Степные кочевые народы, при вторженіи непріятельской арміи, вовсе не пытаются защищать свои необъятныя территоріи. Они даже не пытаются загородить врагу дорогу, сознавая это положительно безполезнымъ,— напротивъ, исторія и прежнихъ временъ, начиная съ походовъ Дарія персидскаго на скифовъ, и ныншнихъ нашихъ степныхъ походовъ — прямо указываетъ на такіе факты, что номады стараются даже заманить непріятеля какъ можно глубже въ ндра своихъ степей, щипать его съ боковъ, сзади, спереди, отовсюду откуда только можно нанести ему хотя какой нибудь вредъ, избгая серіозпаго ршительнаго столкновенія
Врагъ имъ нестрашенъ… отнять у нихъ нечего — сама безпредльность степей скроетъ отъ его глазъ и ихъ самихъ, и ихъ многочисленныя стада. Разв, и то совершенно случайно, какой нибудь зазвавшійся аулъ не успетъ увернуться отъ непріятеля — и поплатится нсколькими сотнями головъ скота да десяткомъ плнныхъ женщинъ и дтей (мужчины все таки успютъ удрать), но это такая для кочевныхъ ничтожная потеря, что объ ней поговорятъ-поговорятъ да скоро и забудутъ, въ безпрерывныхъ пощипываніяхъ — разстянувшихся по караваннымъ путямъ, усталыхъ измученныхъ и однообразіемъ пустыни и тягостями безводнаго похода вражескихъ колонъ.
Вотъ потому-то, зная хорошо эту сторону степныхъ войнъ, мы никогда и не пускались въ преслдованіе киргизскихъ сборищъ, а шли прямо, или на мсто ихъ зимовокъ, или же прямо къ Дарь — прежней цли нашего военнаго движенія чрезъ азіатскія киргизскія степи. Только въ исключительныхъ случаяхъ, когда намъ надо было или наказать какой либо черезъ-чуръ непокойный ‘родъ’ или надо было просто завладть личностью уже черезъ-чуръ надодливаго степнаго агитатора,— предпринимали небольшія экскурсіи въ степи, и то самыми ограниченными, легкими отрядами, пріученной къ степи и ея лишеніямъ, нашей иррегулярной кавалеріи.
Стени наконецъ остались за ними. Мы пришли на рубежъ осдлыхъ ханствъ… Владтельные ханы выслали противъ насъ свои регулярныя войска. Эти войска не могли устоятъ противъ насъ, не смотря на свою многочисленность,— и легко доставались намъ самыя блистательныя по своимъ результатамъ побды.
Плохо вооруженные, дурно обученные, не дисциплинированные пхотинцы разбгались при первомъ выстрл. Эти солдаты не были ничмъ привязаны къ тому, что имъ приходилось защищать. Набранные изъ бездомниковъ, байгушей, они равнодушно относились къ интересамъ своихъ владльцевъ — и при звук нашихъ орудій прежде всего заботились о своей личной безопасности. Народъ бывало пытался защищать свои города, но наученный горькимъ опытомъ, предпочиталъ лучше сдавать ихъ безъ боя, на великодушіе побдителей, чмъ испытывать на себ всю тяжесть штурма и слдующаго за нимъ погрома.
И такъ, мы все шли да шли безостановочно впередъ, встрчая до сихъ поръ на своемъ походномъ движеніи только легкія преграды, но вотъ мы почувствовали, что въ рядахъ непріятеля стали замчаться какіе-то боле стойкіе элементы… Это началось съ Ура-Тюбе и Джюзака, взятіе которыхъ стоило намъ не малыхъ усилій, особенно же ощутилось это въ послднемъ Заравшанскомъ поход 1868 года. (Самаркандъ, Ургутъ, Кара-гюбе — а главное Шегри-сябзъ и походъ на Искандеръ-Куль).
Мы подошли къ горнымъ областямъ и столкнулись съ воинственными горными племенами, которыя совершенно иначе взглянули на дло защиты, нежели ихъ предшественники.
Горцамъ уже не расчетъ было давать намъ слишкомъ забраться въ ихъ горы. Они знали, что только упорное сопротивленіе въ горныхъ предверьяхъ могло удержать наплывъ ‘Акъ-Кульмакъ’ (блыхъ рубахъ), и ршились дорого продать намъ эти предверья.
Самая мстность какъ нельзя боле благопріятствовала всмъ условіямъ защиты. Узкія тснины, нависшія съ обихъ сторонъ, почти отвсныя скалы, невозможность обхода какого нибудь почти неприступнаго дефиле — все это давало горцамъ надежду на возможность спасти свои ‘аулы — орлиныя гнзда’.
Все большаго и большаго числа жертвъ и усилій стоили намъ горныя экспедиціи. Мы должны были убдиться, что надо отнестись къ врагу несравненно внимательне, — и не такъ легко, какъ относились мы прежде, къ своимъ степнымъ противникамъ.
Осторожне, обдуманне стали вс наши военныя движенія. Врагъ заслуживалъ того чтобы имъ не пренебрегать, и частенько можно было слышать на бивуакахъ какъ наши туркестанскіе солдаты говорили:
— Нтъ, братъ, съ этимъ не шали!.. Иди да поглядывай!.. а то такъ тебя турнутъ изъ горъ, что небо съ овчинку покажется…
И положительно только этому ‘поглядыванью’ обязаны мы были нашими послдними — горными успхами.
Типы вотъ этихъ-то горныхъ защитниковъ мы и представляемъ на нашихъ рисункахъ.
Слухъ пронесся по горамъ — и взбаломутилъ этотъ тревожный слухъ вс горные аулы, поднялъ на ноги и безъ того подвижныхъ, безпокойныхъ горцевъ.
— Блыя рубахи идутъ, не нынче завтра у самыхъ горъ покажутся!..
И вотъ вся молодежь, все сильное и способное носить оружіе поднимается и групируется подъ значками какого нибудь горнаго владтельнаго бека.
Узбеки вооружаются: надваютъ подъ свои войлочныя, рогатыя шапки, или подъ чалмы, легкія кольчужныя стки, напяливаютъ на плечи по три и боле халата, затягиваютъ все ремнемъ кожаныхъ чамбаръ, за спиною щитъ прилаживаютъ, маленькій, круглый, кожаный, выкрашенный темно синею блестящею краскою,— и садятся на своихъ горячихъ и крпкихъ горныхъ лошадокъ. Эти лошади почти не знаютъ подковъ, а между тмъ ихъ цпкія, крпкія какъ сталь копыта не скользятъ и не срываются съ самыхъ, повидимому, недоступныхъ утесовъ.
Оружіе Зарявшанскихъ горцевъ не очень-то отличается отъ прочихъ: тотъ же фитильный мултукъ на подсошк, тяжелый, неуклюжій, заряжаніе котораго до того неудобно, что для выстрла надо покрайней мр пять минутъ времени — и долго возится горецъ съ своимъ допотопнымъ оружіемъ, пока удастся ему послать вторую пулю вслдъ за первою,— можетъ быть выбившею изъ строя хотя одну изъ этихъ ненавистныхъ блыхъ рубахъ.
Шашка — клынчь и ножъ дополняютъ вооруженіе. Кром того (впрочемъ это только любители) запасаются длинною, гибкою какъ хлыстъ, тюркменскою пикою, но это уже безполезная роскошь. Необходимое оружіе въ степяхъ — въ бою на открытомъ пол она теряетъ всякое значеніе въ горныхъ тснинахъ.
Вооруженные такимъ образомъ горцы прежде всего отправляются къ горнымъ предверіямъ, занимаютъ входы, сваливаютъ на горныя тропинки огромные камни, подготовляютъ такіе же для того, чтобы свалить ихъ въ свое время на головы непріятеля — и ждутъ.
Тамъ и сямъ, на боле удобныхъ пунктахъ, съ которыхъ особенно далеко видно по дорог, разставляются отдльные часовые,— и эти сторожа, чуть замтною черною точкою сидящіе гд-то почти за облаками, издали кажутся какими-то хищными птицами, подкарауливающими свою добычу.
— Это что? часто слышите въ нашихъ рядахъ.
— Гд?…
— А вонъ, вонъ маленькое, дымчатое облачко идетъ, а лве за чорнымъ камнемъ… видишь, шевелится…
Прибгаютъ къ помощи бинокля, но и бинокль не всегда ршаетъ споръ въ какую либо опредленную сторону.
А горецъ сторожевой — простыми глазами видитъ все ясно… онъ опредлилъ уже и родъ нашихъ войскъ и ихъ направленіе, онъ даже сосчиталъ приблизительно эти чуть замтныя, гуськомъ пробирающіяся но тропинк блые точки… Сидитъ сторожевой и покойно поглядываетъ, что будетъ дальше, мултукъ у него на колнахъ, конь въ поводу, пика къ сдлу прислонена и гуляетъ по втру ея красный волосяной бунчукъ. По его разсчету еще не пора давать знать о вражескомъ приближеніи: и далеко еще непріятель, и не скоро наступитъ та минута, когда во всхъ разщелинахъ скалъ, по всмъ гребнямъ загорятся блые дымки,— загудитъ по горамъ грохотъ и шумъ обваловъ.
Вотъ подобнаго-то сторожеваго горца и представляетъ нашъ первый рисунокъ.
На второмъ рисунк изображенъ старикъ съ сдою, длинною въ полъ груди, патріархальною бородою… Судя по этой бород, ему слдовало бы сидть покойно дома, предоставляя дло войны боле соотвтствующимъ, молодымъ силамъ, но не утерплъ горецъ… заслышавъ призывные рожки, тоже взялся за свой мултукъ и вритъ еще своему старческому взгляду, который не обманетъ его — и пошлетъ чугунную пульку именно туда, куда слдуетъ.
Вотъ онъ взлзъ на самый край скалистаго выступа, припалъ на колна, разставилъ подсошку и цлитъ… Вроятно чалма мшала ему, отбрасывая на глаза густую тнь и закрывая даль, онъ снялъ ее и положилъ подл себя — вороной конь отпущенъ на всю длину волосянаго чумбура… ему хорошо знакома эта характеристичная поза своего господина. Конь, видимо, ждетъ выстрла, онъ весь насторож, весь вниманіе, — и вотъ-вотъ собирается вздрогнуть отъ рзкаго гула, будящаго горное эхо…