Владимир Азов.
Женитьба Октябристова
Владимир Азов.
Женитьба Октябристова
—————————————————
Женитьба Октябристова, Азов Владимир Александрович, Год: 1911
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Когда молодой человек Октябристов предложил руку и сердце девице Черносотенной, он думал, что вступает в брак по расчету. ‘Первое, — рассуждал Октябристов, завязывая перед зеркалом белый галстук, — за ней голоса. Второе — за ней протекция его превосходительства. А что она — сущая кухарка, — думал Октябристов, — так мне с лица не воду пить. Зато с ее голосами да с протекцией его превосходительства я выйду, наконец, в люди и осажу насмешников кадетов’.
Так думал Октябристов, завязывая перед зеркалом галстук, так продолжал он думать и в церкви, пока певчие в парадных кафтанах (свадьбу справляли за счет его превосходительства) пели ему концерт.
— Расчет верный, — думал Октябристов. — Наплевать, что у нее дурной характер. Зато я приобрету положение.
И червь сомнения закопошился в его душе только тогда, когда вошла невеста, и в свите ее он заметил Густава Карловича Шмида.
— Одно я, кажется, упустил из виду, — подумал Октябристов, — родню невесты. Ужасно неприличная у нее родня: какие-то погромщики и хулиганы, а этот немец так, кажется, даже предатель. Неужели они все в доме у меня будут бывать на правах родственников? Я этого не допущу.
Венчание, между темь, шло своим чередом, и Октябристов, поглощенный своими мыслями, и не заметил, как обряд кончился.
— Поздравляю вас! — раздалось у него над ухом, и чьи-то мягкие и противно влажные губы впились в его тонкие сухие губы чиновника, снедаемого тайным честолюбием.
Октябристов очнулся и к ужасу своему, увидел перед собою физиономию Густава Карловича Шмида.
— Надеюсь, мы будем часто теперь встречаться, — сказал Шмид, совершенно не замечая или не желая замечать отвращения, отпечатавшегося на лице Октябристова. — А может быть, — Шмид противно и многозначительно осклабился, — и дельце какое-нибудь с вами сделаем. Я человек деловой.
Октябристов взяв под руки невесту, поспешил к выходу. По дороге его поздравили Пуришкевич, Крупенский и Дубровин.
— Помните, — сказал Дубровин, поцеловав Октябристова в уста, после чего Октябристов поспешно утерся. — Теперь вы человек женатый, солидный, и все эти конституционные шалости вам придется бросить.
И подарил ему изящную папку, в которой заключалась напечатанная на пергаменте золотыми буквами сентенция из ‘Русского Знамени’ о том, что всякий, добивающийся введения в России конституции, подлежит смертной казни.
Пуришкевич, поздравив молодых, дружески потрепал Октябристова по плечу, и сказал ему,
— Молодчина! Только сбрось ты, пожалуйста, поскорее этот твой поганый европейский фрачишка и надень, нашу истинно-русскую желтую рубашку. Увидишь, как она тебе пойдет.
И подарил ему ‘резинку’ настоящей одесской работы.
Октябристов занес уже одну ногу в карету, когда к нему подбежал опоздавший, из-за спешного доноса, на свадьбу Михаил Меньшиков.
— Поздравляю от души! — сказал ему Меньшиков. — Я рад, что вы, наконец, одумались. Советую вам поближе сойтись с родственником вашей супруги Густавом Карловичем Шмидом. Он вас научить добру. Это человек редких душевных качеств и сосуд здорового русского национализма. Только враги России могут стоять на почве 17 октября. Вам непременно придется переменить фамилию…
Кучер дернул вожжами, и пара вороных — подарок, как и карета, его превосходительства — помчали Октябристова с его молодой супругой в ресторан, где должен был состояться свадебный обед, с хором гусляров в истинно-русских костюмах и застольной речью Федора Никифоровича Плевако.
Обед прошел как в чаду. Было шумно, угарно и бестолково. Федор Никифорович предлагал умереть за свободу. Кто-то из родственников невесты, пришедши в раж, предлагал отправиться после обеда всей гурьбой в еврейский квартал и устроить маленький погром. Меньшиков больше молчал и упорно записывал фамилии наиболее левых ораторов и краткое содержание их речей в записную книжечку казенного образца. Шмид развивал проект о реванше над Японией, путем всучения ей за большие деньги планов владивостокского порта. Октябристов слушал и молчал, считая, что лучше не связываться с пьяными и разнузданными родственниками невесты.
— Слава Богу, — думал он, — отобедаем и кончится эта ерунда. Сегодня же прикажу прислуге на порог не пускать никого из этих милых родственников. Вот компания-то!
Обед кончился поздно и занималась уже заря, когда молодые очутились в своей спальне, отлично обставленной в старо-русском вкусе иждивением его превосходительства. Октябристов залпом выпил бутылку содовой воды, поспешно скинул фрак, стащил с ног лаковые сапоги и облекся в халат и туфли.
— Уф! — вздохнул он, опустившись в комфортабельное глубокое кресло. — Ну, и денек. Слава Богу, что кончился. Завтра, милая моя, мы начнем с тобою новую жизнь. Во-первых, подтверди пожалуйста прислуге, чтобы она и на порог не пускала твоих любезных родственников, а в особенности этого отвратительного Шмида. Вот еще субъектец! Да он не то, что партию, он целую нацию способен скомпрометировать.
Молодая, углубившаяся перед зеркалом в свертыванье папильоток из ‘Русского Знамени’ и ‘Веча’, оставила свое занятие и повернулась к супругу своим широким и плоским, татарского типа, лицом:
— Что ты бредишь! — сказала она своим хриплым, всегда неприятно резавшим Октябристова по нервам, голосом. — Должно быть, ты хватил лишнего за обедом! Чтобы я приказала Шмида не пускать? Ты смотри, как бы я твоих приятелей не послала к черту под подкладку. Экое выдумал! Да Шмид у нас первым гостем будет в доме. Шмида сам Меньшиков уважает и его превосходительство ценит.
Октябристов поморщился.
— Милая моя, — сказал он конституционным тоном, — ты могла бы в первую нашу брачную ночь и не напоминать мне об его превосходительстве. Достаточно и того, что я наслышался от кадетов по поводу моей женитьбы на чужих грехах. Ты смело могла бы помолчать об его превосходительстве.
— Вот так фунт! — воскликнула молодая, хлопнув себя по ляжкам. — Да что я, церемонии что-ли разводить с тобою стану? Знал на ком женишься, ну и молчи. Вишь какой умный! Приданое небось брать умеешь? Знал, на ком женишься, так и молчи!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бледное серенькое утро застало Октябристова на ногах. Он стоял с растерянным видом посреди спальни. Молодая, закрывшись с головою одеялом, густо храпела.
— Со мною произошел скверный анекдот, — сказал Октябристов. — Как с тем евреем, которого обманули приданым. Я думал, что я женюсь по расчету, а выходит — я женился по любви.
Молодая храпела.
Отдел ‘После 17-го’
Влад. Азов. Цветные стекла. Сатирические рассказы. Библиотека ‘Сатирикона’. СПб.: Издание М. Г. Корнфельда. Типография журнала ‘Сатирикон’ М. Г. Корнфельда, 1911.