ЗЕЛЕНЫЙ ХОЛМ
ЗЕЛЕНЫЙ ХОЛМ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Зеленый холм, Зайцев Борис Константинович, Год: 1947
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
Первое лето во Франции, под Парижем — одинокое, в зелени среди вишен, слив, груш садов окрестных. Обстановка почти монастырская. Чистые, тихие дни! В них труд над ‘Св. Сергием Радонежским’ — жизнь с древней, Святою Русью.
А на парижской возвышенности воздвигается в это время приют Преподобного — незабвенное дело митрополита Евлогия. Все шло как надобно. Зимой следующего года довелось читать из того же ‘Св. Сергия’ — в соседстве белого клобука владыки для того же холма-монастыря-академии: Сергиева Подворья.
Холм появился, стал крепнуть, украшался иконами и иконостасом, библиотекою, обрастал профессорами, студентами, складывал свою жизнь, свой стиль.
Божий дом входит в жизнь личную. Не заметишь, как начнешь привыкать к образу Преподобного у входа, к пологим ступеням, зеленому осенению каштанов, травке по взгорью, к немолодым домам и просторному храму с иконостасом Стеллецкого.
В хмурое мартовское утро, едва свет брезжит, беседа уединенная в пустой еще аудитории, с молодым иноком, только что с Афона вернувшимся — и зов Афона: вопреки и безденежью, и нерасторопности жизненной, тою же весной, ко всеобщему удивлению — Афон. Благословенный путь ‘по хребтам беспредельно-пустынного моря’. Радость новооткрытой для себя Святой Горы.
И опять годы, новые странствия, новые книги, а зеленый холм равен себе, живет своей жизнью, притягивает и каждою с собой встречей дает нечто.
Приходилось бывать на нем и в торжественный день преп. Сергия, с архиерейским служением, словом митрополита, и на лекциях, и так просто. Позже — личная дружба, тихая келия киот с иконами, все вокруг книгами на полках заставлено — богословие, патрология — портрет митрополита Филарета, Александра I, изображение Григория Паламы. Но и снимок Беато Анджелико, и знакомые книги об Италии.
Война, немцы, бомбардировки, треволнения… — и все тот же образ Преподобного у входа, лампадка перед ним, и все ничего: немцы обыски делали, бомбы кругом падали, да вот ни немцы не разорили, ни авиаторы не разрушили. Трудные были времена, и казалось иногда: выгребет ли Сергиево Подворье? Средств нет, от заморских друзей отрезано, не замерзли бы на холму своем монашествующие и профессора со студентами? Но ведь так же бывало и в древние времена с обителью самого Преподобного. А в последний момент появлялась рука дающего. Явилась и тут. Выгребли, не погибли.
Бывали тягости и другие — неменьшие. Беспокойства, волнения, горести церковно-политические. Но и тут выжили. Облик, стиль свой — православия мирового в русской одежде — сохранили. Со Вселенским Престолом связь закрепили. Митрополита Владимира получили.
А внутри та же жизнь. Монастырские службы, хор с древними напевами, аудитории со студентами, вечно записывающими за профессорами.
Войны и истребления своим чередом, а молитва, труд мирный — своим. Так было, так будет.
Входишь в келию на Подворье, застаешь архимандрита за огромным томом, текст греческий, рядом латинский — какой-нибудь Климент Александрийский или Кирилл Иерусалимский, которого все равно никогда не прочтешь. Но кому надо — прочтет. А за стеной о. Сергий Булгаков. Может быть, он сейчас пишет тоже, или читает. А может быть, прогуливается со священническим своим посохом близ решетки парка Бютт Шомон, о чем-то раздумывая.
Во всяком случае, и в тишине и молчании, и в трудностях и скорбях жизнь идет здесь. Год за годом, на торжественный институтский акт собираются друзья, церковная интеллигенция Парижа, ученый профессор или монашествующий произносит речь по своей части. Несмотря на скудость печатания, все же выходят в свет обширные труды, защищаются диссертации.
На двух таких — и блестящих — архимандрита Киприана и архимандрита Кассиана — пришлось и присутствовать — с сердцем легким. Слава Богу, есть еще просвещение! Есть свобода, упорство, любовь к труду, дар научный. И вот, за ‘доктора богословских наук’ — голубой эмалевый крест с Распятием в нем на архимандричью рясу. Голубой цвет есть символ спокойствия и небесности. В творчестве и труде и есть благословенная тишина, свойственная людям горних мест.
Каждый год несколько студентов оканчивает институт. Немало пастырей выпустило уже Подворье. И время идет! Кого знал молодым, стали уже седеть. Вот бывший поэт, а теперь убеленный священник. Офицер, ныне монах. А вот и совсем юные, студенты с разных концов земли — может быть, будущие епископы.
Профессора, из своих же бывших студентов, уже есть. Есть и епископ — преосвященный Никон. Другого же епископа только что рукоположили в самом Сергиевом Подворье — Кассиана. О хиротонии его упоминаю отдельно — думаю, это некоторое событие в нашей церкви.
Слово при наречении (накануне) архим. Кассиан произнес смиренно, спокойно, с глубокой верой — и недвусмысленно. Сказано это ближайшим помощником и сотрудником митрополита Владимира: значительность заявления самоочевидна. ‘Духовная связь с церковью русскою не может быть нарушена’. Свободою же своей церковь изгнанническая поступиться не может. Она хочет идти в русле вселенскости. ‘Православие шире России’. Россия — великая его ветвь, одареннейшая, но младшая. Так что будущее служение свое епископское архимандрит мыслит в воздухе свободы и несвязанности с государством.
Самую хиротонию совершали на другой день — в великий зной дня св. Владимира. Вся густота, вся зелень каштанов по пути восхождения не ослабляла раскаленного сухого жара. ‘Хамсин’, говорили бывавшие в Иерусалиме. Может быть, и хамсин, может быть, и Владимир Красное Солнышко, облик сияния и огня.
Служба шла три часа с половиною. Но во всем этом пекле не слабела радость. Начиная с самого митрополита, все радовались. Жарко и душно, и духовенство в тяжелых ризах измучено, но радость. Что-то, значит, пред нами открылось. Из дней Сергиева Подворья этот остался в душе особым светом, нечто палящее, но и укрепляющее — образ того, что не даром и не легко дается прикосновение к высшему.
Нелегко, все нелегко в жизни, все трудностию берется. Но при верном пути, под верховным благоволением — все благо. Может быть, предстоят этому холму еще тягости, даже вернее, что предстоят. Но как и раньше, все преодолеется глубоким, смиренным и крепким духом.
Русская мысль. 1947. 16 авг. No 18.
С. 237. …труд над ‘Св. Сергием Радонежским’… — Летом 1924 г. Зайцев работал над житийной повестью ‘Преподобный Сергий Радонежский’, ставшей первой книгой в новом парижском издательстве: YMCA-Press, 1925.
…незабвенное дело митрополита Евлогия. — Имеется и виду Сергиево Подворье, основанное в Париже митрополитом Евлогием (см. Указатель имен).
…’по хребтам беспредельно-пустынного моря’. — Из ‘Илиады’ Гомера.
С. 239. Хиротония (гр.) — рукоположение, христианский обряд возведения в священнический сан.
…в великий зной дня св. Владимира. — Память св. Владимира отмечается 15 (28) июля.