Эдгар По
Эдгар По
Жульничество, как одна из точных наук.
Жульничество, как одна из точных наук.
Ut canis a corio nunquam absterrebitur uncto,
Бос, Кос, Нос, Штос & Кo
No 110. Дог—Стрит.
Жульничество, как одна из точных наук, По Эдгар Аллан, Год: 1843
Время на прочтение: 10 минут(ы)
С тех пор как мир стоит, были два Иеремии. Один написал Иеремиаду о ростовщичестве и назывался Иеремия Бентам. Он заслужил восторженное удивление мистера Джона Пиля и был великий человек на малые дела. Другой дал имя важнейшей из Точных Наук и был великий человек на большие дела — можно даже сказать, на величайшие дела.
Жульничество — или отвлеченная идея, соединяемая с глаголом жульничать — довольно понятно. Но самый факт, действие, поступок жульничество не так-то легко определить. Мы можем, однако, получить довольно ясное представление об этом предмете, определяя не жульничество само по себе, а человека, как животное, которое жульничает. Если бы Платон напал на эту мысль, ему не пришлось бы выслушивать оскорбительные вопросы насчет ощипанного цыпленка.
Платона очень нахально просили объяснить, почему ощипанный цыпленок — очевидно, ‘животное двуногое без перьев’ — не человек, хотя должен быть человеком по его определению. Меня не собьет с толку подобный вопрос. Человек — животное, которое жульничает, и нет другого животного, которое жульничает, — кроме человека.
В самом деле, все, что составляет сущность, природу, принцип жульничества, свойственно классу существ, носящих сюртуки и панталоны.
Ворона крадет, лисица плутует, ласка хитрит, человек жульничает. Жульничество его удел. ‘Человек родился для скорби’, говорит поэт, — неправда, он родился для жульничества. Это — его цель, его задача, его назначение. Строго говоря, жульничество представляет смесь, в состав которой входят мелочность, интерес, настойчивость, изобретательность, смелость, nonchalance, оригинальность, наглость и зубоскальство.
Мелочность. Жулик мелочен. Его операции мелкого разбора, если он соблазнится какой-нибудь великолепной спекуляцией, то сразу теряет свои отличительные черты и превращается в так называемого ‘финансиста’. Этот последний термин соответствует идее жульничества во всем, кроме грандиозности. Такам образом жулик является банкиром in petto, а ‘финансовая операция’ — жульничеством в Бробдиньяге. Банкир относится к жулику, как Гомер к Флакку — как мастодонт к мыши — как хвост кометы к хвостику свиньи.
Интерес. Жулик руководится собственным интересом. Он презирает жульничество для жульничества. У него имеется в виду цель — свой карман — и ваш. Он выжидает счастливого случая. Он заботится о Номере Первом. Вы Номер Второй и должны заботиться о себе.
Настойчивость. Жулик настойчив, его не легко обезкуражить. Пусть лопнут все банки, он ухом не поведет. Он упорно преследует свою цель и
так и он никогда не откажется от своей добычи.
Изобретательность. Жулик изобретателен. Он строит широкие планы. Он измышляет зоговор. Он думает и выдумывает. Если бы он не был Александром, он желал бы быть Диогеном. Если бы он не был жуликом, он желал бы быть изобретателем патентованных крысоловок или рыболовом.
Смелость. Жулик смел. Он человек мужественный. Он завоюет Африку. Он все возьмет приступом. Он не побоится кинжала тайных убийц. Дик Тюрпен при большей доле благоразумия, — Даниель О’Коннель, если б ему чуть-чуть поменьше льстили, — Карл XII, если бы у него было на фунт или на два больше мозга, — были бы отличными жуликами.
Nonchalance. Жулик — nonchalant. Он совсем не нервен. У него не бывает нервов. Он никогда не смущается. Его не выведешь из себя — даже когда выводишь за шиворот. Он холоден — холоден, как огурец. Он беззаботен — ‘беззаботен как улыбка леди Бюри’. Он спокоен — спокоен как старая перчатка.
Оригинальность. Жулик оригинален — сознательно оригинален. У него свои собственные мысли. Он ни за что не воспользуется чужими. Банальная плутня внушает ему отвращение. Я уверен, что он возвратить кошелек, если узнает, что добыл его с помощью неоригинального жульничества.
Наглость. Жулик нагл. Он фанфаронит. Он упирает руки фертом. Он засовывает их в карманы панталон. Он смеется вам в лицо. Он наступает вам на мозоль. Он ест ваш обед, пьет ваше вино, занимает у вас деньги, щелкает вас по носу, дает пинки вашей собаке, целует вашу жену.
Зубоскальство. Настоящий жулик сопровождает свои подвиги зубоскальством. Но этого никто не знает кроме него самого. Он свалит зубы, когда его трудовой день кончился — когда его работа исполнена — вечером в своей спальне и единственно для собственного услаждения. Он приходит домой. Запирает дверь. Раздевается. Тушит свечу. Закладывается в постель. Кладет голову на подушку. Когда все это сделано, жулик начинает зубоскалить. Это не гипотеза. Это несомненная истина. Я рассуждаю a priori: жульничество не было бы жульничеством без зубоскальства.
Происхождение жульничества относится ко временам детства человеческой расы. Быть может, первым жуликом был Адам. Во всяком случае мы можем проследить эту науку до отдаленнейших периодов древности. Но современники довели ее до такого совершенства, о котором и не грезили наши тупоголовые прародители. В виду этого я оставлю в стороне ‘дела давно минувших дней’ и удовольствуюсь кратким отчетом о некоторых ‘новейших образчиках’. Вот очень хорошее жульничество. Хозяйка дома, которой требуется диван, отправляется по мебельным магазинам. Наконец ей попадается богатейший склад мебели. У дверей ее встречает и приглашает войти учтивый и разговорчивый молодой человек. Она выбирает диван по своему вкусу, и спрашивает, что стоит. К ее великому изумлению и радости цена оказывается, по крайней мере, на двадцать процентов ниже, чем она ожидала. Она спешит покончить торг, уплачивает деньги, получает расписку, просит доставить ей диван как можно скорее и уходит, сопровождаемая низкими поклонами лавочника. Наступает вечер — дивана нет. Проходит следующий день — дивана нет. Слуга отправляется узнать, в чем дело. В складе отрицают самый факт продажи. Никто не продавал дивана, — никто не получал за него денег — никто, кроме жулика, который выдал себя за лавочника.
В наших мебельных складах не держат приказчиков, почему и возможны штуки подобного рода. Публика приходит, осматривает мебель и уходит совершенно свободно, без всякого надзора. Если вы желаете купить что-нибудь, или справиться о цене, — звонок под руками, и это считается совершенно достаточным.
Или, вот еще очень приличный образчик жульничества. Хорошо одетый субъект является в лавку, покупает что-нибудь ценою в доллар, но, к крайнему своему огорчению, убеждается, что забыл бумажник в кармане другого сюртука. Он обращается к лавочнику: — Пожалуйста, почтеннейший, отошлите эту покупку ко мне на квартиру. Впрочем, постойте, я забыл, что у меня дома не найдется бумажки меньше пяти долларов. Ну да ничего, пошлите четыре доллара сдачи вместе с покупкой. — Очень хорошо, сэр, — отвечает лавочник, сразу оценивший благородство покупателя. — Иной молодец, — думает он, — сунул бы покупку в карман, и удрал, пообещавшись занести деньги вечером.
Покупку и сдачу отправляют с мальчиком. Но дороге он совершенно случайно встречается с покупателем, который восклицает:
— А! это моя покупка, — а я думал, вы давно уже отнесли ее. Ну, ступайте! Моя жена, миссис Троттер, доплатить вам пять долларов, я предупредил ее. Дайте-ка сюда сдачу, мне нужно мелочи. Очень хорошо. Один, два, три, четыре — так, совершенно верно! Скажите миссис Троттер, что вы встретились со мной, да не зевайте по сторонам.
Мальчик и не думает зевать, — тем не менее он не скоро вернется в лавку, так как долго и тщетно разыскивает миссис Троттер. Как бы то ни было, он радуется, что не остался в дураках, не отдал покупку без денег, и с самодовольным видом возвращается в магазин, где его крайне возмущает и огорошивает вопрос хозяина, куда он девал сдачу.
Вот тоже очень простое жульничество. Капитан корабля готовится к отплытию, когда к нему является господин официального вида и представляет весьма умеренный счет городских пошлин. Радуясь, что можно отделаться так дешево, капитан, у которого и без того хлопот по горло, поспешно расплачивается. Через четверть часа ему представляют новый и далеко не столь умеренный счет, причем выясняется, что податель первого был жулик.
Или вот подобная же штука. Пароход отчаливает огь пристани. На берегу появляется путешественник с портманто в руках и летит, сломя голову, к пристани. Вдруг он останавливается, нагибается и поднимает что-то. Это бумажник. — Кто потерял бумажник? — кричит он.
Никто не потерял бумажника, тем не менее, все приходят в волнение, узнав, что потеряна значительная сумма. Но пароход не может ждать.
— Время и прилив никого не ждут, — говорит капитан.
— Ради Бога, подождите несколько минут, — умоляет пассажир, нашедший бумажник, — наверное, владелец сейчас явится.
— Невозможно, — отвечает капитан. — отчаливай, что-ли!
— Что же мне делать? — восклицает пассажир в страшном волнении. — Я уезжаю на несколько лет и не могу оставить у себя такую сумму. Простите, сэр (с этими словами он обращается к джентльмену, который стоит на берегу), но вы мне кажетесь порядочным человеком. Не возьметесь-ли вы — я знаю, что могу довериться вам — доставить этот бумажник владельцу. Вы видите, тут банковые билеты на огромную сумму. Без сомнения, владелец вознаградит вас за хлопоты.
— Меня! — нет, вас! — ведь вы нашли бумажник.
— Ну, если вы непременно хотите, я, пожалуй, возьму небольшую сумму, собственно ради вашего успокоения. Постойте, — Бог мой! тут все сотенные, — это слишком много, с меня довольно пятидесяти…
— Отчаливай! — говорит капитан.
— Но у меня нет сдачи, и в конце концов лучше уж вы возьмите.
— Отчаливай! — говорит капитан.
— Ни в каком случае, — восклицает джентльмен на берегу, порывшись в своем бумажнике, — вот пятьдесят фунтов, бросайте бумажник.
Совестливый пассажир с видимой неохотой принимает билет, и бросает джентльмену бумажник, а пароход, пыхтя и бурля, отходит от пристани. Спустя полчаса ‘огромная сумма’ оказывается подделкой, а все происшествие капитальным жульничеством.
Вот образчик смелого жульничества. Устраивается митинг, или какое-нибудь подобное сборище за городом, в таком месте, куда можно попасть только через мост. Жулик помещается на мосту и почтительно заявляет всем проходящим, что местные власти установили сбор за право перехода: по одному центу с пешехода, по два с лошади или осла, и так далее, и так далее. Многие ворчат, но все расплачиваются, и жулик возвращается домой, прикарманив пятьдесят или шестьдесят долларов, правда, заработанных в поте лица. Собирать пошлину с такой массы народа вещь очень хлопотливая.
Вот изящное жульничество. Приятель жулика выдает последнему деньги под вексель, написанный надлежащим образом, на обыкновенном бланке, напечатанном красными чернилами. Жулик покупает дюжину или две таких бланков и каждый день обмакивает один из них в суп и дает проглотить своей собаке, которая наконец входит во вкус. Когда истекает срок векселю, жулик и собака отправляются к другу расплачиваться. Друг достает вексель из своей escritoire, намереваясь вручить его жулику, как вдруг собака кидается на него и проглатывает. Жулик не только удивлен, но и огорчен и возмущен нелепым поведением собаки, и высказывает готовность уплатить по своему обязательству, как только это обязательство будет ему предъявлено.
Вот очень дешевое жульничество. Леди оскорблена на улице сообщником жулика. Жулик мчится на помощь и, задав сообщнику основательную трепку, предлагает проводить леди до дому. Тут он раскланивается, прижимая руку к сердцу и прощаясь в самых почтительных выражениях. Она предлагает своему избавителю зайти к ним и познакомиться с ее старшим братцем и папенькой. Он со вздохом отклоняет это предложение. ‘В таком случае, — шепчет она, — не могу ли я чем-нибудь выразить вам свою благодарность?’
— Да, сударыня, можете. Не будете-ли вы добры одолжить мне два шиллинга.
В первую минуту леди решает упасть в обморок. Но, подумав немного, достает портмоне и вручает избавителю требуемую сумму. Я говорю, что это дешевое жульничество, потому что целая половина вырученной суммы должна быть выдана джентльмену, который взял на себя труд нанести оскорбление и выдержать трепку. Вот довольно мелкое, но научное жульничество. Жулик подходит к прилавку в питейном доме и требует четверку табаку. Ему подают, но он возвращает обратно, говоря:
— Я не люблю этот табак. Возьмите обратно, и дайте мне стакан водки.
Выпив водку, жулик направляется к двери. Но голос хозяина останавливает его:
— Эй, господин, забыли расплатиться за водку.
— Расплатиться за водку? да ведь я вам отдал табак за водку? Чего же вам еще?
— Но, сударь, помнится, вы не платили за табак.
— Это еще что значит, мошенник! Возвратил я вам табак или неть? Это не он, скажете? Стану я платить за то, чего не взял!
— Но, сударь, — говорить сбитый с толку хозяин, — но, сударь…
— Нечего нокать, сударь, — перебивает жулик с сердцем, — нечего нокать, сударь! знаю я ваши штуки! — и выходит, сердито хлопнув дверью.
Вот еще очень умное жульничество, заслуживающее внимания по своей простоте. Потерян кошелек или бумажник. Потерявший печатает в одной из газет большого города объявление с подробным описанием кошелька.
Наш жулик заимствует из этого объявления факты, изменяя заглавие, общую фразеологию и адрес. Положим, что оригинал длинен и многословен, озаглавлен ‘Потеря бумажника!’ и просит доставить потерю на улицу Тома, No 1. Копия жулика сокращена, озаглавлена просто ‘Потеря’ и просит доставит по адресу: улица Дика, No 2 или улица Гарри, No 3. Она печатается, по крайней мере, в пяти или шести местных газетах, а появляется всего несколько часов спустя после оригинала. Если даже собственник утраченного бумажника прочтет ее, то вряд-ли догадается, что дело идет о его потере. Но весьма возможно, что тот, кто нашел кошелек, прочтет именно это объявление (так как оно напечатано в нескольких газетах) и доставит свою находку жулику, а не законному владельцу. Жулик выдает награду, прикарманивает кошелек и исчезает.
Вот совершенно аналогичное жульничество. Светская барыня потеряла где-нибудь на улице бриллиантовый перстень. Доставившему она обещает сорок или пятьдесят долларов награды, причем подробно описывает в объявлении камень и оправу, и просит доставить на такую-то улицу, номер дома такой-то, обещая уплатить награду немедленно, без всяких разговоров. День или два спустя, когда барыни нет дома, в номере таком-то, на такой-то улице раздается звонок. Слуга отворяет дверь и на вопрос о хозяйке, отвечает, что ее нет дома. Посетитель крайне огорчен. Ему необходимо видеть барыню по важному делу. Он нашел ее кольцо. Впрочем, он может зайти другой раз. — ‘Ни в каком случае!’ — говорить слуга. — ‘Ни в каком случае!’ — подтверждают сестра барыни и невестка барыни. Кольцо признано, награда выдана, посетитель почти вытолкан за двери. Барыня возвращается домой и выражает некоторое недовольство сестре и невестке, которые уплатили 40 или 50 долларов за facsimile ее кольца — facsimile, сделанное из настоящего томпака и поддельного алмаза.
Но жульничество бесконечно, — и моя статья была бы бесконечной, если бы я вздумал перечислить хоть половину разнообразных форм и приемов, изобретенных этой наукой. Я должен, однако, кончить эту заметку и полагаю, что самым лучшим заключением для нее будет краткое сообщение о весьма приличном, хотя крайне замысловатом жульничестве, которое не так давно случилось в нашем городе, а затем не раз повторялось с успехом в других городах Союза. Джентльмен средних лет приезжает в город неведомо откуда. По манерам, по обращению это господин весьма степенный, солидный, аккуратный и рассудительный. Он одет с иголочки, но без всяких претензий и шику. На нем белый галстук, просторный жилет, покойные башмаки с толстыми подошвами и панталоны без штрипок. Вообще он напоминает всей своей внешностью благополучного, трезвенного, аккуратного, почтенного ‘делового человека’ par excellence — одного из тех суровых и жестких с виду, но мягких по натуре людей, которых мы встречаем в модных комедиях, людей, чье слово неизменно, чья рука подает гинею в то время, как другая, чисто для проформы, принимает ничтожнейшую долю фартинга.
Он долго не может найти подходящей квартиры. Он не любит детей. Он привык к порядку. У него методические привычки, он не прочь поместиться в небольшой благочестивой семье. Условиями он не стесняется, желает только, чтобы ему представляли счет ежемесячно первого числа (теперь второе) и покорнейше просит хозяйку ни под каким видом не забывать этого и доставлять ему счет и расписку в получении аккуратно в десять часов утра первого числа, не откладывая до второго.
Покончив с этим вопросом, наш деловой человек нанимает контору в приличном, но отнюдь не модном квартале. Он ничего так не презирает, как тщеславия. Где много наружного блеска, — говорит он, — там редко бывает что-нибудь прочное внутри. Изречение это производит такое сильное впечатление на хозяйку, что она записывает его для памяти на полях фамильной Библии рядом е притчами Соломона.
После этого он печатает нижеследующее объявление в главных шестипенсовых городских листках. Дешевые, однопенсовые, отвергаются, как недостаточно ‘респектабельные’ и еще потому, что в них приходится уплачивать за объявления вперед. Наш деловой человек стоить за то, что всякая работа должна оплачиваться по исполнении.
‘ТРЕБУЕТСЯ. — Намереваясь предпринять в этом городе обширные торговые операции, нуждаемся в услугах трех или четырех толковых и опытных приказчиков, которым будем выплачивать хорошее жалованье. Требуются солидные рекомендации, главным образом со стороны честности. Так как обязанности, о которых идет речь, соединены с значительной ответственностью, и через руки наших служащих будут проходить большие суммы денег, то каждый приказчик имеет внести залог в пятьдесят долларов. Всякому, кто явится без залога и удостоверения в порядочном поведении, будет отказано. Предпочтение оказывается религиозным молодым людям. Являться между десятью и одиннадцатью или четырьмя и пятью пополудни в контору гг.
До тридцать первого числа это объявление приводит в контору господ Бос, Кос, Нос, Штос и Ко человек пятнадцать, двадцать религиозных молодых людей. Но наш деловой человек не торопится заключать условия — деловые люди никогда не торопятся — и только после самого строгого экзамена по части благочестия и нравственности, условие заключается и пятьдесят долларов принимаются, единственно в видах предосторожности, почтенной фирмой Бос, Кос, Нос, Штос и Компания. Утром первого числа следующого месяца хозяйка не представляет счета своему постояльцу — неаккуратность, за которую почтенный глава фирмы на ‘ос’, без сомнения, распушил бы ее на все корки, если бы ему заблагорассудилось продлить свое пребывание в городе на день или на два собственно для этой цели.
Когда бы то ни было, на долю полиции достается много хлопот, но в конце концов, ей остается только торжественно объявить, что деловой человек ‘навострил лыжи’, выражение, равнозначное, по мнению некоторых лиц, формуле N. E. I., под которой в свою очередь подразумевается классическая фраза non est inventus (не найден). Между тем молодые люди, все до единого, в значительной степени утрачивают свое благочестие, а хозяйка покупает лучшую индейскую резинку ценою в шиллинг и тщательно стирает изречение, которое какой-то дурак написал в большой фамильной библии рядом с притчами Соломона.
Источник текста: Собрание сочинений Эдгара Поэ. — Санкт-Петербург: Типография бр. Пантелеевых, 1896. — Т. 2.
Исходник здесь: Викитека.
Современная орфография: В. Г. Есаулов, 15.02.2016 г.