В.В. Розанов
В.В. Розанов
Жизненные трения в политике
Жизненные трения в политике
Жизненные трения в политике, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Авторитет Думы вырастает не от безапелляционных заявлений председателя, что ‘Дума выше всяких укоризн’, — даже как возможности. Подобным образом о себе думала и принуждала к такой мысли о себе других и бюрократия, но это очень мало обеспечило ее авторитет.
Можно опасаться, чтобы Дума, расходясь с чиновничеством в колорите программ, так сказать, в употреблении бумаги, на которой пишутся слова, не совпала с нею в самых словах, т.е. в методах, в приемах государственной работы. По-белому и по-красному мы, пожалуй, прочтем все одну и ту же несвязную, ‘предначертывающую и приказующую’, мечтательную и непрактичную грамоту, речь… Вот этого можно опасаться.
‘Кадеты’ со всем пылом молодости, отвечающей их сокращенному имени, на предварительных съездах поставили необыкновенно далекие цели государственного переустройства, необыкновенно высокие идеалы, осуществления которых пока земля не видывала. Напр., г. Струве выразился об аграрной программе, что ‘он, социалист, будет считать величайшею для себя честью принадлежать к партии, которая добилась бы проведения на практике этой программы’, что ее ‘отбросить вправо можно, но отбросить ее влево — не удастся никому и, по существу дела, невозможно, сохраняя крепость законодательных и вообще государственных норм и функций’. Таким образом, ‘предначертания’ господствующей в Думе партии, по формуле одного из видных ее членов, местами переходят в социализм и вообще представляют нечто самое ‘левое’ и радикальное из всего, что можно себе представить и назвать.
Драгоценное признание.
Известно, что, когда много запрошено, можно много и уступить. Но вообще всегда происходит торг, и цена упорством покупателя сбивается на приблизительно настоящую и естественную свою цену. Кадеты, по собственному же признанию вождя своего, ‘заломили наибольшее’ в программе, — и, очевидно, будет предстоять очень внимательный с ними ‘торг’ и государственного механизма в России, и, в частности, Государственного Совета.
Практическая Россия может указать партии: как же это все провести на практике, не разрушая благосостояния и вообще бытовой и юридической устойчивости огромной, миллионной группы населения? Ведь и Аракчеев пытался облагодетельствовать Россию военными поселениями, этим казарменным социализмом, предшествовавшим Фурье и Оуэну. И он ‘предначертывал’, и кадеты, а с ними, вероятно, и Дума, пока только ‘предначертывают’. Но нужно не только накласть высоко воз: нужно провезти его, и провезти очень далеко, по совершенно скверным, нисколько не приготовленным дорогам. Мы желали бы, чтоб практическое чувство, близость к земле и действительной жизни подсказали членам Думы, что между теоретическим ‘накладыванием воза’ и безопасным ‘провозом его’ громадная разница. И то бывает, что чем выше наложен воз, тем, при конце дороги, менее на нем останется: все растрясется на колдобинах, попадает, растеряется, ничего не соберешь…
Чиновники, сановники, как, напр., и Аракчеев, ничего этого не разбирали. Опираясь на волю монарха, они только ‘приказывали’. Ведь монарх на то и ‘самодержавный’, чтобы было ‘исполнено’. Упаси Боже, Думе пойти по этому пути, опираясь на ‘самодержавие’ народа… И для ‘самодержавия’ народа заключается ограничение в истинах таблицы умножения, в том, что люди множатся, земли же не прибавится ни одного вершка и что, наконец, при слабовольности нашего крестьянина, при его склонности к ‘зелену вину’, он может остаться так же беден, как сейчас, и получив земли монастырские, удельные, частновладельческие… Богатство образуется получением и накоплением. О получении все хорошо и легко решили, тем более что все это из чужого кармана. Ну, а как со сбережением и особенно гарантиями его? Где гарантии того, что, получив землю, крестьянин по всей России будет наконец сыт, и устойчиво сыт, навсегда или на очень долгое время? Согласитесь, что без полной в этом уверенности лишаться своего очень трудно: не легче, чем было крестьянам входить в военные поселения. Только там была ‘аракчеевщина’ над деревнею, мужиком, теперь эта социальная ‘аракчеевщина’ пойдет над помещиком, дворянином, купцом, да даже и над тем же крестьянином, насколько он в прежние десятилетия был бережлив и что-нибудь прикупил к своему наделу.
Вообще с разделом, и таким легким (через приказ Думы), чужого как бы не вышло не поощрения труда, что пока ‘предначертывается’, а поощрения тунеядства… Думе придется считаться не только с физикою экономических вопросов, но и с их психологиею, а эта психология, на неизмеримых пространствах России, останется все той же косною, той же отчасти легкомысленною и беспечною, как и сейчас, что бы ни говорилось в Таврическом дворце.
Впервые опубликовано: Новое время. 1906. 4 мая. No 10825.