Грация Деледда.
Жена
Грация Деледда.
Жена
Перевела В. В. Кузьмина.
————————————————————
Жена, Деледда Грация, Год: 1915
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Сардинская телега, которую тащила пара маленьких белесых быков, переезжала медленно равнину.
Помню так хорошо, точно это было вчера. Мы шли пешком к винограднику и нагнали повозку, — так тяжело и неторопливо она двигалась. Правил ею высокий, одетый в красное человек, с длинной красновато-серой бородой, закрученной на концах. В повозке на шерстяном мешке с черными и желтыми полосами сидела уже немолодая женщина, но ясные карие глаза на мужественном, точно мраморном, лице горели страстью и молодостью. Одета она была в парчовый корсаж с двумя фалдами, напоминавший разрезанную чашечку розы, руки держала под передником.
Была поздняя осень, деревья еще сохранили пожелтевшие, похожие на медь, листья, обобранные виноградники расстилались ржавыми четырехугольниками по светло-зеленой равнине, и над всем этим молочное небо разливало тишину и почти лунный свет.
Служанка, бывшая с нами, всмотревшись с любопытством в женщину с мраморным лицом, обратилась к ней с вопросом:
— Ты откуда едешь? Больна?
Детская радостная улыбка оживила лицо женщины.
— Была больна, теперь чувствую себя хорошо: возвращаюсь из тюремного заключения.
— Почему ты мне так отвечаешь? — сказала рассерженная служанка.
— Ты считаешь, что это плохой ответ? А все-таки это правда.
Служанка начала браниться.
— Чего ты кричишь, глупая? — сказала женщина.— На моем месте ты сделала бы то же самое.
— Почем знать?!
— Я-то знаю: я — женщина и ты женщина тоже.
— Что же ты сделала?
Та пошевелила руками под передником, засмеялась, посмотрела вверх, точно следя за полетом воронов в серебристой глубине неба.
— Убила женщину, — сказала она спокойно, но так как служанка продолжала кричать, она нахмурила брови, и лицо ее снова сделалось жестким.
— Да ты с ума сошла, что ли? Чего ты кричишь, чертова дочь? Ты мне напоминаешь того кота, да, у того кота были глаза, как у тебя сейчас, зеленые, точно листья камыша. Посмотри-ка на нее, Симон.
Мужчина двигался молча, равнодушно, высокий и величественный в своем черно-красном костюме, он смотрел куда-то далеко впереди себя.
— Так ты, значит, убила женщину? Почему же ты ее убила, если это позволительно узнать?
— А отчего же нельзя узнать? Оттого, что она мне надоела. Была любовницей моего мужа.
— Ого!
— Вот как! Мне было 15 лет, даже почти 16. Не погоняй быков, Симон, поезжай потихоньку, чтобы этим господам было хорошо слышно. Не хотите ли сесть в повозку? Тут чисто. Так мне, значит, было 15 с лишком лет, ей было — 30, ему — 20. Голову даю на отсечение, что она его приворожила. Была красна, как гранат. Возвращался он домой поздно ночью, а мне было холодно. Я его ждала, ждала, часы тянулись медленно, как дни траура. Тогда я и задумала убить ее. И рассчитывала так: меня приговорят к двадцати годам, и вернусь я 36 лет, когда ему будет уже 40. Тогда она уже не станет между нами, и он будет меня любить. Так я думала, но не знаю даже, хватило ли бы у меня смелости убить ее, если бы она не вызывала меня на это ежедневно. Да, она приходила дразнить меня: то являлась под предлогом попросить у меня немного дрожжей или огоньку, потому что мы были соседи, то будто искала своего котенка, который забегал постоянно на мой двор. Рыжий такой котенок, с зелеными глазами, я его всегда вспоминаю.
— А она была замужняя?
— Нет, не замужняя. Была женщина дурного поведения, разве же ты не поняла?! Когда я ее видела, глаза мне заволакивало туманом, и я вся дрожала, только ее и замечала в каком-то огненном облаке. И вот, слушай: раз она пришла под обычным предлогом — в поисках котенка. Тот лежал, растянувшись, на дворе, муж мой тоже грелся на солнце на дворе. Это было в воскресенье после обеда. Она вошла и сказала: ‘Ах, я пришла взять кота, вечно ты тут, тигренок’. Увидав ее, котенок вскочил, выгнул спину и начал тереться об ее юбку. Муж мой поднялся и сделал почти то же самое. Я была в кухне, и мне показалось, что она это про меня сказала: тигренок. Я взяла заряженное ружье, которое было прислонено к стене, выбежала на двор и выстрелила. Женщина была убита наповал, муж мой завыл, как собака. Я же все время видела то огненное облако, в середине которого была распростерта мертвая, лицом к земле. Котенок, вместо того чтобы убежать, продолжал тереться об убитую, кружился около нее и смотрел на меня, вытаращив свои зеленые глаза. Это животное привело меня в ярость! Я застрелила также и кошку. Такой меня застали люди, сбежавшиеся с улицы. И все начали выть, как бешеные собаки, как голодные лисицы. Пришел также солдат, стал обходить меня вокруг, сперва на расстоянии, потом все ближе, ближе, как лиса кружится около винограда. Потом схватил меня сзади. Как он смел меня трогать? Зачем? Точно я не знала, что должна отправиться к судье, а затем в тюрьму? К чему было хватать меня? Я его исцарапала и побежала сама к судье, народ следовал за мной сзади, мальчишки бросались камнями. Я боялась, что меня присудят к тридцати годам. К чему бы тогда послужило все, что я сделала? Досадно мне было, что я пристрелила котенка, да, это, действительно, мне было неприятно. Ты смеешься? Клянусь тебе, что я не могла бы вернуться в тот дом, так мне это тяжело. Какой грех совершила эта невинная скотина? И с тех пор двадцать лет, клянусь, раз в три ночи мне непременно снится это бедное животное. Да, — продолжала она после короткого перерыва, — при разборе дела вытащили на свет также и эту историю с кошкой, а прокурор сказал про мою жестокость. Жестокость! Мне было смешно смотреть на всех этих людей с их справедливостью. Я сказала: попробуйте вы, господа, испытайте вы, каково быть обманутым! Пусть вас вызовут на преступление, и посмотрим, что вы сделаете. Да, здесь-то вы говорите, усевшись покойно на скамьях, но вы не знаете, что такое гнев, ярость, ревность и горе. Да, даже тот кот привел меня в бешенство. Теперь мне жаль, что я его убила. Но в такие минуты ничего не сознаешь. И потом тот солдат, с какой стати он схватил меня? Разве я не знала своего долга? Существуют власти, и меня должны были арестовать, но и я знала свою обязанность и знала, что Бог не покинет меня. Итак, меня посадили в тюрьму на 20 лет. Теперь возвращаюсь. Побывала за морем… много чего повидала. Меня выпустили на свободу в Нуоро, и муж мой приехал с повозкой, чтобы отвезти меня на родину. Что бы там ни было, а я все же его жена, а жена связана с мужем, связана всем нутром, как ребенок до рождения связан с матерью. Разве не правда, Симон?
Но мужчина шел, шел молча, сосредоточенно, а легкомысленная служанка сказала:
— Мне кажется, что осужден-то был он!
Источник текста: журнал ‘Русская мысль’, 1915, No 11, с. 171—174.