Железнодорожный случай
Железнодорожный случай
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Железнодорожный случай, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1935
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 1. ‘Моя жизнь’: Мемуары, Рассказы (1929-1935)
Давно это было, в дни беспечной младости. Мне один мой приятель рассказал про нечаянный случай из своей жизни, с ним происшедший, называя его железнодорожным случаем. Приятель мой Николай Петрович Собакин, которого прозывали мы просто Кокоша, был симпатичный молодой человек. Другие говорили про него ‘ничего себе, говорливый молодой человек’. Он был брюнет, лицо такое веселое, черные усики, черные глазки, выражение несколько испуганное, ротик, когда говорил, дудочкой, несколько сюсюкал. Выражение лица было такое, что будто в чем-то оправдывался. Фигура стройная, подвижная. Когда говорил, то вынимал изящно длинными пальцами толстый серебряный портсигар с желтым шнуром и браво закуривал папиросу. Был он помощник присяжного поверенного, увлекался и часто влюблялся, как полагается молодым людям.
И вот однажды рассказал он нам, приятелям своим, что случилось с ним на железной дороге. ‘Такой железнодорожный случай’, как сказал он нам.
Случилось то, что патрон его, присяжный поверенный, послал его из Москвы в Петербург по делу курьерским поездом. В вагоне поезда, в купе второго класса, он увидел, что рядом с его купе ехала очаровательная молодая пассажирка. В то время, когда кондуктор приготовлял в купе постели, Коля Собакин вышел в коридор вагона и увидел, что соседка по купе тоже вышла в коридор и смотрела в темное окно вагона, за которым была ночь и летели искры паровоза. Соседка, несмотря на позднюю осень, пыталась открыть окно. Оно не открывалось. Коля предложил услуги и помог открыть окно. По этому случаю соседка и Коля разговорились, но из другого купе вышла полная немолодая дама и тоже хотела открыть окно. Коля, как галантный кавалер, помог открыть окно и полной даме. Но Коля разговорился с первой молодой дамой, кстати ей попала искра от паровоза в волосы, и он тушил эту искру и сидел у ней в купе. Она рассказала ему, что эта ее поездка в Петербург последняя свободная, так как в Петербурге она выходит замуж за человека, и этот человек очень похож на него. Но что Коля Собакин веселей, так как ее жених очень серьезный человек.
В эти последние часы свободы вышло так, что она с Колей Собакиным в купе так разговорилась, что села к нему на колени, курила папиросы и целовалась с ним по случаю прощанья со свободой.
— Но она такая хорошенькая,— говорил Коля Собакин,— то есть прямо игрушка, как куколка.
Но на остановке у какой-то станции носильщик принес багаж в это купе, и входила высокая старуха, занять второе место в купе. Коля Собакин ушел в свое купе, рядом. В своем купе Коля увидел, что над ним уже поместился пассажир на верхнем месте и спал. Коля Собакин лег не раздеваясь. В темноте он думал о своей знакомой очаровательной соседке.
— Я так влюбился, понимаете ли,— говорил он нам,— что все на свете забыл, и так страдал, что она выходит замуж. Лежу и думаю,— говорил он,— принесло это, черт, пассажирку, если б не она…
Долго думал Коля Собакин, спать не может, красавица-соседка не идет из головы. Случай такой редкий. Поезд летит. Остановится на станции и опять мчится. И думает Коля: ‘А что, если я тихонько открою дверь, наверно, эта старая пассажирка уж дрыхнет. Я тихо зайду в дверь, ох, как она нравится мне’. И Коля, встав, вышел в коридор. Он тихонько открыл дверь соседнего купе и ползком, снизу, влез в купе. Она лежит. Он слышит ее дыхание. Темно. Он тихо говорит прямо ей в лицо:
— Я, я пришел, я сосед, милая, люблю, люблю, как я вас увидел, я уже любил.
— Кто вы? — спрашивает тихо лежащая.
— Я ваш сосед.
— Да, да,— шепчет лежащая,— я, да, помню, вы отворили окно, молодой человек, вы меня видели, вот, да, что же.
— Я так страдаю,— шепчет Коля.
— Успокойтесь, успокойтесь, зачем, вы так молоды и такой бедовый. Не бойтесь. Наверху — спит.
— Только, понимаете, я чувствую, что-то не то,— говорит Коля,— целую не то, руки какие-то толстые и голос что-то другой. Я думаю, что это спросонья, что ль. Нет. Батюшки! Да ведь это другая.
— Понимаете ли,— говорит нам Коля Собакин,— я не в то купе попал, насилу я от нее отделался, да к себе скорее. А она за мной: ‘Куда вы?’,— говорит. Тут я увидел ее. Батюшки! думаю, это другая, ужас. Я закрываю купе, скорей, а она говорит: ‘А нет!.. Я не позволю… молодой человек… вы сами…’ Я захлопнул скорее купе и запер.
Лежу да думаю: что делать? Она мне сделает сцену, когда в Петербург приеду. И при той. А там еще жених встречает. Лег я это, и сердце так колотится. Скверно себя чувствую. Думаю: вот что, вылезу на станции и поеду со следующим поездом. Жалко, ту не увижу, хотя она мне указала в Петербурге, кондитерскую, где ее можно видеть. Все равно жених встречать будет, недаром она говорила ‘кончаются дни моей свободы’, верно говорила.
И Коля Собакин встал, выпустил воздух из дорожной подушки, которая называлась почему-то ‘думка’, положил ее в свой чемодан, надел калоши, пальто. И, как только поезд подошел к станции, он спустился со ступеньки вагона на платформу, увидал толстую даму, которая закричала ему: ‘Куда?’ Коля Собакин бегом бежал по перрону на станцию. Там заспанный буфетчик посмотрел на него. Коля выбежал со станции, видит площадь, стоит извозчик, спит, он к нему, говорит:
— Вези меня в гостиницу.
— Вам в какую?
— Это Тверь? — спросил Коля.
— Чего — Тверь, ишь ты. Это Волочек. А вам в Тверь? Чего вы!..
— Поезжай скорей в гостиницу,— приказывает Коля.
— Тута петербургские номера есть, али Кукуевские?
— Все равно, поезжай скорей.
— Чего вы, барин, Тверь говорите, может, вы деньги не отдадите?
— Сколько?
— До ей, почитай, версты с две. Надо два-то рублика, с вашей милости. Ночное время.
— Хорошо, вези.
— Давайте деньги вперед.
Коля вынимал деньги.
— Скорей,— кричал он извозчику.
— Прибавить надо будет, барин.
— Скорей, прибавлю,— горячился Коля.
Ехав, он глядел назад, никто не ехал за ним. ‘О, Боже,— говорил Коля,— надо же мне было попасть в другое купе, вот уж не везет-то’.
Ночь была холодная, руки озябли, мороз. Кругом покрыто белым инеем. Лезет Коля в карман, нет перчаток, в боковом кармане что-то жесткое, достал молоточек, чем выстукивает доктор. Думает, что такое, кто это ему положил? Должно быть, в Москве. Паспорт тоже, темненький, это его.
В Кукуевской гостинице заспанный коридорный отвел ему номер и спросил паспорт. Коля приказал его разбудить в восемь часов утра. В восемь утра коридорный разбудил Колю Собакина, подал самовар, баранки, и на подносе, около стакана, лежал Колин паспорт, в темном, рябинкой, переплете. Коля посмотрел паспорт и ахнул. Написано в паспорте: доктор Сергей Николаевич Голубков. Коля бросился к пальто: похоже, барашковый воротник, синеватое, как у него. ‘Ах,— думает Коля,— Боже, что же это такое!’ В это время кто-то постучал в дверь, и вошел полицейский пристав. Коля Собакин несколько растерялся.
— Будьте так добры, доктор,— говорит пристав,— у нас тут нет, почитай, докторов, есть один, ничего, да в отъезде. Я по соседству здесь живу. Окажите такое одолжение. Жена заболела, кашель. Посмотрите, рядом живу. Сделайте милость. Паспорт я ваш прописывал, вижу, доктор. Вот, думаю, обращусь. Помогите, прошу.
‘Я прямо не знаю, как быть, думаю, латынь я учил. Пойдемте,— говорю, сам думаю, молоточек у меня есть, буду слушать’.
Больная такая худая женщина. Ну, я ее стукаю молоточком. Говорю так, нарочно, важно: ‘Ничего особенного’.
А муж, пристав, уж приготовил чернила, бумагу, лекарства прописывать — рецепт. ‘Черт-те что’,— думаю и вспомнил я, принимал гимназистом кали броматум, аква дистилятум и — прописал. Он мне рублевку сует. Я говорю, не беру. Пришел в гостиницу, взял чемодан да на вокзал. Приехал, вижу, какой-то поезд отходит. Носильщик говорит: ‘Видно, барин, опоздали’.— ‘Опоздал’,— говорю.
— А когда поезд на Петербург идет?
— Долго,— говорит,— вечером. Вы, знать, Малюхин будете?
— А что? — говорю я.
— Ваши-то все уехали на Осеченку, на охоту с собаками, говорили мне, что ежели приедет Малюхин, посади его до Осеченки, на товарный. Вот сейчас товарный пойдет, так я вас устрою.
— Ладно,— говорю,— все равно, с Осеченки я уеду до Петербурга.
Взяв мой чемодан, он понес его на платформу. Кондуктор посадил меня в вагон товарного поезда. Когда я вылез на первой же станции Осеченка, то увидел, что станция маленькая, сзади идет большой лес. Ко мне подходит возчик с кнутом.
— Пожалуйте, барин,— говорит.— Вы, знать, к Ялычеву на охоту приехали.
— Да,— говорю,— только скажи-ка, любезный, когда поезд на Петербург идет?
— Прошли поезда-то, теперь ночью пойдет.
— А на Москву?
— А на Москву-то в шесть часов.
— Вот,— говорю я,— скажите Ялычеву, что я телеграмму получил, нужно ехать мне дальше.
— Ладно,— говорит,— барин, на чаек бы с вас, я ведь ждал.
Дал я ему на чай.
Долго дожидался поезда. Взял билет на Москву и сел в вагон, когда подошел поезд. Сижу я в купе второго класса, против меня такой, с проседью, симпатичный человек, закурил папиросу, посмотрел на меня и сказал:
— Вот я вчера ехал в Петербург, с курьерским, какие жулики бывают. Или растяпы. Я, понимаете, спал, а пассажир, сосед, мое пальто надел и ушел. Вот на этой станции, кондуктор говорил. Главное, у меня паспорт в кармане был.
‘Вот,— думаю я,— черт, что!’ Батюшки! а пальто-то его на мне надето. И мое висит тут, рядом. А сосед говорит:
— Далеко еще до Москвы-то. Вздремнуть надо. Хорошо,— говорит,— просторно, одни едем.
Лег он и спит, всхрапнул. Я пальто его снял. Оставил паспорт его в кармане. Надел свое пальто, взял чемодан и тихонько вышел из купе и сел в другое. Место было свободное.
— Ну и что же, все так и кончилось? — спросили мы Колю Собакина.
— Нет! — сказал Коля — Это еще не все.
Жена доктора Голубкова, которой муж рассказал чудесный случай с его пальто, на другой день была сама не своя. Ну, женщина, конечно. ‘Вы,— говорит она мужу,— изволили в Петербурге быть, да?!.’ Доктор удивился тону супруги. ‘В Петербурге, а что?’ — ‘Вы лжец! Я несчастная!’ — упала в истерику, как полагается. Доктор не понимал, в чем дело, а жена ему кричала: ‘Лжец, лжец!’ А у него прием, больные, он в отчаянии. Жена уехала с дочерью к своей мамаше. Написала ему, что он скрыл от нее, что был в Волочке. В паспорте отмечено. Доктор был поражен. Ездил в Волочек, узнал у пристава, что был у него доктор Голубков, хвалил ему доктора пристав. Говорил: ‘Вот доктор, вот доктор, лекарство такое, кали броматум, что болезнь как рукой сняло’.
— Как же это ты, Кокоша, все узнал? — удивились мы.
— Узнал, да я лечился у него — так расстроился, пришел к нему и рассказал все. Он был рад, жена — тоже, только удивлялся: как это кали броматум от кашля помогло.
Железнодорожный случай — Иллюстрированная Россия. 1935. 30 ноября. Печатается по журнальному тексту.
кали броматум, аква дистилятум — правильно: kalium bromatum, aqua distillata — бромистый калий, дистиллированная вода (лат.). Водный раствор калия бромида, микстура, назначавшаяся как успокоительное средство.