ЖУКЪ
ЖУКЪ
Повсть.
I.
II.
III.
Жук, Калашников Петр Иванович, Год: 1852
Время на прочтение: 28 минут(ы)
Въ южной части… губерніи стоитъ маленькій уздной городокъ. Мстоположеніе этого городка довольно живописно, Онъ раскинутъ на гор, у подошвы которой, въ крутыхъ и покрытыхъ густою зеленью берегахъ, течетъ не широкая, но быстрая рчка. По другую сторону рчки разстилаются обширныя пашни и снокосы, и мстами зеленютъ рощи. Дале поднимаются длинною грядою, покрытыя пустырникомъ горы, и между ними есть дв или три благо цвта: это горы меловыя.
Самый городокъ весьма маленькій и бдный. Онъ весь срстоить изъ двухъ квадратныхъ площадей, на которыя, съ разныхъ сторонъ, выходятъ шесть или семь улицъ.
На одной изъ площадей возвышается каменная церковь, а на другой поставлено нсколько деревянныхъ балагановъ: это гостинный дворъ.
Домы почти вс деревянные, необшитые тесомъ, и большею частію съ тростниковыми крышами.
По улицамъ, между домами тянется частоколъ. Но при всей незначительности, лтомъ городокъ длается довольно пріятнымъ. Тогда улицы его, обсаженныя густыми и высокими деревьями, образуютъ длинныя тнистыя аллеи, а его маленькіе незатйливые домики совершенно прячутся въ густот зелени.
Въ этомъ городк, въ одной изъ самыхъ малолюдныхъ улицъ, стояли неподалеку одинъ отъ другаго, два домика. Они, какъ два близнеца, походили другъ на друга. Оба строены по одному плану, оба деревянные и необшитые тесомъ, у обоихъ посредин тростниковой крыши высовывались высокія и узкія трубы, около обоихъ тянулся ольховый плетень, и только передъ окнами одного домика росла густая липа, а передъ окнами другаго — береза.
Домикъ съ липою передъ окнами принадлежалъ Василью Кузьмичу Бобренко, а домикъ съ березою другу его, Якову Савичу Китову.
Въ прекрасный лтній вечеръ, у окна домика съ липою сидлъ Василій Кузьмичъ и смотрлъ на козу, которая, будучи привязана къ лип на длинной веревк, щипала траву на улиц.
Василій Кузьмичъ былъ человкъ лтъ подъ сорокъ. Наружности онъ былъ вовсе непривлекательной: средняго роста, смугловатый, сутоловатый и съ большою курчавою головой, съ бровями, нависшими надъ глазами и соединявшимся на ноперенось, словомъ, въ немъ было что-то дикое, да и въ-самомъ-дл, Василій Кузьмичъ былъ совершенный дикарь. Онъ велъ жизнь самую отшельническую. Ни съ кмъ не знакомился, никуда не ходилъ иначе, какъ по длу, отродясь не бывалъ въ дамскомъ обществ, и только единственный пріятель его былъ Яковъ Савичъ Китовъ.
Впрочемъ Василій Кузьмичъ велъ такую жизнь вовсе не по желанію. Онъ весьма любилъ женщинъ, но не бывалъ въ ихъ обществ единственно отъ какого-то страха, въ которомъ самъ Василій Кузьмичъ не могъ дать себ отчета.
Единственная женщина, передъ которой онъ не конфузился, была старуха Домна, прежняя нянька Василія Кузьмича, а теперь занимавшая у него вс должности, начиная отъ камердинера до судомойки — включительно. Что же касается до характера Бобренко, то онъ былъ до того кротокъ, что Яковъ Савичъ Китовъ иначе и не называлъ Василія Кузьмича, какъ мокрою курицей.
Итакъ Василій Кузьмичъ сидлъ подъ окномъ и смотрлъ на козу, но онъ только смотрлъ на козу, а думалъ совершенно о постороннемъ.
— Что за скучная жизнь моя? думалъ онъ. Лежишь себ цлый день къ верху оглоблями, да на потолокъ зваешь! Вдь этакъ просто можно одурть — право одурть! Вдь вотъ посмотришь на другихъ: — право, даже сердце радуется! Порхаютъ какъ бабочки съ цвточка на цвточекъ, около дамъ какъ пчелки вьются, а я что?…
Тутъ Василій Кузьмичъ махнулъ рукой, и глубоко вздохнулъ.
— Вотъ Китовъ, продолжалъ онъ: ему такое счастье! Везд бываетъ, за всми волочится! Правда и на него бываетъ проруха: недавно онъ что-то такое сказалъ, а дамы его и подняли на смхъ. Вдь дамы эти милашки, просто милашки, рады подтрунить! Ну да Китовъ парень не робкой: какъ съ гуся вода, плюнулъ да и пошелъ! А случись ка со мной такой грхъ: да я бы тутъ же и умеръ, право бы умеръ!
Размышленіе Василія Кузьмича было прервано приходомъ Якова Савича.
— Поздравьте меня, любезнйшій, поздравьте меня съ новымъ знакомствомъ, кричалъ Яковъ Савичъ, вбгая въ комнату и едва переводя духъ отъ усталости.
Такой неожиданный и шумный приходъ совершенно всполошилъ Василія Кузьмича. Онъ проворно вскочилъ на ноги, и съ изумленіемъ посмотрлъ на пріятеля.
— Что такое? съ какимъ знакомствомъ? спросилъ онъ торопливо.
— Съ новымъ, почтеннйшій, съ совершенно новымъ! Ахъ, что это за семейство, монъ-шеръ! прелесть! Представьте себ, мать…. этакая, знаете, почтенная женщина, и у нея дочка…. малина! Но я вамъ разскажу все по порядку, только прежде выкурю трубочку. Эй, красавица!— закричалъ онъ Домн, которая въ это время, любопытства ради, просунула въ дверь голову…. трубку подай.
Домна, желая тоже узнать поскоре, что случилось, торбпливо набила трубку, раскурила подъ плитой, и подала Якову Савичу. Тогда Василій Кузьмичъ и Яковъ Савичъ сли на единственный кожаный диванъ, и Яков Савичъ началъ:
— Иду я себ спокойно по улиц, вдругъ, вижу, скачетъ коляска четверней, такая чудесная коляска, синяя. Въ коляск сидятъ незнакомыя дамы. Вотъ я тотчасъ бгомъ за коляской…. она скачетъ, я за ней…. Вотъ она завернула за у голъ и остановилась у дома помщика Крупина… знаешь, что стоитъ на берегу…. Ну еще каменный, богатый домъ…. Онъ стоялъ все пустой, и въ немъ разв одн совы жили…. Ага! думаю себ, такъ вотъ это кто. Коляска остановилась, и лакей еще не усплъ соскочить съ козелъ, а я ужъ тутъ и растворяю дверцы.
Нужно замтить, что Яковъ Савичъ всегда былъ предметомъ удивленія Василія Кузьмича, въ отношеніи къ свтскости.
— Ну что жъ они? спросилъ Василій Кузьмичъ, смотря съ нмымъ удивленіемъ на своего пріятеля.
— Да что!— продолжалъ самодовольно Яковъ Савичъ.— Двушка-то улыбнулась, а дама говоритъ мн: Что вы безпокоитесь?… Ну я говорю: помилуйте!… ничего-съ!… а двушка говоритъ: я думаю, вы устали…. а я говорю…. помилуйте!… мн еще и не такъ случалось уставать, а это что! А двушка говоритъ: вы, говоритъ, едва дышете…. я говорю: ничего-съ! посл отдышусь! А она улыбнулась, да какъ улыбнулась!… Тутъ Яковъ Савичъ сталъ искать выраженіе, и не найдя его, улыбнулся самъ, стараясь дать понятіе, какъ улыбнулась незнакомка. Разумется вышло непохоже.
— Потомъ они пошли въ домъ,— продолжалъ Яковъ Савичъ,— а я къ теб побжалъ поразсказать, что случилось.
Пріздъ въ маленькій уздный городъ богатыхъ помщицъ, особенно же постоянно жившихъ въ Петербург, есть событіе дйствительно необыкновенное: это хоть кого такъ заинтересуетъ, а тмъ боле это должно было поразить Василія Кузьмича, который и на своихъ туземныхъ дамъ смотрлъ съ какимъ-то невольнымъ страхомъ. Василій Кузьмичъ совершенно отороплъ.
— Какъ же это такъ?— спрашивалъ онъ у Якова Савича,— да что-жъ они сказали вамъ, когда вы растворили дверцы-то?
— Экой вы какой, монъ-шеръ!— возражалъ Яковъ Савичъ, и снова принимался расказываіь, только съ нкоторыми добавленіями, какъ напримръ: какая ручка у дверецъ коляски, какая физіономія у лакея, и тому подобное.
Но такъ какъ все на свт иметъ конецъ, то, наконецъ, и Яковъ Савичъ истощилъ весь запасъ краснорчія, взялъ фуражку, и отправился еще къ кое-кому разсказать о случившемся и оставилъ Василія Кузьмича на свобод размышлять о слышанномъ.
Василій Кузьмичъ дйствительно задумался.
Вдь вотъ — думалъ онъ — иному какъ везетъ счастіе, такъ ужъ везетъ! Сунься-ка кто-нибудь другой къ дверцамъ, такъ сказали бы: убирайтесь прочь? что вамъ надобно? а ему такъ нтъ! что вы безпокоитесь?— да еще пожалли, говорятъ: вы едва дышете, устали…. Нтъ, врно, видна птичка по полету! Видятъ, что парень свтской. И какъ онъ уметъ этакъ во-время подоспть…. Охъ ужъ мн право, этотъ Китовъ…. на комплиментахъ собаку сълъ!
Размышляя такимъ образомъ, Василій Кузьмичъ пришелъ наконецъ къ мысли, или правильне сказать, мысль пришла къ Василію Кузьмичу: за чмъ пріхали богатыя помщицы изъ столицы въ маленькій уздный городишко?
— Что имъ, думаетъ Василіи Кузьмичъ: Петербургъ-то малъ что ли показался? Эта мысль его сильно заинтересовала…. Домна! кликнулъ онъ — а! Домна, поди-ка сюда на минутку! Какъ ты думаешь, зачмъ они сюда пріхали?
— А кто ихъ знаетъ!— отвчала Домна изъ другой комнаты — видно хотятъ посмотрть, какъ здсь люди живутъ.
— Да что-жъ въ Петербург-то хуже что ли, чмъ у насъ?
— Видно, хуже, батюшка, что сюда пріхали, кабы лучше-то было, такъ не похали бы.
— А какъ ты думаешь Домнушка: не сходить ли ма, посмотрть что за барыни пріхали изъ Петербурга?… Китовъ говоритъ, что просто прелесть какія! Онъ ужъ познакомился.
— Отъ чего-жъ, кормилецъ, и не сходить? чмъ ты хуже Китова? На мои глаза еще и получше будешь. Такъ коли ужъ онъ высаживалъ изъ коляски, теб и подавно можно знакомство свести.
Разсужденія Домны придали бодрости Василію Кузьмичу. Безъ этого, онъ едвали бы ршился идти смотрть на прізжихъ, а тутъ бодро взялъ картузъ и пошелъ, да еще что то такое напвать сталъ дорогою.
Но когда Василій Кузьмичъ сталъ подходить къ дому Крупиныхъ бодрость его оставила.
— Неловко, подумалъ Василій Кузьмичъ, такъ близко подходить къ дому: неравно замтятъ, да спросятъ: что вамъ надобно? что тутъ отвтишь? Вдь ничего не найдешь, что отвчать, просто осрамишься. Лучше вотъ что сдлать: перебраться на другую сторону рчки, да оттуда и посмотрть. Садъ-то на гор, у самой рчки, даже и забора тутъ нтъ, такъ, можетъ-быть они вздумаютъ по саду погулять, мн ихъ и будетъ видно.
Разсудивъ такимъ образомъ, Василій Кузьмичъ повернулъ назадъ, и перебравшись на другой берегъ рки, сталъ подходить къ дому Крупиныхъ совершенно уже съ другой стороны.
Домъ помщицы Крупиной находился на краю города, и былъ построенъ на гор, у подошвы который текла рчка.
Около дома и по скату горы былъ расположенъ обширный и довольно тнистый садъ, который, спускаясь до самой рчки, дйствительно, какъ говорилъ Василій Кузьмичъ, съ этой стороны не былъ огороженъ. На рчк былъ устроенъ плоть и къ нему привязана лодка. Другой же берегъ рчки былъ весьма высокъ и весь покрытъ густымъ ольховымъ кустарникомъ.
Василій Кузьмичъ заслъ въ этотъ кустарникъ, и оттуда сталъ производить свои наблюденія. Онъ увидлъ, что въ привязанной къ плоту лодк сидла двушка съ прекрасными блокурыми локонами, а передъ ней стояла чорная курчавая собачка.
Двушка сидла оборотившись спиною къ Василію Кузьмичу, а потому лица ея не было видно.
— Должно быть душка, подумалъ Василій Кузьмичъ, и пораздвинулъ втви…. Да что такое она тутъ длаетъ ворожитъ что ли?… А! вотъ что!— она рыбу удила, а теперь сматываетъ удочку. Ай, ай! какъ покачнулась лодка…. этакъ можно перекувырнуться! Въ это время двушка встала и оборотилась лицомъ въ ту сторону, гд сидлъ Василій Кузьмичъ….
— Ай, батюшки, караулъ! чуть было не вскрикнулъ Василій Кузьмичъ, такъ поразила его красота двушки.
Двушка выпрыгнула на плотъ и убжала, а Василій Кузьмичъ, довольный своею выдумкой, отправился домой. Домна уже спала.
Василій Кузьмичъ не разсудилъ будить ее, залегъ на свой кожаный диванъ, и всю ночь ему спилось, то блокурая двушка, то курчавая собаченка.
Утромъ Василій Кузьмичъ проснулся рано, такъ рано, что Домна, которая всегда вставала раньше своего барина и чистила ему сапоги, въ это утро еще не просыпалась. Василій Кузьмичъ, лежа, сталъ смотрть на ползающую по потолку муху, а самъ все думалъ о блокурой двушк, и въ этомъ невинномъ размышленіи пролежалъ цлый часъ, такъ что дождался Домны, которая пришла за сапогами.
— Да ты ужъ проснулся, батюшка? сказала Домна, видя, что Василій Кузьмичъ лежитъ съ открытыми глазами.
Василій Кузьмичъ, вмсто отвта, только улыбнулся, но въ этой улыбк выражалась мысль его, онъ въ это время подумалъ: Вдь Домна еще ничего не знаетъ, что случилось.
— Что ты, батюшка посмиваешься? спросила Домна.
— Ничего, ничего отвчалъ Василіи Кузьмичъ, и спустя минуты дв прибавилъ: Домнушка, а Домнушка! хорошо бы мн завести удочку, сталъ бы я рыбу удить.
— Что теб вздумалось, кормилецъ? спросила Домна: у насъ въ рчк и рыбы-то никакой нтъ, окром колюшки.
— Такъ чтожъ, Домнушка, можно и колюшку поймать.
— Да вдь ихъ не дятъ, кормилецъ,
— Экая ты какая, Домнушка! возразилъ Василій Кузьмичъ: все бы теб только сть, можно и такъ позабавиться, пустить поплавать въ тарелочк.
— Полно, батюшка, пустяки-то затвать, проворчала Домна, выходя изъ комнаты: колюшка рыба поганая, куда она годна? а еще неровенъ часъ, самъ въ воду кувырнешься, такъ вотъ теб и колюшка будетъ.
Домна, бывши нкогда нянькою Василія Кузьмича, сохранила надъ нимъ какую-то власть, такъ что Василій Кузьмичъ ее во всемъ слушался.
По уход Домны, онъ пересталъ и думать объ удочк. Ему представилось, что и въ-самомъ-дл можно кувырнуться въ воду, какъ говорила Домна.
Полежавъ еще немного, Василій Кузьмичъ одлся, и уже взялъ картузъ, чтобы идти изъ дома, какъ вдругъ въ окн показалась голова Якова Савича.
— Не хотите ли прогуляться, Василій Кузьмичъ?
— Нтъ не хочется, Яковъ Савичъ: что-то нездоровится.
— Нездоровится! а отъ чего же вы картузъ-то взяли?
Василій Кузьмичъ покраснлъ. Онъ въ первый разъ хотлъ схитрить, чтобы отдлаться отъ пріятеля. Василію Кузьмичу хотлось одному пойти погулять, по причин ему одному извстной.
— Картузъ, повторилъ Василій Кузьмичъ, проворно швырнувъ его на диванъ: да это я…. такъ себ….
— Ну что такое, такъ себ?
— Ну да такъ себ! что вамъ за дло, Яковъ Савичъ? Ну, я хотлъ козу привязать къ лип.
— Козу къ лип! подхватилъ Яковъ Савичъ, подозрвая что-то: а отъ чего же вы новый фракъ-то надли? Это также чтобы козу къ лип привязать?
Василій Кузьмичъ вооружился всми силами и старался вывернуться.
— Да отъ того надлъ новый фракъ, сказалъ онъ: что старый-то у меня прорвался подъ мышкой, такъ Домна зашиваетъ.
— Ну, такъ бы вы и говорили, перебилъ Яковъ Савичъ.
— Да я такъ и говорю, Яковъ Савичъ, я говорю, что фракъ прорвался подъ мышкой, такъ Домна зашиваетъ.
— Такъ прощайте, Василій Кузьмичъ: я одинъ ужъ пойду.
— Прощайте, Яковъ Савичъ.
Китовъ ушелъ, а Василій Кузьмичъ, выждавъ время, когда Китовъ повернулъ за уголъ, быстро схватилъ картузъ, и пустился въ противуположную сторону.
Но не такъ было легко обмануть Китова. Когда Василій Кузьмичъ вышелъ изъ дома, изъ-за угла улицы, въ которую поворотилъ Китовъ, показалась чья-то голова, и эта голова каждый разъ проворно пряталась, когда Василій Кузьмичъ оглядывался назадъ.
Василій Кузьмичъ шелъ быстро къ завтному кусту.
— Пріятно, думалъ онъ, этакъ сидть подъ кустикомъ. Все видишь, а тебя никто не видитъ. Вотъ вдь этой барышн съ собачкой и во сн не снилось, что изъ-за куста на нее смотрятъ. А, право, хорошенькая эта мамзель! Такіе у нея глазки, ну бда да и только…. А впрочемъ вдь не влюбленъ же я въ нее. Я это такъ-себ шалю… просто изъ одной шалости дйствую, и Василій Кузьмичъ заслъ за кустъ, раздвинувъ втки…. Вотъ-теб-на, прошепталъ, она опять въ лодк и съ собаченкой.
Двушка дйствительно была въ лодк и съ собаченкой, какъ говорилъ Василій Кузьмичъ, она стояла на корм, и поставивъ свою маленькую ножку на бортъ лодки, держала въ рукахъ собаченку, собираясь бросить ее въ воду.
— Того и гляди, что кувырнется, говорилъ про себя Василій Кузьмичъ…. Домна правду говоритъ: долго ли тутъ кувырнуться? Домна всегда правду говоритъ, старуха умна…. Вдь этакая рзвушка эта мамзель…. лодка-то такъ и качается…. а ей горя мало…. ну бросила собачку…. экз. барахтается!… Ну приплыла…. что это, опять бросать…. Ухъ!— вдругъ вскрикнулъ Василіи Кузьмичъ, и вскочилъ на ноги.
Въ это время двушка, стараясь подале бросить собачку, сильно покачнула лодку, и отъ неосторожности сама упала въ воду.
У Василія Кузьмича сердечко такъ и ёкнуло….
— Потонетъ…. Караулъ! вскрикнулъ онъ, и съ размаха кинулся въ воду.
Василій Кузьмичъ плавалъ не хуже тюленя, но въ этомъ мст теченіе было такъ быстро, что Василію Кузьмичу стоило не малаго труда бороться съ нимъ, и притомъ онъ былъ во фрак.
Дйствуя изо всхъ силъ и руками, и ногами, Василій Кузьмичъ наконецъ достигъ до лодки, съ которой упала двушка, и ухватившись руками за бортъ, бросилъ безпокойный взглядъ вокругъ себя. Онъ смотрлъ, не высовывается ли гд-нибудь изъ воды платье утонувшей. но какъ удивился онъ, когда, случайно взглянувъ на берегъ, увидлъ двушку, которая, выжимая воду изъ своего платья, съ изумленіемъ смотрла на плывущаго Василія Кузьмича. Василій Кузьмичъ ужасно обрадовался, и вмст изумился.
— Вы ужъ выплыли? закричалъ онъ, высовываясь изъ-за лодки.
Двушка взглянула на Василія Кузьмича, и расхохоталась.
Въ-самомъ-дл, онъ былъ очень смшенъ. Платье его облипло, мокрые волосы опустились на лобъ, и съ нихъ бжала вода.
Смхъ двушки совершенно сконфузилъ Василія Кузьмича, и онъ никакъ не ршался выдти изъ воды.
— Да что жъ вы тамъ сидите, говорила, умирая отъ смха, двушка: выходите скоре на берегъ.
—.На берегъ, произнесъ Василій Кузьмичъ: да я весь мокрый, на мн просто сухой нитки нтъ.
— Такъ вдь не вкъ же вамъ сидть въ вод?
Василіи Кузьмичъ вылезъ. Въ сапогахъ у него бурлила вода….
— Экъ фракъ-то мой! сказалъ онъ: совсмъ съёжился, а былъ новый, только въ первый разъ надлъ сегодня.
— Неужели только въ первый? спросила двушка, смясь еще боле, что приводила Бобренко въ совершенное замшательство.
Наконецъ Василій Кузьмичъ самъ расхохотался, и прегромко.
— Да какія вы веселыя сказалъ онъ: бда, право, съ вами! Я думалъ, что вы захлебнулись, а вы не тутъ-то было — прежде меня еще на берегъ выскочили.
— А вы это меня спасать кинулись?
— Конечно спасать! Что же, я купаться что ли въ новомъ-то фрак вздумалъ?
— Очень вамъ благодарна за ваше доброе намреніе.
— Да, признаться, напугали вы меня, говорилъ Василій Кузьмичъ, чувствуя себя нсколько смле, и совершенно забывъ, что онъ и разговаривающая съ нимъ особа съ ногъ до головы мокрые:— признаться напугали. Я думалъ, что вы непремнно утонете, да еще сегодня старуха Домна говорила мн: долго ли кувырнуться, такъ вотъ теб и будетъ колюшка…. Эта Домна совершенная ворона, всегда что-нибудь худое накликаетъ….
Василій Кузьмичъ не зналъ самъ что говоритъ. Такъ много различныхъ ощущеній, и въ такое короткое время, совершенно сбили его съ толку.
— Послушайте, сказала двушка: какъ васъ зовутъ?
— Васильемъ Кузьмичемъ.
— Ну такъ, Василій Кузьмичъ, какъ же вы пойдете домой-то мокрые?
Этотъ вопросъ сильно смутилъ Василія Кузьмича.
— Въ-самомъ-дл, какъ я пойду домой-то мокрый?— повторилъ онъ. Вдь меня мальчишки грязью закидаютъ, если я въ такомъ вид пойду по улиц.
— Не хотите ли пойти къ намъ, васъ довезутъ въ коляск.
— Нтъ, ни за что! торопливо произнесъ Василій Кузьмичъ. Я лучше переплыву на ту сторону, и доберусь до дому по полю, тамъ никто не ходитъ, да притомъ и картузъ мои остался на той сторон. Прощайте…. а какъ васъ зовутъ?
— Меня зовутъ Врой Васильевной.
— Мое почтеніе, Вра Васильевна, счастливо оставаться.
Василій Кузьмичъ опять отправился въ воду и поплылъ, страшно размахивая руками, что еще боле разсмшило двушку.
— Василій Кузьмичъ! закричала она ему вслдъ: когда высохнете, такъ приходите къ намъ.
— Покорно васъ благодарю за приглашенье, отвчалъ Василій Кузьмичъ, перевертываясь на спину.
Двушка убжала, а Василій Кузьмичъ благополучно прибылъ на другой берегъ, отыскалъ свой картузъ, и пустился домой, стараясь при томъ боле держаться между кустовъ, чтобы не быть примченнымъ.
Ужъ онъ сталъ подходить къ дому, какъ вдругъ его поразила мысль: что сказать Домн, если ей вздумается допрашивать, отъ чего все платье мокрое?
— Совру что попало, подумалъ Василій Кузьмичъ: а если не повритъ, скажу, что не ея дло. Только вотъ что скверно: разсердится старуха, цлую недлю ворчать будетъ. Всего бы лучше, еслибы ее дома не было.
Размышляя такимъ-образомъ, Василій Кузьмичъ подошелъ къ калитк и посмотрлъ въ щелку. Дверь отъ ледника была отворена.
— Вотъ счастье! подумалъ Василій Кузьмичъ: Домна возится со сливками,— и шмыгнулъ по двору на крыльцо.
Войдя въ комнаты, онъ заперъ ключемъ дверь и сталъ переодваться. Съ трудомъ стянувъ фракъ, Василій Кузьмичъ грустно посмотрлъ на него.
— Вотъ теб и новый фракъ! сказалъ онъ, вздохнувъ. Хуже стараго сдлался. Что съ нимъ теперь длать? посушить что ли?
Василій Кузьмичъ, придвинувъ на солнышко стулъ, растянулъ на немъ фракъ и развсивъ остальное платье по окошкамъ, прилегъ, закутавшись въ старенькій халатъ, на кожаномъ диван.
— Вотъ исторія-то! разсуждалъ онъ въ полголоса: престранная исторія! Не думалъ, не гадалъ,— выкупался… зато познакомился, приглашала приходить когда высохну. А какая она-то? прелесть!… вотъ прелесть, такъ ужъ прелесть! Что ни говори, прелесть! Вотъ только фрака жаль — прибавилъ Василій Кузьмичъ, жалостно взглянувъ на него…. А какія у нея ножки маленькія! Ну, право, въ мой кулакъ уберутся об, и видно не будетъ!
Разсуждая самъ съ собою, уставшій Василій Кузьмичъ мало-по-малу заснулъ самымъ пріятнымъ сномъ, и проспалъ часовъ пять къ ряду, даже не переворотившись ни разу на другой бокъ.
Проснувшись, Василій Кузьмичъ подошелъ къ фраку. Фракъ почти высохъ. Василій Кузьмичъ радостно улыбнулся.
— Почти незамтно,— прошепталъ онъ, встряхивая фракъ: немножко поморщился мстами, да это не бда, растянется.
— Не здсь ли живетъ Василіи Кузьмичъ? раздался въ окошк голосъ.
Василій Кузьмичъ взглянулъ на окно. Изъ-за него высовывалась незнакомая физіономія.
— Здсь, отвчалъ онъ.
— Госпожа Крупина проситъ пожаловать къ нимъ, сказалъ пришедшій.
— Къ нимъ? какъ, къ нимъ?
— Да, такъ-съ къ нимъ, чай кушать.
— Чай кушать! повторилъ Василій Кузьмичъ: какъ чай кушать?
Пришедшій съ изумленіемъ посмотрлъ на Василія Кузьмича.
— Что прикажете сказать? спросилъ онъ.
Тутъ Василій Кузьмичъ началъ такъ мяться, что, врно, посланный потерялъ бы терпніе, но, къ счастію, подосплъ въ эту минуту Яковъ Савичъ.
— Въ чемъ дло? спросилъ Яковъ Савичъ, быстро входя въ комнату.
— Къ Крупинымъ чай пить?
— Скажи, что сейчасъ придемъ.
Посланный поклонился и ушелъ.
— Что это Яковъ Савичъ вы такое сказали? спросилъ Василіи Кузьмичъ по уход посланнаго.
— Какъ что сказалъ? сказалъ, что сейчасъ придемъ.
— Какъ придемъ? да кто же пойдетъ Яковъ Савичъ?
— Я, и вы, разумется.
— Нтъ! Я ни за что не пойду.
— Какъ не пойдешь? такъ даромъ что ли вы купались во фрак-то?
Василій Кузьмичъ покраснлъ.
— Что, покраснлъ? продолжалъ Яковъ Савичъ. Вы думаете, что я не знаю? Я все знаю. Знаю, что вы подъ кустикомъ лежали, что въ воду сунулись во фрак, все знаю, такъ ужъ лучше вы, Василій Кузьмичъ, со мной не спорьте, а одвайтесь поскоре, да пойдемъ.
— Такъ какъ же я пойду, Яковъ Савичъ? Вдь я съ ними не знакомъ.
— Я васъ отрекомендую, Василій Кузьмичъ, да притомъ приглашали васъ, когда обсохнете, ну, теперь вы высохли, такъ и идите, а если не пойдете, такъ будете невжа, грубіянъ, и я съ вами знаться не буду…. слышите, Василій Кузьмичъ? Такъ лучше одвайтесь, а я пойду надну свой фракъ.
Василій Кузьмичъ покорился.
— Ну была, не была, пойдемте Яковъ Савичъ! сказалъ онъ, и сталъ одваться.
Черезъ четверть часа возвратился Яковъ Савичъ во фрак, и пріятели отправились къ дому Крупиныхъ. Марья Павловна Крупина, мать Вры Васильевны, встртила Якова Савича и Василія Кузьмича въ зал. Яковъ Савичъ сталъ разшаркиваться самымъ отчаяннымъ образомъ.
— Честь имю рекомендовать вамъ сударыня, началъ онъ: моего пріятеля, Василія Кузьмича Бобренко, а самъ я уже нсколько съ вами знакомъ, помните коляску?
— Какую коляску?
— Дверцы-то я растворялъ?
— А! да помню, сказала Марья Павловна, улыбаясь: очень пріятно познакомиться, господа! Милости просимъ! и пригласила гостей на балконъ.
Марья Павловна сла на диванъ, а Бобренко и Китовъ на креслахъ.
— Я должна васъ очень благодарить, начала Марья Павловна, обращаясь къ Василію Кузьмичу: неосторожность моей дочери заставила васъ….
— Покупаться, перебилъ Яковъ Савичъ: помилуйте, за что тутъ благодарить? Василію Кузьмичу ровно ничего не стоитъ окунуться въ воду. Въ этомъ отношеніи онъ совершенный тюлень: онъ готовъ всю жизнь просидть въ кадк съ водой, лишь бы его тамъ кормили.
— Что вы такое говорите, Яковъ Савичъ? возразилъ въ полголоса Василій Кузьмичъ, нсколько обидясь. Когда же я сидлъ въ кадк съ водой?
Яковъ Савичъ началъ, впрочемъ довольно замтно, толкать ногой Василія Кузьмича.
— Экіе вы какіе, шепталъ онъ: вдь это только такъ говорится.
— Да что такъ говорится! продолжалъ, не унимаясь, Василій Кузьмичъ: садитесь, Яковъ Савичъ, если хотите, сами въ кадку съ водой, и пусть васъ тамъ кормятъ, а я не хочу.
— Ну какъ хотите, сказалъ, разсердясь въ свою очередь, Яковъ Савичъ: по мн, вы хоть въ пустую сядьте и умрите съ голоду, такъ мн все-равно!
— Да я и въ пустую не хочу, Яковъ Савичъ, садитесь сами, если хотите въ пустую, и умирайте въ ней съ голоду, только меня оставьте въ поко.
Марья Павловна, видя, что пріятели начинаютъ ссориться, заступилась за Василія Кузьмича, и мало-по-малу споръ утихъ. Разговоръ склонился къ другимъ предметамъ. Впрочемъ Василій Кузьмичъ молчалъ почти все время, ссора съ Яковомъ Савичемъ его нсколько разстроила. Зато Яковъ Савичъ говорилъ за двухъ, и при всякомъ случа старался уколоть Василія Кузьмича, даже часто и вовсе некстати.
Василій Кузьмичъ не обращалъ на это никакого вниманія, да, кажется, и на весь разговоръ не обращалъ вниманія Въ голов Василія Кузьмича все бгали мыслишки о блокурой Вр Васильевн.
— Не выходитъ! думалъ онъ: странная вещь! отьчего она не выходитъ? Неужели она все возится съ тмъ курчавымъ бсенкомъ? Вотъ далась игрушка! Гадина! Совершенная гадина, просто смотрть мерзко….
Въ эту минуту подъ стуломъ Василія Кузьмича послышалось ворчанье, и онъ почувствовалъ, что кто-то теребить его за ногу. Василій Кузьмичъ быстро вскочилъ, и въ ту же минуту изъ-подъ стула кинулась собаченка, стараясь снова поймать ногу Василія Кузьмича.
— Дружокъ, шалишь! ши…. дружокъ! закричала Марья Павловна, но это было уже напрасно: Василій Кузьмичъ далъ такого пинка дружку, что онъ отлетлъ черезъ весь балконъ и завизжалъ.
— Кто обижаетъ мою собаку? вскрикнула Вра Васильевна, выскочивъ на балконъ.
Яковъ Савичъ молча указалъ пальцемъ на Василія Кузьмича.
Василій Кузьмичъ ужасно растерялся.
— Я…. я…. хотлъ ее поласкать, началъ онъ: да нечаянно….
— Далъ пинка, подхватилъ Яковъ Савичъ: славно приласкалъ! Этакъ вы ей ребра переломаете, Василій Кузьмичъ.
Василій Кузьмичъ съ упрекомъ посмотрлъ на Якова Савича.
— Какой вы недобрый, сказала Вра Васильевна, взявъ собаку на руки и подходя съ нею къ Василію Кузьмичу.
— Она меня за ноги, началъ-было Василій Кузьмичъ.
— Да вдь она не кусается, перебила Вра Васильевна: погладьте ее.
Еслибы Вра Васильевна велла погладить змю, то и тогда Василій Кузьмичъ исполнилъ бы ея желаніе, а теперь онъ съ веселымъ лицомъ подошелъ къ двушк, и сталъ гладить спину дружка, только противъ шерсти.
Вра Васильевна съ улыбкой смотрла на Василія Кузьмича.
Василій Кузьмичъ это замтилъ. Ему стало какъ-то такъ пріятно, что онъ чуть не растаялъ.
— Пойдемте на плотъ, сказала Вра Васильевна.
— Пойдемте, отвчалъ Василій Кузьмичъ, и съ нкоторымъ сомнніемъ посмотрлъ на двушку.
— Что вы такъ смотрите? Вы боитесь, что я опять упаду въ воду? Успокойтесь, я сегодня уже купала дружка.
Они пошли.
Между-тмъ Яковъ Савичъ распространялся съ Марьей Павловной.
— Я, говорилъ Яковъ Савичъ: я веду жизнь самую разнообразную и свтскую. Я на это счастливъ. Везд меня приглашаютъ, ласкаютъ, даже говорятъ: гд нтъ меня, такъ гамъ и пирушка не въ пирушку. Вы не врите?
— Отъ чего же, помилуйте, я врю.
— Увряю васъ: это правда. Вотъ еще недавно давалъ балъ одинъ изъ моихъ знакомыхъ. Я былъ неочень здоровъ, однакожъ пошелъ, думаю: безъ меня скучно будетъ тамъ. И въ-самомъ-дл, прихожу… скука страшная! Вс танцуютъ какъ-будто по заказу. Никто ни посмется, ни пошалитъ, ну точно на похоронахъ! Нужно повеселить, думаю себ. Вотъ я тотчасъ взбилъ вс волосы дыбомъ, скорчилъ пресмшную гримасу, да и выскочилъ этакъ въ зал. Сначала вс посмотрли на меня съ изумленіемъ: врно не узнали, а потомъ начали вс посмиваться, ну вс и развеселились. Тутъ былъ еще одинъ прізжій, такъ онъ спрашиваетъ: кто этотъ шутникъ? Ему говорятъ — Китовъ. Хорошъ, говоритъ, молодецъ! А когда я уходилъ, такъ слышу, въ другой комнат, хозяинъ допрашиваетъ лакеевъ: кто приглашалъ Китова? Врно хотлъ похвалить. Да пріятный, очень пріятный вечерокъ вышелъ! Вс остались довольны.
Марья Павловна, слушая Китова, едва удерживалась отъ улыбки.
— Это пріятно, сказала она: пріобрсти такую общую любовь.
— Чрезвычайно! подтвердилъ Яковъ Савичъ.— Я вамъ скажу, это такъ пріятно, что и сказать нельзя.
— А вашъ пріятель такую же жизнь ведетъ?
— Кто? Василій Кузьмичъ? что вы, помилуйте! да его съ собаками не вытравишь изъ дома.
— Да, что жъ онъ длаетъ дома?
— Кто его знаетъ, должно быть о чемъ-нибудь думаетъ, сказалъ Яковъ Савичъ, и прегромко расхохотался.
Марья Павловна встала и пошла въ садъ. Яковъ Савичъ послдовалъ за ней.. Они нашли Василія Кузьмича и Вру Васильевну сидящими на скамейк въ одной изъ тнистыхъ аллей сада.
— Вы здсь? сказалъ Яковъ Савичь: а мы съ Марьей Павловной очень пріятно побесдовали на балкон.
Василій Кузьмичъ, сидя подл Вры Васильевны, обртался въ какомъ-то очарованіи. Ему было и страшно и пріятно, до того пріятно, что онъ сталъ уже сомнваться: не спитъ ли онъ и не видитъ ли все это во сн.
Вдругъ крикъ Вры Васильевны заставилъ его очнуться.
— Что съ вами? съ испугомъ спросилъ Василій Кузьмичъ,
— Посмотрите, что это у меня ползетъ по ше? произнесла Вра Васильевна плаксивымъ тономъ.
Василій Кузьмичъ нагнулся и осторожно снялъ чернаго жука.
— Жукъ! сказалъ онъ, и показалъ его двушк.
— Фи, какая гадость! вскрикнула Вра Васильевна: бросьте его куда-нибудь поскоре.
— Зачмъ бросать?
— Ну такъ возмите себ: я вамъ дарю его.
Василій Кузьмичъ положилъ жука въ карманъ.
— Сувенирчикъ!— замтилъ Яковъ Савичъ, подмигнувъ Вр Васильевн и искоса взглянувъ на Василія Кузьмича,
Вра Васильевна ничего не отвчала и отошла.
Вскор подали чай и Марья Павловна пригласила гостей въ комнаты. Посл чаю вздумали играть въ карты.
Яковъ Савичъ слъ визави съ Василіемъ Кузьмичемъ.
— Во что же мы будемъ играть? спросилъ онъ. Не съиграть ли въ ералашъ по маленькой?
Яковъ Савичъ вовсе не умлъ играть въ ералашъ, но предложилъ игру въ надежд, что Василій Кузьмичъ воспротивится. Яковъ Савичъ зналъ, что его пріятель кром хрюшекъ и своихъ козырей, ни во что боле не умлъ играть. Василій Кузьмичъ дйствительно затруднился.
— Въ какую же вы игру умете? спросила Вра Васильевна.
Василій Кузьмичъ замялся.
— Да я вовсе не умю, началъ онъ: я только въ свои козыри!
— Ахъ, давайте въ свои козыри! подхватила Вра Васильевна и стала сдавать карты.
При семъ случа, Яковъ Савичъ счелъ долгомъ сдлать мину, будто бы ему непріятно играть въ такую простую игру, и что онъ непривыкъ къ этому, но Василій Кузьмичъ совершенно углубился въ карты, подбирая ихъ по мастямъ, и вовсе не обратилъ вниманія на Якова Савича.
Игра началась.
Василью Кузьмичу повезло. Онъ покрылъ большую кучу картъ козыремъ и навалилъ козырной дамой Марьи Павловны. Марья Павловна въ свою очередь перекрыла и навалила козырнымъ тузомъ Якова Савича. Яковъ Савичъ долженъ былъ принять. Якову Савичу было это весьма непріятію, а Василій Кузьмичъ торжествовалъ. Наконецъ игра кончилась.
Проигралъ Китовъ.
Гости разошлись, и Василій Кузьмичъ отправился домой въ совершенномъ очарованіи.
Домна уже спала.
Василію Кузьмичу хотлось подлиться съ кмъ-нибудь своими впечатлніями.
— Домна! а Домна! говорилъ онъ, стараясь раскачать старуху: проснись на минутку!
Домна не просыпалась.
— Тетеря! проворчалъ Василій Кузьмичъ, и ушелъ въ свою комнату.
Прошло боле двухъ недль съ-тхъ-поръ, какъ Василій Кузьмичъ познакомился съ Крупиными. Онъ довольно часто посщалъ своихъ новыхъ знакомыхъ, и съ каждымъ разомъ Вра Васильевна казалась ему прекрасне и прекрасне. Василій Кузьмичъ влюбился по уши.
Любовь длаетъ чудеса: Василій Кузьмичъ во многомъ измнился. Въ немъ пропало прежнее равнодушіе къ туалету.
Онъ замтилъ въ первый разъ отъ роду, что въ волосахъ его не имется пробора, что они вс всклочены и торчатъ къ верху. Въ-слдствіе этого открытія, Василій Кузьмичъ каждый вечеръ мочилъ волосы квасомъ, и старался, иногда съ помощью Домны, разбирать проборъ, а потомъ на ночь обвязывалъ голову платкомъ, чтобы пріучить волосы лежать въ порядк.
Но къ несчастію, все это было безполезно: къ утру волосы высыхали и опять торчали попрежнему. Василій Кузьмичъ несравненно доле прежняго чистилъ вникомъ свой фракъ, когда собирался идти къ Крупинымъ. Онъ даже купилъ себ блыя замшевыя перчатки, чего съ нимъ никогда не бывало.
Вс эти перемны, конечно, не скрылись отъ проницательности Домны, и старуха радовалась, что ее кормилецъ повеселлъ. Она догадывалась кое-о чемъ, и съ нетерпніемъ ожидала времени, когда Василій Кузьмичъ сдлается женихомъ. По ея понятіямъ, это и не могло быть иначе.
Яковъ Савичъ во все это время ни разу не завернулъ къ Василію Кузьмичу. Пріятели были въ ссор. Впрочемъ Василій Кузьмичъ вовсе не сердился. Ему даже было это весьма прискорбно. Онъ раза четыре уже заходилъ къ
Кигову, но все или не заставалъ дома, или Китовъ не сказывался. Это обстоятельство нсколько отравляло счастіе добраго Василія Кузьмича.
— За что онъ сердится?— думалъ часто Василій Кузьмичъ. Что жъ за бда, что мы поспорили? Ну поспорили да и только: за что же дуться то?
Въ начал августа, въ прекрасное, теплое утро, Василій Кузьмичъ сидлъ на кожаномъ диван, въ своей комнат. Въ голов его вертлись разныя мысли относительно Вры Васильевны. Подобныя размышленія часто занимали Василія Кузьмича съ-тхъ-поръ, какъ онъ познакомился съ Крупиными. Въ комнату вошла Домна съ радостнымъ лицомъ.