НОВАЯ СТРАНИЦА ИЗ БИОГРАФИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
НОВАЯ СТРАНИЦА ИЗ БИОГРАФИИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
(Записная книжка Л. А. Соллогуба)
Сообщение А. В. Рычкова
Записная книжка Л. А. Соллогуба, Лермонтов Михаил Юрьевич, Год: 1840
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Встречи с прошлым. Выпуск 6
М., ‘Советская Россия’, 1988
Недалеко от Серпухова расположена старинная усадьба Рождествено-Телятьево. За свою трехсотлетнюю историю (Телятьево упоминается в писцовых книгах Серпуховского уезда уже в 1623 году) усадьба переменила несколько владельцев. Последними из них были графы Соллогубы. Считалось, что хозяином усадьбы в прошлом веке был известный писатель, автор повести ‘Тарантас’ В. А. Соллогуб (см. Памятники архитектуры Московской области. М., 1975, т. 2, с. 353), однако архивные данные свидетельствуют о том, что после смерти его отца, которому принадлежала усадьба, она перешла по наследству к старшему брату писателя Льву Соллогубу. Впоследствии здесь жили его вдова Мария Федоровна, урожденная Самарина, сын — поэт и художник Ф. Л. Соллогуб с женой Наталией Михайловной, внуки — Елена и Вера. В литературе хорошо известны отношения Лермонтова с В. А. Соллогубом, однако нигде не упоминается об его знакомстве с братом писателя. Об этом впервые рассказала обнаруженная в 1926 году в архиве соллогубовской усадьбы небольшая записная книжка с двумя рисунками с подписью ‘Лермонтов’. Сообщение об этом появилось в разделе хроники в ‘Сборнике общества изучения русской усадьбы’ (М., 1927, вып. 2, с. 16). Потом эта книжка Л. А. Соллогуба попала в Государственный литературный музей, откуда в 1941 году перекочевала в ЦГАЛИ, где была включена в фонд Лермонтова (ф. 276, оп. I, ед. хр. 35). Имя Льва Александровича Соллогуба мало кому известно, поэтому необходимо по мере возможности сообщить о нем некоторые сведения. Он родился 18 мая 1812 года в Москве в семье придворного церемониймейстера. Его мать С. И. Соллогуб происходила из известного рода Архаровых. Семья Соллогуба пользовалась покровительством Александра I. Оба сына — Лев и Владимир — получили прекрасное домашнее образование, хочется упомянуть, что среди их учителей был французский драматург Э. Шаррьер, впоследствии — переводчик ‘Записок охотника’ Тургенева. Вот что пишет о Льве Соллогубе знавшая его в детстве графиня А. Д. Блудова: ‘…старший Leon не дурен собой, но мешковат и неповоротлив. Зато души он был замечательно нежной, мягкой и благорошной (Русский архив, 1872,, No 7, 8, с. 1239).
В 1830 году Лев Соллогуб окончил Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. К этому времени относятся его встречи с Пушкиным на петербургских балах (см. Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1976, с. 389). Спустя полвека П. И. Бартенев запишет со слов П. А. и В. Ф. Вяземских: ‘Старик барон Геккерн был известен распутством. Он окружал себя молодыми людьми наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части, в числе их находились князь Петр Долгорукий и граф Л. С.’ (Русский архив. 1888, No 7, с. 312). Позднее известный пушкинист П. Е. Щеголев расшифрует ‘граф Л. С.’ как ‘граф Лев Соллогуб, брат писателя Владимира’ (Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М.— Л., 1928, с. 475), причислив таким образом Л. А. Соллогуба к противникам поэта. Но это, конечно, не так. С 1835 по 1838 год Лев Соллогуб находился за границей, поэтому он не мог участвовать в той травле Пушкина, которая привела поэта к гибели. Кроме того, в своих письмах к брату этого времени в числе своих друзей Л. А. Соллогуб называет семейства Олениных, Вяземских, Осиповых, Россет, Карамзиных — людей, близких к Пушкину. Кто же тогда ‘граф Л. С’? Вероятней всего, говоря об ‘охотниках до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части’, Вяземские имели в виду родного дядю В. А. и Л. А. Соллогубов, тайного агента III отделения Льва Ивановича Соллогуба (см. В. А. Соллогуб. Воспоминания. М.— Л., 1931, с. 128).
Путешествуя в 1836—1837 годах по Европе с сыном историка Андреем Карамзиным, Лев Соллогуб знакомится с Гоголем. Известны их встречи зимой 1837 года в Париже (см. ф. 248, оп. 1, ед. хр. 38, л. 11 об.), а также спустя несколько месяцев летом того же года в немецком курортном городке Баден-Бадене, где Соллогуб оказался в числе первых слушателей ‘Мертвых душ’. Яркое описание этого гоголевского чтения, происходившего у Смирновых, оставила в своих воспоминаниях А. О. Смирнова-Россет (см. ее Записки, дневник, воспоминания, письма. М., 1929, с. 314).
В 1839 году в чине гвардейского поручика Лев Соллогуб вышел в отставку. Живя в Петербурге, он вращается в светских кругах, посещает те же известные петербургские салоны — Карамзиных, Виельгорских, В. Ф. Одоевского и др.,— что и Лермонтов, служивший в то время в лейб-гвардии гусарском полку. Более того — друзья поэта оказываются ‘неразлучными’ друзьями Льва Соллогуба. Об этом свидетельствуют письма П. А. Вяземского к жене от 25 и 30 ноября 1839 года. В первом письме говорится: ‘Иван Гагарин, Лев Соллогуб и Шувалов неразлучны. Софья Карамзина говорит, что если бы их объединить, то они составили бы вместе одного неотразимого молодого человека: Гагарин умеет говорить, Шувалов опускать глаза, Соллогуб вздыхать’ (ф. 195, оп. 1, ед. хр. 3271, л. 103об.). Спустя несколько дней Вяземский снова пишет: ‘…по вечерам часто дома всегда кто-нибудь да есть: Наталия Пушкина с сестрою, Тимирязев, Жуковский, Л. Веймар, валуевская молодежь: Шувалов, Жан Гагарин, Соллогуб’ (там же, л. 105 об.).
Вяземский и его зять П. А. Валуев, камер-юнкер, сделавший впоследствии блестящую карьеру государственного деятеля (с 1879 года — он председатель Комитета министров), занимали в Петербурге на углу бывшей Михайловской (сейчас — площадь Искусств) двухэтажный особняк. На втором этаже у П. А. и М. П. Валуевых часто сходилась молодежь, о ней-то и упоминает Вяземский в своих письмах. Среди друзей Валуева названы однополчанин и друг Лермонтова граф А. П. Шувалов, молодой дипломат князь И. С. Гагарин и Л. А. Соллогуб. Частые гости в доме и только что вернувшаяся из деревни вдова Пушкина Наталия Николаевна с сестрой Александриной, В. А. Жуковский, французский литератор Ф.-А. Леве-Веймар, сенатор и друг Вяземского И. С. Тимирязев.
А. И. Тургенев, остановившийся в эту зиму у Вяземского, 2 декабря 1839 года записал в своем дневнике: ‘С Карамзиными к нам: там Тизенгаузен, Докторов — домой, Пушкины обе, Шуваловы, Гагар[ин], Соллог[уб], Лермон[тов], Жуков[ский], Соболев[ский] и пр’. (ИРЛИ, ф. 309, No 319, л. 22об.). Следует заметить, что писателя В. А. Соллогуба в это время в Петербурге не было: с октября 1839 по конец января 1840 года он вместе с художником Г. Г. Гагариным ездил в Казань (результатом их совместной поездки явилось прекрасно иллюстрированное издание повести В. А. Соллогуба ‘Тарантас’.— СПб., 1845). Следовательно, речь может идти только о Л. А. Соллогубе. Среди новых лиц в дневнике Тургенева названы Лермонтов, библиофил и поэт-эпиграммист С. А. Соболевский, внучка М. И. Кутузова Е. Ф. Тизенгаузен, Карамзины, ‘Пушкины обе’, ‘Шуваловы’ — уже упоминавшийся А. П. Шувалов с младшим братом Петром. Докторов — по всей вероятности — С. Д. Дохтуров, сын героя Отечественной войны 1812 года, сам служивший в лейб-гвардии егерском полку и, в частности, писавший 19 марта. 1840 года матери — М. П. Дохтуровой: ‘У нас недавно были два трагические происшествия: витебский губернатор Львов, женатый на Ладыженской, будучи принужден развестись с женой за несоблюдение супружеских обязанностей, застрелил себя, и дуэль гвардейского офицера Лермонтова с сыном французского посланника де Баранта, поводом к нему была женщина и после довольно горячее объяснение. Впрочем, Лермонтов прекрасно вел себя в атом случае, теперь он под судом, а Барант молодой выслан из города и России’ (ф. 188, оп. 1, ед. хр. 4, л. 39об.). Эта дневниковая запись Тургенева — одно из свидетельств знакомства Льва Соллогуба с Лермонтовым.
К последним двум месяцам 1839 года относятся также письма Л. А. Соллогуба к брату, однако в них ничего не говорится о Лермонтове. Зато снова и не раз упоминается И. С. Гагарин, о котором 18 ноября Лев Соллогуб пишет: ‘Жан Гагарин здесь уже в течение нескольких дней. У него есть способность вытаскивать меня из апатии, которая мне свойственна’ (ф. 453, оп. 1, ед. хр. 1595, л. 12).
Знакомство Льва Соллогуба с Лермонтовым и его друзьями становится тем более интересным, что по времени оно совпало с недолгим существованием лермонтовского ‘кружка шестнадцати’ (ноябрь 1839 — февраль-март 1840). Кружок объединял молодых людей, частью из офицеров, частью из штатских. Почти все они принадлежали к влиятельным при дворе Николая I аристократическим семьям. Несмотря на отсутствие какой-либо единой политической программы, на собраниях кружка обсуждались самые различные вопросы, связанные с политической жизнью России. Как пишет И. Л. Андроников, ‘это были люди, наделенные общим чувством протеста, умеющие молчать, уверенные друг в друге и в том, что существование кружка останется тайной для III отделения, храбрецы, фаталисты…’ (М. Ю. Лермонтов. Исследования и материалы. Л., 1979, с. 157). В число ‘шестнадцати’ входила уже названная выше ‘четверка’ — Лермонтов, П. А. Валуев, И. С. Гагарин и А. П. Шувалов, кроме того, однополчане поэта — его родственник А. А. Столыпин-Монго, граф К. В. Браницкий, Н. А. Жерве, князь А. Н. Долгорукий, барон Д. П. Фредерике, князь С. В. Долгорукий, сын фельдмаршала Ф. И. Паскевич и князь Б. Д. Голицын, сын московского губернатора. Имена остальных четырех членов кружка до сих пор остаются неизвестны. Долгие годы занимавшаяся изучением кружка Э. Г. Герштейн считает, что, возможно, членами его были также князь Г. Г. Гагарин и Петр Шувалов, приятели Л. А. Соллогуба. Можно предположить, что знал о существовании кружка, а возможно, и присутствовал на его собраниях и сам Лев Соллогуб, близкий в то время к некоторым активным членам ‘шестнадцати’.
Л. А. Соллогуб на 11 лет пережил Лермонтова. В 1842 — 1846 годах он в качестве секретаря русского посольства находился в Вене, вернувшись в Россию, женился на Марии Федоровне Самариной, от которой имел двух сыновей, Федора и Александра. Портрет Льва Соллогуба в 40-е годы нарисовала в своих воспоминаниях писательница А. Я. Панаева: ‘Странно было видеть… брата [В. А.] Соллогуба, скромного, простого человека, который не заимствовал ни утонченности в манерах своего отца, ни глупой кичливости аристократизма своего брата’ (Панаева А. Я. Воспоминания. М., 1972, с. 90). Среди знакомых Льва Соллогуба того времени — Полина Виардо. В письме к Матв. Ю. Виельгорскому от 21 ноября 1846 года она писала: ‘Поблагодарите вместо меня графа Льва [Соллогуба] за доброе и сердечное письмецо, которым он известил меня о своей женитьбе. Я рада предстоящему ему счастью и желаю долгого и полного воплощения его мечтаний’ (Музыкальное наследство, т. II, ч. 2. М., 1968, с. 38). Однако этим пожеланиям певицы не суждено было сбыться. Не дожив до сорока лет, Л. А. Соллогуб умер 20 апреля 1852 года от тяжелой болезни мозга.
Такова краткая биография Л. А. Соллогуба.
Но вернемся опять к той ‘тетрадке’, которая была обнаружена при разборе соллогубовского архива в 1926 году. Записная книжка велась Л. А. Соллогубом на протяжении нескольких лет — с 1833 по 1840 год, записи вносились на русском, английском, итальянском, немецком и французском языках. Это различного рода сентенции, планы и наброски предполагаемых произведений, стихотворные записи, цитаты из Шекспира, Мильтона, Гете, итальянского поэта-либреттиста Феличе Романи и др. В записной книжке упомянуто имя приятеля Пушкина и Вяземского, одного из членов Союза благоденствия Д. А. Давыдова, а также его сына Ростислава.
Но самое интересное для нас в этой записной книжке — Два рисунка, подписанные ‘Лермонтов’ (ф. 276, оп. 1, ед. хр. 35, лл. 9, 17). На одном из них изображен курносый крестьянин в армяке, с острой бородкой, на другом — молодой мужчина с усами. В 1948 году рисунок с крестьянином был описан в работе Н. П. Пахомова ‘Живописное наследие Лермонтова’ как мнимое произведение Лермонтова-художника (Литературное наследство, т. 45—46. М., 1948, с. 68).
Однако, думается, вопрос о подлинности рисунков решен недостаточно обоснованно. Оба портрета выполнены карандашом в манере, близкой Лермонтову-рисовальщику последних лет, и резко отличаются от наивных и беспомощных зарисовок Льва Соллогуба, встречающихся в его записной книжке. Но как показала проведенная в ЦГАЛИ почерковедческая экспертиза, подписи под рисунками принадлежат Л. А. Соллогубу.
5 февраля 1981 года по просьбе ЦГАЛИ художником Б. И. Клабуновским была проведена дополнительная экспертиза этих двух рисунков. В своем заключении он пишет: ‘Я, художник, скопировавший почти все имеющиеся в музеях, библиотеках и архивах г. Москвы картины, акварели и рукописи М. Ю. Лермонтова, не сомневаюсь в том, что представленные мне для консультации рисунки поэта выполнены его рукой. Характерные для руки М. Ю. Лермонтова штрихи, тушевка, направление линий карандаша и некоторые другие особенности его как бы ‘беглых зарисовок’ как нельзя больше подходят к манере его творчества как выдающегося художника-любителя’.
Кроме того, в соллогубовской тетрадке есть три неполные строки, написанные рукой Лермонтова:
Посреди небесных тел
Лик луны туманный
Как он кругл и…
(ф. 276, оп. 1, ед. хр. 35, л. 12).
Подлинность лермонтовской записи удостоверена пушкинистами Л. Б. Модзалевским и Б. М. Эйхенбаумом.
Лев Соллогуб — новое лицо в окружении Лермонтова. К сожалению, нам почти ничего не известно об их отношениях, по-видимому, носивших дружеский характер, свет на которые впервые помогла пролить старая записная книжка…