КРЕСТ И ГОЛГОФА
КРЕСТ И ГОЛГОФА
ДВА МИРА
ДВА МИРА
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
БЛАГАЯ ВЕСТЬ
ПОСТ И ПОКАЯНИЕ
ПОСТ И ПОКАЯНИЕ
Жить для других, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1915
Время на прочтение: 5 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 4. Церковь, народ и революция (1910-1917) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2016.
———————
Перед Пасхой на Страстной неделе — говеют. Едят постное. Исповедаются. Причащаются. Слушают ‘двенадцать Евангелий’. С зажжёнными восковыми свечами едут домой. Потом заутреня. Христос воскресе! Целуются трижды — крест накрест. Разговляются. Едят ветчину, куличи и ‘пасхи’. А на Фоминой — жизнь вступает в обычную колею.
Говенье кончилось. Праздники кончились. Надо жить по-прежнему. Как всегда…
А ведь на Страстной неделе вспоминаются события, которые достаточно пережить один раз как следует, чтобы стать ‘другим человеком’ — навсегда!
Страстная неделя — это неделя о Голгофе. Она посвящена последним дням земной жизни Иисуса Христа. Страданиям Его. Распятию. Смерти. Погребению…
Были физические муки — истязания и смерть, более жестокие, чем страдания и смерть Христа. Многих святых заживо сжигали на кострах, подвергали невероятным пыткам, обливали горячим маслом, жарили на сковородах…
Но ни до Христа, ни после Христа — не было Голгофы.
Ибо Голгофские страдания, поминаемые на Страстной неделе, — нечто совсем иное, чем страдание вообще.
Не мне говорить о горе человеческом. Многие из тех, кто будет читать эти строки, знают о горе и страданье и больше, и лучше меня. Знают нужду, голод, холод, обиду, несправедливость, побои, злобу, жестокость…
Но какие бы муки в нашей личной жизни мы ни переживали — это крест нам. Крест, который даётся нам жизнью.
У каждого своё горе. У каждого своя боль. Все мы более или менее несчастные. Все мы несём крест своих страданий.
Один несёт лёгкий ‘деревянный’ крест. Другой железный — нестерпимо тяжёлый. Одни несут его, почти не сгибаясь, другие — падая, изнемогая, задыхаясь от слёз…
Можно по-разному относиться к этому кресту. Можно терпеть его. Можно бунтовать против него. Можно принимать почти с радостью, можно проклинать, роптать, впадать в отчаяние.
Всё это зависит от сил душевных, от воспитания, от веры, от личности человека.
Но всякое личное страдание — это крест.
Голгофа начинается там, где начинается страдание за других.
Не в том смысле, что я терплю какое-либо зло за другого человека. А в том, что я добровольно, по любви своей — разделяю с ним его страдание, переживаю его, как своё собственное.
В этом любовном страдании за други своя — мы становимся соучастниками Голгофы Христовой.
С самого первого дня страдания Христа — были Голгофой, потому что с самого первого дня — это были страдания Божественной любви к миру. Христос, Богочеловек, добровольно, по безмерной любви Своей, принял в душу Свою, ‘посочувствовал’ — всем мукам вселенной, всем страданиям и людей, и природы. Принял смерть физическую — как последнюю черту земного страдания. И смертью этой, то есть любовью до конца, до последнего предела, — победил грех, всё личное, всё эгоистичное, всё, что является только для себя. Победил и ‘личное страдание’ — Крест сделал Голгофой. И потому воскрес!
Голгофа уже содержит в себе — победу, воскресение. Вот почему даже отблеск этой Голгофы, наше маленькое ‘страдание за других’, — всегда несёт перерождение духовное: просветление и воскресение — не отчаяние, как это бывает часто в личном страданьи.
Пережить Голгофу — вовсе не значит ‘попоститься’, ‘разговеться’ и начать жить по-старому.
А это значит раз навсегда решить — начать жить для других!
Летом нынешнего года, ещё до войны, я совершил путешествие к пустынникам, спасающимся на неприступных Кавказских горах.
Они ушли от мира, от людей, от суеты и привязанностей. Построили себе на вершине гор, в лесах кельи — и живут, в полном одиночестве, в маленьких низеньких избушках, некоторые уже с лишком по 20 лет!
Часто вспоминаю я кавказских пустынников. Теперь там, на горах — ещё зима. Вьюга замела кельи. Под снегом теплятся лампады — и странные люди, предпочитающие жизнь со зверями и птицами — жизни с людьми, — неустанно молятся и день и ночь. Читают в полумраке псалмы, плачут о грехах своих, живут напряжённой, внутренней жизнью…
И невольно хочется сравнить два мира — на двух разных концах вселенной.
Две заутрени…
Заутреня на кавказских горах. И заутреня в окопах на западном фронте.
Не будут звонить колокола в снежной пустыне на горном хребте. Лес безмолвен и тих. Выйдет из кельи о. Никифор. Посмотрит на звёзды, на близкое вечернее небо.
‘Пора, — подумает он, — полночь’. Смахивая иней с седой серебристой бороды, войдёт в келью, пропитанную запахом воска и ладана. Подойдёт к аналою. Зажмёт восковую свечу и тихим, как вздох, голосом запоёт:
— Христос воскресе из мертвых!..
Слёзы будут течь по его маленькому, сморщенному лицу и громадные серые глаза блестеть, как звёзды.
Что вспомнит он в этот час? Молодость свою? Сельскую церковь? Родную деревню?
И будет плакать и петь, и радоваться, и прислушиваться к неясному гулу пихтового бора…
Никого нет. Ни души. Кто же ответит пустыннику-старцу: воистину воскрес?
Пихтовый бор!
В окопах тоже не будет слышен звон колоколов. И рёв орудий не прекратится и для Светлого Христова Воскресения. Не будет тишины. Не будет безмолвия. Едва ли будут зажжённые свечи…
Но в сердце и под грохот пушек будет звучать:
— Христос воскрес.
И вспомнит солдат и светлую заутреню, и родное село, и близких… И слёзы умиления потекут по его щекам.
Слёзы — объединяют всё! Слёзы — объединят и два противоположных мира.
Заутреня в окопах и заутреня на кавказских горах, разделённые друг от друга тысячами вёрст, так не похожи по внешности между собой, но внутренне слиты в одной общей, умилённой радости.
И пустынников-отшельников, и солдат-героев объединяет великое слово:
— Христос воскрес!
Какой прекрасный, чудесный религиозный обычай — в день Благовещения выпускать птиц на свободу!
А сколько трогательных народных рассказов о тех, кто был наказан за то, что трудился в этот день.
Вот кукушка, например: знаете ли вы, почему она бездомная, нет у неё своего угла и она кладёт яйца в чужие гнёзда?
— Завила гнездо в Благовещение! Бог наказал её. Не будет у тебя гнезда никогда.
Неужели Господь осудил труд?
Никогда!
Но зачем кукушка не освободила себя от работы на этот день? Зачем она не почувствовала благой вести и не стала свободной, как полевая лилия, от всех житейских забот?
Благая весть, как нечаянная радость, принесена была ангелом Пресвятой Деве Марии и через неё всему многострадальному миру. Не человеку только, но всей природе, всей вселенной, которая мучится до срока.
Это весть об освобождении.
О рождении в мир Того, Кто освободит всё живущее: от греха, страдания и смерти!
И все люди и весь мир живут этими великими обетованиями. В стремлении к ним заключена вся история вселенной — и прошлая, и будущая.
Мы только и живём по-настоящему — стремясь к добру (освобождение от греха), стремясь к счастью (освобождение от страдания) и стремясь к творчеству (освобождение от смерти — торжество ‘жизни’ над ‘смертью’). А пока ещё не наступило полное осуществление дарованного обетования, будем помнить о благой вести, об этом великом мировом празднике, и в память его будем выпускать птиц из наших тесных клеток в голубую весеннюю высь!
Святейшим синодом объявлен пост. С 26 по 29 августа вся страна призывается к усиленной молитве о даровании победы…
Пост всегда связывается с покаянием.
И объявляя пост в связи с военными событиями, Синод тем самым ставит вопрос и о покаянии не только личном, но и государственном.
Лично мы все грешны! Но для личных грехов много церковных постов.
Мы кроме того грешны как граждане государства, как руководители его политикой — и здесь особый пост призывает всех к особому покаянию.
Мы молимся о победе!
Но молитва не есть требование чуда.
Требование чуда всегда рассматривалось Церковью как величайший грех и соблазн.
Мы молимся о Божьей помощи. Помогать же можно только тому, кто работает сам, но у кого не хватает личных сил.
Отсюда неизбежный вывод:
Молясь о помощи Божьей, надо самим сделать всё, что в наших человеческих силах.
И прежде всего надо покаяться в тяжких грехах своих перед родиной. В этом грехе повинны все без исключения — от высших правителей до самых последних граждан.
А покаявшись, напрячь все свои силы на исправление прежних грехов. И молиться Богу о помощи и даровании победы.