплъ шепнуть Сидни:
— Приходите въ фруктовый садъ черезъ полчаса.
Она отступила отъ него, удивленная его словами. Когда мистриссъ Прести вернулась, Линлей и гувернантка отошли далеко другъ отъ друга.
Придя въ себя, Китти снова вскочила на ноги.
— Теперь,— объявила балованная двочка всей компаніи,— я буду играть.
Куклу посадили въ коляску, и она похала по комнат, причемъ мистриссъ Линлей раздвигала стулья у нея на пути, а Рандаль держалъ надъ ней раскрытый зонтикъ, чтобы защищать ее отъ солнца.
Снова шестипенсовая книжка съ картинками была заброшена. Мистриссъ Прести подняла ее съ полу, ршивъ на этотъ разъ припрятать до тхъ поръ, пока ея внучка не станетъ разсудительне. Она поставила книжку въ библіотеку, между ‘Донъ-Жуаномъ’ Байрона и ‘Жизнью Святыхъ’ Бутлера. Съ того мста, гд она стояла, она увидла, какъ Линлей снова подошелъ къ Сидни.— Ваши собственные интересы замшаны въ томъ, что я долженъ вамъ сказать,— шепнулъ онъ ей.
Мистриссъ Прести не могла услышать того, что онъ сказалъ, но видла, что между ними какой-то заговоръ. Она осторожно взглянула на мистриссъ Линлей.
У Китти тмъ временемъ прошла охота катать куклу, теперь ей захотлось раздвать и одвать куклу.— Подите сюда!— сказала она Сидни:— мн хочется, чтобы вы такъ же веселились въ день моего рожденія, какъ и я сама.
Рандаль положилъ зонтикъ на столъ, стоявшій возл дверей. Мистриссъ Прести дала ему знакъ подойти къ ней.
— Я прошу у васъ милости,— сказала она.
Оглянувшись сначала на Линлея, мистриссъ Прести взяла газету и сдлала видъ, что совтуется съ Рандалемъ насчетъ ракого-то объявленія.— Вашъ братъ глядитъ въ нашу сторону,— шепнула она:— онъ не долженъ подозрвать, что между нами есть секреты.
Рандаль ненавидлъ всякія хитрости.
— Что вамъ нужно отъ меня?— рзко спросилъ онъ.
Отвтъ только усилилъ его смущеніе.
— Обратите вниманіе на миссъ Уэстерфильдъ и вашего брата. Взгляните на нихъ въ настоящую минуту.
Рандаль повиновался:— Что такого въ нихъ замчательнаго?— спросилъ онъ.
— Вы не видите?
— Я вижу, что они разговариваютъ.
— Но вдь конфиденціально,— такъ, чтобы мистриссъ Линлей не могла ихъ слышать. Взгляните опять.
Рандаль устремилъ глаза на мистриссъ Прости съ такимъ выраженіемъ, въ которомъ достаточно ясно выразилось его къ ней отвращеніе. Но прежде, нежели онъ усплъ что-нибудь отвтить, его непосда-племянница уже придумала новую игру. Солнце свтитъ, цвты распустились въ полномъ блеск, а кукла еще не гуляла въ саду. Китти побжала впередъ и, въ своей забот выкатить коляску безъ помхи, забыла про дядю и зонтикъ. Мистриссъ Линлей послдовала за дочерью. Линлей переглянулся съ Сидни, и они тоже вышли. Оставшись одна съ Рандалемъ, мистриссъ Прести дала волю гнву и уже нисколько не сдерживаясь:
— Моя дочь, несчастная женщина!— разразилась она, театральнымъ жестомъ указывая на дверь, въ которую вышли Линлей и Сидни Уэстерфильдъ.— И Катерина обязана этимъ низкой женщин, которую вашъ братъ подобралъ въ Лондон! Понимаете вы меня теперь?
— Мене чмъ когда-либо, — отвчалъ Рандаль:— мн кажется, вы сошли съ ума.
Мистриссъ Прести овладла собой.
— Я не сержусь, милый Рандаль, за то, что вы мн сейчасъ сказали. Я заслужила это своею неосторожностью: мн слдовало дать вамъ доказательства и предоставить вывести собственныя заключенія. Присядьте, пожалуйста, на минуту. Я не задержу васъ.
Рандаль не ожидалъ такой сдержанности, онъ слъ на ближайшій около мистриссъ Престо стулъ. Оба сидли спиной къ дверямъ библіотеки, выходившимъ въ гостиную.
— Я не буду надодать вамъ тмъ, что думаю, а сообщу только о томъ, что видла и слышала. Если вы мн не поврите, то я попрошу васъ обратиться за подтвержденіемъ къ самимъ виновнымъ.
Она только-что выговорила это, какъ мистриссъ Линлей вернулась черезъ библіотеку за зонтикомъ.
Рандаль просилъ мистриссъ Прести выражаться ясне.— Вы говорите про виновныхъ? Неужели вы разумете при этомъ брата?
Мистриссъ Линлей прошла къ столу и взяла зонтикъ. Услышавъ слова Рандаля, она остановилась, дивясь такому странному намеку на ея мужа. Тмъ временемъ мистриссъ Прести отвтила на его вопросъ:
— Да, я разумю вашего брата и его любовницу — Сидни Уэстерфильдъ.
Мистриссъ Линлей положила зонтикъ обратно на столъ и подошла къ нимъ.
Она не взглянула на мать. Ея лицо, блдное и застывшее, обращено было въ Рандалю. Для него и только для него она говорила:
— Что означаютъ ужасныя слова моей матери?— спросила она.
Мистриссъ Прести внутренно торжествовала: случай въ конц концовъ ей благопріятствовалъ.— Разв ты не видишь,— сказала она дочери,— что я здсь затмъ, чтобы отвтить на твой вопросъ?
Мистриссъ Линлей продолжала глядть и говорить только съ Рандалемъ.
— Я не могу требовать объясненія отъ матери. Что бы я ни чувствовала, я должна помнить, что она — моя мать. Я васъ спрашиваю, вы слышали ее: что она хочетъ сказать?
Сознаніе о своемъ важномъ значеніи не позволяло мистриссъ Прести допустить, чтобы ее такимъ образомъ игнорировали.
— Ты можешь быть дерзка, сколько теб угодно, Катерина, ты меня не заднешь. Твоя мать обязана раскрыть теб глаза. У тебя есть соперница, а эта соперница — твоя гувернантка. Поступай теперь какъ знаешь, мн больше нечего сказать.
И, поднявъ высоко голову, съ видомъ оскорбленной добродтели, мистриссъ Прести выплыла изъ комнаты.
Рандаль заговорилъ съ невсткой, но та отказалась его слушать.
— Не трудитесь оправдываться,— несправедливо упрекнула она его:— вы слушали мою мать безпрекословно, значитъ, вы тоже замшаны въ этихъ низкихъ сплетняхъ.
Рандаль питался успокоить ее, но тщетно. Она упала въ кресло, и только одно чувство проснулось въ ней: увидть мужа, скорй, скорй! Его не было въ саду, когда она уходила оттуда за зонтикомъ, и Сидни тоже не было. Дивясь, куда двались отецъ и гувернантка, Китти просила няньку пойти поискать ихъ.
Мистриссъ Линлей, посл нкотораго колебанія, послала за нянькой.
— Нашли вы м-ра Линлея?— съ усиліемъ проговорила она.
— Да, сударыня.
— Гд вы его нашли?
— Въ фруктовомъ саду.
— Что онъ вамъ сказалъ?
— Я ушла, сударыня, прежде нежели онъ меня увидлъ.
— Почему?
— Миссъ Уэстерфильдъ была въ саду вмст съ бариномъ. Я боялась помшать…
Двушка умолкла и сконфузилась. Мистриссъ Линлей хотла сказать ей, чтобъ она продолжала, но языкъ ея не слушался. Она нетерпливо сдлала ей знакъ. И она поняла.
— Я боялась помшать… можетъ быть, мн только показалось… но, кажется, что миссъ Уэстерфильдъ плакала.
Отвтивъ это, двушка, очевидно, желала бы поскоре убраться. Зонтикъ привлекъ ея вниманіе.— Миссъ Китти спрашивала его,— сказала она,— и удивлялась, почему вы не возвращаетесь съ нимъ, могу я его взять?
— Возьмите.
Голосъ барыни совсмъ измнился.
Служанка взглянула на нее съ опасеніемъ.— Вамъ дурно, сударыня?
— Нисколько.
Служанка ушла.
Мистриссъ Линлей случайно услась на кресл у окна, выходившаго на дорогу, которая вела къ парадному подъзду. къ нему только-что подъхала коляска съ постителями, пріхавшими осмотрть ту часть замка Моунтъ-Морвенъ, которая была открыта для постороннихъ. Мистриссъ Линлей наблюдала, какъ они выходили изъ коляски, болтали, смялись, осматривались но сторонамъ. Все еще инстинктивно спасаясь отъ первыхъ сомнній въ Герберт, запавшихъ ей въ душу, она старалась отвлечься отъ нихъ наблюденіемъ постороннихъ вещей. Одинъ за другимъ туристы исчезли подъ портикомъ подъзда. Пустая коляска отъхала отъ подъзда, и кучеръ направился въ деревенскій трактиръ кормить лошадей. Изъ окна она видла теперь только пустыню, тишина, страшная, удручающая тишина царила вокругъ.
Мысли, отъ которыхъ она старалась уйти, опять нахлынули на нее, разсказъ служанки новымъ бременемъ налегъ на душу. Она стала припоминать различныя обстоятельства. Помимо воли взвшивала она ихъ значеніе. Ея мужъ и Сидни Уэстерфильдъ гуляютъ вмст въ фруктовомъ саду… и Сидни плачетъ. Ужъ не провдала ли она объ ужасномъ подозрніи мистриссъ Прести? Нтъ, эта слабая надежда могла утшить другую женщину, но не жену Герберта Линлея.
Она схватила газету и стала ее читать. Упрямо, отчаянно читала она, не понимая ни слова изъ того, что читала. Строчки начинали сливаться и прыгать у нея въ глазахъ, когда внезапно отворилась дверь и заставила ее вздрогнуть. Она оглянулась.
Ея мужъ вошелъ въ комнату.

XII.

Линлей сдлалъ нсколько шаговъ… и остановился.
Жена, поспшившая-было ему на-встрчу, тоже остановилась. Было ли то недовріе, или безразсудный страхъ, только она не ршилась сама подойти къ нему.
— Мн надо теб сообщить кое-что, Катя, и я боюсь, что разстрою себя.
Его голосъ дрожалъ, глаза остановились-было на ея лиц, но тотчасъ же отвернулись. Онъ замолчалъ.
Онъ сказалъ всего лишь нсколько банальныхъ словъ. Но этого было достаточно. Она прочитала правду въ его глазахъ. Она услышала ее въ его голос, и задрожала съ головы до ногъ. Линлей бросился въ ней, боясь, что она упадетъ. Она немедленно сдержала себя и дала ему знавъ не подходить.— Не трогайте меня!— сказала она:— вы пришли отъ миссъ Уэстерфильдъ.
Этотъ упрекъ задлъ его.
— Сознаюсь, что пришелъ отъ миссъ Уэстерфильдъ. Она черезъ меня обращается къ вамъ съ просьбою.
— Я отказываю заране.
— Выслушайте сперва.
— Нтъ!
— Выслушайте… въ вашихъ собственныхъ интересахъ. Она проситъ позволенія оставить нашъ домъ и никогда боле въ него не возвращаться. Пока она еще невинна…
Жена глядла на него съ невыразимымъ презрніемъ. Онъ перенесъ этотъ взглядъ, но не молча.
— Человкъ не лжетъ, Катя, когда сознается въ томъ, въ чемъ я сознаюсь. Миссъ Уэстерфильдъ предлагаетъ единственное искупленіе, какое въ ея власти, пока она все еще невинна, такъ какъ обидла тебя только въ мысляхъ.
— Это все?
— Скажи сама, если думаешь, что тебя можетъ удовлетворить другое.
— Я бы желала сначала узнать, что значитъ эта жертва. Ставитъ ли миссъ Уэстерфильдъ при этомъ какія-нибудь условія?
— Она положительно запретила мн ставить какія бы то ни было условія.
— И собирается ухать куда глаза глядятъ, безъ помощи и безъ друзей?
— Да.
Даже и подъ тяжелымъ ударомъ, сразившимъ ее, сказалась благородная натура этой женщины.
— Дайте мн подумать о томъ, что вы сказали. Я до сихъ поръ вела счастливую жизнь, я не привыкла такъ страдать, какъ страдаю теперь.
Оба замолчали Голосъ Китти послышался на лстниц, ведущей въ картинную галлерею. Двочка спорила съ нянькой. Ни отецъ, ни мать не услышали ея.
— Миссъ Уэстерфильдъ провинилась передо мной только мысленно,— начала мистриссъ Линлей.— Можете ли вы подтвердить это честнымъ словомъ?
— Честное слово.
Жена его, повидимому, удовлетворилась этимъ.— Моя гувернантка могла бы обмануть меня, и не обманула. Я должна помнить это. Она оставить нашъ домъ, но не безъ помощи и не безъ друзей.
Мужъ вышелъ изъ сдержанной роли, которую принялъ на себя.
— Есть ли въ свт другая женщина, какъ ты!— вскричалъ онъ.
— Много другихъ женщинъ,— отвчала она твердо.— Только вульгарныя бабы, чувствуя себя оскорбленными, находятъ облегченіе въ взрывахъ ревности и ожесточенной брани. Вы всегда жили между порядочными женщинами. Вы бы должны были знать, что жена, которая очутилась въ моемъ положеніи, но уважаетъ себя, ведетъ себя сдержанно. Я стараюсь не забывать того, чмъ обязана другимъ, также какъ и они обязаны мн.
Она подошла къ письменному столу и взяла перо.
Болзненно чувствуя всю унизительность своего положенія, Линлей воздержался отъ громкаго заявленія своего восхищенія ея великодушіемъ. Пока онъ не заслужитъ прощенія, онъ не иметъ права высказывать свое мнніе объ ея поступкахъ. Она перетолковала его молчаніе. Она поняла его такъ, что онъ оцнилъ ея великодушіе только по отношенію къ миссъ Уэстерфильдъ, но нисколько не тронутъ имъ самъ по себ. И бросила перо съ первой вспышкой гнва, какая у нея вырвалась.
— Вы говорили отъ имени гувернантки,— сказала она.— Но я еще не слышала, что вы скажете отъ самого себя, сэръ. Вы, что ли, соблазнили ее? Вы знали, какую благодарность она чувствовала къ вамъ… и совратили ея чувство съ пути истиннаго, и влюбили ее въ себя? Жестокій, жестокій, жестокій! Оправдывайтесь, если можете.
Онъ не отвчалъ.
— Неужели вы считаете недостойнымъ себя оправдываться?— страстно вскричала она.— Ваше молчаніе — оскорбленіе!
— Мое молчаніе выражаетъ сознаніе моей вины. Она можетъ принять ваше прощеніе, а я не могу даже на него надяться.
Что-то въ тон его голоса напомнило ей о прошлыхъ дняхъ, дняхъ безграничной любви и доврія, когда для него не существовало въ мір другой женщины, кром нея. Дорогія воспоминанія счастливой супружеской жизни наполнили ея сердце нжностью и потушили въ слезахъ гнвный блескъ глазъ. Въ ней не было больше ни гнва, ни гордости, когда она съ нимъ заговорила.
— О, другъ мой, неужели она лишила меня твоей любви?!
— Суди сама, Катя, люблю ли я тебя, или нтъ, если я устоялъ передъ соблазномъ и во всемъ теб признался?
Она подошла ближе къ нему.— Могу я теб врить?
— Испытай меня.
Она тотчасъ же поймала его на слов.
— Когда миссъ Уэстерфильдъ оставитъ насъ, общай мн не видться больше съ ней.
— Общаю.
— И даже не писать ей.
— Общаю.
Она вернулась въ письменному столу.— Мн теперь легче, — сказала она:— и я могу быть сострадательной.
Написавъ нсколько словъ, она встала и подала ему записку. Онъ съ удивленіемъ прочиталъ адресъ:— Ты пишешь къ м-съ Макъ-Эдвинъ?— спросилъ онъ.
— Да, она принимаетъ участіе въ миссъ Уэстерфильдъ, разв ты этого не звалъ?
— Припоминаю теперь,— сказалъ онъ,— и прочиталъ слдующія строки:
‘Рекомендую вамъ миссъ Уэстерфильдъ какъ учительницу для дтей младшаго возраста, доказавшую вполн свои способности, усердіе и хорошій характеръ въ то время, какъ была гувернанткой моей дочери. Она оставила мсто въ моемъ дом вслдствіе обстоятельствъ, длающихъ честь ея чувству чести и благодарности’.
— Кажется, я сказала все, что могла, посл того, что случилось?
Онъ только взглянулъ на нее, молчаніе его въ настоящую минуту было краснорчиве всякихъ словъ. Когда она взяла отъ него обратно записку, въ глазахъ ея онъ прочиталъ прощеніе.
Послднее и худшее испытаніе было еще впереди, она съ ршимостью приступила къ нему.
— Скажите миссъ Уэстерфильдъ, что я желаю ее видть.
Когда Гербертъ выходилъ изъ комнаты, жена позвала его.
— Если встртишь мама,— сказала она,— попроси ее прійти ко мн.
Мистриссъ Прести знала характеръ своей дочери, мистриссъ Прести дожидалась, что ее позовутъ, и дождалась.
Нжно и почтительно обратилась мистриссъ Линлей къ своей матери.
— Когда мы видлись въ послдній разъ, я подумала, что вы говорите наобумъ и зря. Теперь я знаю, что въ вашихъ словахъ была доля правды. Если вы были рзки, то потому, что огорчились за меня. Я прошу вашего прощенія, я была неправа.
Разъ какъ-то, когда она сначала разсердила, а затмъ удивила его, Рандаль Линлей сказалъ мистриссъ Прести: — Однако вы не безсердечная женщина!
Ея отвтъ дочери показалъ, что онъ былъ правъ.
— Ни слова больше, мое дитя,— отвчала она:— я тоже была неправа.
Не успла она произнести это, какъ Гербертъ вернулся. За нимъ слдовала Сидни Уэстерфильдъ.
Гувернантка остановилась посреди комнаты. Голова ея была опущена, и она быстро и неровно дышала. Мистриссъ Линлей подошла къ тому мсту, на которомъ стоила двушка. Въ ея красот было что-то божественное, когда она поглядла на убитую двушку и взяла ее за руку.
Сидни упала на колни. Молча прижала она великодушную руку въ губамъ. Молча мистриссъ Линлей подняла ее, взяла рекомендательное письмо со стола и подала ей.
Линлей поглядлъ на жену, поглядлъ на гувернантку. Ни та, ни другая не говорили ни слова. Онъ не могъ этого вынести и сказалъ Сидни:
— Поблагодарите же м-съ Линлей.
— Я не могу говорить,— отвчала она слабымъ голосомъ.
Онъ обратился къ жен.
— Скажи ей одно доброе слово на прощанье!— молилъ онъ.
Она сдлала усиліе, тщетное усиліе, чтобы исполнить его желаніе. Жестъ отчаянія отвтилъ за нее, какъ отвчала Сидни: — ‘я не могу говорить’!
Врные христіанской добродтели, которая требуетъ раскаянія и прощенія, эти три лица стояли передъ разлукой, побдивъ свое бренное тло и восторжествовавъ надъ нимъ.
Жаля женщинъ, Линлей ршился взять на себя всю тягость прощанья.
— Могу ли я сказать, Катя, что ты желаешь ей счастія на прощанье?
Мистриссъ Линлей пожала ему руку.
Онъ подошелъ въ Сидни и передалъ порученіе жены. Теперь ему слдовало прибавить что-нибудь отъ себя, но онъ могъ сказать только — и мы знаемъ съ какой горестью — банальное слово ‘прощайте!’ и прибавить не мене банальное: ‘желаю вамъ всего хорошаго!’
Въ послднюю минуту двочка вбжала, ища мать.
При вид ея, шопотъ ужаса вырвался у присутствующихъ. Это невинное сердце! Они вс надялись, что мука разставанья пройдетъ мимо нея!
Она увидла, что Сидни — въ шляп и пальто.
— Вы уже одты для прогулки?— сказала она.
Сидни отвернула лицо, чтобы скрыть слезы, но слишкомъ поздно: Китти увидла, что она плачетъ.
— О! моя милочка! неужели вы отъ насъ узжаете?
Она поглядла на отца и на мать.
— Она узжаетъ?
Они не спли ей отвтить. И изо всей силы она охватила ручонками свою подругу и учительницу, говоря:— Моя милочка, не оставляйте меня!
Безмолвное отчаяніе на лиц Сидни поразило Линлея ужасомъ. Онъ передалъ Китти на руки матери. Жалобный крикъ ребенка:— Не пускайте ее! не пускайте ее!— провожая гувернантку, раздиралъ ей сердце.
Сердце Линлея тоже мучительно ныло. Онъ глядлъ ей вслдъ, пока она не скрылась изъ виду.
— Ухала!— пробормоталъ онъ:— ухала навсегда!
Мистриссъ Прести услыхала его и отвтила ему:
— Она вернется!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

Время шло, но прислуга въ Моунтъ-Морвен находила, что оно тянется какъ-то особенно медленно. Въ высшихъ сферахъ дома находили то же самое, но молчали изъ приличія.
Если бы въ прошлые дни спросили: кто всхъ веселе и счастливе изъ членовъ семьи? каждый отвтилъ бы: Китти. Если бы теперь задали этотъ вопросъ, то разныя лица отвтили бы на него различно. Одно несомннно, что никто больше не указалъ бы на Китти, какъ на самое веселое существо въ дом.
Со времени отъзда Сидни Уэстерфильдъ, Китти сама на себя не походила.
Время смягчило первую горечь разлуки съ нжно-любимой подругой. Осторожная, хотя и твердая уклончивость, съ какой обходили вопросы двочки, когда она пыталась открыть причину изгнанія гувернантки изъ дому, отъучили ее, наконецъ, разспрашивать объ этомъ. Она перестала жаловаться, перестала задавать затруднительные вопросы, но всмъ было ясно, что это была уже не прежняя веселая, беззаботная двочка. Она охотно училась, когда мать съ нею занималась (другой гувернантки она ни за что не захотла), но смхъ ея не раздавался больше по всему дому. Китти стала тихимъ ребенкомъ и, что еще хуже, ребенкомъ, который очень легко уставалъ.
Пригласили доктора.
То былъ человкъ, изощренный въ здравой медицинской практик, которая учитъ безъ книгъ, опытомъ, почерпнутымъ изъ самой жизни. Онъ объявилъ, что силы ребенка подорваны.— Тутъ есть какая-то нравственная причина, которой я не понимаю,— сказалъ онъ матери.— Помогите мн отыскать ее!
Мистриссъ Линлей, не колеблясь, оказала просимую помощь.
— Моя дочка очень любила свою гувернантку, а та вынуждена была обстоятельствами оставить нашъ домъ.
Этого было достаточно для доктора. Онъ посовтовалъ отвезти Китти на морскія купанья и удалить отъ нея все, что могло напоминать ей отсутствующаго друга: книги, подарки, даже платье, съ которымъ связывались старыя воспоминанія. Новая жизнь въ новомъ воздух. Когда ему предложили перо, чернила и бумагу для прописанія рецепта, онъ предписалъ вышесказанное.
Мистриссъ Линлей посовтовалась съ мужемъ, на какія именно морскія купанья слдуетъ отвезти Китти.
Пустота, которую оставилъ по себ отъздъ Сидни въ жизни обитателей Моунтъ-Морвена, мучительно чувствовалась и хозяиномъ, и хозяйкой дома, но, къ несчастію, каждый хранилъ свои мысли и чувства про себя и не длился ими съ другимъ. Такимъ образомъ, гувернантка стала между ними запретнымъ предметомъ: мужъ ждалъ, чтобы жена упомянула о ней первая, а жена ждала, чтобы это сдлалъ мужъ. Отъ этого происходила нкоторая натянутость въ отношеніяхъ, которая мало-по-малу приводила къ отчужденію. Но Линлей пуще всхъ не хотлъ признать этого обстоятельства. Если за обдомъ, когда они сходились, онъ былъ молчаливъ и скученъ въ присутствіи жены, онъ сваливалъ это на безпокойство, внушаемое ему отсутствіемъ брата, который находился въ Лондон по важному длу. Если онъ узжалъ изъ дому съ ранняго утра и возвращался только поздно ночью, то потому, что образцовая ферма требовала, чтобы онъ удлялъ ей больше времени въ отсутствіе Рандаля. Мистриссъ Линлей не спорила противъ такого взгляда на измнившіяся отношенія въ ихъ дом, но подчинялась имъ съ худо-скрытой тревогой на душ. Втайн она боялась, что Линлей страдаетъ отъ разлуки съ миссъ Уэстерфильдъ и послднюю надежду возлагала на то, что отецъ Китти увидитъ и для себя необходимость перемнить воздухъ и будетъ имъ сопутствовать на морской берегъ.
— Ты подешь съ нами, Гербертъ?— спросила она, когда они условились въ выбор мста.
Гербертъ былъ постоянно въ раздраженномъ состояніи. Нехотя, онъ рзко отвчалъ на ея невинный вопросъ:
— Какъ могу я хать съ вами, когда мы терпимъ убытки на ферм, и когда некому ею заняться, кром меня?
Мистриссъ Линлей невольно подумала о продолжительномъ отсутствіи Рандаля.— Что можетъ его задерживать такъ долго въ Лондон?— сказала она.
Терпніе Линлея подвергалось жестокому испытанію.
— Разв ты не знаешь, что я наслдовалъ отъ моей бдной матушки имніе, на которомъ есть процессъ? Разв ты никогда не слыхала про проволочки, придирки и сутяжничество, жертвой которыхъ становятся несчастные люди, которымъ, какъ мн, приходится судиться? Одинъ Богъ знаетъ, когда Рандалю можно будетъ вернуться или какія худыя всти онъ привезетъ съ собой!
— У тебя много непріятностей, Гербертъ, и мн слдовало бы объ этомъ помнить.
Этотъ кроткій отвть тронулъ его. Онъ извинился, какъ могъ, сказалъ, что у него нервы разстроены, и просилъ прощенія, если былъ слишкомъ рзокъ. Оба не чувствовали вражды другъ къ другу, но въ ихъ примиреніи чего-то недоставало. Мистриссъ Линлей ушла отъ мужа, обуреваемая самыми противорчивыми чувствами. Одну минуту она сердилась на него, въ слдующую — на себя.
Съ наилучшими намреніями (какъ и всегда) мистриссъ Прести подала, однако, поводъ въ непріятностямъ. Замтивъ дочь въ слезахъ и искренно огорчившись этимъ, она стала утшать ее.
— Успокойся, мой другъ, если тебя мучатъ сомннія насчетъ того, какъ проводитъ время Гербертъ, когда бываетъ вн дома. Я сама выслживала его третьяго-дня, когда онъ отлучился. Это была утомительная прогулка для старухи, но могу тебя заврить, что онъ дйствительно бываетъ на ферм.
Безусловно и совершенно справедливо довряя мужу, жена Линлея отвчала взглядомъ, возбудившимъ въ мистриссъ Прести безмолвное негодованіе. Она призвала на помощь чувство собственнаго достоинства и вышла изъ комнаты.
Пять минутъ спустя, мистриссъ Линлей получила доказательство, что мать ея серьезно оскорблена, въ форм слдующей записки:
‘Я вижу, что моя материнская забота о твоемъ счастіи и мои преданныя усилія услужить теб, вознаграждаются только яростными взглядами. Чмъ меньше мы будемъ видться, тмъ лучше. Позволь мн поблагодарить тебя за приглашеніе сопровождать васъ и остаться въ Моунтъ-Морвен’.
Мистриссъ Линлей лично отвчала на записку. На слдующее утро бабушка Китти — съ обновленной готовностью накуралесить при первомъ благопріятномъ случа — перемнила мнніе и съ наслажденіемъ совершила путешествіе на беретъ моря.

II.

Въ первую недлю пребыванія на морскомъ берегу въ здоровь ребенка произошла перемна въ лучшему, оправдавшая надежды доктора. Мистриссъ Линлей написала веселое письмо мужу, и лучшія стороны въ характер ея матери какъ будто всплыли наверхъ подъ живительнымъ вліяніемъ морского воздуха. Быть можетъ, это будетъ смлымъ заявленіемъ, но, право, наши добродтели во многомъ зависятъ отъ нашего здоровья.
Въ теченіе второй недли, всти, посланныя въ Моунтъ-Морвенъ, были мене благопріятны. Улучшеніе въ здоровь Китти замчалось, но не шло дальше.
Въ продолженіе третьей недли оказалось и того хуже. Стало ясно, что дитя все слабетъ и слабетъ. Горько разочарованная, мистриссъ Линлей написала доктору, описавъ ему симптомы и требуя инструкцій. Докторъ отвчалъ: — ‘Изслдуйте, откуда вы получаете воду для питья. Если изъ колодца, то увдомьте меня, гд онъ находится. Отвчайте по телеграфу’.
Отвтъ послдовалъ:— ‘изъ колодца, близь приходской церкви’.
Докторъ тотчасъ далъ знать по телеграфу:— ‘Возвращайтесь домой немедленно’.
Они вернулись въ тотъ же день, но слишкомъ поздно.
Первую ночь по возвращеніи домой Китти провела безпокойно и безъ сна, ручки ея были лихорадочныя и ее мучила непрерывная жажда. Добрый докторъ все еще ободрялъ родителей, приписывая эти симптомы усталости отъ путешествія. Но, по мр того, какъ дни слдовали за днями, его визиты все учащались. Мать замтила, что его добродушное лицо становилось все серьезне и тревожне, и умоляла сказать ей правду. Правда была высказана въ двухъ страшныхъ словахъ: тифозная горячка.
День или два спустя, докторъ конфиденціально переговорилъ съ м-ромъ Линлеемъ. Общее ослабленіе въ организм ребенка, замченное имъ у Китти при первомъ же визит, явилось страшнымъ препятствіемъ въ успшной борьб съ болзнью.— Ничего пока не говорите мистриссъ Линлей. Опасности прямой нтъ, пока не явится бреда.
— А какъ вы думаете, будетъ онъ?— спросилъ Линлей.
Докторъ покачалъ головой и отвчалъ:— Богъ всть!
Но на слдующее же утро роковой симптомъ появился. Въ бред двочки не было ничего страшнаго. Утративъ всякое сознаніе о прошлыхъ событіяхъ въ семь, бдное дитя воображало, что гувернантка все еще живетъ въ дом. Она жалобно дивилась, почему Сидни остается внизу въ классной.
— Не держите ея! пришлите ее ко мн! Я хочу видть Сидъ! Я хочу видть Сидъ!— вотъ былъ ея единственный и постоянный кривъ.
Докторъ вывелъ мистриссъ Линлей изъ комнаты.
— Это гувернантка?— спросилъ онъ.
— Да.
— Она далеко отсюда?
— Она живетъ въ семь нашихъ друзей, въ разстояніи пяти миль отъ насъ.
— Пошлите за ней немедленно.
Мистриссъ Линлей поглядла на него съ выраженіемъ надежды и страха. Она не думала о самой себ — она даже не думала въ эту минуту о ребенк. Что скажетъ ея мужъ, если она (посл того, какъ взяла съ него общаніе никогда не видться съ гувернанткой) привезетъ къ себ въ домъ Сидни Уэстерфильдъ?
Докторъ настаивалъ.
— Я не позволю себ разспрашивать, какіе у васъ могутъ быть резоны колебаться послдовать моему совту, но я обязанъ сказать вамъ правду. Моя бдная маленькая паціентка находится въ большой опасности, и каждый часъ отсрочки даетъ лишній шансъ въ руки смерти. Доставьте эту особу къ постели больной, такъ скоро, какъ только можно, и посмотримъ, что будетъ. Если Китти узнаетъ свою гувернантку — тогда я скажу вамъ, что это единственный шансъ спасти жизнь ребенка.
Въ усталыхъ глазахъ мистриссъ Линлей сверкнула ршимость. Она позвонила, и сказала пришедшей горничной:
— Скажите барину, что я желаю съ нимъ переговорить.
Служанка отвчала:— Барина нтъ дома.
Докторъ наблюдалъ за лицомъ матери, въ немъ не показалось и тни колебанія. Единственная мысль, поглощавшая ее теперь, была мысль о ребенк. Она приказала горничной:
— Велите запречь карету.
— Къ какому часу, сударыня?
— Сейчасъ.

III.

Первымъ движеніемъ мистриссъ Линлей, когда она приказала запрягать карету, было хать самой. Но взглядъ на ребенка напоминалъ ей, что свобода ея дйствій начинается и кончается у постели больной! Боле часа пройдетъ, прежде нежели Сидни Узсгерфильдъ успетъ пріхать въ Моунтъ-Морвенъ, одна мысль о томъ, что могло произойти въ такой долгій промежутокъ времени, наполнялъ мать ужасомъ. Она написала мистриссъ МакъЭдвинъ и послала съ запиской горничную.
Насчетъ результата нельзя было сомнваться. Любовь Сидни въ Китти не остановится ни передъ какой жертвой, а мистриссъ Макъ-Эдвинъ была испытанный другъ. Она приняла гувернантку съ крайней добротой, великодушно и деликатно воздерживаясь отъ всякихъ вопросовъ. Но одно лицо въ Моунтъ-Морвен сочло нужнымъ изслдовать мотивы, по которымъ она такъ дйствовала. Любопытный умъ мистриссъ Прести всегда приводилъ къ открытіямъ, а сознаніе ею своего долга заставляло сообщить ихъ дочери.
— Не можетъ быть никакого сомннія, Катя, что наша добрая пріятельница и сосдка слыхала, вроятно, отъ прислуги о томъ, что случилось (имя въ виду своего мужа — мужчины вдь такъ слабы!) и вывела собственныя заключенія. Если она довряетъ нашей обольстительной гувернантк, то потому, что знаетъ, что она влюблена въ твоего мужа. Согласна ты со мной?
Мистриссъ Линлей отвчала:
— Пожалуйста, никогда со мной объ этомъ не говорите!
А мистриссъ Прести замтила на это:
— Какая неблагодарность!
Тяжелый промежутокъ, наступившій посл отъзда кареты, былъ оживленъ семейной сценой.
Считая возможнымъ, что мистриссъ Прести извстно, почему ея мужъ ухалъ изъ дому, мистриссъ Линлей послала объ этомъ спросить. Посланный сообщилъ ей, что Линлей получилъ телеграмму, извщающую о возвращеніи Рандаля изъ Лондона. Линлей похалъ на станцію встрчать брата.
Прежде, нежели спуститься съ лстницы и поздороваться съ Рандалемъ, мистриссъ Линлей захотла обдумать свое положеніе. Единственное, что ей оставалось — это какъ можно скоре заявить, что она приняла на себя серьезную отвтственность, пославъ за Сидни Уэстерфильдъ. Въ первый разъ въ жизни Катерин Лиилей приходилось заране обдумывать то, что она скажетъ мужу.
Второй посланный пришелъ сказать, что братья пріхали. Она вошла къ нимъ въ гостиную.
Линлей сидлъ въ углу, поодаль отъ другихъ. Страшное открытіе, что жизнь ребенка (по словамъ доктора) подвергается опасности, совсмъ ошеломило его, онъ даже не поднялъ головы, когда жена растворила дверь. Рандаль и мистриссъ Прести разговаривали другъ съ другомъ. Неутолимое любопытство старухи выражалось нескончаемыми разспросами о жизни Рандаля въ Лондон.
Рандаль же жаллъ Китти и съ грустью глядлъ на брата.— Не помню,— разсянно отвчалъ онъ на вс разспросы мистриссъ Прести. Другія женщины поняли бы, что не время приставать съ разговорами. Но мистриссъ Прести убждала Рандаля: — Право же, Рандаль, вы не должны падать духомъ. Вы должны разсказать намъ что-нибудь. Встрчались ли въ Лондон съ пріятными лицами?
— Я встртилъ только одно пріятное лицо,— съ покорностью отвчалъ онъ.
Мистриссъ Прести улыбнулась:
— Женщину, конечно?
— Мужчину,— отвчалъ Рандаль,— такого же гостя въ клуб, какъ и я.
— Кто онъ?
— Капитанъ Бенэдекъ.
— Армейскій?
— Нтъ: служилъ во флот.
— И вы много съ нимъ разговаривали?
Въ тон Рандаля выразилось раздраженіе.— Нтъ, капитанъ рано ухалъ изъ клуба.
Сильный умъ мистриссъ Прести открылъ несообразность въ этомъ.
— Какъ же вы могли заинтересоваться имъ?
Терпніе Рандаля лопнуло:
— Не могу объяснить этого, — рзко отвчалъ онъ.— Знаю только, что капитанъ Бенэдекъ мн понравился.
Онъ отошелъ отъ мистриссъ Прести и слъ рядомъ съ братомъ.
— Ты знаешь, какъ я теб сочувствую,— сказалъ онъ, беря его за руку.— Не теряй надежды.
Горечь отцовскаго отчаянія выразилась въ отвт:
— Я могу перенесть всякія другія огорченія, Рандаль, какъ и большинство мужчинъ. Но это горе возмущаетъ меня. Есть что-то безчеловчное и неестественное въ томъ, что ребенку угрожаетъ смерть, между тмъ какъ родители (которые должны были бы умереть раньше) живы и здоровы…
Онъ умолкъ. Затмъ прибавилъ:
— Лучше мн молчать, а то я наговорю вздору.
Отчаяніе, выразившееся на лиц его, тронуло врное сердце жены. Она забыла о той рчи, которую приготовила:— Не теряй надежды, милый,— сказала она,— потому что надежда еще есть.
Лицо его покраснло, а глаза оживились.
— Докторъ сказалъ это?
— Да.
— Почему мн объ этомъ не сообщили?
— Когда я посылала за тобой, ты уже ухалъ.
Это объясненіе онъ пропустилъ мимо ушей, и пожалуй, что и не разслышалъ.
— Скажи мн, что говорилъ докторъ,— настаивалъ онъ:— я хочу узнать его послднія слова.
Она исполнила его желаніе.
Зловщая перемна въ его лиц при этомъ пересказ была замчена всми присутствующими, въ томъ числ и женой. Она ждала отъ него слова ободренія. Онъ только холодно спросилъ:
— Что ты сдлала?
Она также холодно отвчала:
— Я послала карету за миссъ Уэстерфильдъ.
Наступила пауза. Мистриссъ Прести шепнула Рандалю:— Я знала, что она вернется. Это — злой геній нашего семейства, вотъ какъ я называю миссъ Уэстерфильдъ. Это названіе какъ нельзя лучше къ ней пристало!
Рандаль подумалъ, что оно точно также пристало и самой мистриссъ Прести, но ничего не отвчалъ и съ участіемъ глядлъ на невстку.
Голосъ ея слегка дрожалъ, когда она спросила мужа:
— Ты разв не одобряешь того, что я сдлала, Гербертъ?
Его нервы были потрясены горемъ и томительнымъ ожиданіемъ, но онъ сдлалъ усиліе на этотъ разъ, чтобы заговорить мягкимъ тономъ.
— Какъ могу я это сказать, если жизнь бдной двочки зависитъ отъ миссъ Уэстерфильдъ! Я прошу только объ одной милости: дайте мн ухать прежде, нежели она прідетъ.
Мистриссъ Линлей поглядла на него съ удивленіемъ.
Ея мать тронула ее за руку, Рандаль старался знаками показать ей, чтобы она была осторожне. Будучи хладнокровне, они видли то, чего она не могла, въ ея взволнованномъ состояніи, замтить. Для Линлея появленіе гувернантки было тяжкимъ испытаніемъ, котораго онъ имлъ основанія опасаться: его голосъ, лицо, манеры показывали это людямъ, способнымъ хладнокровно наблюдать за нимъ. Онъ боролся съ своей преступной страстью — съ какими мученіями, онъ одинъ зналъ — и вотъ вдругъ соблазнъ, которому онъ честно противостоялъ, становится лицомъ къ лицу съ нимъ — и это стараніями его жены! Ея мотивы были, конечно, извинительны, можетъ быть, даже почтенны, но такъ могли судить другіе. Съ его точки зрнія, какіе бы ни были ея мотивы, но онъ снова подвергался опасности подпасть искушенію. Онъ чувствовалъ уже теперь, что выработанное имъ хладнокровіе оставляетъ его.
Несмотря на благонамренныя усилія родственниковъ помшать ей, мистриссъ Линлей сдлала какъ разъ ту ошибку, отъ которой желательно было ее предостеречь. Она стала оправдываться, вмсто того, чтобы предоставить событіямъ оправдать себя.
— Миссъ Уэстерфильдъ прідетъ сюда изъ милосердія, — убждала она.— Почему ты хочешь ухать?
— Изъ уваженія къ теб,— отвчалъ онъ.
Мистриссъ Прести не могла доле сдерживаться.
— Катя, замолчи!
Катя не хотла замолчать, короткій и рзкій отвтъ Линлея разсердилъ ее.
— Посл того, чему я была свидтельницей, я имю вс основанія теб доврять.
— Ты была свидтельницей, что я общалъ не видться больше съ миссъ Уэстерфильдъ.
— Сознайся, что хотя я довряю теб, но ты самъ себ не довряешь.
Злополучная мистриссъ Прести снова вмшалась.
— Не слушайте ея, Гербертъ, поступайте, какъ слдуетъ разсудительному человку, и вы будете правы.
Она гладила его по плечу, точно маленькаго мальчика. Онъ выразилъ свою благодарность за ея дружескій совтъ такимъ образомъ, который ее удивилъ:
— Держите языкъ на привязи!
— Слышишь?— съ негодованіемъ обратилась къ дочери мистрихъ Прести.
Линлей взялъ шляпу.
— Въ которомъ часу должна пріхать миссъ Уэстерфильдъ?— спросилъ онъ у жены.
Она взглянула на часы, стоявшіе на камин.
— Черезъ полчаса. Не пугайся, ты успешь удалиться,— съ ироніей отвтила она.
Онъ пошелъ въ двери и взглянулъ на нее.
— Прошу запомнить одно,— сказалъ онъ: — каждые полчаса, которые я проведу въ отсутствіи (я ду на ферму), я желаю имть извстія о Китти, и въ особенности о томъ, оправдался ли экспериментъ съ миссъ Уэстерфильдъ, присовтованный докторомъ.
Сказавъ это, онъ исчезъ.
Диванъ былъ близко отъ мистриссъ Линлей. И она упала на него, сраженная гибелью надеждъ, возлагаемыхъ ею на разлуку Герберта съ гувернанткой. Сидни Уэстерфильдъ все еще владла сердцемъ ея мужа!
Матери, конечно, всего приличне было бы утшать ее. Рандаль посовтовалъ ей это, но совсмъ не кстати. Мистриссъ Прести не забыла, что ей — въ ея годы и въ положеніи вдовы члена кабинета — предложили держать языкъ на привязи.
— Вашъ братъ оскорбилъ меня,— сказала она Рандалю.
Тотъ былъ такъ слабъ, что пытался оправдать брата.
— Жена вашего брата дозволила оскорбить меня.
Услышавъ этотъ отвтъ, Рандаль могъ только удивиться. Эта женщина ходила каждое воскресенье въ церковь и держала Новый Завтъ, изящно переплетенный, у себя на туалет. Настоящій случай наводилъ на размышленіе о систем, которая производитъ такихъ удивительныхъ христіанокъ. Мистриссъ Прести ничего больше не сказала, а мистриссъ Линлей была поглощена собственными горькими мыслями. Молча дожидались они возвращенія кареты и появленія гувернантки.

IV.

Блдная, разстроенная, измученная опасеніями, вошла въ комнату Сидни Уэстерфильдъ и снова увидла т лица, которыхъ уже не надялась лицезрть въ здшней жизни. Она, повидимому, не замтила дружескаго пріема, который ей былъ сдланъ, съ цлью ее ободрить.
— Не опоздала ли я?— были ея первыя слова, при вход въ комнату. Успокоенная отвтомъ, она пошла къ дверямъ, чтобы пройти въ комнату Китти.
Мистриссъ Линлей потихоньку удержала ее за руку.
Докторъ оставилъ нкоторыя инструкціи, рекомендовавъ матери остерегаться, чтобы какъ-нибудь не напомнить Китти того дня, когда она разсталась съ Сидни. Въ горькій день разлуки двочка видла гувернантку какъ разъ въ этомъ самомъ пальто и шляпк. Мистриссъ Линлей сняла съ нея пальто и шляпку и положила ихъ на кресло.
— Мы должны соблюдать всевозможныя предосторожности, — сказала она:— я попрошу васъ подождать въ моей комнат до тхъ поръ, пока найду, что вы можете войти къ Китти безопасно. А теперь пойдемте.
Мистриссъ Прести послдовала за ними и убдительно просила позволенія подождать результата рокового эксперимента у дверей спальни Китти. Ея самоувренныя манеры исчезли, она была тиха, даже смиренна. Когда жизнь внучки висла, такъ сказать, на волоск, все лучшее въ натур бабушки всплыло наверхъ. Рандаль отворилъ имъ дверь, и он вс втроемъ вышли изъ гостиной. Онъ былъ въ томъ состояніи смертельной тревоги и безпокойства, по поводу своей маленькой племянницы, въ которомъ мужчины съ живымъ воображеніемъ говорятъ несообразности. Посл жаркой просьбы, обращенной къ невстк,— дать ему немедленно знать о томъ, что будетъ, онъ тутъ же сразилъ мистриссъ Прести однимъ изъ своихъ обычныхъ замчаній насчетъ несносности ея характера.— Противная старуха!— шепнулъ онъ ей, въ то время, какъ она проходила мимо него:— и у васъ, значитъ, есть сердце!
Оставшись одинъ, онъ ни секунды не оставался въ поко, между тмъ какъ минуты медленно ползли одна за другой.
Онъ ходилъ по комнат, прислушивался у дверей, поправляя и разставляя по новому мебель. Когда нянька спустилась съ верхняго этажа съ встью отъ барыни, онъ побжалъ ей навстрчу и, увидвъ по ея улыбающемуся лицу, что всти хорошія, въ первый и въ послдній разъ въ жизни поцловалъ одну изъ служанокъ брата. Сусанна — молодая особа, хорошо воспитанная и вполн способная, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ, произнести:— стыдитесь, сэръ!— и принять такой видъ, какъ будто бы она ждетъ, что въ слдующую минуту ее обнимутъ за талію,— затряслась отъ страха при такомъ необыкновенномъ привтствіи. Братъ барина, образецъ приличій, человкъ, который, по общему приговору всей женской прислуги, считался неспособнымъ по цловать женщину, если только она не въ прав была потребовать отъ него этой вольности въ качеств законной супруги, очевидно, помшался! Ужъ не станетъ ли онъ ее кусать вслдъ за тмъ? Нтъ: онъ только сконфузился какъ будто и сказалъ (ну, не странно ли это?), что никогда больше этого не сдлаетъ. Сусанна степенно передала свое порученіе. Передъ нею очевидно былъ человкъ безъ понятія, она чувствовала необходимость какъ можно тщательне выбирать слова.
— Миссъ Китти уставилась на миссъ Уэстерфильдъ, — только на одну секунду, сэръ, — точно сначала хорошенько не узнала, но только на минутку. Потомъ сейчасъ узнала. Докторъ сейчасъ пріхалъ. Онъ раскрылъ ставни, чтобы было свтле, и сказалъ: ‘будьте только какъ можно осторожне!.’
Чувствительная Сусанна принялась плакать.
— Извините меня, сэръ: не могу удержаться, мы вс такъ любимъ миссъ Китти и такъ рады, что ей лучше.— ‘Будьте только какъ можно осторожне (вотъ его подлинныя слова, сэръ), и я отвчаю за ея жизнь’… О, Боже мой! что я такое сказала, чтобы обратить его въ бгство!
Рандаль внезапно оставилъ ее и заперся въ гостиной. Сусанна не настолько еще знала мужчинъ, чтобы догадаться, что истый англичанинъ стыдится показываться (въ особенности передъ низшими) со слезами на глазахъ.
Онъ не усплъ еще оправиться, какъ пришелъ другой слуга, на этотъ разъ мужского пола, и доложилъ:
— Не знаю, сэръ, хорошо ли я сдлалъ. Внизу, у лстницы, вмст съ другими туристами, находится одинъ господинъ, уэряющій, что васъ знаетъ. Онъ спросилъ, не родня ли вы джентльмену, который разршилъ имъ осмотрть старый домъ.
— Ну?
— Ну, сэръ, я отвчалъ, что да. И тогда онъ спросилъ: здсь ли вы…
Рандаль договорилъ за слугу:
— И вы сказали: да, и онъ далъ вамъ свою карточку. Дайте взглянуть.
Малькольмъ подалъ карточку и тотчасъ же получилъ приказаніе ввести джентльмена. На карточк стояло имя знакомаго по лондонскому клубу — капитана Бенэдека.

V.

Блая кожа капитана, которою надлила его природа въ юности, давно уже потемнла подъ вліяніемъ непогоды и частой перемны климатовъ. Когда-то гладкое двадцатилтнее лицо покрылось выразительными морщинами, говорившими о пережитыхъ тревогахъ и непріятностяхъ всякаго рода. Темная борода замтно серебрилась, а волосы сильно пордли на широкомъ лбу и на вискахъ. Средняго роста, капитанъ сохранилъ еще юношескую стройность фигуры. Она выражала физическую силу и дятельную энергію, и эти качества, вроятно, приходилось ему не разъ заявлять въ своей жизни, да и теперь еще онъ, очевидно, могъ постоять за себя. Хотя онъ казался старше своихъ лтъ, но былъ все еще красивъ собой. Когда онъ молчалъ, глаза его были обыкновенно печальны и какъ бы немного утомлены. Они оживлялись только, когда онъ смялся.
Когда же ему случалось улыбаться, то выраженіе глазъ, вмст съ его простой, серьезной манерой, внушали къ нему людямъ симпатію, прежде нежели онъ раскрывалъ ротъ. Такъ, напримръ, мужчины и женщины, укрывшіеся вмст съ капитаномъ Бенэдекомъ отъ дождя подъ воротами, чувствовали непреодолимое желаніе вступить съ нимъ въ бесду, и когда погода прояснялась, то большею частію вс уходили съ одной и той же мыслью: ‘пріятно было бы опять встртиться съ этимъ джентльменомъ’.
Первыя слова Рандаля, какими онъ поздоровался съ капитаномъ, успокоили его скромныя сомннія насчетъ пріема, какой онъ встртитъ.
— Я радъ, что вы помните меня, какъ и я васъ,— сказалъ капитанъ, пожимая руку Рандаля.
— Вамъ слдовало быть увреннымъ въ этомъ.
Скромный капитанъ все еще сомнвался:— Видите ли, обстоятельства противъ меня. Мы встртились на скучномъ обд, среди скучныхъ свтскихъ людей, которые только и знали, что хвастаться своими успхами. Только и слышно было: ‘я сказалъ то-то, я сдлалъ это-то’, и вс присутствующіе джентльмены всегда и во всемъ бывали правы. Ну, а ужъ когда дло дошло до политики, тутъ они такъ расхвастались, точно стояли вс во глав управленія, и какъ они были вс требовательны насчетъ вина!.. Помните ли вы, что совтовали мн воспользоваться первымъ праздникомъ, чтобы постить Шотландію?
— Отлично помню. Мой совтъ былъ эгоистиченъ. Онъ означалъ, что мн хотлось съ вами свидться.
— И вотъ я исполнилъ ваше желаніе. Мы свидлись въ дом вашего брата. Мы обязаны этимъ путеводителю. Сначала я прочиталъ вашу фамилію. Затмъ увидлъ, что Моунтъ-Морвенъ есть картинная галлерея, и ее показываютъ постороннимъ лицамъ. Я люблю картины. И вотъ, я здсь.
Этотъ намекъ на домъ натурально напомнилъ Рандалю про его хозяина.— Мн бы очень было пріятно представить васъ брату и его жен,— сказалъ онъ.— Къ несчастію, ихъ единственный ребенокъ боленъ…
Капитанъ Бенэдекъ вскочилъ съ мста.— Мн совстно, что я обезпокоилъ васъ въ такую минуту!
Новый пріятель безъ церемоніи усадилъ его обратно въ кресло.
— Напротивъ того, вы пріхали какъ нельзя боле кстати — теперь, когда всмъ нашимъ опасеніямъ конецъ. Докторъ только-что сказалъ намъ, что наша бдная маленькая больная вн опасности. Вы можете себ представить, какъ мы счастливы!
— И какъ благодарны Богу!— Капитанъ проговорилъ эти слова дрожащимъ голосомъ, какъ бы про себя.
Рандаль на минуту смутился. Личность постителя представилась ему въ новомъ свт. Капитанъ Бенэдекъ взглянулъ на него… понялъ, что онъ думаетъ… и заговорилъ снова о своихъ путешествіяхъ.
— Помните ли вы каникулярное время, когда были еще мальчикомъ, и вамъ приходилось возвращаться въ школу?— спросилъ онъ съ улыбкой.— Я отчасти въ такомъ же настроеніи, покидая Шотландію и возвращаясь обратно въ Лондонъ къ своимъ занятіямъ. Я самъ не знаю, чмъ сильне восхищаться: вашей прекрасной страной или ея жителями. Я очень пріятно бесдовалъ съ нкоторыми изъ вашихъ бднйшихъ сосдей, единственное усовершенствованіе, которое было бы въ нихъ желательно,— это боле опредленное понятіе о своихъ религіозныхъ обязанностяхъ.
Такое замчаніе со стороны путешественника вообще было новостью для Рандаля.
— У нашихъ горцевъ благородный характеръ,— сказалъ онъ.— Если бы вы ихъ знали такъ же хорошо, какъ и я, вы бы нашли въ нихъ истинное пониманіе религіи, они не навязываются постороннимъ съ своей религіозностью такъ настойчиво, чуть было не сказалъ: такъ агрессивно — какъ ханжи шотландскихъ равнинъ. Различныя расы, различные темпераменты.
— Но и т, и другіе должны заботиться о спасеніи души,— замтилъ капитанъ серьезно, но мягко.— Если бы я послалъ этимъ бднымъ людямъ нсколько экземпляровъ Новаго Завта, переведеннаго на ихъ нарчіе, будетъ ли принятъ мой даръ?
Все сильне заинтересовываясь изученіемъ этой новой для него стороны характера капитана Бенэдека, Рандаль сознался, что его удивляетъ участіе его пріятеля къ совершенно незнакомымъ ему людямъ.
Капитанъ какъ будто удивился тому впечатлнію, какое произвели его слова.
— Я стараюсь только, — отвтилъ онъ,— сдлать то добро, какое могу.
— Ваша жизнь должна быть очень счастлива, — сказалъ Рандаль.
Капитанъ Бенэдекъ опустилъ голову. Тнь, которая ложится отъ печальныхъ воспоминаній, омрачила его лицо. Коротко, почти сурово, отвтилъ онъ:
— Нтъ, сэръ.
— Простите меня,— извинился Рандаль,— если я необдуманно выразился.
— Вы меня не поняли,— объяснилъ капитанъ,— и по моей вин. Жизнь моя служитъ искупленіемъ за грхи юности. Я достигъ сорокалтняго возраста, и теперь передо мной одна только эта цль. Страданія и опасности, достающіяся не многимъ людямъ, пробудили мою совсть. Моя профессія заставила меня въ послдній разъ примкнуть къ экспедиціи въ полярное море. Нашъ корабль былъ затертъ льдомъ. Наше путешествіе къ ближайшимъ мстностямъ, населеннымъ людьми, было безнадежной борьбой умирающихъ съ голоду людей, пожираемыхъ скорбутомъ, съ безжалостными силами природы. Одинъ за другимъ падали мои спутники и умирали. Изъ двадцати человкъ только трое оставались въ живыхъ, когда высланная къ намъ на выручку партія нашла насъ. Одинъ изъ троихъ умеръ на обратномъ пути домой. Одинъ добрался до родины и тамъ уже скончался, окруженный женой и дтьми. Послдній изъ этой толпы мучениковъ безнадежнаго дла пережилъ товарищей по вол божіей и старается длать людей лучше и счастливе въ здшней жизни и достойне будущей.
Великодушная натура Рандаля откликнулась на эти слова.
— Позвольте мн пожать вашу руку, капитанъ, — сказалъ онъ.
Они молча пожали другъ другу руки.
Капитанъ Бенэдекъ первый заговорилъ. Скромное недовріе къ самому себ, которое испытываетъ всякій истинно благородный и порядочный человкъ, повидимому, снова завладло имъ.
— Я надюсь, что вы не сочтете меня тщеславнымъ, — сказалъ онъ:— я рдко такъ много говорю о себ, какъ сегодня съ вами.
— Я желалъ бы, чтобы вы сказали еще больше,— отвчалъ Рандаль.— Не можете ли вы отложить на день или на два вашъ отъздъ въ Лондонъ?
Это оказывалось невозможно. Обязанности, не терпящія отлагательства, призывали капитана обратно.
— Я разыскиваю одну бдную двушку,— пояснилъ онъ,— которая осталась круглой сиротой, боюсь, что она безпомощна и одинока. Ея отецъ былъ старинный мой пріятель, тоже морской офицеръ, какъ и я, агентъ, котораго я нанялъ-было, чтобы выслдить ее (хотя безуспшно), пишетъ мн теперь, что иметъ основаніе думать, что она нашла себ мсто учительницы въ школ, въ одномъ изъ лондонскихъ предмстій. И я возвращаюсь въ Лондонъ, между прочимъ, затмъ, чтобы самому взяться за развдки. Прощайте, мой другъ. Мн очень жаль съ вами разставаться.
— Что длать! жизнь вся состоитъ изъ разставаній,— отвчалъ Рандаль.
— И изъ встрчъ, — благоразумно напомнилъ капитанъ: — когда вы будете въ Лондон, вы всегда найдете меня въ клуб.
Рандаль проводилъ капитана Бенэдека до дверей. Возвращаясь въ гостиную, онъ задумался о томъ, что ему сказалъ капитанъ насчетъ своихъ розысковъ. Удастся ли ему найти двушку? Казалось бы, совсмъ безполезно разсуждать объ этомъ, и однако Рандаль задалъ себ этотъ вопросъ. Отецъ ея былъ морской офицеръ. Ну, и чтожъ такое? Онъ готовъ былъ подсмяться надъ собственнымъ любопытствомъ, какъ вдругъ его поразила новая мысль. Онъ вспомнилъ, что ему говорилъ братъ о миссъ Уэстерфильдъ. Она была дочерью морского офицера, она была учительницей въ школ. Не ее ли разыскиваетъ капитанъ Бенэдекъ? Рандаль раскрылъ окно передняго фасада. Слишкомъ поздно! Экипажъ, привезшій капитана въ Моунтъ-Морвенъ, уже скрылся изъ виду.
Другое средство подъ руками было — назвать капитана Сидни и поглядть, какой изъ того выйдетъ результатъ.
Когда онъ подходилъ въ колокольчику, ршившись послать служанку съ порученіемъ, дверь позади его отворилась, и мистриссъ Прести вошла въ гостиную, съ какими-то (какъ казалось) видами на Рандаля.

VI.

Какъ ни сильно было впечатлніе, произведенное капитаномъ Бенэдекомъ на Рандаля, первыя слова, произнесенныя мистриссъ Прести, изгладили его. Она спросила, нтъ ли у него порученій въ брату?
Рандаль немедленно взглянулъ на часы.— Разв Катя еще не посылала на ферму?— спросилъ онъ съ удивленіемъ.
Мысли старухи были, повидимому, поглощены ея дочерью.— Ахъ, бдная Катя! она изнемогаетъ отъ тревоги и усталости. Вдь она день и ночь не отходитъ отъ постели Китти. Дни и ночи проводитъ безъ сна, дни и ночи грызетъ ее горе. Только мать-старуха и жалетъ ее, по правд сказать. Я приняла на себя вс домашнія обязанности, пока она не поправится.
Рандаль опять попытался узнать то, что его интересовало: — Мистриссъ Прести, неужели я долженъ заключать изъ вашихъ словъ, что, несмотря на приказанія Герберта, къ нему еще не послали извстія?
Мистриссъ Прести еще выше закинула свою почтенную голову, когда Рандаль произнесъ имя брата.
— Я не вижу никакой надобности такъ спшить, — сухо отвтила она,— посл того, какъ Гербертъ такъ грубо обошелся со мной. Поставьте себя на мое мсто и представьте себ, ч бы вы почувствовали, если бы вамъ велли молчать.
Рандаль не сталъ терять времени на убжденіе глухого. Чувствуя, что необходимо вмшаться самому въ это дло, онъ спросилъ, гд онъ можетъ найти свою невстку.
— Я отвела Катю въ садъ,— самъ докторъ посовтовалъ, нтъ, приказалъ это. Онъ боится, какъ бы она, бдняжка, не заболла, если будетъ дольше оставаться безъ воздуха и движенія.
Въ собственныхъ интересахъ мистриссъ Линлей, Рандаль ршился посовтовать ей послать мужу извщеніе съ объясненіемъ, что не онъ виноватъ въ происшедшемъ промедленіи. Не говоря больше ни слова мистриссъ Прести, онъ поспшилъ вонъ изъ комнаты. Но неисправимо недоврчивая женщина позвала его обратно. Она хотла знать, куда онъ идетъ и почему такъ торопится.
— Я иду въ садъ,— отвчалъ Рандаль.
— Говорить съ Катей?
— Да.
— Безполезныя хлопоты, милый Рандаль. Она вернется черезъ четверть часа и пройдетъ черезъ эту комнату къ себ наверхъ.
Четверть часа времени казались пустяками въ глазахъ мистриссъ Прести. Рандаль ршилъ поступать по своему и направился въ садъ.
Его молчаніе и ршимость переговорить съ невсткой возбудили подозрительность мистриссъ Прести до послдней степени. Она заключила, что онъ идетъ, чтобы поссорить ее съ дочерью. Единственнымъ спасеніемъ въ такомъ случа было послдовать за нимъ. Дятельная старуха вышла изъ комнаты, думая, что въ конц концовъ, пожалуй, Рандаль окажется злымъ геніемъ семьи.
Не успли они оба выйти изъ гостиной въ одну дверь, какъ въ другую вошелъ Гербертъ Линлей торопливыми, неувренными шагами. Онъ взялъ ближайшій стулъ и опустился на него съ видомъ человка, изнемогающаго отъ волненія или усталости.
Онъ прискакалъ во весь опоръ съ фермы, устрашенный тмъ, что ему не шлютъ никакихъ встей изъ дома. Не въ силахъ доле терпть муку неизвстности, онъ вернулся назадъ, чтобы узнать страшную истину.
Посл нсколькихъ минутъ отдыха, онъ всталъ и пошелъ въ библіотеку.
Она была пуста, какъ и гостиная. Колокольчикъ былъ у него подъ руками. Онъ поднялъ руку, чтобы позвонить, и отдернулъ руку. Смлый человкъ, въ настоящую минуту онъ трусилъ. Мужество измняло отцу при мысли о томъ, чтобы позвать слугу и узнать отъ него, что его ребенка нтъ боле въ живыхъ.
Какъ долго простоялъ онъ въ нершительности и уединеніи — онъ потомъ во всю жизнь свою не могъ отдать себ въ этомъ отчета. Онъ помнилъ только, что вниманіе его было возбуждено отворившейся въ гостиной дверью.
Звукъ шелъ съ той стороны, которая была ближе къ главной лстниц и, слдовательно, ближе и къ снямъ, въ одномъ направленіи, и къ спальнымъ комнатамъ — въ другомъ.
Кто-то вошелъ въ гостиную. Кто бы то ни былъ, слуга или членъ его семейства, онъ узнаетъ о томъ, что случилось въ его отсутствіе. Онъ раздвинулъ портьеру, отдлявшую библіотеку отъ гостиной, и заглянулъ въ послднюю.
Лицо вошедшее — была женщина. Она стояла спиной къ библіотек и брала пальто, лежавшее на одномъ изъ креселъ. Встряхнувъ пальто, прежде нежели его надть, она повернулась. Онъ увидлъ лицо, которое не забывалъ больше до конца дней своихъ. Онъ увидлъ Сидни Уэстерфильдъ.

VII.

Линлею оставалось одно мгновеніе на то, чтобы отступить назадъ въ библіотеку и скрыться, будучи незамченнымъ Сидни. Но онъ не былъ способенъ на такое усиліе воли. Горе и страхъ отняли у него ту сообразительность, которая заставляетъ дйствовать ршительно. Съ минуту онъ колебался. Въ эту минуту она подняла голову и увидла его.
Съ легкимъ крикомъ испуга, она выронила пальто изъ рукъ. Такая же безпомощная, такая же молчаливая, какъ и онъ, она, казалось, приросла къ мсту.
Онъ пытался овладть собой. Не понимая самъ, что онъ говоритъ, онъ сталъ извиняться, какъ передъ незнакомымъ лицомъ:
— Мн очень жаль, что я васъ испугалъ, я не ожидалъ встртить васъ въ этой комнат.
Сидни указала на пальто, валявшееся на полу, и на шляпу, лежавшую на одномъ изъ креселъ. Понимая, какая необходимость заставила ее войти въ комнату, онъ сдлалъ попытку оправдать въ ея глазахъ ихъ нечаянную встрчу.
— Для меня большое облегченіе увидться съ вами, прежде нежели вы отъ насъ удете.
Облегченіе увидться съ ней? Почему? какимъ образомъ? Что хочетъ онъ этимъ сказать? Она попросила его объясниться.
— Конечно, мн легче услышать тяжкую всть отъ васъ, нежели отъ прислуги.
— Какую тяжкую всть?
Онъ не могъ доле сдерживаться. Слезы хлынули у него изъ глазъ.
— Моя бдная двочка! мой единственный ребенокъ!
Все, что было затруднительнаго въ ихъ положеніи, стушевалось для Сидни въ эту минуту. Она подошла къ Линлею и безстрашно дотронулась до его руки.
— О! м-ръ Линлей, о чемъ вы говорите?
Влажные глаза его глядли на нее съ жалобнымъ сомнніемъ. Онъ слышалъ ея слова, но не смлъ имъ поврить.
— Да! да!— подтвердила она:— милая двочка узнала меня, когда я съ ней заговорила. Китти наврное выздороветъ.
Онъ отступилъ назадъ и поблднлъ, какъ смерть. Злая месть, задуманная оскорбленной мистриссъ Прести, принесла свои плоды. Линлей подумалъ: ‘а Катя и не подумала сообщить мн объ этомъ’. И какое горькое чувство проснулось въ немъ къ женщин, промучившей его неизвстностью и, напротивъ, какую благодарность почувствовалъ онъ къ той, которая освободила его отъ жестокаго бремени!
Не подозрвая о томъ, что въ немъ въ эту минуту происходило, Сидни подумала, что причиной перемны въ его лиц ея собственная неосторожность.
— Какъ легкомысленно и жестоко съ моей стороны было сообщить вамъ хорошую новость безъ подготовленія! Простите меня, пожалуйста.
— Вы легкомысленны? вы жестоки?
Онъ схватилъ ея руки и покрылъ ихъ благодарными поцлуями.— Милая Сидни! добрая, дорогая Сидни!
Она отступила отъ него, не рзко, не такъ, какъ если бы была оскорблена. Ея тонкое чутье подсказало ей, что поцлуи эти невинны и вызваны радостью отъ ея доброй всти. Но она перемнила сюжетъ разговора.— Мистриссъ Линлей,— сказала она,— была такъ добра, что приказала заложить другихъ лошадей въ карету, чтобы я могла тотчасъ же вернуться къ своимъ обязанностямъ, если докторъ позволитъ.
Она отвернулась, чтобы взять пальто. Линлей остановилъ ее.
— Вамъ нельзя бросить Китти, — положительно заявилъ онъ.
Слабая улыбка мелькнула на ея лиц.
— Китти крпко спитъ. Если бы не это, я бы ее не оставила. Няня сидитъ у кроватки, а мистриссъ Линлей вышла на минутку.
— Подождите нсколько минутъ,— просилъ онъ:— мы такъ давно не видались!
Тонъ, которымъ были сказаны эти слова, предостерегалъ ее о необходимости разстаться съ нимъ, пока еще есть время.
— Я условилась съ мистриссъ Макъ-Эдвинъ,— начала она,— что если все окажется благополучно…
— Разскажите мн про себя,— перебилъ онъ.— Скажите мн: счастливы ли вы?
Она пропустила этотъ вопросъ мимо ушей.
— Докторъ не видитъ бды въ томъ, если я отлучусь на нсколько часовъ, — настаивала она.— Мистриссъ Макъ-Эдвинъ предложила мн отослать меня сюда вечеромъ, такъ что мн можно будетъ провести ночь въ комнат Китти.
— У васъ нехорошій видъ, Сидни. Вы блдны и утомлены — вы несчастливы.
Она задрожала, и вторично отвернулась, собираясь надвать пальто. Вторично онъ остановилъ ее.
— Подождите еще минутку. Вы не знаете, какъ мн грустно видть, что вы такъ перемнились. Я помню время, когда вы казались счастливйшимъ созданіемъ въ мір. А вы помните?
— Не спрашивайте!
Онъ вздохнулъ, глядя на нее.
— Ужасно подумать, что ваша молодая жизнь должна проходить безъ радости и безъ просвта, среди чужихъ людей!
Онъ выговорилъ эти слова съ усиленнымъ волненіемъ, глаза его впивались въ нее съ выраженіемъ дикой страсти. Она призвала на помощь все свое мужество и холодно проговорила:
— Прощайте, м-ръ Линлей.
Тщетно. Онъ сталъ между нею и дверью. Онъ не обратилъ вниманія на ея слова или не слышалъ ихъ.
— Не проходило дня, чтобы я не думалъ о васъ, — объявилъ онъ ей.
— Вамъ не слдуетъ говорить это мн.
— Какъ могу я видть васъ и не говорить?!
Она съ послдней мольбой обратилась къ нему:— Ради Бога, простимся другъ съ другомъ!..
Манеры его стали открыто нжными, онъ сталъ на самую опасную для нея почву, онъ обратился въ ея состраданію.
— О! Сидни! какъ тяжело мн съ вами разставаться!
— Пожалйте и меня!— вскричала она.— Вы не знаете, какъ я страдаю.
— Мой ангелъ, я знаю это, потому что самъ страдаю!— Любите ли вы меня такъ, какъ я васъ люблю?
— О! Гербертъ, Гербертъ!
Онъ окончательно потерялъ голову и притянулъ ее въ себ на грудь, понятно, она вырывалась. Онъ приблизилъ ея лицо къ своему и покрылъ его поцлуями.
Портьера на дверяхъ библіотеки медленно раздвинулась, и Катерина Линлей безшумно вошла въ комнату.
На секунду она приросла къ мсту отъ ужаса.
Они не слыхали, какъ она вошла, и посл минутнаго колебанія она подошла и хотла дотронуться до мужа, чтобы извстить его о своемъ присутствіи, но отдернула руку и дотронулась до Сидни.
Тогда и только тогда они поняли, что случилось.
Стоя лицомъ въ лицу, эти три человка, порвавшіе въ одно игновеніе узы, соединившія ихъ, глядли другъ на друга. Мужчин слдовало оправдать потерянное созданіе, тщетно просившее его о пощад. Мужчина первый нарушилъ молчаніе.
— Катя…
Съ невыразимымъ презрніемъ поглядла на него жена, говоря:
— Молчите!
Онъ не хотлъ молчать.
— Я одинъ виноватъ въ томъ, что случилось.
— Увольте меня отъ объясненій, ихъ вовсе не требуется. Гербертъ Линлей, женщина, которая была вашей женой, васъ презираетъ.
И, отвернувшись отъ него, она устремила свои глаза на Сидни Уэстерфильдъ.
— Мн надо сказать вамъ послднее слово. Взгляните на меня, если можете. Выслушайте меня, если можете.
Сидни подняла голову. Она безсмысленно глядла на оскорбленную ею женщину, точно видла ее сквозь сонъ.
Съ тмъ же жестокимъ самообладаніемъ, какое она выказала съ первой минуты, мистриссъ Линлей сказала:
— Миссъ Уэстерфильдъ, вы спасли жизнь моего ребенка…
Она умолкла, пристально глядя въ лицо молодой двушки.
Поблднвъ какъ смерть, она указала на мужа и сказала Сидни:
— Возьмите его!
И, выйдя изъ комнаты, оставила ихъ вдвоемъ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

Осеннія каникулы подошли къ концу, и вс туристы оставили Шотландію.
Въ это глухое время года уединенный путешественникъ съ свера пріхалъ въ ближайшій почтовый пунктъ въ Моунтъ-Морвену. Альбомъ съ эскизами и ящикъ съ красками составляли часть его багажа, и онъ объявилъ себя художникомъ. Разговорившись за обдомъ въ гостинниц съ буфетчикомъ, онъ сталъ разспрашивать про живописный сосдній замокъ, изъ чего явствовало, что Моунтъ-Морвенъ извстенъ ему по наслышк. Когда онъ пожелалъ осмотрть эту старинную пограничную крпость, буфетчикъ объявилъ ему:
— 3амокъ нельзя видть.
— Почему?— спросилъ путешественникъ.
— Онъ запертъ.
Буфетчикъ ограничился этимъ краткимъ заявленіемъ, но когда пришелъ хозяинъ, съ бутылкой вина въ рукахъ, то оказался боле сообщительнымъ. И разсказалъ путешественнику о томъ, что дошло до всеобщаго свденія.
Незадолго передъ тмъ вся семья разлетлась въ разныя стороны. Вс сожалли объ этомъ въ околотк. Богатый и бдный одинаково сочувствовали доброй хозяйк дома. Ее позорно обманулъ мужъ и ничтожная двчонка, которая была взята въ домъ гувернанткой. Говоря по-просту, мужъ убжалъ вмст съ гувернанткой, кто говоритъ, что они ухали за границу, кто — что они живутъ въ Лондон. Поведеніе мистера Лиилея совсмъ непонятно. Онъ всегда былъ безукоризненнымъ человкомъ, образцовымъ землевладльцемъ, добрымъ отцомъ, преданнымъ мужемъ. И вотъ, однако, посл восьмилтняго примрнаго супружества, осрамился. Приходскій священникъ, проповдуя на эту тему, приписывалъ необыкновенное проявленіе порочности со стороны такого прекраснаго человка тому обстоятельству, что въ него вселился демонъ. Допустивъ, что слова ‘демонъ’ въ настоящемъ случа былъ лишь приличный и клерикальный способъ намекнуть съ церковной каедры на женщину, хозяинъ гостинницы былъ согласенъ съ священникомъ. Посл того, что случилось, понятно, что мистриссъ Линлей невозможна было оставаться въ дом мужа. Она съ своей маленькой дочкой и матерью живетъ гд-то въ уединеніи. Он отъ всхъ скрываютъ мсто своего жительства за исключеніемъ адвоката мистриссъ Линлей, которому поручено пересылать ей письма. На никто изъ другихъ членовъ фамиліи не живетъ въ замк. Былъ у мистера Линлея младшій братъ, онъ теперь путешествуетъ на Европ. Врнымъ стариннымъ слугамъ порученъ надзоръ за Моунтъ-Морвеномъ… и вотъ, и вся исторія. Вотъ почему замокъ запертъ.

II.

Въ коттедж, на берегу одного изъ кумберлэндскихъ озеръ, дв дамы сидли за завтракомъ. Окно комнаты было раскрыто я выходило въ садъ, который тянулся до самаго берега воды, гд была сдлана пристань и стояла лодка. На пристани маленькая двочка удила рыбу подъ присмотромъ няньки. Посл цлаго ряда дождливыхъ дней солнце жарко свтило сегодня, хотя осень уже наступила. Широкое пространство воды то темнло, то свтлло, по мр того какъ сбирались и проносились облака на голубомъ неб.
Дамы кончили завтракать, и старшая изъ двухъ, то-есть м-съ Прести, взяла свое шитье, но, взглянувъ на молчаливую дочь, сказала съ выраженіемъ нетерпливаго удивленія: — Опять плохо спала, Катя?
Красота мистриссъ Линлей зависла не отъ скоропреходящей юношеской свжести, хотя она была блдна, но лицо ея было все такъ же привлекательно, черты сохраняли правильность и симметрію. Хотя лицо ея говорило о пережитыхъ страданіяхъ, но въ глазахъ многихъ мужчинъ она показалась бы тмъ боле достойной любви и уваженія.
— Я рдко сплю хорошо теперь,— терпливо отвчала она.
— Ты слишкомъ мало бываешь на воздух,— упрекнула м-съ Прести.— Сегодня чудное утро, подемъ кстати по озеру. Завтра даютъ концертъ въ город, возьмемъ билеты. Въ твоемъ ум недостаетъ упругости, Катя,— качества, которымъ такъ отличался твой отецъ и въ которомъ ему такъ завидовалъ м-ръ Прести. Посмотри на свое платье! Ну есть ли смыслъ въ твои годы ничего не носить, кром чернаго? Никто изъ нашихъ близкихъ не умеръ, а ты точно въ траур.
— Мн не хочется одваться въ цвтное, мама.
Мистриссъ Прести не удостоила этотъ отвтъ вниманія. Она продолжала шить и отложила работу только, когда служанка принесла письма, пришедшія съ утренней почтой. Писемъ было всего два и оба адресованы мистриссъ Линлей. За отсутствіемъ собственной корреспонденціи мистриссъ Прести завладла письмами дочери.
— Одно отъ адвоката,— сказала она,— а другое отъ Рандаля. Какое распечатать раньше?
— Письмо Рандаля, пожалуйста.
Мистриссъ Прести перекинула его черезъ столъ.— Всякимъ новостямъ обрадуешься въ этомъ скучномъ мст,— сказала она.— Если нтъ секретовъ, Катя, то прочти его вслухъ.
Секретовъ не было на первой страниц.
Рандаль извщалъ о томъ, что вернулся (въ Лондонъ съ континента и намренъ прожить въ немъ нкоторое время. Онъ встртился съ однимъ пріятелемъ (бывшимъ морскимъ офицеромъ), котораго очень радъ былъ видть, онъ богатый человкъ и употребляетъ свои деньги на то, чтобы помогать бднымъ и несчастнымъ. Въ настоящую минуту онъ устроиваетъ ‘Пріютъ’ по новому плану и съ такою страстью предается этому длу, что даже разстроилъ свое здоровье. Если ему удастся уговорить его отдохнуть, то онъ снова подетъ путешествовать по Европ спутникомъ своего друга.
— Это, должно быть, тотъ человкъ, котораго онъ встртилъ въ клуб,— замтила м-съ Прести.— Чтожъ дальше, Катя, худыя всти?
— Нчто такое, чего я желала бы, чтобы Рандаль не написалъ. Прочтите это сами, но не упоминайте объ этомъ въ разговорахъ.
Мистриссъ Прести прочитала:
‘Я ничего не знаю о моемъ несчастномъ брат. Если вы думаете, что такое названіе слишкомъ мягко для человка, такъ позорно обманувшаго васъ, то скажу вамъ на это, что по моему убжденію онъ уже несетъ кару за свое преступленіе. Въ извстныхъ отношеніяхъ натура Герберта мн лучше извстна, нежели вамъ. Я увренъ, что ваши права на его преданность и уваженіе только поколеблены, но не разрушены. Онъ увлекся одной изъ тхъ миловидныхъ фантазій, бдственныхъ и даже преступныхъ по своимъ результатамъ, какимъ подпадаютъ мужчины, когда въ нихъ заговоритъ одна только чувственность. Женщины не могутъ понять этого, и никогда не поймутъ. Я боюсь, что васъ оскорбитъ то, что я теперь пишу, но я долженъ во что бы то ни стало высказать правду. Горькое раскаяніе (если оно еще не началось) будетъ удломъ Герберта, когда онъ увидитъ себя связаннымъ съ особой, которая не можетъ ни въ чемъ выдержать сравненія съ вами. Я говорю это, искренно соболзнуя о бдной двушк, когда подумаю объ ея молодости и несчастномъ прошломъ. Чмъ это все кончится, не могу предвидть заране. Могу только сказать, что будущее рисуется мн нетакимъ безнадежнымъ, какъ вамъ, когда я васъ видлъ въ послдній разъ’.
Мистриссъ Прести положила письмо, ршивъ про себя написать конфиденціально Рандалю и попросить его приберечь на будущее время свои убжденія для себя. Одного взгляда на лицо дочери было достаточно, чтобы понять, что лучше съ ней объ этомъ не заговаривать.
Второе письмо еще не было распечатано.— Не прочитать ли, что пишетъ адвокатъ?— предложила она и вскрыла конвертъ. Адвокатъ ничего не писалъ, онъ просто пересылалъ письмо, адресованное въ его контору.
Мистриссъ Прести давно уже пережила тотъ возрастъ, когда волненіе выражается перемной въ лиц. Тмъ не мене она поблднла, когда взглянула на второе письмо.
Адресъ былъ написанъ почеркомъ Герберта Линлея.

III.

Когда мистриссъ Прести не ла или не спала, то безусловное молчаніе было съ ея стороны дломъ безпримрнымъ. Въ настоящую минуту мистриссъ Прести не разжимала рта. Мистриссъ Линлей ззглянула на нее.
Она сразу увидла перемну въ лиц матери и спросила, что это значитъ.
— Мама, вы какъ будто чего-то испугались. Что такое въ этомъ письм?
Она нагнулась черезъ столъ, чтобы взглянуть поближе на письмо. Мистриссъ Прести повернула его адресомъ внизъ, и запечатанный конвертъ не былъ вскрытъ.
— Почему вы его не распечатаете?— спросила мистриссъ Линлей.
Мистриссъ Прести дала странный отвтъ:
— Я думала бросить его въ огонь.
— Мое письмо?
— Да, твое письмо.
— Дайте мн сначала взглянуть на него.
— Лучше не гляди, Катя.
Само собой разумется, что мистриссъ Линлей протестовала.
— Ужъ конечно я должна прочитать письмо, присланное мн адвокатомъ. Почему вы прячете отъ меня адресъ? Разв вамъ знакомъ почеркъ?
Она снова взглянула на безмолвствующую мистриссъ Прести… и догадалась о правд.
— Сейчасъ отдайте мн это письмо, оно отъ мужа.
Брови мистриссъ Прести нахмурились.
— Возможно ли, — сердито спросила она,— что ты все еще настолько любишь этого человка, чтобы интересоваться тмъ, что онъ теб пишетъ?
Мистриссъ Линлей протянула руку за письмомъ. Ея благоразумная мамаша попыталась вразумить ее.
— Если ты ршительно хочешь прочитать это письмо, то сдлай мн одну уступку. Позволь мн прочитать теб его вслухъ.
— Хорошо, если вы общаетесь ничего не пропускать.
Мистриссъ Прести общала, но съ тайнымъ намреніемъ не сдержать общанія.
Посл первыхъ двухъ словъ, она умолкла и стала протирать очки. Неужели собственные глаза ее обманываютъ? Неужели же Гербертъ Линлей сметъ писать ея дочери — посл того, какъ нанесъ ей самую жестокую обиду, какую только можетъ нанести мужъ жен: ‘Дорогая Катя!’?.. Да, такъ точно: эти слова стояли въ письм, и она снова надла очки. Въ своемъ ли онъ ум? или же былъ пьянъ, когда писалъ это письмо?
Мистриссъ Линлей ждала съ озабоченнымъ видомъ и не выказывала признаковъ нетерпнія или удивленія, какъ оказалось изъ ея словъ, она думала въ настоящую минуту не о письм, написанномъ ей Гербертомъ, но о томъ, которое ей прислалъ Рандаль.
— Я хочу перечитать его.
И посл этого краткаго заявленія она перечитала т строчки изъ его письма, которыя въ первую минуту показались ей оскорбительными.
Мистриссъ Прести попыталась узнать, что происходитъ въ ум ея дочери:— Посл того, какъ мужъ написалъ теб, ты, кажется, находишь нужнымъ взвсить слова Рандаля?
Но, не спуская глазъ съ письма Рандаля, дочь отвчала ей:
— Почему вы не читаете?
Мистриссъ Прести начала прямо съ содержанія, пропустивъ нжное обращеніе ея зятя къ жен.
‘Я надюсь и думаю, что вы простите меня за то, что я осмливаюсь вамъ писать, принимая во вниманіе поводъ, по которому я вамъ пишу. Я хочу поговорить съ вами о нашемъ ребенк. Хотя я заслужилъ худшее ваше мнніе, но надюсь, что вы не будете отрицать, что даже ваша любовь къ нашей маленькой Китти не была преданне моей. Какъ я ни скверенъ, а сердце мое не закрылось для нашего ребенка. Я не могу вынести разлуки съ моею дочерью’.
Мистриссъ Линлей встала съ кресла. Смутныя надежды на будущее и на примиреніе, о которомъ писалъ ей деверь, разсялись моментально. Она ясно увидла, что слдуетъ дале.
— Читайте быстре,— замтила она, — или передайте письмо мн.
Мистриссъ Прести продолжала:
‘Я совсмъ не желаю огорчать васъ излишними намеками на мои отцовскія права. Мое единственное желаніе — войти съ вами въ соглашеніе, которое было бы такъ же справедливо относительно васъ, какъ и меня.
‘Я предлагаю, чтобы Китти жила полгода съ отцомъ, а полгода съ матерью. Если и можно что-либо на это возразить, то, признаюсь, я не вижу ни одного основательнаго довода’.
Мистриссъ Линлей не могла доле молчать.
— Неужели онъ не видитъ разницы между своимъ положеніемъ и моимъ? Какое утшеніе, ради самого неба, какое утшеніе останется мн на весь остатокъ моихъ дней, кром моей дочери? И онъ грозится разлучать насъ ежегодно на шесть мсяцевъ! И хвастается, что поступаетъ вполн справедливо! Есть ли стыдъ у мужчинъ!
При обыкновенныхъ обстоятельствахъ мать постаралась бы ее утшить. Но она успла перевернуть страницу, пока дочь говорила, и то, что она прочитала, произвело на нее удивительное дйствіе. Она смяла письмо въ рук и бросила его въ каминъ. Оно упало на ршетку камина, и съ поразительной для ея возраста быстротой она побжала въ камину, чтобы толкнуть письмо въ огонь. Но боле молодая и проворная мистриссъ Линлей раньше ея подбжала къ камину и выхватила письмо.
— Въ немъ есть еще что-то, и вы боитесь, какъ бы я это не узнала!— вскричала она.
— Не читай!— просила мистриссъ Прести.
Но въ письм была еще всего одна слдующая фраза:— ‘Если ваша материнская заботливость будетъ встревожена мыслью о разлук съ дочерью, то позвольте вамъ напомнить, что она будетъ на попеченіи женщины, которая будетъ беречь ее какъ зницу ока. Вы помните, конечно, какъ любила миссъ Уэстерфильдъ Китти, и поврите мн, если я вамъ скажу, что она по прежнему къ ней привязана’.
— Я старалась скрыть это отъ тебя,— замтила мистриссъ Прести.
Мистриссъ Линлей взглянула на мать съ странной, неестественной улыбкой.
— Я бы ни за что не хотла, чтобы вы скрыли отъ меня эти строки. Самая жестокая изъ разлукъ предлагается мн, и думаютъ, что я тмъ охотне за нее соглашусь, что любовница моего мужа любитъ моего ребенка!
Она бросила письмо съ жестомъ невыразимаго презрнія и разразилась истерическимъ хохотомъ.
Опытный материнскій инстинктъ, — не разумъ,— подсказалъ мистриссъ Прести, что нужно длать. Она подвела дочь къ открытому окну и подозвала Китти. Двочка, все еще удившая рыбу, положила удочку. Мистриссъ Линлей увидла, что она бжитъ въ дому. Это произвело такое дйствіе, какъ ничто иное. Оскорбленная жена сдержала себя ради дочери. Мистриссъ Прести повела ее въ садъ на-встрчу къ Китти и подождала, пока он сошлись, а затмъ вернулась въ столовую.
Письмо Герберта Линлея валялось на полу, и осторожная теща подняла его съ полу. Теперь оно уже не могло больше причинить вреда, а могло со временемъ пригодиться. ‘Или я очень ошибаюсь,— подумала мистриссъ Прести,— или мы скоро опять получимъ всть отъ адвоката’. Она заперла письмо подъ замокъ и стала ломать голову надъ тмъ, какъ поступитъ теперь ея дочь.
М-съ Линлей сла за письменный столъ, написала буквально одну строчку, подписала ее, не колеблясь ни одной секунды, и свернула записку. Прежде нежели она положила ее въ конвертъ, мистриссъ Прести обратилась въ ней съ характеристичнымъ требованіемъ.
— Ты, безъ сомннія, пишешь м-ру Линлею? Могу я взглянуть на твою записку?
Мистриссъ Линлей протянула ей листовъ бумаги. На немъ стояла одна только строчка съ слдующими словами: ‘Я самымъ положительнымъ образомъ отказываюсь разстаться съ моею дочерью. Катерина Линлей’.
— Подумала ли ты о томъ, что будетъ, если онъ получитъ этотъ отказъ?— спросила мистриссъ Прести.
— Нтъ, мама.
— Почему бы теб не посовтоваться съ Рандалемъ?
— Я не хочу съ нимъ совтоваться.
— Позволь мн взять это на себя.
— Нтъ, благодарю.
— Почему же нтъ?
— Посл того, что Рандаль написалъ мн, я не придаю больше никакого значенія его мннію.
И съ этимъ отвтомъ она отослала письмо на почту и пошла опять въ дочери.
Посл этого мистриссъ Прести ршила ждать отвта отъ Герберта Линлея и предоставить событіямъ идти своимъ ходомъ. Картина, которую она видла изъ окна (ходя взадъ и впередъ по комнат), представляла мало матеріала для соображеній о томъ, чего слдуетъ ожидать въ будущемъ. Китти вернулась въ своей удочк, а мать Китти медленно прохаживалась по пристани, погруженная въ глубокую думу. Можетъ быть, она соображала о томъ, что могло случиться, и призывала на помощь силу воли, которую рдко проявляла въ обыденной жизни.

IV.

Второго письма не воспослдовало. Но въ конц недли пришла телеграмма отъ законовда.
‘Ждите меня завтра по длу, требующему личнаго совщанія’.
Вотъ что гласила телеграмма. Предпринимая долгую поздку въ Кумберлэндъ, законный совтникъ м-съ Линлей жертвовалъ двумя днями своего драгоцннаго лондонскаго времени. Что-нибудь очень серьезное должно было произойти.
А кстати, кто былъ адвокатъ? То былъ м-ръ Саррацинъ изъ Линкольнсъ-иннъ-Фильда.
Былъ онъ англичанинъ или французъ?
Онъ былъ курьезной смсью того и другого. Его предки были въ числ угнетенныхъ французовъ, искавшихъ убжища въ Англіи, когда Людовикъ XIV отмнилъ нантскій эдиктъ.
Британскій подданный по рожденію и вполн компетентный и добросовстный человкъ, м-ръ Саррацинъ питалъ странныя иллюзіи: онъ крпко врилъ, что его первоначальная французская природа вполн переработалась подъ вліяніемъ англійскаго островного климата и островныхъ нравовъ. Какъ бы часто живая французская кровь ни давала себя знать и при какихъ бы то ни было неудобныхъ обстоятельствахъ, онъ ни за что не признавался въ иноземной черт своего характера. Его веселость, общительность, впечатлительность — короче сказать, вс т качества, которыя возбуждали сначала недовріе въ умахъ его англійскихъ кліентовъ, пока, наконецъ, опытъ не убждалъ ихъ въ противномъ, — объяснялись самимъ м-ромъ Саррациномъ счастливою домашнею жизнью и удачной профессіональной карьерой. Его вполн англійская жена, его вполн англійскія дти, его бакенбарды, политика, зонтикъ, скамья въ церкви, его плумпуддингъ, его ‘Times’, газеты,— все ручалось за него (какъ онъ любилъ на это указывать), какъ за прирожденнаго члена славной націи, наслаждающейся охотой на лисицъ и врящей въ безчисленное число пилюль.
Этотъ превосходный человкъ пріхалъ въ коттэджъ, до смерти уставъ отъ продолжительнаго пути, но тмъ не мене въ отличномъ расположеніи духа.
Онъ доказалъ это счастливое душевное настроеніе, сидя за ужиномъ. Эпикуреецъ, какихъ мало, онъ нашелъ, что самою существенною частью menu была баранья котлетка. Старинная французская кровь закипла въ жилахъ при вид этого… но прирожденный англичанинъ геройски принялся за національное блюдо. Въ то же самое время французская живость открыла родную душу въ Китти, м-ръ Саррацинъ въ пять минутъ сталъ ея задушевнымъ другомъ. Онъ слушалъ ее и разговаривалъ съ ней такъ, какъ если бы двочка была его кліенткой, а уженье рыбы на пристани — главнымъ дломъ, которое привело его изъ Лондона. Къ великому ужасу мистриссъ Прести, онъ отвернулъ уголокъ скатерти, посл того, какъ кончилъ ужинать, и принялся выкидывать такіе фокусы съ вилкой и ножемъ, что бдная маленькая Китти (которой теперь часто бывало скучно, при измнившихся условіяхъ ихъ домашней жизни) захлопала въ ладоши отъ восторга и снова превратилась въ веселаго прежняго ребенка. Мистриссъ Линлей, обрадованная и польщенная въ своей материнской любви и гордости, и не думала напоминать странному адвокату о дл, о которомъ онъ пріхалъ толковать. Но мистриссъ Прести взглянула на часы и открыла, что ея внучк давно пора спать.
— Прощайся со всми и или спать,— сказала бабушка.
Внучка никакъ не хотла съ этимъ согласиться.— О! нтъ еще, я хочу поговорить съ м-ромъ…
Китти только разъ слышала фамилію гостя и хорошенько не запомнила.
— Не правда ли, ваша фамилія похожа на сарацинское пшено?— спросила она.
— Очень похожа!— закричалъ веселый адвокатъ.— Но зовите меня лучше по имени, моя душа. Меня зовутъ Самуиломъ, также какъ и Саррациномъ.
— Ахъ, очень хорошо!— сказала Китти.— Бабушка, мн нужно, прежде, чмъ лечь спать, кое-что спросить у Самуила.
Бабушка утверждала, что она успетъ спросить и завтра. Самуилъ утшилъ ребенка, шепнувъ ей:
— Я рано встаю поутру, и мы увидимся на пристани до завтрака.
Китти выразила свою благодарность на собственный ладъ: — О! Боже мой, какъ было бы хорошо, если бы вы жили съ нами, Самуилъ!
Мистриссъ Линлей впервые разсмялась, бдняжка, посл катастрофы, разрушившей ея семейное счастіе. Мистриссъ Прести подала примръ дловитости. Она повернула свое кресло такъ, чтобы очутиться лицомъ къ лицу съ адвокатомъ, и сказала: — Ну-съ, м-ръ Саррацинъ!
Онъ понялъ ее и выразилъ это въ слдующихъ не-профессіональныхъ словахъ:— Мы попаливъ кавардакъ, и чмъ скоре изъ него выберемся, тмъ лучше.
— Только устройте, чтобы мн не разставаться съ Китти,— объявила мистриссъ Линлей,— а на все другое я согласна.
— Если посл того, что я вамъ сообщу, вы останетесь при томъ же мнніи, любезная мистриссъ Линлей, то я не даромъ прохался сюда. Во-первыхъ, могу я взглянуть на письмо, которое имлъ честь переслать вамъ нсколько дней тому назадъ?
Мистриссъ Прести подала ему письмо Герберта Линлея. Онъ прочиталъ его съ большимъ вниманіемъ и похлопалъ по боковому карману своего сюртука.
— Если бы я не зналъ, что у меня тутъ лежитъ,— замтилъ онъ, то сказалъ бы:— постороннее лицо диктовало это письмо, и это лицо — миссъ Уэстерфильдъ.
— Какъ разъ моя идея!— воскликнула мистриссъ Прести.— Въ этомъ не можетъ быть никакого сомннія.
— О! вотъ въ этомъ-то и штука, что очень могутъ быть сомннія, сударыня, и вы сами въ этомъ убдитесь, когда узнаете то, чмъ грозитъ намъ вашъ суровый зять.
Онъ обратился къ мистриссъ Линлей.
— Посл того, какъ я видлъ мою хорошенькую маленькую пріятельницу, которая только-что ушла спать (какъ всмъ намъ было бы гораздо пріятне, если бы и мы тоже могли уйти спать), я думаю, что знаю, какъ вы отвтили на письмо вашего мужа. Но, быть можетъ, я могу взглянуть на ваше письмо? Вы сняли съ него копію?
— Оно было слишкомъ коротко, чтобы стоило снимать копію.
— Неужели вы помните, его наизусть?
— Могу повторить его отъ слова до слова. Вотъ чт и написала: положительно отказываюсь разстаться съ моимъ ребенкомъ.
— Только всего?
— Только.
М-ръ Саррацинъ съ нескрываемымъ восхищеніемъ взглянулъ на свою кліентку.
— Въ первый разъ, во всю мою долгую жизнь, — сказалъ онъ,— я вижу даму, которая уметъ сильно выражаться въ немногихъ словахъ. Какимъ вы будете юристомъ, мистриссъ Линлей, когда женскія права распространятся и на мою профессію!
Онъ сунулъ руку въ карманъ и вытащилъ письмо.
Об дамы съ тревожными лицами глядли на него.
— Я — злополучный встникъ худыхъ встей,— сказалъ онъ,— и если я не могу смирно усидть въ кресл, такъ это по тому самому. Вотъ письмо, полученное мною отъ адвоката м-ра Лиилея. Если вы послушаетесь моего совта, то позвольте мн сообщить вамъ его сущность и затмъ обратно спрятать его въ карманъ. Я сомнваюсь, чтобы женщина внушила такія жестокія инструкціи, мистриссъ Прести, а потому сомнваюсь, чтобы женщина продиктовала письмо, въ результат котораго он явились. Мистриссъ Лиилей, въ двухъ словахъ вотъ въ чемъ дло: вашъ мужъ ршился взять къ себ миссъ Китти, и законъ, если онъ обратится къ нему за содйствіемъ, вынужденъ будетъ ему оказать это содйствіе.
— Неужели вы хотите сказать, что законъ отниметъ у меня моего ребенка?
— Мн стыдно думать, что я — законовдъ, но долженъ сознаться, что законъ способенъ на такія гадости. Успокойтесь, прошу и умоляю васъ. Наступитъ время, когда женщины напомнятъ мужчинамъ, что мать рождаетъ и кормитъ дитя, и докажутъ, что материнскія права должны идти впереди отцовскихъ. А пока…
— А пока, м-ръ Саррацинъ, я не подчинюсь закону.
— Совершенно врно, Катя!— закричала м-съ Прести.— Именно такъ, какъ и я поступила бы на твоемъ мст.
М-ръ Саррацинъ терпливо слушалъ.
— Я весь вниманіе, сударыни,— сказалъ онъ съ кроткой покорностью.— Объясните мн, какъ вы думаете это сдлать?
Об дамы поглядли другъ на друга. Он открыли, что одно дло — воевать на словахъ, и другое дло — дйствовать. Добросердечный юристъ помогъ имъ предположеніемъ:
— Быть можетъ, вы думаете тайкомъ ухать съ двочкой за границу и скрываться тамъ?
Мистриссъ Линлей съ жаромъ ухватилась за этотъ намекъ.
— Первый поздъ отходитъ завтра въ половин седьмого,— сказала она.— Мы можемъ ссть на одинъ изъ пароходовъ, отходящихъ отъ восточнаго берега Шотландіи.
Мистриссъ Прести, не спускавшая наблюдательныхъ глазъ съ м-ра Саррацина, не могла сдлать такихъ поспшныхъ заключеній, какъ ея дочь.— Я боюсь,— замтила она,— что нашъ достойный другъ находить это не совсмъ удобнымъ. Въ чемъ дло?
— Я не ршаюсь высказывать положительнаго мннія, но полагаю, что м-ръ Линлей и его адвокатъ на-сторож. Короче сказать, я боюсь, что шпіоны уже приставлены надзирать за нами.
— Не можетъ быть!
— Выслушайте. Я халъ во второмъ класс, жалко денегъ, знаете, да и всегда найдешь собесдниковъ себ. Въ томъ же отдленіи, куда слъ я, находился весьма элегантный молодой человкъ съ огненно-рыжими волосами. Когда мы сли въ омнибусъ на вашей станціи, вс пассажиры, оказалось, хали въ городъ, кром двоихъ. Одинъ изъ нихъ былъ я, другой — элегантный молодой человкъ. Когда я вышелъ изъ омнибуса у вашихъ воротъ, омнибусъ прохалъ еще всего лишь нсколько ярдовъ и высадилъ моего спутника у деревенскаго трактира. Моя профессія сдлала меня хитрымъ. Я подождалъ немного, прежде чмъ позвонить у вашей двери. И когда могъ сдлать это, не будучи замченнымъ, перешелъ черезъ дорогу и заглянулъ въ трактиръ. Ночь лунная, и я принималъ всевозможныя предосторожности, чтобы молодой человкъ меня не увидлъ. Но самъ я увидлъ голову съ огненно-рыжими волосами и пару добродушныхъ голубыхъ глазъ надъ ставней одного окна, и какъ нарочно то было окно трактира, изъ котораго видны ваши ворота. Простая подозрительность, скажете вы! Не стану спорить, но у меня есть поводы подозрвать. Прежде, нежели я оставилъ Лондонъ, одинъ изъ моихъ клерковъ поскакалъ за мной на желзную дорогу и поймалъ меня какъ разъ въ ту минуту, какъ я садился въ вагонъ. ‘Мы сейчасъ сдлали открытіе,— сказалъ онъ:— вы и м-съ Линлей находитесь на счету’. Находиться на счету — это полицейское выраженіе, означающее, что за человкомъ учрежденъ надзоръ. Конечно, мой клеркъ повторилъ, можетъ быть, ложный слухъ. А мой спутникъ пріхалъ изъ Лондона сюда только затмъ, чтобы глядть изъ окна трактира кумберлэндской деревни? Какъ вы объ этомъ думаете?
Легче было, повидимому, спорить съ закономъ, нежели противъ доводовъ м-ра Саррацина.
— Предположимъ, что я вздумаю хать путешествовать за границу и возьму съ собой своего ребенка,— настаивала мистриссъ Линлей:— кто иметъ право помшать мн?
М-ръ Саррацинъ неохотно напомнилъ, что отецъ иметъ это право.
— Ни одна душа въ мір, ни даже мать не имютъ права изъять ребенка изъ-подъ отцовской опеки,— сказалъ онъ,— безъ отцовскаго согласія. Его власть — верховная власть, если только законъ не отниметъ у него этого права и не передастъ опеку матери. Ага!— закричалъ м-ръ Саррацинъ, повернувшись въ кремл и уставившись своими проницательными глазами въ лицо м-съ Прести:— поглядите на вашу добрую матушку, она видитъ, къ чему я клоню.
— Я вижу даже больше, чмъ вы думаете, — отвчала м-съ Прести.— Если только я понимаю что-нибудь въ характер моей дочери, то вы вскор станете на жгучую почву.
— Что вы хотите сказать, мама?
М-съ Прести принадлежала къ поколнію, которое при случа прибгало къ метафор, чтобы выразить свою мысль. Будучи приглашена высказаться, она высказалась метафорически, къ собственному полному удовольствію.
— Нашъ ученый другъ напоминаетъ мн, дорогая Катя, путешественника, изслдующаго иностранный городъ. Онъ идетъ въ одномъ направленіи, въ полной увренности, что оно приведетъ его въ какому-нибудь благополучному исходу… и попадаетъ въ тупикъ, въ то, что французы называютъ (я говорю свободно по-французски) cool de sack. Вы понимаете, что я хочу сказать, м-ръ Саррацинъ?
— Нисколько, сударыня.
— Какъ удивительно! Бытъ можетъ, меня увлекло мое черезъчуръ живое воображеніе. Позвольте мн высказаться ясне, позвольте мн сказать вамъ, что моя фантазія пророчески усматриваетъ то, что вы собираетесь сдлать, и я искренно желаю вамъ успха. Пожалуйста, продолжайте.
— И, пожалуйста, говорите ясне, чмъ моя мама,— прибавила м-съ Линлей.— Насколько я васъ поняла, законъ можетъ, однако, оказать мн покровительство, чтобы я могла удержать при себ свою двочку. Мн все равно, какой бы цной ни купить это, я хочу воспользоваться этимъ закономъ.
— Могу я васъ сперва спросить, — поставилъ условіемъ м-ръ Саррацинъ:— ршились ли вы самымъ положительнымъ образомъ не уступать мужу въ вопрос дочери?
— Ршилась.
— Еще послдній вопросъ, извините. Я слышалъ, что вы сочетались бракомъ въ Шотландіи. Правда это?
— Совершенная правда.
М-ръ Саррацинъ опять повелъ себя совсмъ не въ дух своей профессіи. Онъ захлопалъ въ ладоши и закричалъ:— браво!— точно въ театр.
М-съ Линлей заразилась отъ адвоката его возбужденнымъ состояніемъ.
— Какъ я глупа!— воскликнула она.— Вдь существуетъ такая вещь, которую называютъ ‘несоотвтствіемъ въ характерахъ’, и женатые люди подписываютъ бумагу у адвоката и общаютъ никогда боле въ жизни не тревожить другъ друга. Разв это легче длается въ Шотландіи, чмъ въ Англіи? Вы это разумете, не правда ли?
М-ръ Саррацинъ нашелъ нужнымъ снова облечься въ профессіональный образъ.
— Вовсе нтъ, сударыня,— сказалъ онъ.— Я былъ бы недостоинъ вашего доврія, еслибы не предложилъ ничего лучшаго. Вы можете обезпечить за собой опеку надъ дочерью, только если обратитесь къ помощи судьи…
— Немедленно обратитесь къ ней…— перебила м-съ Линлей.
— И если вы добьетесь, чтобы судья исполнилъ ваше требованіе,— пояснилъ м-ръ Саррацинъ:— соберитесь съ духомъ, сударыня. Просите развода.
Наступило внезапное молчаніе. М-съ Линлей встала, вся дрожа, точно она увидла передъ собой не добрйшаго м-ра Саррацина, но дьявола, искушавшаго ее.
— Слышите вы это?— спросила она мать.
М-съ Прести только наклонила голову.
— Подумайте о страшномъ скандал!
М-съ Прести снова наклонила голову.
Адвокатъ спросилъ:
— Ну, чтожъ, м-съ Линлей, что вы на это скажете?
— Нтъ, никогда!
Отвтивъ такъ ршительно, она прескла путь всмъ дальнйшимъ убжденіямъ и доводамъ, выйдя изъ комнаты. Оставшіяся въ ней два лица высказали два противоположныхъ мннія.
— М-ръ Саррацинъ, она ни за что не согласится.
— М-съ Прести, она согласится.

V.

Пунктуально выполняя уговоръ съ Китти, м-ръ Саррацинъ рано поутру дожидался ее у пристани.
Втеръ совсмъ улегся, лнивый туманъ окутывалъ противоположный берегъ osepa. Тамъ и сямъ смутныя очертанія холмовъ, точно привиднія срыми пятнами выдлялись на неб. Ближе къ берегу вода въ озер лежала мрачнымъ зеркаломъ, птицы не летали надъ ея безцвтной поверхностью, наскомыя не носились и не приманивали рыбы. Время отъ времени сухой листъ съ поросшаго деревьями берега падалъ безшумно, вотъ и все. По пустынной дорог не прозжало никакихъ экипажей, не слышно было голосовъ изъ деревни, медленно и прямо поднимались столбы дыма въ воздух и расходились въ туманномъ неб. Единственный звукъ, нарушавшій угрюмое безмолвіе утра, былъ шумъ шаговъ адвоката, ходившаго взадъ и впередъ по пристани. Онъ думалъ о Лондон и его непрерывномъ движеніи, и говорилъ себ съ сильнымъ убжденіемъ закоренлаго горожанина:
— Какъ здсь скучно!
Голосъ, донесшійся изъ сада, развеселилъ его какъ разъ въ ту минуту, когда онъ въ пятый разъ дошелъ до конца пристани и съ усиленнымъ отвращеніемъ поглядлъ на мрачное озеро.
Китти стояла у садовой калитки съ удочкой въ каждой рук. Съ одного плеча спускался у нея жестяной ящикъ, а съ другого — корзинка. Отягченная всми этими принадлежностями, она нуждалась въ чужой помощи. Сусанна выпустила ее изъ дому, а теперь Самуилъ долженъ былъ отпереть ей калитку. Она съ удовольствіемъ замтила, что носъ ея пріятеля покраснлъ отъ холода, и указала на свой носикъ, который симпатизировалъ носу пріятеля въ этомъ отношеніи. Чувствуя неосновательное довріе къ знаніямъ и опытности м-ра Саррацина, какъ удильщика, она подала ему удочки, говоря: — Мои пальцы окоченли, насадите червяковъ.— Тотъ поглядлъ на свою юную пріятельницу въ безмолвномъ недоумніи, она указала на жестянку.— Тамъ много червяковъ, Самуилъ.
М-ръ Саррацинъ съ нескрываемымъ отвращеніемъ поглядлъ на жестянку, и Китти сдлала неожиданное открытіе.— Вы, кажется, ничего въ этомъ не смыслите!— сказала она. А Самуилъ искренно отвтилъ: — Ничего!
Спустя пять минутъ онъ уже стоялъ рядомъ съ своей юной пріятельницей, на удочк былъ посаженъ червякъ, и дано строгое внушеніе не спускать глазъ съ поплавка.
Они начали удить.
Китти взглянула на него и затмъ уставилась въ пространство. Чтобы вызвать ее на разговоръ, добродушный адвокатъ напомнилъ ей о томъ, что она говорила ему, уходя спать.
— Вы хотли меня спросить о чемъ-то, — напомнилъ онъ ей.— О чемъ именно?
Безъ всякихъ обиняковъ Китти спросила:— Я хочу, чтобы вы мн сказали, куда двался мой папа и почему Сидъ ухала и бросила меня. Вы, конечно, знаете, кто такая Сидъ, не правда ли?
Единственнымъ спасеніемъ для м-ра Саррацина было притвориться незнающимъ. Пока Китти разсказывала ему про свою гувернантку, онъ усплъ обдумать, что ей сказать.
— Видите ли, — говорила двочка:— вы умный человкъ и пріхали, чтобы помочь мамаш. Это мн сказала бабушка, но больше я ничего не могла отъ нея добиться. Не глядите на меня, глядите на вашъ поплавокъ. Мой папа ухалъ и Сидъ оставила меня, даже не простившись, и мы бросили нашъ чудесный старый домъ въ Шотландіи и пріхали жить сюда. Я должна вамъ сказать, что я этого не понимаю. Когда вы увидите, что поплавокъ задрожитъ, то дерните удочку и вытащите ее изъ воды, по всей вроятности, вы вытащите рыбу. Когда я спрашивала маму, что все это значитъ, она говоритъ, что на все это есть свои причины, и что я слишкомъ мала, чтобы ихъ понимать, и кажется при этомъ такой несчастной, поцлуетъ меня, и тмъ дло и кончится. У васъ клюетъ. нтъ… это такъ только… рыбы очень хитры. А съ бабушкой такъ и того хуже. Иногда она мн говоритъ, что я избалованный ребенокъ, а иногда говоритъ, что хорошо воспитанныя двочки не длаютъ вопросовъ. Это безсмыслица, и я нахожу, что со мной дурно поступаютъ. Вы какъ будто недовольны? Это я виновата? я не хочу вамъ надодать, я только хочу знать, почему Сидъ ухала. Когда я была моложе, я бы подумала, что ее унесли волшебницы. Но теперь… нтъ, я этому не поврю. Я слишкомъ стара. Ну, такъ вы скажите мн!
М-ръ Саррацинъ малодушно попытался выгадать время, онъ поглядлъ на часы. Китти поглядла на него черезъ плечо:— О! намъ некуда торопиться, завтракъ не будетъ готовъ раньше получаса. Мы успемъ поговорить о Сидъ.
М-ръ Саррацинъ совсмъ неумно (принимая во вниманіе, что онъ имлъ дло съ умнымъ ребенкомъ и вдобавокъ съ двочкой) попытался обойти затрудненіе простымъ отрицаніемъ. Онъ сказалъ:— Не знаю, почему она ухала.
За этимъ немедленно послдовалъ вопросъ:— Ну, когда такъ, то что вы объ этомъ думаете?
Угнетенный пріятель сказалъ первую попавшуюся вещь, какая пришла ему въ голову:
— Я думаю, что она ухала, чтобы выйти замужъ.
Китти пришла въ негодованіе.
— Ухала, чтобы выйти замужъ, и мн не сказала!— воскликнула она.— Что вы хотите этимъ сказать?
Профессіональная опытность м-ра Саррацина и его знакомство съ женщинами и брачными отношеніями не были настолько велики, чтобы подсказать ему подходящій отвтъ. Въ этомъ затруднительномъ положеніи онъ сталъ напрягать свою фантазію и выдумалъ нчто такое, чего еще ни одной женщин никогда и въ голову не приходило.
— Она ждетъ, чтобы оказалось, что она хорошо сдлала, выйдя замужъ, прежде, нежели сообщить о томъ кому-нибудь.
Это не показалось невроятнымъ ребенку.— Я надюсь, что она вышла не за звря,— сказала Китти съ серьезнымъ лицомъ и зловщимъ покачиваніемъ головы.— Когда я услышу про Сидъ?
М-ръ Саррацинъ прибгнулъ къ новой хитрости, на этотъ разъ боле успшной.— Вамъ, конечно, первой она напишетъ объ этомъ.— И, произнеся эту извинительную ложь, онъ увидлъ, что поплавокъ его задрожалъ. Онъ обрадовался случаю перемнить разговоръ.
— Я поймалъ рыбу,— закричалъ онъ.
Китти тотчасъ заинтересовалась. Она бросила собственную удочку, чтобы помочь своему неловкому сотоварищу. Жалкая маленькая рыбка трепетала на крючк.
— Это плотва,— объявила Китти.
— Ей больно,— пожаллъ рыбку адвокатъ:— отдайте ее мн.
Китти сняла рыбку съ крючка и передала адвокату. М-ръ Саррацинъ съ гуманною осторожностью пустилъ ее обратно въ воду.
— Ступай, съ Богомъ!— сказалъ этотъ превосходный человкъ, когда плотва исчезла, весело вильнувъ хвостомъ. Китти была скандализирована.
— Какой же это спортъ, когда такъ?— сказала она.
— О, да, спортъ, но только для рыбы, а не для насъ, — отвчалъ онъ.
И они снова взялись за удочки. Какіе еще затруднительные вопросы предложитъ ему Китти? Не пожелаетъ ли она узнать, отчего отецъ оставилъ ее? Нтъ: послдній образъ, запечатлвшійся въ ум ребенка, былъ образъ Сидни Уэстерфильдъ. Она была полна имъ, когда опять заговорила.
— Желала бы я знать, правду ли вы сказали про Сидъ? Можетъ быть, вы и ошибаетесь, знаете? Мн иногда думается, что мама и Сидъ поссорились. Если бы вы были такъ добры и спросили у мамы?— прибавило съ тревогой любящее маленькое созданіе.— Видите ли, я не могу не думать о Сидъ, я такъ ее люблю, и мн безъ нея такъ скучно, и я боюсь… о, Боже мой, Боже мой, я боюсь, что никогда ее больше не увижу!
Она выронила удочку, закрыла лицо обими руками и горько заплакала.
Разстроенный и огорченный, добрый м-ръ Саррацинъ поцловалъ ее и сказалъ другую извинительную ложь:— Утшьтесь, Китти, я увренъ, что вы опять ее увидите.
Совсть упрекала его за то, что онъ возбуждаетъ въ ребенк ложныя надежды. Этого никогда не будетъ! Въ чемъ былъ тотъ грхъ, въ которомъ провинилась Сидни Уэстерфильдъ? Что это — заблужденіе человческой природы или ошибка въ человческихъ законахъ? Вс наилучшіе и наиблагороднйшіе изъ насъ чувствуютъ вліяніе любви…. а общественные законы ршаютъ, что любовь есть добродтель или преступленіе, смотря по обстоятельствамъ.
Эти мысли роились въ ум адвоката. Он смущали и обезкураживали его: онъ почувствовалъ облегченіе, когда ручка Китти легла на его руку. Она отерла свои слезы и съ дтской счастливой непосредственностью перешла отъ одного впечатлнія къ другому и теперь проявила удивительный и сильный интересъ въ перемн погоды.
— Поглядите на озеро!— закричала она.— Его совсмъ больше не видно.
Густой блый туманъ сбирался вокругъ нихъ. Онъ уже окуталъ воду и начиналъ покрывать лодку, привязанную на конц пристани. Сырой холодный воздухъ заставлялъ двочку пожиматься отъ холода. Когда м-ръ Саррацинъ взялъ ее за руку, чтобы отвести въ домъ, онъ оглянулся и увидлъ, какъ туманъ окончательно скрылъ изъ глазъ пристань съ лодкой. Китти спросила:— Вы что-нибудь видите?
Онъ отвчалъ, что ничего не видитъ, тономъ человка, мысли котораго очень далеко. Они пошли по садовой дорожк, которая вела къ коттеджу. Дойдя до двери, онъ опять оглянулся.
— Что эта лодка бываетъ въ употребленіи? она годится для прогулокъ по озеру?— спросилъ онъ.
— Еще бы!— отвчала Китти.
— И есть человкъ, который уметъ ею управлять?
О, да, разумется. Садовникъ отлично уметъ грести. Онъ былъ прежде матросомъ и знаетъ озеро такъ же хорошо, какъ…— Китти остановилась, не находя сравненія.
— Какъ вы — таблицу умноженія?— спросилъ м-ръ Саррацинъ, мняя серьезный тонъ на шутливый.
— О! гораздо лучше!— добросовстно призналась Китти.
Отворивъ дверь въ столовую, они увидли м-съ Прести, которая варила кофе. Китти тотчасъ же скрылась. Бабушка пріучила ее прибирать удочки къ мсту, когда кончитъ удить рыбу. Во время ея отсутствія, м-ръ Саррацинъ воспользовался случаемъ, чтобы спросить, обдумала ли за ночь свое положеніе м-съ Линлей и ршилась ли она на разводъ?
— Я ничего не знаю о своей дочери, кром того, что она провела очень худо ночь,— отвчала м-съ Прести:— должно быть, обдумывала вашъ совтъ,— прибавила старуха съ ехидной улыбкой.
— Если бы вы были такъ добры и спросили м-съ Линлей, на чемъ она остановилась? — попросилъ адвокатъ.
— Мн кажется, что это гораздо приличне сдлать вамъ,— предложила хитрая старуха.— Напишите ей записку, я пошлю ее къ ней наверхъ.
Свтская мудрость, внушившая этотъ совтъ, основывалась на томъ соображеніи, что безъ фамильнаго совщанія дло, по всей вроятности, не обойдется, и если предстоитъ еще пустить въ ходъ вліяніе старухи-матери, то пускай лучше адвокатъ выступитъ первый, а она оставитъ за собой выгоду послдняго слова.
Терпливый м-ръ Саррацинъ написалъ записку.
Онъ скромно просилъ инструкцій, объявляя, что будетъ доволенъ, получивъ ихъ въ одномъ слов:— да или нтъ. Въ случа, если отвтъ будетъ: да, онъ попросить нсколько минутъ бесды съ м-съ Линлей. Вотъ и все.
Отвтъ полученъ былъ въ такой форм, на основаніи которой можно было только догадываться о слов ‘да’: ‘я приму васъ тотчасъ посл того, какъ вы кончите завтракать’.

IV.

Прочитавъ отвтъ м-съ Линлей, м-ръ Саррацинъ выглянулъ въ окно коттеджа и увидлъ, что туманъ уже добрался до коттеджа. Прежде, нежели м-съ Прести успла что-нибудь сказать о перемн погоды, онъ удивилъ ее такимъ необыкновеннымъ вопросомъ:
— Есть у васъ комната въ верхнемъ этаж, сударыня, изъ которой была бы видна дорога, идущая передъ вашими воротами?
— Разумется.
— И могу я пройти въ нее, никого не обезпокоивъ?
М-съ Прести отвчала:— конечно,— и приподняла брови съ выраженіемъ удивленія съ примсью нкотораго подозрнія.
— Угодно вамъ теперь пойти, или посл завтрака?
— Я бы хотлъ пойти теперь, пока туманъ не сгустился. О! м-съ Прести, мн совстно васъ безпокоить! Пусть служанка покажетъ мн дорогу.
Нтъ! Впервые въ жизни м-съ Прести настояла на томъ, чтобы оказать услугу, приличную служанк. Если бы она была безъ ногъ, то и тогда любопытство помогло бы ей взобраться на лстницу на рукахъ.
— Вотъ!— сказала она, открывая дверь комнаты верхняго этажа и становясь по средин комнаты такъ, чтобы видть все кругомъ себя.— Довольно съ васъ?
М-ръ Саррацинъ подошелъ къ окну, онъ спрятался за занавски и осторожно выглянулъ въ окно. Черезъ полъ-минуты онъ повернулся спиной къ туманной дорог и сказалъ самъ себ:— Какъ разъ то, чего я ожидалъ!
Другія женщины спросили бы, что значитъ эта таинственная процедура. Чувство собственнаго достоинства заставило м-съ Прести избрать систему независимыхъ открытій. Къ величайшей забав м-ра Саррацина, она передразнила его въ его присутствіи. Подойдя къ окну, спряталась за занавску и тоже поглядла въ окно, затмъ, подражая до конца своему образцу, повернулась спиной къ окну и сказала съ неподражаемымъ и ей одной свойственнымъ нахальствомъ:
— Теперь, когда мы оба глядли въ окно, сообщимъ другъ другу свои наблюденія.
Это было нетрудно. Оба видли двухъ мужчинъ, расхаживавшихъ взадъ и впередъ по дорог напротивъ воротъ коттеджа. Прежде, нежели надвигающійся туманъ помшалъ ему разглядть ихъ, м-ръ Саррацинъ узналъ въ одномъ изъ нихъ своего лондонскаго спутника. Другой былъ незнакомецъ и, по всей вроятности, шпіонъ, нанятый здсь въ околотк. Это открытіе грозило серьезными неудобствами. М-ръ Прести спросила, что имъ длать теперь.
— Пойдемте завтракать,— отвтилъ м-ръ Саррацинъ.

——

Черезъ четверть часа оба находились въ комнат м-съ Линлей.
Ея взволнованное лицо, красные глаза показывали, что она все еще страдала отъ послдствій безпокойно проведенной ночи.
Когда адвокатъ вошелъ въ комнату, она торопливыми шагами подошла къ нему и взяла об его руки въ свои дрожащія руки.
— Вы хорошій и добрый человкъ,— сказала она:— я искренно уважаю и почитаю васъ. Скажите мн, уврены ли вы, что это единственный, единственный способъ для меня сохранить моего ребенка… тотъ… который вы посовтовали мн вчера вечеромъ?
М-ръ Саррацинъ осторожно отвелъ ее къ креслу.
Печальная перемна въ ней поразила и огорчила его. Искренно, даже торжественно объявилъ онъ ей, что единственный выходъ для нея — это тотъ, на который онъ указывалъ. Онъ умолялъ ее быть мужественной. Но все было напрасно, она никакъ не хотла отказаться отъ какихъ-то неопредленныхъ надеждъ.
— Выслушайте меня!— кричала она.— Не можетъ быть, чтобы все было потеряно. Я должна, я хочу знать, что вы объ этомъ думаете.
— Подождите немного — пожалуйста, подождите!
— Нтъ! ни одной минуты. Нельзя ли переговорить съ юристомъ, которому м-ръ Линлей доврилъ веденіе дла. Подемте вмст въ Лондонъ. Я буду убждать его употребить свое вліяніе… я буду на колняхъ умолять его… я не уйду отъ него до тхъ поръ, пока не перетяну его на свою сторону… я возьму съ собой Китти… онъ увидитъ насъ вдвоемъ и пожалетъ насъ, и поможетъ намъ.
— Напрасныя надежды, м-съ Линлей, напрасныя надежды.
— О!— не говорите этого!
— Милая женщина, милая, дорогая женщина, я долженъ это сказать. Человкъ, о которомъ вы говорите, мене чмъ кто-либо способенъ сдаться на ваши просьбы. Онъ — юристъ и только юристъ. Если вы попытаетесь тронуть его, — онъ скажетъ: ‘сударыня, я исполняю свой долгъ относительно моего кліента’,— и затмъ позвонитъ въ колокольчикъ и велитъ васъ вывести. Да! если бы даже увидлъ васъ плачущей у ногъ своихъ.
Мистриссъ Прести впервые вмшалась:
— На твоемъ мст, Катя, я бы сбила съ ногъ этого человка и растоптала его. Согласись на разводъ, и ты это сдлаешь.
М-съ Линлей лежала въ кресл безъ движенія. Нервное возбужденіе, которое поддерживало ее, покинуло ее вмст съ послдней надеждой. Блдная, истощенная, уступая необходимости, она взглянула на мать, когда та произнесла: ‘Согласись на разводъ’,— и отвчала:
— Я уже согласилась.
— И доврьтесь мн,— съ жаромъ проговорилъ м-ръ Саррацинъ: — я добьюсь правосудія, а пока съумю васъ защитить.
М-съ Прести тоже выступила съ утшеніями.
— Въ сущности, я не понимаю,— сказала она,— что тебя такъ страшитъ въ мысли о развод? Ты не услышишь того, что говорятъ люди, потому что мы не бываемъ въ обществ. А что касается газетъ, то не вели приносить ихъ въ домъ, вотъ и все.
М-съ Линлей отвчала съ минутной вспышкой энергіи.
— Не страхъ скандала терзаетъ меня, когда я осталась наедин съ собой въ ночной тиши, сердце мое все обратилась къ Китти, я почувствовала, что ради нея я все могу вытерпть. Воспоминаніе о моемъ брак, м-ръ Саррацинъ, вотъ что мн мучительно. Кого Богъ соединилъ, человкъ да не разлучаетъ. Неужели я могу безъ ужаса нарушить такую заповдь? Я нарушаю ее, я нарушаю ее, соглашаясь на разводъ! Я отреклась отъ клятвы, которую давала въ присутствіи Бога, я позорю память о восьми счастливыхъ годахъ жизни, согртыхъ истинною любовью. Ахъ! вамъ нечего напоминать мн о томъ, что сдлалъ мой мужъ. Я не забыла, какъ жестоко онъ оскорбилъ меня. Я не забываю, что его собственныя дйствія оттолкнули меня отъ него. Но чьи дйствія разрушатъ нашъ бракъ? Мои! мои! Простите, мама, простите, дорогой другъ, тотъ ужасъ, съ какимъ я это высказываю. Больше я къ этому не возвращусь. Довольно! Мое дитя — единственное оставшееся у меня сокровище. Что мн надо длать? какія бумаги подписывать? какія приносить жертвы? Скажите мн… и это будетъ сдлано. Я сдаюсь! я сдаюсь!
М-ръ Саррацинъ деликатно и великодушно отвчалъ на это грустное воззваніе.
Все, что знаніе, опытъ и энергія могли подсказать ему, онъ высказалъ это, обращаясь къ м-съ Прести. М-съ Линлей могла слушать или нтъ, какъ ей было угодно. Въ томъ или въ другомъ случа ея интересы будутъ строго соблюдены. Добрый законовдъ поцловалъ ея руку.— Отдохните и успокойтесь, прошепталъ онъ. И затмъ, обратившись къ ея матери, снова превратился въ длового человка.
— Первымъ дломъ моимъ, сударыня, будетъ телеграфировать моему агенту въ Эдинбургъ. Онъ устроитъ, чтобы дло наше въ возможно скорйшемъ времени внесено было въ судъ. На этотъ счетъ будьте покойны.
М-съ Прести уже настолько овладла собой, что могла соображать и выслушивать.
— Я хочу знать, какъ намъ быть съ тми двумя людьми, которые сторожатъ наши ворота,— отвтила она на все, что ей сообщилъ адвокатъ.
М-съ Линлей подняла голову съ тревогой.
— Двое людей!— воскликнула она и взглянула на м-ра Саррацина.
— Вы говорили только про одного.
— А другой появился только сегодня утромъ. Прислоните опять вашу бдную голову въ креслу, я знаю, какъ она у васъ болитъ.
Онъ продолжалъ настойчиво обращаться съ дловымъ разговоромъ къ м-съ Прести.— Одинъ изъ этихъ двоихъ людей послдуетъ за мной на станцію и проводитъ на поздъ, который отвезетъ меня въ Лондонъ. Другой будетъ слдить за вами, за вашею дочерью, за нянькой и за всякимъ другимъ лицомъ, который бы попытался увезти миссъ Китти. А сторожатъ они оба наши ворота изъ боязни потерять насъ изъ виду въ туман.
— Я бы желала, чтобы мы жили въ среднихъ вкахъ!— сказала м-съ Прести.
— Сударыня, какой былъ бы толкъ въ этомъ?
— Боже мой, неужели вы не понимаете, м-ръ Саррацинъ? Въ то славное старое время вы бы взяли шпагу въ руки и садовникъ взялъ бы шпагу и, подкравшись къ этимъ двумъ негодяямъ, закололи бы ихъ, и длу конецъ! А теперь вкъ прогресса! Жизнь самаго отчаяннаго негодяя священна, и мы должны ее беречь. Ахъ, какое великое дло сдлалъ тотъ народный герой, который поставилъ бочку съ порохомъ, куда слдуетъ, 5-го ноября! Я всегда говорила и буду говорить, что Гай Фауксъ былъ великій государственный человкъ!
Тмъ временемъ м-съ Линлей не отдыхала и не слушала политическихъ мнній своей матушки. Она внимательно наблюдала за лицомъ м-ра Саррацина.
— Намъ угрожаетъ опасность,— проговорила она: неужели вы не видите никакого средства отъ нея избавиться.
Стараться доле щадить ее было, очевидно, безполезно. М-ръ Саррацинъ отвчалъ ей безъ обиняковъ:
— Опасность легальныхъ мръ, грозящихъ со стороны вашего мужа съ цлью захвата ребенка, боле близка и серьезна, нежели я смлъ объявить вамъ, пока вы не ршили, какъ поступить. Я старался, быть можетъ даже слишкомъ усердно, нисколько не повліять на такой шагъ, который будетъ имть капитальное значеніе для всей вашей будущей жизни. Но вы приняли ршеніе. Я больше не боюсь напомнить вамъ: пройдетъ извстное время, прежде, нежели произнесенъ будетъ приговоръ о вашемъ развод и опека надъ ребенкомъ по закону передана матери. Вся опасность въ этомъ. Если вы не испугаетесь отчаяннаго предпріятія, на какое рискнетъ не всякая женщина, то я вижу, способъ провести шпіоновъ.
М-съ Линлей вскочила съ кресла.
— Говорите, что я должна длать,— закричала она:— и убдитесь на опыт, что меня не такъ легко запугать, какъ другихъ женщинъ.
Адвокатъ указалъ на кресло съ убдительнйшей улыбкой.
— Если вы будете волноваться, то испугаете меня,— сказалъ онъ.— Пожалуйста, сядьте.
М-съ Линлей почувствовала сильную волю, замаскированную вжливой просьбой. Она повиновалась. М-съ Прести никогда еще такъ не восхищалась адвокатомъ, какъ въ эту минуту.
— Вы такимъ способомъ держите въ рукахъ вашу жену?— спросила она.
М-ра Саррацина не легко было смутить.
— Въ свое время, сударыня, вы, конечно, не открывали секретовъ семейной жизни.
И онъ обратился къ м-съ Линлей.
— Я долженъ сначала собрать нкоторыя свденія, а затмъ я сообщу свой планъ. Сколько слугъ у васъ въ коттедж?
— Трое. Наша хозяйка, которая служить у насъ экономкой и кухаркой, наша горничная, и дочь хозяйки, которая длаетъ всю черную работу въ дом.
— А мужской прислуги нтъ?
— Только садовникъ.
— Можете вы положиться на этихъ людей?
— Въ какомъ смысл, м-ръ Саррацинъ?
— Въ томъ, что они не разболтаютъ вашей тайны.
— Безъ сомннія! Горничная живетъ у насъ уже много лтъ. Нельзя найти боле врной женщины. Добрая старуха хозяйка часто пьетъ съ нами чай, дочь ея выходитъ замужъ, и я сшила ей подвнечное платье. Что касается садовника, то пусть Китти переговоритъ съ нимъ, и я ручаюсь за успхъ. Почему вы показываете на окно?
— Поглядите въ окно и скажите мн, что вы видите.
— Я вижу туманъ.
— А я, м-съ Линлей, вижу лодку. Пока шпіоны сторожатъ ваши ворота, что вы скажете о томъ, чтобы переплыть черезъ озеро подъ покровомъ тумана?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I.

Зима наступала и прошла: весна близилась къ концу, а Лондонъ все еще страдалъ отъ суроваго постоянства восточныхъ втровъ. Хотя мене чмъ черезъ недлю лто должно было вступить въ свои права, вмст съ іюнемъ мсяцемъ, м-ръ Саррацинъ былъ радъ, что въ его контор пылалъ каминъ, когда онъ пришелъ туда, чтобы прочитать дневную корреспонденцію.
Письма вообще касались исключительно юридическихъ вопросовъ. Только два письма составляли исключеніе изъ общаго правила. Одно было подписано рукой м-съ Линлей и пришло изъ Ганновера. Мать Китти успшно перебралась черезъ озеро, она съ двочкой такъ же благополучно переплыла Нмецкое море. Въ одномъ отношеніи письмо ея было замчательно. Хотя оно было написано дамой, но было достаточно коротко, чтобы его можно было прочитать въ одну минуту:

‘Дорогой м-ръ Саррацинъ!

‘Спшу написать вамъ нсколько словъ, чтобы успть сегодня же вечеромъ отправить мое письмо. Нашъ превосходный курьеръ убдился, что опасность погони миновалась. Негодяи до такой степени попали въ просакъ, что уже вернулись въ Англію, чтобы сторожить насъ въ Фольвстон и Дувр. Завтра утромъ мы повидаемъ этотъ прелестный городъ — о, какъ неохотно!— и демъ въ Берлинъ, чтобы тамъ ссть на пароходъ, который отходитъ въ Гуль. Я еще напишу вамъ съ дороги. Съ благодарностью преданная вамъ

‘Катерина Линлей’.

Мистеръ Саррацинъ спряталъ это письмо въ отдльный ящикъ и улыбнулся въ то время, какъ запиралъ его.— Желалъ бы я знать, ршилась ли она, наконецъ?— спросилъ онъ самого себя.— Еслибы не курьеръ, я бы не былъ за нее спокоенъ, даже теперь.
Другое письмо пріятно удивило его. Въ немъ возвщалось, что писавшій его только-что вернулся изъ Соединенныхъ Штатовъ и приглашаетъ мистера Саррицана на обдъ сегодня вечеромъ, оно было подписано: ‘Рандаль Линлей’. Во мнніи мистера Саррацина Рандаль всегда занималъ боле высокое мсто, нежели его братъ. Юристъ зналъ мистриссъ Линлей еще двушкой и считалъ, что она умне поступила бы, выйдя замужъ за младшаго брата, а не за старшаго. Его знакомство съ Рандалемъ скоро перешло въ дружбу. Но съ Гербертомъ у него знакомство ни на шагъ не подвигалось впередъ къ боле дружескому сближенію. Они оставались хорошими знакомыми — и только.
Въ семь часовъ вечера оба пріятеля сидли за маленькимъ столикомъ въ отдльной комнат гостинницы и осыпали другъ друга градомъ вопросовъ, отвчать на которые имъ ничто не могло помшать, кром обда, который былъ такъ необыкновенно хорошъ, что заслуживалъ вниманія отъ перваго блюда до послдняго.
Рандаль первый заговорилъ.
— Прежде, нежели говорить о чемъ-нибудь другомъ,— сказалъ онъ,— сообщите мн все, что знаете о Катерин и ея ребенк. Гд они находятся?
— Возвращаются въ Англію изъ Германіи, гд провели нкоторое время.
— И старуха съ ними?
— Мистриссъ Прести гостила все это время у друзей въ Лондон.
— Какъ! разв он разстались? Чтожъ, поссорились что-ли?
— Нисколько, разстались друзьями въ строгомъ смысл этого слова. О! Рандаль, что вы длаете? Не кладите перцу въ этотъ превосходный супъ. Онъ почти такъ же хорошъ, какъ gras double въ парижскомъ Caf Anglais.
— Вы правы, я это сдлалъ въ разсянности. Но меня безпокоитъ мысль о Катерин. Почему она ухала заграницу?
— Разв вы ничего о ней не знаете?
— Ничего не слыхалъ уже полгода, или даже боле. Я нечаянно разсердилъ ее, написавъ слишкомъ благопріятное для Герберта письмо. Мистриссъ Прести отвчала мн на мое письмо и просила не писать больше Кат. Какъ-то не похоже на нее такъ долго сердиться.
— Выкиньте эту мысль изъ головы,— отвчалъ внушительно адвокатъ.— Поймите ея молчаніе какъ слдуетъ: страшныя заботы осаждаютъ ее съ тхъ поръ, какъ вы ухали въ Америку.
— Заботы, въ которыхъ виноватъ братъ? О, надюсь, что нтъ!
— Вполн и безусловно виноватъ… говоря правду. Неужели вы не догадываетесь, въ чемъ дло?
— Неужели дло идетъ о ребенк? Неужели Гербертъ отнялъ Китти у мастери?
— Пока я — адвокатъ ея матери, мой другъ, брату вашему это не удастся. Пью за ваше возвращеніе въ Англію, мой другъ! Хорошій хересъ, только немного рзокъ на мой вкусъ. Нтъ, не будемъ пока говорить о семейныхъ непріятностяхъ. Мы успемъ обтолковать ихъ посл обда. Зачмъ вы здили въ Америку? надюсь не затмъ, чтобы читать публичныя лекціи?
— Я отлично проводилъ время среди гостепріимнйшихъ людей въ мір.
Мистеръ Саррацинъ покачалъ головой. У него на рукахъ какъ разъ былъ процессъ о незаконной перепечатк чужого литературнаго произведенія.
— Жалкій народъ!— произнесъ онъ.
— Почему?
— Потому что ихъ правительство забываетъ, въ чемъ состоятъ честь націи.
— Какъ такъ?
— Да такъ. Честь націи, которая признаетъ права собственности на произведенія ума и искусства у своихъ собственныхъ гражданъ, несомннно обязана оказывать такое же покровительство произведеніямъ другихъ гражданъ.
— Народъ въ этомъ не виноватъ.
— Разумется, нтъ. Я уже сказалъ, что виновато правительство. Теперь займемся этой рыбой.
Рандаль послдовалъ совту пріятеля.— Хорошій соусъ, не правда ли?— спросилъ онъ.
Эпикуреецъ нашелъ нужнымъ протестовать.— Хорошій?— повторилъ онъ.— Другъ мой, это просто совершенство. Я не хочу срамить англійскую кухню. Но подумайте о растопленномъ масл, и скажите, кто, кром иностранца (я не люблю иностранцевъ, но въ этомъ долженъ отдать имъ справедливость), могъ сочинить этотъ блый соусъ на вин?— Итакъ, у васъ не было особенныхъ причинъ създить въ Америку?
— Напротивъ того, у меня были какъ разъ особыя причины. Припомните, какую жизнь я привыкъ вести, когда жилъ въ Шотландіи, и подумайте, во что превратилась моя жизнь теперь? Ни замка, ни образцовой фермы для надзора, ни пріятныхъ шотландскихъ сосдей, я не могу бывать у брата, пока онъ ведетъ свой теперешній образъ жизни. Я оскорбилъ бы чувства Кати. Я лишился милой маленькой Китти. Я не долженъ, къ сожалнію, заработывать свой хлбъ. Я не интересуюсь политикой. Я съ удовольствіемъ мъ дичь, но не нахожу никакого удовольствія охотиться за ней. Что же мн оставалось длать, какъ не перемнить образъ жизни и не отправиться бродить по свту?.. Что съ вами? Я, кажется, перцу не бралъ на этотъ разъ?
Французская сторона въ характер мистера Саррацина опять взяла верхъ. Онъ съ негодованіемъ указалъ на чудно приготовленную птицу на тарелк у своего пріятеля.
— Что это значитъ, что вы выбрасываете трюфели и откладываете въ сторону?
— Да то, что я не люблю трюфелей,— отвтилъ Рандаль.
Мистеръ Саррацинъ всталъ, держа въ одной рук тарелку, въ другой вилку. Онъ обошелъ кругомъ стола и почтительно переложилъ заброшенные трюфели съ тарелки пріятеля на свою собственную.
— Рандаль, наступитъ время, когда вы въ этомъ раскаетесь, — торжественно сказалъ онъ:— а пока мн же лучше.
И пока не долъ трюфелей, онъ не разжималъ больше рта.
— Я думаю, что они показались бы мн еще вкусне, еслибъ я ихъ сълъ, закрывъ глаза,— замтилъ онъ, наконецъ,— но вы бы подумали, что я сплю.
Посл этого къ нему вернулась англійская національность и не покидала его до самаго дессерта. Тутъ французъ опять выглянулъ наружу. Онъ сталъ настаивать на томъ, чтобы повара поздравили и поблагодарили отъ его имени.
— Наконецъ-то,— сказалъ Рандаль,— мы свободны, и теперь я хочу знать, почему Катя ухала въ Германію?

II.

Какъ юристъ, гость Рандаля понималъ, что пересказъ событій можетъ произвести должное впечатлніе только при одномъ условіи: его слдуетъ начать съ начала. Поэтому, передавъ все, что было сказано и сдлано во время посщенія имъ коттеджа, включая и свой первый урокъ рыболовства, подъ руководствомъ Китти, онъ остановился, чтобы налить себ стаканъ вина — и затмъ изумилъ Рандаля описаніемъ плана, составленнаго имъ, чтобы обмануть шпіоновъ и переплыть черезъ озеро, воспользовавшись туманомъ.
— Что же сказали на это дамы?— спросилъ Рандаль:— которая первая заговорила?
— Разумется, мистриссъ Прести! Она протестовала противъ опасности, которой подвергается ея жизнь при переправ черезъ озеро, окутанное туманомъ. Но мистриссъ Линлей выказала твердость, которой я не ожидалъ. Она думала только о Китти, поняла важность моего предложенія и пошла посовтоваться съ хозяйкой. Тмъ временемъ, я призвалъ садовника и сообщилъ ему о моемъ план. Онъ былъ одинъ изъ тхъ солидныхъ англичанъ, у которыхъ встрчаешь такую сообразительность, какой не ожидалъ, судя по ихъ вншности, судя по его лицу, вы бы подумали, что онъ спитъ: точно слушаетъ проповдь пастора, а не военную хитрость, изобртенную юристомъ. Но когда я кончилъ, тогда онъ показалъ, на что способенъ. Съ чисто англійскимъ лаконизмомъ, онъ задалъ мн вопросъ, который сейчасъ же возвысилъ его въ моемъ мнніи.— Сколько багажу, сэръ?— Какъ можно меньше,— отвчалъ я.— Сколько человкъ?— Дв барыни, двочка и я самъ.— Умете вы грести, сэръ?— Въ какой угодно вод, мистеръ садовникъ, въ соленой или прсной, какъ хотите. Подумать только, меня, атлета-англичанина, спрашивать: умю ли я грести! Мене, нежели въ часъ, мы уже были готовы ссть въ лодку, а любезный туманъ сталъ еще гуще.
Мистриссъ Прести уступила не безъ протеста. Китти себя не помнила отъ радости, мать ея была тиха и покорна. Но произошло одно обстоятельство, котораго я не совсмъ понималъ: это — присутствіе человка съ ружьемъ въ рукахъ на набережной.
— Неужели одинъ изъ шпіоновъ?
— Нтъ, это была выдумка садовника. Онъ былъ матросомъ въ свое время… а это такое ремесло, которое пріучаетъ человка (если только онъ на что-нибудь годный человкъ) думать и дйствовать одновременно. Онъ взглянулъ на негодяевъ, которые стерегли домъ, и узналъ въ одномъ изъ нихъ здшняго жителя, которому отлично извстно о томъ, что при коттедж есть лодка.— Этотъ малый не такъ глупъ, какъ кажется,— сказалъ садовникъ:— если онъ упомянетъ про лодку, то другой шпіонъ изъ Лондона, пожалуй, чего добраго, догадается. Я почелъ за лучшее поставить моего сына на набережной съ ружьемъ, на всякій случай. Если онъ увидитъ другую лодку (ихъ по этой сторон оэера есть съ полдюжины), которая поплыветъ вслдъ за нами, то пусть выстрлитъ, мы, можетъ быть, услышимъ выстрлъ и будемъ предупреждены. Это я придумалъ, сэръ, затмъ, чтобы насъ не захватили врасплохъ. Вы, можетъ быть, недовольны этимъ, сэръ?— Недоволенъ! въ т дни, когда дипломатія была не одной пустой комедіей, какой бы членъ конгресса вышелъ изъ этого садовника! Ну, вотъ, взяли мы весла въ руки и стали гресть, не на удачу, потому что съ нами былъ компасъ. Нашъ путь лежалъ прямо къ селенію на противоположномъ берегу озера, называемому Брайтфольдъ. Первая четверть часа прошла благополучно, а затмъ, чортъ побери (извините за грубость выраженія!) мы услышали выстрлъ!
— Что же вы сдлали?
— Продолжали грести и стали совщаться. На этотъ разъ я оказался самымъ смтливымъ. Шпіоны преслдовали насъ на удачу, имъ придется догадываться о томъ направленіи, какое мы избрали, и, по всей вроятности (принимая во вниманіе погоду), они вообразятъ, что мы изберемъ кратчайшій путь черезъ озеро. По моему совту, мы перемнили направленіе и направились къ большому городу, лежавшему выше въ берегу и называвшемуся Тоули. Тамъ мы высадились и ждали, что будетъ. Но никакой лодки вслдъ за нами не приплыло. Дураки оправдали мои ожиданія. Они отправились въ Брайтфольдъ. Оставалось полчаса до перваго позда, который долженъ былъ придти въ Тоули, а туманъ начиналъ разсяваться на этой сторон озера. Мы пошли по лавкамъ и сдлали одну покупку.
— Постойте минутку,— сказалъ Рандаль.— Что, въ Брайтфольд нтъ желзной дороги?
— Нтъ.
— А электрическій телеграфъ есть?
— Есть.
— Какъ странно, казалось бы, первымъ дломъ, съ ихъ стороны, было бы телеграфировать въ Тоули.
— Безъ сомннія. Но какъ бы они насъ описали, какъ вы думаете?
Рандаль отвчалъ:— Среднихъ лтъ джентльменъ, дв дамы, одна пожилая, и маленькая двочка. Этого достаточно, чтобы узнать васъ въ Тоули, если только начальникъ станціи уметъ читать.
— А сказать ли вамъ, что увидлъ начальникъ станціи посл того, какъ прочиталъ вашу телеграмму? ни пожилой дамы, ни среднихъ лтъ джентльмена, никого, кром одной молодой дамы съ маленькимъ мальчикомъ.
Лицо Раядаля прояснло.— Вы разстались, конечно, и переодли маленькую Китти. Какъ это вы устроили?
— Вдь я же вамъ сказалъ, что мы ходили по лавкамъ и я сдлалъ одну покупку: готовое платье для мальчика, которое отлично пришлось для Китти! Мистриссъ Линлей переодла двочку на одномъ пустомъ двор и спрятала ея длинные волосы подъ соломенную шляпу. Мы простились и разстались съ большими опасеніями съ моей стороны, которыя, къ счастію, оказались неосновательными. Китти съ матерью пошли на станцію желзной дороги, а я съ мистриссъ Прести въ нанятой коляск отправился въ конецъ озера ловить лондонскій поздъ. Вы знаете ли, Рандаль, что я измнилъ свое мнніе о мистриссъ Прести?
Рандаль улыбнулся.— Вы нашли, что у этой старухи есть хорошія качества, которыхъ сначала не замтишь?
— Случай представился мн въ этомъ убдиться.— отвтилъ юристъ.— Когда я предложилъ разстаться и объяснилъ свои резоны, я ожидалъ, что съ трудомъ уговорю мистриссъ Прести отказаться отъ путешествія съ дочкой и внучкой. Я напомнилъ ей, что у нея есть въ Лондон друзья, къ которымъ она можетъ отправиться гостить, и получилъ щелчокъ за свою дерзость.
— Я знаю и безъ васъ, что мн длать. демъ, я готова отправиться съ вами.— И для моей проницательности обидно сознаться, что я ожидалъ услышать отъ нея, что она соглашается на эту жертву ради дорогой своей дочери и пр. Ничуть не бывало. Она призналась въ настоящихъ мотивахъ ея поведенія съ откровенностью, которая снискала ей мое глубочайшее уваженіе.— Я все на свт сдлаю,— сказала она,— лишь бы оставить въ дуракахъ Герберта Линлея и приставленныхъ имъ къ намъ шпіоновъ.— Не могу передать вамъ, какъ я былъ радъ, когда она получила свою награду въ тотъ же день. Мы опоздали на станцію и должны были дожидаться слдующаго позда. И что же случилось, какъ бы вы думали? Оба негодяя слдовали за нами по пятамъ, вмсто того, чтобы увязаться за мистриссъ Линлей. Они, вроятно, освдомлялись о насъ на извозчичьемъ двор, гд мы нанимали экипажъ, признали насъ по описанію и похали за нами въ Лондонъ, но остались съ носомъ. Пріхавъ въ Лондонъ, я и мистриссъ Прести пожали другъ другу руки, какъ самые короткіе пріятели, какіе когда-либо вмст путешествовали. Посл этого, надюсь, что я заслужилъ еще стаканъ вина.
— Разсказывайте дальше и получите еще цлую бутылку!— закричалъ Рандаль.— Что сдлала Катя съ дочкой посл того, какъ разсталась съ вами?
— Самое безопасное, что только можно: оставила Англію. Мистриссъ Линлей просто молодцомъ показала себя при этомъ случа. Она очень умно сообразила, что ей слдуетъ избгать большихъ и людныхъ портовъ, какъ Фолькстонъ и Дувръ, которые наврное стерегли, и отплыть изъ какого-нибудь мстечка на восточномъ берегу. Мы посовтовались съ путеводителемъ и увидли, что изъ Гуля въ Бременъ ходитъ разъ въ недлю пароходъ. Посл скучнаго путешествія въ Кумберлэндъ, несносныхъ перемнъ вагоновъ, он прибыли во время, чтобы ссть на пароходъ. Первое извстіе о нихъ было получено мною изъ Бремена. Тамъ они ждали отъ меня дальнйшихъ инструкцій. Я послалъ имъ свои инструкціи съ безусловно добросовстнымъ и надежнымъ курьеромъ… итальянцемъ, курьеромъ, котораго я зналъ уже двадцать лтъ. Сознаться ли въ этомъ? Я думалъ, что поступилъ хорошо, доставивъ мистриссъ Линлей покровителя на то время, которое не могу быть около нея.
— И я такъ думаю,— замтилъ Рандаль.
— Ошибка, безусловная ошибка. Я попалъ въ просакъ, перехитрилъ и былъ наказанъ. Вы знаете, что я совтовалъ мистриссъ Линлей?
— Да. Вы убдили ее съ величайшимъ трудомъ просить развода.
— Прекрасно. Я уже сдлалъ вс необходимые для того шаги, когда получилъ письмо изъ Германіи. Моя прелестная кліентка перемнила мнніе и отказывалась хлопотать о развод. Вотъ какъ я былъ наказанъ за то, что перехитрилъ.
— Я васъ не понимаю.
— Дорогой другъ, вы сегодня ужасно непонятливы. Я такъ успшно устроилъ безопасное убжище для мистриссъ Линлей и ея ребенка и мой превосходный курьеръ обставилъ ихъ такими удобствами въ Ганновер, что она ‘не видла больше основанія прибгать къ непріятному средству, указанному мною, и которое было противно всмъ ея убжденіямъ, и такъ гршно, и позорно’. Опытъ доказалъ ей (благодаря мн), что нечего бояться, чтобы Китти открыли и отняли у нея. Поэтому она просила меня написать моему агенту въ Эдинбургъ и увдомить его, чтобы онъ взялъ ея просьбу назадъ изъ суда. Ахъ, вы понимаете, наконецъ, мое положеніе! Упрямая женщина шла на рискъ, который пробудилъ всю мою тревогу. Съ каждой почтой я ожидалъ услышать, что она наказана за свое безразсудство и что вашъ братъ захватилъ ребенка. Погодите смяться надо мной. Если бы не курьеръ, такъ бы оно и было.
Рандаль съ удивленіемъ взглянулъ на него.— Какъ! но вдь прошло нсколько мсяцевъ. Неужели, посл такого долгаго промежутка времени, мистриссъ Линлей не могла разсчитывать на безопасность?
— Судите, какъ хотите! Я могу только передать факты. Да и почему бы этого не могло быть? Сначала удача была на нашей сторон, а затмъ перешла на другую сторону. Это въ порядк вещей.
— Неужели вы, въ самомъ дл, врите въ удачу?
— Безусловно. Юристъ долженъ во что-нибудь врить. Онъ слишкомъ хорошо знаетъ законъ, чтобы въ него врить, а его кліенты (если только онъ человкъ съ душой) выказываютъ ему самыя отвратительныя стороны человческой природы. Бдняга вритъ въ удачу — все же лучше, чмъ ни во что не врить. Я вполн убжденъ, что случай помогъ лицу, нанятому мужемъ, открыть мстопребываніе жены и ребенка. Какъ бы то ни было, мистриссъ Линлей и Китти были узнаны на улицахъ Ганновера, узнаны и выслжены. Курьеръ былъ съ ними… опять тоже удача! Слишкомъ тридцать лтъ путешествовалъ онъ по Европ и изъздилъ въ ней вс углы и закоулки. Не было ни одного сколько-нибудь порядочнаго трактирщика, который бы его не зналъ и не былъ его пріятелемъ. ‘Я сдлалъ видъ, что не замчалъ, что за нами слдятъ (писалъ онъ мн изъ Ганновера) и отвелъ дамъ въ одну гостинницу… У этой гостинницы было два достоинства, съ нашей точки зрнія: у нея былъ выходъ съ задняго фасада черезъ конюшни, и ея содержатель былъ мой закадычный другъ. Я условился съ нимъ, чт ему говорить, если его станутъ разспрашивать, и продержалъ моихъ бдныхъ лэди три дня взаперти. Въ конц концовъ, полисменъ мистера Линлея отправился сторожить пароходы, ходившіе черезъ каналъ, а мы спокойно отплыли изъ Бремена въ Гуль’. Вотъ что мн сообщилъ курьеръ. Мн остается только прибавить, что бдная мистриссъ Линлей испугалась такъ, что сдалась окончательно. Она согласилась снова подать просьбу о развод. Если только мы будемъ настолько счастливы, что дло наше не будетъ отложено на долгое время, то я не боюсь, чтобы моя кліентка снова ускользнула у меня сквозь пальцы. Когда судъ займется нами?.. Рандаль, вы жили въ Шотландіи…
— Но не имлъ дла съ судами. Я жалю, что не могу ничего сообщить вамъ на этотъ счетъ.
Мистеръ Саррацинъ поглядлъ на часы.
— Въ такомъ случа, мы напрасно теряемъ дорогое время. Извините меня, если я отправлюсь въ клубъ.
— Вы идете за справками?
— Да. У насъ есть нсколько закоренлыхъ игроковъ въ вистъ, которыхъ всегда найдешь въ игорной комнат. Имъ, сколько мн помнится, приходилось возиться съ шотландскими судами. Мн сейчасъ пришло въ голову, что стоитъ съ ними посовтоваться.
— Пришлите мн сказать, если что узнаете, — попросилъ Рандаль на прощанье.
Юристъ пожалъ ему руку.— Вы, кажется, такъ же тревожитесь на этотъ счетъ, какъ и я.
— Сказать по правд, меня безпокоить мысль о Кат. Если время слишкомъ затянется, то мало ли что можетъ случиться прежде, нежели законъ утвердитъ права матери на ребенка. Позвольте мн послать вслдъ за вами въ клубъ одного изъ здшнихъ слугъ. Вы дадите ему записку съ извщеніемъ о томъ, когда начнется процессъ.
— Съ величайшимъ удовольствіемъ. Покойной ночи.
Оставшись одинъ, Рандаль просидлъ нкоторое время у камина, размышляя о будущемъ. Оно казалось ему непривлекательнымъ. Чтобы отвлечь мысли отъ этого непріятнаго сюжета, онъ раскрылъ портфель и вынулъ изъ него два или три письма, адресованныхъ къ нему капитаномъ Бенедекомъ, въ то время, какъ онъ былъ въ Америк.
Капитанъ сдлалъ ту ошибку, которую каждый изъ насъ длалъ въ свое время. Онъ такъ увлекался тмъ, что его занимало въ данную минуту, что совсмъ не заботился о своемъ здоровь и послднее разстроилось до такой степени, что человкъ, сильное сложеніе котораго легко перенесло холодъ и голодъ въ арктическихъ моряхъ, сломился отъ умственнаго напряженія въ Лондон.
Эта новость сообщалась въ первомъ письм.
Во второмъ, писанномъ уже подъ диктовку, кратко перечислялись способы леченія. Капитану посовтовали прежде всего лечиться свжимъ, морскимъ воздухомъ. Въ то же самое время ему запретили получать письма или телеграммы во время отсутствія изъ города, до тхъ поръ, пока докторъ не повидаетъ его. Эти инструкціи вызвали необходимость нанять яхту.
Въ третьемъ и послднемъ письм возвщалось, что яхта нанята и описывались планы капитана, когда судно будетъ совсмъ готово. Въ постскриптум этого письма стояли слдующія строки:
‘Не слыхали ли вы чего-нибудь новаго объ этой бдной двушк, дочери моего стараго пріятеля, Родерика Уэстерфильда, печальная исторія которой осталась бы мн на вки неизвстной, если бы не вы? Я увренъ, что у васъ были основательныя причины не сообщать мн имени человка, который соблазнилъ ее, и ея адреса. Но со временемъ, можетъ быть, вы найдете возможнымъ это сдлать, и тогда не медлите ни минуты, потому что, какъ бы ни были велики препятствія на моемъ пути, они не помшаютъ мн употребить вс усилія, чтобы спасти погибающую душу’.
Рандаль подошелъ къ письменному столу, собираясь отвчать капитану. Но не усплъ онъ написать нсколькихъ словъ, какъ вернулся слуга съ общанной юристомъ запиской. Новости, сообщенныя мистеромъ Саррациномъ, были успокоительныя:
‘Я боле, чмъ когда-либо, врю въ удачу. Если мы поторопимся,— а я не намренъ мшкать,— то можемъ получить разводъ, по моему разсчету, въ три недли’.

III.

Просьба мистриссъ Линлей о развод была выслушана въ первомъ отдленіи суда въ Эдинбург, гд лордъ президентъ былъ судьей.
Къ великому разочарованію обширной аудиторіи, которая собралась слушать процессъ, со стороны мужа не было выставлено защиты: ршеніе мудрое, такъ какъ показанія жены и ея свидтелей были вн всякаго спора. Но одинъ сенсаціонный инцидентъ произошелъ при заключеніи судебной процедуры. Вслдствіе внезапной болзни мистриссъ Линлей, ей пришлось удалиться изъ засданія въ самый интересный для нея моментъ, какъ разъ передъ тмъ, какъ судья долженъ былъ объявить свой приговоръ.
Но, какъ показали послдствія, уходъ бдной дамы былъ самымъ для нея счастливымъ обстоятельствомъ. Осудивъ поведеніе мужа съ безпощадной строгостью, лордъ-президентъ удивилъ большинство присутствующихъ, выразившись о жен слдующимъ образомъ:
— Какъ ни сильно была оскорблена мистриссъ Линлей, изъ свидтельскихъ показаній явствуетъ, что сама она далеко не безупречна. Она провинилась, по меньшей мр, въ неосторожности. Когда преступная привязанность мистера Герберта къ миссъ Уэстерфильдъ была доведена до свденія м-съ Линлей, она, повидимому, слишкомъ понадялась на ихъ усилія противостоять послднему искушенію. Она была такъ снисходительна (не дожидаясь даже, оправдаютъ ли дальнйшія событія эту снисходительность), что сама сознается, что протянула руку на прощанье миссъ Уэстерфильдъ, какихъ-нибудь полчаса спустя посл того, какъ передъ ней обнаружено было преступное нарушеніе этою молодой особой всхъ правилъ скромности, долга и благодарности. Сказать, что это былъ поступокъ опрометчивой женщины, преступно неосторожной и, могу почти сказать, преступно неделикатной, — значитъ только сказать то, что она заслуживаетъ. Въ другомъ случа, о которомъ я вынужденъ упомянуть, ея поведеніе заслуживаетъ еще большаго порицанія. Она сама, повидимому, устроила соблазнъ, передъ которымъ не устоялъ ея мужъ, и такимъ образомъ (въ нкоторой степени, по крайней мр) вызвала катастрофу, которая привела ее въ судъ. Я намекаю на то, что она пригласила гувернантку,— которая въ это время была удалена изъ ея дома и нашла себ мсто въ другомъ, вернуться въ ея домъ подъ рискомъ (что и случилось) встртиться тамъ съ мистеромъ Гербертомъ Линлеемъ съ-глазу-на-глазъ. Я знаю, что материнская забота, заставившая мистриссъ Линлей поступить такимъ образомъ, извиняетъ и даже оправдываетъ, въ глазахъ многихъ людей, этотъ крайне пагубный поступокъ, и я самъ придалъ этому соображенію (и боюсь, что это непростительная слабость съ моей стороны) большое значеніе при ршеніи вопроса о развод. Да позволено мн будетъ выразить серьезную надежду на то, что мисстрисъ Линлей приметъ къ свденію все, что случилось, и если когда-нибудь судьба поставитъ ее снова въ затруднительное положеніе, совтую ей получше управлять своими впечатлніями и не поддаваться первому движенію, понятному, быть можетъ, въ молодой двушк, но какъ ненатуральному, такъ и непростительному въ женщин ея лтъ’.
Посл того, его лордство произнесъ приговоръ о развод въ обычной форм, причемъ опека надъ ребенкомъ предоставлялась матери.

——

Такъ быстро, какъ только могла везти наемная карета, мистеръ Саррацинъ похалъ изъ суда на квартиру мистриссъ Линлей, чтобы сообщить ей, что главная цль ихъ, материнская опека надъ ребенкомъ, достигнута.
У дверей онъ столкнулся съ мистриссъ Прести. Ее сопровождалъ незнакомый господинъ, оказавшійся докторомъ, къ помощи котораго пришлось обратиться. Заинтересованный профессіонально въ результат процесса, этотъ джентльменъ предложилъ сообщить добрую всть своей паціентк. Онъ ждалъ, пока подйствуютъ успокоительныя капли, прописанныя имъ больной, и надялся, что результатъ ихъ не замедлить сказаться. Съ этими словами, онъ вышелъ изъ комнаты.
Пока докторъ говорилъ, мистриссъ Прести вывела свои собственныя заключенія изъ внимательнаго изученія лица мистера Саррацина.
— Я сдлаю непріятное замчаніе, — объявила она:— вы точно на десять лтъ постарли, сэръ, съ тхъ поръ, какъ мы разстались съ вами сегодня поутру. Сдлайте одолженіе, подойдите къ буфету.
Адвокатъ повиновался, и она налила ему рюмку вина.— Вотъ лекарство, если что-нибудь васъ разстроило.
— Разстроило, сказать мало!— признался мистеръ Саррацинъ.— Я просто взбшенъ. Неприлично человку въ моемъ положеніи говорить такъ про человка въ положеніи лорда-президента, но я не могу не сказать, что онъ долженъ былъ бы стыдиться самого себя.
— Посл того, какъ далъ намъ разводъ!— воскликнула мистриссъ Прести.— Что же онъ сдлалъ?
Мистеръ Саррацинъ повторилъ то, что судья сказалъ про мистриссъ Линлей.
— По моему мннію,— прибавить онъ,— такія слова съ его стороны оскорбительны для вашей дочери.
— А между тмъ,— повторила мисстрисъ Прести,— онъ далъ намъ разводъ.
Она вернулась въ буфету, налила вторую дозу лекарства отъ раздраженія и сама приняла ее.
— Какого сорта человкъ лордъ-президентъ?— спросила она, опорожняя рюмку.
Это показалось страннымъ вопросомъ при существующихъ обстоятельствахъ, но мистеръ Саррацинъ отвчалъ на него, какъ могъ.
— Превосходный человкъ,— сказалъ онъ:— это-то и непонятно. Мн говорили, что это — самый добросовстный и почтенный человкъ, какой когда-либо засдалъ на судейской скамь. Извините меня, мистриссъ Прести, я никакъ не разсчитывалъ произвести на васъ такое впечатлніе.
— Какое впечатлніе?
— У васъ такой видъ, какъ будто бы вы нашли оправданіе для судьи.
— Вы какъ разъ угадали.
— Вы нашли для него оправданіе?
— Именно.
— Позвольте узнать, въ чемъ оно заключается?
— Наслдственный недугъ, сэръ.
— Могу узнать, какой?
— Можете. Подагра.
Мистеръ Саррацинъ какъ-будто понялъ ее, наконецъ.— Вы лично знакомы съ лордомъ-президентомъ?
Мистриссъ Прести отвчала, что нтъ.
— Я, мистеръ Саррацинъ, сужу по аналогіи. Я просто прикладываю къ лорду-президенту тотъ опытъ, который пріобрла, имя дло съ другимъ высокопоставленнымъ оффиціальнымъ лицомъ. Вы знаете, что мой первый мужъ былъ министромъ?
— Я слышалъ это отъ васъ не разъ, мисстрисъ Прести.
— Хорошо. Вы, можетъ быть, тоже слышали, что покойный мистеръ Норманъ былъ замчательно хорошо воспитанный человкъ. И какъ въ палат общинъ, такъ и вн ея всегда безукоризненно вжливъ. Разъ случилось такъ, что я помшала ему въ то время, какъ онъ занятъ былъ однимъ актомъ парламента. Прежде, нежели я успла извиниться — я вамъ говорю это по секрету — онъ швырнулъ въ меня актомъ парламента. Девяносто девять женщинъ изо ста швырнули бы его ему обратно. Зная его недугъ, я ршилась подождать день или два. На второй день мои ожиданія оправдались. Большой палецъ на ног у мистера Нормана сталь величиною съ мой кулакъ и красенъ, какъ ракъ, онъ со слезами на глазахъ извинился за свой поступокъ. Скрытая подагра руководила мистеромъ Норманомъ, скрытая подагра руководила и лордомъ-президентомъ. У него распухнетъ палецъ, и если бы мн удалось убдить дочь постить его, то онъ извинился бы передъ ней со слезами на глазахъ.
Этому интересному эксперименту не суждено было осуществиться. Ошибочное или врное, но объясненіе строгости лорда-президента, сдланное мистриссъ Прести, осталось безъ проврки. Мистеръ Саррацинъ пытался перемнить разговоръ. Но мистриссъ Прести еще не все договорила.
— Я бы желала знать еще одну вещь,— сказала она.— Что, замчанія его лордства появятся въ газетахъ?
— Безъ всякаго сомннія.
— Въ такомъ случа, я постараюсь (ради моей дочери), чтобы газеты не проникли въ нашъ домъ завтрашній день. Что касается гостей, то намъ нечего ихъ бояться. Катя врядъ ли выйдетъ изъ своей комнаты, это проклятое дло совсмъ положило ее въ лоскъ.
Докторъ вернулся въ эту минуту. Не раздляя мрачнаго взгляда старой дамы на свою паціентку, онъ согласился, что она находится въ большомъ нервномъ разстройств, по его мннію, пребываніе въ Шотландіи для нея никуда не годилось, и онъ совтовалъ хать на югъ. Если перемна климата не произведетъ улучшенія, то ей можно будетъ, по крайней мр, пользоваться совтами наилучшихъ лондонскихъ докторовъ. Черезъ день или два ей можно безопасно пуститься въ путь съ тмъ лишь, чтобы отдыхать по дорог.
Давъ этотъ совтъ, докторъ ушелъ. Вскор посл его ухода, пришла Китти съ порученіемъ отъ мистриссъ Линлей.
— Что, маму лекарство еще не усыпило?— спросила мистриссъ Прести.
Китти покачала головой.
— Мама, хочетъ завтра хать, и никакое лекарство не усыпитъ ее, пока она съ вами не переговоритъ и все не будетъ улажено. Вотъ что она мн сказала.
Когда мистриссъ Прести выходила изъ комнаты, внучка съ озабоченнымъ видомъ глядла ей вслдъ.
— Въ чемъ дло?— спросилъ мистеръ Саррацинъ:— вы сегодня очень серьезны.— Китти знакомь велла ему замолчать.— Бабушка иногда подслушиваетъ у дверей,— шопотомъ произнесла она.— Я не хочу, чтобы она меня слышала.
Она подождала немного, затмъ подошла въ мистеру Саррацину, таинственно насупившись.— Посадите меня въ себ на колни,— сказала она.— У насъ въ дом что-то неладно.
Мистеръ Саррацинъ посадилъ ее въ себ на колни и поспшно спросилъ, что у нихъ не ладно. Отвтъ Китти смутилъ его.
— Я прихожу въ мам въ комнату каждое утро, когда проснусь. Я взлзаю на кровать, цлую ее и говорю: ‘доброе утро!’ и иногда, когда мама не торопится встать, улягусь у нея на кровати и опять засну. Мама думала сегодня утромъ, что я сплю. А я не спала… я только тихонько лежала. Сама не знаю, почему я тихонько лежала.
Добрый мистеръ Саррацинъ ободрилъ ее.— Ну, что же было дальше?
— Пришла бабушка. Она сказала мам, чтобы она не унывала. Она сказала: ‘черезъ нсколько часовъ все будетъ кончено’, и еще: ‘какая забота будетъ удалена изъ твоей головы!’ И потомъ: ‘что, дитя спитъ?’ А мама отвчаетъ: ‘Да’. И тогда бабушка взяла одну изъ маминыхъ губокъ. И я думала, что она хотла вымыться ею. Но что бы, вы думали, она сдлала?
Мистеръ Саррацинъ усомнился въ разсудительности того, что сдлала мистриссъ Прести съ губкой, но только сказать:— Продолжайте.
— Бабушка опустила ее въ кувшинъ съ водой,— продолжала Китти съ серьезнымъ лицомъ,— но не стала мыться. Она взяла одинъ изъ чемодановъ мамы. Она хоть и старая, а ужасно сильная, скажу я вамъ. И стала смывать маминъ шифръ. А мама спросила: ‘Зачмъ вы это длаете?’ а бабушка говоритъ — знаете, это ужасно, что я вамъ сейчасъ скажу, о! но я помню слово въ слово, это то же самое, что учить уроки наизусть, только веселе — ну, вотъ бабушка и говоритъ: ‘прежде чмъ пройдетъ сегодняшній день, это имя уже перестанетъ быть твоимъ именемъ’.
Мистеръ Саррацинъ увидлъ, въ какой лабиринтъ завела его нечаянно его юная пріятельница. Разводъ и неизбжное возвращеніе жен двическаго имени — вотъ т предметы, о которыхъ желала узнать Китти отъ самаго умнаго человка, какой у нея былъ подъ рукой — у законнаго совтника своей матери.
Мистеръ Саррацинъ пытался спустить ее съ своихъ колнъ. Но она ухватилась за его шею. Онъ подумалъ, что желзная дорога его спасетъ, и сообщилъ ей, что ему нужно хать обратно въ Лондонъ. Она только крпче прижалась къ нему.
— Право же, я не могу больше ждать, моя душа,— и всталъ, несмотря на вс ея усилія удержать его въ сидячемъ положеніи. Китти ухватилась тогда за его ноги и за руки, но, такъ какъ это было неудобно, то разсердилась.
— Мама хочетъ перемнить фамилію!— закричала она во все горло, точно адвокатъ вдругъ оглохъ.— Бабушка говоритъ, что она должна называться мистриссъ Норманъ. А я буду миссъ Норманъ. Я не хочу! Гд папа? я напишу ему. Я знаю, что онъ этого не позволитъ. Слышите вы? гд папа?
Она уцпилась ручонками за воротникъ сюртука мистера Саррацина и хотла потрясти его, съ яростью ршивъ добиться отъ него объясненія. Но въ эту критическую минуту мистриссъ Прести растворила дверь и остановилась въ остолбенніи на порог.
— Уцпилась за мистера Саррацина руками и ногами!— воскликнула старуха.— Маленькая шалунья, что ты,— обезьянка или двочка?
Адвокатъ мягко опустилъ Китти на полъ.
— Помните, Самуэль,— шепнула она ему:— я не хочу быть миссъ Норманъ.
Мистриссъ Прести сурово указала ей на дверь.— Ты подняла крикъ какъ разъ въ такое время, когда твоей матери требуется крайній покой. Если я тебя снова услышу, то посажу на хлбъ и на воду на всю остальную недлю.
Китти удалилась въ немилости, а мистриссъ Прести принялась точить свой языкъ о мистера Саррацина.
— Я удивляюсь, сэръ, что вы позволяете этой дрянной двчонк, моей внучк, такія вольности. Никто бы не поврилъ, что вы женатый человкъ и отецъ семейства.
— А это какъ разъ поэтому, дорогая мистриссъ Прести,— отвтилъ мистеръ Саррацинъ.— Я дурачусь съ родными дтьми и позволяю и Китти съ собой дурачиться. Могу я вамъ быть чмъ-нибудь полезенъ въ Лондон?— продолжалъ онъ, направляясь къ двери:— я оставляю Эдинбургъ съ первымъ поздомъ. И общаю вамъ,— прибавилъ онъ, съ лукавымъ блескомъ въ глазахъ,— что это было мое послднее конфиденціальное свиданіе съ вашей внучкой. Если она пожелаетъ задавать новые вопросы, то пускай обращается къ вамъ.
Мистриссъ Прести поглядла вслдъ уходящему адвокату съ недоумніемъ: какое ‘конфиденціальное свиданіе’? какіе ‘вопросы’? Посл нкотораго размышленія, знакомство съ характеромъ внучки внушило ей попытать лаской узнать то, чего нельзя добиться строгостью. Она поглядла на кэкъ, стоявшій на буфет.— Мн стоить только простить Китти,— ршила она,— и двочка сама мн все перескажетъ.

IV.

Изъ друзей и знакомыхъ, которые водились съ Гербертомъ Линлеемъ въ прежніе счастливые дни, не боле двухъ-трехъ поддерживали знакомство съ нимъ теперь, во время его позора. Нечего, конечно, прибавлять, что эти немногіе знакомые были мужчины.
Одинъ изъ такихъ врныхъ друзей, не измнившихъ въ тяжкіе дни испытанія, только-что разстался съ Гербертомъ въ лондонской гостинниц, гд Линлей нанялъ комнаты для себя и для своей спутницы подъ именемъ мистера и мистриссъ Гербертъ. Этотъ знакомый былъ пораженъ перемной, замченной имъ въ бывшемъ хозяин Моунтъ-Морвена. Прежняя полнота Линлея исчезла, онъ сталъ такъ худъ, какъ посл болзни, краска здоровья тоже сошла съ его лица: оно было блдно и измучено. Онъ длалъ усилія, чтобы казаться прежнимъ веселымъ и беззаботнымъ человкомъ, но это ни къ чему не приводило, и на него жалко было глядть. ‘Пожертвовавъ всмъ, что длаетъ жизнь спокойной и почтенной, онъ не получилъ взамнъ ничего, ни даже призрака счастія’. Съ такимъ печальнымъ заключеніемъ спускался уходившій гость его съ лстницы гостинницы и пошелъ по улиц.
Линлей вернулся къ газет, которую онъ читалъ, когда пріятель пришелъ къ нему.
Строка за строкой слдилъ онъ за судебнымъ отчетомъ, который возвщалъ тысячамъ читателей, что жена развелась съ нимъ и, по закону, стала опекуншей его ребенка. Слово за словомъ вникалъ онъ съ мрачнымъ вниманіемъ въ суровыя выраженія, въ какихъ лордъ-президентъ заклеймилъ его поведеніе и поведеніе Сидни Уэстерфильдъ. Фраза за фразой прочиталъ онъ порицаніе образа дйствій несчастной женщины, которую онъ общалъ любить и уважать. Но и этого ему показалось мало. Перевернувъ страницу, онъ углубился въ передовую статью, комментировавшую судебный процессъ и написанную въ тон возвышеннаго и добродтельнаго состраданія. Въ ней вступались за жену и находили, что судья былъ къ ней несправедливъ, но въ то же самое время утверждали, что нельзя достаточно сильно заклеймить поведете мужа и гувернантки, и что никакая кара, которую готовитъ имъ будущее, не будетъ слишкомъ велика.
Онъ бросилъ газету на столъ и задумался о томъ, что прочиталъ.
Какъ бы онъ ни былъ виноватъ, но одно несомннно, что онъ испилъ чашу горечи до дна. Когда онъ оглядывался назадъ, онъ видлъ только разбитую, и имъ самимъ, жизнь. Если онъ заглядывалъ въ будущее, то видлъ пустыню, безъ всхъ тхъ приманокъ, которыя необходимы человку во цвт лтъ. Жену и ребенка онъ безусловно потерялъ — все равно, какъ если бы они для него умерли,— и это было дломъ его жены. Имлъ ли онъ право жаловаться? Нтъ, ни тни права. Какъ справедливо говорятъ газеты, онъ заслужилъ это.
Часы пробили и вывели его изъ задумчивости. Онъ перешелъ черезъ комнату и направился къ окну. Мимоходомъ нечаянно заглянулъ въ зеркало. Въ немъ отражалось лицо съ выраженіемъ на немъ мрачнаго отчаянія.— Она сейчасъ вернется назадъ,— припомнилъ онъ,— она не должна меня видть такимъ!
И онъ подошелъ къ окну и, чтобы прогнать мысли (и такимъ образомъ заставить лицо проясниться), сталъ наблюдать за потокомъ жизни, струившимся по многолюдной улиц. Искусственная веселость, притворная любовь въ присутствіи Сидни — вотъ на что свелась вся его жизнь.
Если бы онъ зналъ, что она ушла изъ дому, ища временной разлуки, если бы онъ подозрвалъ, что и у нея тоже были мысли, которыя она должна была скрывать: мучительное онасеніе, что она лишится его любви, ужасающее подозрніе, что онъ уже началъ сравнивать ее съ женой, и результатъ этихъ сравненій клонился не въ выгод ея, Сидни, — если бы онъ догадался объ этомъ, то чмъ бы это все кончилось? Но до сихъ поръ она умла избгнуть опасности возбудить его подозрнія. Что она любила его — это онъ зналъ. Что она уже начала сомнваться въ его привязанности — этому онъ бы не поврилъ, скажи ему это стариннйшій пріятель съ наилучшими доказательствами. Она сказала ему сегодня утромъ за завтракомъ: — Въ Лондон есть одна добрая женщина, у которой мы жили на квартир, когда я была ребенкомъ, и которая была очень ласкова со мной,— и попросила позволенія пойти справиться, все ли еще она жива, съ спокойнымъ голосомъ и безъ всякаго принужденія въ улыбк. Только, когда она очутилась на улиц, нескромныя слезы навернулись у нея на глазахъ и тяжкій вздохъ вырвался изъ груди и неслышно излилъ свою горечь въ шумный потокъ лондонской жизни. Пока онъ стоялъ у окна, онъ видлъ, какъ она переходила улицу, возвращаясь домой. Она вошла въ комнату, раскраснвшись отъ движенія, поцловала его и съ милой улыбкой спросила: ‘что, ты соскучился безъ меня?’ — Кто бы подумалъ, что сердце этой женщины полно мукой недоврія и страхомъ быть брошенной!
Онъ пододвинулъ ей кресло и, свъ рядомъ съ нею, спросилъ: устала ли она? Все то вниманіе, какого она могла требовать отъ человка, котораго любила, было ей оказано съ кажущейся искренностью. Она помогала ему играть комедію и отвчала такъ, какъ если бы душа ея была вполн спокойна.
— Нтъ, милый, я не устала, но я рада, что вернулась домой.
— Ты нашла свою старую хозяйку въ живыхъ?
— Да. Но, бдная, какъ она перемнилась! Ей, должно быть, тяжко жилось, съ тхъ поръ, какъ я ее видла.
— Она тебя, конечно, не узнала?
— О! нтъ. Она глядла на меня и на мой костюмъ съ величайшимъ удивленіемъ и сказала, что ея комнаты не пригодны для молодой дамы, какъ я. Я сказала, что знаю ея комнаты давно, съ дтскихъ лтъ, чтобы подготовить ее къ тому, кто я. Ахъ, какая это была грустная встрча для насъ обихъ! Она расплакалась, когда я ее поцловала, и мн пришлось сообщить ей, что матушка моя умерла, а братъ пропалъ безъ всти. Я попросила ее пойти въ кухню со мной, думая, что это развлечетъ насъ обихъ. Ея кухня казалась для меня раемъ во время оно, въ ней было такъ тепло, я, бывало, согрюсь да еще вдобавокъ меня и накормятъ. Ты не можешь себ представить, Гербертъ, какъ пуста и бдна показалась мн теперь эта кухня. Я рада была уйти изъ нея и пошла наверхъ. Тамъ былъ чердакъ, гд я очень любила играть, я увидла, что много перемнъ произошло въ немъ съ тхъ поръ, какъ я не была.
— Къ лучшему?
— Другъ мой, хуже прежняго быть бы не могло! Мой грязный чердакъ былъ вычищенъ и исправленъ, вся старая рухлядь изъ него удалена и хорошенькая, чистенькая кровать стояла въ углу. Какой-то клеркъ изъ Сити нанялъ чердакъ. Я бы его не узнала. Но меня ждалъ еще новый сюрпризъ и очень пріятный на этотъ разъ. Угадай, что нашла хозяйка, убирая чердакъ?
— Что-нибудь изъ твоихъ прежнихъ вещей?
— Ты правъ наполовину, она нашла вещи, напомнившія мн отца: нсколько листковъ изъ псенника, изъ котораго онъ училъ меня пть псни, и небольшую связку его писемъ, которую моя мать, врно, отложила въ сторону, да и позабыла. Посмотри, я принесла ихъ съ собой, хочу просмотрть ихъ, но это тебя не интересуетъ.
— Напротивъ.
Онъ отвчалъ машинально, потому что самъ думалъ въ это время о другомъ. Она боялась прямо замтить ему это, но ршилась сказать, что онъ, кажется, не совсмъ здоровъ.— Я уже давно это замчаю,— призналась она.— Ты привыкъ жить въ деревн, я боюсь, что лондонскій воздухъ теб вреденъ.
Онъ допустилъ, что она, можетъ быть, права, но все разсянно, все думая о развод. Она положила письма и листки изъ псенника на столъ и наклонилась къ нему. Нжно, хотя и застнчиво, обняла она его шею рукой.
— Подемъ куда-нибудь, гд воздухъ чище,— предложила она: — морской воздухъ можетъ теб быть полезенъ. Какъ ты думаешь?
— Хорошо, душа моя. Куда мы подемъ?
— О! я предоставляю теб выбрать мсто.
— Нтъ, Сидни. Я предложилъ поселиться въ Лондон. Теперь ты придумай, куда намъ хать.
Она покорилась и сказала, что подумаетъ объ этомъ. Уходя изъ комнаты, впервые съ тревогой, написанной на лиц, она захватила листки и положила ихъ въ карманъ платья. При этомъ она увидла газету на стол.— Есть что-нибудь интересное сегодня?— спросила она и потянула газету къ себ. Онъ быстро, почти рзко, взялъ газету изъ рукъ у нея. Но тотчасъ же извинился за рзкость.— Ничего интереснаго нтъ,— объяснялъ онъ:— вдь ты не интересуешься политикой.
Вмсто того, чтобы отвтить, она внимательно на него посмотрла.
Румянецъ, вызванный прогулкой, исчезъ съ лица. Она замолчала и поблднла. Сконфуженный, онъ улыбнулся принужденно.
— Надюсь, что я не оскорбилъ тебя,— пытался онъ развязно и весело произнести это.
— Въ газет есть что-то такое, чего ты не хочешь, чтобы я прочитала.
Онъ оспаривалъ это, но тмъ не мене положилъ газету въ карманъ. Голосъ ея сталъ еще глуше, а лицо блдне.
— Разв все кончено?— спросила она.— И уже напечатано въ газетахъ?
— О чемъ ты говоришь?
— О развод.
Онъ отошелъ опять къ окну и сталъ въ него глядть. Такъ всего легче было отвернуть отъ нея лицо. Она пошла за нимъ.
— Гербертъ, я не стану читать газеты. Скажи мн только: ты опять свободный человкъ?
Ему ничего не оставалось, какъ отвтить такъ же прямо на вопросъ, какъ онъ былъ сдланъ. Не поворачивая въ ней лица, онъ сказалъ:— да.
— Ты можешь теперь на мн жениться?— настаивала она.
Онъ опять сказалъ: — да,— но не повернулся къ ней лицомъ. Она подождала немного. Онъ не двигался и ничего не говорилъ.
Переживъ медленную гибель всхъ ея остальныхъ иллюзій, одна послдняя надежда таилась въ ея сердц. Она была убита этимъ жестокимъ молчаніемъ и отврнутымъ взглядомъ.
— Я постараюсь придумать, куда бы намъ похать на морской берегъ.
Сказавъ это, она пошла къ двери, но вернулась къ столу, чтобы захватить и письма. Она взяла ихъ и, остановись, поглядла на Герберта. Тотъ продолжалъ смотрть въ окно. Она вышла изъ комнаты.

V.

Она заперлась въ своей спальн и сняла платье, въ которомъ ходила гулять. Какъ оно ни было легко, а она чувствовала, что оно ее душитъ. Даже ленточка, повязанная вокругъ ея шеи, давила ее. Стсненное сердце не находило облегченія въ слезахъ. Въ уединеніи своей комнаты, она стала думать о будущемъ. Страшное предчувствіе того, что ее ждетъ, наполняло ее суеврнымъ страхомъ, отъ котораго она содрогалась. Одно окно было уже раскрыто, она отворила и другое настежъ. Свжій воздухъ прояснилъ ея мысли: она вспомнила про газету, которую у нея отнялъ Гербертъ. Она немедленно позвонила и сказала вошедшей горничной:
— Принесите мн сегодняшнюю газету, какую хотите, но только поскорй.— Она сгорала нетерпніемъ прочитать отчетъ о развод.
Когда желаніе ея исполнилось, когда она прочитала отчетъ отъ начала до конца, онъ оставилъ въ ней одно только сильное впечатлніе. Она не могла ни о чемъ думать, кром тхъ словъ, которыя судья сказалъ насчетъ м-съ Линлей.
Жестокій укоръ и хуже нежели жестокій, публичный укоръ сдланъ великодушному другу, врной жен, преданной матери… и за что же? За то, что она великодушно простила негодяйк, отнявшей у нея мужа и заплатившей черной неблагодарностью за безконечную доброту.
Она упала на колни и стала усердно молиться о томъ, чтобы Богъ вразумилъ ее, какъ поступить.— О, Боже, научи, какъ мн возвратить обратно счастіе женщин, которую я его лишила!
Она часто слышала объ успокоительномъ дйствія молитвы, но сама не испытала на себ теперь этого дйствіи. Ею овладло непобдимое нетерпніе какъ можно скорй и полнй исправить свой грхъ.
Должна ли она ждать до тхъ поръ, пока Гербертъ Линлей не въ состояніи будетъ доле скрывать то, что она ему надола, и самъ прогонитъ ее? Нтъ. Она, по собственной вол, разстанется съ нимъ и — сейчасъ же. Она отперла дверь и сбжала уже съ половины лстницы, какъ вдругъ вспомнила объ одномъ страшномъ препятствіи на своемъ пути — о развод.
Тихо и печально она покорилась сил обстоятельствъ и вернулась въ свою комнату.
Дло сдлано: мужъ и жена на-вки, безповоротно разлучены… и по вол самой жены. Сколько бы онъ ни раскаявался, какъ бы сильно ни желалъ вернуться назадъ, разв женщина, которую онъ обманулъ, захочетъ снова сойтись съ нимъ! Разводъ, безпощадный разводъ отвчалъ: нтъ!
Она задумалась о брак, который былъ теперь расторгнуть. Туалетный столъ былъ около нея, она разсянно взглянула въ зеркало на свое растерянное, убитое лицо. Какое жалкое созданіе глядло на нее изъ зеркала! Великодушные порывы, которымъ другія женщины могли свободно предаваться, были для нея запрещеннымъ плодомъ. Она стыдилась собственной негодности, она страстно желала пожертвовать собой для нжно-любимаго когда-то друга, котораго она оскорбила. Тщетныя желанія! Слишкомъ поздно! слишкомъ поздно!
Она горько сожалла объ этомъ. Почему?
Сравнивая положеніе м-съ Линлей съ своимъ собственнымъ, она могла видть, что вс преимущества остаются все-таки на сторон разведенной жены. У нея есть маленькая, дорогая дочка, счастіе ея жизни, есть собственное состояніе, избавляющее ее отъ низменныхъ житейскихъ заботъ, она — все еще красавица, все еще такая женщина, которой мужчины поклоняются. Она все еще занимаетъ высокое мсто въ свт, ну, а что ждетъ впереди Сидни Уэстерфильдъ? Несчастная гршница кончитъ такъ, какъ она того заслуживаетъ. Въ безусловной зависимости отъ человка, который въ эту самую минуту, быть можетъ, оплакиваетъ жену, которую обманулъ и бросилъ, скоро, очень, быть можетъ, скоро она очутится на улиц, безъ всякой помощи и поддержки, безъ единаго друга въ мір, съ потерянной репутаціей и единственной перспективой впереди себя: или отравиться, или утопиться, какъ топились и отравлялись другія женщины до нея, когда счастіе жизни измняло имъ окончательно и безвозвратно.
Будь она нсколькими годами старше, Гербертъ Линлей, пожалуй, и не увидлъ бы ее больше въ живыхъ. Но она была слишкомъ молода, чтобы настойчиво углубляться въ мрачныя мысли. Человкъ, котораго она преступно, положимъ, но вполн натурально полюбила, царилъ въ ея сердц и душ, хотя она и сомнвалась въ его любви. Хотя его и не было теперь съ нею, но образъ его, запечатлнный въ ея ум, какъ бы убждалъ ее не сомнваться въ немъ.
Она перебирала мысленно его слова и поступки относительно ея, когда она вернулась сегодня утромъ съ прогулки. Онъ былъ добръ и внимателенъ, онъ выслушалъ ея разсказъ про сдланную ею находку, такъ, какъ будто бы ея интересы были и его интересами. Въ его поведеніи ничего не было обиднаго до этой минуты, когда она сама безразсудно пыталась узнать, свободенъ ли онъ и можетъ ли сдлать ее своей женой. Она себя только могла винить, если онъ показался ей холоденъ и сдержанъ, когда она намекнула на это щекотливое обстоятельство въ тотъ самый день, когда онъ впервые узналъ, что разводъ данъ и его ребенокъ у него отнятъ. И, однако, онъ могъ бы боле дружески упрекнуть неблагоразумную женщину, чмъ глядя на улицу — точно онъ забылъ о ней и ея интересахъ, увлекшись наблюденіемъ за прохожими! Но, можетъ быть, онъ вовсе не наблюдалъ за прохожими — а думалъ о жен и оплакивалъ ее?
Инстинктивно она почувствовала, что мысли опять увлекаютъ ее въ сторону сомннія, съ которымъ трудно уживаются юношескія надежды. Чмъ бы ей развлечь себя?
Разсянно оглядла она комнату и увидла пакетъ съ письмами отца, который положила на столъ около кровати.
Первыя три письма, которыя она пробжала, были коротки и подписаны неизвстными ей именами. Въ нихъ толковалось о скачкахъ и пари, и перечислялись шансы тхъ или другихъ спортсменовъ на выигрышъ. Безусловное равнодушіе со стороны выигрывающихъ къ разоренію тхъ, кто проигрывалъ, не будучи въ секрет, плохо аттестовали корреспондентовъ ея отца, и, изъ уваженія къ его памяти, она бросила эти письма въ огонь.
Слдующее письмо, которое она вытащила изъ пачки, было длинне другихъ и написано твердымъ и разборчивымъ почеркомъ. По сравненію съ каракулями, которыя она только-что сожгла, оно было похоже на письмо джентльмена. Она поглядла на подпись. Странность имени поразила ее, письмо было подписано: ‘Бенедекъ’.
Имя необыкновенное и какъ будто не вполн ей незнакомое. Можетъ быть, она въ дтств слышала его отъ отца? но ничего опредленнаго не могла припомнить.
Она прочитала письмо. Въ немъ въ ея отцу обращались фамиліарно, называя его ‘любезный Родерикъ’, а дальше стояло слдующее:
‘Отсрочка въ отплытіи твоего корабля доставляетъ мн случай снова написать теб. Въ своемъ послднемъ письм я говорилъ теб о смерти моего отца. Я тогда былъ совершенно неподготовленъ въ событію, случившемуся съ тхъ поръ, какъ это бдствіе постигло меня.
‘Приготовься къ тому, что я удивлю тебя. Нашъ старый домъ въ Сандисил, гд мы проводили столько счастливыхъ каникулярныхъ дней, проданъ.
‘Ты будешь, вроятно, такъ же огорченъ, услыхавъ про это, какъ былъ удивленъ и я, когда узналъ, что Сандисиль-Плэсъ превратился въ обитель англійскихъ монахинь ордена св. Бенедикта.
‘Мн кажется, что я вижу, какъ ты вытаращилъ на меня свои огромные черные глаза и клянешься, что это одна изъ моихъ обычныхъ мистификацій. Къ несчастію (такъ какъ я очень любилъ старый домъ, гд родился), это — святая правда. Инструкціи въ завщаніи моего отца, въ силу которыхъ Сандисиль былъ проданъ — были непреложны. Он оказывались результатомъ общанія, даннаго жен, много, много лтъ назадъ.
‘Ты и я были слишкомъ молоды, когда умерла моя бдная матушка, но, я думаю, ты помнишь, что я былъ, какъ и вся ея семья, римско-католическаго вроисповданія.
‘Напомнивъ теб объ этомъ, я долженъ сообщить теб затмъ, что Сандисиль-Плэсъ — собственность моей матери. Оно было дано ей въ приданое и должно было перейти посл ея смерти къ моему отцу, если не будетъ дочери, которая переживетъ мать. Я — ея единственный сынъ. Поэтому мой отецъ имлъ право распорядиться съ своей собственностью, какъ хотлъ. Деньги, вырученныя отъ продажи дома, онъ оставилъ мн. Но я бы предпочелъ домъ.
‘Но почему же матушка взяла съ него общаніе продать домъ посл ея смерти?
‘Письмо, приложенное въ завщанію отца, объясняетъ это и передаетъ весьма печальную повсть. Изъ уваженія къ желаніямъ матери, отъ меня ее строго скрывали, пока отецъ былъ живъ.
‘У матери была младшая сестра, которая считалась красавицей въ семь и которую любили и баловали вс, кто ее видлъ. Безполезно распространяться о печальной исторіи этой двушки. Ты слыхалъ ее сто разъ. Она любила и врила, ее обманули и бросили. Оставленная безъ всякой опоры въ чужой земл, съ погибшей репутаціей, съ разбитой жизнью, она пыталась утопиться. Дло происходило во Франціи. Лучшая изъ хорошихъ женщинъ — сестра милосердія — оказалась по близости и спасла ее. Она пріютила ее и пожалла, и присовтовала вернуться въ семью. Бдное покинутое созданіе безусловно отказалось отъ этого, она не могла забыть, что опозорила ихъ. Добрая сестра милосердія выслушала ея призванія. Убжище, гд бы она могла скрыться отъ міра и посвятить себя религіи на весь остатокъ дней — вотъ все, что ей требовалось. Этой цли она достигла въ обители бенедиктинскихъ монахинь, устроенной во Франціи. Тамъ она нашла пріютъ и утшеніе, тамъ она пробыла весь остатокъ своей жизни среди сестеръ и тамъ умерла покойной и даже счастливой смертью.
‘Ты поймешь теперь, почему моя мать пожелала, изъ благодарности, основать еще обитель монахинь этого ордена и передъ смертью взяла съ отца общаніе устроить это.
‘Сначала онъ просто предложилъ пожертвовать домъ бенедиктинскому ордену. Матушка воспротивилась этому, ради меня.— Если сынъ нашъ, — говорила она, — не наслдуетъ отъ отца домъ, то его слдуетъ вознаградить за него деньгами. Продай домъ.
‘И такъ, вотъ я получилъ себ еще крупную сумму денегъ, въ прибавку къ прежнему состоянію. Я думаю положить ее въ банкъ и не трогать до тхъ поръ, пока не состарюсь и не выйду изъ флота. Послдніе годы своей жизни я посвящу основанію благотворительнаго учрежденія. Если же умру раньше,— то такъ и быть. У насъ можетъ быть морская война. Или же, быть можетъ, я обращусь въ одного изъ тхъ неисправимыхъ безумцевъ, которые рискуютъ жизнью въ арктическихъ экспедиціяхъ. Въ крайнемъ случа, я поручу интересы моего убжища въ твои врныя и способныя руки. А пока прощай и счастливаго пути’.
Этимъ оканчивалось письмо.
Сидни съ мучительнымъ интересомъ прочитала его вторую половину. Исторія несчастной любимицы семьи не могла не быть полна для нея трагическаго значенія. Она видла въ ней какъ бы предсказаніе того, что могло быть и съ нею самой въ конц концовъ, но только бегъ ея мирнаго конца. Въ какую общину милосердныхъ женщинъ обратится она въ случа бды? Какое религіозное утшеніе найдетъ она въ своемъ раскаяніи? Какія молитвы, какія надежды примирять ее на смертномъ одр съ общей участью?
Она вздохнула, складывая письмо капитана Бенедека, и спрятала его на груди, чтобы снова перечесть его.— Еслибы судьба опредлила мн родиться среди добрыхъ людей, быть можетъ, я могла бы принадлежать къ церкви, которая приняла подъ свое покровительство эту бдную двушку.
Мысли ея продолжали витать въ этомъ направленіи: она соображала, въ какой части Англіи могъ находиться Сандисиль? и спрашивала себя: растворятъ ли свои двери монахини передъ женщиной, у которой нтъ другихъ правъ на ихъ состраданіе, кром того, что она такая же христіанка, какъ и он,— когда заслышала шаги Линлея, подходившаго къ ея двери.
Тонъ его былъ добръ, манеры мягки, нжное участіе къ ней, повидимому, снова проснулось въ немъ. Ея долгое отсутствіе встревожило его: онъ боялся, не заболла ли она.
— Я только думала,— отвчала она.
Онъ улыбнулся и, свъ рядомъ съ нею, спросилъ: придумала ли она, куда они подутъ изъ Лондона?

VI.

Единственная гостинница въ Сандисил была сверху до низу биткомъ набита народомъ, и больше половины прізжихъ были больные, присланные сюда докторами.
Для лицъ истерическаго темперамента, ищущихъ развлеченій, это мсто не представляло никакихъ приманокъ. Расположенье на окраин маленькой, скучной бухты, это мстечко — въ смысл пароходнаго сообщенія — можно было бы сравнить съ какимъ-нибудь отдаленнымъ островомъ на Тихомъ океан. Пароходы сколько-нибудь крупныхъ размровъ держались поодаль отъ предательскихъ мелей и подводныхъ камней, таившихся при вход въ бухту. Дно для бросанія якоря было пригодно, но глубина воды годилась лишь для маленькихъ пароходиковъ, для жалкихъ рыбачьихъ барокъ и грязныхъ плоскодонныхъ расшивъ, привозившихъ уголь и картофель. Сзади гостинницы два грязныхъ ряда коттеджей извивались внутрь материка. Матросы, оставшіеся безъ дла, звали, сидя у оконъ, лнивые рыбаки уныло поглядывали на небо, стоя у садовыхъ калитокъ, и береговые сторожа, которымъ ршительно нечего было сторожить, собирались въ деревянной обсерваторіи и направляли безполезные телескопы на пустынное море. Плоскій морской берегъ, съ скудными деревьями-карликами и чахоточными изгородями, съ унылымъ видомъ пустыни, раскидывался подъ небеснымъ сводомъ и предоставлялъ препрославленному морскому воздуху исцлять растрепанные нервы и не оказывалъ для него никакихъ препятствій въ вид холмовъ или иныхъ почвенныхъ капризовъ. Пустынная, пыльная дорога, которая вела въ ближайшій городъ, открывала для постителей, прохлаждавшихся на балконахъ, видъ на какой-то темный предметъ въ нкоторомъ отдаленіи, то былъ монастырь, въ которомъ жили монахини вдали отъ всякихъ постороннихъ глазъ. Съ одной стороны гостинницы окна выходили на маленькую деревянную набережную, сильно нуждавшуюся въ исправленіи. Съ другой стороны, въ огороженномъ док исправлялись яхты небольшой вмстимости и, лишенныя снастей, пребывали въ бездйствіи на грязномъ берегу, пока владльцы не потребуютъ ихъ обратно. По сосдству находилась небольшая группа лавокъ, въ одной продавали фрукты и рыбу, въ другой табакъ и бакалейные товары, третья была заперта, и билетики на окнахъ приглашали желающихъ нанять ее, наконецъ, четвертая, позади церкви методистовъ, отвчала двойному назначенію почтовой конторы и запаснаго магазина — для канатовъ и каменнаго угля. Кром этихъ предметовъ (и въ этомъ заключалась главная прелесть этого мста), не было ничего, что могло бы отвлекать вниманіе больныхъ, слдовавшихъ докторскимъ инструкціямъ и съ утра до ночи заботившихся о своемъ здоровь.
Дло было вечеромъ. Мстомъ дйствія служила одна изъ частныхъ гостиныхъ въ отел, а дйствіемъ — чаепитіе
Богатая мистриссъ Рамсей, извстная въ торговомъ мір какъ жена главнаго партнера фирмы Рамсей и Реншъ, проживала въ гостинниц въ интересахъ здоровья своихъ троихъ дтей. Они были слабаго сложенія, ихъ полное выздоровленіе отъ болзни, переходившей отъ одного къ другому, затянулось, и докторъ объявилъ, что нервная система во всякомъ случа нуждалась въ исправленіи. Придя къ этому заключенію, само собой разумется, докторъ долженъ былъ рекомендовать поздку въ Сандисиль.
Здоровье дтей очень поправилось, знаменитый воздухъ принесъ имъ пользу, и новыя знакомства, которыя они сдлали, тоже были имъ пріятны. Они познакомились съ прекрасно воспитанными мальчиками лэди Мейри и съ прелестной дочкой мистриссъ Норманъ, Китти. Самыя дружескія отношенія установились между матерями. Желая отплатить за гостепріимство лэди Мейри и мистриссъ Норманъ, мистриссъ Рамсей пригласила обихъ дамъ къ себ пить чай, въ ознаменованіе интереснаго семейнаго событія: ея мужъ, путешествовавшій на континент по дламъ фирмы, вернулся въ Англію и пріхалъ въ этотъ вечеръ къ жен и дтямъ.
Лэди Мейри уже пришла и мистеръ Рамсей былъ ей представленъ. Мистриссъ Норманъ, которую ждали съ минуты на минуту, прислала коротенькую записку съ просьбой извинить ее. Она чувствовала себя сегодня нездоровой и не могла придти.
— Какъ жаль!— сказала мистриссъ Рамсей мужу.— Теб бы мистриссъ Норманъ очень понравилась, она въ высшей степени хорошо воспитанная, приличная, восхитительная женщина. И, какъ нарочно, завтра она отсюда узжаетъ. Но такъ какъ отъздъ назначенъ не очень рано, то я найду случай, мой другъ, познакомить тебя съ моей пріятельницей и ея миленькой дочкой, Китти.
Мистеръ Рамсей, повидимому, заинтересовался, когда произнесли имя мистриссъ Норманъ. Но затмъ, медленно попивая чай, больше задумался, нежели прислушивался къ тому, что говорила жена.
— Ты здсь познакомилась съ этой дамой?— спросилъ онъ.
— Да, и надюсь, что нашла себ друга на всю жизнь,— объявила мистриссъ Рамсей съ восторгомъ.
— И я также,— прибавила лэди Мейри.
Мистеръ Рамсей продолжалъ свои разспросы:
— Что, она красивая женщина?
Об дамы въ голосъ отвтили на этотъ вопросъ: лэди Мейри описала красоту мистриссъ Норманъ однимъ ужаснымъ словомъ: — ‘классическая’. Сравнительно съ этимъ, слова мистриссъ Рамсей казались понятными:— ‘даже болзнь не можетъ испортить эту красоту’.
— Включая мигрень, который случился у нея сегодня вечеромъ,— замтилъ мистеръ Рамсей.
— Не будь такъ золъ, мой милый! Мистриссъ Норманъ находится здсь по совту одного изъ первыхъ врачей Лондона: здоровье бдняжки разстроилось отъ очень серьезныхъ причинъ.
Мистеръ Рамсей продолжалъ точить языкъ.
— Связанныхъ съ ея мужемъ?— спросилъ онъ.
Лэди Мейри вступилась за пріятельницу. Она — вдова, всмъ ея друзьямъ извстно, что смерть ея мужа было самымъ счастливымъ событіемъ ея замужней жизни. Но она понимала свои обязанности, какъ слдуетъ порядочной женщин.
— Я думаю, мистеръ Рамсей,— прибавила она съ достоинствомъ,— что вы могли бы воздержаться отъ такого жестокаго намека.
Мистеръ Рамсей извинился. У него были свои причины желать узнать побольше подробностей о мистриссъ Норманъ, онъ сказалъ, что беретъ свои слова назадъ, но продолжалъ свои разспросы въ другой форм. Можетъ онъ узнать отъ жены: видлъ кто-нибудь мистера Нормана?
— Нтъ.
— Или слышалъ про него?
Мистриссъ Рамсей и тутъ отвчала отрицательно, и спросила въ свою очередь:
— Что значатъ эти вопросы?
— Это значитъ,— вмшалась лэди Мейри,— что вс мы, бдныя женщины, подвергаемся сплетнямъ.— Она еще не простила м-ру Рамсей, его намека и язвительно глядла на него. Но бываютъ непроницаемые мужчины, которыхъ никакими взглядами не проймешь. Мистеръ Рамсей былъ изъ ихъ числа. Онъ повернулся въ жен и спокойно спросилъ:
— Я хочу только сказать, что больше знаю о мистриссъ Норманъ, нежели вы. Я слышалъ о ней… ну, тамъ все равно, отъ кого и гд. Это — дама, прославленная въ газетахъ. Не пугайтесь. Она не кто иная, какъ разведенная мистриссъ Линлей.
Об дамы поглядли другъ на друга растеряннымъ взглядомъ. Мистриссъ Рамсей, какъ добродтельная жена, ограничилась ничего невыражающимъ междометіемъ. Лэди Мейри, не имя причины сдерживаться, выразила свое мнніе восклицаніемъ:— Это не можетъ быть!
— У мистриссъ Норманъ, про которую я говорю,— продолжалъ мистеръ Рамсей,— есть мать. Старуха была два раза замужемъ. Ея фамилія Прести.
Это разршило вс сомннія. Мистриссъ Прести собственной персоной проживала въ гостинниц вмст съ дочерью и внучкой. Лэди Мейри сдалась передъ силой очевидности, она воздла руки къ небу съ воплемъ:
— Это ужасно!
Мистриссъ Рамсей снисходительне взглянула на дло:
— Бдняжка заслуживаетъ сожалнія,— мягко сказала она.
Лэди Мейри съ удивленіемъ взглянула на свою пріятельницу.
— Душа моя, вы врно забыли, что сказалъ о ней судья. Врно, вы не читали отчета въ газетахъ?
— Нтъ, я слышала про этотъ процесъ, вотъ и все. Что же сказалъ судья?
— Что сказалъ?— повторила лэди Мейри.— Чего онъ только не сказалъ! Его лордство объявилъ, что онъ неохотно даетъ разводъ. Онъ говорилъ про эту ужасную женщину, которая насъ обманула, въ самыхъ строгихъ выраженіяхъ, онъ сказалъ, что она вела себя самымъ неприличнымъ образомъ, что она поощряла свою отвратительную гувернантку и что если мужъ ея поддался соблазну, то въ этомъ она виновата. И многое еще, кром того, я хорошенько не помню.
Жена мистера Рамсея съ отчаяніемъ обратилась къ нему:
— Что мн длать?— спросила она.
— Ничего не длать, — былъ разумный отвтъ.— Вдь ты говорила, что она завтра узжаетъ!
— Это-то и бда. Ея дочка Китти даетъ завтра прощальный обдъ нашимъ дтямъ, и я общала придти съ ними, чтобы проститься.
Лэди Мейри произнесла свое ршеніе безъ малйшаго колебанія.
— Разумется, не пускайте своихъ двочекъ. Дочери! подумайте о ихъ репутаціи, когда он выростутъ!
— Вы попались въ такой же просакъ, какъ и жена?— спросилъ мистеръ Рамсей.
Лэди Мейри поправила его.
— Я была такъ же обманута,— отвчала она.— Хотя мои дти — мальчики (что, конечно, составляетъ большую разницу), но я чувствую, что, какъ мать, я обязана не пускать ихъ въ дурное общество. Я никогда не длаю вещей вполовину. И не намрена прибгать въ уловкамъ! Я пошлю записку и въ ней выскажу откровенно мистриссъ Норманъ, почему мои мальчики не могутъ быть у нея завтра.
— Не будетъ ли это слишкомъ жестокосердо?— сказала сострадательная мистриссъ Рамсей,
Мистеръ Рамсей принялъ сторону жены, опираясь на доводы житейской мудрости.— Никогда не слдуетъ поднимать исторіи, если можешь этого избжать. Пошлите записку, что дти не могутъ придти, потому что простудились, и выпутайтесь такимъ образомъ.
Мистриссъ Рамсей благодарно взглянула на своего превосходнаго супруга.
— Отлично!— сказала она со вздохомъ облегченія.
Чувство долга, владвшее лэди Мейри, выразилось согласно съ законами вжливости. Она встала, улыбнулась съ видомъ покорности Провиднію и сказала:— Прощайте.
Почти въ ту же минуту невинная маленькая Китти удивила свою маму и бабушку, появившись передъ ними въ ночной блуз, посл того, какъ ее уже часа два назадъ уложили спать.
— Ну, чего только этотъ ребенокъ не выдумаетъ!— вскричала мистриссъ Прести.
Китти сказала истинную правду:— Бабушка, я никакъ не могу заснуть.
— Почему, моя милочка?— спросила мать.
— Я такъ волнуюсь, мама.
— Чмъ, мое дитя?
— Моимъ завтрашнимъ обдомъ. О!— вскричала двочка, хлопая въ ладоши,— я надюсь, что все будетъ отлично и очень весело!

VII.

Принадлежа къ старйшему поколнію, которое дожило до нашего торопливаго и суетливаго вка, и не сочувствуя этому вку, мистриссъ Прести вошла въ гостиную за два часа до того времени, какое было назначено для вызда изъ Сандисиля, спокойная насчетъ своего багажа.
— Мои чемоданы уложены, заперты и надписаны, я терпть не могу спшить. Что ты читаешь?— спросила она, увидя, что у дочери на колняхъ лежитъ книга и что та хотла какъ будто ее спрятать.
Мистриссъ Норманъ дала самый обыкновенный отвтъ въ тхъ случаяхъ, когда хотятъ отдлаться отъ любопытныхъ:
— Ничего.
— Ничего!— повторила мистриссъ Прести съ ироническимъ участіемъ.— Покажи, пожалуйста, Катя.
Она схватила книгу, раскрыла ее на первой страниц и прочитала съ негодованіемъ надпись, чернила которой уже успли выцвсть:
‘Милой Кат отъ Герберта въ день нашей свадьбы.’
— Что это значитъ, Катя?— сказала мистриссъ Прести.— Ты бережешь подарокъ негодяя, посл публичнаго позора, который онъ навлекъ на тебя. О, Катя!
Катя не выказала обычнаго ей терпнія въ обращеніи съ матерью.
— Я берегу лучшія воспоминанія изъ счастливой поры моей жизни,— отвчала она.
— Неблагоразумныя чувства,— объявила мистриссъ Прести:— я подальше припрячу эту книгу. Твой мозгъ размягчается, моя душа, подъ вліяніемъ здшняго снотворнаго пребыванія.
Катя вторично позволила себ оспорить мнніе матери:
— Я поправилась здоровьемъ въ Сандисил, мн нравится это мсто, и я съ сожалніемъ покидаю его.
— То ли дло магазины, улицы, шумъ, оживленіе и дымъ Лондона!— закричала мистриссъ Прести.— Слава Богу, наши комнаты наняты, и мы должны хать волею-неволею.
За этимъ выраженіемъ благодарности послышался стукъ въ дверь и голосъ, въ которомъ нельзя было не признать голоса Рандаля Линлея, попросившаго позволенія войти. Мистриссъ Прести, не выпуская изъ рукъ книги дочери, раскрыла ящикъ въ стол, положила ее туда и заперла ящикъ съ шумомъ.
Увидя обихъ дамъ, Рандаль остановился въ дверяхъ въ удивленіи.
— Вы, кажется, не ожидали насъ видть?— спросила мистриссъ Прести.
— Я слышалъ, что вы гдсь отъ нашего пріятеля Саррацина, — отвчалъ Рандаль, — но я шелъ въ капитану Бенедеку. Я, врно, ошибся дверью. Разв это не его комнаты?
Катя собиралась объяснить.
— Это были его комнаты, но капитанъ Бенедекъ былъ такъ добръ, хотя мы для него совсмъ постороннія женщины…
Мистриссъ Прести перебила ее.
— Дорогая Катя, ты не съумешь объяснить такъ хорошо, какъ я. Тебя не учили излагать дло въ пяти словахъ. Позвольте мн поставить вамъ точки на і (такъ выражался мистеръ Прести) и освтить дло. Это мстечко всегда бываетъ биткомъ набито, Рандаль, а мы не написали заране о томъ, чтобы намъ приготовили комнаты. Капитанъ Бенедекъ случайно находился внизу, когда услышалъ, что мы должны ухать, а одна изъ насъ нездорова. Этотъ добрйшій человкъ прислалъ намъ сказать, что мы можемъ занять его комнаты, а онъ будетъ спать на своей яхт. Поведеніе — достойное самого сэра Чарльза Грандисона. Когда я сошла внизъ, чтобы поблагодарить его, онъ уже ушелъ, — и вотъ мы тутъ уже три недли, иногда видаемъ яхту капитана, но, къ великому нашему удивленію, никогда не видимъ самого капитана.
— Въ этомъ нтъ ничего удивительнаго, мистриссъ Прести. Капитанъ Бенедекъ любитъ оказывать добрыя услуги и не терпитъ, чтобы его благодарили. Я ожидалъ встртить его сегодня.
Катя подошла къ окну.— Онъ направляется къ вамъ,— сказала она:— вонъ его яхта въ бухт.
— А на мор штиль,— прибавилъ Рандаль, подходя къ ней.— Яхта не поспетъ прибыть, прежде нежели мн придется отсюда ухать.
Она застнчиво взглянула на него.
— Можетъ быть, это я выживаю васъ?— спросила она прерывистымъ голосомъ.
Рандаль удивился, какъ могла она это подумать, и выразилъ это.
— Она думаетъ о развод,— объяснила мистриссъ Прести.— Вы слышали о немъ, конечно, и, быть можетъ, принимаете сторону вашего брата?
— Вовсе нтъ, сударыня. Мой братъ былъ неправъ отъ начала до конца.
Онъ повернулся къ бывшей невстк.
— Я останусь съ вами съ величайшимъ удовольствіемъ и такъ долго, какъ только можно,— сказалъ онъ мягко и серьезно.— Дло въ томъ, что я ду гостить къ друзьямъ, и если бы капитанъ Бенедекъ засталъ меня тутъ, то я долженъ былъ бы поймать почтовый поздъ, который отправляется отсюда. Мн нужно сказать капитану всего два слова объ одномъ лиц, которымъ онъ интересуется, и я могу сказать ихъ ему письменно.
Онъ написалъ карандашомъ нсколько словъ на визитной карточк и положилъ ее на столъ.
— Я вернусь въ Лондонъ черезъ недлю, сообщите мн вашъ адресъ, чтобы я могъ найти васъ. А теперь я бы желалъ повидать Китти. Гд она?
За Китти послали. Она вошла въ комнату необыкновенно тихо и скромно, но, увидя Рандаля, вдругъ стала прежней Китти и вскочила къ нему на колни.
— О! дядюшка Рандаль, я такъ рада васъ видть!
Она вдругъ сконфузилась и поглядла на мать.
— Могу я называть его дядюшкой Рандалемъ? иди и онъ тоже перемнилъ свою фамилію?
Мистриссъ Прести погрозила пальцемъ внучк и напомнила Китти, что ей запрещено толковать о фамиліяхъ.
Рандаль увидлъ растерянный взглядъ ребенка и пожаллъ его.
— Пусть она называетъ меня какъ хочетъ, — сказалъ онъ,— но только не при постороннихъ. Я увренъ, что она это и сама понимаетъ.
Китти нжно приложила свою щечку къ щек дяди.
— Все перемнилось, — шепнула она ему.— Мы путешествуемъ, папа насъ оставилъ, и Сидъ также, и мы теперь носимъ другую фамилію. Мы зовемся теперь Норманъ. Я бы желала поскоре вырости и понять, въ чемъ дло.
Рандаль старался примирить ее съ счастливымъ невденіемъ дтства.— У тебя есть добрая мама, которая тебя любитъ, и я, твой дядя, да еще твои игрушки…
— А еще милые мальчики и двочки, съ которыми я играю, — закричала Китти, готовая утшиться.— Они вс сейчасъ придутъ обдать ко мн. Останься и пообдай съ нами.
Рандаль общалъ отобдать съ Китти, когда вс они вернутся въ Лондонъ. Но, прежде нежели выйти изъ комнаты, онъ указалъ на карточку, оставленную имъ на стол.— Не забудьте передать это моему пріятелю,— сказалъ онъ, уходя.
Въ ту самую минуту, какъ дверь за нимъ затворилась, мисстриссъ Прести поразила свою дочь тмъ, что взяла карточку и прочитала то, что на ней написалъ Рандаль.
— Это вдь не письмо, Катя, и ты знаешь, что я стою выше обыкновенныхъ предразсудковъ.
Посл этого объясненія она хладнокровно прочитала то, что стояло на карточк.
‘Съ сожалніемъ извщаю васъ, что ничего новаго не могу сообщить вамъ о дочери вашего пріятеля. Я могу только повторить, что она не нуждается и не заслуживаетъ помощи, которую вы съ такой добротой ей предлагаете.’
Мистриссъ Прести положила карточку обратно на столъ и созналась, что ничего не понимаетъ:— О комъ это онъ говоритъ?— соображала она.— Опять какая-нибудь дурочка сбилась съ пути?
Китти поглядла на мать съ испугомъ.— Какая дурочка?— спросила она.— Бабушка не про меня говорить?
На большихъ часахъ въ гостинниц пробило два, и тревоги ребенка приняли новое направленіе.— Пора бы моимъ знакомымъ придти,— сказала она.
Пробила и половина третьяго. Катя предложила послать къ лэди Мейри и мистриссъ Рамсей освдомиться, не случилось ли чего-нибудь. Когда она приказывала Китти позвонить въ колокольчикъ, вошелъ слуга съ двумя письмами, адресованными мистриссъ Норманъ.
У мистриссъ Прести были свои собственныя идея, и она выводила собственныя обо всемъ заключенія. Она внимательно наблюдала за дочерью. Но даже Китти замтила, что лицо матери все блднло и блднло, по мр того, какъ она читала письма.
— Вы точно чего-то испугались, мама?— замтила она.
Отвта не послдовало, и Китти вдругъ такъ обезпокоилась объ участи своего обда и о томъ, придутъ или нтъ ея гости, что ршилась спросить бабушку:
— Какъ вы думаете, скоро они придутъ?
Житейская мудрость старухи къ этому времени уже перешла отъ подозрній къ увренности.
— Дитя мое,— отвтила она,— они совсмъ не придутъ.
Китти подбжала въ матери, чтобы спросить, правду ли говоритъ бабушка. Но, прежде нежели успла вымолвить слово, отскочила назадъ, испугавшись до такой степени, что онмла.
Никогда еще во всей своей недолголтней жизни не случалось ей видть на лиц матери такого грознаго взгляда. Впервые также мать увидла своего ребенка дрожащимъ при вид ея. Передъ этимъ открытіемъ вс чувства гнва, обиды, какія она испытала отъ полученнаго оскорбленія, стушевались. Она захватила Китти въ свои объятія.
— Мой ангелъ, мое сокровище! я сержусь не на тебя. Я люблю тебя! я люблю тебя! въ цломъ свт нтъ такого славнаго ребенка, такой кроткой, милой, чудесной двочки, какъ ты. О! какъ ты огорчена, моя бдняжка! Не плачь, ты разобьешь мое сердце!
Китти подняла голову и вытерла рукой слезы на глазахъ.
— Я не буду плакать, мама.
Хотя она была и ребенокъ, но на слово ея можно было положиться.
Мать взглянула на нее и залилась слезами.
Лучшія чувства, обыкновенно подавляемыя непріятной стороной характера мистриссъ Прести, ввели въ ней верхъ.
— Поплачь, Катя, это тебя облегчитъ,— сказала она, мягко.— А я побуду съ Китти.
Съ кротостью, изумившей Китти, она подвела внучку къ окну и указала на главную аллею парка, шедшую мимо ихъ оконъ.
— Я знаю, что можетъ утшить тебя. Погляди-ка въ окно.
Китти повиновалась.
— Я не вижу моихъ знакомыхъ,— сказала она.
Мистриссъ Прести показала на погонщика съ ослами.
— А это разв не удовольствіе? Ну, пойдемъ со мной къ нян, она сведетъ тебя въ паркъ и ты покатаешься на осл.
Китти шепнула:— Могу я на прощанье поцловать маму?
Разсудительная мистриссъ Прести отложила поцлуй до другого времени.
— Подожди, пока вернешься назадъ, и тогда разскажешь мам, какъ ты прогулялась.
Дойдя до двери, Китти опять шепнула:
— Мн нужно вамъ сказать что-то.
— Что такое?
— Велите погонщику заставить осла скакать.
— Я скажу, что дамъ ему сикспенсъ, если онъ угодитъ теб, и ты увидишь, какъ онъ будетъ усерденъ.
Китти серьезно поглядла въ лицо бабушк: — Какъ жаль, что вы не всегда такая!
Мистриссъ Прести покраснла.

VIII.

Нкоторое время никто не тревожилъ Катю съ матерью.
Мистриссъ Прести прочитала и разорвала письмо лэди Мейри и мистриссъ Рамсей съ искреннимъ презрніемъ къ ихъ авторамъ и сказала, что подастъ благой совтъ дочери, когда та достаточно успокоится, чтобы его выслушать.
— Глаза твои и лицо пришли въ порядокъ посл слезъ, но расположеніе духэ все еще не наладилось. Въ чемъ дло? что тебя еще разстроиваетъ?
— Мн жаль бдную Китти.
— Душа моя, Китти совсмъ не нуждается въ сожалніи. Она катается на любимомъ осл, котораго каждый день кормитъ. Да, да, теб нечего мн указывать на то, что ты въ фальшивомъ положеніи, и никто не станетъ отрицать, что безсовстно давать объ этомъ чувствовать ребенку. А теперь выслушай меня. Собственно говоря, эти дв завистливыя женщины оказали теб услугу. Он въ время показали теб, какъ теб слдуетъ оберегать себя на будущее время. Обмани низкій свтъ, Катя, какъ онъ того заслуживаетъ. Огради себя такъ, чтобы подобныя оскорбленія стали на будущее время невозможны.
Съ энергіей убжденія мистриссъ Прести, при этихъ послднихъ словахъ, даже ударила кулакомъ по столу и закончила смлымъ предложеніемъ:
— Будь вдовой!
Слова, казалось, не хитрыя, но Катя никакъ не могла ихъ уразумть.
— Не сомнвайся,— продолжала мать — и сдлай, что я теб говорю. Подумай о Китти, если не о себ. Черезъ нсколько лтъ она будетъ молодой двушкой. Она можетъ найти жениха во всхъ отношеніяхъ для насъ желательнаго, но представь себ, что онъ изъ религіознаго семейства, и представь, что онъ узнаетъ о твоемъ развод и о томъ, что сказалъ судья. Что тогда будетъ, какъ ты думаешь?
— Неужели вы говорите серьезно? неужели вы серьезно совтуете мн это? Не говоря уже объ обман, но вдь Китти, вы знаете, будетъ приставать съ вопросами. Неужели вы думаете, что я могу сказать ей, что ея отецъ умеръ? Сказать ложь — и такую жестокую ложь!
— Глупости!— сказала мистриссъ Прести.
— Глупости?— повторила съ негодованіемъ ея дочь.
— Чистйшія глупости,— настаивала мать.— Разв твое положеніе не принуждаетъ тебя и теперь ко лжи? Когда ребенокъ спрашиваетъ, почему отецъ и гувернантка ухали отъ насъ, разв ты не должна выдумывать разные предлоги, которые вс лживы? Если человкъ, который былъ когда-то твоимъ мужемъ, не все равно, что умеръ для тебя, то я бы желала знать, какой смыслъ въ твоемъ развод? Бдная моя, да какъ же ты думаешь жить! Сколько тысячъ людей прочитали газетный отчетъ о процесс? Сколько сотенъ людей, интересующихся красивой женщиной, какъ ты, будутъ удивляться, почему они не видятъ мистера Нормана! Что? ты подешь опять заграницу? Узжай, куда хочешь,— ты везд будешь замчена и везд найдешь себ враговъ, въ лиц некрасивыхъ женщинъ, завидующихъ твоей красот. Ршись растоптать злобу въ зародыш! Это лишь вопросъ времени. Рано или поздно, ты вынуждена будешь къ этому исходу, ты будешь вдовой. Вотъ опять слуга, что еще нужно?
Слуга доложилъ:
— Капитанъ Бенедекъ.
Мистриссъ Прести была ближе къ дверямъ, нежели ея дочь, и ее раньше замтилъ капитанъ. Онъ обратился въ ней со словами:
— Пожалуйста, извините, что я васъ все безпокою…
Мистриссъ Прести была неравнодушна въ красивымъ мужчинамъ, хотя бы они были и пожилые люди. Выражаясь языкомъ законодателей, ‘магическая перемна’ совершилась въ ней, она стала необыкновенно весела и любезна.
— О! капитанъ Бенедекъ, вамъ не слдуетъ извиняться за то, что вы пришли на свою собственную квартиру!
Капитанъ Бенедекъ тмъ не мене продолжалъ извиняться.
— Хозяйка гостинницы сказала мн, что я такъ несчастливъ, что опоздалъ, и не увижу мистера Рандаля Линлея, но что онъ оставилъ для меня порученіе. Иначе я бы не ршился…
Мистриссъ Прести опять перебила его. Права капитана на его квартиру были такимъ принципомъ, съ котораго ее нельзя было сдвинуть. Она выдвинула впередъ вс т улыбки и взгляды, которыми покорила сердца мистера Нормана и мистера Прести.
— Не церемоньтесь, прошу и умоляю. Вы здсь дома! пожалуйста, садитесь!
Катя выступила впередъ, пора было остановить мать, если только вообще это было возможно. Сама Катя была ровно настолько смущена, чтобы раскраснться и похорошть. Красота ея положительно сразила капитана, какъ скоро онъ взглянулъ ей въ лицо. Обычное спокойствіе благовоспитаннаго человка измнило ему, онъ смущенно поклонился и не нашелся, что сказать. Мистриссъ Прести воспользовалась этимъ и отрекомендовала ихъ другъ другу:
— Моя дочь, мистриссъ Норманъ, капитанъ Бенедекъ.
Сожаля о немъ, подъ впечатлніемъ мысли, что онъ застнчивый человкъ, Катя постаралась успокоить его.
— Право, я очень рада случаю поблагодарить васъ,— сказала она, знакомъ приглашая его садиться.— Чудный здшній воздухъ вылечилъ меня, и я вамъ этимъ обязана.
Къ капитану вернулось самообладаніе. Его благодарили за то, что, по его скромному мннію, не заслуживало никакой благодарности.
— Вы понятія не имете,— отвчалъ онъ,— какія эгоистичныя цли руководили мной. Когда я поселился въ этой гостинниц, то меня буквально выжилъ съ моей яхты пріятель, плававшій вмст со мной.
Мистриссъ Прести сильно заинтересовалась.
— Боже мой, что же онъ длалъ?
Капитанъ Бенедекъ серьезно отвчалъ:
— Онъ храплъ!
Катя улыбнулась. Мистриссъ Прести расхохоталась, а капитанъ серьезно продолжалъ, глядя на Катю:
— Это совсмъ не смшно, моя яхта маленькая. Цлыхъ дв ночи сряду ужасная носовая музыка моего пріятеля не давала мн спать. Когда я будилъ его и говорилъ:— не храпите!— онъ извинялся самымъ искреннйшимъ образомъ и снова храплъ. На третій день я бросилъ якорь въ здшней бухт, разсчитывая проспать ночь на берегу. Особа, нанимавшая эти комнаты, не поладила насчетъ цны съ хозяйкой, и комнаты достались мн. Я послалъ записку на яхту и отлично выспался. На слдующее утро мой рулевой пришелъ мн сказать, что ночью было, какъ онъ выразился, ‘маленькое волненіе’. Храпъ моего пріятеля превратился въ морскую болзнь и онъ оставилъ яхту, какъ только разсвло, и ухалъ домой по желзной дорог. Въ тотъ день, когда вы пріхали, моя каюта освободилась, и я могу только по совсти поблагодарить васъ за то, что вы развязали меня съ этими комнатами. Вы долго еще здсь останетесь, мистриссъ Норманъ?
Она отвчала, что он узжаютъ съ слдующимъ поздомъ въ Лондонъ. Видя, что карточка Рандаля лежитъ на стол незамченной, она подала ее капитану.
— Что, мистеръ Линлей вамъ давно знакомъ?— спросилъ онъ, беря карточку.
Мистриссъ Прести поспшила отвтить положительно за свою дочь. Ясно было, что Рандаль воздержался отъ объясненій истиннаго положенія дла. Но будетъ ли онъ такъ же молчаливъ и тогда, когда капитанъ заговоритъ о своемъ визит къ мистриссъ Норманъ, когда оба пріятеля снова сойдутся вмст? Мистриссъ Прести могла бы быть покойна на этотъ счетъ, если бы правильно понимала характеръ Рандаля и его мотивы. То же болзненное чувство фамильнаго позора, которое заставило его скрыть отъ капитана Бенедека незаконную связь брата съ Сидни Уэстерфильдъ, заставило его умолчать и о своемъ прежнемъ отношеніи, какъ деверя, къ разведенной жен брата. Перемна имени до сихъ поръ обезпечивала ее отъ открытія со стороны капитана ея исторіи и, по всей вроятности, будетъ обезпечивать и дальше. Добрый Бенедекъ находился въ открытомъ мор, когда данъ былъ разводъ и газеты печатали о судебныхъ преніяхъ. Онъ рдко здилъ въ свой клубъ и никогда не водился съ лицами того и другого пола, для которыхъ сплетни составляютъ главную прелесть жизни. Не вдая объ этихъ обстоятельствахъ и припоминая о томъ, что случилось сегодня, мистриссъ Прести глядла на него съ нкоторой тревогой насчетъ дочери, пока онъ читалъ записку Рандаля. Но она ничего не увидла особеннаго. Красивое лицо его выражало спокойную грусть, и онъ вздохнулъ, положивъ карточку въ карманъ.
Наступило молчаніе. Капитанъ Бенедекъ думалъ о только-что прочитанномъ. Катя и ея мать съ интересомъ, обусловленнымъ совсмъ различными мотивами, глядли на него. Свиданіе, начавшееся такъ непринужденно и весело, рисковало обратиться въ формальное и несносное, какъ вдругъ на сцен появилось новое лицо.
Китти съ тріумфомъ вернулась съ прогулки.
— Мама! оселъ не только скакалъ, но брыкался, и я свалилась съ сдла. О! я не ушиблась!— закричала она, видя безпокойство на лиц матери.— Падать — такое странное ощущеніе. Кажется, что не вы приближаетесь къ земл, а земля къ вамъ приближается и говоритъ:— бумъ!
Она успла выпалить все это прежде, нежели замтила незнакомаго джентльмена въ комнат.
Улыбка, освтившая лицо капитана, когда Китти отворила дверь, показывала человка, который любитъ дтей.
— Это ваша дочка, мистриссъ Норманъ?— спросилъ онъ.
— Да.
Обыкновенный вопросъ и обыкновенный отвтъ. Ничего такого не было ни въ томъ, ни въ другомъ, что могло бы отмтить ихъ въ то время, а между тмъ впослдствіи оказалось, что они были настолько важны, чтобы дать жизни мистриссъ Норманъ иное направленіе.
Тмъ временемъ Китти шепталась съ матерью. Она спрашивала, какъ зовутъ незнакомаго джентльмена. Капитанъ услышалъ ее.
— Моя фамилія — Бенедекъ, вы прідете ко мн въ гости?
Китти слышала раньше это имя въ связи съ яхтой. Какъ и вс дти, она сразу узнавала, кто любитъ дтей.
— Я видла вашу хорошенькую лодку, сэръ,— сказала она, переходя черезъ комнату и подходя къ капитану Бенедеку.— Она очень красива.
— Если бы вы не узжали въ Лондонъ, моя душа, я бы попросилъ вашу маму позволить мн покатать васъ. Быть можетъ, въ другой разъ мн это и удастся.
Отвть капитана восхитилъ Китти.
— О, да, завтра или посл-завтра!— предложила она.— Вы знаете, гд найти меня въ Лондон? Мама, гд я живу, когда я въ Лондон?
Но прежде, нежели мать успла отвтить, ей уже пришла въ голову новая мысль.— Не говорите, я сама узнаю. Нашъ адресъ на маминыхъ сундукахъ, а они стоятъ въ корридор.
Глаза капитана Бенедека слдили за нею, когда она выходила изъ комнаты, съ выраженіемъ интереса, которое усилило благопріятное впечатлніе, произведенное имъ на мать Китти.
Она собиралась спросить: женатъ ли онъ и есть ли у него дти, когда Китти вернулась и объявила, что ихъ адресъ: Отель Букса, въ Сайденгейм.
— Мама записываетъ адресы, чтобы не забыть ихъ. Не запишете ли и вы?
Капитанъ вынулъ изъ кармана записную книжку и шутливо спросилъ мистриссъ Норманъ: — Могу я послдовать вашему примру?
Та не только поощрила шутку, но съ благодарностью, думая о его доброт, прибавила:
— Не забудьте, когда вы будете въ Лондон, что приглашеніе Китти — и мое также.
Въ эту минуту пунктуальная мистриссъ Прести взглянула на часы и напомнила дочери, что желзныя дороги не ждутъ пассажировъ. Катерина встала и подала руку капитану на прощанье. Китти пошла дальше и поцловала капитана, шепнувъ ему:— Помните, что въ Лондон есть рка, не забудьте захватить съ собой свою лодку.
Капитанъ Бенедекъ проводилъ ихъ до дверей, втайн жаля, что не можетъ проводить мистриссъ Норманъ до станціи и ухать съ тмъ же поздомъ.
Мистриссъ Прести не пыталась больше заявлять о своемъ существованіи. Тамъ, гд были замшаны ея фамильные интересы, эта старая дама способна была (по самому ничтожному поводу) заглядывать далеко впередъ. Она и теперь заглядывала въ будущее. Общественное положеніе капитана было такое, какого нельзя лучше пожелать, онъ, очевидно, былъ богатъ, онъ восхищался Катериной и ея ребенкомъ. Если бы только оказалось, что онъ холостой человкъ, то пророческая душа мистриссъ Прести не медленно усмотрла бы блестящее будущее. Капитанъ Бенедекъ сталъ прощаться.
— Подождите,— попросила эта любезнйшая изъ женщинъ:— мой багажъ готовъ уже два часа тому назадъ. Сядьте и побудьте еще немного. Вамъ, кажется, очень понравилась моя внучка?
— Если бы у меня была такая дочь, то я бы счелъ себя счастливйшимъ человкомъ.
— Ахъ, мой дорогой сэръ, не все то золото, что блеститъ!— замтила мистриссъ Прести.— Эта пословица первоначально наврное примнялась спеціально къ дтямъ. Могу я задать вамъ одинъ вопросъ? Вы, вроятно, не женаты?
Капитанъ какъ будто удивился.
— Нтъ, не женатъ, вы угадали.
Впослдствіи мистриссъ Прести увряла, что готова была расцловать его за то, что онъ холостой. Онъ невинно помшалъ этому, задавъ ей вопросъ:
— Почему вы угадали, что я не женатъ?
Мистриссъ Прести скромно сослалась на свою опытность.
— Вы бы такъ не любили чужихъ дтей, если бы были женаты. Ну, да ваше время еще не ушло. Успете еще жениться.
Онъ печально отвтилъ на это:
— Мое время ушло. Случай мн ни разу не благопріятствовалъ, какъ другимъ людямъ.
Подъ другими людьми онъ разумлъ мужа мистриссъ Норманъ. Заслуживалъ ли онъ своего счастія?
— Что, мистеръ Норманъ съ вами?— спросилъ капитанъ.
Серьезныя послдствія могутъ быть вызваны тономъ, какимъ задается вопросъ. На секунду, но только на секунду, мистриссъ Прести колебалась. Затмъ (въ интересахъ дочери, разумется) поставила Катерину въ положеніе вдовы, самымъ добросовстнымъ образомъ, честно высказавъ правду.
— Никакого м-ра Нормана нтъ,— объявила она.
— Ваша дочь вдова!— воскликнулъ капитанъ, который не въ силахъ былъ скрыть своего восторга.
— Чмъ же бы она могла быть?— спросила загадочно мистриссъ Прести.
Чмъ, въ самомъ дл! Если ‘никакого м-ра Нормана нтъ’ означаетъ, что мистеръ Норманъ умеръ (а что бы это могло означать иное?) и если красавица, мать Китти,— честная женщина, то ея соціальное положеніе вн всякаго сомннія. Капитанъ Бенедекъ устыдился собственной порывистости. Но прежде нежели онъ усплъ что-нибудь отвтить, злополучный корридорный (ему, кажется, суждено было сегодня постоянно являться некстати), снова появился.
— Прошу извинить, сударывя: лэди и джентльменъ, нанявшіе эти комнаты, только-что пріхали.
Мистриссъ Прести поспшно встала и радушно пожала руку капитану. Оглядвшись, она взяла со стола расписаніе поздовъ и свое шитье. Не забыла ли она еще что-нибудь? Нтъ, ничего не видать. Мистриссъ Прести перешла черезъ корридоръ въ спальню дочери, чтобы поторопить укладку вещей. Капитанъ Бенедекъ сошелъ съ лстницы и вернулся на яхту.
Въ сняхъ гостинницы, онъ прошелъ мимо дамы и джентльмена и… само собой разумется, замтилъ даму. Она была небольшого роста и брюнетка, и была бы хорошенькая, если бы не казалась больной и несчастной. Что бы онъ сказалъ, если бы зналъ, что эти два незнакомыхъ ему субъекта были братъ Рандаля Линдея и дочь Родерика Уэстерфильда?

IX.

Роковое вліяніе недоврія овладваетъ умами постепенно. Мало-по-малу оно производитъ свой злополучный результатъ и успшно облекаетъ призраки въ покровъ истины.
День за днемъ ложное убжденіе, что Гербертъ Линлей сравниваетъ свою теперешнюю жизнь съ счастливой жизнью въ Моунтъ-Морвен, все укоренялось въ ум Сидни. День за днемъ овладвалъ ею безразсудный страхъ, что придетъ время, когда Гербертъ Линлей броситъ ее безъ всякой опоры и поддержки въ мір, гд нтъ мста для такихъ женщинъ, какъ она. Призракъ, роковой призракъ — какъ дв капли воды похожій на правду. Какъ ни былъ нравственно слабъ человкъ, которому она боялась довриться, онъ все же не вполн утратилъ то чувство, какое, по рожденію и воспитанію, жило въ немъ — чувство чести.
Дйствуя подъ вліяніемъ этого чувства, онъ былъ, если такъ можно выразиться, послдователенъ даже въ самой непослдовательности своей. Съ одинаковой искренностью упрекалъ онъ себя и за неврность къ жен, которую бросилъ, и исполнилъ свой долгъ относительно женщины, которую совратилъ съ пути истиннаго. Въ присутствіи Сидни — какихъ бы ни стоило ему это усилій — онъ былъ спокоенъ и внимателенъ въ манерахъ и вжливъ въ рчахъ. Его поведеніе служило ручательствомъ за будущее, но она видла это послднее только сквозь призму своего недоврія.
Въ этомъ состояніи отчаянія она читала и перечитывала письмо, писанное капитаномъ Бенедекомъ ея отцу, и все боле и боле усматривала общаго въ судьб своей и той бдной двушки, которая схоронила свою испорченную жизнь среди монахинь французскаго монастыря.
Два результата явились при такомъ положеніи длъ.
Когда Гербертъ спросилъ, въ какую часть Англіи они направятся, покинувъ Лондонъ, она назвала Сандисиль, говоря, что слышала про это мсто и оно ее интересуетъ. Въ тотъ же день — такъ велико было его желаніе ей угодить — онъ написалъ, чтобы заказать дв комнаты въ гостинниц.
Имъ пришлось подождать, пока комнаты освободились. А пока, оплакивая отсутствіе друзей или родственниковъ, съ которыми она могла бы посовтоваться, Сидни, въ болзненномъ страх за будущее, ршилась провести дале параллель между собой и тмъ другимъ потеряннымъ созданіемъ, о которомъ читала. Она вступила въ анонимную переписку съ бенедиктинской общиной въ Сандисил.
Она обратилась къ матери-игумень, разсказала ей про себя всю правду, только скрыла имена. Она сообщила о томъ, что одинока среди людей, объявила, что страстно желаетъ раскаяться въ своемъ грх и вести монашескую жизнь, она сознавалась въ своемъ несчастій, что выросла среди людей, лишенныхъ религіи, и что слдовала протестантскому вроисповданію чизто съ одной только формальной стороны.
‘Религія каждой женщины,— писала она,— которая мн поможетъ стать на нее похожей, будетъ и моей религіей. Если я обращусь къ вамъ въ моей бд, примете ли вы меня?’
Въ этому вопросу она присовокупила просьбу адресовать отвтъ: С. У. въ почтамтъ до востребованія, въ Сандисиль.
Когда капитанъ Бенедекъ и Сидни Уэстерфильдъ прошли мимо другъ друга какъ незнакомцы, это письмо уже съ недлю какъ было отправлено изъ Лондона.
Слуга провелъ ‘мистера и мистриссъ Гербертъ’ въ ихъ гостиную и попросилъ ихъ подождать нсколько минутъ, пока остальныя комнаты будутъ приготовлены.
Сидни молча сла. Она думала о письм и о томъ, найдетъ ли она отвть въ почтамт.
Идя къ окну, чтобы поглядть на видъ, открывавшійся изъ него, Гербертъ остановился, чтобы посмотрть на гравюры, висвшія на стнахъ, и боле художественныя, нежели можно обыкновенно встртить въ гостинницахъ.
Если бы онъ прямо подошелъ къ окну, то увидлъ бы свою разведенную жену, своего ребенка и мать жены, которыя садились въ карету, чтобы хать на станцію желзной дороги.
— Поди сюда, Сидни, посмотримъ на море.
Она устало подошла къ нему съ принужденной улыбкой. Былъ тихій, солнечный день. Купальныя будки виднлись на набережной, дти играли тамъ и сямъ и блые паруса любительскихъ лодокъ виднлись на горизонт. Скучный Сандисилъ отличался какимъ-то семейнымъ характеромъ, пріятнымъ для глазъ прізжихъ, чужихъ людей.
Сидни сказала разсянно:
— Мн кажется, что я полюблю это мсто.
А Гербертъ отвчалъ:
— Будемъ надяться, что здшній воздухъ тебя укрпитъ.
Онъ думалъ и говорилъ съ добрыми намреніями, но не глядлъ на нее, говоря это, а продолжалъ глядть на видъ. Женщина, увренная въ своемъ положеніи, если бы даже и обратила вниманіе на это обстоятельство, то не позволила бы ему себя разстроить. Но Сидни вспомнила о томъ дн въ Лондон, когда онъ упорно глядлъ на улицу, и молча пошла и сла на прежнее мсто.
Неужели онъ былъ такъ несчастенъ, что оскорбилъ ее? Но чмъ же? И когда это сомнніе мелькнуло въ ум Герберта, онъ вспомнилъ про Катерину. Она никогда не обижалась за пустяки, всякое доброе слово его цнилось ею очень высоко въ т дни, когда они были мужемъ и женой. Онъ прогналъ это воспоминаніе и подошелъ къ Сидни.
— Если ты найдешь, что первое впечатлніе, произведенное на тебя Сандисилемъ, подтвердится, то скажи мн объ этомъ заране, чтобы я могъ распорядиться. Я нанялъ эти комнаты только на дв недли.
— Благодарю тебя, Гербертъ. Я думаю, что двухъ-недльнаго пребыванія здсь будетъ вполн достаточно.
— Достаточно для тебя?— спросилъ онъ.
Болзненная обидчивость и тутъ ввела ее въ заблужденіе, ей показалось, что въ голос его звучитъ иронія.
— Довольно для насъ обоихъ,— отвтила она.
Онъ придвинулъ стулъ къ ней.
— Неужели ты такъ уврена,— сказалъ онъ, улыбаясь,— что мн первому надостъ это мсто?
Бдняжка! ее оскорбила даже его улыбка. Она усмотрла въ ней что-то презрительное.
— Мы были во многихъ мстахъ,— напомнила она,— и они намъ скоро надодали.
— Разв я въ этомъ виноватъ?
— Я этого не говорю.
Онъ всталъ и подошелъ къ колокольчику.
— Мн кажется, что путешествіе утомило тебя. Не хочешь ли пойти въ свою комнату?
— Я пойду, если теб угодно.
Онъ подождалъ немного и отвчалъ такъ же спокойно, какъ я всегда.
— Мн, въ сущности, угодно было бы, чтобы ты посовтовалась съ докторомъ, пока мы были въ Лондон. Ты стала очень раздражительна въ послднее время. Я замчаю въ теб перемну, которую охотно приписываю состоянію твоего здоровья…
Она перебила его.
— Про какую перемну ты говоришь?
— Очень возможно, что я ошибаюсь, Сидни. Но я много разъ замчалъ, что ты мн какъ будто не довряешь.
— Я не довряю дурной жизни, которую мы ведемъ,— разразилась она,— и вижу конецъ, къ которому она приведетъ. О! я не осуждаю тебя! ты добръ и внимателенъ, и стараешься изо всхъ силъ это скрыть, но я теб надола, и ты жалешь о женщин, которую потерялъ. Ты начинаешь тяготиться жертвой, принесенной тобою, и не мудрено. Скажи слово, Гербертъ,— я тебя освобожу.
— Я никогда не скажу этого слова.
Она колебалась, желая и боясь поврить.
— Я еще не такъ низко пала, — продолжала она,— чтобы не чувствовать горькаго раскаянія за то зло, какое я причинила мистриссъ Линлей. Когда это кончится такъ, какъ это должно кончиться, нашей разлукой, попросите вашу жену…
Даже его терпніе измнило ему, онъ отказался твердо, хотя и не сердито, слушать дале.
— Она больше не моя жена,— замтилъ онъ.
Озлобленіе и раскаяніе боролись въ Сидни, какъ могутъ бороться такія противоположныя чувства только въ груди женщины.
— Попросите вашу жену простить меня,— настаивала она.
— Посл того, какъ насъ развели по ея просьб?
Онъ указалъ на окно, говоря это.
— Взгляните на море, если бы я тонулъ въ немъ, то могъ бы съ такимъ же успхомъ просить море пощадить меня.
Онъ не произвелъ на нее никакого дйствія. Она не хотла знать о развод.
— Мистриссъ Линлей добрая женщина,— настаивала она,— мистриссъ Линлей христіанка.
— Я потерялъ вс права на нее,— мрачно отвтилъ онъ,— даже право помнить о ея добродтеляхъ. Довольно объ этомъ, Сидни! Я жалю, что разочаровалъ тебя! Я жалю, что уже надолъ теб!
При этихъ послднихъ словахъ манеры ея перемнились.
— Оскорбляй меня, сколько хочешь,— искренно сказала она: — я все перенесу.
— Я не хотлъ бы оскорбить тебя ни за что на свт! Почему ты такъ упорно мн не довряешь? Почему ты подозрваешь меня, когда я этого совсмъ не заслуживаю?
Онъ замолчалъ и протянулъ руку.
— Не будемъ ссориться, Сидни. Что ты намрена длать? Укрпиться въ своемъ дурномъ мнніи обо мн или же дать мн время доказать теб мою преданность?
Она такъ сильно любила его, она была еще такъ молода… а у молодыхъ надежда такъ легко оживаетъ! Но тмъ не мене она все еще боролась сама съ собой.
— Гербертъ! ты говоришь такъ изъ состраданія во мн.
Онъ отошелъ отъ нея въ уныніи.
— Безполезно!— грустно сказалъ онъ.— Ничто не побдитъ твоего закоренлаго недоврія.
Она пошла за нимъ Съ умоляющимъ, жалобнымъ крикомъ она заставила его обернуться къ ней и охватила его дрожащими руками, положивъ голову къ нему на грудь:— Прости меня, будь терпливъ со мной, люби меня!
Вотъ все, что она могла сказать.
Онъ попытался успокоить ея волненіе, шутливо сказавъ ей:
— Наконецъ-то, Сидни, мы опять друзья.
Друзья! Какое холодное слово для влюбленной женщины!
— А разв мы больше не любовники?— шепнула она.
— Разумется!
Этимъ словомъ ея тревожное сердце было удовлетворена. Она улыбнулась, поглядла на море съ инымъ чувствомъ.
— Я думаю, что здшній воздухъ мн будетъ полезенъ. Что, мои глаза красны, Гербертъ? Я пойду и вымою ихъ холодной водой и приведу себя въ порядокъ.
Она позвонила. Горничная явилась на звонокъ и объявила, что остальныя комнаты готовы. Сидни повернулась къ Герберту, уходя.
— Надо придать боле жилой видъ нашей гостиной, чтобы мы чувствовали въ ней себя дома. Какъ скучно видть эти пустые столы! Вынь изъ саквояжа свои книги и мои кипсеки и положи на столъ. Я принесу съ собой работу, когда вернусь.
Онъ положилъ саквояжъ на стулъ, когда вошелъ въ комнату. Теперь, когда онъ былъ одинъ и могъ не стсняться, онъ вздохнулъ, отпирая саквояжъ.
— Какъ дома!— повторилъ онъ.— У насъ нтъ дома. Бдная двушка! бдная, несчастная двушка! Надо помочь ей обмануть себя!
Онъ раскрылъ саквояжъ. Маленькія, хрупкія вещи, подаренныя ей имъ и которыя она называла ‘кипсеками’, были положены сверху, такъ, чтобы книги не могли ихъ сломать, и старательно завернуты въ хлопчатую бумагу. Вынимая одну вещь за другой, Гербертъ увидлъ, что одинъ хрупкій подсвчникъ изъ китайскаго фарфора раскололся на-двое, несмотря на принятыя предосторожности. Самъ по себ, подсвчникъ стоилъ не Богъ всть что, но Сидни особенно дорожила имъ, по воспоминаніямъ, съ нимъ связаннымъ. Онъ сломился, однако, такъ, что его легко было склеить, и Гербертъ, призвавши на совть слугу, узналъ, что подсвчникъ можно отдать въ починку въ ближайшій городъ и что туда легко пройти, гуляя. Опасаясь, какъ бы подсвчникъ хуже не сломался, если онъ положить его обратно въ саквояжъ, Гербертъ выдвинулъ ящикъ въ стол и положилъ въ него осколки. При этомъ онъ увидлъ, что въ стол уже что-то лежитъ. Онъ вынулъ этотъ предметъ, оказавшійся книгой, той самой, которую мистриссъ Прести (несомннно — злой геній семьи!) припрятала отъ взоровъ Рандаля, да и позабыла, оставляя гостинницу.
Гербертъ тотчасъ узналъ переплетъ, сдланный по рисунку, имъ самимъ составленному. Онъ помнилъ и надпись, но тмъ не мене снова прочиталъ ее:
‘Дорогой Кат отъ Герберта въ годовщину нашего брака.’
Книга выпала у него изъ рукъ на столъ, точно онъ сдлалъ новое открытіе, причинившее ему неизвданную еще боль.
Его жена (онъ продолжалъ мысленно считать ее женой), должно быть, занимала эту комнату… быть можетъ, онъ пріхалъ вслдъ за нею въ гостинницу. Дорожила ли она его подарками, въ память прежняго времени? Нтъ! Она такъ мало дорожила ими, что, очевидно, забыла эту книгу. Быть можетъ, горничная нечаянно уложила ее въ день отъзда изъ дома, или его дорогая маленькая Китти сунула ее въ багажъ матери. Во всякомъ случа, вотъ она валяется, брошенная въ ящик стола въ гостинниц.
— О!— горько думалъ онъ:— если бы я только могъ чувствовать такую же холодность къ Кат, какъ она ко мн!
Онъ изо всхъ силъ боролся съ собой, чтобы горе не взяло верхъ надъ нимъ, упавъ на стулъ, онъ призывалъ на память свою мужскую гордость и повторялъ себ, что она развелась съ нимъ и отняла у него ребенка. Тщетно! тщетно! Слезы брызнули у него изъ глазъ.

X.

Съ сердцемъ, облегченнымъ отъ примиренія (къ несчастію, уже не перваго), съ оживившейся надеждой въ дупг, Сидни все-таки не чувствовала себя вполн покойной. Не дурная жизнь, которую она вела, мучила ее теперь, и не раскаяніе о зл причиненномъ обиженной жен. Гд та женщина, которая бы не позабыла вс горести и тревоги для любви, которую вспрыснули живой водой? Единственная тревога, какую ощущала Сидни, причинялась воспоминаніемъ о письм, которое она послала въ саидисильскій монастырь.
При ея теперешнемъ настроеніи ей казалось, что она вдвойн оскорбила Герберта, во-первыхъ, своимъ недовріемъ, во-вторыхъ, обращеніемъ за помощью къ постороннимъ.
Если отвтъ, котораго она такъ неосмотрительно просила, дожидается ея въ настоящую минуту, если мать-игуменья готова пожалть и принять ее, то что она ей скажетъ? какъ объяснитъ она отказъ отъ помощи, предлагаемой ей по ея же просьб? Она поставила себя въ необходимость выбирать между неблагодарностью къ игумень или къ Герберту, одинаково для нея тяжкой. Хуже всего, при такихъ обстоятельствахъ, неизвстность, которая вообще для нервныхъ людей совсмъ нестерпима. Горничная все еще была въ ея спальн. Сидни спросила, близко ли почтамтъ отъ гостинницы.
Горничная улыбнулась.
— Отъ насъ все близко, сударыня, въ такомъ маленькомъ мстечк. Прикажете послать на почту?
Сидни написала свои заглавныя буквы.
— Спросите, пожалуйста, нтъ ли письна по этому адресу.
И передала бумажку горничной.
— Переписывается съ любовникомъ подъ носомъ у мужа!
Такъ отвчала горничная на замчаніе лакея, что переписка что-то больно таинственная.
Мать-игуменья отвчала.
Сидни дрожала, когда распечатывала ея письмо. Оно было очень благосклонное.
‘Я врю вамъ, мое дитя, и очень бы желала вамъ помочь. Но не могу переписываться съ неизвстнымъ лицомъ. Если вы ршитесь открыть, кто вы, то я считаю долгомъ предупредить васъ, что я показала ваше письмо нашему духовнику, который во всхъ вещахъ, какъ свтскихъ, такъ и духовныхъ, служитъ нашимъ совтникомъ и руководителемъ. Къ нему, во всякомъ случа, я должна буду прежде всего направить васъ. Его мудрость ршитъ серьезный вопросъ о томъ, принять ли васъ въ лоно нашей святой церкви, если вы имете истинное призваніе къ монашеской жизни. Съ разршенія нашего духовника, я всегда буду рада услужить вамъ’.
Сидни положила письмо обратно въ конвертъ, чувствуя живйшую благодарность въ матери-игумень, но ршившись при существующихъ обстоятельствахъ воздержаться отъ дальнйшихъ сношеній съ бенедиктинскимъ монастыремъ.
Даже если бы тотъ мотивъ, по которому она написала игумень, оставался неизмннымъ, намекъ на священника удержалъ бы ее отъ всякаго дальнйшаго шага. При одной мысли открыть свое сердце, обнаружить вс свои тайныя помышленія передъ постороннимъ человкомъ, мужчиной, было для нея невыносимо въ настоящую минуту. Въ нсколькихъ отвтныхъ словахъ, высказанныхъ съ благодарной почтительностью, она поблагодарила мать-игуменью и заявила, что превращаетъ переписку.
Письмо было запечатано и опущено въ почтовый ящикъ гостинницы, и она вернулась въ гостиную, отдлавшись отъ одной изъ безпокоившихъ ее мыслей, готовясь доказать Герберту, что вритъ въ него и надется на будущее.
Съ счастливой улыбкой на губахъ, она растворила дверь. Она готовилась шутливо спросить его, что онъ подумалъ о томъ, что она такъ долго пропадала… когда зрлище, представшее передъ ней, наполнило ее всю мгновенно ужасомъ.
Руки Герберта были вытянуты на стол, голова покоилась на рукахъ, вся поза говорила о крайнемъ отчаяніи и полной безнадежности, рыданія потрясали его грудь. Любовь и сожалніе вдохнули мужество въ Сидни, она подошла, чтобы обнять его… но остановилась. Книга на стол привлекла ея взглядъ. Онъ все еще не сознавалъ ея присутствія, она ршилась раскрыть книгу… и прочитала надпись. Взглянула на него… опять взглянула на надпись… и узнала, наконецъ, истину.
Сила внутренней боли парализовала вс ея вншнія проявленія. Спокойно положила она книгу на столъ. Спокойно дотронулась до него и назвала по имени.
Онъ вздрогнулъ и поднялъ голову и пытался заговорить съ ней въ обычномъ тон.
— Я не слышалъ, какъ ты вошла.
Она указала на книгу, нисколько не мняясь въ лиц или въ обращеніи.
— Я прочитала вашу надпись жен, я видла васъ въ то время, когда вы думали, что вы — одинъ, состраданіе, вслдствіе котораго вы такъ долго скрывали отъ меня истину, будетъ теперь неумстно. Ваши цпи разрушены, Гербертъ. Вы — свободный человкъ.
Онъ сдлалъ видъ, что не понимаетъ ея. Она оставила его убждать себя, ни слова не возражая. Онъ объявилъ, честно вря въ то, что говоритъ, что она огорчила его своими словами. Она слушала въ покорномъ молчаніи. Онъ взялъ ея руку и поцловалъ. Она дала ее поцловать, но когда онъ выпустилъ ея руку, рука безжизненно повисла вдоль тла. Она испугала его, онъ сталъ опасаться за ея разсудокъ. Наступило молчаніе… долгое, ужасное, безнадежное молчаніе.
Она оставила дверь гостиной раскрытою. Одинъ изъ слугъ отеля показался въ корридор. Онъ говорилъ съ какой-то особой, которой не было видно.
— Быть можетъ, вы оставили книгу въ этой комнат?
Мягкій головъ отвчалъ:
— Я надюсь, что лэди и джентльменъ извинятъ меня, если я попрошу позволенія поискать мою книгу.
Она вошла въ комнату, готовясь извиниться.
Гербертъ Линлей и Сидни Уэстерфильдъ увидли женщину, которую оскорбили. Женщина, оскорбленная ими, увидла ихъ и остановилась.
Слуга былъ удивленъ ихъ молчаніемъ. Онъ былъ очень глупый человкъ и подумалъ, что эти господа — совсмъ особенные какіе-то господа: не знаютъ, что сказать другъ другу.
Гербертъ стоялъ ближе всхъ къ нему, и онъ нашелъ, что вжливость требуетъ, чтобы онъ объяснилъ, въ чемъ дло.
— Эта лэди занимала ваши комнаты, сэръ. Она вернулась со станціи поискать книгу, которую здсь забыла.
Гербертъ далъ ему знакъ уйти. Сидни тоже направилась въ двери. Гербертъ не хотлъ этого дозволить.
— Останьтесь,— сказалъ онъ ей мягко:— вы у себя.
Сидни колебалась. Но Гербертъ сказалъ, указывая на разведенную жену:
— Вы видите, какъ эта дама глядитъ на васъ. Я не желаю, чтобы вы позволяли кому бы то ни было оскорблять себя.
Сидни повиновалась и вернулась въ гостиную.
Катерина, наконецъ, заговорила. Она обратилась въ Сидни съ спокойнымъ достоинствомъ, которое было такъ же далеко отъ гнва, какъ и отъ презрнія.
— Вы хотли уйти изъ комнаты. Я вижу,— и это длаетъ вамъ честь,— что вамъ стыдно въ моемъ присутствіи.
Гербертъ обратился къ Сидни, стараясь справиться съ собой. Она была ближе къ столу.
— Передайте мн книгу, чмъ скоре это кончится, тмъ лучше для нея, тмъ лучше для насъ.
Сидни подала ему книгу. Съ замтнымъ усиліемъ онъ выказалъ такое же самообладаніе, какъ и Катерина: чтожъ, она всетаки, вспомнила о его подарк. Онъ подалъ ей книгу.
Она продолжала глядть на Сидни, говорить съ Сидни.
— Скажите ему, что я отказываюсь взять эту книгу отъ него.
Сидни пыталась было повиноваться. Но при первыхъ же словахъ Гербертъ перебилъ ее.
— Я уже просилъ васъ не позволять оскорблять себя.
Онъ повернулся къ Катерин.
— Книга ваша, сударыня. Почему вы не хотите ее взять?
Она впервые взглянула на него. Гордое презрніе сверкнуло въ ея взор.
— Ваши руки и ея руки въ ней прикасались. Я оставляю эту книгу вамъ и ей.
Эти слова уязвили его.
— Вы умете язвить людей языкомъ, какъ жаломъ, — сказалъ онъ.
— Неужели васъ трогаютъ мои слова?
— Я запрещаю вамъ оскорблять миссъ Уэстерфильдъ.
Съ этимъ отвтомъ онъ повернулся къ Сидни.
— Васъ не обидятъ, пока я могу этому помшать,— нжно сказалъ онъ, и подошелъ, чтобы обнять ее. Она взглянула на Катерину и отклонилась отъ его объятія.
Катерина почувствовала деликатность и раскаяніе, какія выразились въ этомъ жест. Она подошла къ Сидни.
— Миссъ Уэстерфильдъ, я возьму книгу отъ васъ.
Сидни подала ей книгу, не говоря ни слова: въ ея положеніи благодарность лучше всего выражалась молчаніемъ.
Спокойно и твердо вырвала Катерина изъ книги листокъ съ надписью Герберта и положила его передъ нимъ на столъ.
— Возвращаю вамъ вашу надпись. Въ ней нтъ больше смысла.— Эти слова высказаны были мягко и безъ всякаго признака гнва. Она тихо пошла къ дверямъ и оглянулась на Сидни.
— Подумайте о томъ, что я выстрадала, и если я обидла васъ, то извините меня.
Слабый шелестъ платья по ковру… и все стало тихо. Больше они ея не видли.
Гербертъ подошелъ къ Сидни. Въ эту минуту онъ чувствовалъ себя обязаннымъ выразить ей всю свою симпатію. Онъ жаллъ ее. Онъ жаллъ ее отъ глубины души. Подойдя ближе, онъ увидлъ слезы у нея на глазахъ, но он навернулись какъ будто безсознательно. Точно не замчая его присутствія, она стояла, потерянная въ размышленіи.
Онъ пытался вернуть ее къ дйствительности.
— Хорошо я защитилъ тебя?— спросилъ онъ.
Она разсянно отвчала:
— Да!
— А ты, моя душа, постарайся сдлать, какъ я. Постарайся забыть.
Она отвчала:
— Я постараюсь загладить,— и пошла къ дверямъ своей комнаты.
Отвтъ удивилъ его, но не время было спрашивать объясненій.
— Хочешь лечь, Сидни, и отдохнуть?
— Да.
Она взяла его подъ руку. Онъ довелъ ее до дверей ея комнаты.
— Не нужно ли теб чего-нибудь?— спросилъ онъ.
— Ничего, благодарю.
Она заперла дверь и вдругъ опять отперла ее.
— Еще одно: поцлуй меня,— попросила она.
Онъ нжно поцловалъ ее. Возвращаясь въ гостиную, онъ оглянулся на дверь ея комнаты. Она была заперта.
Голова у него болла, на душ было смутно. Онъ легъ на диванъ въ изнеможеніи отъ только-что произошедшей сцены. Въ гор, въ болзни и въ страх, а природа рано или поздно заявляетъ свои права. Несчастный, измученный человкъ крпко заснулъ.
Его разбудилъ слуга, накрывавшій на столъ.
— Обдъ готовъ, сэръ, прикажете постучать въ дверь милэди?
Гербертъ всталъ и пошелъ въ ея комнату.
Онъ потихоньку вошелъ, боясь разбудить ее, если она спитъ.
Ея нигд не было видно. Она, очевидно, не ложилась на постель. На гладкой наволочк лежалъ клочокъ бумажки. На немъ стояли слдующія слова: ‘Вы еще можете быть счастливы, и я вамъ помогу’.
Онъ стоялъ, озирая пустую комнату. Отчаяніе и покорность судьб выразились въ вырвавшихся у него словахъ:— Я заслужилъ это.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ И ПОСЛДНЯЯ.

I .

‘М-ръ Гербертъ Линлей, я прошу позволенія отвчать на ваши вопроса письменно, потому что весьма вроятно, что нкоторая мннія, которая я выскажу, оскорбили бы васъ, еслибы были высказаны не письменно, а словесно. Я не могу успокоить васъ насчетъ миссъ Сидни Уэстерфильдъ. Но могу высказать вамъ то, что я обо всемъ этомъ думаю.
‘Вы правы, предполагая, что миссъ Уэстерфильдъ слышала про меня въ Моунтъ-Морвен, какъ про агента и легальнаго совтника дамы, которая была когда-то вашей женой. Съ какимъ намреніемъ она обратилась ко мн, вы тотчасъ это услышите. Что касается того, какъ она разыскала мою контору, то позвольте вамъ напомнить, что адресъ она могла найти въ любомъ календар.
‘Цль миссъ Уэстерфильдъ заключалась въ томъ, чтобы сообщить мн, во-первыхъ, что преступная жизнь, которую она вела съ вами, окончена. Она отказалась отъ вашего покровительства не затмъ, чтобы снова къ нему возвращаться. Мн жаль было видть (хотя она и старалась это скрыть иво всхъ силъ), какъ ей тяжела была эта разлука. Вы были любимы двумя прекрасными женщинами такъ, какъ вы того не заслуживали.
‘Объяснивши мн все предыдущее, миссъ Уэстерфильдъ высказала затмъ мотивы, которые привели ее въ мою контору. Она спросила, могу ли я сообщить ей адресъ м-съ Норманъ.
‘Эта просьба, сознаюсь, удивила меня.
‘По моему мннію, ей послдней изъ всхъ женщинъ пристало вступать въ какія бы то ни было отношенія съ м-съ Норманъ. Я говорю это вамъ, но ей, разумется, этого не сказалъ.
‘Я позволилъ только себ спросить: зачмъ ей этотъ адресъ?
‘Она отвчала, что у нея есть причины, которыя ей неудобно сообщить постороннему лицу.
‘Посл этого я отказался дать ей адресъ.
‘Не ожидая, очевидно, такого отказа, она спросила у меня адресъ м-ра Рандаля Линлея. Въ этомъ случа я радъ былъ удовлетворить ея желаніе. Всего лучше ей обратиться за совтомъ къ вашему брату. Сообщая его лондонскій адресъ, я сказалъ ей, что вашъ братъ находится въ отсутствіи, гоститъ у знакомыхъ, но вернется черезъ недлю.
‘Она поблагодарила меня и встала, собираясь уходить.
‘Сознаюсь, что я заинтересовался ею. Быть можетъ, я подумалъ о томъ времени, когда она могла быть такъ же дорога своему отцу, какъ дороги мн мои дочери. Я спросилъ: живы ли ея родители? Она отвчала, что умерли. Есть ли у нея друзья въ Лондон? Она отвчала:— У меня нтъ друзей.
‘Это было сказано съ такой покорностью, которую больно встртить въ такомъ юномъ существ.
‘Я рискнулъ разсердить ее и спросилъ: есть ли у нея деньги? Она отвчала:— У меня есть небольшія сбереженія отъ жалованья, которое я получала, будучи въ гувернанткахъ.
‘Перемна въ голос сказала мн, что она намекала на то время, когда она жила въ Моунтъ-Морвен. Невозможно было видть эту одинокую двушку и не обезпокоиться насчетъ квартиры, въ которую она попадетъ въ такомъ мст, какъ Лондонъ. Къ счастію, она пріхала ко мн съ желзной дороги и еще не искала себ пристанища. Наконецъ-то, я могъ быть ей полезенъ. Мой старшій клеркъ принялъ на себя хлопоты о пріисканіи квартиры для миссъ Уэстерфильдъ и помстилъ ее въ почтеннымъ людямъ, въ дом которыхъ она могла проживать дешево и безопасно. Адресъ этого дома (ради нея) я отказываюсь сообщить вамъ.
‘Вы ее не должны тревожить.
‘Черезъ недлю меня навстилъ мой добрый пріятель, Раидаль Линлей.
‘Онъ въ тотъ день видлся съ миссъ Уэстерфильдъ. Она сказала ему то, что говорила мн, и повторила ту же просьбу, въ которой я ей отказалъ, признавшись, однако, Рандалю въ мотивахъ, которые отъ меня скрыла. На него произвело сильное впечатлніе самопожертвованіе этой раскаявшейся женщины, и онъ сначала готовъ былъ сообщить ей адресъ м-съ Норманъ.
‘Но, по зрломъ размышленіи, объяснилъ онъ, убдился, что какъ бы ни были чисты и безкорыстны ея мотивы, въ чемъ не могло быть никакого сомннія, это не даетъ ему права позволить ей подвергнуть себя послдствіямъ, могущимъ произойти отъ предполагаемаго свиданія. Все, что онъ посовтовалъ ей — это поручить ему передать м-съ Норманъ то, что говорила ему миссъ Уэстерфильдъ, и увдомить послднюю о результат.
‘Такъ какъ я безпокоился о томъ, что будетъ съ миссъ Уэстерфильдъ, то ватъ добрый братъ сразу успокоилъ меня на этотъ счетъ.
‘Онъ предложилъ отдать миссъ Уэстерфильдъ на попеченіе старинному и короткому пріятелю ея покойнаго отца — капитану Бенедеку. Ея добровольная разлука съ вами доставила вашему брату и капитану тотъ случай, какого они оба ждали. Капитанъ Бенедекъ въ это время плавалъ въ мор на своей яхт. Немедленно по его возвращеніи, вкусы и желанія миссъ Уэстерфильдъ будутъ спрошены, и она, безъ сомннія, не откажется познакомиться съ другомъ своего отца.
‘Теперь я сообщилъ вамъ все, что знаю, въ отвтъ на т вопросы, съ какими вы во мн обратились. Позвольте мн усердно посовтовать вамъ вознаградить зло, причиненное вами этой бдной двушк единственнымъ способомъ, какой для васъ возможенъ. Согласитесь на разлуку, которая иметъ въ виду не только ея благо, но и ваше собственное. Самуэль Саррацинъ’.

II.

Долго не получая извстій отъ капитана Бенедека, Рандаль нашелъ нужнымъ, въ интересахъ Сидни Уэстерфильдъ, навести справки о немъ въ клуб. Тамъ ничего не знали, гд капитанъ и что длаетъ. Рандаль написалъ въ гостинницу въ Сандисиль.
Отвть хозяйки гостинницы немного удивилъ его.
Нсколько дней тому назадъ, яхта снова появилась въ бухт. Капитанъ Бенедекъ высадился на берегъ, повидимому, въ добромъ здравіи и ухалъ съ раннимъ поздомъ въ Лондонъ. Боцманъ объявилъ, что получилъ приказъ отвести яхту обратно въ портъ, безъ всякихъ иныхъ поясненій, кром того, что плаваніе окончено.
Перемна въ планахъ капитана (окончившаго свое путешествіе мсяцемъ раньше того, чмъ предполагалъ вначал) удивила Рандаля. Онъ отправился въ частную резиденцію своего пріятеля, но услышалъ отъ слугъ, что они не видли своего господина и не знаютъ, гд онъ. Рандаль тщетно ждалъ въ Лондон, что капитанъ навститъ его.
Но. наконецъ, терпніе его было вознаграждено самымъ неожиданнымъ образомъ. Онъ узналъ адресъ капитана изъ письма отъ Катерины, адресованнаго изъ ‘Букъ-отеля въ Сайденгем’. Упрекая его за то, что онъ и не пишетъ, и не детъ, она приглашала его обдать къ себ въ отель. Письмо заключалось словами: ‘кром васъ, будетъ еще только одно лицо, вашъ другъ и (съ тхъ поръ, какъ мы съ вами не видались) нашъ другъ. Капитану Бенедеку надоло плавать по морю. Онъ поселился въ отел, лечится сайденгемсвимъ воздухомъ и находитъ, что онъ очень ему полезенъ ‘.
Эти строчки навели Рандаля на серьезныя размышленія.
Поврить, что Бенедеку ‘надоло море’ и что онъ предпочитаетъ воздухъ лондонскаго предмстья морскому воздуху — было бы слишкомъ глупо и нелпо для человка, хорошо знавшаго капитана. Несмотря на невинный тонъ письма Катерины, Рандаль заключилъ, что истинная причина превращенія плаванія заключается въ самой Катерин. Пребываніе на морскомъ берегу и время сдлали свое, и, оправившись отъ потрясеній, отъ которыхъ было подурнла, она стала такъ же хороша, какъ и прежде. Перемна имени охраняетъ ее отъ обнаруженія того, что она разведенная жена — обстоятельство, которое для такого религіознаго человка, какъ Бенедекъ, было бы возмутительно.
Ужъ не влюбился ли онъ въ нее? А она раздляетъ интересъ, который ему внушила?..
Рандаль написалъ, что принимаетъ приглашеніе, ршившись пріхать пораньше и частнымъ образомъ переговорить съ Катериной, экспромтомъ, не давая ей времени приготовиться въ его разспросамъ.
Въ тотъ короткій промежутокъ времени, какой истекъ до наступленія дня, когда онъ былъ приглашенъ на обдъ, произошло событіе, только укрпившее его въ принятомъ ршеніи. Посл долгихъ мсяцевъ разлуки, онъ увидлся съ Гербертомъ.
Неужели этотъ блдный, худой, растерянный человкъ, глядвшій на него жалкими глазами, налитыми кровью, былъ красивый, веселый, счастливый брать, какимъ онъ его помнилъ?..
Рандаль былъ такъ огорченъ, что въ первую минуту не могъ сказать ни слова. Онъ могъ только указать брату на кресло. Гербертъ упалъ въ него, какъ человкъ, дошедшій до крайняго истощенія силъ. И, однако, заговорилъ сердито. Онъ казался разгнваннымъ.
— Я, кажется, пугаю тебя?
— Ты огорчаешь меня, Гербертъ, боле, нежели я могу выразить.
— Дай мн стаканъ вина. Я все ходилъ… не знаю, куда. Далеко куда-то, я умираю отъ усталости.
Онъ жадно выпилъ вино. Если оно и подкрпило er, то не измнило расположенія духа. Въ человк нравственно слабомъ несчастіе (переживаемое безъ всякой силы отпора) пробивается наружу сквозь оболочку джентльмена и показываетъ обнаженную природу человка, сродни нашему предку-дикарю.
— Лучше ли теб, Гербертъ?
Онъ поставилъ пустой стаканъ на столъ, не обративъ вниманія на вопросъ брата.
— Рандаль, — сказалъ онъ, — ты знаешь, гд находится Сидни?
Рандаль отвчалъ утвердительно.
— Дай мн ея адресъ. Моя голова въ такомъ состояніи, что я не могу запомнить его. Запиши его для меня.
— Нтъ, Гербертъ.
— Ты не хочешь? Но почему же?
— Потому что не слдуетъ. Сядь, пожалуйста, опять въ кресло. Твои сжатые кулаки и яростные взгляды меня не запугаютъ. Миссъ Уэстерфильдъ поступила прекрасно, разставшись съ тобой. И ты неправъ, желая опять сойтись съ ней. Вотъ мои резоны, постарайся уразумть ихъ. А теперь, повторяю, сядь.
Онъ говорилъ сурово, даже сердце его болло за брата. Онъ былъ правъ. Строгость — единственный способъ обращаться съ человкомъ, который не уметъ переносить страданія, не унижая самого себя.
Бдняга сдался, видя твердый взглядъ и слыша суровый головъ Рандадя.
— Не будь ко мн такъ безжалостенъ, — сказалъ онъ.— Я думаю, что человка въ моемъ положеніи можно пожалть, въ особенности родному брату. Я не похожъ на тебя, я не привыкъ жить одинъ. Я привыкъ, чтобы добрая женщина жалла меня и была моимъ товарищемъ. Ты не знаешь, какъ это пріятно — видть хорошенькое существо, всегда хорошо одтое, всегда у тебя на глазахъ, которое такъ много думаетъ о теб и забываетъ о самой себ, и затмъ остаться одному, какъ я остался! У меня нтъ жены, она бросила меня и отняла у меня моего ребенка. А теперь у меня отняли и Сидни. Я совсмъ одинъ. Слышишь ты это? Одинъ! Возьми кочергу изъ камина и разбей мн голову, или возврати мн Сидни. Самъ я не могу ршиться убитъ себя! О! зачмъ я нанялъ эту гувернантку! Я былъ такъ счастливъ, Рандаль, съ Катериной и съ Китти!
Онъ устало прислонилъ голову къ спинк кресла. Рандаль предложилъ ему выпить еще вина. Онъ отказался.
— Я боюсь, — сказалъ онъ, — я отъ вина прихожу въ бшенство. Ты слыхалъ про. людей, которые заливаютъ горе виномъ? Я вчера попытался тоже, но оно зажгло мой мозгъ. Выпитый стаканъ уже подйствовалъ на меня. Нтъ! мн не дурно. Моей голов легче, когда держу ее такимъ образомъ. Дай пожать твою руку, Рандаль, мы никогда еще съ тобой не ссорились, не будемъ начинать сегодня. Во мн есть что-то пагубное. Я не зналъ, какъ я привязанъ къ Сидни, пока не потерялъ ея. Я не зналъ, какъ любилъ жену, пока не лишился ея.
Онъ умолкъ и поднялъ руку къ горячей голов. Неужели онъ бредить? Онъ удивилъ брата новой просьбой… самой неожиданной, какую только можно себ представить.
— Дорогой другъ, окажи мн милость. Скажи мн, гд живетъ моя жена?
— Вдь ты знаешь, однако, что она теб не жена больше, — отвчалъ Рандаль.
— Все равно. Мн надо ей кое-что сказать.
— Это невозможно.
— Ну, такъ нельзя ли теб поручить сказать ей это отъ меня?
— Скажи сначала, въ чемъ дло.
Гербертъ поднялъ голову и положилъ руку на плечо брата.
— Скажи ей, что я одинокъ, скажи, что я умираю отъ горя и попроси ее позволить мн повидать Китти.
Его тонъ тронулъ Рандаля до глубины души.
— Мн жаль тебя, Гербертъ,— сказалъ онъ съ чувствомъ.— Я передамъ ей твою просьбу и все, что могу сдлать съ своей стороны — все сдлаю.
— Такъ скоро, какъ только можно?
— Да, такъ скоро, какъ только можно.
— И ты не забудешь? Нтъ, нтъ, конечно, ты не забудешь.
Онъ хотлъ-было встать, но снова упалъ въ кресло.
— Позволь мн отдохнуть,— молодъ онъ,— если я теб не мшаю. Я теб теперь не компанія, я уйду, когда ты мн скажешь.
Рандаль не захотлъ отпустятъ его.
— Ты останешься со мной, и если мн случится выйти изъ дому, то въ дом всегда будетъ человкъ, который тебя любитъ почти такъ же сильно, какъ и я тебя люблю.
Онъ назвалъ одного изъ старинныхъ слугъ Моунтъ-Морвена, который привязался къ Рандалю, посл распаденія семьи.
— А теперь спи,— сказалъ Рандаль, — и позволь мн подложить теб эту подушку подъ голову.
Гербертъ отвчалъ:
— Я опять чувствую себя точно дома,— и закрылъ глаза.

III.

Черезъ день Рандаль устроилъ свой отъздъ въ Сайденгемъ такъ, чтобы пріхать въ отель за часъ до обда. Шансы на то, чтобы просьба его брата встртила милостивый пріемъ, были такъ ничтожны, что онъ воздержался — изъ боязни возбудить надежды, которыя окажутся на дл неосновательными — сообщить о своей поздк Герберту. Никто не зналъ, куда онъ отправляется, когда онъ выхалъ изъ дому. Когда онъ садился въ вагонъ, у окна, по обыкновенію, показался разнощикъ газетъ. Новый нумеръ весьма распространенной еженедльной газеты вышелъ какъ разъ въ этотъ день. Рандаль купилъ его.
Прочитавъ одну или дв политическія статьи, онъ дошелъ до столбцовъ, посвященныхъ исключительно ‘хроник свтской жизни’. Не интересуясь этого рода новостями, онъ перевертывалъ страницы, ища глазами литературныхъ и драматическихъ статей, какъ вдругъ знакомое имя привлекло его взглядъ. Онъ прочиталъ слдующую замтку.
‘Очаровательная вдова, м-съ Норманъ, какъ мы слышали, находятся въ числ именитыхъ прізжихъ, живущихъ въ отел Бука. На ухо передаютъ, что эта дама выходить замужъ за отставного морского офицера, прославившагося въ полярной экспедиціи, а теперь извстнаго какъ одинъ изъ нашихъ выдающихся филантроповъ’.
Намекъ на Бенедека былъ слишкомъ ясенъ, чтобы его не признать. Рандаль опять прочиталъ слова:
‘Очаровательная вдова’! Неужели возможно, чтобы подъ этими словами подразумвалась Катерина? Предположить, что она способна выдавать себя за вдову и — еслибы ея дочь спросила у нея, что это значитъ,— сказать ребенку, что отецъ ея умеръ,— значило, по мннію Рандаля, жестоко оскорбить ее. Борясь съ запавшимъ въ него подозрніемъ, онъ прибылъ въ отель, упрямо думая, что ‘очаровательная вдова’ окажется посторонней женщиной.
Первое разочарованіе ждало его, какъ только онъ вошелъ въ домъ. M-съ Норманъ и ея маленькая дочка ухали кататься съ однимъ хорошимъ знакомымъ и должны были вернуться только къ обду. Мистриссъ Прести была дома. Она гуляла въ саду отеля.
Рандаль нашелъ ее въ бесдк съ шитьемъ въ рукахъ и газетой на колняхъ. Она пошла ему на встрчу съ улыбающимся и любезнымъ лицомъ
— Какъ мило съ вашей стороны, что вы такъ рано пріхали!— начала она.
Но проницательный взглядъ ея увидлъ нчто въ лиц Рандаля, отъ чего вся ея веселость вдругъ пропала.
— Надюсь, что вы пріхали не затмъ, чтобы испортитъ нашъ веселый обдъ худыми встями?— прибавила она, подозрительно глядя на него.
— Вы сами должны это ршить,— отвчалъ Рандаль.
— Слишкомъ много чести для бдной, безполезной старухи, мой другъ! Не будьте такъ таинственны, мой другъ! Я не принадлежу въ поколнію, которое производитъ бури въ стакан воды и называетъ схватки съ дикарями — сраженіями. Говорите, въ чемъ дло!
Рандаль подалъ ей газету, открытую на томъ самомъ мст, которое поразило его.
— Вотъ моя всть!— сказалъ онъ.
Мистриссъ Прести взглянула на газету Рандаля и подала ему свою.
— Мн очень жаль испортитъ вашъ драматическій эффектъ,сказала она.— Но вы должны знать, что мы только на полчаса опаздываемъ въ Сайденгем передъ вами, въ дл новостей. Извстіе это преждевременно, мой другъ. Но еслибы газетчики ждали, чтобы извстіе подтвердилось или было опровергнуто, то много ли бы сплетенъ читали люди въ своихъ любимыхъ газетахъ? Кром того, если это неврно теперь, то будетъ врно черезъ недлю. Авторъ говоритъ: ‘на ухо передаютъ’! Какъ это съ его стороны деликатно! Что за вжливый джентльменъ!
— Долженъ ли я пошлъ изъ вашихъ словъ, мистриссъ Прести, что Катерина…
— Вы должны понять, что Катерина — вдова и этимъ мн обязана, говорю это съ гордостью…
— Если это шутка, сударыня…
— Нисколько, сэръ.
— Извстно ли вамъ, мистриссъ Прести, что мой братъ…
— О! не говорите о вашемъ брат! Онъ — помха на нашемъ пути, и мы вынуждены были отдлаться отъ него.
Рандаль отступилъ на шагъ. Дерзость мистриссъ Прести была ли него нчто непостижимое. ‘Ужъ не сошла ли эта женщина съ ума?’ — подумалъ онъ.
— Садитесь,— пригласила мистриссъ Прести.— Если вы намрены поднимать изъ-за этого тревогу или настаивать на томъ, чтобы я оправдывалась, то вы этимъ докажете, что у васъ нтъ — что очень конечно жаль — никакого чувства юмора, но я одляю такъ, какъ вамъ хочется. Буду оправдываться. Невольте. Вы услышите, какъ поступили съ моей разведенною дочерью въ Сандисил и съ моей бдной маленькой внучкой, посл того, какъ вы отъ насъ ухали.
Разсказавъ о томъ, что было, она предложила Рандалю сначала вникнуть въ положеніе Катерины и затмъ уже произносить свое сужденіе.
— Согласились ли бы вы на ея мст вторично подвергнуться такому оскорбленію?— спросила она.— И пріятно ли бы вамъ было видть, что и вашъ ребенокъ страдаетъ вмст съ вами?
— Я бы велъ уединенную жизнь и не рисковалъ бы знакомиться съ неизвстными людьми по гостинницамъ.
— Ахъ! въ самомъ дл? И вы бы осудили свою дочь тоже на заточеніе? Вы бы равнодушно смотрли на то, какъ она скучаетъ безъ дтскаго общества, и не пожалли бы ея? Желала бы я знать, какъ бы вы поступили, когда капитанъ Бенедекъ сдлать намъ визитъ въ Сандисил? Онъ былъ представленъ мистриссъ Норманъ и маленькой дочк миссъ Норманъ, и мы вс пришли отъ него въ восторгъ. Когда я осталась съ нимъ вдвоемъ, онъ спросилъ меня натурально, гд находится счастливый мужъ такой красавицы, какъ моя дочь. Еслибы онъ спросилъ васъ про м-ра Нормана, что бы вы ему отвтили?
— Я бы сказалъ ему правду.
— Вы бы сказали, что мистера Нормана не существуетъ?
— Да.
— Ну, и я такъ сказала! А капитанъ, само собой разумется, заключилъ (посл того какъ увидлъ Китти), что мистриссъ Норманъ — вдова. Еслиби я сказала ему правду, что сталось бы съ репутаціей моей дочери? Еслибы я сказала правду въ гостинниц, гд всякому хотлось узнать, кто такая — красавица мистриссъ Норманъ, что бы изъ этого вышло и для Катерины, и для ея маленькой дочери? Нтъ, нтъ! я исправила, насколько можно, нестерпимое положеніе. Я обезпечила спокойствіе несчастной, несправедливо обиженной женщины и ея ребенка.
Рандаль ршилъ разстаться съ ней.
— Вы все это сдлали съ согласія Катерины?— спросилъ онъ, вставая съ мста.
— Катерина подчиняется обстоятельствамъ, какъ женщина благоразумная.
— Она соглашается обманывать Китти, что ея отецъ умеръ?
Лицо мистриссъ Прести стало серьезно.
— Постойте минуту, прежде чмъ придти къ такому ршенію, я спросила мать: позволитъ ли она Китти видться съ отцомъ?
Какъ разъ тотъ вопросъ, изъ-за котораго пріхалъ Рандаль.
— Что же она вамъ на это отвчала?
— Она сказала: ‘ни за что на свт’. Посл того я сказала Китти…
— Довольно, мистриссъ Прести,— перебилъ Рандаль.— Ваша защита вполн достойна вашего поведенія.
— Скажите лучше, что мое поведеніе есть результатъ безчестнаго отношенія вашего брата въ моей дочери — это будетъ врне!
Рандаль пропустилъ это замчаніе безъ отвта.
— Будьте такъ добры, передайте Катерин, что я готовъ извинить ее, но не могу обдать за ея столомъ и не смю глядть въ лицо моей племянниц, посл того, что я слышалъ.
— И прекрасно длаете. Вы бы своей кислой миной испортили все наше удовольствіе.
Рандаль церемонно раскланялся съ мистриссъ Прести, какъ съ посторонней женщиной. Но неисправимая старуха простилась съ нимъ съ фамильярною ласковостью.
— Прощайте, милый Рандаль. Постойте минутку! Можно будетъ васъ пригласить на свадьбу?
Придя на станцію желзной дорога, Рандаль увидлъ, что ему надо подождать позда. Пока онъ прохаживался по платформ, прошелъ поздъ изъ Лондона. Онъ остановился и разсянно глядлъ на пассажировъ, выходившихъ изъ вагона, какъ вдругъ услышалъ знакомый голосъ, спрашивавшій дорогу въ отель Бука. Онъ перебжалъ черезъ рельсы и очутился лицомъ къ лицу съ Гербертомъ.

IV.

Съ минуту оба брата глядли другъ на друга, не говоря ни слова. Въ удивленныхъ глазахъ Герберта отражалось удивленіе его брата.
— Что ты здсь длаешь?— спросилъ онъ.
Подозрніе омрачило его лицо въ ту минуту, какъ онъ задавалъ этотъ вопросъ.
— Ты былъ въ гостинниц?— ты видлъ Катерину?
Рандаль могъ, не солгавъ, утверждать, что не видлъ Катерины, и это успокоило Герберта.
— Сколько я тебя помню, ты никогда не говорилъ лжи,— сказалъ онъ.— Мы оба, конечно, прочли одно и то же извстіе въ газетахъ, и ты первый захотлъ выяснить дло. Такъ вдь?
— Да.
— Желалъ бы знать, кто эта другая мистриссъ Норманъ? ты не узналъ?
— Нтъ.
— Во всякомъ случа она не Катерина, и я уду домой съ боле легкимъ сердцемъ.
Онъ взялъ брата подъ руку, чтобы перейти на другую платформу.
— Знаешь ли, Рандаль, я вдь почти боялся, что Катерина окажется этой женщиной. Чортъ бы побралъ все это дло и тхъ людей, которые сообщаютъ такія вещи въ газетахъ!
Говоря это, онъ вынулъ изъ кармана газету и, разорвавъ ее пополамъ, бросилъ.
— Малькольмъ думалъ сдлать доброе дло, а вмсто того разстроилъ меня на цлое утро.
— Постой, Гербертъ, а что, еслибы газетный слухъ оказался вренъ?
— Посл того, что ты мн сказалъ сейчасъ, къ чему предполагать такія вещи?
— Не сердись и помни пожалуйста, иго разводъ даетъ и теб право жениться, и Катерин выйти замужъ.
Гербертъ разсвирплъ еще боле.
— Если Катерина вздумаетъ выйти замужъ, то этому человку придется сначала имть дло со мной. Но не въ томъ вопросъ. Ты, кажется, забылъ, что женщина, о которой говорятъ въ газетахъ, названа вдовой. Уже то, что моя разведенная жена могла назвать себя вдовой — довольно скверно, но что она могла уврить въ томъ нашего ребенка — вотъ что довело меня до бшенства. Но довольно объ этомъ. Ты видлъ въ послднее время Катерину?
— Нтъ.
— Я полагаю, что она такъ же хороша, какъ прежде! Когда ты попросишь ее позволить мн повидать Китти?
— Предоставь это мн,— вотъ все, что могъ сказать Рандаль.
Онъ былъ въ очень затруднительномъ положеніи. Откровенной натур его противно было обманывать Герберта, а между тмъ что могъ онъ пока сказать ему утшительнаго?
Но не только положеніе брата тревожило его, а также и положеніе Сидни.
Вдь и ей тоже общалъ онъ употребить вс усилія, чтобы уговорить Катерину повидать Сидни. Исполнить это общаніе казалось теперь совершенно невозможнымъ. Подъ вліяніемъ досаднаго чувства разочарованія, къ которому она не была готова, кто знаетъ, какой неосторожный поступокъ можетъ совершить Сидни?
Даже надежда на покровительство Бенедека утратила свою живость, посл неудачнаго визита Рандаля въ Сайденгемъ. Что капитанъ приметъ такъ ласково дочь своего друга, какъ бы свою собственную дочь — въ этомъ нельзя было ни минуты сомнваться. Но что онъ не удлитъ ей теперь, когда онъ ухаживаетъ за Катериной, того вниманія, какое удлилъ бы при другихъ обстоятельствахъ — это тоже несомннно. Но каковъ бы ни былъ результатъ, а Рандаль видлъ теперь передъ собой только одинъ путь. Онъ ршился поторопиться знакомствомъ Сидни съ капитаномъ и немедленно написать капитану, чтобы подготовить его къ этому событію.
Вотъ письмо, которое онъ написалъ ему подъ вліяніемъ сбивчивыхъ чувствъ и ощущеній, владвшихъ имъ.
‘У меня есть новости для васъ, которыя вы услышите, я увренъ, съ удовольствіемъ. Дочь вашего стариннаго пріятеля отказалась отъ своего грховнаго образа жизни и принесла жертвы, доказывающія искренность ея раскаянія. Не входя въ подробности, позвольте мн заврить васъ, что я ручаюсь за Сидни Уэстерфильдъ, какъ за особу, достойную вашего участія. Могу ли я передать ей, когда увижу ее завтра, что вы побываете у нея? Я увренъ, что могъ бы и теперь уже сказать ей это, но думаю, что бдную двушку ободрить, если я могу общать ей вашъ визитъ отъ вашего имени’.
Онъ сообщилъ адресъ Сидни и отправилъ письмо на почту въ тотъ же вечеръ.
Утромъ слдующаго дня два письма съ сайденгемской почтовой маркой поданы были Раядалю.
На первомъ, которое онъ взялъ въ руки, адресъ оказался написаннымъ рукою мистриссъ Прести. Его мнніе о корреспондент выразилось въ немедленномъ дйствіи: онъ бросилъ письмо нераспечатаннымъ въ корзинку для ненужныхъ бумагъ.
Другое письмо было отъ Бенедека и написано въ самыхъ теплыхъ выраженіяхъ, но безъ всякаго намека на предстоящую перемну въ его жизни. Онъ писалъ, что ему нельзя будетъ оставить Сайденгемъ еще день или два. Никакого объясненія по поводу этого промедленія не давалось. Но, быть можетъ, это объяснялось тмъ, что вопросъ о женитьб еще не былъ ршенъ и капитанъ все еще ждалъ отвта Катерины на свое предложеніе.
Рандаль положилъ письмо въ карманъ и пошелъ на квартиру Сидни.

V.

Погода стояла необыкновенно теплая.
Изъ всхъ мучительныхъ лтнихъ мстопребываній Лондонъ всего несносне въ жаркое лто. Рандаль зналъ, что если Сидни и пойдетъ прогуляться, то не раньше вечера. Поэтому онъ былъ удивленъ, не заставъ ея дома.
— Неужели она отправилась гулять въ такую жару?
Нтъ, она не была въ состояніи ходить въ такой зной. Мальчикъ хозяйки бгалъ для нея за кэбомъ и слышалъ, что миссъ Уэстерфильдъ приказала кучеру везти себя въ Линкольнсъ-Иннъ-Фильдъ.
Адресъ этотъ сразу напомнилъ Рандалю про мистера Саррацина. Въ надежд узнать что-нибудь, онъ отправился въ юристу. Ему показалось весьма вроятнымъ, что Сидни могла отправиться туда вторично, и, наведя справки, онъ узналъ, что его предположеніе врно. Миссъ Уэстерфильдъ прізжала, но уже съ часъ тому назадъ какъ ухала.
Упомянувъ объ этомъ обстоятельств, добрый мистеръ Capрацинъ внезапно перемнилъ разговоръ. Онъ заговорилъ о погод и, какъ и вс, сталъ жаловаться на жару. Не встрчая сочувствія, онъ перешелъ къ политик. Но Рандаль былъ непоколебимо равнодушенъ въ положенію партій и крайней необходимости въ реформ. Желая, повидимому, не дать постителю заговорить о томъ, что его интересовало, мистеръ Саррацинъ сталъ угощать его сигарой и предложилъ холодное питье. Рандаль не чувствовалъ жажды и вовсе не желалъ курить. Побдитъ ли онъ упрямство адвоката, или нтъ? Кажется, что такъ. По крайней мр тотъ самъ, наконецъ, сказалъ:
— Вамъ что-то отъ меня нужно, мой другъ? Что же именно?
— Я хочу знать, зачмъ къ вамъ прізжала миссъ Уэстерфильдъ.
Рандаль льстилъ себя надеждой, что онъ отрзалъ вс пути въ отступленію такимъ прямымъ вопросомъ. Ничуть не бывало! Мистеръ Саррацинъ проскользнулъ у него между пальцами, какъ угорь. Неписанный законъ вжливости послужилъ ему желаннымъ убжищемъ.
— Самая ненарушимая тайна должна окружать дамскія признанія,— торжественно объявилъ онъ,— а тмъ боле когда дама молода и хороша собой. Неужели мн нужно напоминать вамъ о томъ, чмъ мы обязаны прекрасному полу?
Такой взрывъ иностранной породы былъ не новъ для Рандаля въ его пріятел. Онъ остался столь же равнодушенъ къ правамъ прекраснаго пола, какъ еслибы былъ девяностолтнимъ старикомъ.
— Массъ Уэстерфильдъ говорила что-нибудь обо мн? спросилъ онъ.
Увертливый мистеръ Саррацинъ прибгнулъ къ новой уловк:
— Что-жъ это такое?— воскликнулъ онъ.— Ужъ не помнялись ли мы ролями и мстомъ нахожденія? Ужъ не свидтель ли я, призванный въ судебную палату, а вы — законовдъ, его разспрашивающій? Память измняетъ мн, мой ученый другъ. Nob mi ricordo. Ничего объ этомъ не знаю.
Рандаль перемнилъ тонъ.
— Мы довольно шутили, у меня есть серьезныя основанія, Саррацинъ, чтобы желать узнать, что происходило между вами и миссъ Уэегерфильдъ… и я надюсь, что мой давнишній пріятель избавитъ меня отъ этой тревоги.
Адвокатъ обыкновенно говорилъ о себ, что не любитъ полумръ. И отвтъ его Рандалю доказалъ, что онъ врно понимаетъ свой характеръ.
— Вашъ давнишній пріятель оправдаетъ ваше довріе,— сказалъ онъ.— Вы желаете знать, зачмъ прізжала сюда миссъ Уэстерфильдъ? Затмъ, чтобы обернуть меня вокругъ пальца, и долженъ сознаться вамъ, что она вполн успла въ этомъ. Мой дорогой Рандаль, хитрость этого хорошенькаго созданія замчательна даже для женщины. Я — старый законовдъ, искусившійся въ знаніи жизни и людей… но эта молоденькая двушка совершенно обошла меня. Она спросила меня — и еслибы вы знали, съ какимъ невиннымъ видомъ!— долго ли пробудетъ мистриссъ Норманъ въ своемъ теперешнемъ мстопребываніи.
Рандаль перебилъ его.
— Неужели вы хотите сказать, что сообщили ей адресъ Катерины?
— Отель Бука въ Сайденгем,— отвчалъ мистеръ Саррацинь.— Она записала этотъ адресъ въ свою хорошенькую карманную записную книжку.
— Какая непростительная слабость!— воскликнулъ Рандаль.
Мистеръ Саррацинъ добродушно съ нимъ согласился.
— Непростительная слабость, вы правы! Хорошенькая миссъ Сидни вывдала, кром адреса, еще много другихъ вещей. Она знаетъ, что мистриссъ Норманъ находится здсь для новаго помщенія своего капитала. Она знаетъ, кром того, что васъ задерживаетъ одинъ изъ опекуновъ. Она, кром того, высказала много разумныхъ замчаній. Она замтила, что слыхала, какъ мистриссъ Норманъ говорила, что воздухъ Лондона ей вреденъ, и высказала, что надется, что она поселилась въ здоровомъ, сравнительно, квартал Лондона. Это, какъ вы видите, привело къ обнаруженію адреса. Злой духъ овладлъ мной, я допустилъ миссъ Уэстерфильдъ вытянуть изъ меня часть истины. Мистриссъ Норманъ находится въ настоящую минуту не въ самомъ Лондон, а въ его окрестностяхъ. Знаніе женщинъ должно было бы приготовить меня къ тому, что затмъ послдовало. Но со стыдомъ долженъ сознаться, что эта дама поймала меня въ-расплохъ.
— Что же она сдлала?
— Удала на колни, бдняжка, и сказала: ‘О! мистеръ Саррацинъ, будьте ко мн еще добре, чмъ были до сихъ поръ и скажите, гд находится мистриссъ Норманъ?’ Я усадилъ ее обратно на стулъ и, вынувъ платокъ изъ ея кармана, вытеръ ей глаза.
— И затмъ сообщили ей адресъ?
— Готовъ былъ это сдлать, но все-таки удержался. Я спросилъ, въ чемъ дло и что вы для нея взялись сдлать. Увы, ваше доброе сердце заставило васъ общать больше, нежели вы могли сдержать. Она ждала услышать отъ васъ о томъ, согласилась ли мистриссъ Норманъ на свиданіе съ нею, и ждала напрасно. Вдь трудное ея положеніе, не правда ли? И все-таки я жаллъ ее, но упорствовалъ. Я только ощущалъ т симптомы, которые предостерегали меня о томъ, что я поступилъ какъ дуракъ, но тутъ она сообщила мн свою тайну и ясно высказала, зачмъ ей нужно видть мистриссъ Норманъ. Слезамъ и мольбамъ ея я могъ противиться, но мотивы ея одолли меня. Необходимо, чтобы эти дв женщины увидлись!— воскликнулъ мистеръ Саррацинъ, вдругъ разгорячась.— Припомните, что эта бдная двушка доказала, что ея раскаяніе непритворно. Я нахожу, что она въ прав высказать, а лэди, которую она оскорбила, въ прав выслушать то, что она сдлала, чтобы загладить прошлое. Ахъ, да! я знаю, что возражаетъ на это англійскій cant. Но чортъ бы побралъ англійскій cant! это худшее препятствіе для прогресса англійской націи!
Рандаль слушалъ разсянно, онъ думалъ:
‘Не могло быть никакого сомннія въ томъ, куда Сидни Уэстерфильдъ отправилась, выйдя изъ конторы стряпчаго. Быть можетъ, въ эту самую минуту она и Катерина уже свидлись и разговариваютъ наедин’.
Мистеръ Саррацинъ замтилъ молчаніе своего пріятеля.
— Неужели вы меня не одобряете?— спросилъ онъ.
— Я не питаю такихъ надеждъ на результатъ свиданія этихъ двухъ женщинъ, какъ вы.
— Ахъ, другъ мой, вы вообще по натур не сангвиникъ. Если мистриссъ Норманъ обойдется съ нашей бдной Сидни такъ, какъ обошлась бы дюжинная сварливая женщина, то я буду очень удивленъ. Но еслибы даже Сидни и оскорбили, то я увренъ, что она по крайней мр не отвтитъ на оскорбленіе, нтъ такой жертвы, какой бы она не принесла, чтобы загладить свою вину. Ея характеръ закаленъ несчастіемъ. Но врьте, что жизнь, которую вела Сидни, прежде нежели мы ее съ вами встртили,— жизнь тяжкая. Боже мой! Что бы сказала моя жена, еслибы слышала меня! Женщины — хорошія созданія, но у нихъ есть свои слабости. Подождемъ до завтра, мой милый другъ, и будемъ доврять Сидни, не давая нашимъ женамъ — извините, я хочу сказать: моей жен — подозрвать, на какой запрещенный путь завлекли насъ наши симпатіи.
Кто устоялъ бы передъ увренностью этого человка и не заразился бы ею? Рандаль ухалъ домой въ гораздо лучшемъ расположеніи духа, но мрачный видъ слуги, отворившаго ему дверь, поразилъ его.
— Что-нибудь неладно, Малькольмъ?— спросилъ онъ.
— Съ сожалніемъ долженъ сказать, сэръ, что м-ръ Гербертъ оставилъ насъ.
— Оставилъ насъ! Почему?
— Не могу знать, сэръ.
— Куда онъ ухалъ?
— Онъ не сказалъ мн, сэръ.
— Нтъ ли письма? Или не поручалъ ли онъ передать что на словахъ.
— Поручилъ, сэръ. М-ръ Гербертъ, вернувшись домой…
— Постойте! Откуда онъ вернулся?
— Онъ говорилъ, что ему стало скучно, когда вы ухали, и онъ, чтобы разсяться, отправился въ клубъ. И поручилъ мн передать вамъ объ этомъ, когда вы вернетесь, и все это онъ говорилъ спокойно и весело… точно прежній нашъ баринъ, сэръ. Но когда онъ вернулся, то, простите, сэръ, но я никогда не видлъ боле разсерженнаго человка. ‘Скажите моему брату, что я благодаренъ ему за гостепріимство, но не могу имъ доле пользоваться’. Вотъ въ чемъ заключается порученіе м-ра Герберта. Я пытался-было вставить слово, но онъ хлопнулъ дверью и былъ таковъ.
Даже кроткая и терпливая натура Рандаля возмутилась отъ такого поступка брата. Онъ молча вошелъ въ свой кабинетъ. Малькольмъ послдовалъ за нимъ и указалъ на письмо, лежавшее на стол.
— Я подумалъ, сэръ, что вы нечаянно бросили это письмо,— объяснилъ старый слуга.— Я нашелъ его въ корзинк, куда вы бросаете негодныя бумаги.
И, поклонившись съ глубокимъ почтеніемъ старыхъ слугъ, вышелъ вонъ.
Первымъ движеніемъ Рандаля было отложить всякое попеченіе о брат.
‘Доброта ни къ чему не ведетъ съ Гербертомъ, — думалъ онъ.— На будущее время я буду поступать съ нимъ такъ, какъ онъ со мной поступаетъ’.
Но онъ никакъ не могъ выгнать мысли о брат изъ головы, — и распечаталъ письмо м-съ Прести въ надежд, что оно дастъ иное направленіе его мыслямъ.
Но, вопреки м-съ Прести, вопреки самому себ, сердце его болло по брат, который такъ дурно обошелся съ нимъ. Вмсто того, чтобы прочитать письмо, онъ сталъ раздумывать о томъ, нтъ ли какой-нибудь связи между посщеніемъ братомъ клуба и его сердитымъ порученіемъ. Не услышалъ ли Гербертъ въ курильной клуба какихъ-нибудь сплетенъ, которыя могли бы объяснить его поведеніе? Еслибы Рандаль былъ членомъ этого клуба, онъ бы пошелъ туда за справками. Нельзя ли ему получить свденія инымъ какимъ путемъ?
Посл нкотораго размышленія, онъ припомнилъ обдъ, которымъ угощалъ пріятеля своего Саррацина, когда вернулся изъ Соединенныхъ Штатовъ, и то, что адвокатъ ушелъ посл того въ клубъ, имя въ виду цль, интересовавшую ихъ обоихъ. Къ этому самому клубу принадлежалъ и Гербертъ. Рандаль тотчасъ же написалъ записку м-ру Саррацину, сообщивъ ему о случившемся и сознаваясь, что это очень его тревожитъ.
Приказавъ Малькольму отнести записку на домъ къ адвокату, и если не найдетъ его дома, то узнать, гд его можно найти, Рандаль прибгнулъ въ врнйшему способу успокоить свои нервы: закурилъ трубку.
Онъ былъ закутанъ облаками табачнаго дыма, единственными, которыя никогда не обманываютъ насъ, когда письмо м-съ Прести снова привлекло его вниманіе.
Если бы вмсто іюля на двор стоялъ январь, онъ бросилъ бы его въ огонь. При существующихъ обстоятельствахъ онъ взялъ и сталъ читать его:
‘Я не сержусь на васъ, любезный Рандаль, и пишу вамъ такъ же дружески, какъ еслибы вы и не наговорили мн дерзостей въ послдній разъ, какъ мы видлись.
‘Вамъ пріятно будетъ слышать, что Катерина была огорчена такъ сильно, какъ вы только могли этого пожелать, когда я вынуждена была, къ сожалнію, передать о томъ, что произошло между нами, чтобы объяснить ваше отсутствіе. Она была до того разстроена, что не могла даже скрыть этого отъ капитана Бенедека.
‘— Я не могу быть съ вами такъ любезна, какъ слдуетъ,— сказала она ему, когда мы сли за столъ, — но вы, быть можетъ, извините меня. Я лишилась уваженія стариннаго друга, который жестоко меня оскорбилъ.— Изъ деликатности она не назвала вашего имени. Но я въ жизни не слышала лучшаго отвта, какъ отвтъ капитана.
‘— Позвольте недавнему другу занять въ вашемъ сердц мсто, утраченное стариннымъ другомъ.
‘Онъ поцловалъ у нея руку. Если бы вы видли, какъ онъ это сдлалъ и какъ она глядла на него, то, можетъ быть, сильне, чмъ кто-либо, сильне, нежели я сама, стали бы убждать мою дочь выйти замужъ за капитана. Вы бросили ее, вы оставили ее съ единственнымъ другомъ, какой у нея есть. Благодарю васъ, Рандаль. Ради всхъ насъ, благодарю васъ.
‘Безполезно прибавлять, что я ушла изъ комнаты и увела Китти съ собой, какъ только могла, и оставила ихъ вдвоемъ.
‘Вечеромъ я вошла въ спальню Катерины. Нашъ разговоръ длился не боле минуты. Безполезно было спрашивать Катерину о томъ: сдлано ли ей предложеніе? Ея взволнованный видъ сказалъ мн о томъ, что произошло. Я спросила только:— Милая Катя, ты сказала: да? Она поблднла какъ смерть и отвчала: не сказала: нтъ.
‘Но вдь я этого достаточно и это успокоительно. Желаю вамъ всего лучшаго. Мы увидимся на свадьб’.
Рандаль положилъ письмо и набилъ трубку вновь табакомъ. Онъ нисколько не сердился, онъ только нетерпливо желалъ видть м-ра Саррацина. Еслибы мистриссъ Прести увидла его въ эту минуту, то сказала бы:
— Я забыла, что негодяй курить табакъ.
Черезъ полчаса Малькольмъ распахнулъ дверь,— мистеръ Саррацинъ своей особой явился дать отвть пріятелю.
— Нтъ злйшихъ сплетниковъ, какъ клубные курильщики,— сказалъ онъ.— Газета начала бду, а ея издатель докончилъ ее, откуда онъ добылъ свои свденія, не знаю. Клубные сплетники затараторили объ извстіи, касавшемся прелестной вдовы, а издатель сталъ хвастаться своею деликатностью. Когда мн доставили это извстіе, — говорилъ онъ, — авторъ упомянулъ о томъ, что мистриссъ Норманъ не кто иная, какъ разведенная мистриссъ Гербертъ Линлей. Но я нашелъ, что это неделикатно, и зачеркнулъ.— Кажется, что это было сказано при вашемъ брат. Онъ рдко ходитъ въ клубъ, и никто изъ членовъ не знаетъ его въ лица. Дать вамъ спичку? ваша трубка погасла?
Рандаль не отказался прибгнуть снова въ успокоительному дйствію табака.
— Какъ вы думаете, вашъ братъ похалъ въ Сайденгемъ?— спросилъ м-ръ Саррацинъ.
— Я въ этомъ нисколько не сомнваюсь.

VI.

Садъ гостинницы въ Сайденгем принадлежалъ первоначально частному дому. Большой по размрамъ, онъ былъ превосходно разбитъ. Цвточныя клумбы и лужайки, красивый фонтанъ, скамейки, осненныя группами высокихъ и прекрасныхъ деревьевъ, доканчивали идиллическую прелесть этого мста. Извилистая дорожка шла черезъ весь садъ отъ задняго фасада дома. Спекуляторъ, купившій это мсто, провелъ ее дальше, до самой дороги, которая шла по окраин мстности, сообщавшейся съ Хрустальнымъ дворцомъ. Постителямъ отеля такъ нравился садъ, что многіе ради него возвращались сюда, предпочитая его приманкамъ другихъ мстностей. Разнообразные вкусы и разнообразные возрасты находили здсь удовлетвореніе. Дти радовались тому, что было гд поиграть и побгать. Отдаленныя прогулки, заключенныя среди плодовыхъ садовъ, привлекали людей скрытныхъ и любящихъ уединеніе, прізжавшихъ никому неизвстными и узжавшихъ ни съ кмъ не познакомясь. Фонтанъ и лужайка приманивали боле общительныхъ постителей, которые готовы съ каждымъ знакомиться. Даже художники-любители могли позволить себ вольное обращеніе съ природой и найти удобные пункты для сниманія видовъ, на дальнихъ пунктахъ сада.
На другой день посл злополучнаго обда, когда одинъ изъ званыхъ гостей такъ горько разочаровалъ Катерину, въ Хрустальномъ дворц происходило какое-то празднество, привлекшее всхъ жильцовъ отеля, такъ что садъ оставался почти безлюднымъ.
Съ закатомъ солнца, теплымъ лтнимъ вечеромъ, немногіе больные, которые осторожно бродили между цвточными клумбами или сидли подъ деревьями, стали понемногу расходиться, опасаясь сырости. Катерина съ дочкой и нянькой осталась одна въ саду. Китти объявила, что ‘съ мамой сегодня не такъ весело, какъ вчера’. Съ того рокового дня, когда бабушка произнесла роковыя слова, воспрещавшія всякій намекъ на отца, двочка постоянно капризничала, и жаловалась, если ее не забавляли.
Теперь она стала жаловаться на мистриссъ Прести.
— Мн кажется, бабушка могла бы меня взять съ собой въ Хрустальный дворецъ, сказала она.
— Милая моя, твоя бабушка похала со своими знакомыми, дамами и кавалерами, которымъ скучно было бы возиться съ ребенкомъ.
Китти приняла это свденіе крайне нелюбезно.
— Ненавижу дамъ и кавалеровъ,— сказала она.
— Даже напитана Бенедека?— спросила мать.
— Нтъ, напитана люблю, онъ милый. И люблю корридорныхъ слугъ. Они бы взяли меня въ Хрустальный дворецъ, да имъ некогда. Я бы желала, чтобы поскорй наступило время идти спать, я не знаю, что мн съ собой длать.
— Погуляй съ Сусанной.
— Куда я пойду?
Катерина поглядла на ворота, выходившія на дорогу, и предложила пойти навстить сторожа въ сторожк.
Китти показала головой. Сторожъ ей не нравился.
— Онъ все меня экзаменуетъ, все заставляетъ складывать цифры, онъ гордится тмъ, что хорошо знаетъ сложеніе, и постоянно уличаетъ меня въ ошибкахъ. Я не люблю старика-сторожа.
Катерина поглядла въ другую сторону, по направленію въ дому. Оттуда доносился шумъ воды отъ фонтана.
— Ступай кормить золотыхъ рыбокъ,— предложила она.
Это предложеніе восхитило Китти.
— Вотъ это дло!— вскричала она и побжала въ фонтану, а за ней поспшила и нянька.
Катерина осталась одна подъ деревьями и глядла на солнце, заходившее за горизонтъ на безоблачномъ неб. Воспоминаніе о счастливыхъ дняхъ ея замужней жизни никогда еще такъ печально и неотступно не представлялось ея уму, какъ въ настоящее время, когда ей надо было ршить, выходить ли ей вторично замужъ. Воспоминанія о прошломъ, о которомъ она сожалла, и думы о будущемъ, которое представлялось ей не особенно заманчивымъ, терзали ее. День склонялся къ концу. Въ то время, какъ она наблюдала за заходящимъ солнцемъ, призракъ ея преступнаго мужа омрачалъ для нея небесный свтъ, прибавлялъ невыразимую горечь въ ея недоврію въ самой себ, которое пугало ее, не давало сказать: да, и оставляло ее нершительной и неспособной сказать: нтъ.
Фигура человка показалась на пустынной дорожк, которая вела въ воротамъ сада.
Машинально завидя ее, она встала съ мста и машинально же услась опять. Посл первой нершимости волненіе ея улеглось, и она снова получила способность думать.
Избгать его, посл того, какъ онъ, по ея просьб, согласился отложить ихъ объясненіе — было бы неблагодарностью, принять его — значило снова поставить себя въ ложное положеніе женщины, которая сама не знаетъ, что ей длать. Вынужденная выбирать одно изъ двухъ, она, изъ уваженія къ Бенедеку, осталась поджидать его. Когда онъ подошелъ ближе, она увидла тревогу на его лиц и замтила въ рукахъ его распечатанное письмо. Онъ улыбнулся, подойдя къ ней, и попросилъ позволенія ссть на стулъ около нея. Въ то же самое время, замтивъ, что она глядитъ на письмо, торопливо сунулъ его въ карманъ.
— Я надюсь, что вы не получили никакихъ непріятныхъ встей?— сказала она.
Онъ снова улыбнулся и спросилъ:— не письмо ли, которое онъ держалъ въ рук, заставляетъ ее это думать.
— Это не что иное, какъ докладъ отъ моего субъ-инспектора, которому я поручилъ завдываніе моимъ пріютомъ. Онъ — превосходный человкъ, но боюсь, что его раздражаетъ неблагодарность, которую мы часто встрчаемъ въ вашемъ дл. Онъ не хочетъ понять того развращающаго дйствія, какое производятъ недовріе къ себ и отчаяніе даже на хорошія натуры. Нтъ, меня это нисколько не безпокоитъ. Я забываю вс мои заботы, кром одной, когда нахожусь съ вами.
Глаза его сказали ей, что онъ готовъ вернуться къ тому предмету, котораго она всего больше опасалась. Она старалась — какъ это часто длаютъ женщины въ такихъ затруднительныхъ случаяхъ — выгадать время.
— Меня очень интересуетъ вашъ пріютъ,— сказала она.— Я хотла бы знать, какого рода это учрежденіе. Очень ли строга въ немъ дисциплина?
— Въ немъ совсмъ нтъ дисциплины, — горячо отвчалъ онъ.— Моя единственная цль быть другомъ моимъ несчастнымъ ближнимъ, а единственнымъ способомъ управленія ими служитъ для меня Нагорная проповдь. Мене всего хотлъ бы я, чтобы мой пріютъ напоминалъ имъ тюрьму. По этой причин — хотя я отъ всей души жалю закоренлыхъ желчныхъ женщинъ, но не раскрываю передъ ними своихъ дверей. Для этихъ гршницъ и безъ того открыто много пріютовъ, гд дисциплина неизбжна. Мое убжище предназначается страдалицамъ другого рода, такимъ, которыя потеряли извстное положеніе въ обществ, въ которыхъ было воспитано понятіе о чести и которымъ я могу помочь, съ Евангеліемъ въ рукахъ, перемнить образъ жизни и вернуться къ тмъ религіознымъ понятіямъ, съ которыми он вступили въ жизнь. Время отъ времени мн случается испытывать разочарованіе. Но я продолжаю держаться системы доврія — какъ если бы он были мои дти, и по большей части он оправдываютъ это довріе. Въ тотъ день — если только онъ когда-нибудь наступитъ — когда я признаю, кто безъ дисциплины не обойтись, будетъ днемъ такого для меня разочарованія, что я закрою пріютъ.
— Вы одинаково принимаете въ свой пріютъ и мужчинъ, и женщинъ?— спросила Катерина.
Ему хотлось бы заговорить съ ней о предмет еще боле для него интересномъ, нежели самъ пріютъ. Отвчая на ея вопросы, онъ былъ поэтому разсянъ и водилъ тросточкой по мягкой земл подъ деревьями.
— Средства, находящіяся въ моемъ распоряженіи, ограничены, — сказалъ онъ, — и поэтому я былъ вынужденъ выбирать между мужчинами и женщинами.
— И вы выбрали женщинъ?
— Да.
— Почему?
— Потому что потерянная женщина — существо боле безпомощное, нежели мужчина.
— Он сами приходятъ къ вамъ? или же вы ихъ разыскиваете?
— Большею частью он сами приходятъ. Есть, однако, одна молодая женщина, которая теперь ждетъ свиданія со мной и которую я самъ разыскалъ. Я очень сильно интересуюсь ею.
— Что же васъ такъ заинтересовало? ея красота?
— Я не видлъ ея съ самаго ея дтства. Она — дочь стариннаго моего пріятеля, который умеръ много лтъ тому назадъ.
— И вы заставляете ее ждать?
— Да.
Онъ уронилъ тросточку на землю и взглянулъ на Катерину, но не объяснилъ своего страннаго поведенія. Она была немного разочарована.
— Вы уже давно не были въ своемъ пріют, когда вы думаете въ него отправиться?
— Тогда,— отвчалъ онъ,— когда я узнаю, могу ли я поблагодарить Бога, какъ счастливйшій изъ смертныхъ.
Оба замолчали.

VII.

Катерина прислушивалась къ журчанью воды въ отдаленномъ фонтан. Она сознавала, что питаетъ слабую надежду,— недостойную ея,— что, быть можетъ, Китти надодятъ золотыя рыбки, и она помшаетъ дальнйшему объясненію. Но ничего подобнаго не случилось, никто не показывался на дорожк, извивавшейся по саду. Она была одна съ нимъ. Тихій лтній вечеръ располагалъ къ сердечнымъ изліяніямъ.
— Думали ли вы обо мн со вчерашняго дня?— спросилъ онъ.
Она созналась, что думала.
— Могу ли я надяться, что ваше сердце обратится во мн?
— Я не смю слушаться своего сердца. Еслибы дло было въ моихъ чувствахъ…
Она умолкла.
— А въ чемъ же еще дло?
— Въ моей прошлой жизни… въ томъ, какъ я страдала и въ чемъ должна была раскаиваться.
— Вы не были счастливы замужемъ?
— Подъ конецъ… нтъ.
— Не по вашей, конечно, вин?
— Нтъ, конечно.
— И, однако, вы говорите, что въ чемъ-то вамъ приходится раскаяваться.
— Я не думала о моемъ муж, капитанъ Бенедекъ, говоря это. Если я передъ кмъ и виновата, то только передъ самой собою.
Она думала о роковой уступк, какую она сдлала матери и въ интересахъ ребенка, благодаря чему попала въ фальшивое положеніе передъ человкомъ, который любитъ и довряетъ ей. Бенедекъ увидлъ, что она поблднла, и упрекнулъ себя за это.
— Я надюсь, что вы простите меня?
Она удивилась.
— Что я должна вамъ простить?
— Недостатокъ деликатности.
— О, капитанъ Бенедекъ, не говорите этого! Я не знаю человка деликатне васъ.
Онъ слишкомъ серьезно сомнвался въ себ, а потому не могъ такъ сразу сдаться.
— Я невольно напомнилъ вамъ про ваши горести, — сказалъ онъ, — горести, въ которыхъ я не могу васъ утшить. Я не стою, чтобы вы простили меня. Но позвольте мн дать единственное объясненіе этому. Позвольте мн разсказать вамъ о себ.
Она знакомъ дала ему знать, что такая просьба излишня.
— Жизнь, которую я велъ,— продолжалъ онъ,— можетъ до нкоторой степени объяснить мои недостатки. Въ школ я не былъ популярнымъ мальчикомъ, я подружился только съ однимъ товарищемъ, и онъ давно уже умеръ. О моей жизни въ коллегіи и затмъ въ Лондон я не смю вамъ разсказывать, я самъ съ ужасомъ вспоминаю о ней. Мой школьный товарищъ повліялъ на мой выборъ профессіи, онъ поступилъ во флотъ. Не зная, что длать съ собой, я вскор послдовалъ его примру. Мн понравилась эта жизнь, могу сказать, что море спасло меня. Долгіе годы я не выходилъ на берегъ иначе какъ на нсколько недль. Я совсмъ не бывалъ въ обществ. Я почти никогда не бывалъ въ дамской компаніи. Перемна въ моей жизни наступила вмст съ экспедиціей въ Полярное море. Боже упаси меня отъ того, чтобы пересказывать вамъ, чему подвергаются люди, затерянные въ этомъ пояс вчнаго льда. Я скажу только, что спасся — чудеснымъ образомъ спасся — затмъ, чтобы воспользоваться этимъ страшнымъ опытомъ. Онъ преобразилъ меня въ новаго человка, онъ измнилъ меня (надюсь, къ лучшему) во всхъ отношеніяхъ. О! я чувствую, что долженъ былъ бы скрыть вчера мою тайну отъ васъ… я хочу сказать то, что я люблю васъ. Мн бы слдовало подождать, пока вы узнали бы меня, пока мой образъ дйствія снискалъ бы мн уваженіе въ вашихъ глазахъ. Вы не станете смяться, если я сознаюсь, что (въ мои годы) я все-таки неопытенъ. Пока я васъ не встртилъ, я не зналъ, что значитъ истинная любовь… а вдь мн уже сорокъ лтъ. Многимъ, очень многимъ это покажется смшнымъ, но мн это кажется печальнымъ.
— Нтъ, не печальнымъ.
Голосъ ея дрожалъ. Волненіе, которое не было мучительно, пріятно овладло ею.
— Я думаю, что вы несправедливы въ себ, — заговорила она, и голосъ ея дрожалъ.— Симпатія,— я разумю такую симпатію, какъ ваша,— иногда говоритъ больше словъ. Разв вы этого не замчали?
— Я замтилъ это у васъ.
— Быть можетъ, я выказала слишкомъ явно, какъ я дорожу вами, какъ мн грустно было бы лишиться въ васъ друга.
Она покраснла, говоря это. Когда слова эти уже вырвались у нея, она сообразила, что имъ можно придать совсмъ иной смыслъ. Онъ взялъ ея руку: вс сомннія и страхи въ немъ разлетлись.
— Вы никогда не лишитесь меня, если позволите мн быть вашимъ мужемъ.
Она закрыла лицо руками, потому что боялась, что оно выдастъ ее.
Онъ подождалъ съ минуту, вздохнулъ и выпустилъ ея руку.
— Я не хотлъ васъ огорчить,— грустно промолвилъ онъ.
Она взглянула на него, и онъ все понялъ. Рука его обвилась вокругъ ея таліи. Послдній лучъ солнца погасъ въ неб, и наступили мягкія лтнія сумерки.
— Мы будемъ жить въ уединеніи?
— Гд хотите. Вы предпочитаете провинцію?
— Да, да, вы говорили про море, какъ про лучшаго своего друга, будемъ жить на берегу моря. Но я не хочу отнимать васъ совсмъ у бдныхъ созданій, которыхъ вы спасаете. Быть можетъ, я могу быть вашей помощницей? Вы въ этомъ не сомнваетесь?
— Я сомнваюсь только въ томъ, долженъ ли я васъ познакомить съ тмъ, чего я бываю иногда свидтелемъ. Я боюсь, что вы почувствуете себя несчастной.
— Я хочу быть достойной васъ. Когда мн можно будетъ осмотрть вашъ пріютъ?
Онъ крпче обнялъ ее и нжно, хотя и застнчиво, поцловалъ.
— Это отъ васъ зависитъ,— отвчалъ онъ.— Когда вы будете моей женой?
Она колебалась. Онъ чувствовалъ какъ она дрожала.
— Есть разв какое-нибудь препятствіе?— спросилъ онъ.
Но прежде, нежели она успла отвтить, послышался голосъ Китти, звавшій мать… и сама Китти подбжала къ нимъ.
Катерина похолодла, когда ребенокъ схватилъ ее за руку, стараясь овладть ея вниманіемъ. Все, что ей слдовало бы помнить, все, что она забыла въ нсколько свтлыхъ моментовъ, какъ длилась иллюзія — все это встало передъ ней, точно обвиненіе, и на минуту парализировало ея умъ, когда она почувствовала прикосновеніе Китти.
Бенедекъ увидлъ перемну. Неужели внезапное появленіе ребенка испугало ее? Китти надо было что-то сказать, и она сказала это прежде, нежели онъ усплъ заговорить.
— Мама, я хочу идти гулять съ другими дтьми. Сусанна пошла ужинать. Пойдемте со мной.
Мать даже не слушала ея. Китти съ нетерпніемъ повернулась къ Бенедеку.
— Почему мама не хочетъ говорить со мной?
Онъ успокоилъ ее словами:
— Я пойду съ вами.
Но безпокойство, какое внушала ему Катерина, было слишкомъ сильно.
— Позвольте мн отвести васъ домой,— сказалъ онъ.— Я боюсь, что вамъ нездоровится.
— Это пройдетъ. Пожалуйста… уведите ребенка.
Она говорила тихо и разсянно, Бенедекъ колебался. Она съ мольбой сложила дрожащія руки.
— Прошу васъ, оставьте меня!
Голосъ, манеры ея требовали повиновенія. Онъ съ покорностью повернулся къ Китти и спросилъ, куда она хочетъ идти. Дитя указало на дорожку, которая вела къ одной изъ башенъ Хрустальнаго дворца, виднвшейся издали.
— Гувернантка повела другихъ дтей смотрть, какъ расходится публика. И я хочу идти туда же.
Бенедекъ оглянулся на Катерину, прежде, нежели потерять ее изъ виду.
Она сидла все въ той же поз, въ какой онъ ее оставилъ.
На противоположномъ конц дорожки, которая вела въ гостинницу, ему показалось, что онъ видитъ какую-то фигуру, шедшую къ дому. Еслибы Катерин понадобилась помощь, она была бы близко.
Это соображеніе нсколько успокоило его, и онъ съ Китти вмст вышелъ изъ сада.

VIII.

Она старалась думать о Бенедек. Глаза ея слдили за нимъ до тхъ поръ, пока онъ не скрылся изъ виду, но мысли были далеко. Кроткая таинственность сумерекъ и уединеніе стали, наконецъ, давить Катерину, и она встала, чтобы вернуться къ свту и людскому обществу. Повернувшись лицомъ въ дому, она увидла, что больше не одна.
Женщина стояла на дорожк и какъ будто поджидала ее.
Въ полусвт и на такомъ разстояніи нельзя было узнать, кто эта женщина. Она, къ тому же, не двигалась и не говорила. Нервы Катерины, и безъ того уже натянутые до послдней степени, не выдержали. Она опустилась назадъ на скамейку и дрожащимъ голосомъ проговорила:
— Кто вы? что вамъ нужно?
Голосъ, отвтившій ей, точно такъ же дрожалъ отъ страха, какъ и ея собственный:
— Мн надо съ вами поговорить.
Женщина, то длая шагъ впередъ, то останавливаясь, то снова двигаясь впередъ, подошла, наконецъ. Свта было достаточно, чтобы разглядть ея лицо. То была Сидни Уэстерфильдъ. При вид ея смущеніе Катерины вдругъ уступило мсто гнву, и подъ его вліяніемъ самаго разстройства нервовъ какъ не бывало.
— Я удивляюсь вашей дерзости,— сказала она.
Въ отвт Сидни зазвучала терпливая покорность, но не обида:
— Я два раза подходила къ дому, гд вы живете, и два раза мужество покидало меня. Я опять ушла, все шла, шла, не знаю, какъ далеко зашла. Стыдъ и страхъ, вроятно, заглушаютъ усталость. Это моя третья попытка. Еслибы я стояла поближе къ вамъ, вы бы увидли, какихъ усилій мн это стоить. То, что я имю вамъ сказать, не многословно. Могу я васъ попросить меня выслушать?
— Вы захватили меня врасплохъ, миссъ Уэстерфильдъ. Вы не въ прав были это сдлать. Я отказываюсь васъ выслушать.
— Попытайтесь, сударыня, поврить въ то, что никакое несчастное созданіе на моемъ мст не стало бы подвергать себя вашему гнву и презрнію безъ серьезныхъ мотивовъ. Вы, можетъ быть, перемните ваше ршеніе?
— Нтъ!
Сидни повернулась, чтобы уйти… и вдругъ остановилась.
Другое лицо показалось изъ гостинницы,— ихъ перебили и самымъ тривіальнымъ образомъ. Нянька хватилась ребенка и пришла въ садъ, думая, что она съ матерью.
— Гд миссъ Китти, сударыня?— спросила двушка.
Госпожа сообщила ей о томъ, что произошло, и послала ее освободить капитана Бенедека отъ возложенной имъ на себя обязанности. Сусанна слушала, глядя на Сидни и узнавъ въ ней знакомое лицо. Когда двушка собралась уходить, Сидни спросила ее:
— Я надюсь, что маленькая Китти здорова и счастлива?
Нтъ такой матери, которая бы могла устоять передъ тономъ, какимъ былъ сдланъ вопросъ. Разбитое сердце, любовь къ ребенку, которая все еще жила въ немъ, тронули даже служанку.
— Совсмъ здорова, миссъ, благодарю васъ,— отвчала Сусанна.
Когда она уходила, то увидла, что барыня предложила Сидни ссть рядомъ съ собой. Но нянька была уже слишкомъ далеко, чтобы услышать то, что при этомъ говорилось.
— Миссъ Уэстерфильдъ, забудьте то, что я вамъ сейчасъ сказала!— съ этими словами мистриссъ Норманъ указала ей на стулъ.— Я готова васъ выслушать,— Продолжала она.— Но прежде я хочу спросить васъ: то, что вы имете мн сообщить, касается только васъ или еще кого-нибудь?
— Это касается и другого лица, также какъ и меня.
— Если это другое лицо — мистеръ Гербертъ Линлей…
Сидни перебила ее самыми неожиданными для нея словами:
— Я больше никогда не увижу мистера Герберта Линлея.
— Онъ бросилъ васъ?
— Нтъ. Но я оставила его.
— Вы!
Тонъ, какимъ это было сказано, заставилъ Сидни впервые заступиться за себя.
— Еслибы я оставила его не по собственной охот, то какое было бы оправданіе тому, что я сюда явилась?
— Что же, онъ жестоко обращался съ вами и вынудилъ васъ его бросить?
— Еслибы онъ былъ жестокъ со мной, неужели вы думаете, что я пришла бы жаловаться, на него вамъ? Отдайте мн хоть нкоторую справедливость и не считайте меня способной на такое униженіе. Я ни на что не жалуюсь.
— И однако вы его оставили?
— Онъ былъ добръ и внимателенъ, насколько этого отъ него можно было требовать, онъ все длалъ, что могъ длать человкъ въ его несчастномъ положеніи, чтобы успокоить меня. И однако я его оставила. О! я не хвалюсь своимъ раскаяніемъ, хотя горько его чувствую! У меня, можетъ быть, не хватило бы мужества оставить его, еслибы онъ любилъ меня такъ, какъ нкогда любилъ васъ.
— Миссъ Уэстерфидьдь! вы — послдняя женщина, которая иметъ право намекать на мою замужнюю жизнь.
— Вы, можетъ быть, простите мн этотъ намекъ, когда услышите то, что я вамъ скажу. Я обязана передъ мистеромъ Гербертомъ Линлеемъ, если не передъ вами, сознаніемъ, что жизнь его со мной не была счастливою жизнью. Онъ старался изъ состраданія скрывать отъ меня свою тайну, но это ему не удалось. Я давно подозрвала истину, но ясно прочитала ее у него на лиц, когда онъ нашелъ книгу, забытую вами въ гостинниц. Вашъ образъ отъ начала до конца одинъ жилъ въ его сердц. Я — несчастная жертва мимолетнаго мужского каприза. Вы были и остались единственной женщиной, которую любилъ по настоящему вашъ мужъ. Спросите сами себя: какай женщина въ мір созналась бы въ томъ, что я говорю, еслибы не была въ томъ уврена?
Сердце Катерины упало въ груди, руки, безпомощно лежавшія на колняхъ, задрожали.
Было еще не совсмъ темно. Сидни могла видть лицо Катерины. Въ своемъ рвеніи исправить прошлое заблужденіе, она сдлала капитальную ошибку: слишкомъ поспшила.
— Позвольте мистеру Герберту Линлею явиться къ вамъ съ повинной.
Катерина разсердилась.
— Онъ слишкомъ многаго хочетъ!— мрачно отвчала она.— Онъ тоже, можетъ быть, здсь и хочетъ захватить меня врасплохъ, какъ и вы? Вы, можетъ быть, сговорились?
— Я неспособна позволить себ такую вольность. Я, можетъ быть, слишкомъ понадялась… Простите меня за это, я не смю настаивать…
— А посмете ли вы посмотрть истин въ глаза? Помните ли вы, какія священныя узы онъ разорвалъ? Вы говорите о своемъ раскаяніи. Но помните ли вы о томъ, что онъ до сихъ поръ былъ бы моимъ мужемъ, еслибы не вы!
Сидни молча выслушала упрекъ. Катерина взглянула на нее и смягчилась.
— Я говорю это не затмъ, чтобы васъ оскорбить. Но прежде нежели просить меня проститъ и забыть, подумайте сначала, чего вы просите. Мы только разстроимъ другъ друга, если будемъ продолжать эту бесду,— прибавила она, вставая.— Быть можетъ, вы поврите, что я не желаю вамъ зла, если я спрошу: не могу ли я что-нибудь для васъ сдлать?
— Ничего.
Въ этомъ слов вылилось все безпредльное отчаяніе женщины, для которой не было никакого будущаго.
— Я врю въ ваши добрыя намренія, я врю въ ваше раскаяніе,— сказала ей Катерина на прощанье.
— Врьте въ то, что я наказана,— отвчала Сидни.
И на этомъ он разстались.

IX.

Не страхъ передъ своимъ одиночествомъ, не грустное воспоминаніе о прошломъ, не боязнь будущаго владли въ настоящую минуту умомъ Сидни. Единственное чувство, сказывавшееся въ ней, была усталость. Безъ думъ, машинально, она отдыхала, какъ бы отдыхало выбившееся изъ силъ животное. Она ничего не слышала, ничего не видла и чувствовала только боль во всхъ членахъ. Луна взошла на неб и ярко освтила ее, и вдругъ Сидни услышала знакомый дтскій голосокъ:
— О, Сидни, дорогая моя! это вы?
И черезъ секунду ея маленькая ученица и товарищъ прежнихъ дней висла у нея на ше, лежала у нея въ обятіяхъ.
— Милочка моя! откуда вы взялись?
Сусанна отвтила на вопросъ.
— Мы возвращаемся изъ дворца, миссъ. Я боюсь,— прибавила она застнчиво,— что намъ пора домой.
Съ безмолвною покорностью Сидни попыталась отцпить руки Китти.
Но двочка крпко прижималась къ ней и цловала ее. И огрызнулась на няньку:
— Неужели вы думаете, что я оставлю Сидъ теперь, когда я ее нашла? Сусанна, вы меня удивляете!
Сусанна сдалась и отошла.
А Китти принялась осыпать свою бывшую гувернантку вопросами. На нкоторые изъ этихъ вопросовъ было, однако, очень трудно отвчать правдиво. Китти спросила: видлась ли Сидъ съ ея мамой, и затмъ тотчасъ же захотла узнать, почему мама ушла и оставила Сидъ одну въ саду.
— Почему вы не пошли съ мамой въ домъ?— спросила она.
— Не спрашивайте меня, моя душа,— вотъ все, что могла сказать Сидни.
Китти немедленно вывела изъ этого неизбжное заключеніе:
— Вы поссорились съ мамой?
— О, нтъ!
— Ну, такъ пойдемте со мной къ намъ.
— Подождите немного, Китти, и разскажите мн про себя. Какъ идутъ ваши уроки?
— Какая же вы глупенькая двочка, Сидъ, если думаете, что я стану учить уроки, когда не вы меня учите!— Гд вы все это время пропадали?
Она умолкла: зоркіе дтскіе глазки съ откровеннымъ любопытствомъ разсматривали лицо Сидни.
— Это отъ луннаго свта лицо ваше кажется такимъ блднымъ и измученнымъ? или вы въ самомъ дл несчастливы? Скажите мн, моя милочка: вы поете т псни, которымъ я васъ научила?
— Никогда.
— У васъ есть съ кмъ гулять и бгать, какъ бывало со мной?
— Нтъ, дружокъ, эти дни прошли безвозвратно.
Китти грустно прислонилась головкой въ плену Сидни.
— Это не отъ луннаго свта,— сказала онъ.— Хотите, я вамъ скажу секретъ? Я тоже теперь часто несчастлива. Бдный папа умеръ. Онъ любилъ васъ, я уврена, что вамъ его жаль.
Отъ удивленія Сидни не могла вымолвить ни слова. Прежде, чмъ она успла спросить, что это значитъ, нянька, стоявшая за стуломъ, тронула ее молча рукой, давая этимъ знакъ не разспрашивать.
— Мы, кажется, вс теперь несчастливы,— продолжала Китти думать вслухъ.— Мама совсмъ не такая, какъ была, и даже мой милый капитанъ со мной совсмъ не разговаривалъ и не захотлъ идти къ вамъ, а сказалъ, что пойдетъ къ себ.
Другой намекъ въ словахъ ребенка поразилъ Сидни. Она спросила, какъ зовутъ капитана. Вопросъ ея точно обидлъ Китти.
— Вотъ что значитъ, что вы насъ бросили и не хотите знать: вы даже не знаете капитана Бенедека!
Имя корреспондента ея отца!
— Гд вы съ нимъ познакомились?
— Въ Сандисил. Мам онъ понравился, и бабушк тоже — вдь это удивительно, не правда ли?— и я его поцловала. Общайте не разсказывать того, что я вамъ скажу: капитанъ будетъ моимъ новымъ папой.
Сусанна остановила ребенка.
— Не слдуетъ говорить такихъ вещей, миссъ. Слзайте съ колнъ миссъ Уэстерфильдъ и пойдемте домой. Намъ давно пора.
Китти предложила сдлку.
— Я пойду, если Сидъ пойдетъ со мной.
— Милочка моя, я никакъ не могу.
Но вс убжденія и просьбы были напрасны. Китти уцпилась за платье Сидъ и со слезами кричала, что не пойдетъ безъ нея.
Сусанна прибгла къ хитрости.
— Миссъ Уэстерфильдъ подождетъ васъ здсь, а вы попросите позволенія у мамй придти за ней. Скажите: да!— шепнула она Сидни,— иначе намъ съ ней не справиться. Госпожа ни за что не пуститъ ея и вы можете уйти черезъ садъ.
Когда они ушли, Сидни тоже встала. Но, сдлавъ нсколько шаговъ, увидла, что ей трудно стоять на ногахъ, ноги подкашивались у нея, а слезы ослпляли глава. Она бы упала, еслибы ее не поддержала сильная рука.
— Дитя мое,— сказалъ низкій, но добрый мужской голосъ,— вы совсмъ, кажется, выбились изъ силъ, позвольте мн помочь вамъ.
— Никто не можетъ помочь мн.
— Я отвезу васъ къ вашимъ друзьямъ.
— У меня нтъ друзей.
— Вы ошибаетесь, одинъ другъ у васъ есть во всякомъ случа, я — другъ всмъ, кто несчастливъ. Вы отправитесь отсюда въ Лондонъ?
— Да.
— Завтра я долженъ видться съ другой двушкой, которая также одинока въ мір, какъ и вы. Если я скажу вамъ, гд она живетъ, то вы не откажетесь справиться у нея, заслуживаю я я доврія. Я только недавно узналъ ея адресъ, а вотъ и мой.
Онъ сунулъ свою визитную карточку въ руку Сидни.
Въ эту минуту изъ гостинницы донесся плачущій дтскій голосокъ, который о чемъ-то упрашивалъ. Сидни узнала этотъ голосокъ, и незнакомецъ тоже узналъ его и оглянулся.
Когда онъ повернулся къ особ, заинтересовавшей его, ея уже не было.
Въ испуг, что Китти вырвется и прибжитъ къ ней, Сидни убжала изъ сада и бросилась на станцію желеной дороги. Сидя уже въ вагон, она поднесла къ глазамъ карточку незнакомца и при свт фонаря прочитала имя капитана Бенедека.

X.

Мистриссъ Прести вернулась съ прогулки съ друзьями по Хрустальному дворцу въ чрезвычайно веселомъ настроеніи духа. Она какъ нельзя пріятне провела время и, по обычаю всхъ себялюбивыхъ людей, была разсержена и возмущена, увидвъ, что расположеніе духа ея дочери не соотвтствуетъ ея собственному.
Она застала Катерину въ слезахъ и величайшемъ уныніи. Выслушавъ отъ нея разсказъ о неожиданномъ свиданіи съ Сидни Уэстерфильдь, мистриссъ Прести окончательно вознегодовала, но негодованію ея не стало предловъ, когда Катерина объявила, что капитанъ Бенедекъ сдлалъ ей предложеніе и она приняла его, но твердо ршила сперва сообщить ему всю истину относительно своего настоящаго положенія.
Тщетно истощивъ свое краснорчіе въ попыткахъ переубдить дочь и заставить ее отказаться отъ своего намренія, мистриссъ Прести величественно объявила:
— Ты не хочешь меня слушаться и хочешь сдлать по своему! Прекрасно! увидишь, что изъ этого выйдетъ. Мы живемъ въ эпоху выставокъ и золотыхъ медалей. Если когда-нибудь будетъ выставка идіотовъ, то я знаю, кому могла бы быть присуждена первая медаль.
Катерина привыкла сохранять почтительное отношеніе къ матери даже при трудныхъ обстоятельствахъ, но сегодня мать превзошла ту мру обидъ, которую, по. понятіямъ Катерины, почтительная дочь обязана вынести оуь матери.
— Я жалю,— отвчала она,— что вообще слушалась вашихъ совтовъ. Лучше было бы, еслибы я ихъ никогда не слушалась. Отъ многихъ злыхъ минутъ была бы я спасена, еслибы всегда поступала по своему. Вы были злымъ геніемъ въ моей жизни съ той самой минуты, какъ миссъ Уэстерфильдъ впервые вошла ко мн въ домъ.
Она прошла въ раскрытую дверь, но вдругъ остановилась и вернулась назадъ:
— Я не хотла васъ оскорбить, мама, во вы говорите такія обидныя вещи!.. Покойной ночи.
Ни словомъ не отозвавшись на это извиненіе, мистриссъ Прести, живая мистриссъ Прести, находчивая и остроумная мистриссъ Прести окаменла на мст. Какъ? Она, ангелъ-хранитель семьи, чья опытность, преданность и здравый смыслъ руководили Катериной въ трудныхъ и опасныхъ обстоятельствахъ жизни, которыя могли привести къ окончательной гибели ея семейнаго счастія… она, примрная мать, была заклеймена названіемъ злого генія своей дочери — и кмъ же? родной дочерью! Что тутъ сказать? что тутъ длать? Какой образъ дйствія, еще небывалый и неслыханный, принять посл такой обиды? Мистриссъ Прести стояла, безпомощная, посреди комнаты и задавала себ эти вопросы, задавала, дивилась и не находила отвта.
Прошло нкоторое время. Кто-то постучался въ дверь. Показался слуга. Онъ доложилъ:
— Какой-то джентльменъ желаетъ видть мистриссъ Норманъ.
Джентльменъ вошелъ въ комнату, и это оказался — Гербертъ Линдей!

XI.

Разведенный мужъ глядлъ на свою тещу, не длая ни малйшей уступки требованіямъ вжливости. Онъ не подалъ руки и не поклонился. Нахмуренныя брови, раскраснвшееся лицо выдавали владвшій имъ гнвъ.
— Я хочу видть Катерину,— сказалъ онъ.
Такая ршительная грубость оказалась той живой водой, какою слдовало вспрыснуть эту старую даму, чтобы вернуть ей обычную энергію. Улыбка, всегда грозившая бдой и напастями, появилась на лиц мистриссъ Прести.
— Съ какого сорта людьми водились вы съ тхъ поръ, какъ я васъ видла въ послдній разъ?— начала она.
— Какое вамъ дло до этого?
— Никакого, къ счастію. Я только подумала, не путешествовали ли вы гд-нибудь въ южной Африк и не проживали ли среди готтентотовъ? Вы являетесь въ гостиную незваный-еепрошенный, находите въ немъ даму и ведете себя такъ, какъ еслибы пришли въ лавку за покупками. Позвольте мн дать вамъ урокъ хорошихъ манеръ. Замчайте: я встрчаю васъ съ поклономъ и говорю:— какъ поживаете, мистеръ Линлей?— Понимаете меня?
— И не хочу васъ понимать — я хочу видть Катерину.
— Кто такая Катерина?
— Вы знаете это такъ же хорошо, какъ и я: ваша дочь.
— Моя дочь, сэръ,— посторонняя для васъ женщина. Покорнйше прошу называть ее тмъ именемъ, тмъ знаменитымъ именемъ, которое она носить по праву рожденія.— Вы желаете видть мистриссъ Норманъ?
— Зовите ее, какъ хотите. Мн надо сказать ей одно слово, и я его скажу.
— Нтъ, мистеръ Линлей, вы его не скажете.
— Увидимъ! Гд она?
— Моя дочь нездорова.
— Здорова или нездорова, я ее долго не задержу.
— Моя дочь ушла уже къ себ въ комнату.
— Гд ея комната?
Мистриссъ Прести подошла къ камину и взялась за ручку колокольчика.
— Вы помните, что вы находитесь въ гостинниц?
— Мн все равно, гд я нахожусь.
— Прекрасно, но вдь въ гостинницахъ есть лакеи, а въ такой большой гостинниц, какъ наша, даже и полисменъ. Прикажете позвонить?
Выборъ между необходимостью уступить мистриссъ Прести или быть позорно выведеннымъ представился Линіею. Какъ бы то за было, а онъ все-таки былъ нкогда джентльменомъ и понималъ, что неприлично велъ себя.
— Я не стану утруждать васъ необходимостью звать прислугу, и прошу извинить меня, если я позволилъ себ быть грубымъ. Но прошу васъ вспомнить, что я былъ къ этому вызванъ.
— Вы?!— никакъ не могу съ этимъ согласиться. Вс вины и вс вызовы на вашей сторон.
— Вы бы не говорили этого, еслибы знали все, что я выстрадалъ…
Мистриссъ Прести взглянула на дверь.
— Постойте минутку,— сказала она:— я слышу, кто-то сюда идетъ.
Въ тишин, послдовавшей затмъ, послышались чьи-то шаги, но они удалялись отъ двери, а не приближались въ ней. Должно быть, мистриссъ Прести ошиблась.
— Ну-съ,— сказала она, покоряясь судьб и приглашая Герберта Линлея объясниться.
— Я пріхалъ, чтобы увидться съ Китти.
— Этого никакъ нельзя допустить.
— Не говорите этого, мистриссъ Прести. Я — несчастнйшій въ мір человкъ и жажду единственнаго утшенія: видть своего ребенка. Китти, я знаю, не забыла меня. Мать ея не можетъ быть такъ жестока, чтобы отказать мн въ этомъ. Во всемъ остальномъ я покоряюсь ея вол. Попросите Катерину позволять мн видться съ Китти.
— Никакъ не могу этого сдлать.
— Почему нтъ?
— По разнымъ причинамъ.
— По какимъ же?
— По такимъ, о которыхъ вы не въ прав разспрашивать.
Онъ всталъ съ кресла. Лицо его приняло то же выраженіе, которое видла на немъ мистриссъ Прести, когда онъ только-что вошелъ въ комнату.
— Входя сюда,— сказалъ онъ,— я желалъ удостовриться въ одной вещи, и ваше обращеніе разъяснило мн то, что я хотлъ знать. Газеты, по желанію Катерины, величаютъ ее вдовой — вотъ что я желалъ узнать, мистриссъ Прести. Теперь я знаю, почему мой братъ, который никогда меня не обманывалъ, обманулъ меня въ атомъ случа. Я понимаю, какую роль играетъ мои жена и какую дьявольскую ложь вы сказали моему ребенку. Нтъ, нтъ, лучше мн не видться съ Катериной! Не одинъ мужъ убилъ свою жену но причин мене важной. Вы правы, что не пускаете меня къ ней.
Вдругъ онъ умолкъ и оглянулся на дверь.
— Я слышу ея шаги!— закричалъ онъ:— Она сюда идетъ!
Шаги дйствительно приближались. Они раздались у самой двери. Гербертъ отошелъ отъ нея. Мистриссъ Прести бросилась къ двери, съ горестнымъ предчувствіемъ самыхъ худшихъ золъ… и впустила капитана Бенедека.

XII.

Вниманіе капитана прежде всего было привлечено постителемъ, котораго онъ засталъ въ гостиной. Онъ поклонился незнакомцу, но первое впечатлніе, произведенное послднимъ на него, казалось, было неблагопріятно.
Гербертъ, съ своей стороны, обидлся критическимъ отношеніемъ въ своей особ, которое замтилъ во взгляд и въ манерахъ пришедшаго. Оглядвъ Бенедека съ головы до ногъ, онъ спросилъ мистриссъ Прести:
— Кто этотъ джентльменъ? Можетъ быть, я ошибаюсь,— прибавилъ онъ,— но мн показалось, что вашъ знакомый смотритъ на меня такъ, какъ еслибы зналъ, кто я.
— Я встрчалъ васъ раньше, сэръ.
Капитанъ далъ этотъ отвтъ вжливымъ тономъ, напомнившимъ Герберту о приличіяхъ.
— Могу я спросить, гд именно я имлъ честь встрчаться съ вами?
— Вы прошли мимо меня въ гостинниц въ Сандисил. Съ вами была молодая особа.
— У васъ лучше память, нежели у меня, сэръ. Я этого не помню.
Бенедекъ не сталъ настаивать.
— Можетъ быть, я помшалъ конфиденціальному разговору?— обратился онъ въ мистриссъ Прести:— я долженъ объяснить…
Мистриссъ Прести слушала разсянно, озабоченная страхомъ, что Гербертъ вызоветъ опасное открытіе, и трудностью предотвратитъ эту опасность. Она перебила капитана:
— Извините меня, мн надо сказать нсколько словъ этому джентльмену.
Бенедекъ немедленно отступилъ вглубь комнаты, а мистриссъ Прести шопотомъ сказала Герберту:
— Вы хотли видть Китти, — аттаковала она сразу слабую сторону противника: — Это зависитъ отъ вашей скромности.
— Что вы хотите этимъ сказать?
— Не говорите про наши семейные раздоры, и я общаю вамъ, что вы увидитесь съ Китти.
Гербертъ отказался что-либо общать въ этомъ отношеніи и предложилъ мистриссъ Прести выслушать сначала то, что собирался ей сказать капитанъ Бенедекъ.
Мистриссъ Прести ничего не оставалось, какъ покориться. Никогда еще не ненавидла она Герберта Линлея такъ, какъ въ эту минуту. Капитанъ сказалъ, что у него были причины войти безъ приглашенія. Онъ вошелъ въ надежд…
— Въ надежд видть дочь мистриссъ Прести,— перебилъ Гербертъ.
— Это одна изъ причинъ.
— Будетъ ли нескромно спросить о другой?
— Нисколько. Я услышалъ чужой голосъ, говорившій съ дамой такимъ тономъ, какой обыкновенно не принятъ въ гостиныхъ, и хотлъ…
— Хотли заступиться за даму,— опять перебилъ Гербертъ.— Изъ этого я заключаю, что вы — капитанъ Бенедекъ.
— Радъ слышать, сэръ, что вы такъ догадливы.
— Благодарите за это газеты, которыя возвстили о предстоящей женитьб вашей на мистриссъ Норманъ.
— Я не читаю газетъ.
— Въ самомъ дл? Но, можетъ быть, газеты солгали. Позвольте васъ спросить: правда ли, что вы женитесь на ‘красавиц вдов, мистриссъ Норманъ’ — такъ, кажется, стояло въ газетахъ?
Мистриссъ Прести вдругъ встала съ мста. Съ искаженнымъ отъ злости лицомъ, она пошла къ двери. Отворяя ее, она повернулась въ обоимъ мужчинамъ съ беззастнчивою развязностью, которая служила ей броней въ злыя минуты.
— Мн очень жаль перебить этотъ интересный разговоръ, но я забыла, что мн еще надо распорядиться по хозяйству. Я вернусь, когда окончу свои распоряженія, и съ удвоеннымъ удовольствіемъ послушаю васъ. Надюсь, что къ тому времени вы станете оба повжливе.
Она дошла до такого взрыва тайной ярости, что послала обоимъ воздушный поцлуй рукой, прежде, нежели вышла изъ комнаты.
Бенеденъ поглядлъ ей вслдъ, убжденный, что подъ этимъ скрывается что-то роковое, но совершенно теряясь въ догадкахъ, что именно. Гербертъ продолжалъ разговоръ въ такомъ тон, что ясно было, что онъ ищетъ ссоры съ капитаномъ.
— Какъ я уже замтахъ раньше, газет не всегда можно врить. Серьезно ли вы намрены, сэръ, жениться на мистриссъ Норманъ?
— Да, я надюсь на эту честь и счастіе. Но не понимаю, какое вамъ до этого дло?
— Въ такомъ случа позвольте васъ просвтить. Меня зовутъ: Гербертъ Линлей.
Онъ ожидалъ, что имя его произведетъ громовой эффектъ, но ошибся. Въ манерахъ капитана и на его лиц не выразилось никакого волненія. Напротивъ того, онъ казался только заинтересованнымъ.
— Вы, вроятно, родня моему пріятелю?— спокойно спросилъ
— Кто вашъ пріятель?
— Рандаль Линлей.
— Я — его старшій братъ.
Не подозрвая о семейныхъ раздорахъ фамиліи Линлей, капитанъ Бенедекъ только удивился.
— Сочтете ли вы меня за очень нескромнаго человка, если я спрошу васъ: одобряетъ ли мой братъ вашу женитьбу?
Тонъ вопроса показался Бенедеку такимъ же дерзкимъ, какъ и самый вопросъ.
— Я не спрашивалъ мннія моего пріятеля,— коротко и сухо отвтилъ онъ.
Гербертъ сбросилъ маску.
— Ну, въ такомъ случа выслушайте мое мнніе: вашъ бракъ — преступленіе, и я намренъ ему помшать.
Капитанъ поднялся съ мста и мрачно взглянулъ въ лицо человку, осмлившемуся сказать такую дерзость.
— Вы съ ума сошли?— спросилъ онъ.
Гербертъ готовъ былъ объявить, что онъ — разведенный мужъ Катерины, какъ вдругъ вошелъ слуга и доложилъ:
— Васъ спрашиваютъ, сэръ. Сейчасъ, немедленно, по очень важному длу.
— Кто меня спрашиваетъ?
— Одна особа и по очень важному длу, не терпящему отлагательства.
Гербертъ повернулся въ капитану.
— Вы должны общать мн, что подождете меня, иначе я не уду отсюда.
— Успокойтесь. Я самъ не двинусь съ мста, пока вы не объяснитесь,— былъ твердый отвтъ.
Слуга провелъ Герберта по корридору и отворилъ дверь въ общій салонъ гостинницы. Гербертъ вошелъ — и очутился лицомъ въ лицу съ своей разведенной женой.

XIII.

Безъ всякихъ объясненій Катерина подошла къ нему и спросила:
— Отвчайте: вы уже сообщили капитану Бенедеку, кто я?
— Нтъ еще.
Онъ не узналъ Катерины. Въ послдній разъ, когда онъ видлъ ее въ Сандисил, она была блдна и разстроена отъ неожиданной встрчи. Огорченіе и досада старили ее и придавали жесткое выраженіе ея лицу. Теперь она знала заране, что увидитъ его, и приготовилась къ этому свиданію. Голубые глаза ея блестли, яркій румянецъ игралъ на щекахъ. Онъ былъ положительно ослпленъ ея красотой.
— Въ прошлое время, которое мы оба помнимъ,— сказала она,— вы находили, что я — самая правдивая женщина, какую вы только знаете. Съ тхъ поръ вы не перемнили своего мннія?
— Нисколько.
— Прежде, чмъ вы вошли въ этотъ домъ, я ршила сообщить капитану Бенедеку то, что вы ему еще не передали. Скажите, врите ли вы тому, что я говорю?
Онъ не спускалъ съ нея глазъ и мягко отвтилъ:
— Я вамъ врю.
Она вынула письмо изъ-за корсета и показала ему, что оно не запечатано.
— Я писала его въ своей спальн, когда матушка пришла и сообщила мн, что вы сидите съ капитаномъ Бенедекомъ въ гостиной. Она побоялась ссоры и скандала и просила меня объясниться съ вами. Гд капитанъ Бенедекъ?
— Онъ дожидается въ гостиной.
— Дожидается васъ?
— Да.
Она подумала съ минуту и затмъ сказала:
— Я принесла съ собой письмо, хотите его прочитать?
Она подала ему письмо. Онъ не ршился сразу его взять.
— Вы мн писали?— спросилъ онъ.
— Я писала капитану Бенедеку,— отвтила она.
Ревность, кипвшая въ немъ и на которую онъ не имлъ никакого права, заставила его притворяться равнодушнымъ. Онъ объявилъ, что не желаетъ знать содержаніе письма.
— Нтъ, вы должны узнать его,— настаивала Катерина.— Я пишу ему всю правду безъ утайки. Хотите прочитать письмо?
Онъ молча взялъ и сталъ читать. Стараніе быть спокойнымъ я благоразумнымъ было ему почти, не подъ силу. Катерина услышала, какъ онъ тяжко вздыхалъ, читая письмо. Дочитавъ, онъ всталъ, подошелъ къ ней и подалъ письмо.
Два раза пытался онъ заговорить, и два раза голосъ измнялъ ему.
Наконецъ онъ справился съ собой и заставилъ голосъ не дрожать и произносить слова твердо, хотя и мягко:
— Стоитъ ли человкъ, за котораго вы собираетесь выйти замужъ, этой жертвы?— спросилъ онъ, указывая на письмо.
Она твердо отвчала:
— Стоитъ.
— Выходите за него замужъ, Катерина, и забудьте меня.
Великое сердце, которое онъ такъ жестоко оскорбилъ, дрогнуло отъ состраданія. Она простила ему и, заливаясь слезами, протянула дрожащую руку. Онъ прикоснулся къ ней губами и исчезъ.

XIV.

Веселая и радостная появилась въ гостиной мистриссъ Прести.
— Мы избавлены отъ нашего врага!— объявила она.— Я видла въ окно, какъ онъ ухалъ.
Она замолчала, пораженная глубоко-огорченнымъ видомъ дочери.
— Катерина!— воскликнула она: — я говорю теб, что Гербертъ ухалъ, а ты такъ смотришь, какъ будто бы объ этомъ сожалешь! Что случилось?
— Ничего.
— Онъ усплъ сообщить Бенедеку про разводъ?
— Нтъ.
— Слова Богу! Теперь нечего бояться. Гд капитанъ?
— Онъ все еще въ пріемной.
— Почему ты же ждешь къ нему?
— Я не смю.
— Хочешь, я пойду.
— Да… и отдайте ему вотъ его.
Мистриссъ Прести взяла письмо.
— Ты хочешь, врве, чтобы я разорвала письмо, и это умно съ твоей стороны.
— Я хочу сказать то, что я сказала.
— Дорогое дитя мое, если ты хоть сколько-нибудь уважаешь себя и меня, то не проси меня передавать Бенедеку это безумное письмо! Послушайся матери! Нтъ, не хочешь?
— Не хочу.
— Если когда-нибудь Китти будетъ такъ поступать съ тобой, Катерина, какъ ты поступаешь со мной, то теб это будетъ подломъ. О! еслибы ты была ребенкомъ, я бы выбила эту дурь изъ тебя… ужъ я бы выбила!
Съ этимъ взрывомъ яростныхъ словъ она взяла письмо осъ Бенедеку. Черезъ минуту она вернулась укрощенная.
— Онъ пугаетъ меня,— объявила она.
— Онъ очень разсердился?
— Нисколько… Это-то всего хуже. Когда мужчины сердятся, я ихъ никогда не боюсь. Онъ спокоенъ, слишкомъ спокоенъ. Онъ сказалъ: ‘Я жду мистера Герберта Линлея, гд онъ’? Я отвчала:— Онъ ухалъ. Онъ сказалъ: ‘Что это значить?’ А я подала ему письмо.— Можетъ быть, это объяснить вамъ,— сказала я.— Онъ взглянулъ на адресъ и сейчасъ узналъ твой почеркъ. ‘Зачмъ она пишетъ мн, когда мы живемъ въ одномъ дом? Зачмъ она не на словахъ объяснить мн то, что хочетъ сказать?’ — И глаза его, эти добрые глаза, такъ и впились въ меня, такъ и впились,— кто бы могъ это подумать!— точно онъ хотлъ насквозь прочитать меня. ‘Я васъ доле не задерживаю’,— объявилъ онъ вдругъ. Меня, ты знаешь, не легко смутить… но я рада была уйти отъ него поскорй. И что бы ты думала? не успла я выйти въ корридоръ, какъ онъ заперся на ключъ. Онъ заперся на ключъ, моя милая, понимаешь ты это? Мы здсь слишкомъ близко отъ него. Пойдемъ на верхъ.
Катерина отказалась.
— Я должна быть ближе къ нему, можетъ быть, онъ захочетъ меня видть.
Мать напомнила ей, что салонъ — общественная комната и можетъ понадобиться другимъ жильцамъ.
— Пойдемъ лучше въ садъ,— предложила она.— Мы скажемъ слуг, гд найти насъ, если насъ пожелаютъ видть.
Катерина согласилась. Возбужденіе мистриссъ Прести всегда расходовалось въ болтовн. Дочери ея нечего было говорить и неохото было ничего слушать. Жизнь какъ будто замерла въ ней въ эту страшную минуту ожиданія. Он бродили по саду. Полчаса прошло, а никто не приходилъ за ними. Часы въ гостинниц пробили часъ. И все еще никакихъ гонцовъ не было видно.
— Я не могу доле терпть,— сказала Катерина.
Она упала на одинъ изъ садовыхъ стульевъ и схватила мать за руку.
— Подите къ нему, ради Бога!— молила она.— Я не могу доле терпть.
Мистриссъ Прести, храбрая мистриссъ Прести, тоже трусила.
— Онъ любитъ Китти,— сказала она.— Я ее пошлю къ нему.
Черезъ минуту Киля разыскали, мистриссъ Прести дала ей свои инструкціи, и двочка побжала исполнять порученіе, гордясь и радуясь, что придетъ къ капитану одна, ‘точно большая’.
Вскор она прибжала назадъ.
— Хорошо, что вы меня послали!— объявила она.— Онъ сказалъ, что ни для кого другого не отперъ бы дверь… право, онъ такъ сказалъ.
— Ты тихонько постучалась, какъ я теб говорила?— спросила мистриссъ Прости.
— Нтъ, бабушка, я забыла. Я сначала хотла отворять дверь. Онъ крикнулъ, чтобы его не безпокоили. Я сказала:— да вдь это я,— и онъ тотчасъ отперъ дверь. Отчего онъ такой блдный, мама? разв онъ боленъ?
— Можетъ быть, отъ жары,— нашлась мистриссъ Прести.
— Онъ сказалъ: ‘дорогая Китти!’ и взялъ меня на руки и поцловалъ. Когда онъ слъ и посадилъ меня къ себ на колни, онъ спросилъ: люблю ли я его? а я отвчала: да, очень люблю. И тогда онъ опять меня поцловалъ и спросилъ: врно, я по немъ соскучилась, что пришла? А я, бабушка, забыла, что вы мн велли ему сказать и сама придумала.
— Что ты ему сказала?
— Я сказала ему: и мама васъ такъ же любитъ, какъ а я, и она соскучилась по васъ. Тутъ онъ спустилъ меня съ колнъ, и подошелъ къ окну, и сталъ глядть. Я сказала ему, что такъ онъ ея не дождется, и сказала: я пойду и приведу ее. Но вдь онъ ужасно упрямъ, нашъ милый капитанъ. Онъ ни за что не хотлъ отойти отъ окна. Я сказала:— хотите видть маму? А онъ сказалъ: ‘да’. Ну, такъ не запирайте дверь, ей это не понравится. И что бы вы думали онъ мн на это сказалъ:— ‘Прощайте, Китти!’ — Разв это не смшно? Мн кажется онъ самъ не понималъ, что говорилъ. Если хотите знать, мама, мое мнніе, то чмъ скоре вы къ нему пойдете, тмъ будетъ лучше.
Катерина колебалась. Мистриссъ Прести съ одной стороны, а Китти съ другой — повели ее въ домъ.

XV.

Капитанъ Бенедекъ встртилъ Катерину съ дочерью у открытыхъ дверей. Мистриссъ Прести, остановившись въ нсколькихъ шагахъ, ждала въ корридор, чтобы уловить выраженіе лица капитана. Но она ничего на немъ не прочитала.
Катерина же увидла въ немъ перемну. Въ его манерахъ было что-то подавленное и апатичное. Онъ походилъ на человка, который заставилъ себя сдлать нчто такое, что истощило вс его силы. Капитанъ былъ спокоенъ, капитанъ былъ добръ, ни словомъ, ни взглядомъ не далъ онъ понять Катерин, что вс ихъ планы рушились, однако сердце въ ней упало, когда они встртились у двери.
Онъ довелъ ее до кресла, говоря, что она пришла какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ особенно желалъ съ нею переговорить. Китти спросила, можно ли ей остаться съ ними, но онъ ласково положилъ ей руку на голову, говоря:— Нтъ, моя душа, не теперь.
Ребенокъ взглянулъ на него и тоже понялъ, что онъ не такой, какъ всегда, и это открытіе произвело свое дйствіе: Китти молча и покорно удалилась.
Капитанъ затворилъ дверь и слъ около Катерины.
— Благодарю васъ за письмо,— сказалъ онъ:— еслибы только это было возможно, то оно заставило бы меня уважать васъ еще сильне, чмъ до сихъ поръ. Вы сознались въ ошибкахъ и обман, допущенномъ вами, когда ничего не могли выиграть, а только проиграть, открывая истину. Только хорошая женщина способна на это.
Въ его голос было больше чувства, нежели въ словахъ. Катерина придвинулась къ нему ближе и взяла его за руку.
— Вы не можете себ представить, какъ вы меня удивляете и утшаете!— съ жаромъ сказала она и пожала его руку.
Въ порыв благодарности, она и не замтила, что онъ не отвтилъ на ея пожатіе.
— Чмъ я васъ удивилъ? чмъ утшилъ?
— Я боялась, что вы будете презирать меня.
— Но почему же?
— Потому что я дйствовала съ самаго начала не прямо и не откровенно съ вами.
— Скажите лучше — за то, что вы человкъ съ такими же слабостями, какъ и вс люди. Разв вы видали безгршныхъ людей?
— Иногда о нихъ читаешь въ книгахъ,— замтила она.
— Да. И это худшія и самыя безнравственныя книги, какія только существуютъ.
— Почему он безнравственны?
— Потому самому, что сознательно извращаютъ истину. Какимъ низкимъ фарисеемъ долженъ былъ бы я быть, чтобы презирать васъ!
Она съ благодарностью взглянула на него, но сердце подсказало ей, что радоваться особенно нечему.
— Я жалю, что вы допустили обманъ, хотя и понимаю ваши мотивы,— продолжалъ онъ,— но исправить его такъ легко. Выведите вашу дочь изъ заблужденія, какъ вывели меня, и за тмъ… у меня нтъ личныхъ мотивовъ ходатайствовать за мистера Герберта Линлея, посл того, какъ я его видть… но вы должны признать его права на ребенка.
— Вы хотите сказать, что я должна ему позволить видться съ Китти?
— Да, что же другое? Да! видться съ нею. Сдлайте то, что вы должны были сдлать въ тотъ проклятый день, который будетъ злополучнйшимъ днемъ въ моемъ календар.
— О какомъ дн вы говорите?
— О томъ, въ который вы помнили о людскихъ законахъ, но забыли о божескихъ, о томъ дн, когда вы порвали брачныя узы, священныя брачныя узы, попросивъ развода!
Она слушала, но уже безъ страха, а съ негодованіемъ.
— Вы слишкомъ жестоки!— объявила она.— Вы судите безпощадно объ единственномъ безупречномъ поступк въ моей жизни,— поступк, которымъ я обезпечила за собою материнскія права надъ моимъ ребенкомъ. О! неужели это говорите? неужели это возможно?
— Возможно и должно,— горько вздохнулъ онъ.
— Какое странное заблужденіе! Почему проклинаете вы день, счастливый день, который вернулъ мн моего ребенка?
— По самой эгоистичной причин. Я проклинаю вашъ разводъ, потому что онъ разлучаетъ насъ на вки.
— Разлучаетъ насъ на вки? какимъ образомъ?
— И вы еще спрашиваете?
— Да, спрашиваю!
Онъ оглядлъ комнату. Общество религіозныхъ людей, постившее гостинницу, когда она была только-что открыта, просило позволенія снабдить каждую комнату экземпляромъ библіи. Одинъ такой экземпляръ лежалъ на камин въ гостиной Катерины. Капитанъ Бенедекъ взялъ библію и раскрылъ Новый Завтъ, на евангеліи св. Матея.
— Прочитайте,— сказалъ онъ,— то, что сказалъ снисходительнйшій изъ всхъ учителей въ Нагорной проповди.
Она прочитала: ‘кто женятся на разведенной жен, тотъ сотворитъ прелюбодяніе’.
Другая невинная женщина на ея мст указала бы на первую часть этого текста, въ которомъ предполагается неврность разведенной, и спросила бы:— неужели это въ ней относится? Но эта женщина, зная, что она его потеряла, знала также и то, чмъ обязана передъ самой собой. Она молча встала и протянула ему руку.
Онъ подождалъ прежде, нежели взять ея руку.
— Вы меня прощаете?— спросилъ онъ.
— Я васъ жалю.
— Оглянитесь назадъ, на дни вашей замужней жизни, и припомните слова, которыми вы были соединены съ мужемъ до тхъ поръ, пока смерть не разлучитъ васъ? Что онъ обращался съ вами съ грубой жестокостью?
— Никогда.
— Онъ раскаялся въ своемъ прегршеніи?
— Да.
— Спросите свою совсть: нтъ ли для васъ и для вашего ребенка боле достойной жизни, нежели та, какую вы теперь ведете?
Она молчала.
— Не заблуждайтесь насчетъ моихъ намреній,— мягко сказалъ онъ.— Я смотрю на несчастіе, поразившее меня, не съ эгоистической точки зрнія личнаго отчаянія… я думаю о вашемъ будущемъ и стараюсь указать вамъ наилучшій выходъ изъ вашего положенія. Катерина, неужели у васъ не находится для меня дружескаго слова?
— Вы поставили меня въ необходимость сказать вамъ только одно слово: прощайте!
Онъ тихонько привлекъ ее къ себ и поцловалъ въ лобъ. Мука, выразившаяся въ его лиц, была ей не по силамъ, она съ ужасомъ отскочила отъ него. Послдней его мыслью была забота о спокойствіи женщины, которую онъ любилъ. Онъ далъ ей знакъ выйти.

XVI.

Мистриссъ Прести ждала въ саду, чтобы въ ней пришли дочь съ капитаномъ Бенедекомъ, и ждала напрасно. Ея внучк давно уже пора было спать, она ршила вернуться въ домъ.
— Зайдемъ за ними въ гостиную,— предложила Китти.
— Подождемъ минутку у двери, прежде нежели войти,— сообразила бабушка.— Если я услышу, что они разговариваютъ, я отведу тебя на верхъ спать.
— Почему?
— Потому что не слдуетъ ихъ перебивать.
— Почему?
Мистриссъ Прести удостоила Китти совтомъ насчетъ обращенія съ любопытными дтьми, который могъ ей пригодиться впослдствіи.
— Когда ты выростешь, душа мои, то берегись впадать въ только-что сдланную мною ошибку. Никогда не высказывай своихъ резоновъ, когда ребенокъ спроситъ у тебя: почему?
— Разв съ вами, бабушка, такъ обращались, когда вы были маленькая?
— Разумется, такъ.
— Почему?
Они дошли тмъ временемъ до гостиной. Китти безъ церемоніи отворила ее и заглянула. Комната была пуста.
Сдавъ внучку на руки няньки, мистриссъ Прести постучала въ дверь спальни Катерины.
— Можно войти?
— Войдите! Гд Китти?
— Сусанна укладываетъ ее спать.
— Остановите ее! Китти не должна ложиться спать. Пожалуйста, безъ разспросовъ. Я объяснюсь, когда вы вернетесь назадъ.
Въ глазахъ ея видна была такая ршительность, а голосъ былъ такой повелительный, что мистриссъ Прести нашла нужнымъ отложить всякія претензіи въ сторону и покориться.
— Я не спрашиваю, что случилось,— сказала она въ отвтъ.— Твое письмо, это роковое письмо, оправдало худшія мои опасенія. Ради самого неба, что намъ теперь длать?
— Ухать отсюда!
— Когда?
— Сегодня же.
— Катерина! ты знаешь ли, который часъ?
— Все равно, мы успемъ попасть на лондонскій поздъ. Не спорьте со мной! Если я останусь здсь, я съ ума сойду! Ударъ, нанесенный мн, униженіе, которое я вынесла — говорю вамъ, что это мн не подъ-силу! Оставайтесь здсь, если хотите. Я узжаю.
Она бгала взадъ и впередъ по комнат въ неописанномъ волненіи.
Мистриссъ Прести избрала единственное средство хоть сколько-нибудь ее успокоить.
— Не волнуйся, Катя, и все, что ты хочешь, будетъ исполнено. Я покончу вс разсчеты съ хозяиномъ гостинницы и отдамъ приказанія горничной. Посиди у открытаго окна. Втеръ освжитъ тебя.
Позды изъ Сайденгема въ Лондонъ ходятъ очень поздно. За пять минутъ до полуночи, он поспли на послдній отходившій поздъ. Когда они отъхали отъ станціи, Катерина настолько успокоилась, что могла говорить о своихъ планахъ на будущее время.
Ночь они проведутъ въ ближайшемъ отъ желзной дороги отел, а на слдующій день найдутъ какой-нибудь тихій уголокъ за городомъ, гд-нибудь, все равно, только, чтобы никто ихъ не безпокоилъ.
— Дайте мн отдохнуть и успокоиться!— просила Катерина.— Спрячьте меня отъ гостей и знакомыхъ!
Эти условія были строго выполнены, и исключеніе было сдлано только въ пользу мистера Саррацина. Пока денежныя дла его кліентки не были улажены, стряпчій имлъ право быть къ ней допущенъ.

——

Посл ихъ отъзда капитанъ Бенедекъ, чтобы разсять себя, занялся чтеніемъ полученныхъ имъ писемъ, которыя до сихъ поръ были имъ не прочитаны. Среди многихъ мало интересныхъ писемъ одно оказалось вполн заслуживающимъ его вниманія. То было письмо отъ дочери его друга, Родерика Уэстерфильда. Изъ письма Сидни онъ узналъ то, что уже раньше было сообщено ему объ ея печальной исторіи Катериной, но послдняя скрыла отъ него имя гувернантки, похитившей у нея мужа, великодушно щадя чужую тайну. Капитанъ Бенедекъ ршился лучше на словахъ сообщить свой отвтъ Сидни Уастерфильдъ, и на слдующее утро съ первымъ поздомъ отправился въ Лондонъ и прямо похалъ на квартиру Рандаля, чтобы добыть отъ него адресъ Сидни.
Сообщивъ ему адресъ, Рандаль спросилъ, намекая на помолвку, объявленную въ газетахъ:
— Можно васъ поздравить?
— Поздравить съ тмъ, что я нашелъ дочь Родерика Уэстерфильда?
Этотъ отвтъ и тонъ, которымъ онъ былъ сдланъ, заставилъ Рандаля спросить:— Разв слухъ о помолвк преждевременный?
— Никакой помолвки не существуетъ,— отвтилъ Бенедекъ съ такимъ взглядомъ, который лучше всякихъ словъ говорилъ, что не слдуетъ распространяться объ этомъ предмет.
Но извстіе это обрадовало Рандаля, ради брата. Онъ рискнулъ поэтому спросить:— все ли еще Катерина находится въ Сайденгем?
Капитанъ отрицательно качнулъ головой. Рандаль настаивалъ.
— Вы не знаете, куда она ухала?
— Никто не знаетъ, кром ея повреннаго.
— Въ такомъ случа,— заключилъ Рандаль,— я получу свденія, въ какихъ нуждаюсь.
И, замтивъ, что Бенедекъ смотритъ на него съ удивленіемъ, объяснилъ, въ чемъ дло.
— Герберту ужасно хочется видть Китти, я желаю ему въ этомъ помочь. Онъ, съ своей стороны, все сдлалъ, что во власти мужчины, для того, чтобы загладить прошлое. Мн кажется, что, какъ теперь сложились обстоятельства, я не оскорблю Катерину, если устрою свиданіе между отцомъ и дочерью. Какъ вы думаете?
Бенедекъ энергически и серьезно отвтилъ:
— Устройте это какъ можно скоре!
Они вмст вышли изъ дому: одинъ — чтобы идти къ Сидни, другой — чтобы увидться съ мистеромъ Саррациномъ.

XVII.

Когда служанка доложила миссъ Уэстерфильдъ о приход капитана, первымъ движеніемъ Сидни былъ страхъ за то, какъ онъ обойдется съ нею. Она помнила, что женщина въ ея положеніи нуждается въ такой снисходительности, какую не всегда можно встртить даже у добрыхъ людей. Но съ первыхъ же словъ Бенедека она убдилась, что страхъ ея неоснователенъ.
— Душа моя, какъ вы похожи на своего отца! у васъ его глаза и его улыбка. Не могу выразить вамъ, какъ мн пріятно это сходство съ моимъ дорогимъ другомъ.
Онъ взялъ ее за руку и поцловалъ такъ, какъ еслибы она была его дочь.
— Вы не помните меня, Сидни, какъ я бывалъ у васъ въ дом? Нтъ: вы были слишкомъ малы.
Она была глубоко тронута и тихимъ, дрожащимъ голосомъ проговорила:
— Я помню ваше имя, мой бдный папа часто о васъ говорилъ.
Капитанъ Бенедекъ долго бесдовалъ съ Сидни и закончилъ разговоръ словами:
— Съ сегодняшняго дня, моя дорогая, мы начнемъ новую жизнь, и, если Богу угодно, она будетъ счастливе прежней. Есть ли у васъ какіе планы насчетъ вашей будущей жизни?
— Я бы хотла, если можно, эмигрировать,— отвчала покорно Сидни.— Я бы не отказалась ни отъ какого дла, никакое занятіе не сочла бы ниже своего достоинства и, кром того, еслибы я отправилась въ Америку, то, можетъ быть, разыскала бы своего брата.
— Дорогое дитя мое, посл такого длиннаго промежутка времени нтъ никакой надежды, чтобы вы встртили вашего брата. Да еслибы вы и встртились, то не узнали бы другъ друга. Отбросьте эту тщетную надежду и останьтесь со мной. Вы можете быть полезны и счастливы у себя на родин.
— Полезна?— повторила Сидни печально.— Ваше доброе сердце, капитанъ Бенедекъ, вводитъ васъ въ заблужденіе. Быть полезнымъ другимъ, полагаю, значитъ помогать имъ. А кто же захочетъ принять отъ меня помощь?
— Я,— отвчалъ капитанъ.
— Вы?
— Да. Вы можете быть очень полезной для меня помощницей. Я сейчасъ разскажу вамъ, какимъ образомъ.
И онъ сообщилъ ей про свой пріютъ и его назначеніе и предложить ей быть его секретаремъ. Рандаль засталъ ихъ за разборкой дловыхъ бумагъ и былъ пріятно удивленъ тмъ, что ему сообщили о новыхъ занятіяхъ Сидни Уэстерфильдъ. Съ своей стороны, онъ пришелъ сообщить, что мистеръ Саррацинъ далъ ему адресъ Катерины и что Гербертъ Линлей подетъ туда немедленно, если только узнаетъ, что капитанъ Бенедекъ на ней не женится, такъ какъ, въ противномъ случа, не ршится безпокоить женщину, бывшую когда-то его женой.
Капитанъ понялъ, чего отъ него требовали.
— Скажите ему обо мн, что хотите,— отвчалъ онъ,— и поскоре соедините отца съ дочерью… Черезъ это вы можете вызвать примиреніе между мужемъ и женой.
— Разв вы забыли,— замтилъ Рандаль,— что ихъ бракъ расторгнуть?
Бенедекъ показалъ, что ршительно игнорируетъ такой законъ.
— Я помню только,— сказалъ онъ,— что бракъ былъ профанированъ.

XVIII.

Два дня спустя посл того, какъ они оставили гостинницу въ Сайденгем, Катерина и ея маленькая семья поселились въ небольшомъ коттедж въ Брайтуотер.
Мистриссъ Прести замтила, что Катерина особенно грустна и озабочена, и на ея вопросъ, что ее такъ особенно тревожатъ, отвчала, что она не знаетъ, какъ ей выйти изъ ложнаго положенія относительно маленькой Китти, созданнаго той ложью, какую ей сказали о смерти отца. Теперь отецъ желаетъ видться съ дочерью, а она не можетъ ему этого запретить, но… какъ же ей теперь быть?
— Предоставь мн,— успокоила мистриссъ Прести.— У меня въ рукахъ средство выйти изъ затрудненія.
И она указала на книгу, которую держала въ рукахъ, — книгу, трактовавшую о кораблекрушеніяхъ.
Катерина вопросительно взглянула на нее.
— Ты не понимаешь? Впрочемъ я забыла, что ты не наслдовала отъ меня живости воображенія. Годы не ослабили во мн этой способности, которая приводила въ такое изумленіе твоего бднаго отца. Онъ постоянно дивился, почему я не пишу романовъ. Мистеръ Прести также высоко цнилъ мой умъ, но съ другой точки зрнія. ‘Пожалуйста, душа моя,— говаривалъ онъ,— не лишай себя того высокаго отличія, какое у тебя есть: ты теперь одна изъ самыхъ замчательныхъ женщинъ въ Англіи: ты не написала ни одного романа’.— Извини меня, я вдалась въ историческіе анекдоты и отвлеклась отъ дла. Предположимъ, что я прочитала исторію о кораблекрушеніи и о томъ, что пассажиры, считавшіеся утонувшими, вдругъ вернулись въ свои семьи, и какъ т обрадовались… Какъ ты думаешь: можетъ это облегчить намъ нашу задачу?
Катерина такъ ухватилась за эту мысль, что захотла немедленно испробовать ее на дл.
Послали за Китти, и та появилась съ удочкой на плеч.
— Я иду удить рыбу,— объявила она,— и принесу вамъ ее на обдъ.
Мистриссъ Прести остановила Катерину за руку въ тотъ самый моментъ, какъ та собиралась предложить дочк почитать лучше исторію о кораблекрушеніи.
— Оставь,— прошептала она:— у нея теперь не то на ум, и она будетъ невнимательна. Пусть ее сначала позабавится. Когда ей надостъ возиться съ удочкой, она рада будетъ всякому новому развлеченію.
Китти, въ сопровожденіи врной Сусанны, отправилась къ рк и закинула удочку.
Удить рыбу на солнц могло бы быть само по себ урокомъ терпнія, и Сусанна могла бы полюбоваться терпніемъ барышни, еслибы не заснула. Но рыба не клевала, и Китти, въ конц концовъ, потеряла терпніе. Она положила удочку на берегъ и стала искать новой забавы. Собирая цвты, она очутилась у калитки какого-то огорода, загораживавшаго путь, а возл калитки стояла простая скамейка. По правую руку у нея былъ деревянный мостъ, перекинутый черезъ рку въ этомъ мст и служившій средствомъ сообщенія для слугъ и торговцевъ между коттеджемъ и селеніемъ, виднвшимся по ту сторону рки въ мил разстоянія.
Двочка устала и ей было жарко. Она сла на скамейку и принялась связывать букетъ для своей матери. Среди этого занятія она вдругъ услышала голосъ, звавшій ее. Она оглянулась и увидла какого-то джентльмена, переходившаго черезъ мостъ. Онъ спрашивалъ у нея, какъ пройти въ брайтуотерскій коттеджъ.
Что-то къ голос его поразило ее, и она побжала ему на встрчу. Когда они близко сошлись, глаза господина засверкали, щеки вспыхнули и онъ весело закричалъ:— Ахъ! вотъ и она сама!
Но тотчасъ же поблднлъ и смолкъ, видя, что двочка смотритъ на него съ невиннымъ любопытствомъ. Онъ поразилъ Китти не тмъ, что казался разстроеннымъ и огорченнымъ, но потому что она нашла, что онъ похожъ — ахъ, какъ похожъ, хотя гораздо худе, блдне и старше — на ея покойнаго отца!
— Вотъ коттеджъ, Сэръ,— тихо сказала она.
Печальные глаза его не отрывались отъ нея. и однако казалось, что она чмъ-то разочаровала его. Дитя ршилось спросить:
— Вы меня знаете, сэръ?
Онъ отвчалъ печальнйшимъ голосомъ, какой когда-либо слышала Китти.
— Милое дитя мое, почему вы думаете, что я васъ знаю?
Она не знала, что сказать, боясь огорчить его. И только промолвила:
— Вы такъ похожи на моего бднаго папу.
Онъ вздрогнулъ, точно испугался, и взялъ ее за руку. Въ такой жаркій день пальцы его были холодны какъ ледъ. Онъ отвелъ ее назадъ къ скамейк, на которой она передъ тмъ сидла.
— Я усталъ, моя душа,— сказалъ онъ.— Посидимъ немного.
И въ самомъ дл, онъ, казалось, очень усталъ, онъ просто съ трудомъ волочилъ ноги. Китти было его очень жаль.
— Я боюсь, что вы больны,— сказала она, усаживаясь съ нимъ рядомъ на скамейк.
— Нтъ, не боленъ, но только усталъ и боюсь, не напугалъ ли я васъ.
Онъ держалъ ея ручку въ своей и гладилъ время отъ времени.
— Моя милочка, почему вы назвали своего папу ‘бднымъ’, когда сейчасъ о немъ заговорили?
— Потому что мой папа умеръ, сэръ.
Онъ отвернулся и прижалъ об руки въ груди, какъ бы стараясь подавить сильную боль. Наконецъ справился съ собой и спросилъ, кто ей сказалъ, что ея папа умеръ?
— Бабушка.
— А вы помните, что вамъ сказала бабушка?
— Да, она сказала, что папа утонулъ въ мор.
Онъ сказалъ сквозь зубы:— Не мать сказала это, слава Богу, не мать! что онъ хотлъ этимъ сказать?
Китти глядла на него во вс глаза и удивлялась. Онъ обнялъ ее.
— Сядь ко мн ближе,— сказалъ онъ, — не бойся меня, моя милочка.
Она придвинулась къ нему ближе.
— Папа, врно, цловалъ тебя, ты говоришь, что я похожъ на твоего папу,, можно мн поцловать тебя?
Она положила свои ручки къ нему на плечи и приблизила свое личико къ его лицу. Въ ту минуту, какъ онъ поцловалъ ее, она узнала его. Сердце у нея сильно забилось отъ восторга, она закричала: — Такъ меня папа цловалъ! О! вы мой папа вы мой папа! вы не утонули въ мор.
Она охватила рученками его шею. точно боялась отпустить его отъ себя.
— Милый папа! бдный папа!
Слезы текли по его лицу.
— Моя дорогая двочка! моя милая, милая Китти!
— Пойдемъ,— сказала Китти,— къ мам, она будетъ такъ же рада, какъ и я!
Онъ колебался. Она вскочила къ нему на колни, прижалась щекой къ его щек съ привычной для него лаской.
— О! папа! неужели вы хотите огорчить меня въ первый разъ въ жизни?
Онъ сдался. Онъ былъ такъ слабъ въ ея рукахъ, какъ еслибы онъ былъ ребенокъ, а она — сильный мужчина.
Смясь, напвая и танцуя вокругъ него, Китти подвела его къ окну, выходившему изъ гостиной въ садъ. Кто-то затворилъ его изнутри. Мать ея услышала стукъ, мать подошла къ окну и… выбжала имъ на-встрчу. И вотъ эти трое лицъ снова соединились впервые посл того злополучнаго дня, когда оставили Моунтъ-Морвенъ, впервые посл неестественной разлуки между отцомъ и дочерью.

ЭПИЛОГЪ.

1.— Апологія законовда.

Чтобы женщина такихъ зрлыхъ лтъ, какъ моя жена, ревновала такого примрнаго мужа, какого только можно найти въ брачныхъ лтописяхъ — это, можно сказать, по меньшей мр огорчительно. Мужчина склоненъ въ такихъ случаяхъ забывать, что добродтель находитъ награду въ самой себ, и спрашиваетъ: стоитъ ли посл этого быть врнымъ мужемъ?
Какъ бы то ни было, а правиломъ брачной жизни должно быть: миръ во что бы то ни стало. Сегодня съ меня сняли зарокъ тайны, ты настаиваешь на объясненіи. Будь по твоему.
Въ тысячный разъ, душа моя, съ тхъ поръ, какъ мы соединили свою судьбу, ты права. Письмо, съ надписью: секретное, полученное мною за чаемъ, было дйствительно, какъ ты справедливо предположила, отъ дамы, отъ очаровательной дамы, находящейся въ большомъ затрудненіи. Мы коротко знакомы между собой уже много лтъ, въ качеств законовда и кліентки. Ей нуженъ былъ и на этотъ разъ мой совтъ и въ величайшемъ секрет. Совмстимо ли съ моими профессіональными обязанностями показать такое письмо жен? Мистриссъ Саррацинъ говоритъ: да. Мужъ мистриссъ Саррацинъ говорить: нтъ.
Позволь мн прибавить, что эта дама — особа съ незапятнанной репутаціей и что она попала въ ложное положеніе не по своей вин. Говоря по просту, безъ затй, она была въ развод съ мужемъ.
Да, моя кліентка — мистриссъ Норманъ, и къ ней отправился я на другой день. Тамъ нашелъ я своего пріятеля Рандаля Линлея, тоже явившагося по спеціальному приглашенію.
Постой минуту. Зачмъ я пишу все это, вмсто того, чтобы высказать на словахъ? Душа моя, ты принадлежишь въ старинной и знаменитой фамиліи, ты сдлала мн честь выйти за меня замужъ и наслдовала (какъ мн сказалъ твой отецъ въ день нашей свадьбы) надменный и горячій характеръ своей расы. Я предвижу взрывъ этого характера, а потому пусть лучше бумага подвергается ему, а не моя особа.
Это признаніе доказываетъ мою трусость — согласенъ. Но мужество, мистриссъ Саррацинъ, дло относительное: у самаго храбраго человка можетъ быть своя Ахиллесова пята.
Итакъ: мистриссъ Норманъ, Рандаль Ландей и я сидли и совщались въ коттедж мистриссъ Норманъ.
Что нужно было моей прекрасной кліентк?
Она затяла вновь вступить въ бракъ и призвала меня на совтъ.
Изъ словъ Рандаля Линлея я вывелъ заключеніе, что она собирается вновь выйти замужъ за своего разведеннаго мужа. Когда я спросилъ его, такъ ли это, онъ отвчалъ:
— Да, если законъ допускаеть это.
Милая моя супруга, во всю совмстную жизнь нашу вамъ еще не доводилось видть вашего мужа въ состояніи такого удивленія. Какъ! вотъ женщина, которая по собственной охот развелась съ мужемъ, и вдругъ, по собственной же охот, Опять хочетъ быть его женой. Да вдь это невроятно! И никакой романистъ не осмлился бы измыслить такую перипетію!
Ну, да Богъ съ ними, съ романистами! Возвратимся къ длу.
Само собой разумется, что передо мной былъ одинъ только исходъ. Такъ какъ такое дло не иметъ прецедента въ моей практик, то я отбросилъ профессіональный характеръ. Въ качеств простого знакомаго, я могъ сказать мистриссъ Норманъ только одно:— законъ объявилъ васъ и мистера Герберта Линлея холостыми людьми. Сдлайте то, что длаютъ холостые люди. Купите разршеніе и сдлайте оглашеніе въ церкви — и всенепремнно пошлите пригласительный билетъ на свадьбу судь, который далъ вамъ разводъ.
Сказано, а черезъ дв недли и сдлано. Мистеръ и мистриссъ Линлей снова обвнчались сегодня утромъ, Рандаль и я были единственными свидтелями церемонія строго приватнаго характера.

2.— Защита законовда.

Желалъ бы я знать, разорваны ли въ клочки предыдущія страницы и брошены ли въ сорную корзинку? Я знаю, что ты не захочешь усыпать коверъ рваной бумагой. Нтъ. Я могу быть растерзанъ тобой, но это мн не помшаетъ отнестись къ теб справедливо.
Какія возраженія представлялись противъ того, чтобы разведеннымъ мужу и жен снова сочетаться бракомъ?
Мистриссъ Прести высказала ихъ въ слдующемъ порядк. Ошибаюсь ли я, думая, что, въ этомъ случа, ты будешь одного мннія съ мистриссъ Прести?
Первое возраженіе: никто и никогда такого еще не длалъ.
Второе возраженіе: раскаянный или нераскаянный гршникъ мистеръ Гербертъ Линлей, но онъ этого не заслуживаетъ.
Третье возраженіе: ни одна респектабельная женщина не будетъ съ ними знакома.
Первый отвты вопросъ не въ томъ, длалось это раньше или нтъ, а въ томъ, возможно ли это и хорошо ли само по себ. Въ брачномъ устав нтъ правила, запрещающаго жен проститъ мужа, но есть прямое запрещеніе разлучать мужа съ женой.
Поэтому недурно простить мистера Герберта Линлея и безусловно хорошо выйти за него вторично замужъ.
Второй отвтъ: когда ребенокъ привелъ отца къ матери, принимая за безусловную истину, что ея мать и отецъ должны жить вмст потому, что они ея отецъ и мать,— то Китти стояла на врной почв закона природы, а слдовательно и толковать нечего.
Третій отвтъ: я знаю одну почтенную женщину, которая будетъ у нихъ бывать:— мистриссъ Саррацинъ. Да, моя душа, ты это сдлаешь. Не потому, чтобы я на этомъ настаивалъ,— разв я когда-нибудь настаиваю на чемъ-нибудь?— но по собственной охот… изъ состраданія къ глупой старух. Я думаю, что ты сама согласишься со мной въ томъ, что мистриссъ Прести нуждается въ хорошемъ примр, когда я скажу теб, что она объявила дочери, что посл того, что произошло, ноги ея не будетъ въ ея дом.
Когда ты подешь съ визитомъ къ молодымъ, по возвращеніи ихъ изъ свадебной поздки, то захвати съ собой мистриссъ Прести.

3.— Послднее слово законовда.

Если вы навязываете мн эту нелпую и скучную исторію (мн кажется, что я слышу, какъ мистриссъ Саррацинъ говорить это), то самое меньшее, что вы можете сдлать, это досказать ее до конца. Но, быть можетъ, вы искусно намрены досказать мн о томъ, что сталось съ Китти и какая кара постигла миссъ Уэстерфильдъ.
Нтъ, я и въ этомъ случа предпочитаю отвтить письменно, сидя въ контор въ Линкольнсъ-Иннъ-Фильд, на безопасномъ разстояніи отъ своего дома.
Китти, само собой разумется, сопровождаетъ отца съ матерью въ ихъ путешествіи по континенту. Но сначала она настояла на томъ, чтобы проститься съ своимъ милымъ другомъ, своей бывшей гувернанткой. Рандаль и я вызвались отвезти ее (съ позволенія ея матери) повидаться съ миссъ Уэстерфильдъ. Постарайся не сердиться. Постарайся не растерзать меня.
Мы застали капитана Бенедека и его хорошенькаго секретаря дома отдыхающими и завтракающими посл долгой утренней работы въ пріют. Капитанъ разрзывалъ цыпленка, Сидни приготовляла саладъ. Кошка сидла на третьемъ стул и слдила за всми движеніями ножа и вилки. Картинка вышла, какъ видишь, недурная, а появленіе Китти на сцен только дополнило ее.
Когда мы уходили, Китти сказала дяд.— Какъ вы думаете, женится мой милый капитанъ на Сидъ?
Дядя отвчалъ:— Дорогое дитя, это не наше съ тобой дло.
Но Китти, ни мало не смущаясь, обратилась ко мн:
— А бы какъ думаете, Самуэль?
Я послдовалъ примру Рандаля и отвчалъ:
— Почемъ я знаю?
Двочка поглядла поочередно на насъ обоихъ и объявила:
— Знаете ли, что я думаю? Я думаю, что вы оба — большіе притворщики.

А. Э.

‘Встникъ Европы’, NoNo 1—5, 1887

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека