Был у одного купца работник, парень прилежный и исправный: вставал утром раньше всех, позже всех ложился. Был он веселого нрава, простак и добряк, каких мало. А купец был человек жадный на деньги, над каждой копейкой трясся. Когда через год окончился срок службы работника, купец не дал ему ни гроша, и тот остался жить у него другой год. ‘Так-то лучше, — думает скряга: — и деньги целы и хороший работник у меня останется.’ Прошел еще год, опять купец не заплатил работнику жалованья, и тот остался жить на третий год. Наконец, когда кончился третий год, работник пришел к купцу и говорит: ‘Прослужил я тебе, господин, честно и исправно три года, Заплати сколько следует мне и отпусти: хочу по белому свету походить, людей посмотреть и себя показать.’ — ‘Сколько же тебе денег нужно за работу?’ спросил скряга, и стал в карманах рыться. — ‘Сколько дашь, всё ладно будет.’ — ‘На вот тебе три копейки, за каждый год по копейке.’ — ‘И на том спасибо,’ — сказал парень. Не знал он толку в деньгах, думал, что и три копейки — целый капитал и на него можно прожить весь век припеваючи.
Пошел парень от купца куда глаза глядят. Идет, песни распевает, засунет руку в карман, побренчит монетами и скажет: ‘Ишь, денег-то сколько! Живи не тужи с таким капиталом!’ Идет он лесом, попадается ему навстречу старенький старичок: ‘Куда путь держишь, удалаяголова?’ — спрашивает его. — ‘А куда глаза глядят.’ — ‘Уж очень ты, я вижу, весел, денег что ли много в карманах завелось?’ — ‘Угадал, дедушка, карманы полны-полнехоньки, — получил жалованье за три года.’ — ‘А велико ли твое жалованье?’ — ‘Целых три копейки.’ — ‘Слушай-ка, парень, дай мне эти три копейки: я человек бедный, заработать мне, старику, нелегко а ты молод, заработаешь живо.’ Парень был добрый, жалко ему стало старика, — и отдал он все свои деньги, три копейки: ‘Возьми, дедушка, без хлеба я не останусь.’ Старичок взял деньги и говорит парню: ‘Вижу я, доброе у тебя сердце, парень, и за твою доброту я хочу отблагодарить тебя: скажи мне, что ты желаешь получить за каждую твою копейку, и всё будет исполнено.’ — ‘Хвастаешь ты, дедушка, я вижу. Ну, да коли на то пошло, изволь, скажу: за первую копейку хочу купить такую скрипку, на которой, если заиграю, всё кругом запляшет, за другую — дай ружье, из которого я мог бы попадать в цель без промаха, а за третью, — сделай так, чтобы кого и о чем я ни попросил — отказа бы мне не было.’ — ‘Ладно, будьпо-твоему,’ — сказал старичок, сунул руку в куст, вынул оттуда скрипку и ружье, и отдал парню. ‘Проси у кого хочешь и что хочешь, — никто тебе в твоей просьбе не откажет,’ — сказал старичок парню, и исчез,
—Теперь всё, чего мне хотелось, у меня есть! — говорит себе парень, и пошел своей дорогой. Встречает он в лесу жидка с длинной козлиной бородой и пенсами. Стоит жидок, смотрит на верхушку дерева и слушает пение птички. ‘Никак, этого не могу понять я, — разводя руками, говорит он: — и как это у такой маленькой птички и такой большущий голосище. Как бы хорошо иметь у себя эту маленькую птичку, только никто ее не может поймать: она так высоко на дереве сидит.’ — ‘Хочешь я ее тебе достану?’ — спросил парень, нацелился, бац, — и птица упала с дерева в терновник. ‘Иди, плут, доставай оттуда свою птицу, — говорит парень, ‘Ну, и что же? Я возьму свою птицу, коли вы мне ее застрели,’ — сказал жид и стал продираться сквозь кусты терновника. Когда он залез в самую середину, парню вздумалось подшутить над жидом, взял он скрипку, смычек и давай наигрывать. Раз ударил смычком, жид поднял одну ногу, другой — жид подпрыгнул, заиграл парень на скрипке и пошел жид плясать в терновнике. Острие шипы рвут его платье, царапают тело, волосы, бороденка растрепалась. Чуть не плачет жид, а парень, знай себе, играет да играет. ‘Он, перестаньте, господин музыкант! — кричит жид. — Я совсем не хочу плясать. Разве здесь свадьба?!’ — ‘Мало ли чего не хочешь, — говорит парень. — Пляши!’ Парень шибче играет, жидвприсядку пустился. — ‘Ай, вей! — кричит, — Помилуйте, господин музыкант!’ — ‘То-то, помилуйте! А много ли ты миловал бедняков? Это вот тебе за их слезы.’ — ‘Я отдам, господину, что он желает! Ай! Только пусть перестанет играть! Целый кошель с золотом отдам!’ — ‘А коли ты такой добрый, — давай.’ Получил парень от жида кошелек, взял скрипку подмышку и пошел своей дорогой.
Долго жид смотрел вслед уходившему парню, а когда тот совсем почти скрылся из глаз, — стал ругаться: ‘Погоди ты у меня, дрянной музыкантишка. Попадешься ты мне глаз-на-глаз, я тебя так пугну, что ты забудешь, как на своей проклятой скрипке пилить!’ Поругался жид, отвел свою душу и пошел в город судье жаловаться.
— Господин, судья! Смилуйтесь над бедным, честным евреем. Ограбил меня злодей на дороге… Ай, вей, смотрите: весь кафтан порвал, всего меня изрезал, — ни одного живого местечка не осталось. Отнял кошель, а в кошеле были червонцы, много червонцев, один лучше другого. Ой, червонцы мои! Прикажите того злодея повесить и в тюрьму посадить!’ — ‘Кто же этот разбойник? — спрашивает судья. Солдат что ли тебя саблей исполосовал.’ — ‘Какой солдат! Совсем не солдат, простой мужик, за плечами ружье, а в руках скрипка… Ух, какая скрипка!’
Судья послал стражу ловить разбойника, стража скоро настигла парня. Он шел себе спокойно по дороге. Обыскали его, нашли кошель с червонцами и повели на суд. ‘Ты ограбил этого человека?’ — спросил судья. — ‘Никак нет, я его пальцем не трогал и денег не брал: он мне сам их отдал.’ — ‘Как отдал? За что?’ — ‘А за то, чтобы я не играл на скрипке: жид не любит моей музыки.’ — ‘Лжет он, господин судья, лжет, не верьте ему!’ — кричит жид. Судья и так не поверил парню, и за грабеж присудил его повесить.
Повели парня на казнь. ‘Так тебе и нужно, — кричит жид. — Попался грабитель, живодер!’ Парень спокойно поднялся с палачом по лестнице, остановился на верхней ступеньке и говорит судье: ‘Господин судья, позвольте мне перед смертью обратиться к вам с просьбою?’ — ‘Ни, говори, — сказал судья, — только не проси о помиловании.’ — ‘Не о помиловании прошу, а позвольте мне сыграть на скрипке в последний раз.’ — Ай, вей! Не дозволяйте, господин судья, не дозволяйте играть на скрипке!’ — закричал жид. Но судья не послушал его и позволил осужденному, ‘Ой! Вяжите меня, вяжите!’ — кричит жид. Парень взял скрипку, и только что провел по ней смычком, как все стали раскачиваться, шаркать ногами: и судья и стража и палач, у которого выпала из рук веревка. Ударил парень смычком второй раз — все, кто были на площади, стали поднимать ноги и припрыгивать, палач выпустил из рук парня и упер руки в боки, чтобы плясать. При третьем ударе смычка все принялись отплясывать: судья с жидом впереди всех. Весь народ на площади заплясал: и старые и малые и дети и даже собака с козлом. Пляшет вся площадь, а парень играет да играет. Наконец, судья из сил выбился: ‘Стой! кричит, — будет играть. Дарю тебе жизнь, только перестань!’ Этого только и нужно было парню, кончил он игру сошел с лестницы и подошел к жиду. Тот лежит на земле,как пласт, не может дух перевести от усталости. ‘Ну жид, — говорит,— сознайся теперь: откуда ты взял свои деньги? Коли не скажешь, сейчас опять буду играть.’ — ‘Украл их, господин, украл эти червонцы!’— сознался жид. — ‘Ну так посадить в тюрьму этого вора,’ — сказал судья, и жида засадили в тюрьму, чтобы после пляски прохладился.