Русское мыслящее общество и русская періодическая печать представляютъ въ настоящее время удивительное явленіе, надъ которымъ нельзя не задуматься. Посл радужнаго настроенія, свтлыхъ надеждъ и кипучей дятельности, наполнившихъ собою эпоху реформъ, наступили годы полнаго и горькаго разочарованія. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Радужное настроеніе превратилось въ мрачное, ироническое, дошедшее въ нкоторыхъ до отчаянія или крайняго озлобленія. Всмъ извстно и памятно, къ чему повело это новое настроеніе и сколько безплодныхъ жертвъ ему принесено. Надо бы ожидать, что умственныя и нравственныя силы, встртившія непреодолимыя препятствія на своемъ пути, ударятся въ другую сторону и поищутъ себ новаго выхода и дятельности. Одну минуту казалось, что восточная война сосредоточить ихъ на себ, но ея результаты показали до очевидности, что здсь имъ не было суждено проявить себя. Куда он за тмъ исчезли и скрылись — никто не знаетъ, вроятно, работаютъ гд-нибудь въ тиши и въ глубин, куда не въ состояніи заглянуть никакой, самый прозорливый глазъ: на всей поверхности, доступной наблюденію, ихъ нигд не видно. Какая-то полная апатія, полное равнодушіе и безучастіе къ высшимъ задачамъ дарятъ всюду. Каждый закопался въ свои частные, личные, большею частью матеріальные интересы и дла, не думая ни о чемъ другомъ. Горсть людей, неспособныхъ разстаться съ идеалами, такая умственная спячка повергаетъ въ глубокое уныніе и вселяетъ въ нихъ самыя безнадежныя мысли относительно нашего ближайшаго и отдаленнаго будущаго.
Параллельное тому явленіе замчается и въ печати. Еще въ царствованіе Императора Николая, при самыхъ невозможныхъ цензурныхъ условіяхъ, у насъ успли сложиться литературныя направленія, которыя мало-по-малу получили отчасти общественный характеръ и значеніе. Подъ выкинутыми ими знаменами собралось все мыслящее стараго и молодаго поколній. Періодическая печать оживилась, правильне сказать — начала жить, служа органомъ и выраженіемъ борьбы, происходившей на всхъ пунктахъ въ сред думающихъ и просвщенныхъ людей. Выработавшіяся за это время воззрнія, самыхъ различныхъ направленій, легли въ основаніе реформъ минувшаго царствованія. Даже и потомъ, когда преобразовательная дятельность правительства начала приходить къ концу, поднятый строй печати долго продолжалъ держаться на прежнемъ діапазон. Борьба различныхъ направленій, обозначавшихъ различные идеалы и стремленія, при нсколько улучшившихся цензурныхъ условіяхъ, велась съ большимъ ожесточеніемъ и глубоко интересовала публику, которая примыкала, смотря по сочувствіямъ, къ тому или другому органу печати и раздлялась тоже на враждовавшіе между собою кружки. Теперь и въ этомъ отношеніи произошла знаменательная перемна.
Вс направленія печати, Вызывавшія еще недавно такое живое участіе, пользовавшіяся такимъ большимъ довріемъ, какъ будто выцвли и полиняли. Публика охладла къ печатному слову, перестала имъ интересоваться, изврилась въ него. Теперь нтъ больше ни одного органа періодической печати, котораго мннія и взгляды группировали бы около себя большинство читающихъ. Да и въ самыхъ органахъ, наиболе распространенныхъ, идеалы и программы общаго характера стушевались и исчезли.
Рзко очерченные мннія и взгляды, длившіе, бывало, печать на лагери, встрчаются все рже и рже. Они смшались и обезсилли, не возбуждая ни интереса, ни даже особеннаго вниманія читателей, которые становятся изо дня въ день равнодушне къ печатнымъ преніямъ и пререканіямъ газетъ и журналовъ.
Все это совершилось въ теченіе нсколькихъ послднихъ лтъ. Видишь и глазамъ своимъ не вришь! Куда же утекла умственная и нравственная жизнь нашего образованнаго общества? Разв мы уже совершили все, что могли совершить, и опочили передъ снію смертной? Или, какъ думаютъ наши добрые друзья, въ насъ больше пороху не хватаетъ и мы осуждены, на вки вчныя, оставаться полуазіатами, какими-то ублюдками Востока и Европы, недоносками, которымъ историческою судьбой предопредлено прозябать и смиренно идти по пятамъ, въ проложенныхъ коллеяхъ, на буксир у другихъ народовъ,— сверныхъ, восточныхъ, южныхъ и западныхъ? Но мы совсмъ не похожи на народъ, собирающійся умирать. Мы развиваемся и, по сознанію собственному и другихъ, сдлали, за послднія сорокъ-пятьдесятъ лтъ, замчательные успхи по всмъ отраслямъ и во всхъ отношеніяхъ. Что же съ нами приключилось?
II.
Многіе приписываютъ наше теперешнее незавидное умственное и нравственное состояніе вншней обстановк нашей жизни — чрезмрному развитію административной опеки и неблагопріятнымъ цензурнымъ условіямъ. Въ этихъ стованіяхъ есть нкоторая доля правды и большая, значительнйшая доля недоразумнія.
Въ Познани и Эльзас можно жаловаться на административный гнетъ, на несоотвтствіе правительственной системы народнымъ потребностямъ. У насъ администрація ничмъ не ограждена отъ просасыванія въ нее господствующихъ въ народ и обществ стремленій и направленій, она, по личному своему составу, волей-неволей отражаетъ на себ движенія народной и общественной мысли, степень образованія и культуры, и если тотъ или другой образъ ея дйствій не всегда отвчаетъ желаніямъ и воззрніямъ большейили меньшей части русскаго народа и общества, то онъ отвчаетъ другимъ, которыхъ мы не раздляемъ. Всякая публичная власть и функція есть, неизбжно, по своему существу, по своей природ, равнодйствующая всхъ наличныхъ въ народ и обществ силъ и стремленій. Въ политическомъ и соціальномъ мір — это такая же непреложная истина, какъ въ мір физическомъ. Невыясненность руководящихъ началъ и стремленій въ обществ необходимо даетъ себя чувствовать и въ административной дятельности, точно также какъ сильно и рзко опредлившееся направленіе народной и общественной мысли непремнно охватываетъ, рано или поздно, и административныя сферы. Исторія всхъ временъ и народовъ доказываетъ это неопровержимымъ образомъ. То же вполн подтверждаетъ и русская исторія, по мр того, какъ выясняются скрытыя пружины явленій и событій русской народной и государственной жизни. То же самое представляютъ и цензурныя условія: они измняются неизбжно съ успхами мысли и знанія въ обществ и народ. Можно жалть о томъ, что т или другіе факты, событія, предметы не могутъ быть ни сообщаемы, ни обсуждаемы въ печати, или могутъ, но съ разными умолчаніями, это, конечно, замедляетъ выясненіе многихъ вопросовъ и сторонъ нашей политической, общественной и народной жизни. Но пока въ самомъ обществ не установится правильнаго и твердаго взгляда на отношенія мысли, знанія, печати и слова къ фактамъ и практической дятельности людей, пока границы этихъ двухъ сторонъ человческой жизни не будутъ точнымъ образомъ опредлены и сознаны въ обществ и народ, до тхъ поръ нельзя ожидать существеннаго улучшенія и въ этой отрасли управленія. Она, какъ и вс прочія, подчиняется общему закону, которому слдуетъ и вся административная система.
Прибавимъ къ этому, что, замедляя выясненіе вопросовъ и явленій, цензура печати нигд, никогда не въ состояніи была помшать образованію и росту направленій и теченій общественной и народной мысли, которыя возникаютъ и усиливаются, несмотря ни на какія препятствія, и получаютъ вліяніе, вопреки цензурнымъ препонамъ. Исторія наполнена такими примрами. Стоитъ только вспомнить событія передъ первою французскою революціей, стованія Банта и у насъ образованіе такъ называемыхъ славянофиловъ и западниковъ въ сороковыхъ годахъ, при самыхъ тяжелыхъ цензурныхъ условіяхъ.
III.
Не мало у насъ и такихъ людей, которые тайно или явно радуются, что время увлеченій разными идеями и задачами, глубоко волновавшими общество, какъ будто миновало. И слава Богу, думаютъ они, пора отрезвиться и приняться за настоящее, практическое дло, а то эти разные вопросы, задачи и нескончаемые споры такого туману напустили и такъ съ панталыку всхъ сбили, что ни на что не похоже. Подъ носомъ дло стоитъ, бда, разоренье, а они тутъ съ своими вопросами и идеями! И благо бы еще они къ чему-нибудь полезному вели, а то только головы свинчиваютъ, длаютъ людей никуда непригодными, молодежь съ прямаго пути сбиваютъ и начиняютъ всякимъ вздоромъ. Безъ всего этого сумбура, которымъ запрудили наши мозги, будетъ у насъ потише и поспокойне, да и правительству легче будетъ, безъ помхи, разобраться въ нашихъ нуждахъ, которыхъ полный коробъ.
Но напрасны эти надежды,— отъ идей и вопросовъ нельзя отчураться, какъ отъ своей тни. Они измняются вмст съ нами, на время какъ будто утихаютъ и какъ будто замираютъ, чтобы потомъ возникнуть въ новомъ вид и съ новою силой. Идеи, вопросы никогда на переведутся, пока существуетъ человческій родъ, и если они порой крпко намъ надодаютъ и набиваютъ оскомину, то это врный признакъ, что они не такъ поставлены, не отвчаютъ нарождающимся новымъ потребностямъ и измнившимся обстоятельствамъ. Идеи и вопросы суть органическія отправленія нашей психической природы, какъ выработка крови мозга, костей — отправленія нашего физическаго организма, и исчезнуть только съ прекращеніемъ нашего существованія. Отвращеніе къ идеямъ и вопросамъ значитъ, въ сущности, не иное что, какъ только недовольство тми, которые были до сихъ поръ въ ходу и желаніе замнить ихъ другими, боле подходящими. Такъ всегда бываетъ, когда мысль запутается въ отвлеченностяхъ, задачи перестаютъ отвчать дйствительнымъ потребностямъ. Въ такія минуты живые люди и цльные умы хотли бы похерить сдланное и придуманное, какъ практически совершенно непригодное и безполезное. Но многіе изъ нихъ не замчаютъ, что за этимъ отрицаніемъ неизбжно идетъ по пятамъ новое положеніе, созиданіе новыхъ идей и новыхъ вопросовъ. На одномъ отрицаніи нтъ никакой возможности остановиться ни въ области знанія, ни въ практической дятельности.
Одинъ изъ самыхъ яркихъ и разительныхъ доказательствъ въ пользу сказаннаго служитъ, въ области науки и знанія, возникнувшее на нашихъ глазахъ ученіе позитивистовъ, послдователей знаменитаго Августа Конта. Позитивизмъ отнесся совершенно отрицательно къ философіи и философскимъ отвлеченностямъ и поставилъ себ задачею освобожденную отъ всякихъ отвлеченныхъ спекуляцій ума, чистую, положительную науку, объективное знаніе. Но уже Льюисъ, въ извстномъ своемъ сочиненіи: Вопросы жизни и духа — долженъ былъ сдлать важныя уступки чистофилософскому логическому умозрнію. Онъ долженъ былъ признать, что знанія, науки, помимо мысли, ума, не существуетъ, что умъ, мысль перерабатываютъ всякій фактъ, всякое явленіе сообразно съ присущими имъ законами, и что вся задача состоитъ только въ строгомъ соотвтствіи логическихъ отвлеченій тмъ начальнымъ впечатлніямъ, изъ которыхъ они выведены. Результатомъ такой постановки вопроса, какъ можно заключать уже теперь по нкоторымъ научнымъ попыткамъ, будетъ, въ боле близкомъ или отдаленномъ будущемъ, внесеніе индуктивнаго метода въ изслдованія психическихъ явленій, точное разграниченіе психологіи отъ физіологіи, точный научный анализъ психическихъ фактовъ и, на основаніи такого анализа, устраненіе изъ науки множества представленій и понятій, сложившихся вслдствіе ошибочнаго, неправильнаго или недостаточно точнаго сочетанія впечатлній и ощущеній, изъ которыхъ такія представленія и понятія образовались. Такимъ образомъ, рзкое отрицаніе и въ этомъ случа только расчистило почву научныхъ изслдованій и открыло для нихъ новыя перспективы. Вопросы и идеи не исчезли, а только получили новую постановку, боле соотвтствующую народившимся новымъ потребностямъ знанія.
IV.
Внимательный разборъ воззрній, поочередно царившихъ надъ умами въ русскомъ мыслящемъ обществ и которыя теперь сходятъ или уже сошли со сцены и потеряли прежнее обаяніе, убждаютъ, что и у насъ такое явленіе не служитъ признакомъ помертвнія жизненныхъ силъ, а есть результатъ коренныхъ недостатковъ, присущихъ самимъ возрніямъ,— недостатковъ, которые боле или мене ясно и живо чувствуются большинствомъ русской публики. Уныніе, апатія, разочарованіе, которыя ею овладли въ наше время, не должны вводить насъ въ заблужденіе: они служатъ только признакомъ неудовлетворенія, вслдствіе роста, хотя бы безсознательнаго, новыхъ потребностей, ищущихъ и не находящихъ себ соотвтствующаго выраженія, и предсказываютъ, въ будущемъ, появленіе новыхъ воззрній и направленій русской мысли. Перевести въ сознаніе т неопредленныя и неясныя причины, которыя охладили русское общество къ недавно еще руководившимъ у насъ взглядамъ, и попытаться заглянуть нсколько впередъ, въ возможныя и вроятныя у насъ направленія въ ближайшемъ будущемъ,— вотъ задача настоящей статьи. Исчерпать ее мы не беремся. Кто же осмлится подумать, что онъ способенъ исчерпать такую тему? Мы будемъ считать себя вполн довольными и счастливыми, если намъ удастся, хотя бы нкоторыми изъ своихъ соображеній, обратить вниманіе мыслящихъ людей на предметы, которыхъ мы намрены коснуться, вызвать къ нимъ сочувствіе и интересъ, котораго они вполн заслуживаютъ, и тмъ по мр силъ содйствовать введенію русской жизни и мысли въ плодотворную колею оживленнаго труда и развитія.
Но, прежде чмъ приступить къ длу, считаемъ необходимымъ оговориться.
Т изъ читателей, которые ищутъ и требуютъ отвта на многочисленные практическіе вопросы, занимающіе въ настоящее время русское общество, не найдутъ въ нашей стать ничего непосредственно для себя пригоднаго и могутъ ее вовсе не читать. Мы не беремся здсь взвсить и оцнить различныя, возникающія въ административныхъ сферахъ, въ періодической печати, книгахъ и публик предположенія о преобразованіяхъ нашей политической, общественной и частной жизни. Мы намрены разсмотрть здсь лишь общія теченія и направленія русской мысли, служащія руководствомъ при такомъ или другомъ ршеніи нашихъ современныхъ практическихъ вопросовъ, дающія этимъ ршеніямъ тотъ или другой тонъ, ту или другую окраску. Смотря по лагерю, у насъ различно судятъ о всхъ явленіяхъ и потребностяхъ русской жизни, не только въ настоящемъ, но и въ прошедшемъ, а лагери опредляются лишь общими руководящими воззрніями, которыя красною ниткой проходятъ черезъ вс соображенія и служатъ исходными пунктами разногласія и преній. Какого бы практическаго вопроса ни коснулись, важнаго или второстепеннаго, по каждому возникаетъ тотчасъ же глубокое разномысліе, обусловленное различными точками зрнія, которыя коренятся въ тхъ или другихъ воззрніяхъ на политическую, общественную и индивидуальную жизнь человка вообще и у насъ въ особенности. Вотъ эти-то воззрнія, составляющія основную предпосылку всхъ нашихъ сужденій, и необходимо, рано или поздно, подвергнуть серьезной критик, чтобъ уяснить себ путь дальнйшей нашей дятельности и развитія.
Другая необходимая оговорка касается самаго характера различныхъ направленій русской мысли. Въ пылу полемики и борьбы, раздосадованные и раздраженные аргументаціей противники, мы легко, къ несчастію, слиткомъ часто переходимъ изъ обсужденія въ личную брань, заподозрваемъ добросовстность чужихъ мнній, тащимъ къ нравственному суду цлыя направленія и предаемъ ихъ публичной анафем. Такое перенесеніе полемики съ почвы аргументаціи на не имющую ничего съ ней общаго арену нравственной оцнки спутываетъ вс понятія и оставляетъ читателя въ самомъ прискорбномъ недоумніи. Никакой взглядъ, самъ по себ, не нравственъ и не безнравственъ: онъ только боле или мене согласенъ съ объективною правдой и истиной, которую и надо выяснить. Самый безнравственный человкъ, изъ негодныхъ побужденій, можетъ быть въ своихъ сужденіяхъ правъ и самый нравственный, при наилучшихъ намреніяхъ, высказываетъ мысли, не выдерживающія критики. Притомъ, въ дйствительной жизни нельзя указать ни одного мннія, которое бы поддерживалось и проводилось одними честными людьми или одними отъявленными негодяями: въ каждомъ лагер, рядомъ съ вполн искренними, самоотверженными и честными людьми, дйствующими изъ безукоризненныхъ побужденій, ратуютъ личности далеко не нравственныя, руководимыя своекорыстными видами и задними мыслями, не имющими ничего общаго съ истиной и правдой, которыя служатъ имъ только благовиднымъ предлогомъ я маской. Это плевелы въ пшениц, о которыхъ говорится въ притч. Какое дло намъ, при обсужденіи мнній и взглядовъ, изъ какихъ мотивовъ ратуютъ т или другіе люди? Намъ до нихъ нтъ никакой надобности, да и чужая душа — потемки. Если въ томъ, что они высказываютъ, дло пополамъ со вздоромъ и неправдой,— выберемъ то, что хорошо и справедливо, и воспользуемся хотя крохами правды въ томъ, что они говорятъ. Нтъ такого мннія и взгляда, которые бы не были выводомъ изъ наблюденій и опыта: весь вопросъ въ томъ, въ какой мр они полны и точны, а вовсе не въ нравственныхъ качествахъ наблюдателя. Разсматривая различныя русскія направленія и воззрнія, мы совершенно устранимъ личные и нравственные вопросы и предубжденія, сочувствія и несочувствія, и постараемся, со всмъ безпристрастіемъ, къ какому только способны, опредлить и выразить сильныя ихъ стороны, которыя и придали имъ значеніе и ахиллесову ихъ пяту, вслдствіе чего они потеряли свое вліяніе и руководящую роль.
V.
Первыя направленія, выступившія на сцену и овладвшія умами, были такъ называемыя славянофильское и западническое. Зачатки ихъ можно прослдить далеко назадъ: они коренились въ ход всего нашего развитія не только со временъ Петра, но гораздо раньше, чуть ли не съ XV вка. За этотъ длинный періодъ времени не разъ высказывались мысли и взгляды, совсмъ сходные съ воззрніями славянофиловъ и западниковъ, но да т и другіе въ сороковыхъ годахъ ныншняго столтія впервые осмыслили, привели въ сознаніе и систему то и другое направленіе, представили попытку придумать имъ научное основаніе, возвести факты и разрозненныя мысли въ руководящія начала. Вотъ почему съ нихъ и начинается сознательное, осмысленное движеніе русской мысли.
Обстоятельства вызвали появленіе этихъ двухъ направленій. Они же, какъ везд и всегда, опредлили ихъ содержаніе, форму и характеръ.
Въ царствованіе Императора Николая произошелъ переломъ въ ход русской исторіи: петровскій періодъ ея, ученическій и подражательный, видимо, приходилъ къ концу. Рука объ руку съ небывалымъ политическимъ могуществомъ и вліяніемъ въ Европ шло пробужденіе національнаго — если не самосознанія, то самочувствія, которое съ тхъ поръ все ростетъ и усиливается безпрерывно. По мр того, какъ оно развивалось, сложившіяся формы быта и учрежденій, представляющія пеструю и разнохарактерную амальгаму допетровскихъ и послпетровскихъ условій жизни, смшеніе нижегородскаго съ французскимъ, естественно бросались въ глаза и вызывали на размышленіе. То, что служило однимъ государственнымъ цлямъ, было создано въ виду однихъ лишь государственныхъ потребностей, внутреннихъ и вншнихъ, стало казаться недостаточнымъ и неудовлетворительнымъ съ тхъ поръ, что пробудившаяся жизнь общества и народа внесла и поставила на очередь новыя задачи, требовавшія разршенія. Исканіе чего-то новаго, чего-то другаго, соотвтствующаго народившемуся народному чувству, стало выражаться и въ искусств, и въ наук, и въ правительственныхъ мрахъ, и во вншнихъ сношеніяхъ. На этой почв выросли и славянофильское, и западническое направленія. Они выразили въ связной, систематической доктрин то, что происходило въ самой жизни, совершалось въ головахъ мыслящихъ людей, и потому охватили всхъ, кто только думалъ и дйствовалъ въ то время.
Славянофилы обратили особенное вниманіе на несоотвтствіе русской жизни и народнымъ потребностямъ привитыхъ къ намъ европейскихъ формъ. Съ этой стороны ихъ критика была весьма плодотворна и аргументація ихъ составляетъ цнный вкладъ, который пригодится и при дальнйшемъ развитіи русской мысли и русскаго самосознанія. Они ярко оттнили мертвящую, притупляющую сторону европейскихъ формъ, которыя, не будучи у насъ осмыслены, а только положены извн, задерживали развитіе народныхъ силъ, народнаго ума и освщали народныя потребности ошибочнымъ и обманчивымъ свтомъ.
Но на этой отрицательной дятельности и критик славянофильство не могло остановиться. Если позаимствованныя европейскія формы къ намъ не привились, не вошли въ нашу плоть и кровь и стали только помхою нашему народному развитію, то какая этому причина? Очевидно, он противорчьи народному духу, народнымъ началамъ. Въ чемъ же заключается народный нашъ духъ, присущія ему начала и какія формы имъ всего боле свойственны и подходящи? Въ этимъ вопросамъ славянофилы были приведены неизбжно, неотразимою силой логики. Разъ что мы убдились, что то или другое непригодно, мы должны сами себ отвтить: что же пригодно? Отрицаніе само собою ведетъ къ положенію. Оно представлялось само собою, лежало у нихъ, такъ сказать, подъ руками. Европейскія формы, непригодныя намъ, косвенно, черезъ вторыя руки, коснулись народныхъ массъ и испортили только высшіе, образованные слои. Простой народъ свято сохранилъ старинныя преданія и обычаи. Онъ воспитанъ порядками и строемъ жизни, созданнымъ до XVIII вка, который былъ нарушенъ и подорванъ реформами Петра. Тамъ, за его преобразованіями, надо искать народныхъ началъ, воплотившихся въ свойственныхъ русскому народу формахъ. Согласно съ такимъ отвтомъ, славянофилы старались выяснить и опредлить, въ противуположность европейскимъ, старорусскія начала въ политическомъ и общественномъ быту, въ церковныхъ порядкахъ и учрежденіяхъ, въ частной жизни, обычаяхъ и нравахъ. Изслдованія, веденныя въ этомъ направленіи, какъ всякая научная критика, принесли существенную пользу, которая никогда не забудется, но поставленной задачи они не разршили. Славянофилы обратились къ старин, чтобъ объяснить неблагопріятныя для развитія условія современной имъ русской жизни, и думали въ ней найти твердую, незыблемую почву, на которой можно съ увренностью построить свтлые идеалы русскаго народнаго духа, который носился передъ ихъ мыслью. Но эта почва, при внимательномъ разсмотрніи, оказалась хрупкою и очень непрочною. Русскій старинный бытъ, какъ и современный, тоже развивался, тоже мнялъ свои формы, точно также создавался подъ вліяніемъ не одного русскаго духа, но и подъ сильнымъ вліяніемъ иноземныхъ, между прочимъ, и европейскихъ элементовъ. Выяснилось, что и реформы Петра не свалились на русскій народъ какъ снгъ на голову, а подготовлялись издавна, всмъ ходомъ русской жизни и исторіи, и что если даже он и принесли съ собою много дурнаго, то нельзя отрицать, что он принесли не мало и хорошаго. Изслдованія открыли, наконецъ, и въ древнемъ нашемъ быту много черныхъ пятенъ, длавшихъ уподобленіе его свтлому идеалу боле чмъ сомнительнымъ. Въ этомъ случа, какъ и всегда, идеалъ остался идеаломъ, дйствительность, историческій фактъ — черствою правдой.
Побжденные на исторической почв, славянофилы перенесли, свой лагерь въ область религіи и церкви, отыскивая здсь корня и основанія своихъ задушевныхъ стремленій и пытаясь найти для нихъ соотвтствующую форму. Эта сторона ихъ дятельности не была еще, какъ мы думаемъ, оцнена по достоинству и нашла живой отголосокъ только въ лучшей части нашего духовенства. Врное чутье подсказало имъ, чего недостаетъ въ русской дйствительности, но и здсь, какъ и въ изслдованіи формъ частной, общественной и политической жизни, о ни остановились на историческомъ истолкованіи явленій, не подвергая ихъ научной критик. Этому слдуетъ приписать, почему замчательные труды ихъ по этой части, выяснившіе взаимныя отношенія различныхъ христіанскихъ церквей и мсто, занимаемое имъ и въ церковной исторіи, и въ догматик, мало обратили на себя вниманія свтскаго общества и остались доступными только спеціалистамъ и небольшому кружку знатоковъ и любителей.
VI.
Тмъ же путемъ, какъ славянофилы, пошли и западники, но пришли къ совершенно инымъ выводамъ. Точкой отправленія, почвой, на которой они выросли, была тоже неудовлетворенность современнымъ состояніемъ, потребность въ другихъ, лучшихъ формахъ жизни, боле благопріятныхъ для развитія. Сравненіе съ западными народами, ихъ учрежденіями, правами, наукой, образованностью, промышленностью было крайне для насъ невыгодно и превосходство ихъ надъ нами во всхъ отношеніяхъ бросалось въ глаза. Однако, мы, съ Петра, пошли по стопамъ Европы, все боле и боле пропитывались ея вліяніями. Отчего же, въ теченіе полутораста лтъ, мы сдлали такъ мало успховъ и остались почти неподвижными, въ какомъ-то мертвенномъ, нездоровомъ засто? Правда, мы позаимствовали у Европы формы жизни, но это было давно. Съ тхъ поръ Европа все шла впередъ и впередъ, развивалась, измняла и постоянно совершенствовала свои взгляды и свои учрежденія сообразно съ обстоятельствами и новыми условіями существованія, созданными успхами наукъ, образованія и гражданской жизни, а мы закостенли на тхъ слабыхъ зачаткахъ, которые занесены къ намъ изъ Европы волею геніальнаго преобразователя, не съумли ничего изъ нихъ сдлать путнаго и стоимъ на одномъ мст. Все, что тамъ жило и ростетъ, принося благодатные плоды, у насъ заплеснвло, выродилось въ какую-то каррикатуру европеизма и лежитъ камнемъ на народномъ геніи и народномъ развитіи. Какая тому причина? А та,— отвчали западники,— что нашу жизнь, нашу дятельность тормазятъ запоздалые остатки допетровскаго византійства и татарщины, преобразованіе и водворенныя имъ европейскія формы еще не перешли достаточно въ нашу плоть и кровь. Надо довершить преобразованіе, выкурить изъ насъ послдніе остатки стараго, пересадить къ намъ все то хорошее и полезное, до чего додумалась и доработалась Европа, и пріобщиться вполн къ ея жизни и развитію. Т же лучезарные идеалы, которыми жили славянофилы, вдохновляли и западниковъ, различались только формы, въ которыя облекались эти идеалы. Для славянофиловъ наиболе цлесообразными (для ихъ осуществленія представлялись формы древней русской жизни, для западниковъ — т, которыя выработаны современною Европой и дали такіе блестящіе результаты. Подобно славянофиламъ, и западники повели, въ подтвержденіе своихъ воззрній, серьезныя изслдованія нашего древняго быта и исторіи и тмъ существенно содйствовали разъясненію условій старинной русской жизни и успхамъ русскаго народнаго самосознанія. Но, по мр того, какъ шла эта работа, не могли не возникнуть важныя сомннія относительно правильности основной точки зрнія западниковъ. Формы жизни у всякаго живаго и развивающагося народа, дйствуя на его бытъ, опредляя его дятельность, суть, въ то же время, продукты всхъ условій и обстоятельствъ его существованія. Тутъ есть необходимое и неизбжное взаимодйствіе. Этотъ общій законъ остается неизмннымъ и въ томъ случа, когда одинъ народъ перенимаетъ формы жизни у другаго: он опредляютъ его жизнь лишь настолько, насколько имъ ассимилированы и усвоены, а усвоено и ассимилировано можетъ быть только то, что отвчаетъ существу и потребностямъ народа! Это одинаково примняется и къ намъ, и къ Европ. Какъ продукты всей совокупности условій европейской жизни, он не могутъ имть безусловнаго значенія абсолютно совершенныхъ формъ, одаренныхъ чудодйственною силой, создать благополучіе у всхъ народовъ, будучи мстными и условными, он, при перенесеніи къ другимъ народамъ, усвоиваются ими лишь настолько, насколько отвчаютъ ихъ состоянію въ данное время и при данныхъ обстоятельствахъ. Та же мысль естественно возникаетъ и при изслдованіи формъ древняго русскаго быта. Многія изъ нихъ несомннно византійскаго и татарскаго происхожденія, но он видоизмнились у насъ, что доказываетъ, что, попавъ на другую почву, он не могли бытъ приняты цликомъ, и усвоены только отчасти, тою лишь стороной, которая отвчала тогдашнимъ нашимъ обстоятельствамъ и условіямъ быта. Значитъ, если европейскія формы привились у насъ отчасти и плохо, виною тому не одни допетровскія наши позаимствованія у другихъ народовъ, а самъ нашъ народный организмъ, который иное принимаетъ, а другое отбрасываетъ, какъ несвойственное ему, и отождествлять наши идеалы съ европейскими формами, какъ и древнерусскими, одинаково ошибочно.
VII.
Два противуположныя направленія, на которыя расщепилась русская мысль, повела къ живой полемик, переходившей нердко во вражду и крайности съ обихъ сторонъ. Рядомъ съ прискорбнымъ взаимнымъ раздраженіемъ, полемика и борьба имли и хорошую сторону. Благодаря имъ, оба направленія должны были все точне и точне опредлить свои основныя идеи, подробно изслдовать факты прошедшаго. Наше народное самосознаніе сдлало, подъ вліяніемъ этой борьбы, замтный шагъ впередъ. Выполнивъ свою историческую роль, оба направленія отцвли и сошли со сцены, уступивъ мсто другимъ.
Несмотря на кажущееся непримиримое противорчіе, оба ученія, славянофильское и западническое, имли одну общую почву,— одну, если можно такъ выразиться, логику и методъ, одно и то же содержаніе, одн и т же заслуги и слабыя стороны. Оба явились первыми попытками осмыслить русскую жизнь и освтили ее съ двухъ сторонъ, данныхъ ходомъ нашей исторіи. Разложивъ ее на составные элементы, изъ которыхъ она сложилась со временъ Петра, и отстаивая Тотъ или другой, оба ученія поставили во главу угла идеальныя стремленія и цли, совершенно одинаковыя до своему существу и содержанію, носившія общечеловческій, всемірный характеръ. Такимъ образомъ, въ обоихъ ученіяхъ русскій народдый геній впервые поставилъ себ идеальныя цли, поднялся до одухотворенія своихъ національныхъ задачъ и стремленій. Но это былъ лишь разсвтъ и ранняя заря нашей самостоятельной, народной, умственной дятельности, первые, нетвердые еще шаги на пути къ національной духовной жизни. Въ обоихъ ученіяхъ не видно еще самостоятельнаго творчества. Проснувшаяся мысль, народившіяся идеальныя стремленія не прокладываютъ себ еще новыхъ путей, а опираются на готовое, выработанное, въ дтской увренности, что въ немъ заключается отвть на запросы и требованія отъ дйствительной жизни. Науки, знаніе разоблачили этотъ самообманъ, убдили въ непрочности фундамента, на которомъ надялись крпко и прочно построить зданіе русскаго быта и гражданственности въ будущемъ. Идеалы, лишенные твердой опоры, повисли на воздух и должны были прокладывать себ другіе пути развитія и осуществленія. Вскор они поблекли и потускнли. Эпигоны славянофильства и западничества остались при словахъ и тезисахъ, лишенныхъ живаго значенія, твердя — одни о народности, другіе — о европеизм, цивилизаціи и прогресс и не умя опредлить, въ чемъ же они состоятъ. Мыслящая публика, ищущая въ словахъ указанія и разршенія живыхъ вопросовъ, вызываемыхъ дйствительностью, отворотилась отъ нихъ и охладла къ спорамъ, которые ее прежде такъ интересовали.
VIII.
На развалинахъ славянофильства и западничества возникло новое направленіе такъ называемыхъ народниковъ. Отъ славянофиловъ оно наслдовало горячую вру въ творческія силы русскаго народа, не зараженнаго европейскими вліяніями, отъ западниковъ — идеалы передовыхъ европейскихъ мыслителей, сосредоточивающіеся въ наше время преимущественно въ сфер соціальной и экономической. Направленіе и стремленія народниковъ представляютъ, безъ сомннія, замтный шагъ впередъ въ развитіи нашего народнаго самосознанія. Они не ищутъ осуществленія своихъ идеаловъ, а обращаются къ настоящему, къ дйствительности и въ ней, въ ея правильномъ развитіи, видятъ залогъ лучшаго будущаго. Правовыя воззрнія крестьянъ, экономическій строй ихъ быта представляются народникамъ тми благодатными зачатками и предрасположеніями, на которыхъ прочно и незыблемо можетъ быть воздвигнуто зданіе желанной новой русской гражданственности, о которой мечтаютъ лучшіе умы въ Европ, подавленной капиталистическимъ и буржуазнымъ началомъ производства и распредленія цнностей. Вопросы политическіе, философскіе религіозные и церковные мало интересуетъ народниковъ, и это вытекаетъ изъ ихъ основныхъ воззрній на ближайшія наши задачи.
Стремленія народниковъ естественно зародились въ обстановк и условіяхъ минувшаго царствованія. Эпоха Николая I, закончившаго петровскій періодъ русской исторіи, пробудила національную русскую мысль, дала ей первый толчекъ. Царствованіе Александра II, начавшее у насъ соціальныя и экономическія реформы величайшей важности и значенія, отразилось въ сфер знанія и критики въ стремленіяхъ и ученіи народниковъ, которые пытались опредлить содержаніе живой русской народной мысли и найти соотвтствующую ей формулу. Въ этомъ, какъ мы думаемъ, ихъ заслуга, это и даетъ имъ, по нашему мннію, право на видное мсто въ развитіи нашего народнаго самосознанія, на ряду съ славянофилами и западниками и вслдъ за ними. Подобно своимъ предшественникамъ, они собрали и разработали богатый матеріалъ для изученія нашего народнаго быта со стороны соціальной и экономической и значительно выяснили ее своими трудами.
Но и народники, на нашихъ глазахъ, сошли со сцены и потеряли прежнее вліяніе на умы значительной части мыслящей русской публики, которая одно время была сильно увлечена ихъ ученіями. Какая тому причина? Ихъ было нсколько. Намъ кажется, что народники слишкомъ съузили задачу, сосредоточивъ все вниманіе и вс силы на одной соціальной и экономической жизни русскаго народа: она далеко не обнимаетъ всего народнаго генія, выражаетъ только ору его сторону, которая, безъ выясненія другихъ, остается малопонятной и, во всякомъ случа, далеко не такъ интересной и поучительной, какою бы она представилась въ совокупномъ изслдованіи всхъ ея живыхъ отправленій. Съ практической точки зрнія, стремленія, изслдованія и выводы народниковъ, безъ всякаго сомннія, полезны и ‘плодотворны, но въ смысл развитія народнаго самосознанія, чего въ наше время прежде и больше всего требуетъ большинство мыслящихъ людей, при теперешнемъ подъем народнаго духа и народныхъ….. народники даютъ слишкомъ мало и потому не могли надолго приковать къ себ вниманіе читателей.
Но главная причина охлажденія къ нимъ заключается въ томъ, что, унаслдовавъ горячій патріотизмъ славянофиловъ и идеалы западниковъ, они наслдовали отъ тхъ и другихъ и ихъ ошибочный методъ наблюденій и изслдованія. Мы видли, что славянофилы просмотрли въ допетровскомъ русскомъ быт темныя стороны, приведшія его къ упадку и реформ Петра, а западники не разглядли въ европейскихъ идеалахъ ихъ исторической и мстной подкладки, длающей ихъ непригодными у насъ безъ важныхъ и существенныхъ оговорокъ, въ такой же самообманъ, и, притомъ, двойной, впали и народники. Они не замтили, что въ нашемъ крестьянскомъ быту многія явленія, показавшіяся имъ здоровыми зародышами лучшей гражданственности, идущими на встрчу стремленіямъ и усиліямъ самыхъ свтлыхъ европейскихъ умовъ, суть не боле, какъ запоздалые остатки исчезающаго стаднаго чувства и полнйшей индивидуальной неразвитости, что изъ года въ годъ эти остатки блекнутъ и замираютъ, а на мсто ихъ, между крестьянами, водворяется индивидуализмъ, грубый, неприглядный и безпощадный, какимъ онъ везд и всегда бываетъ при первомъ своемъ появленіи и первыхъ попыткахъ вступить въ права гражданства. Не замтили народники и того, что въ современныхъ европейскихъ идеалахъ соціальнаго и экономическаго строя есть весьма существенная недомолвка. Опустившись съ высоты отвлеченностей и метафизики въ реальную дйствительность, къ живымъ людямъ, они, эти идеалы, для своего осуществленія, требуютъ и предполагаютъ вполн и высоко развитыя нравственныя личности. Безъ такихъ личностей идеалы останутся одними благожеланіями и отвлеченностями. Между тмъ, въ понятіяхъ и практик нравственности царить у насъ въ Европ совершенный хаосъ, нравственность замнена выдрессировкой людей, что показываетъ, что самое понятіе о нравственности заглохло и пока нигд и ниоткуда не видно попытокъ поставить вопросъ о ней на правильную научную почву или хотя бы водворить ее въ практик, на дл, при помощи новыхъ пріемовъ. Нравственность держится еще только на преданіи, которое, на нашихъ глазахъ, замираетъ, теряя авторитетъ и вліяніе на современныхъ людей.