Запоздавшая весна, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1891

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА
И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕСЯТЫЙ

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ и ПЕТРОГРАДЪ

Приложеніе журналу ‘Нива’ на 1917 г.

ОСЕННІЕ ЛИСТЬЯ

Очерки и разсказы.

ЗАПОЗДАВШАЯ ВЕСНА.

I.

Марья Павловна слышала, какъ вдали звякнулъ почтовый колокольчикъ, и убжала въ садъ съ малодушіемъ шестнадцатилтней двушки. Она со страхомъ готовилась къ этому моменту уже цлую недлю и все-таки не выдержала. Ей сдлалось вдругъ ужасно совстно за свои пятьдесятъ три года.
Да, за ней бжали эти пятьдесятъ три года — для женщины совсмъ роковой возрастъ. Она чувствовала, какъ бьется ея сердце, какъ стучитъ кровь въ вискахъ, какъ передъ глазами заходили темныя пятна. Ей вдругъ захотлось спрятаться, убжать, чтобы унести и сохранить все то, чмъ она была полна и чего никто-никто не долженъ былъ даже подозрвать. Ей почему-то припомнилось раннее дтство, когда нападалъ именно страхъ, какъ молодая гроза ранней весной. Въ груди точно что захолонетъ. И жутко, и хорошо, и охватываетъ какое-то предательское тепло, и глаза ищутъ кого-то, кто спрячетъ, защититъ… А кто теперь защититъ ее? Вотъ эти столтнія липы, которыя были свидтелями ея молодости, а сейчасъ видятъ ея сдины — да, он ее защитятъ. Вдь он видли цлый рядъ поколній Лутвинскихъ, он прикрывали своей зеленой тнью влюбленныя парочки, и въ ихъ мягкомъ и ласковомъ шопот еще сейчасъ слышались т безумныя молодыя слова, которыя говорились вотъ здсь, въ этихъ запущенныхъ аллеяхъ стариннаго барскаго сада. Марья Павловна не отдавала себ отчета, куда она бжитъ и что длаетъ. Наконецъ она опустилась на ветхую садовую скамейку, закрыла лицо руками и… тихо засмялась.
А почтовый колокольчикъ былъ ближе и ближе, точно по земл катилась серебристая трель. Марья Павловна знала, что экипажъ спускается подъ гору, Когда колокольчикъ замеръ, точно захлебнулся отъ усталости… Вотъ онъ опять нершительно забормоталъ безконечную дорожную чепуху и опять устало замеръ,— экипажъ поднимался въ гору, къ церкви. Марья Павловна замерла, когда колокольчикъ снова залился яркой трелью, точно у нея въ ушахъ. Вотъ уже совсмъ близко… Мимо самаго сада точно пронеслась какая-то мдная птица, крикнувшая на-лету: ‘-де-де-демъ! -де-де-демъ!’. Громкій топотъ тройки лошадей, эластическій трескъ колесъ — все это пронеслось въ ушахъ Маріи Павловны и сейчасъ же замерло: коляска остановилась у подъзда усадьбы. Марья Павловна опять закрыла лицо руками, чувствуя, какъ все въ ней замерло и только бьется одно сердце. Теперь она ужъ не улыбалась
Наступила мучительная пауза.
Марья Павловна слышала, какъ хлопали двери, какъ съ террасы зазвенли колокольчиками дтскіе свжіе голоса, какъ зашуршали чьи-то шаги въ сосдней алле. Оставаться въ саду дольше было уже преступленіемъ, а подняться не была силъ.
— Бабушка!.. Бабушка…— крикнулъ звонкій дтскій голосъ изъ золеной чглци, и на аллею выпрыгнула двочка въ бломъ Платьиц.— Бабушка спряталась… Бабушка хотла сдлать сюрпризъ!.. Тетя Леля, бабушка здсь?..
Блое платьице мотылькомъ порхнуло къ Марь Павловн и повисло у нея на ше. Это была прехорошенькая шестилтняя двочка съ чудными глазами, походившими на Василька. Она цловала Марію Павловну въ щеки, въ лобъ, въ глаза и карабкалась къ ней на колни.
— Соня, ты меня задушишь…
— Бабушка, я о теб соскучилась… Ты знаешь, какъ я тебя люблю!.. Милая, хорошая бабушка!.. А съ нами пріхалъ офицеръ. Онъ рвалъ дорогой цвты и дарилъ ихъ тет Лел, а тетя Леля смялась надъ нимъ… Онъ такой славный. Его зовутъ Вазиль… У него есть рыжая собака и свой собственный солдатъ, который играетъ на гармоник.
Эта дтская болтовня была прервана появленіемъ самой тети Лели, молодой двушки съ строгимъ, красивымъ лицомъ. Въ ея походк и движеніяхъ еще чувствовалась та двичья угловатость, которая характеризуетъ будущую цвтущую женщину. Марья Павловна посмотрла на дочь, точно на чужую, и поздоровалась съ ней почти сухо.
— Мн немного нездоровится…— точно оправдывалась она, принимая привычно-внушительный видъ солидной матери.— Потомъ, я совсмъ не ждала васъ…
— Какъ же, мама, не ждала?— удивилась двушка.— Ты сама назначила сегодняшній день…
— Разв?
Марья Павловна вопросительно посмотрла на дочь и машинально оправила какую-то складку на ея плать. Двушка вдругъ смутилась — она почувствовала, что мать уже все знаетъ, т.-е. что он пріхали не одн, а въ сопровожденіи гостя.
— Что же мы тутъ сидимъ…— проговорила Марья Павловна, поднимаясь съ ршительнымъ видомъ, точно проснулась отъ тяжелаго сна.— Идемте…
Соня полетла впередъ, объявляя зеленымъ почтеннымъ липамъ:— Бабушка идетъ!.. Милая бабушка…
Рядомъ съ дочерью Марья Павловна казалась ниже своего роста. Для своихъ лтъ она сохранилась хорошо и шла молодой походкой, представлявшей странный контрастъ съ ея сдыми волосами. Ея лицо сохранило еще слды недавней красоты, особенно глаза. Больше всего ее молодили сохранившіеся зубы. Черное платье придавало ей немного строгій видъ женщины, примирившейся со своей женской осенью. Леля въ присутствіи матери немного проигрывала, потому что въ выраженіи ея молодого лица выступало что-то недосказанное, почти тупое, особенно когда она задумывалась.
— Бабушка идетъ… Бабушка!..
Если бы маленькая двочка въ бломъ платьиц могла Знать, какъ она этимъ словомъ рзала сейчасъ сердце Марьи Павловны. Какая она бабушка? Разв она виновата, что у Вавочки есть дти… Это ея личное дло.

II.

На большой террас, выходившей въ садъ широкой старинной лстницей, Вавочка разговаривала съ привезеннымъ гостемъ, еще очень юнымъ офицеромъ, напрасно старавшимся принять солидный видъ, Вавочка относилась къ нему со снисходительностью старшей сестры, Она очень походила на мать, когда той было тридцать лтъ. Такая же высокая, стройная и строгая, съ затаенною ласковостью въ большихъ, срыхъ глазахъ.
— Я немножко робю…— откровенно признавался гость, пощипывая усики.
— Будьте осторожны… У васъ одно изъ тхъ несчастныхъ лицъ, на которыхъ написана каждая мысль.
Голосъ Вавочки зазвучалъ съ неожиданною нжностью, и она посмотрла на офицера такими любящими, глубокими глазами. Ей хотлось взять его за руку, хотлось чувствовать, какъ его рука будетъ отвчать на ея пожатіе, какъ въ его лиц появится то покорное выраженіе, которое онъ не умлъ скрывать при чужихъ.
— Помните, что въ глазахъ maman вы женихъ Лели… Сестра — совсмъ дурочка.
Она хотла сказать что-то серьезное, но у нея вырвалось невольно:
— Знаете, вы, кажется, уже слишкомъ входите въ свою роль жениха… да. Давешніе цвты… однимъ словомъ, этихъ цвтовъ было немножко много.
— Ты меня ревнуешь?
— Тсс!..
Вбжавшая Соня прервала эту нжную сцену, и офицеръ опять принялъ солидный видъ, выпрямившись и надувъ грудь. Припадки Вавочкиной нжности и смущали, и радовали, и пугали его.
— Мама, Сергй Иванычъ Голубцовъ,— отрекомендовала Вавочка немного усталымъ голосомъ.— Молодой человкъ, подающій надежды сдлаться совсмъ большимъ, начиная съ упрямства. Представь, онъ совсмъ не хотлъ хать къ намъ.
— Вы, кажется, ршились меня погубить съ перваго раза, Варвара Игнатьевна… Марья Павловна можетъ подумать… да, подумать…
— Идемте, господа, обдать… Я могу подумать только одно, что вы голодны, а голодные люди длаются несправедливыми поневол.
Обдъ былъ сервированъ на террас, и гость впередъ смущался за свой молодой аппетитъ, не оставлявшій его даже въ такую трогательную минуту, какъ сейчасъ, посл сцены съ Вавочкой. Потомъ, ему показалось, что эта maman посмотрла на него довольно сурово и сейчасъ же перевела свой взглядъ на Вавочку, точно хотла прослдить таинственную нить, соединявшую ихъ. Онъ едва удержался, чтобы не крякнуть, какъ фельдфебель, завернувшій на даровой обдъ къ знакомой кухарк — онъ такъ и подумалъ этимъ грубымъ сравненіемъ.
Вс услись за столъ среди неловкаго молчанія, которое было нарушено только появленіемъ двухлтняго мальчика въ дтскомъ платьиц. Вавочка оживилась, подкинула его кверху и подала бабушк, какъ большую куклу. Ребенокъ забавно болталъ полными ножками и весело смялся. Офицеръ посмотрлъ на него съ затаенною ревностью и наконецъ крякнулъ громче, чмъ позволяли приличія.
— Мн немножко нездоровится,— заговорила Марья Павловна, разливая супъ съ важностью солидной матери.— У меня что-то такое… съ сердцемъ…
— Вотъ видишь, мама, какъ я была права, когда совтовала теб хать на воды,— замтила Вавочка, наблюдая, сестру, совсмъ равнодушно смотрвшую на гостя.
Говорили о спектакл какого-то гастролера, пріхавшаго въ сосдній городъ, потомъ объ общихъ знакомыхъ, потомъ Марья Павловна припомнила, что встрчала отца Сергя Ивановича еще въ Москв, потомъ объ урожа и кончили погодой. Когда были поданы цыплята, мимо сада курцъ-галопомъ прохалъ какой-то всадникъ на великолпной рыжей лошади.
— Аркадій Борисычъ, бабушка!— крикнула Соня, изнемогая отъ желанія соскочить со стула и опрометью броситься въ переднюю.
Марья Павловна только пожала плечами. Послышались увренные мужскіе шаги, и въ дверяхъ показался самъ Аркадій Борисычъ, красивый старикъ въ лакированныхъ гетрахъ и щегольской визитк. Онъ подошелъ къ хозяйк, почтительно поцловалъ у нея руку и проговорилъ сохранившимся баритономъ:
— Не могъ отказать себ въ удовольствіи видть васъ, Марья Павловна… Похалъ осмотрть свои поля и незамтно дохалъ до вашей усадьбы.
— Вы точно оправдываетесь, Аркадій Борисычъ,— замтила Вавочка, подавая свою руку,— я не хочу сказать больше…
Мужчины раскланялись довольно сухо. Офицеръ почувствовалъ, что этотъ щеголь-старикъ точно начинаетъ давить его своимъ непринужденнымъ изяществомъ. У Марьи Павловны явилось какое-то грустное выраженіе лица.
— Если бы вы мн предложили рюмку водки…— развязно заявилъ гость, оправляя свою выхоленную сдую бороду.
Вавочка наблюдала мать и удивлялась, чмъ она могла быть недовольна. Аркадій Борисычъ былъ своимъ человкомъ у нихъ въ дом еще при papa, а посл смерти papa помогалъ maman управлять имніемъ и сдлался еще боле своимъ.
Офицеръ упорно слдилъ за гостемъ и завидовалъ его развязности. Ему хотлось давеча выпить дв рюмки, но онъ удержался, а старикъ выпилъ эту вторую. Потомъ онъ ловко завелъ общій разговоръ и даже нсколько разъ обратился къ нему съ какимъ-то вопросомъ.
— Ахъ, молодые люди, молодые люди,— заговорилъ Аркадій Борисычъ, длая округленный жестъ.— Какое чудное время стоитъ!.. Я халъ и любовался. Какъ хорошо кругомъ… До того хорошо, что хочется опять быть молодымъ, счастливымъ и даже… любимымъ.
— Вы, кажется, немного уже запоздали…— замтила Марья Павловна съ улыбкой.— Знаете поговорку: кто не женится въ тридцать лтъ и не наживетъ милліона въ сорокъ — изъ того ничего не выйдетъ.
— Мн обидно, что эта поговорка относится ко мн, но не могу не согласиться съ ней. Впрочемъ, я на свою судьбу не жалуюсь… Нашего брата, старыхъ холостяковъ, принято вышучивать, и мы это вполн заслужили.
— Кажется, ужъ вамъ-то нельзя пожаловаться,— замтила Вавочка, чувствуя на себ пристальный взглядъ матери.— Вы и по-сейчасъ пользуетесь вниманіемъ женщинъ…
— Это вниманіе женщинъ — та фальшивая монета, которой приходится намъ утшаться, т.-е. старымъ холостякамъ. Обыкновенно мы сами первые начинаемъ этому врить и даже гордимся созданіями собственной фантазіи. Игра въ прятки съ самимъ собой…
Вавочка начинала волноваться, потому что Аркадій Борисычъ захватилъ тонъ разговора, а бдный Сергй Иванычъ долженъ былъ молчать или отвчать на чужія реплики. Для перваго визита позиція самая невыгодная, и по лицу матери Вавочка видла, что Сергй Иванычъ тонетъ. Она вдь, maman, очень умна и сразу видитъ новаго человка, чего онъ стоитъ. Марья Павловна уже нсколько разъ посмотрла на Вавочку суженными глазами,— дескать, нечего сказать, хорошъ твой новый офицеръ. Вавочка начала злиться и отпустила по адресу Аркадія Борисыча нсколько тхъ колкостей, которыя найдутся въ запас у каждой женщины, какъ шпильки и булавки. Въ отместку за это maman принялась изводить офицера самымъ изысканнымъ вниманіемъ и заставила его говорить. Бдняга принималъ все за чистую монету и непремнно хотлъ быть остроумнымъ. У Вавочки выступили красныя пятна на лиц,— она такъ всегда ненавидла эту коварную политику maman. Ей оставалось только отвлекать вниманіе Аркадія Борисыча, чтобы онъ не вмшался въ разговоръ maman и не вышутилъ молодого человка какимъ-нибудь однимъ словомъ, что обыкновенно длалъ артистически, когда хотлъ обрзать молодого человка, являвшагося соперникомъ по части дамскаго вниманія. Одинъ Сергй Иванычъ не желалъ ничего замчать и катился впередъ по наклонной плоскости собственной погибели. Онъ закончилъ великолпнымъ анекдотомъ, который началъ хихиканьемъ,
— Знаете, Марья Павловна, у меня была знакомая бонна-нмка… Хи-хи!.. Этакая деревянная вся, и даже носъ у ней казался деревяннымъ… Хи-хи!.. И представьте себ, эта особа вообразила… Она сама призналась мн… Какъ-то при ней зашелъ разговоръ о любви, деревянная нмка какъ бухнетъ: ‘И меня тоже коснулся любофъ…’ Хи-хи…
— Очевидно, это американскій анекдотъ, который прерывается на самомъ интересномъ мст?— вмшалась Вавочка, испуганная возможностью продолженія анекдота о деревянной нмк.
Вавочка боялась даже взглянуть на мать, ожидая смертельнаго удара. Вотъ-вотъ раздастся тотъ обидный смхъ, который убиваетъ наповалъ. Но пауза продолжалась слиткомъ долго, и, взглянувъ на мать, Вавочка увидла невозможную вещь: maman была смущена и смотрла къ себ на тарелку. Аркадій Борисычъ каталъ шарики изъ хлба и напрасно старался принять разсянный видъ. Вавочка даже выпрямилась при вид этой картины и вопросительно перевела свой взглядъ опять на maman.
— Вы мн испортили весь анекдотъ, Варвара Игнатьевна,— заявлялъ Сергй Иванычъ, принимая паузу на свой счетъ,— Вдь нмка-то была совсмъ старухой, когда ея ‘коснулся любофъ’…
На эту поправку попробовала улыбнуться только Соня, но мать взяла ее за руку и торопливо увела съ террасы. Вавочка спасалась отъ мысли, которая поразила, какъ громъ… Она поняла, что мать счастлива запоздавшимъ счастіемъ, что она никогда не любила ея отца, что сейчасъ въ дом царитъ та атмосфера, которая несетъ въ себ заразу, и что все прошлое куда-то ушло, какъ море во время отлива.

III.

Тихая весенняя ночь. Небо усяно звздами, точно оно расшито серебромъ. Въ зеленой чащ сыпались дождемъ трели соловья. Старый садъ сладко дремалъ, убаюканный и мерцающимъ свтомъ, и соловьиными трелями, и своими старческими воспоминаніями. Если бы старыя липы могли разсказать все, что он видли и слышали!..
Старая усадьба уже заснула. Мерцалъ слабый огонекъ только въ спальн Вавочки. На террас появилась женская тнь. Она одно мгновенье постояла въ раздумь, тревожно оглянулась на Вавочку, на Вавочкины окно, быстро спустилась на площадку, гд были куртины цвтовъ, и еще быстре скрылась въ боковой алле, Ей казалось, что вмсто ея собственныхъ шаговъ слышится чей-то насмшливый хохотъ, а втви липъ стараются ее схватить.
— Боже мой, что я длаю?..
Тнь прошла въ дальнюю бесдку, и старый садъ опять замеръ.
— Любить въ первый разъ въ пятьдесятъ лтъ, ждать, какъ ждутъ молодые влюбленные, бояться собственной тни, переживать мучительныя ночи и чувствовать себя смшной, эти мысли наполняли сейчасъ бесдку, какъ летучія мыши… А какъ давеча Вавочка посмотрла на меня… Она догадалась, несчастная. Ей сдлалось стыдно за меня, за себя, за все прошлое. Стыдъ, мука, позоръ безъ словъ, безъ желаній, безъ надежды и безъ оправданія.
И тутъ же счастье… Да, счастье — несправедливое, запоздалое, осеннее счастье. Не она ли обвиняла увлеченіе женщинъ вообще, не она ли смялась надъ увлеченіями бальзаковскаго возраста, и вотъ теперь сама платитъ за все дорогой цной. Она презирала себя и все-таки чувствовала себя счастливой, молодой, любимой… Господи, да что же это такое наконецъ? Гд воля, гд самолюбіе, гд самое простое женское достоинство?
Соловей плъ, звзды ярко горли, садъ дремалъ. Онъ оставилъ свою лошадь у старой ветлы, а самъ прокрался, какъ воръ, въ старый садъ. Ему было бы совстно, если бы кто-нибудь увидалъ его сейчасъ, но благодтельная ночь прикрывала все своимъ материнскимъ крыломъ, какъ черная птица. Вотъ и бесдка… Онъ чувствовалъ, что она тутъ, что она затаила дыханіе, что она сейчасъ ненавидитъ его.
— Mario, вы здсь?..
— Вы ведете себя, какъ мальчишка… Я вамъ говорила, чтобы сегодня не прізжали, потому что прідетъ Вавочка, и вы все-таки явились… Какую я пытку вынесла, сидя за обдомъ! А тутъ еще этотъ болванъ, Вавочкинъ офицеръ… Я готова была провалиться сквозь землю, убжать, не знаю что длать.
— Этотъ несчастный офицеръ ухалъ?
— Да… Это идея Вавочки — сдлать его женихомъ Лели и самой воспользоваться удобнымъ моментомъ. А я должна была длать видъ, что врю ей и что ничего не замчаю,
— Онъ глупъ…
— Это иногда великое счастье…
Опять тишина, опять звзды и опять соловей, нарушавшій тишину своей любовью. На террас показалась Вавочка. Она видла, какъ по дорог къ усадьб мелькнула знакомая тнь. Maman спитъ, Леля спитъ — цлый міръ спитъ. Вавочка тнью проскользнула къ калитк въ забор и сама отворила ее. Они взялись за руки и пошли въ глубь сада.
— Какой ты ненаходчивый, Serge!..
Онъ широко вздохнулъ, обнялъ ее,— и соловьи могли слышать, какъ раздался поцлуй прощенія. Она уже вела его и довела до бесдки.
— Тамъ кто-то есть…— шепнула она, прислушиваясь къ тихому разговору, доносившемуся изъ бесдки.— Боже мой, что это такое!..
Она схватила его за руку и быстро потащила назадъ. Никто не долженъ былъ знать роковой тайны… О, какъ Вавочка теперь понимала maman: вдь она прожила всю жизнь не любя, прожила для дтей, а сейчасъ!.. У Вавочки кружилась голова и подкашивались ноги, она несла въ себ то же неудовлетворенное чувство и шла по той же дорог.
— Вавочка, ты плачешь?— удивился офицеръ.
— Нтъ, я такъ… Ничего.
Черезъ годъ состоялась свадьба. Старичокъ-священникъ благословлялъ на новую жизнь болярина Аркадія и болярыню Марію.
1891
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека