Ф. Сологуб
Жалость и любовь
ПРИМЕЧАНИЯ
Жалость и любовь, Сологуб Федор Кузьмич, Год: 1904
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 2.
М., ‘Художественная литература’, 1991. (Забытая книга).
Переживаемый нами исторический момент чрезвычайно важен: пришли в столкновение не только два государства,— две расы, два разные мировоззрения, две морали испытываются одна о другую. И невольно хочется сравнивать многое.
Два главнейшие типа морали управляют людскими деяниями, и оба они совершенно противоположны. Одна мораль относится к другой даже не так, как утверждение к отрицанию,— они построены на совсем различных началах.
Одна основана на жалости,— к страдающим людям, ко всякому существу, способному чувствовать страдание, словом, ко всему живому,— так как для сострадательного человека вся жизнь есть цепь страданий, тернистый путь, кое-где усыпанный обманчивыми, быстро увядающими лилиями тщетных надежд и розами мимолетных суетных радостей. И в довершение бедственности этого мира, он является сознанию бесцельным, возникшим из довременной пустоты и стремящимся к бесследному уничтожению.
В этой бесцельной и бедственной жизни участь наисознательнейшего существа, человека, достойна особенного сожаления: вступить в жизнь, чтобы вкусить неисчислимые муки, горечь которых не искупается малыми радостями бытия,— сотворить много злых и безумных дел, ядовитые плоды которых созревают в потомстве,— дать жизнь ряду таких же существ, несчастных, ненужных и призрачных, как сон,— и умереть! Горький удел! Лучше бы не родиться. А родившись, лучше скорее умереть. Только взаимною жалостью сколько-нибудь облегчается бедственный труд злой жизни.
Такова буддийская мораль. Таково умонастроение людей, жалость которых имеет глубокие корни. Другая мораль основана на любви.
Если жалость вытекает из признания бытия призрачным, то любовь питается утверждением бытия и признанием его благостной цели. Любовь есть деятельное выражение этого признания блага, этого утверждения бытия. Привязываюсь любовью к тому, что достойно любви, и нахожу достойным любви многое. И если любовь моя имеет глубокие корни, то она становится любовью ко всему, ибо существо всех вещей не преходящее. Отец и Создатель мира жив и благ, бытие радостно. Это — мораль, которая наполняет сердце мужеством и бодростью, и ведет европейские народы по пути преуспеяния.
Можно думать, что эти два типа морали до последнего почти времени жили отдельно, ныне столкнулись, и европейская мораль, как более жизнестойкая, победит, победила бы даже уже давно, если бы европейские народы не были расслаблены тем, что, исповедуя на словах библейские и христианские законы, на деле руководятся принципами буддийскими,— в области чувства более состраданием, чем любовью, в области метафизики — пессимизмом, в религии — атеизмом.
Проникновение в мысль и чувство европейских народов элементов сострадания, пессимизма, атеизма началось, конечно, уже очень давно. Настолько давно, что в чистом виде религия любви и оптимизма едва ли кем исповедуется в Европе.
Да если бы даже два, столь глубоко основанные, типа морали и пришли в столкновение, оставаясь в их чистом виде, то и тогда едва ли можно было бы иметь уверенность в победе одной стороны над другою, победе решительной и окончательной. Взаимопроникновение этих двух начал скорее дает возможность предсказывать их будущий синтез, создание нового, более совершенного миропостижения, новой морали, новой метафизики. И этот синтез особенно ярко предчувствуется на русской почве.
Жалость и любовь.— Впервые: НиБГ, 1904, No 230, 21 августа, с. 2. Текст: СС, X, с. 220—222.
Стр. 145. Переживаемый нами исторический момент…— Статья написана в период русско-японской войны (1904—1905).