Зеркало России, Капустин Семен Яковлевич, Год: 1883 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 45 минут(ы)

ЗЕРКАЛО РОССІИ.
(По поводу книги г. Ядринцева: ‘Сибирь какъ колонія’.)

I. Явленія сибирской жизни выясняютъ спорные вопросы въ жизни Россіи вообще и въ особенности вопросъ о самоуправленіи.— II. Ошибочность основной гипотезы при изученіи народной жизни, какъ источникъ неврныхъ наблюденій этой жизни людьми учеными и неучеными.— Приложеніе этого вывода къ даннымъ книги Ядринцева.— Дв Сибири: Сибирь ‘золотое дно’ и Сибирь ‘земледльческая’.— Дв Россіи: ‘купечествующая’ и ‘трудовая’.— Опытъ объясненія Сибирью Россіи и Россіей Сибири.— Выводы изъ этого объясненія.— III. Приложеніе ихъ къ вопросу о самоуправленіи въ Россіи и Сибири: зависимость бюрократіи отъ капиталистовъ какъ въ стро чисто бюрократическомъ, такъ и при самоуправленіи въ форм всесословной волости.

Мы думаемъ, что въ настоящее время найдется въ Россіи весьма много людей, которымъ любопытно будетъ оглядть себя въ качеств дятелей въ далекой, обширной, двственной стран, лицомъ къ лицу съ различными сокровищами природы, при отсутствіи всякаго соперничества съ незначительною кучкой мирныхъ, покорныхъ дикарей, любопытно подсмотрть, какъ здсь разныя сословія, разные классы русскихъ людей воспользовались природою, въ какія отношенія они поставили себя другъ къ другу и къ низшимъ себя расамъ туземцевъ.

У насъ теперь лежатъ на плечахъ вопросы — польскій, остзейскій, еврейскій и проч. Мы много занимаемся этими вопросами, но все-таки не съумли придти къ соглашенію ни о причинахъ, ни о способахъ ршенія этихъ вопросовъ. Тысячи разныхъ осложненій мшаютъ намъ здсь оголить дло и открыть его суть. Въ Сибири, напротивъ, нтъ этихъ осложненій и суть дла видится рзко.

Запутаны также у насъ до сего времени разные вопросы объ отношеніяхъ нашихъ привилегированныхъ классовъ къ непривилегированнымъ, городскихъ, промышленныхъ классовъ къ земледльческимъ. Неразработанность нашей исторіи, статистики, этнографіи и проч. тормозитъ вообще правильное объясненіе многихъ особенностей въ жизни нашего государства.

До корня многихъ явленій въ нашей жизни еще трудно добраться, а въ силу этого у насъ такъ много и различныхъ спорныхъ мнній о самихъ себ.

Конечно, между этими мнніями есть и боле вроятныя, и вполн истинныя, но въ томъ-то и дло, что истина-то здсь еще трудно доступна для всхъ и каждаго, и именно вслдствіе того, что мы еще крайне несовершенны въ дл познанія самихъ себя.

Посмотрть на самихъ себя въ Сибири, ничмъ на первыхъ порахъ тамъ не связанныхъ, дйствовавшихъ первоначально на простор, устроивавшихъ жизнь въ первобытной стран, безъ тхъ осложненій, которыя наслаивались въ Россіи въ теченіе ея тысячелтней исторіи — значитъ увидть и понять многія изъ крупныхъ, основныхъ особенностей нашего индивидуальнаго характера и общихъ бытовыхъ сторонъ нашей національности.

Возьмемъ для примра одинъ изъ самыхъ важныхъ, самыхъ насущнйшихъ нашихъ вопросовъ: почему у насъ не ладится какъ слдуетъ дло самоуправленія?

Два послдніе года, по этому вопросу говорили у насъ вс земскія учрежденія, вс присутствія по крестьянскимъ дламъ, обсуждался этотъ вопросъ въ періодической печати и въ отдльныхъ изданіяхъ. Высказано такимъ образомъ громадное количество мнній о причинахъ зла и предположеній, какъ сотворить добро, но, удивительное дло, единодушіе здсь сказалось весьма страннымъ образомъ: послдовало, во-первыхъ, всеобщее признаніе, что дло стоитъ не хорошо, что нужна настоятельная реформа, и, во-вторыхъ, одно и то же, хотя и съ разными деталями и намреніями и подъ различными, боле или мене замаскированными, формами, высказывалось относительно необходимости опеки надъ крестьянами. Одни проектировали эту опеку оставить въ рукахъ администраціи, другіе — въ рукахъ крупныхъ собственниковъ, третьи отдавали крестьянъ во власть вообще буржуазіи, четвертые хотли дать здсь первенство образовательному цензу, и никто такимъ образомъ не призналъ крестьянъ равноправными на практик со всми остальными сословіями въ государств.

Такимъ образомъ строили систему самоуправленія въ государств и въ то же время отрицали способность самоуправленія у цлаго семидесятимилліоннаго сословія.

Какъ логически соединить между собою дв идеи: одну — равномрное участіе всхъ сословій въ самоуправленіи и другую — руководительство, надзоръ, опека надъ однимъ сословіемъ, подвластность его другимъ сословіямъ?

Чмъ объяснить подобный абсурдъ, произнесенный почти всею образованною Россіей?… Выводить ли отсюда заключеніе о политической неразвитости и даже объ отсутствіи правильнаго умственнаго развитія, или искать причину этого страннаго явленія нашей общественной жизни въ чемъ-либо иномъ?

Для пониманія и объясненія такихъ и подобныхъ имъ странныхъ явленій въ нашей жизни весьма цнны такія книги, какъ настоящая.

Имя въ виду воспользоваться ею для подобной цли, мы познакомимъ здсь вкратц съ нею читателя и вмст съ тмъ укажемъ, какимъ образомъ факты, въ ней изложенные, могутъ служить для объясненія многихъ невыясненныхъ явленій современной русской жизни.

Книга г. Ядринцева занимается Сибирью, какъ мстомъ, гд начали жить на простор русскіе люди и гд, тоже на простор, могутъ помститься еще десятки милліоновъ.

Знакомя съ естественными условіями страны, книга даетъ, кром того, уже не гадательную, а дйствительную, достоврную исторію образованія склада жизни въ этой стран. Вы здсь уже не по догадкамъ, а прямо во-очію наблюдаете, какъ русскіе люди разныхъ классовъ общества приходятъ въ двственную страну и устраиваются въ ней. Вы видите, съ чмъ каждый классъ является сюда, что онъ здсь начинаетъ длать, какія склонности онъ преимущественно обнаруживаетъ, какимъ процессомъ каждый изъ классовъ ведетъ свое дло, идетъ къ своей цли, на какихъ, напримръ, основахъ утверждается здсь земледльческая дятельность, промышленность, торговля, какъ устраивается управленіе, почему оно выливается въ такую-то форму, подучаетъ такія-то рзкія особенности, каково вліяніе его на положеніе страны, и проч. Здсь все это совершалось такъ рзко, открыто, что не замтить всего существеннаго невозможно, ошибиться, смшать одно явленіе съ другимъ трудно. Притомъ все это было такъ недавно, что вы въ каждомъ мст Сибири еще застанете почти очевидцевъ, современниковъ событій, услышите изъ ихъ устъ разсказы о случившемся,— на каждомъ шагу можете изучать и нмыхъ повствователей свершившагося, еще не успвшіе разрушиться и истлть памятники человческой дятельности.

Пространно здсь было поле дйствія для русскаго человка, на разнообразнйшую дятельность оно здсь его вызывало. Страна эта пространствомъ больше Европы, больше Австраліи (245.700 квадр. миль, или 11.885.400 кв. верстъ) {По Венюкову — 268.855 квад. миль.}, одна изъ ея губерній,— не самая, однако, большая,— Томская (15.688 кв. миль) въ три раза больше Пруссіи, въ 2 ¹/₂ раза — Великобританіи, въ 1 ¹/₂ раза — Франціи. Длина этой страны 8.000 верстъ, сверныя ея части лежатъ подъ 77^о, гд Ледовитый океанъ, а южная — подъ 45^о, т.-е. на одной широт съ самыми благословенными мстами южной Европы.

Инородцы, существующіе звриными и рыбными промыслами, обитаютъ уже подъ 70^о сверной широты. Пространство удобное для земледльческой культуры тянется на 8.000 верстъ между 60^о и 45^о сверной широты.

Способныхъ къ хлбопашеству земель около 237.355.976 десятинъ (69.465.866 дес. въ Западной Сибири и 167.890.110 дес. въ Восточной).

Подъ лсами въ одной Западной Сибири до 57.000.000 дес. А сколько еще неизмренныхъ лсовъ въ Восточной Сибири и на Амур! Скотоводческія богатства Сибири опредляютъ въ 11.249.900 головъ только въ Западной ея половин, не мене 6.000.000 головъ полагаютъ еще на Восточную Сибирь.

Огромные водные бассейны лежатъ въ средин этой страны, громаднйшія въ мір рки прорзываютъ ее съ юга на сверъ. Равнины, степи съ роскошною растительностію, лса, горы съ ихъ богатствами, озера, покрытыя стаями птицъ, чередуются здсь между собою. Виды и растительность самыхъ благословенныхъ странъ Европы встрчаете вы здсь въ грандіозныхъ размрахъ. Такъ, напримръ, горныя мстности одной Западной Сибири равняются пространству пяти Швейцарій, представляя притомъ несравненно боле разнообразія. Въ нихъ т же альпійскія озера, величественные водопады, склоны ихъ усяны фіалками, жасминами, цвтами блой и желтой розы, піонами, лиліями, мальвами, гіацинтами, великолпными рододендронами и проч.

Во всей этой громадной стран въ начал настоящаго столтія считалось только 1.800.000 жителей. Въ настоящее время русское населеніе среднихъ губерній Сибири не превосходитъ 3.500.000 человкъ (это на 10.708.000 кв. верстъ). Всего русскаго населенія Сибири числится 4.869.365, а инородческаго съ оренбургскими киргизами и Туркестаномъ — 4.515.736 человкъ.

Русское населеніе заняло сплошною массой все пространство по югу Сибири, отъ Урала къ востоку. Съузившись между Тарой и Омскомъ, оно дале опять расширяется нсколько между Томскомъ и р. Біей. Дале оно идетъ уже не сплошною массой, а тянется по ркамъ, впадающимъ въ Енисей, и рзко обрывается около Нижнеудинска. Затмъ отдльными небольшими поселками оно виднется на остальномъ восток Сибири.

Инородцы расположены главнымъ образомъ по окраинамъ и пустынямъ. Такимъ образомъ въ Тобольской губерніи инородцевъ около 74 тыс., а русскихъ боле одного милліона, въ Томской первыхъ около 67 тыс., а русскихъ около одного милліона, въ Акмолинской и Семипалатинской областяхъ (Киргизская степь) русскихъ насчитывается только 160.000, а инородцевъ уже около 800.000. Но и въ каждой губерніи, взятой отдльно, поселенія инородцевъ и русскихъ мало перемшаны одни съ другими,— инородцы большею -частію занимаютъ сплошь одну часть территоріи губерніи, а русскіе — другую. Такъ въ южномъ Ялуторовскомъ округ, Тобольской губерніи, инородцевъ только 3%, а въ сверномъ, Березовскомъ, 445,90%.

Вотъ о такой-то стран и дятельности въ ней русскихъ и говоритъ подробно книга г. Ядринцева. Въ ней сосредоточены вс подробности географическія, развернута передъ читателемъ картина естественныхъ произведеній страны, ея промышленность, торговля, очерчено положеніе населяющихъ ее племенъ, приведены историческія свднія съ самаго занятія Сибири Ермакомъ до позднйшаго времени, пріуроченныя главнымъ образомъ къ вопросу о заселеніи края русскими и къ вопросу объ управленіи страной. Этнографическіе очерки населяющихъ страну племенъ дополняютъ собою вс другія о ней свднія. Вся эта полнйшая и разнообразнйшая картина Сибири составлена на основаніи самыхъ добросовстныхъ экстрактовъ изъ всего, что писано было о Сибири ея администраторами, учеными, изслдователями, путешественниками,— изъ всего, что можно было извлечь изъ иностранной и русской общей и исторической литературы. Каждая страница этой книги разсказываетъ событіе фактами, данными, легендами, выводами и мнніями историковъ, естествоиспытателей, путешественниковъ, промышленниковъ, торговцевъ и проч.,— однимъ словомъ, выборками изъ огромнйшей литературы. Замчательно при этомъ, что, несмотря на такой составъ книги, изложеніе ея отличается удободоступностію для большинства читающей публики.

Указавъ на содержаніе книги г. Ядринцева, мы попытаемся теперь съ помощію ея приступить къ длу выясненія темныхъ сторонъ въ явленіяхъ русской жизни. Мы будемъ для этого брать данныя изъ этой книги и, сопоставляя ихъ съ фактами, добытыми изслдованіями русской жизни, искать здсь отвта на занимающіе насъ вопросы, преимущественно же на вопросъ о способности нашего народа къ самоуправленію.

Такъ какъ эта книга пріурочена, какъ мы упомянули выше, къ вопросу о переселеніи въ Сибирь избытка населенія Россіи, то въ ней необходимо должны встрчаться и данныя по вопросу: какъ должна устроиться и при какихъ порядкахъ жить, иначе говоря — какъ управляться, эта колонія Россіи. Вопросъ же управленія всегда стоитъ въ неразрывной связи со степенью умственнаго развитія народа. Такимъ образомъ врное опредленіе степени этого развитія иметъ ршающее значеніе въ выбор и системы управленія.

И дйствительно, въ книг г. Ядринцева приведено огромное количество относящихся къ этому вопросу показаній и мнній знаменитйшихъ иностранныхъ и русскихъ ученыхъ, и хотя авторомъ положенъ немаловажный трудъ на сведеніе изслдованій по возможности въ одно цлое, на объясненіе противорчій между ними, на изложеніе критическихъ замтокъ о нихъ, но за всмъ тмъ читатель встрчается здсь съ полнйшимъ раздвоеніемъ. Огромнйшее количество фактовъ и мнній книги наводитъ на мысль, что умственное развитіе всхъ классовъ населенія Сибири не позволяетъ и говорить о введеніи въ Сибири самоуправленія. Между тмъ другой заключительный выводъ, который выносится изъ книги, состоитъ въ томъ, что существующее управленіе, какъ бы ни видоизмнять его форму, не въ силахъ вывести Сибирь изъ настоящаго ужаснаго, принижающаго нравственныя силы, положенія и грозитъ ей окончательною гибелью, слдовательно отнимаетъ у Россіи ея драгоцнную запасную территорію, сдлаетъ ее мстомъ, гд нельзя будетъ жить.

Является какая-то роковая связь этихъ заключеній изслдователей Сибири но вопросу о самоуправленіи въ Сибири съ заключеніями по тому же предмету въ Россіи, сдланными огромнйшимъ числомъ образованныхъ классовъ русскаго общества. Необходимо дать всмъ сословіямъ Россіи самоуправленіе,— говорятъ въ Россіи вс земскіе и неземскіе дятели и публицисты и въ то же время отрицаютъ возможность для крестьянъ самоуправленія, учреждая надъ ними опеку другихъ сословій. Существующее управленіе въ Сибири убиваетъ эту страну,— говорятъ ученые путешественники и изслдователи,— слдовательно, нужно самоуправленіе, но въ то же время они утверждаютъ, что самоуправленіе здсь невозможно.

Почему такія странныя заключенія могутъ являться въ устахъ образованнйшихъ классовъ Россіи и въ устахъ ученыхъ изслдователей Сибири?

Внимательное изученіе и разработка свдній, собранныхъ въ послдніе годы, о порядкахъ русской поземельной общины и о волостныхъ судахъ {Литература этого предмета указана нами въ статьяхъ Русской Мысли 1881 г., кн. 6 и 11: ‘Наше крестьянство и общинное землевладніе’.}, дали намъ достаточно указаній на неправильное пониманіе русскимъ образованнымъ обществомъ явленій жизни нашего народа и при этомъ выяснили, что, кром отчужденности отъ этой жизни, незнанія ея, ошибки въ ея пониманіи шли отъ извстнаго неправильнаго, ненаучнаго взгляда на эту жизнь, отъ невыработанности точки зрнія на предметъ.

Книга г. Ядринцева своими рзкими фактами открываетъ намъ глаза на подобныя же ошибки путешественниковъ и изслдователей Сибири, она рзко выдвигаетъ на видъ вс послдствія этого, являющіяся въ вид различныхъ современно-лживыхъ, неправильныхъ умозаключеній о стран, и ея обитателяхъ. Объяснимъ здсь подробне причину и путь этихъ неврныхъ заключеній.

II.

Крайне трудно, почти невозможно разобраться правильно въ такомъ новомъ дл, къ которому не знаешь какъ приступиться по отсутствію опредленныхъ о немъ знаній. Здсь приходится усвоить себ, на Первый разъ, просто на память массу фактовъ и затмъ, разбираясь въ нихъ, пробовать разложить ихъ въ какую-либо систему. Это осмысливаніе фактовъ не всегда удается. Оно, смотря по степени новости дла, по своеобразности фактовъ, можетъ имть въ результат три исхода: во-первыхъ, систематизація фактовъ совершенно не удается и наборъ ихъ такъ и остается наборомъ безъ всякаго вывода, во-вторыхъ, удается только приблизительное ихъ осмысливаніе, т. е. гадательный выводъ, и въ этомъ случа можно создать, на основаніи фактовъ, дв-три системы, безъ всякой увренности въ томъ, которая изъ нихъ боле удачна, боле приближается къ истин, въ-третьихъ, факты строются въ систему не потому собственно, что они сами но себ наводятъ на такую-то систему, а подчиняясь уже готовой заране гипотез, составленной изъ фактовъ, наблюдаемыхъ въ иномъ мст, въ иное время. Такъ обыкновенно принуждены бываютъ относиться къ явленіямъ жизни изслдователи, възжающіе въ новую, малоизвстную страну, въ такое именно отношеніе ставится у насъ на первое время человкъ, посвящающій себя изученію русской народной жизни. Городская наша жизнь совершенно непохожа на жизнь деревни. Учебники нашихъ образовательныхъ заведеній хотя и написаны по-русски, но они излагаютъ науку развившуюся не у насъ, и вообще наши гимназіи, университеты, военныя и другія спеціальныя школы — таковы, что они и внутреннее наружно преобразуютъ человка въ совершеннаго космополита. Этотъ космополитъ, брошенный въ среду народа, является совершеннымъ иностранцемъ, которому все чуждо, все непонятно, начиная съ самаго языка.

Что ему длать, какъ ему обернуться въ масс нахлынувшихъ на него фактовъ?… Приходится обобщать ихъ, прилагая къ этому длу готовую гипотезу, выхватывая ее или изъ современной жизни иного класса общества, или иного народа, или изъ исторіи другихъ народовъ. Весь успхъ дла здсь заключается конечно въ удачномъ выбор гипотезы. Но каковъ фактъ, каково явленіе, подъ впечатлніемъ котораго выбирается гипотеза? Удачно ли онъ схваченъ, правильно ли объясненъ? Иметъ ли онъ управляющее значеніе для остальныхъ явленій наблюдаемой жизни? Вотъ причина, вслдствіе которой въ нашемъ обществ выросло такое громадное количество неврныхъ представленій о нашемъ народ, и этою же причиной можно объяснить массу противурчивыхъ мнній даже у людей посвятившихъ себя спеціально изслдованіямъ народной жизни. У насъ весьма ученый этнографъ оказывается весьма хорошо приготовленнымъ изслдователемъ жизни какого-либо западно-европейскаго, азіатскаго, африканскаго народа, потому что онъ здсь можетъ пользоваться огромнйшею иностранною литературой по части этнографіи, антропологіи названныхъ странъ, по части же изслдованія быта русскаго народа у него ничего нтъ, кром нсколькихъ беллетристическихъ произведеній и описаній немногихъ явленій народной жизни.

И дйствительно, какъ-то страненъ и нелпъ самому себ кажется такой именно фактъ: только лишь въ два послдніе года мы узнали порядки и подробности общиннаго землевладнія у нашихъ крестьянъ, затмъ порядки раскладки податей, повинностей, и только недавно ознакомились съ далеко не всми, однако, юридическими обычаями и воззрнія крестьянства и проч.

Что мы до сихъ поръ думали, говорили и писали о разныхъ порядкахъ и условіяхъ крестьянскрй жизни?

Что-то безсмысленное слпо дарило до послдняго десятилтія въ голов почти каждаго русскаго образованнаго человка при отношеніи его къ явленіямъ русской народной жизни. Н. Успенскій рисовалъ типъ русскаго въ такомъ вид, что выходилъ чистйшій готтентотъ съ ногами безъ икръ, съ затылкомъ завиткомъ, руками столь длинными, что он опускаются ниже колнъ. Слпцовъ (беллетристъ) уврялъ, что крестьяне, услыхавъ, что ихъ перечисляютъ въ казаки, начали готовиться къ переселенію тмъ, что истребляли все имущество и будто бы рубили холстъ на мелкіе кусочки. Тотъ же Успенскій уврялъ, что крестьянинъ не уметъ высчитать, обманулъ ли его хозяинъ постоялаго двора на три копйки. Подобныя же рчи раздавались изъ устъ Горбунова съ подмостокъ Александрійскаго театра, въ клубахъ столичныхъ и провинціальныхъ городовъ. Съ одной стороны гипотеза о происхожденіи великорусовъ отъ помси славянъ съ низшими племенами, съ другой — гипотеза о дйствіи холода убивающимъ образомъ на умственныя способности человка и съ третьей — укоренившееся въ сред дворянства и духовенства общее, почти поголовное, презрніе къ крпостному мужику — сдлали даже то, что оказалось возможнымъ появленіе ученыхъ трактатовъ о скотоподобіи не вкусившаго плодовъ науки русскаго мужика. Всми этими сказаніями о русскомъ народ восхищалась не только праздная публика, но имъ врили самые строгіе умы. Разсказы Успенскихъ, Слпцовыхъ, Горбуновыхъ, призрачныя представленія, односторонніе выводы печатались въ самыхъ лучшихъ журналахъ, на основаніи ихъ писались руководящія статьи.

Все это было громадною помхой длу познанія народной дйствительности, все это стоитъ ему поперекъ и теперь, уже вслдствіе одного того, что масса образованнаго общества воспиталась на вздорныхъ и ошибочныхъ представленіяхъ и понятіяхъ о народ.

Прибавьте къ этому дйствіе двухъ важныхъ фактовъ современной эпохи: 1) развитіе кулачества разныхъ видовъ, стойко и хитро дйствующаго во всемъ, что можетъ послужить къ обездоленію народа, и 2) современное крпостничество, которое адски-лукаво ведетъ дло порабощенія ему массъ.

Сколько небылицъ разсказывается теперь о народ уже вслдствіе однихъ только этихъ двухъ послднихъ обстоятельствъ!… Смтливый деревенскій кулакъ пробрался уже въ самые верхніе слои общества, въ самыя авторитетныя газеты, гд онъ и изрыгаетъ клеветы на пьянствующій будто бы народъ, а авторитетная газета свидтельствуетъ на своихъ страницахъ устами кулаковъ иной формы о томъ, что мужики не имютъ понятія о томъ, что растетъ на свт капуста, морковь, что ихъ нужно учить садить огородныя овощи, что при общинномъ землевладніи невозможно травосяніе и проч.

Таковы отношенія людей русскаго образованнаго общества къ вопросамъ народной жизни въ Европейской Россіи, въ каждомъ уголк которой обитаютъ въ сред крестьянства и вблизи его помщики и другіе представители этого общества. Каковы же должны быть знанія относительно страны, протянувшейся на 8 тысячъ верстъ и захватившей въ свои границы сверный берегъ Ледовитаго океана и среднеазіатской степи и оазисы,— страны, которая въ начал настоящаго столтія не заключала въ себ и двухъ милліоновъ русскаго населенія,— страны, гд существуетъ множество инородческихъ языковъ, совершенно почти неизвстныхъ назжавшимъ путешественникамъ?

Изслдователи Россіи, у которыхъ она предъ глазами, вели свое дло такъ хорошо, что только въ послдніе два года явились факты, которые могутъ дать истинное понятіе о коренныхъ основахъ жизни ея семидесяти-милліоннаго населенія. За разработку этихъ фактовъ брались всего три-четыре человка и можно смло утверждать, что разв только одной четверти нашихъ этнографовъ факты эти извстны, что же касается остальныхъ людей науки, а также всего русскаго образованнаго общества, то вотъ вамъ осязательный фактъ: изданіе Императорскихъ Географическаго и Вольнаго Экономическаго Обществъ: ‘Сборникъ матеріаловъ для изученія сельской поземельной общины’ — до сихъ поръ лежитъ не тронуто (изъ склада Географическаго Общества куплено только два экземпляра). При ршеніи пресловутаго вопроса ‘о пьянств’, при обсужденіи вопроса ‘о переселеніяхъ’ ни одинъ свдущій человкъ не заглянулъ въ этотъ ‘Сборникъ’, несмотря на то, что по этимъ вопросамъ ‘Сборникъ’ далъ бы много фактовъ, пролилъ бы много свта.

Неужели боле приготовленные, боле умлые изслдователи здили изучать Сибирь и написали правду о внутреннихъ качествахъ поселившихся тамъ выходцевъ изъ Россіи?

Книга г. Ядринцева свидтельствуетъ о крайне безобразномъ, легкомысленнйшемъ отношеніи изслдователей Сибири къ предмету изученія.

Она говоритъ именно о слдующихъ фактахъ:

Путешественниковъ въ Сибири и ученыхъ экспедицій для изученія этой страны было много. Изслдованій ими сдлано весьма немало, но, странное дло, вс эти изслдованія не касаются прямо того русскаго населенія, которое издавна поселилось и размножилось въ центральной, такъ сказать, части Сибири — уздахъ Тобольскомъ, Томскомъ, Ялуторовскомъ, Курганскомъ, Ишимскомъ, Тарскомъ, Каинскомъ и др. Вс этнографическія изслдованія какъ иностранныхъ путешественниковъ, такъ и русскихъ сосредоточены на окраинныхъ частяхъ Сибири, на живущихъ тамъ инородцахъ. На этихъ окраинахъ попадаются, правда, и несчастныя русскія селенія, неизвстно какимъ образомъ туда заброшенныя, совершенно оторванныя отъ остального русскаго населенія, изолированныя отъ него громадными, необитаемыми и трудно проходимыми пространствами. Правда, что почти вс путешественники прозжали чрезъ центральныя части Сибири, довольно густо населенныя, благоустроенныя, съ хорошими дорогами, съ превосходными почтовыми и обывательскими лошадьми. Но путешественники здсь только прокатывались, въ буквальномъ смысл этого слова, по большимъ дорогамъ, проносясь по 200—250 верстъ въ сутки, останавливались они преимущественно въ городахъ, проводя здсь время въ обществ сибирскихъ чиновниковъ, пируя въ ихъ общественныхъ собраніяхъ и клубахъ и на устраиваемыхъ для нихъ охотахъ. На окраинахъ же Сибири наступала уже не увеселительная прогулка, а дйствительное путешествіе на собакахъ, оленяхъ, верблюдахъ, верхомъ, пшкомъ — по первобытнымъ дорогамъ, здсь нужно уже было жить по цлымъ суткамъ, недлямъ, мсяцамъ въ юрт, кош, кибитк, землянк, или въ избушк какой-либо полурусской или полуостяцкой деревушки, про обитателей которой трудно сказать — обруслые ли это инородцы, или русскіе, хватившіе черезъ край инородческой крови.

Что же изъ этого вышло для науки этнографіи русскаго населенія въ центральной Сибири?— Вышла химерическая этнографія. Наблюдая и изслдуя на окраинахъ заброшенную туда часть русскаго населенія, путешественники приняли его за коренное русско-сибирское населеніе, т.-е. отождествили его съ неизвстнымъ имъ населеніемъ центральной Сибири. Что они примтили въ полурусскихъ деревенькахъ и городкахъ, то они распространили и на жителей тхъ деревень, мимо которыхъ пронесли ихъ, полуспящихъ, въ тарантасахъ, быстрые сибирскіе почтовые кони. Сибирская городская бюрократія, вся почти составленная изъ назжаго изъ Россіи тертаго народа, прошедшаго огонь и воду и мдныя трубы, конечно, должна была сдлать на нихъ особое впечатлніе, часть этого впечатлнія скомкалась у нихъ въ одну массу съ тмъ, что они замтили у русскихъ промышленниковъ и купцовъ, жестоко эксплуатирующихъ инородцевъ на окраинахъ.

Прибавьте къ этому, что еще въ Россіи русскій образованный человкъ съ молокомъ матери всосалъ въ себя извстную гипотезу о скотств русскаго мужика, что потомъ воспитаніе и вс указанныя выше нами обстоятельства и условія поддержали и развили эту гипотезу и что вотъ съ нею-то онъ и подошелъ къ. деревушк около Туруханска, Обдорска или гд-либо за восемь тысячъ верстъ отъ насъ на свер Якутской области.

Вотъ съ какой управляющей гипотезой являлись ученые и неученые путешественники и изслдователи въ страну громадную, суровую, трудно проходимую, разорванную на части тундрами, болотами, голодными степями, двственными лсами, неприступными горами,— въ страну неизученную, гд все ново, все озадачиваетъ изслдователя.

Изслдователи видли нкоторыя части страны и по нимъ строили обобщенія для всей Сибири. А вдь одн части Сибири ближе къ Америк, нежели другъ къ другу, другія къ Кавказу, третьи къ Индіи, четвертыя къ Англіи. Изъ однхъ легче и скоре създить въ Парижъ, нежели въ какую-либо мстность той же Сибири, въ Тюмени или Курган не рдкость сицилійскіе апельсины и очень трудно достать воротникъ на шубу изъ камчатскаго бобра.

Изучать природу страны, ея геологію, флору, фауну путешественникамъ было не трудно, такъ какъ для этого грубаго дла довольно было научиться естественной исторіи, но такъ ли же было легко ознакомиться съ экономическими условіями быта изслдуемой мстности? Тутъ вдь кром одной природы приходилось наблюдать и оцнивать значеніе путей сообщенія, сношеній данной мстности съ другими, а главная трудность здсь — пришлось столкнуться уже съ человкомъ.

Къ несчастью, у насъ давно царствовало и продолжаетъ царствовать убжденіе, что въ дл устройства экономическихъ отношеній и дятельности главная пружина лежитъ въ человк, въ его интеллектуальномъ развитіи. Поэтому наши экономисты весьма легко обращали себя въ этнографовъ и наоборотъ. здитъ, напримръ, какой-либо зазжій въ Сибирь спеціалистъ, что крестьянинъ моется гд-нибудь въ глухой сибирской деревн вмсто мыла кишкою, и идетъ отсюда заключеніе, что мужикъ не уметъ длать мыла, занимается ли сибирякъ гд-либо около Ледовитаго моря звропромышленностію и рыбною ловлей, а не хлбопашествомъ, одвается ли онъ подобно инородцу-туземцу въ оленьи мха,— значитъ онъ одичалъ, раса понизилась и проч. Вотъ обыкновенная логика такихъ экономистовъ-этнографовъ.

Понятно, что при недостаточномъ выясненіи всхъ вліяній природы на экономическую жизнь, при недостаточномъ изслдованіи этой жизни нельзя сдлать какихъ-либо врныхъ выводовъ ни по одному экономическому вопросу. Затмъ безъ отдльнаго внимательнаго изученія умственной жизни населенія страны нельзя сопоставить явленія этой жизни съ явленіями экономическими и съ вліяніями мстной природы. Но все это какъ-то не принимается въ разсчетъ нашими изслдователями Сибири. Они идутъ по старому, излюбленному пути въ своихъ умозаключеніяхъ, поступаютъ они здсь такъ, какъ и все русское образованное общество, проектируя различные законы и правила для жизни и дятельности русскаго крестьянства, врод, напримръ, слдующихъ: преподай мужикамъ агрономію — и они заведутъ плодосмнное хозяйство, заведи школы — и уничтожатся злоупотребленія писарей и волостныхъ начальниковъ, и проч. въ этомъ род.

Мало выигрываетъ, идя по такому пути, и дло экономическаго изслдованія страны, и самая этнографическая наука. Возможность свалить объясненіе экономическихъ явленій на этнографію и, наоборотъ, этнографическія недоразумнія разршить посредствомъ скачка въ экономическую сферу — задерживаетъ только правильное изученіе народа съ точки зрнія экономической и этнографической.

Увидалъ, напримръ, путешественникъ, что туруханскіе мщане носятъ туземный костюмъ,— у него готово объясненіе этого явленія, сводящееся въ конц концовъ на недостатокъ интеллектуальнаго развитія вообще у русскаго крестьянина: что же-де лучше этого можетъ объяснить причину измны своей національной одежд? стъ туруханскій мщанинъ струганину (сырую замороженную рыбу) — это означаетъ опять то же, т. е. малосвдущій пришелецъ не устоялъ подъ давленіемъ массы туземныхъ порядковъ. Употребляетъ этотъ мщанинъ инородческія слова,— та же причина и этому.

Между тмъ отъ этнографа ускользаютъ весьма простые факты, извстные многимъ изъ побывавшихъ на крайнемъ свер: 1) Одежда свернаго инородца просто-на-просто умна при климат, въ которомъ онъ живетъ, она приспособлена къ этому климату и промысловой въ немъ жизни. Въ ней нельзя замерзнуть при 50^о мороза, она не тснитъ нигд организма, не задерживаетъ кровообращенія, что весьма важно при дятельности на страшномъ холод, наконецъ, она легче медвжьей, енотовой, бараньей шубы, валеныхъ сапогъ и прочей нашей зимней сбруи, всъ ея боле чмъ на половину легче нашей одежды. 2) Какъ сверные туземцы, такъ и русскіе, долго пожившіе на крайнемъ свер, утверждаютъ, что, посл долгаго пребыванія на мороз, очень вредно сть что-либо горячее до тхъ поръ, пока окончательно не обогрешься въ изб или юрт. А потому если хочется пить, то можно выпить только холодной воды, если нудитъ голодъ, то заморить его не вредно только замороженною рыбой. 3) Если дв-три русскихъ семьи были заброшены между инородцами на крайній сверъ, сверо-востокъ или крайній югъ Сибири въ качеств промышленниковъ, торговцевъ или бглыхъ людей, то ясное дло, что не масс же инородцевъ учиться русскому языку у трехъ-четырехъ пришельцевъ, здсь крайняя необходимость заставляла горсть русскихъ усвоивать инородческія слова. Если эти русскіе выходцы плодились и множились путемъ женитьбы на инородческихъ женщинахъ, а дочерей своихъ выдавали замужъ за инородческихъ парней, то опять ясно, что инородка, входя въ русскую избу, частію русла и выучивала русскій языкъ, а русская двушка, вступивъ въ инородческую семью, волей-неволей заучивала языкъ, на которомъ говоритъ мужнина семья. Изъ такихъ-то вотъ семей, полурусскихъ по женскому колну и полуинородческихъ по мужскому, и составились впослдствіи особаго типа деревеньки, если же большинство ихъ приняты путешественниками за русскія деревни или происходящія отъ русскихъ, то ясно, что русская раса или русская культура оказалась боле стойкою, нежели инородческая. 4) Выводятъ изслдователи Сибири нчто не въ пользу русскаго сибиряка изъ такихъ еще фактовъ, какъ, напримръ, освщеніе избы лучиной. Въ прежнее, очень недавнее, время на употребленіе лучины во многихъ мстностяхъ Европейской Россіи нкоторые публицисты указывали какъ на фактъ невжества, тупости, глупости мужика. Теперь никто не ршается пускать въ- ходъ такое объясненіе относительно крестьянъ русскихъ, Казалось бы, что непригодность такого объясненія и для сибирскихъ крестьянъ видна уже изъ одного того, что вс почти сибирскіе инородцы не знаютъ вовсе лучины, освщаются жиромъ, который и горитъ у нихъ въ различнаго рода посудинахъ. Ясно, что освщеніе лучиной вынесено сибиряками изъ Россіи, гд и псня есть: ‘Лучина, лучинушка, березовая’, свидтельствующая и словами, и мотивомъ о весьма высокомъ интеллектуальномъ развитіи мужика, а не о тупости и глупости. Почему же русскіе сибиряки не бросили лучину и не замнили ее боле совершеннымъ освщеніемъ — плошками, перенявъ ихъ прямо у инородцевъ? При чемъ тутъ выводъ о пониженіи расы русскаго, переселившагося въ Сибирь? 5) Пониженіе расы видятъ путешественники и въ томъ, что, напримръ, туруханскіе мщане не хотятъ переселяться на югъ, а готовы подвинуться еще на сверъ. Замчательно, что тутъ же т же путешественники приводятъ еще и такой фактъ: они говорятъ, что эти мщане очень несообщительны, а другіе, напримръ обдорскіе обыватели, прячутся, подозрвая въ путешественникахъ начальство или эксплуатирующихъ вся и всхъ промышленниковъ, на совтъ же переселиться южне и заняться земледліемъ туруханцы отвчаютъ, что они пріобыкли къ иному длу, что земледліе имъ незнакомо. Для всякаго безпристрастнаго человка простъ и ясенъ выводъ изъ этихъ фактовъ: глупо бросаться на незнакомое дло въ новой мстности, гд притомъ близки всякіе такіе люди, отъ которыхъ лучше припрятаться. При какихъ условіяхъ подобная комбинація фактовъ можетъ приводить къ заключенію о способности русскаго обращаться въ дикаря?— Конечно, при сидящей въ голов и управляющей всми мыслями гипотез о малоразвитости вообще русскаго человка, при сочетаніи всхъ наблюдаемыхъ явленій по указанному выше рутинному пріему, при произвольныхъ скачкахъ изъ области этнографіи въ область экономическихъ явленій, вообще при такомъ способ изслдованія, который не приноситъ пользы ни той, ни другой наук и только тормозитъ ихъ об и не даетъ возможности критически относиться къ собственнымъ наблюденіямъ. Увидятъ такіе изслдователи очень немного, а возмнятъ, что видли все нужное для правильнаго заключенія о предмет.

Почему-нибудь мореплаватели, охотники, туристы получили репутацію вралей. Но какимъ образомъ почтенная профессія моряка, выковывающая въ человк энергичность, честность, прямоту души, непорочность, можетъ въ то же время способствовать къ развитію въ немъ лжи?… А между тмъ дйствительно мореплаватели, въ особенности прежняго времени, отличались множествомъ неправдоподобныхъ разсказовъ. Дло здсь состоитъ именно въ томъ, о чемъ мы подробно говорили выше — въ отсутствіи правильно выработанной гипотезы для обсужденія массы новыхъ фактовъ и явленій, встающихъ предъ человкомъ при первомъ его шаг въ новой или малознакомой ему стран.

Своеобразенъ бытъ русскаго крестьянина и въ Европейской Россіи,— своеобразенъ до того, что душа крестьянина мало понятна даже спеціалисту, посвятившему себя ея изученію. Какимъ же образомъ удалось правильно уразумть спрятавшагося на окраинахъ Сибири мужика разнымъ назжимъ изслдователямъ? Что могли сказать эти люди относительно какъ сибирскаго инородца, языка котораго они не знали, такъ и про русскую бглую семью, пріютившуюся около этихъ инородцевъ? Что они могли написать врнаго относительно подробностей быта основной массы сибирскаго крестьянства, скученно населившаго западъ и средину Сибири?… Вдь они видли его только изъ тарантаса, несясь съ быстротою 20-ти верстъ въ часъ, съ пятиминутными остановками на станціяхъ. Какая громада неврностей должна заключаться въ ихъ сужденіяхъ объ этомъ населеніи Сибири! Вдь эти сужденія составились у нихъ на основаніи посылокъ отъ наблюденій на окраинахъ Сибирскаго Царства и въ городахъ, населенныхъ кулаками различныхъ формъ и классовъ и зазжими чиновниками, изъ которыхъ т и другіе склонны всегда говорить неправду изъ разсчета, изъ желанія скрыть свои поступки отъ посторонняго или замаскировать ихъ отъ своей собственной совсти. Насколько должна усилиться здсь степень неправды еще вслдствіе того, что главная, управляющая въ сужденіяхъ изслдователей и путешественниковъ въ Сибири, гипотеза выходила изъ представленій о мужик, составленныхъ во время крпостного права!…

Читателю теперь отчасти ясно, какимъ образомъ такого рода показанія и свидтельства о Сибири могутъ быть, употреблены съ пользою для дла какъ истиннаго познанія Сибири, такъ и для ршенія постановленныхъ выше вопросовъ. Какъ ни нелпъ разсказъ, но онъ все-таки лучше молчанія: что-нибудь въ немъ истинно — это первое, а во-вторыхъ — онъ можетъ наводить на познаніе какой-либо истины: разсказомъ, во многихъ случаяхъ, опредляется и самъ разсказчикъ, а это одно уже многое значитъ. Оцнивъ знанія разсказчика, опредливъ его тенденціи, можно всегда впередъ предугадать, какъ онъ пойметъ какой-либо фактъ, какія краски на него наложитъ при разсказ о немъ, и проч. Извлечь отсюда приблизительную истину уже нетрудно.

Съ тенденціями, съ предвзятыми мнніями изслдователей Сибири мы уже ознакомились. Теперь пойдемъ дальше.

Авторъ настоящей книги, задавшись цлію совокупить въ одно цлое все, что писано было досел о Сибири, исполнилъ эту работу съ полнйшею добросовстностью. Онъ не далъ читателямъ сырого матеріала,— онъ представилъ ихъ вниманію самыя выжимки изъ всхъ сочиненій и Сибири, кром того, онъ далъ читателямъ не голое изложеніе этихъ выжимокъ, но потрудился надъ составленіемъ изъ ихъ группъ цлыхъ картинъ, представляющихъ тотъ или другой отдлъ жизненныхъ явленій страны. Жало этого, несогласный со многими изображеніями этихъ картинъ, онъ провелъ чрезъ вс ихъ свои комментаріи, поправки, поясненія.

Къ сожалнію, послднее сдлано имъ не отдльно, не въ одномъ мст книги, и вслдствіе этого вышло не рзко, не отчетливо, относясь къ сказаніямъ путешественниковъ я изслдователей вполн критически, г. Ядринцевъ, однако, почему-то избгалъ высказывать это категорически. Стоя, при разсмотрніи этихъ сказаній, на той же почти точк зрнія, какъ и высказанная нами выше, г. Ядринцевъ находилъ почему-то ненужнымъ выставить ее ярко передъ читателемъ. Такимъ образомъ онъ нисколько не застраховалъ читателя отъ пониманія положенія Сибири такъ, какъ разумло его большинство путешественниковъ и изслдователей, и этимъ самымъ далъ огромной масс ихъ мнній возможность туманить собственныя его мннія. Плоды изъ этого вышли и выйдутъ не весьма желательные: уже одинъ изъ рецензентовъ настоящей книги выразилъ удивленіе, какимъ образомъ ея авторъ хлопочетъ о самоуправленіи, гласномъ суд, земскихъ учрежденіяхъ для Сибири, когда вс классы людей, живущихъ въ Сибири, заявляютъ себя съ самой худшей стороны. Полнйшее невжество въ низшихъ и высшихъ слояхъ общества, промышленный и торговый разбой, распущенность и хищничество со стороны чиновниковъ, низкій повсюду уровень нравственности, отсутствіе поэзіи, одна животная, скотская жизнь, везд кабала и везд хищничество — вотъ картина положенія Сибири, составившаяся у рецензента по ознакомленіи съ книгой,— картина, вызвавшая его на постановку вопроса: какая тутъ можетъ быть рчь о самоуправленіи?

Конечно, г. Ядринцевъ, говоря о всхъ выгодахъ, которыя можетъ получить край отъ самоуправленія и гласнаго суда, имлъ въ виду главнымъ образомъ русское населеніе, занявшее сплошною массой западъ и средину Сибири. Онъ, разумется, зналъ, что это населеніе не тронуто изслдованіемъ, доказательствомъ чему служитъ, составленная имъ въ послднее время, программа собиранія свдній о землевладніи сибирскихъ крестьянъ. Въ эту программу внесено огромное число такихъ вопросовъ, которые прямо свидтельствуютъ, что эта часть Сибири совершенно не изслдована.

Какъ человкъ много лтъ изучавшій Сибирь и присмотрвшійся къ быту крестьянъ безъ особыхъ предубжденій, г. Ядринцевъ, конечно, понялъ и узналъ здсь очень многое. Это очень многое дало ему и точки отправленія при составленіи программы вопросовъ. Такимъ образомъ, составляя свою книгу: ‘Сибирь какъ колонія’, онъ не могъ не имть въ виду главнйшей массы сибирскаго крестьянства, массы трудолюбивой, умной, крпкой духомъ и тломъ. Онъ видлъ здсь чистйшій славянскій обликъ людей, знакомые типы россійскихъ сверныхъ крестьянъ, онъ слышалъ въ ихъ говор новгородское нарчіе, архитектура ихъ избъ, расположеніе селеній и проч. напоминали ему, вроятно, губерніи Новгородскую, Вологодскую, Архангельскую. Вглядываясь въ ихъ бытъ, онъ, конечно, замтилъ здсь крпкую общинную связь и дисциплину, при существованіи которыхъ ему понятно становилось, почему здсь всякій прозжій человкъ можетъ ночевать у любого крестьянина, оставивъ свое имущество на двор, въ повозк, почему здсь можно отправить изъ города въ городъ въ гости къ родственникамъ за четыреста, за шестьсотъ верстъ маленькихъ дтей съ какою-либо старухой {Перезды въ Сибири очень дешевы и къ большимъ разстояніямъ тамъ вс привыкли настолько, что обычай здить въ гости за двсти, триста и боле верстъ практикуется весьма часто.}, несмотря на то, что тамъ нтъ и не было урядниковъ, а что касается до станового пристава (земскій засдатель), то его участокъ равняется по величин любому королевству западной Европы. Между тмъ по этому безначальному пространству бредетъ множество ссыльныхъ и бглыхъ съ каторжныхъ работъ,— бредетъ и не тронетъ беззащитныхъ путниковъ. Г. Ядринцевъ зналъ, что эти толпы трепещутъ силы и власти сибирской крестьянской общины. Зналъ онъ, конечно, и тотъ фактъ, который напечатанъ въ No 10 Восточнаго Обозрнія, а именно, что здсь писарю даютъ огромные оклады затмъ, чтобы дйствительное крестьянское самоуправленіе могло существовать на самомъ дл, во всей своей справедливости, чтобы власть міра дйствительно была власть твердая, могучая, какою, однимъ словомъ, она выражается въ пословицахъ. За три, за четыре, даже за шесть тысячъ рублей жалованья писарь здсь обязывается быть слугой общества, какъ въ его внутреннихъ, такъ и во вншнихъ длахъ. Въ перваго рода длахъ онъ обязанъ писать, что ему прикажетъ общество, вести темныя (подпольныя) книги, въ которыя вносятся вс гласные и негласные расходы (въ явныя книги отчетность здсь вносится въ томъ вид, въ какомъ она можетъ, и должна быть представляема начальству). Во второго рода длахъ, вншнихъ, писарь долженъ устраивать отношенія деревни съ мстнымъ начальствомъ и уничтожать поводы ко-всякимъ ненужнымъ въздамъ и наздамъ этого начальства. Разсчетъ сохраненія громаднаго жалованья и затмъ страхъ крестьянскаго самосуда заставляютъ писаря, конечно, быть дйствительнымъ слугою общества. Вообще здсь не создавать нужно самоуправленіе, а закрпить только существующее, т. е. поставить крестьянство въ такое положеніе, при которомъ ему ненужно было бы платить писарямъ по нскольку тысячъ рублей жалованья и давать окупы для избжанія ненужныхъ въздовъ и наздовъ. И г. Ядринцевъ горячо отстаиваетъ настоятельную необходимость этого, въ виду многихъ угрожащихъ обстоятельствъ.

Эти угрожающія обстоятельства берутся авторомъ прямо съ практики, но, къ сожалнію, изъ тхъ мстностей Сибира, положеніе которыхъ, въ силу разныхъ причинъ, сдлалось съиздавна не похоже на положеніе тхъ срединныхъ частей Сибири, о которыхъ мы сейчасъ говоримъ. Такъ г. Ядринцевъ приводитъ примръ изъ мстностей, находившихся въ крпостной зависимости Алтайскаго горнаго вдомства и изъ мстностей, близкихъ къ золотымъ розсыпямъ. Бытъ русскаго насленія въ этихъ мстностяхъ дйствительно разбитъ кулаками и хищиками разнообразныхъ наименованій и типовъ, покровительствуемыхъ всею системой политики, какъ мстной сибирской, такъ и всероссійской, съиздавна поощрявшей капиталистическое производство.

Г. Ядринцевъ опасается, что дйствіе этой политики рано или поздно коснется и остального крестьянства, и стращаетъ страшными примрами насилій въ Алта и на частныхъ золотыхъ промыслахъ, гд эта политика дйствовала издавна. Но, длая это, онъ опять категорически не* заявляетъ, что главнйшая масса сибирскаго крестьянства еще не испытала гнета капитала и только еще можетъ подвергнуться ему.

Въ стать своей: ‘Кустарная промышленность въ Сибири’ — г. Ядринцевъ приводитъ знаменательнйшій фактъ: въ наиболе старйшихъ и скученныхъ мстностяхъ западной части Сибири, напримръ Курганскомъ округ, мстные кустари мняются матеріаломъ и издліями съ кустарями Шадринскаго узда, обходясь такимъ образомъ безъ посредника— торговаго человка. Этотъ фактъ вмст съ другими, уже указанными, прямо говоритъ, что здсь кулачеству пока нтъ еще мста. Между тмъ отъ отсутствія категорическаго заявленія объ этомъ читатель настоящей книги не выводится изъ ошибочныхъ представленій о Сибири.

Никто изъ сибирскихъ изслдователей, путешественниковъ и туристовъ не выяснилъ, что въ Сибири съ самаго начала ея занятія русскими развернулось дв жизни, дв дятельности: одна — громкая, блестящая результатами, которые говорили о себ далеко за предлами Россіи, другая — тихая, никому неизвстная,результаты которой могутъ манить къ. себ только самаго скромнаго труженика — крестьянпна-земледльца.

Первая дятельность — это добыча дорогихъ мховъ, которыми давно уже оскудли Европейская Россія и западная Европа, самоцвтныхъ камней и драгоцнныхъ металловъ, которыхъ въ Россіи было всегда мало.

Дорогіе мха до того были важны и цнны для царственной Москвы и большихъ городовъ, что на добычу ихъ жадно бросались предприниматели различныхъ классовъ русскаго общества. Но добывать ихъ оказалось возможнымъ не иначе, какъ подъ формою прямого насилія — военной добычи и дани, или посредствомъ экономическаго разбоя. Съ этими цлями шли въ Сибирь казаки, стрльцы, хали купцы и промышленники. Такъ началась политика хищенія туземцевъ.

Осмотрвшись затмъ хорошенько въ Сибири и наткнувшись на богатые золотомъ пески и драгоцнными каменьями горы, промышленники и купцы жадно бросились на это, общавшее быструю наживу, дло. Сулило оно несмтныя богатства такъ ясно и выразительно, что не замедлило послдовать и принудительное переселеніе крестьянъ для работъ на горныхъ заводахъ и взятіе дорогихъ горъ въ завдываніе правительства. Явилась такимъ образомъ узаконенная кабала. Частный предприниматель не остался тоже въ наклад. Онъ нашелъ себ много другихъ мстностей, не занятыхъ правительствомъ, а давать ему привилегіи и льготы было въ нравахъ тогдашней политики.

Но работниковъ — пролетаріевъ въ Сибири почти не было. Поэтому пришлось пустить въ ходъ вс соблазны, обманы и притсненія, чтобы добыть рабочія руки. H вотъ частные золотопромышленники пользуются бглыми изъ Россіи, сулятъ громадную плату поселившимся подл земледльцамъ, прикащики ихъ вырываютъ всевозможными путями изъ этихъ селеній все, что послабе, поподатливе, чему не задалось земледліе, заманиваются сюда и новые переселенцы. Начинается работа въ дикой тайг,— работа трудная, измучивающая человка, надляющая его болзнями, калчествомъ,— работа въ такой обстановк, съ такими условіями, при которыхъ непьющій станетъ пить, наклонный къ разврату развратится, слабый ослабетъ еще больше, здоровый и сильный познаетъ болзни и потеряетъ половину своего прежняго рабочаго я. Всей этою нуждой и слабостью воспользуется золотопромышленникъ и закабалитъ рабочаго на будущій годъ. Чтобы лучше достигнуть цли, онъ устроитъ по пути отъ золотого пріиска въ деревню кабаки и при ихъ помощи начнетъ разставлять пошатнувшемуся человку сти. Вс мстныя власти, конечно, будутъ помогать капиталисту, имющему связи въ губернскомъ город и столиц. Помощь въ этой глухой сторон можетъ принимать самые широкіе размры, можетъ осуществляться посредствомъ самыхъ безобразныхъ способовъ. Можно прямо разорить богатую деревню, объявить ее бунтующею, привести для ея усмиренія войско и проч. Кром того, капиталисту ничего не значить выпросить себ въ столиц приписку къ его заводу и крестьянъ на поссессіонномъ прав. Вотъ такимъ-то образомъ во всхъ мстностяхъ, гд тронуты были горы и пески, начали собираться въ рукахъ горнаго чиновничества и купцовъ милліоны рублей. Полилось въ Барнаул, Томск, Енисейск и другихъ счастливйшихъ мстечкахъ шампанское, полетли въ Парижъ заказы дамскихъ туалетовъ. Какъ о Бразиліи и Калифорніи узналъ весь свтъ, такъ и о Сибири пронеслась молва повсюду, ‘Золотое дно’ потянуло къ себ все алчущее легкой наживы.

Драгоцнные мха на сверныхъ и восточныхъ окраинахъ необъятной страны влекутъ хищниковъ кабалить инородцевъ, золотыя горы и долины въ Алта и другихъ мстностяхъ побуждаютъ хищниковъ кабалить русское крестьянство. Кормящееся, благодаря этой систем, чиновничество не только простираетъ руку помощи къ хищникамъ, но само толкаетъ ихъ на это дло. Высшее правительство разсуждаетъ о сибирскомъ дл но фактамъ, представляемымъ чиновничествомъ и капиталистами, и потому видитъ многое въ ихъ свт, длаетъ значитъ все въ ихъ пользу.

Иною жизнью жило огромное большинство обитателей Сибири — русскихъ крестьянъ. Они были далеко отъ странъ пушного звря и золотыхъ промысловъ. Работали они надъ добычею хлба — такого продукта, который не нуженъ былъ никому изъ сильныхъ земли, было его съ избыткомъ и въ Европейской Россіи, гд тогда длать изъ него ничего не умли, кром какъ печь хлбы и курить вино, послдняго тоже двать было некуда. Такимъ образомъ въ этой части Сибири хищникамъ не было никакого выгоднаго занятія. Чиновничество могло здсь побираться только крохами, а потому все предпріимчивое изъ этой рати отвлекалось на промысловыя и золотоносныя мстности Сибири. Выдлились со временемъ здсь ремесленники, но они производили только то, что нужно для крестьянскаго обихода: кузнецъ ковалъ для своей и сосдней деревень, плотникъ, печникъ имли работу тоже по сосдству, холстъ, сукно ткала для себя каждая семья. Развились co-временемъ и такъ — называемые кустарные промыслы, но и они первоначально удовлетворяли только мстнымъ нуждамъ,— производители везли свои произведенія прямо на ближайшія ярмарки. Курганскіе сундучники, напримръ, длали изъ мстнаго дерева сундуки, а уральскіе мастера снабжали ихъ желзомъ на обивку, сундуки такимъ образомъ мнялись на желзо, желзо — на сундуки. Не было, слдовательно, и внутри сельской жизни почвы для развитія людей торговыхъ — кулачества. Наконецъ, около городовъ начали возникать заводы кожевенные, мыловаренные, кузнечные и проч. Явилась потребность въ рабочихъ. Она, по незначительности производства, удовлетворялась ссыльно-поселенцами, которые ежегодно прибывали въ Сибирь и находили заработки преимущественно въ городахъ, шли въ работники также мстные мщане и пригородные крестьяне. Издлія этихъ заводовъ тоже были не таковы, чтобъ ихъ можно было пускать по высокой цн. Это вдь не были фабрики съ машиннымъ производствомъ и громаднйшимъ сбытомъ, а просто заводики, кормящіе предпринимателей и работниковъ. Большой наживы, и притомъ наживы безъ труда, они не давали,— слдовательно, не были на руку хищникамъ.

Такъ тихо и смирно и никому не вдомо — ни хищникамъ, ни путешественникамъ — жила эта самая значительная часть русскаго сибирскаго населенія, едва пошевеливаемая мстнымъ чиновничествомъ по поводу какого-нибудь изъ ряда вонъ выходящаго событія, безъ которыхъ не жилъ еще на свт ни одинъ уголокъ земли. Страна культивировалась, проводились дороги по большимъ трактамъ, община самоуправлялась строго и крпко. Такъ было еще недавно, такъ почти въ общемъ идетъ здсь дло и теперь, такъ и долго будетъ идти, по крайней мр до проложенія желзной дороги въ Сибирь изъ Россіи.

Итакъ, ту сумму представленій, которая у насъ разумется подъ понятіемъ, выражаемымъ словомъ ‘Сибирь’, нужно отнести къ тмъ мстностямъ Сибири, раскинутой на 8.000 верстъ (въ длину), гд группируются горные заводы, золотые пріиски и гд добываются цнные мха. Это вотъ и есть знаменитая и страшная Сибирь — ‘Золотое дно’, знаменитая въ смысл быстрой наживы, страшная — въ смысл мста каторжныхъ работъ и экономической кабалы.

Другія мстности Сибири, въ которыхъ сгруппировано скромное, патріархальное земледльческое населеніе, вроятно, получатъ какое-либо иное прозвище, посл того, какъ наши ученые и изслдователи займутся ихъ изученіемъ. Первый шагъ къ этому сдланъ еще только около двухъ лтъ назадъ — выработкой г. Ядринцевымъ программы для собиранія свдній. Отвты на вопросы этой программы уже начали поступать и частію дали намъ много матеріала для вышеизложенной характеристики земледльческихъ мстностей Сибири.

III.

Разсматривая и опредляя предвзятыя мннія, ошибки въ заключеніяхъ относительно явленій сибирской жизни, степень подговки къ длу изслдованія неизвстной страны, мы приводили вмст съ тмъ много такихъ фактовъ изъ жизни Сибири, которые могутъ служить, между прочимъ, матеріаломъ для ршенія особенно занимающихъ насъ вопросовъ, относительно способности страны къ самоуправленію и поставленнаго въ связи съ нимъ вопроса, почему большинство земствъ Россіи и публицистовъ пришли къ заключенію о необходимости поставить самоуправленіе русскаго крестьянства въ зависимость отъ другихъ, высшихъ сословій. Подготовивъ, такъ-сказать, почву для разсмотрнія этихъ вопросовъ, мы теперь можемъ прямо приступить къ этому длу.

Одинъ изъ главнйшихъ выводовъ изъ приведенныхъ выше фактовъ сибирской жизни заключается, какъ мы выше видли, въ томъ, что самоуправленіе въ земледльческихъ селахъ Сибири существуетъ съиздавна, что нужно только помочь ему сохраниться, избгая введенія такихъ порядковъ, которые могутъ мшать его правильной жизни.

Но будетъ ли возможно развитіе самоуправленія до степени земскихъ учрежденій и гласнаго суда въ закабаленныхъ частяхъ Сибири, доставившихъ ей прозвище ‘Волотаго дна’ — это вопросъ особаго рода. Г. Ядринцевъ ршаетъ его, но, впрочемъ, простымъ только отвтомъ: ‘можно’. Ясныхъ фактическихъ основаній къ этому ршенію мы въ его книг не нашли {Можетъ-быть потому, что авторъ — сибирякъ и для него не можетъ быть сомннія въ способности умнаго, энергичнаго и самодятельнаго сельскаго населенія Сибири къ самоуправленію. Такіе отзывы о сибирскихъ крестьянахъ намъ не разъ приводилось слышать отъ людей среди ихъ выросшихъ,— конечно, отъ людей, которыхъ судьба уберегла какъ-то отъ ложныхъ предразсудковъ и мнній вообще относительно русскаго мужика.}.

Мы съ своей стороны, обращаясь къ этому вопросу, осложняемъ его вопросомъ о сибирскомъ город. Земскія учрежденія и гласный судъ, которые существуютъ нын въ Россіи, суть учрежденія, соединяющія въ себ представителей всхъ сословій. Въ русскомъ город и въ каждой волости его узда живетъ обыкновенно много дворянъ-землевладльцевъ, или ихъ управляющихъ, духовенства, купцовъ. Тамъ каждая территоріальная единица можетъ поставить представителей почти отъ всхъ сословій.

Въ Сибири — наоборотъ: въ селахъ ея обитаетъ только крестьянское сословіе, духовенства и купечества весьма мало, дворянства мстнаго, т.-е. дворянъ-землевладльцевъ, здсь нтъ вовсе. Населеніе города состоитъ изъ разныхъ скоре классовъ, нежели сословій. Здсь пребываютъ зазжіе чиновники изъ дворянъ, зазжіе купцы и мщане, разночинцы, аферирующіе на торговомъ и промышленномъ поприщ. Къ постояннымъ, осдлымъ жителямъ города нужно отнести: отставныхъ чиновниковъ и военныхъ, доживающихъ свой вкъ въ собственныхъ домахъ или даже въ наемныхъ помщеніяхъ, коренныхъ сибирскихъ купцовъ и мщанъ, затмъ часть ссыльно-поселенцевъ, осдающихъ въ город — въ качеств ремесленниковъ, мелкихъ торговцевъ, прислуги, чернорабочихъ.

При такомъ состав сибирскаго города, конечно, трудно ожидать чего-либо твердо укрпившагося, объединяющаго всхъ и вся. Чиновники и назжіе предприниматели и аферисты представляютъ собою весьма подвижной элементъ городского населенія. Рдкій чиновникъ и предприниматель живутъ подолгу въ одномъ мст. Большинство исчезаетъ изъ Сибири или переноситъ свою дятельность изъ города въ городъ. На мсто выбывшихъ являются новыя лица. Ежегодно приливаютъ новыя личности изъ ряда людей, ссылаемыхъ на житье и на поселеніе, часть ихъ, отжившая срокъ, оставляетъ городъ, возвращаясь въ Россію, или передвигаясь въ другой городъ. Такимъ образомъ сибирскій городъ представляетъ собою маленькій Вавилонъ — смшеніе почти всхъ народностей и племенъ Россіи: шведы, финляндцы, нмцы, литовцы, поляки, малоруссы, евреи, кавказцы, уроженцы Архангельска и Астрахани, Перми и Крыма, блоруссы и восточные инородцы — выходцы изъ разныхъ мстъ Сибири, Монголіи, Бухары, Туркестана, Киргизскихъ степей, вс эти народности и племена вы встртите въ классахъ чиновническомъ, военномъ, торговомъ, промышленномъ, ремесленномъ, чернорабочемъ. Что касается до всхъ назжихъ и ссыльныхъ жителей городовъ, это по большей части народъ бывалый, видвшій много на своемъ вку, или такого рода люди, про которыхъ говорятъ: ‘прошелъ огонь и воду и мдныя трубы’. Это все развитой народъ, но развитой въ смысл борьбы съ себ подобными изъ-за личныхъ благъ. Это хорошіе политики, интриганы на всхъ тхъ поприщахъ дятельности, гд дло заключается въ умньи взять въ свои руки т выгоды, которыя шли въ другія руки. Отбить выгодное служебное мсто у его владтеля, подорвать торговлю такой-то лавки или магазина, чтобы перевести ихъ товары въ свои собственные магазины, увезти рабочихъ съ чужого пріиска на свои и проч.,— вотъ на что направлены здсь знаніе и энергія. Что касается до постоянныхъ жителей городовъ, то часть ихъ, какъ мы видли выше, образуется изъ пришлаго, подвижного элемента, а остальная часть — коренные купцы и мщане, какъ люди постоянно соприкасающіеся съ подвижнымъ элементомъ населенія, не могутъ не отражать на себ послдствій этого сожительства. Такимъ образомъ сибирскіе города — весьма яркіе представители личнаго эгоизма, индивидуализма самаго крайняго.

Что можетъ нанести смертельный ударъ такому складу жизни въ сибирскомъ город? Что можетъ имть своимъ послдствіемъ образованіе на мст ядра, въ которомъ бы зачалось единеніе вмсто розни, взаимная поддержка вмсто постоянной борьбы?— Отвтъ на это читатель можетъ найти въ тхъ подробностяхъ книги г. Ядринцева, которыя касаются исторіи управленія Сибирью и попытокъ высшаго правительства положить какой-либо предлъ злоупотребленіямъ и произволу сибирской бюрократіи. Въ этихъ подробностяхъ можно уловить одинъ знаменательный фактъ: чмъ отдаленне и глуше мстность, тмъ боле слуги правительства перестаютъ быть, по существу, его слугами и становятся самыми послушными орудіями мстныхъ капиталистовъ.

Тамъ самый низшій агентъ власти всегда готовъ измнить даже своему непосредственному начальнику для пользъ мстнаго, маленькаго буржуа,. измняетъ онъ потому, что буржуа, собственно говоря, его кормитъ, поитъ, одваетъ. Что же касается до боле крупныхъ представителей власти, то тысячи, десятки и даже сотни тысячъ рублей, которые вывозили изъ Сибири воеводы, исправники, губернаторы, попадали въ ихъ руки главнымъ образомъ не иначе, какъ черезъ руки буржуа высшихъ’ степеней. Бывали, конечно, не рдко и случаи прямыхъ поборовъ со всхъ классовъ населенія, случаи обкрадыванія казны, но главнйшая масса наживы всегда совершалась посредствомъ взятки, за которую имющій власть направлялъ эту власть или на прикрытіе вопіющаго злоупотребленія капиталиста, или смотрлъ сквозь пальцы на самыя возмутительныя его дйствія, или прямо помогалъ ему творить недоброе въ пользу его кармана, и проч.

Въ исторіи управленія Сибири можно весьма ясно прослдить, какъ здсь затягивалась мертвая петля надъ каждымъ въхавшимъ сюда большимъ и маленькимъ чиновникомъ.

Богатыми людьми были здсь только знакомые намъ хищники. Они составляли здсь все мстное общество. На крестьянство же вс не крестьянскіе классы смотрли въ Россіи и здсь какъ на стадо, какъ на извстныя механическія вещи, обязанныя служить для пользъ и нуждъ другихъ сословій. Таково же, конечно, было и отношеніе къ инородцамъ. Относительно послдняго можно было бы сказать, что оно представлялось еще худшимъ, еслибы только можно было придумать что-либо боле худшее, нежели отношеніе къ крестьянству.

Такимъ образомъ чиновникъ съ перваго своего шага въ страну окружался обществомъ, старавшимся подчинить его себ всми способами. Уже одно стремленіе каждаго человка жить между людьми должно было свести чиновника на знакомство, на пріязнь хотя съ нкоторыми личностями изъ мстныхъ жителей. Затмъ первый, хотя бы невольный, его шагъ по незаконному пути ставилъ его въ зависимость отъ толкнувшихъ его на дурной путь, а также въ зависимость отъ его сослуживцевъ и подчиненныхъ, ране его вступившихъ на -этотъ путь. Несоблюденіе имъ интересовъ капитала грозило ему доносами этой силы, уважаемой и за Ураломъ. Въ мстностяхъ ‘Золотого дна’, въ особенности тхъ, въ которыхъ наиболе развернулась хищническая дятельность, напримръ, Алтая, мстный капиталистъ могъ длаться неограниченнымъ владыкою нсколькихъ волостей, творить судъ и расправу, распоряжаться какъ помщикъ имуществомъ крестьянства. Никто изъ мстныхъ властей не смлъ оспаривать эту власть. Въ тайгахъ, на частныхъ золотыхъ пріискахъ владлецъ ихъ распоряжался и жизнію рабочихъ. Процессъ засканія на смерть исполнялся или черезъ посредство своихъ обыкновенныхъ слугъ — управляющихъ и прикащиковъ, или совершалась эта гнусность руками представителей пріисковой полиціи.

Но истинные владыки ‘Золотого дна’ не могли и не бороться другъ съ другомъ, не искать способа подорвать одинъ другого. Чиновничество, угождая однимъ, наживало враговъ въ другихъ. Поэтому доносамъ, присылк слдователей и ревизоровъ всегда было мсто. Но вс эти слдствія, ревизіи и возникающія изъ нихъ судебныя дла не измняли дла. Новыя личности, взамнъ прежнихъ, волей или неволей, должны были идти по стопамъ своихъ предшественниковъ. Такъ, напримръ, одинъ отршенный Сперанскимъ исправникъ оказался лучшимъ, нежели его замститель, а потому пришлось вскор отршить послдняго и возвратить на мсто перваго. Случай отнюдь не единичный.

Этихъ указаній изъ книги г. Ядринцева довольно для того, чтобы придти къ выводу, что исключительно бюрократическое управленіе для деревни и города совершенно непригодно. Что же касается до постройки городского управленія на капиталистическомъ начал, то это будетъ равносильно созданію анархіи. На какомъ же начал должно строиться самоуправленіе въ сибирскомъ город и какъ затмъ оно можетъ быть соединено въ одно цлое съ самоуправленіемъ деревни?

Возьмемъ напередъ для упрощенія дла города въ земледльческихъ мстностяхъ Сибири и посмотримъ, въ какой степени могутъ считаться въ этихъ городахъ годными для самоуправленія постоянные ихъ жители. Одни изъ нихъ — отставные чиновники — старые гршники, бывшіе хищники. Но, удалясь отъ службы, они потеряли свое привилегированное положеніе, свои прежнія связи и вкусили всю горечь посторонняго произвола. Другая часть — купечествующій классъ — господствуетъ теперь безгранично, благодаря помощи надленнаго безграничною властью чиновника. Отнимите у него эту поддержку, онъ потеряетъ три четверти силы. Третья часть — мелкіе торговцы и маклаки — сильны опять только тмъ, что будочники и квартальный на ихъ содержаніи. Опредлите дятельность будочника и квартальнаго закономъ, а не произволомъ стоящаго надъ ними короннаго и капиталистическаго начальства, и маклакамъ не будетъ повода брать на свое иждивеніе низшихъ представителей власти: послдніе не въ силахъ будутъ защитить ихъ отъ кого бы то ни было, а въ особенности отъ правильнаго, напримръ, и независимаго суда. Такимъ образомъ сила маклачества ослабетъ. Затмъ остаются два трудовыхъ класса — ремесленники и чернорабочіе. Одно то, что эти два класса живутъ трудомъ, служитъ залогомъ ихъ сравнительно большей нравственности, боле стойкихъ и крпкихъ понятій о долг, въ этихъ же классахъ есть зародышъ уваженія къ чужому труду, къ личности и боле ясныя и крпкія понятія о справедливости. Правда, что уровень ихъ развитія не высокъ,— правда, что простой земледлецъ стоитъ выше ихъ по разносторонности взгляда, не тронутаго вліяніемъ городскихъ нравовъ, но сибирскій ремесленникъ и чернорабочій не такъ удалены отъ природы, какъ, напримръ, родившіеся и выросшіе въ столицахъ, да не имютъ ничего общаго и съ фабричными работниками. Здсь каждый ремесленникъ самъ по себ хозяинъ, а чернорабочій тоже зачастую живетъ въ собственной избушк и наврное у значительнаго ихъ числа найдется свой огородъ и пахатная земля подъ городомъ. Это что-то среднее между крестьяниномъ и мщаниномъ какъ по роду занятій, такъ и по понятіямъ. Во всякомъ случа развитіе ихъ достаточно для того, чтобы понимать большинство весьма простыхъ и обыденныхъ длъ городского хозяйства. Притомъ вдь не изъ нихъ же однихъ и будетъ составлено городское управленіе.

Существующіе нын два рода самоуправленія въ сибирскихъ городахъ: одно на основаніи прежнихъ, другое — недавнихъ законоположеній — выяснили уже свою несостоятельность настолько достаточно, что намъ приходится указать на нее только затмъ, чтобы сказать: если самоуправленіе, созданное на началахъ ценза, изъ рукъ вонъ плохо, то отчего не потребовать, въ видахъ особенностей страны, устройства самоуправленія на начал постояннаго занятія въ город какою-либо работой, хотя бы только умственною? Почему не можетъ быть избирателемъ и гласнымъ прожившій нсколько лтъ въ город учитель узднаго училища или гимназіи? Какое различіе можетъ быть между двумя отставными чиновниками въ томъ случа, если одинъ живетъ на пенсію въ собственномъ дом, а другой — въ наемномъ? При чемъ здсь будетъ владніе недвижимою собственностію?

Что касается до крестьянскаго самоуправленія, то оно, какъ мы уже видли выше и какъ еще увидимъ ниже, въ земледльческихъ мстностяхъ уже совершенно готово. Остается только имъ воспользоваться.

Затмъ, такъ какъ интересы города и деревни совершенно противуположны и такъ какъ въ деревн живетъ только одинъ элементъ земледльческій, то зачмъ сливать ихъ въ одно смшанное, безсословное земское собраніе? Не лучше ли будетъ, чтобы представители города и представители деревни, собираясь въ одинъ пунктъ, судили и рядили свои дла порознь и только по вопросамъ общимъ для деревни и города сходились въ общее засданіе съ единственною, впрочемъ, цлью — высказать каждою изъ сторонъ доводы въ свою пользу и объявить возможныя уступки?

При невозможности соглашенія, вопросъ можетъ ршаться уже другою высшею инстанціей власти, нисколько не заинтересованною въ особомъ покровительств или городу, или узду,— власти, имющей въ виду только общія пользы страны или государства. Конечно, эта инстанція не должна быть инстанціей административной.

Общинный складъ жизни деревень и построенный на индивидуализм складъ городской жизни не соединимы въ одно цлое, они хотя и могутъ существовать одинъ подл другого, но собственно только потому, что деревня и городъ стоятъ на территоріи государства, о чемъ подробно говорено было уже нами въ Русской Мысли {1881 года, кн. XI.}. Подобнымъ образомъ, т.-е. разъединенно, устроенному, для города и для деревни, самоуправленію можно предсказать полнйшій успхъ въ селеніяхъ и городахъ земледльческихъ мстностей Сибири.

Но какъ пойдетъ дло въ такихъ, напримръ, городахъ, какъ Барнаулъ, Томскъ, Иркутскъ и проч., которые представляютъ собою центры эксплуататорской дятельности? Дв главнйшія отрасли этой дятельности, два способа наживы въ этихъ частяхъ Сибири состоятъ исключительно: а) въ пріобртеніи дорогихъ мховъ и б) въ добыч золота изъ песковъ и металловъ изъ горъ. Больше здсь нтъ никакихъ другихъ производствъ. Въ загон здсь можно сказать и самое земледліе.

Основаніе, на которомъ построена здсь нажива, заключается только въ одной кабал и искусномъ соперничеств другъ съ другомъ. Ни знаніе, ни трудъ не имютъ здсь мста. Обворовать инородца — значитъ нажить деньгу на мхахъ, поставить крестьянъ въ такое положеніе, что имъ ничего боле не остается, какъ бросать соху и работать за безцнокъ на горномъ завод или промывать въ тайг золотые пески — значитъ разбогатть на горнозаводской и золотоискательной промышленности.

Въ какой степени здсь и народъ, и другія сословія способны къ самоуправленію? Приложимо ли къ городу этой мстности Сибири все то, о чемъ мы говорили относительно города въ земледльческихъ мстностяхъ Сибири? Въ какой степени закабаленный народъ сохранилъ здсь способность къ самоуправленію?

Въ масс собранныхъ г. Ядринцевымъ сказаній путешественниковъ и излдователей объ этой части Сибири мы видимъ все не въ пользу самоуправленія. Но все Это въ свою очередь говоритъ и не въ пользу существующаго управленія. Непригодность существующаго, управленія — фактъ осязательный, доказанный долгимъ опытомъ. Опытомъ также доказано и то, что ни ревизіи, ни какія иныя мры не поправили дла. Что же касается до правильнаго и широкаго самоуправленія, то оно — еще вещь непробованная. Будетъ ли хуже съ его введеніемъ?— вотъ вопросъ, за которымъ слдуетъ другой: да можетъ ли быть что хуже? А если ничего хуже предположить нельзя, то отчего же не попробовать дйствительное самоуправленіе, которое можетъ-быть и дастъ что-либо лучше? Тамъ — полная безнадежность, здсь — искра надежды.

Теперь, какъ выше говорено, господинъ этой части Сибири — крупный хищникъ, онъ же, конечно, останется господиномъ и при самоуправленіи. Но теперь ему помогаютъ и служатъ вс представители власти, на которыхъ закинута имъ, какъ мы видли выше, мертвая петля. Но лишь только часть этой власти будетъ отдана хотя бы въ руки того же хищника, то вотъ что должно совершиться: сила ему служившая длается слабе — это разъ, а вотъ и второе: сила, взятая у чиновника и отданная хищнику, окажется слабе въ его собственныхъ рукахъ. Казалось бы, что здсь нчто равное отнято у него съ одной стороны и приложено съ другой, но на самомъ дл выходитъ нчто иное. Жизнь — не математическая формула. Переходитъ здсь изъ рукъ въ руки не равная величина. Извстная часть власти, пока она находится въ рукахъ представителя правительства, иметъ въ себ вс особенности, вс характеризующія правительственную власть свойства. Ореолъ этой власти постоянно сопровождаетъ каждое дйствіе ея представителя. Выходящія отсюда практическія послдствія неисчислимы. Возьмите, напримръ, два распоряженія, относящіяся къ одному и тому же длу, но противорчащія одно другому. Одно изъ нихъ, положимъ, исходитъ отъ полицейскаго урядника, а другое — отъ волостного старшины. Которое вамъ выгодне не исполнить?— Конечно, вы выберете распоряженіе старшины, потому что ослушаніе выборной власти не равносильно ослушанію правительственной власти. Въ первомъ случа вы задваете общество, во второмъ — правительство. Таковы, по крайней мр, у насъ существующія понятія. Вотъ поэтому-то извстная часть власти, переходя отъ чиновника къ обществу, тотчасъ утрачиваетъ значительную долю своего значенія. Такъ, напримръ, извстно и вдомо всмъ и каждому, что какъ въ С.-Петербург и Москв, такъ и въ Томск и Иркутск не всегда можно обличать въ печати администратора, въ нкоторыхъ же особенныхъ случаяхъ дозволяется только жаловаться на него его высшему начальству. Обличать же и критиковать сколько угодно городского голову, земское собраніе — не составляетъ ни малйшаго преступленія и ни мало не придаетъ обличителю характера неблагонадежности.

Такимъ образомъ со введеніемъ самоуправленія будетъ сдлано многое уже одною возможностью разоблаченія дяній господъ Сибири. А разоблаченія эти будутъ потому, что кому-нибудь изъ мстныхъ дятелей и обывателей они окажутся нужны изъ чисто эгоистическихъ видовъ.

Кром того мы знаемъ, что если изъ города исчезаетъ уже послдній праведникъ, то этотъ сплошь составленный изъ гршниковъ городъ перестаетъ существовать. Слдовательно, если та часть Сибири, о которой мы говоримъ, представленная путешественниками Содомомъ и Гоморою, дйствительно была бы Содомомъ и Гоморою, то въ ней давно бы уже ничего не существовало, а между тмъ изъ разсказовъ этихъ же путешественниковъ, между прочимъ, видно, что въ Сибири есть много людей, страдающихъ отъ господства хищничества, сознающихъ и поносящихъ это хищничество, понимающихъ, что при отсутствіи его, при обузданіи, по крайней мр, его исключительнаго господства жизнь станетъ легче и лучше.

Все это — такія данныя, которыя говорятъ въ пользу введенія самоуправленія и въ ту часть Сибири, которая дала поводъ называть ее ‘Золотымъ дномъ’.

Похоже или непохоже положеніе длъ въ Сибири на положеніе длъ въ Россіи?— Всюду пишется, что нтъ. Но что мы видимъ изъ книги г. Ядринцева?— Видимъ, во-первыхъ, что у писавшихъ о Сибири путешественниковъ и изслдователей предвзятыя мннія, способъ наблюденія, пріемъ сужденій таковы же, какъ и у тхъ русскихъ земскихъ дятелей, публицистовъ и другихъ лицъ образованнаго русскаго общества, которые изрекли недавно, что крестьянское самоуправленіе слдуетъ поправить посредствомъ опеки надъ нимъ,— что люди образованнаго русскаго общества, писавшіе о Сибири, обсудили и обрядили массу сибирскаго земледльческаго крестьянства, не видавъ почти его. Оглядвъ поверхностно бытъ обрусвшихъ инородцевъ и жителей окраинныхъ остроговъ — Туруханска, Обдорска и проч., они приписали особенности этихъ звропромышленниковъ тремъ милліонамъ земледльцевъ, занявшихъ западъ и середину Сибири. Точно также и въ Россіи люди образованнаго общества, не изучивъ общиннаго быта русскаго народа и судя о крестьянств по домашней прислуг и фабричнымъ рабочимъ, сочинили ему самоуправленіе безъ самоуправленія, судъ безъ суда.

Во-вторыхъ, въ Сибири высшіе классы общества заявили себя умньемъ отнимать у инородца дорогіе мха, а у земледльца — соху, эту помху къ обращенію хозяина въ батрака на золотомъ пріиск или горномъ завод. Ничмъ инымъ они не жили и не живутъ. Но чмъ же живетъ въ Россіи большинство купечествующаго и владющаго землею люда? Нтъ въ Россіи золотыхъ пріисковъ, но есть за-то фабрики и заводы, Мурманскій берегъ, каспійскія воды, и все это съ такими порядками, которые мало чмъ разнятся отъ сибирскихъ, есть затмъ въ Россіи хлбная торговля, башкирскія земли, есть крестьянскіе отработки за разстилку холстовъ для бленья на чужой земл, за ведро воды, за грибъ, за проходъ по чужой дорог, есть ссуды деньгами и хлбомъ за проценты, въ нсколько разъ превышающіе капиталъ, и проч. Правда, вс эти роды хищничества носятъ въ Россіи мягкія названія, все это обиранье оформлено, совершается безъ такихъ отчаянныхъ безобразій, какъ въ Сибири, но сущность его отъ этого не измняется.

Въ-третьихъ, какое производство поощрялось въ Россіи до послдняго времени — капиталистическое, или противуположное ему?… По этому вопросу никто въ настоящее время уже и не споритъ. Но въ Россіи это поощреніе тоже принимало боле или мене благовидныя формы, подъ которыми не вс его и разглядли скоро, оно длалось иногда во имя экономической науки. Въ Сибири же оно являлось безъ всякой маски. Създившій въ столицы капиталистъ возвращался въ Сибирь исполненнымъ такого всемогущества, что вс мстныя власти не смли не удовлетворять самыхъ безобразныхъ его хотній. Въ Россіи, напримръ, для взысканія съ какой-либо деревни, нуженъ становому исполнительный листъ отъ мирового судьи, въ Сибири же какой-нибудь золотоискатель просто намекалъ кому слдуетъ, что нужно даровыхъ работниковъ, и намекъ быстро исполнялся. Такими прямыми путями въ Сибири убивали и убиваютъ земледліе около горныхъ и золотыхъ промысловъ и получали батраковъ, а въ Россіи дло это творится посредствомъ различныхъ фокусовъ, изъ которыхъ весьма не дуренъ будетъ послдній, если удастся его продлать окончательно, именно — исправленіе крестьянскаго самоуправленія посредствомъ опеки надъ нимъ старшихъ братьевъ но карману и общественному положенію.

Итакъ, современная Сибирь — не дочь ли Россіи, во всемъ похожая на родную мать, съ тою только разницей, что послдняя, какъ взрослая, уметъ скрывать многіе свои недостатки, а первая этому еще не выучилась?… Если это такъ, то мы, значитъ, въ прав сказать: 1) что книга о Сибири г. Ядринцева полезна для каждаго русскаго читателя уже однимъ тмъ, что явленія сибирской жизни освщаютъ намъ иногда запутанные и темные вопросы жизни Европейской Россіи. 2) Если въ Россіи большинство землевладльческаго и торговаго классовъ добываетъ средства жизни посредствомъ чужого труда, какъ и въ Сибири, то почему, при одинаковомъ положеніи дла тутъ и тамъ, Россія можетъ имть самоуправленіе, а Сибирь не можетъ? 3) Если въ Россіи земскія учрежденія, составленныя изъ людей живущихъ чужимъ трудомъ (крестьянство вдь участвуетъ въ земств фиктивно), все-таки принесли извстную долю пользы, то какой же резонъ можно выставить противъ безполезности этихъ учрежденій въ Сибири, гд въ ихъ составъ войдутъ люди того направленія и наклонностей? Если при такомъ состав земскихъ, учрежденій Россіи находятся люди, интересы которыхъ заставляютъ иногда идти противъ многаго вреднаго благосостоянію массъ, а слдовательно и государства, то почему же не окажется такихъ интересовъ у многихъ гласныхъ и сибирскаго земскаго собранія? Страна, гд нтъ ни одного праведника, погибаетъ, да притомъ и эгоистическіе интересы у разныхъ людей бываютъ различны и вызываютъ у нихъ взаимныя противодйствія другъ другу. 4) Если въ Россіи подл крестьянской земли есть земля личнаго собственника, обрабатываемая крестьянскими руками, то вдь не это обстоятельство ввело крестьянъ въ составъ земскихъ собраній. Законодатель посадилъ мужика на одну лавку съ дворяниномъ и купцомъ, руководясь только мыслью объ устройств благосостоянія мужика. Такимъ образомъ, если практика помшала осуществленію этой мысли законодателя, то вдь ничто не мшаетъ и удалить помхи. Что касается до Сибири, то въ уздахъ ея губерній нтъ личнаго землевладльца подл общинника-крестьянина, тамъ личная предпріимчивость направлена на промышленную и торговую дятельность, а не земледльческую, слдовательно, тамъ вопросъ о батрак возникаетъ только на пріиск и горномъ завод, людей промышляющихъ и торгующихъ землей въ Сибири тоже нтъ, этотъ такъ-сказать перекидной мостикъ не соприкасаетъ между собою торговца землей съ земледльцемъ. Земли въ Сибири много, произведенія ея. дешевы, сбывать ихъ некуда, торговля ими, слдовательно, не озолотитъ купца, такимъ образомъ тамъ всякій крупный землевладлецъ скоре будетъ бднякомъ, нежели богачомъ. Въ силу всего этого въ земледльческой части Сибири крестьянинъ въ своей деревн находится вдали отъ всего, живущаго по складу жизни городской, промышленной, торговой. И дйствительно, хлбъ здсь добывается собственными руками крестьянина, одежда его приготовляется имъ самимъ тоже изъ непокупныхъ матеріаловъ — льна, конопли, дерева, шерсти, кожи. Слдовательно, здсь благосостояніе крестьянства не измнится отъ того, будетъ ли Сибирь продолжать слыть ‘Золотымъ дномъ’. Здсь, такимъ образомъ, и подавно нтъ причинъ подвергать крестьянство опасности единенія въ одно учрежденіе съ остальными классами общества.

——

Вопросъ объ этой опасности столь важенъ, что обязываетъ высвтить его возможно ясне. Но такъ какъ этому длу была посвящена въ Русской Мысли особая статья, основанная на данныхъ ‘Сборника матеріаловъ для изученія поземельной общины’ {Русская Мысль 1881 г., кн. XI: ‘Наше крестьянство и общинное землевладніе’.}, то мы укажемъ здсь вкратц только на т общіе выводы, которые слдуютъ изъ данныхъ ‘Сборника’.

Эти данныя весьма рзко указываютъ на то, что строй крестьянской жизни, созданный на общинномъ начал, несогласимъ со строемъ жизни другихъ сословій, основаннымъ на начал личной собственности, въ смысл соединенія въ одну общую единицу мстнаго самоуправленія. Нтъ въ селеніи такого дйствія, которое бы можно просто изъятъ изъ сферы общинныхъ дйствій, а не только оторвать насильно, какъ живую часть отъ живого цлаго. Возьмемъ ли мы какое-либо отдльное дйствіе сельскаго общества или явленіе въ немъ, напримръ выборъ старшины, судья, раскладку податей, отправленіе повинностей, призрніе сироты, заведеніе школы, смерть хозяина или его жены, сына, болзнь кого-либо изъ нихъ, уходъ на заработокъ, возвращеніе въ него съ достаткомъ или съ нищенскою сумой, отпаденіе въ расколъ, наемъ въ работу къ сосду, падежъ или кражу лошади и проч. и проч.,— везд мы увидимъ, что каждое изъ этихъ дйствій неразрывно связано съ владніемъ каждымъ членомъ общества извстнымъ участкомъ земли, съ дломъ распредленія этой земли между членами общества, съ измненіемъ положенія и участи бобылей,— и, наоборотъ, каждое измненіе въ пространств чьего-либо владнія землей влечетъ за собою измненіе въ количеств его платежей, въ количеств труда для удовлетворенія потребностей личныхъ, общественныхъ, земскихъ, государственныхъ. Совершается ли раздлъ наслдства, принимается ли постороннее лицо въ общество, переходитъ ли владющій землей. крестьянинъ въ разрядъ бобылей — и, наоборотъ, подрастаетъ ли малолтній сирота и получаетъ надлъ, выбирается ли какое-либо лицо на службу общественную, уходитъ ли оно на службу государственную въ качеств солдата — все это отражается сейчасъ: во-первыхъ — на распорядкахъ земельныхъ, во-вторыхъ — на размрахъ отправленія каждымъ повинностей, въ-третьихъ — на распорядкахъ по платежу податей, въ-четвертыхъ — отражается на такихъ обязанностяхъ каждаго члена общества, которымъ на язык нашего строя жизни нтъ собственно и названія, потому что у насъ ихъ никто и не считаетъ за обязанности, какъ, напримръ, обязанности кормить голоднаго, давать пріютъ безпріютному. И дйствительно, если мы длаемъ иногда это, то называемъ это дло милостію, приневоливать насъ къ этому никто и не можетъ, въ-пятыхъ, отражается на такихъ обязанностяхъ крестьянина, о которыхъ у насъ и помину нтъ, немыслимыхъ у насъ вовсе, какъ, напримръ, обязанности ршать и приводить въ исполненіе приговоръ относительно способности или неспособности даннаго лица къ его собственному хозяйству, о пригодности или непригодности его быть распорядителемъ въ кругу своей семьи,— обязанности принуждать хозяина вести хозяйственное дло такъ или иначе, ограничивать распоряженіе принадлежащими ему вещами, запрещать продавать на сторону скотъ, навозъ, а иногда и снятый съ его полосы хлбъ. Мыслимо ли это все въ нашемъ городскомъ стро жизни въ смысл права или обязанности?— Нтъ, у насъ ни законъ, ни судъ, ни общественное мнніе не могутъ указывать — кому продавать свое имущество, кому въ семь заправлять хозяйствомъ, какъ вести его, какъ поступать въ отношеніи своихъ семейныхъ.

Такимъ образомъ крестьянскіе общинные порядки касаются у насъ не однихъ только земельныхъ отношеній, но община — это все, что, о есть въ мысляхъ и дйствіяхъ сельскаго люда. Поэтому предлы общины, власть ея надъ всмъ живущимъ и дйствующимъ въ селеніи нельзя вымрить какою-либо нашею мркой, а предметы ея содержанія нельзя переименовать и перечислить.

Общинная жизнь безпрестанно хватаетъ которою-либо стороной міръ отношеній семейныхъ, нравственныхъ, религіозныхъ, общественныхъ, экономическихъ, государственныхъ и направляется сообразно тмъ понятіямъ, которыя существуютъ въ міровоззрніяхъ народа религіозныхъ, нравственныхъ, семейныхъ, общественныхъ, политическихъ.

Главнйшее начало, господствующее въ общинной жизни,— начало, проникающее во вс разнообразныя ея проявленія, управляющее каждымъ отдльнымъ дйствіемъ каждаго члена общества, заключается въ понятіи о труд.

Все вещное право крестьянства, право наслдства, построено на понятіи о личномъ труд. Кровное, самое близкое родство не иметъ, напримръ, въ прав наслдованія никакого значенія.

Различные возрасты, т. е. различныя силы и способности къ работ, обусловливаютъ размръ земельнаго надла. Напримръ, подростокъ до 16-тилтняго возраста и старикъ съ 55-тилтняго получаютъ только половинный надлъ.

Земля отбирается отъ недоимщика только въ случа неспособности его къ труду надъ нею. Отсутствующій на постоянныхъ заработкахъ членъ общества платитъ міру ежегодно извстную сумму за потерю обществомъ въ лиц его рабочей силы.

Кром дла вспашки земли, посва, снокоса, производится городьба, постройка и починка плотинъ, устройство мірскихъ мельницъ, колодцевъ, пожарныхъ сараевъ и проч., но въ дл распредленія и производства всхъ этихъ работъ участвуетъ одно опредляющее понятіе — о труд для производства этихъ работъ.

Дло благотворенія совершается посредствомъ прямого труда или ограниченія своихъ потребностей, отказа себ въ лигинемъ куск хлба, въ лишнихъ минутахъ спокойствія и досуга въ своей изб. Такъ именно каждый членъ общества трудится, выходя на работу для вспашки поля или уборки урожая у захворавшаго домохозяина или бдной вдовы, вывозитъ лсъ на постройку сгорвшей у кого-либо изъ своихъ членовъ избы, платитъ за участки, отведенные бднякамъ, больнымъ, старымъ, сирымъ, за отпускаемый имъ безплатно лсъ на починку ‘избы, матеріалъ на изгороди и отопленіе, хоронитъ ихъ на свой счетъ, вноситъ подати за разорившихся, поставляетъ лошадей для обработки поля хозяину, у котораго он пали или украдены, несетъ хлбъ, холстъ и проч. погорльцу, поитъ, кормитъ, одваетъ сиротъ, поселенныхъ въ его изб, и многое другое длаетъ каждый членъ общества въ пользу своихъ ближнихъ,— длаетъ путемъ личнаго труда или сокращеній въ удовлетвореніи своихъ потребностей.

То же самое понятіе выдвигается, какъ управляющее, и въ дл передловъ земли.

Начало труда иметъ также огромное значеніе въ такой сфер дйствій, гд бы его можно было ожидать всего мене, именно въ дл самоуправленія.

Здсь что ни шагъ, прямой или косвенный, какъ и выступаетъ на первый планъ вопросъ о труд даннаго лица, затраченномъ на дло служенія обществу.

Кром жалованья, т.-е. денежнаго вознагражденія за службу, общество платитъ за нее многоразличными путями: то оно списываетъ подводу, т.-е. облегчаетъ лежащую на служащемъ повинность, то освобождаетъ отъ другихъ работъ и платежей и проч.

Вообще можно сказать, что община пускаетъ въ ходъ огромное количество разнообразныхъ способовъ для правильнаго распредленія труда между своими членами. Имющій много силъ, много способностей къ труду получаетъ больше и матеріала, но чуть на него переложилось лишнее количество труда, онъ тотчасъ же вознаграждается какимъ-либо путемъ. Но съ имющаго много силъ и возможности трудиться и спрашивается много труда: онъ платитъ больше податей, несетъ больше повинностей и, наконецъ, служитъ больше всему обществу, т.-е. безразлично и сильнымъ, и слабымъ. Выше мы видли, какую массу затрачиваютъ вс, такъ сказать земельные общинники въ пользу сиротъ, вдовъ, старыхъ, увчныхъ, въ пользу всхъ безземельныхъ.

Понятіе объ этой масс еще боле расширится, если взять во вниманіе, что въ каждой общин существуетъ огромное число длъ, носящихъ названіе мірскихъ, исполняемыхъ всми земельными общинниками на мірскую казну, на общественную пользу.

Работаетъ въ этихъ предпріятіяхъ общества только его зажиточная часть (вс надленные землею), а результатами труда пользуются вс безъ исключенія бобыли, сироты, вдовы, старики, калки. Однимъ словомъ, доходъ отъ такихъ работъ не длится между работавшими, но идетъ въ общественную кассу. Укажемъ здсь на церковь, школу, на различныя мры къ охраненію общей безопасности, напримръ на содержаніе пожарнаго обоза, на общественныя запашки, запруды. Все это созидается и содержится на счетъ труда могущихъ трудиться. Вообще посредствомъ труда осуществляется присущая народу идея не личнаго, а общаго блага, идея связующая общину. Такимъ образомъ трудъ въ томъ значеніи, какое ему придано въ сельской общин, воплощаетъ въ себ связующую, зиждущую общину, идею,— ту начальную идею, изъ которой вытекаютъ и которой подчиняются вс остальныя правила и порядки русской поземельной общины. Отщепенецъ отъ народа, кулакъ-торговецъ, потерявшій эту идею, перестаетъ и трудиться для другихъ: трудъ у него лишь для себя, точно также какъ у всхъ насъ, городскихъ жителей, у него нтъ кром своего я чего-либо другого, во имя чего онъ сталъ бы предпринимать работу. И много нужно науки морали, принудительныхъ законовъ, контролей, судовъ, полицейскихъ мръ, чтобы заставить любого изъ насъ длать что-нибудь для другого. У крестьянства же все это достигается путемъ склада ихъ жизни, построеннаго на своеобразномъ начал, на ихъ общин.

——

Сдлавъ этотъ очеркъ порядковъ общинной жизни нашего крестьянства въ Европейской Россіи, скажемъ, что существуетъ уже въ настоящее время множество прямыхъ данныхъ и наведеній о томъ, что таковы же порядки жизни и у сибирскихъ крестьянъ, скажемъ даже боле: общинный бытъ, съ переходомъ крестьянъ въ Сибирь, не только не разстраивается, но крпится еще боле. Въ подтвержденіе этого достаточно напомнить здсь о сообщенныхъ въ этой стать фактахъ, какъ-то: платеж сибиряками огромнйшаго жалованья волостному писарю съ тмъ, чтобъ онъ предупреждалъ всякіе възды и назды властей, о безопасности путешествій для самаго беззащитнаго и нехрабраго люда, о той строгой дисциплин, въ которой держатся крестьянскими общинами бродяги и бглые каторжники, смющіе просить только милостыню, встртясь съ вами на дорог, и проч.

Такимъ образомъ порядки жизни у крестьянства россійскаго и сибирскаго таковы, что исключаютъ всякую возможность совмстной жизни крестьянства съ остальными сословіями.

Самоуправленіе крестьянъ въ Россіи Европейской и теперь стоитъ въ зависимости отъ всхъ возвышающихя надъ ними сословій и классовъ общества. Но теперь зависимость эта не прямая, а идетъ черезъ посредство опекающаго крестьянъ чиновничества. Но что такое русскій бюрократъ? Отличается ли онъ какимъ-либо особымъ складомъ жизни и понятій отъ остальныхъ представителей русскихъ сословій? Стоитъ ли онъ вн связей родственныхъ, общественныхъ съ дворянами, съ духовнымъ сословіемъ и купечествомъ? Получаетъ ли какое-либо особое, спеціальное, образованіе, отличное отъ людей другихъ классовъ русскаго общества?

На вс эти вопросы можно отвчать только отрицательно. Чиновникъ, выходящій изъ рядовъ дворянъ, духовенства, купцовъ, разночинцевъ, имющій въ этихъ сословіяхъ родныхъ, друзей, знакомыхъ, не разрываетъ съ ними самыхъ крпкихъ связей, смотритъ на все ихъ глазами, слышитъ ихъ ушами, интересы его присныхъ близки его сердцу. Скажутъ, что чиновникъ ограниченъ закономъ, волею стоящей надъ нимъ власти. Замтимъ на это, что законъ можетъ оставаться мертвою буквой, обходиться, поддаваться толкованіямъ со стороны исполнителей и проч., что мы и видимъ почти ежедневно.

Купцу и землевладльцу необходима извстная степень экономической зависимости отъ нихъ крестьянъ. Для созданія этой зависимости пускается въ дло много средствъ — запрещенныхъ и не запрещенныхъ закономъ, и вотъ здсь открывается для мстнаго представителя власти множество случаевъ угодить своимъ, послужить своимъ. Этотъ представитель власти обладаетъ правомъ наказывать волостныхъ начальниковъ, возлагать на нихъ разнообразныя порученія, преслдовать за неисполненіе, отдавать подъ судъ. Неужели же онъ потерпитъ на мст волостного старшины и судей людей самостоятельныхъ, а не готовыхъ исполнять его волю?

Злоупотребленіе властью исправника поддержано всмъ окрестъ существующимъ: традиціями крпостного права, пріучившими глядть на крестьянина какъ на рабочую силу для другихъ сословій,— поддержано оно всмъ содержаніемъ господствующей экономической политики, покровительствующей капиталистическому производству,— поддержано, наконецъ, его родственниками, друзьями, покровителями,— словомъ, всмъ тмъ обществомъ, къ которому принадлежитъ этотъ чиновникъ и волю котораго онъ и творитъ. Вдь не похвалитъ же его братъ, его сватъ, его знакомый и т. д., если онъ вступится за интересы деревни къ невыгод сосда этой деревни — землевладльца или мстнаго кулака, и, кром того, жалобы этихъ сильныхъ земли на исправника разв могутъ обойтись ему даромъ?

Что же можетъ подлать деревня противъ всей совокупности вліяній: власти, исторіи, экономической политики, интересовъ привилегированныхъ и покровительствуемыхъ классовъ общества? Малйшее сопротивленіе какому-либо самому беззаконному, но оформленному, велнію легко обратить въ сопротивленіе власти, въ бунтъ, а затмъ — военная команда, розги, судъ, каторга, и все это продлается безъ протеста мстнаго образованнаго и привилегированнаго общества, потому что^исправникъ, судья, командиръ команды и мстное общество есть одно единое, тсно сплоченное по идеямъ и по матеріальнымъ интересамъ.

Крестьянскій міръ полновластенъ и поступитъ по-своему, если будетъ предоставленъ самому себ, но какъ онъ можетъ не сдлать того, что шеелитъ его властный опекунъ, поддержанный землевладльцами и купцами, защищенный традиціями, экономическими идеями, покровительствующими имъ законами и распоряженіями?

И сошлетъ міръ въ Сибирь самаго почтеннаго и невиннаго мірянина, приговорятъ къ розгамъ волостные судьи сдого старика, неугоднаго начальству или кулаку, кормящему это начальство. Попробуй міръ выбрать честнаго и стойкаго старшину, его прижметъ мстная власть, и останется мсто только старшин иного закала. То же самое и съ волостными судьями.

‘Жить намъ не можно при такихъ порядкахъ’ — говорили крестьяне одной изъ восточныхъ губерній губернатору, ревизовавшему волостныя правленія. Ревизоръ видлъ, что не можно, какъ и пишетъ онъ въ письм къ другу (No 2.276 Новаго Времени 1882 года).

Видлъ онъ, что положеніе длъ ужасно, но что, по нашему мннію, еще ужасне, что дйствительно производитъ впечатлніе какого-то могильнаго холода, заставляетъ мыслить химерами, уповать ‘на-авось’, на историческія случайности, врод, напримръ, нашествія иноплеменниковъ,— это ужаснйшее всего ужаснйшаго заключается въ объясненіи губернаторомъ причины зла.

Высокопоставленный, дйствительно гуманный, дйствительно честный членъ нашего образованнаго общества оказался здсь совершенно такимъ же, какъ и большинство нашего образованнйшаго общества. Его отношеніе къ предмету изслдованія — крестьянскому быту, пріемъ, предвзятыя гипотезы, его подготовленность къ длу — оказались точь-въ-точь такими, какъ у всхъ нашихъ земцевъ и публицистовъ, этнографовъ и путешественниковъ. О нихъ мы много говорили въ этой стать, процессы ихъ умозаключеній мы достаточно анализировали и пришли къ горькому выводу, что эти высокообразованные люди — полные нев&#1123,жды въ знаніи порядковъ жизни своего народа, что они даже не сознаютъ этого пробла въ своихъ знаніяхъ, а потому не изучаютъ, даже не читаютъ тхъ цнныхъ изслдованій, которыя сдланы въ послдніе годы. Вруя въ свое умственное развитіе (на что они и имютъ полное право, какъ люди изучившіе общечеловческія науки), они убждены, что могутъ быстро, съ одного взгляда оцнить крестьянскую жизнь и ршить здсь а priori каждый вопросъ, а потому они способны придавать много значенія личнымъ своимъ наблюденіямъ и не понимаютъ того, что одно личное наблюденіе своеобразнаго быта народа очень мало выяснитъ законы его жизни, что здсь нужно пособіе разнообразныхъ изслдованій, спеціальныхъ трудовъ другихъ людей. Безъ этого даже самое продолжительное наблюденіе безсильно размаскировать наблюдаемыя явленія и даже производитъ совершенно обратное дйствіе. Разъ ошибившись въ пониманіи и оцнк группы явленій и составивъ ложную гипотезу, наблюдатель начинаетъ наматывать на этотъ клубокъ и все дальнйшее. Пословица: ‘чмъ дальше въ лсъ, тмъ больше дровъ’ — получаетъ здсь самое полное примненіе. А что ошибется гордый своею образованностью человкъ въ этомъ невдомомъ ему мір,— ошибется съ перваго же шага,— это sine quo non. Гордость, притомъ, сама по себ смертный грхъ, потому что она затемняетъ разумъ, даетъ мало мста критик. Смертный грхъ не прощается, потому что свойство его таково: разъ кто подпалъ ему, уже нтъ возможности стряхнуть его съ себя,— такова природа человка, таково устройство механизма его мышленія.

Вотъ почему ужасное дйствіе производитъ письмо губернатора къ другу. Взглядъ этого администратора по сущности своей однороденъ со взглядомъ почти всего нашего образованнаго общества,— взглядомъ, измненія котораго ждать нельзя, потому что на немъ лежитъ печать самоувренности.

——

Итакъ, въ книг о Сибири мы видимъ много явленій изъ нашей россійской жизни. Эта книга какъ зеркало отражаетъ насъ, какъ зеркало даетъ возможность оглядть самихъ себя отъ головы до ногъ и схватить, такимъ образомъ, общій нашъ абрисъ, оцнить соотношеніе различныхъ частей организма между собой и ко всему цлому, видть свое лицо, глаза,— однимъ словомъ, все то, чего безъ помощи зеркала видть нельзя.. И мы при помощи этого зеркала дйствительно узрли многое, лучше уяснили себ и прежде намъ извстное и, по приложеніи всего видннаго къ главному, боле всего интересующему насъ вопросу,— къ вопросу о способности народа къ самоуправленію,— пришли къ нкоторымъ опредленнымъ заключеніямъ, которыя можно формулировать въ слдующихъ положеніяхъ:

1. Опека другими классами гибельна для самоуправленія крестьянства..

2. Опеку, нын существующую, нельзя признать, по существу дла, опекою чисто чиновнической,— въ ней дйствуютъ вліянія землевладльческихъ, и торгующихъ классовъ.

3. Существуетъ полнйшее незнаніе русскимъ образованнымъ обществомъ своеобразнаго быта народа.

И какъ роковые выводы изъ этого:

4. Ни бюрократія, ни земство не способны къ тому, чтобъ устроить самоуправленіе крестьянъ, во-первыхъ, по незнанію быта крестьянъ и, во-вторыхъ, по преобладанію въ большинств всхъ этихъ, возвышающихся надъ крестьянствомъ, классовъ эгоистическихъ стремленій.

5. Соединять крестьянъ въ дл самоуправленія съ личными землевладльцами и торгующимъ сословіемъ въ одну безсословную волость, въ одно земское учрежденіе — совершенно немыслимо.

6. Устройство быта крестьянъ, а съ нимъ, конечно, и самоуправленія можно безъ всякаго страха предоставить имъ самимъ.

С. К….тинъ.

‘Русская Мысль’, No 1, 1883

ЗЕРКАЛО РОССІИ.(По поводу книги г. Ядринцева: ‘Сибирь какъ колонія’.)

Читайте также:

ЗЕРКАЛО РОССІИ.
(По поводу книги г. Ядринцева: ‘Сибирь какъ колонія’.)