ЖУРНАЛЬНАЯ АМАЛЬГАМА
ЖУРНАЛЬНАЯ АМАЛЬГАМА
Русская литература.— ‘Москва и москвичи’.— Сочинения Гоголя.— Хозяйственные сочинения.— Сочинения г. Витвицкого о пчелах
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Журнальная амальгама, Некрасов Николай Алексеевич, Год: 1843
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том двенадцатый. Книга вторая. Критика. Публицистика (Коллективное и Dubia). 1840—1865
С.-Пб, ‘Наука’, 1995
Литература наша, подарив нас десятком книг к новому году, вдруг приутихла. В течение двух недель явилось в свет только три книги, но и за то спасибо, — одна из них стоит целых трех десятков. Остальные две принадлежат московским авторам и трактуют о Москве. Г-н Загоскин описывает нам Москву и москвичей, а г. Вистингоф дает ‘Очерки московской жизни’. Кому же и описывать нравы Москвы, как не коренным и укоренелым москвичам, но едва ли их описания могут быть так свежи и оригинальны, как описания жителя другой столицы, на которого Москва производит гораздо живейшее впечатление и который скорей бы подметил многое в ее жизни, с чем взор московского автора давно свыкся и породнился. Для петербургского жителя, например, приезжающего в первый раз в Москву, — это совершенно новый русский мир по нравам, мнениям, обычаям, взгляду, которого в Петербурге и не подозревают. Любопытно было бы прочесть книгу такого петербуржца о Москве. Петербургские критики даже часто упрекали московских романистов и писателей комедий за утрировку нравов, тогда как описываемые ими сцены и характеры до того верны истине и натуре, что в Москве многие примеряли их на себя и признавали за личность. Многие у нас судят еще о Москве по ‘Горе от ума’ Грибоедова, хотя комедия Грибоедова в настоящее время такая же верная копия с московских нравов, какою будут нынешние описания китайцев в 1943 году, чрез сто лет после сближения Китая с Европою. Но Москва имеет удивительное свойство до того роднить с собою взгляд даже самого образованного москвича, что ее странности, делаясь его натурою, переходя в его кровь и плоть, перестают быть для него странностями. Заговорите с любым москвичом, который впервые побывает в Петербурге, — он вам непременно скажет, что Петербург скучнее, мертвее, даже некрасивее и не чище Москвы. Вот почему нам кажется, что описание московских нравов под пером не московского писателя было бы гораздо интереснее.
Наконец, в четверг на нынешней неделе вышли и ‘Сочинения Николая Гоголя’ в четырех частях. Первый том содержит ‘Вечера на хуторе близ Диканьки’, второй — ‘Миргород’, третий — повести и рассказы из ‘Арабесок’, четвертый — комедии и новые статьи, еще нигде не напечатанные. Из них замечательнейшие: ‘Шинель’, повесть, ‘Женитьба’ — совершенно невероятное происшествие в двух действиях (как его называет сам автор) и отдельные сцены: ‘Игроки’, ‘Тяжба’, ‘Лакейская’, ‘Театральный разъезд’. Прежние повести в этом издании автором так переделаны заново и дополнены, что их совсем узнать нельзя и читаешь с величайшим удовольствием как совершенно неизвестное еще сочинение. Все четыре части стоят 25 руб<,лей>, ассигнац<,иями>,. Вот теперь-то поднимется гвалт в критическом или, лучше сказать, журнальном мире! В Москве начнут доказывать, что Гоголь — Гомер, Аристофан и Теренций нынешнего века, другие будут опровергать это и покажут только, что до и после Гоголя не было и не будет русской литературы, третьи станут придираться к опечаткам и неправильным оборотам языка, забывая, что простой разговорный язык, который Гоголь должен употреблять по предмету своих сочинений, не может и не должен согласоваться с правилами кратких и пространных грамматик, потому что это язык целого живого народа, часто совсем не грамматичного. Отступить от его образа выражения — значит отступить от истины. В писателе для сцены и рисовальщике нравов усвоение этого языка есть величайшее достоинство, до которого иной грамотей никогда не достигнет. Этим языком гораздо труднее писать, чем высокоторжественным официальным слогом. И когда у нас прекратится эта жалкая привычка придираться к опечаткам и так называемым грамматическим ошибкам в сочинениях писателей с умом и талантом? Как будто с изданием в свет грамматик г. Греча русский язык застыл в постоянные неизменные формы и правила. Да что мы за китайцы! Слава богу! мы живем жизнью совершенствования умственного, стало быть, и язык у нас — органическое растение, которое должно развиваться и совершенствоваться вместе с нашими понятиями, с нашим духовным бытием.— Требовать от его живых оборотов постоянных форм, основанных на правилах грамматики, которые сами часто ни на чем не основаны, — то же, что требовать от живописца, чтоб он и татарина, и чухонца, и араба изображал по образцам древних классических форм и моделей.— Наконец, четвертые станут доказывать, что Гоголь совершенно бездарный человек, которого приятели прославляют за тем, чтоб уронить других сатирических писателей! Ну, уж это будет чистая сатира на русскую литературу, — где же у нас эти сатирические писатели, которых уронить можно и которые могли бы хоть чем-нибудь помериться с Гоголем? Была у нас когда-то мода на так именуемые нравственно-сатирические сочинения… но эта эпоха давно прошла, и сочинения и сочинители давно уже в Лете. Как же их ронять? Лежачего не бьют! Мы с своей стороны предоставляем себе скромную долю не принимать участия в этой новой чернилопролитной Троянской войне, которую новый Гомер, верно, сам когда-нибудь опишет в шуточной ‘Илиаде’, но позволим себе только высказать наше личное мнение о таланте и значении г. Гоголя в русской литературе.— От литературы перейдем к промышленности. Нет ни одной отрасли человеческого ведения, которою бы у нас так играли, как сельским хозяйством и домашнею экономиею. Сколько жалких книг и книжонок выходит ежегодно в свет по этим предметам! И почти ни одна из них не написана человеком, знающим дело. Большая часть их производителей не выезжали из города далее двух верст за парголовскую заставу и до Павловска по железной дороге, большая часть не видали и во сне, как пашут и засевают землю, как разводят сады, что значит сельское хозяйство.
Какой пользы можно ожидать от таких компиляций! А между тем они расходятся по свету и беспрестанно вновь выходят в свет. Вот и теперь перед нами новые ‘Записки для городских и сельских хозяев’, соч. К. А., в которых, как говорится, все есть, кроме птичьего молока. Чтобы знать и изучить основательно все то, об чем говорится в этих ‘записках’, надо по крайней мере прожить четыре века человеческих. Но у нас такие книги и пишутся в три присеста и печатаются в три недели. В домашней экономии они, разумеется, на что-нибудь да годятся, хотя, вероятно, благоразумный человек не станет по ним перерывать своих садов, заказывать кушанья, морить свой скот и т. д. Но мы видим в каждом деле промышленности и хорошую, утешительную сторону. Если такие невинные спекуляции на легковерии сельских хозяев, экономов и проч<,их>, слишком часто повторяются в нашей литературе, не есть ли это доказательство, что действительно в наших помещиках развивается любознательность и желание подвинуть сельское хозяйство России вперед и довесть его по возможности до совершенства? Это непременно сбудется, но только тогда, когда сельские хозяева будут не покупать, а сами писать такие книги, основываясь на своих наблюдениях и опытах. Так поступает г. Витвицкий, которого сочинение под заглавием ‘Стеклянный улей, извлечение любопытнейших явлений из естественной истории пчел’ в первых числах февраля должно выйти в свет. Г-н Витвицкий — известный пчеловод. Он посвятил всю жизнь свою изучению природы пчел и обогатил нашу литературу несколькими прекрасными сочинениями о пчеловодстве, из которых укажем на ‘Практическое пчеловодство’ — труд обширный и, без всякого сомнения, лучший по своей части. Сочинение г. Витвицкого ‘Стеклянный улей’ обнимает только любопытнейшие и важнейшие явления семейного и гражданского быта пчел и чрезвычайно занимательно. Изложенное языком живым, понятным, оно может быть читаемо всеми с удовольствием, какое доставит не всякий роман самой громкой знаменитости. И это по весьма простой причине: как бы ни были хитры и поразительны вымыслы человека, они — в сравнении с дивными явлениями природы — ничто! Пчелы представляют нам в быту своем такие чудные явления, каких мы и не подозревали, законы, по которым пчелы родятся, живут, действуют, управляются и умирают — изумительны и в высшей степени достойны того, чтобы вникнуть в них и над ними задуматься. К сочинению г. Витвицкого будет приложено несколько рисунков, поясняющих текст. Нет сомнения, что предприятие почтенного пчеловода, затеянное с целию обратить внимание на упадающее у нас год от году пчеловодство, увенчается успехом. <,…>,
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: ЛГ, 1843, 24 янв., No 4, с. 82—83, без подписи.
В собрание сочинений включается впервые.
Автограф не найден.
Предположение о принадлежности фельетона Некрасову высказано: НЖ, с. 16, где был сопоставлен фрагмент о книге Н. М. Витвицкого со свидетельством Д. В. Григоровича. Вспоминая о начале своего знакомства с Некрасовым, относящемся к 1842 г., Григорович писал: ‘Денежные обстоятельства Некрасова должны были быть тогда весьма незавидны. Я не раз заставал его за рукописью, порученною ему каким-то стариком для исправления в ней языка, рукопись трактовала о различных способах ухода за пчелами’ (Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1987, с. 73). Если мемуарист имеет в виду Н. M. Витвицкого — единственного в эту пору русского автора трудов по пчеловодству, то анонс и реклама еще не напечатанной книги Витвицкого в ‘Литературной газете’ могли принадлежать только Некрасову — литературному редактору труда Витвицкого и постоянному критику газеты, для которой анонсы такого рода не характерны. Под слегка измененным названием ‘Стеклянный улей, или Чудные явления в жизни пчел. Сочинение Витвицкого. С картинками’ (СПб., 1843) книга вышла в свет через месяц после анонса ‘Литературной газеты’. В No Ю этого издания была напечатана хвалебная рецензия, наиболее вероятным автором которой также является Некрасов. В настоящем издании печатается и атрибутируется Некрасову только первая половина (‘литературная’ часть) фельетона ‘Журнальная амальгама’. Вторая его часть, графически отделенная от первой, составлена, очевидно, редактором газеты Ф. А. Кони из информации в иностранной периодике и посвящена европейскому театру.
С. 189. Г-н Загоскин описывает нам Москву и москвичей, а г. Вистингоф дает ‘Очерк московской жизни’.— Имеются в виду первая часть книги M. Н. Загоскина ‘Москва и москвичи. Записки Богдана Ильича Вельского’ (М., 1842) и книга П. Ф. Вистенгофа ‘Очерки московской жизни’ (М., 1842).
С. 190. …вышли и ‘Сочинения Николая Гоголя’…— Ср. отзыв Некрасова об этом издании в статье второй его ‘Взгляда на главнейшие явления русской литературы в 1843 году’ (наст. изд., т. XI, кн. 1, с. 150).
С. 191. В Москве начнут доказывать, что Гоголь — Гомер, Аристофан и Теренций нынешнего века.’ — полемический отклик на брошюру К. С. Аксакова ‘Несколько слов о поэме Гоголя ‘Похождения Чичикова, или Мертвые души» (М., 1842), в которой утверждалось, что ‘только у Гомера и Шекспира можем мы встретить такую полноту создания, как у Гоголя, только Гомер, Шекспир и Гоголь обладают великою, одною и тою же тайною искусства’ (с. 16). Это сопоставление было жестоко высмеяно В. Г. Белинским, которого задело также пренебрежительное замечание автора брошюры о ‘петербургских журналистах’ (Белинский, т. VI, с. 253—259, ср.: там же, т. XI, с. 435).
С. 191. Другие будут опровергать это и покажут только, что до и после Гоголя не было и не будет русской литературы…— Ироническая интерпретация мнения В. Г. Белинского, выраженного в его рецензии на отдельное издание поэмы Гоголя ‘Похождения Чичикова, или Мертвые души’ (М., 1842), где критик, в частности, писал: ‘Нашей литературе вследствие ее искусственного начала и неестественного развития суждено представлять из себя зрелище отрывочных и самых противоречивых явлений. Мы уже не раз говорили, что не верим существованию русской литературы как выражению народного сознания в слове, исторически развившегося, но видим в ней прекрасное начало великого будущего, ряд отрывочных проблесков, ярких, как молния, широких и размашистых, как русская душа, но не более как проблесков’ (Белинский, т. VI, с. 216).
С. 191. …третьи станут придираться к опечаткам и неправильным оборотам языка…— Намек на статью О. И. Сенковского о ‘Мертвых душах’ (БдЧ. 1842, No 8, отд. VI, с. 24—54), в которой Гоголь обвинялся в нарушении языковых норм и отсутствии эстетического чувства.
С. 191. …грамматик г. Греча…— Имеются в виду ‘Практическая русская грамматика’ (1826), ‘Пространная русская грамматика’ (1827), ‘Учебная книга русской словесности’ Н. И. Греча (1787—1867), многократно переиздававшиеся и официально утвержденные в качестве пособий для учебных заведений разного уровня. Ср. помещенную в наст. книге рецензию на ‘Учебную книгу…’ 1844 г. (с. 44).
С. 191. …четвертые станут доказывать, что Гоголь совершенно бездарный человек, которого приятели прославляют за тем, чтоб уронить других сатирических писателей… — Такою была рецензия Н. И. Греча на ‘Мертвые души’ в ‘Северной пчеле’ (1842, 22 июня, No 137).
С. 192. …перед нами новые ‘Записки для городских и сельских хозяев’, соч. К. А., в которых ~ все есть, кроме птичьего молока…— Полное название этой книги: ‘Записки для городских и сельских хозяев, содержащие в себе опытные правила о скотоводстве, огородничестве и разных хозяйственных предметах, как то: мытье, белении, чищении, приготовлении домашних снадобьев и проч. Собраны сочинительницею ручной книги опытной русской хозяйки К. А.’ (СПб., 1842).
С. 193. ‘Практическое пчеловодство’.— Этот труд Н. М. Витвицкого (1764—1853) печатался частями: части I и II напечатаны в 1835 г., части III и IV — в 1842, часть V (последняя) — в 1845.