Записки Паскалины.
Записки Паскалины.
(Les mmoires de Pascaline).
Жана Тильда.
——
——
——
Паскалина.
‘Русская Мысль’, No 9, 1884
Записки Паскалины, Тильд Жан, Год: 1884
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Съ какимъ восторгомъ я выходила замужъ за Альберта. Каждый день онъ присылалъ мн по великолпному букету, а за два дня до свадьбы я получила корзину съ артистически разложенными въ ней матеріями, богатыми ювелирными вещами и подобранными къ нимъ кружевами. Вы, вдь, знаете, конечно: эти malines идутъ къ жемчугу, валансьены слдуетъ надвать съ брилліантами, point de Venise носятъ съ рубинами, изумруды восхитительно гармонируютъ съ старыми алансонскими кружевами, къ брюггскимъ подходятъ вещи готическаго стиля, а старыя брюссельскія къ сапфирамъ.
Все шло, какъ нельзя лучше. Въ день свадьбы на мн было прелестное платье изъ генуэзскаго бархата, едва распускающійся флеръ-д’оранжъ я надла съ наивнымъ видомъ, приличествующимъ всякой хорошо воспитанной двушк, умющей притвориться, будто понятія не иметъ о томъ, что изъ флеръ д’оранжа выходятъ апельсины. По заведенному обычаю я перецловала множество старыхъ рожъ и молоденькимъ мордочекъ, пожала руки цлой толп фрачниковъ съ сладко улыбающимися лицами. Со всхъ сторонъ милый шепотъ пріятно щекоталъ мое маленькое самолюбьице: какая хорошенькая, какъ молода и стройна, что за волосы, настоящее ‘вороново крыло’… Однако, въ этомъ хвалебномъ концерт я уловила фальшивую нотку, одинъ изъ кавалеровъ, много танцовавшій со мною прошлою зимою, сказалъ моей пріятельниц: ‘Не правда ли, какъ ее желтитъ этотъ блый нарядъ?’
Пріятельница, само собою разумется, согласилась съ нимъ, и мн стало очень досадно. Посл завтрака, когда мы садились въ карету хать на поздъ, я бросилась на шею обливающейся слезами матери и прошептала:
— Правда ли, мамочка, что я была желта въ церкви?
— Такъ чуть-чуть, быть можетъ,— отвтила она, рыдая.— Впрочемъ, вс молодыя желты, он еще не умютъ пудриться по настоящему.
Каковъ ужасъ! У меня всегда былъ восхитительный цвтъ лица, мн тысячи разъ это говорили, сравнивали его съ лепествами розъ, упавшими на снгъ… Никогда, ни за какія блага въ мір не стану я мазаться противными косметиками!
Альбертъ былъ того же мннія, когда я въ тотъ же вечеръ передала ему мои впечатлнія.
— Милое дитя,— сказалъ онъ, обнимая меня,— неужели вы не поняли, что ваши пріятельницы говорили изъ зависти въ дивному цвту вашего лица? Боже мой! Никогда ничмъ не портите лица, оставьте старухамъ и женщинамъ полусвта ихъ отвратительный макильяжъ, ненавистный мужчинамъ.
Во время нашего путешествія не случилось ничего особеннаго. Мы вернулись очень довольные другъ другомъ,— онъ безъ ума влюбленнымъ въ свою женку… я всмъ сердцемъ обожала моего Альберта. Балы, спектакли, вечера мшали намъ, правда, оставаться однимъ, но, все-таки, мы видались за завтракомъ. Альберть сталъ какъ будто бы холодне, но далъ мн понять, что люди нашего общества не могутъ… просто, не должны любить другъ друга, какъ какіе-нибудь мелкіе буржуа.
Разъ, когда мы хали съ бала русскаго посольства и въ карет я прижалась къ нему, онъ сказалъ:
— Баронесса Б. была необыкновенно хороша сегодня… Замтили вы, Паскалина?
— Да, мой другъ,— отвтила я,— но вы же сами говорили, кто она размалевывается, какъ пастель прошлаго вка.
— Да, можетъ быть, а, все-таки, она восхитительна… Какіе золотистые волосы! Чисто венеціанскаго типа!…
— Объ волосахъ-то лучше бы помолчать,— сказала я, смясь.— Вс знаютъ, что они крашеные и что баронесса почти плшива.
— Это совсмъ по-женски,— возразилъ Альбертъ съ оттнкомъ досады.— Нельзя похвалить ни одну изъ васъ безъ того, чтобы другая не разозлилась. Вашъ пансіонскій румянецъ во всю щеку, ваши смуглыя плечи и прекрасные черные волосы длаютъ васъ пристрастною, моя милая Паскалиночка.
Такъ я и обмерла! У меня пансіонскій румянецъ, черныя плечи!… Почти всю ночь не спала я посл этого, и странныя мысли приходили мн въ голову.
Неужели ему, въ самомъ дл, нравилась эта старая, размалеванная декорація? Въ этомъ я не могла сомнваться, такъ какъ черезъ нсколько дней, дучи въ Булонскій лсъ, видла, что его карета стоитъ у подъзда баронессы съ золотыми волосами. Мое сердце сжалось, но я ршилась не длать сцены, слова не сказала Альберту, даже притворилась, будто не знаю, куда онъ отправляется, когда небрежно говоритъ мн, что обдаетъ съ пріятелями или что детъ въ клубъ и вернется поздно.
Однако, я должна признаться, что много плакала. Глупо плакать, это я знаю, и никогда еще красные отъ слезъ глаза женщины не вернули любви мужчины. Вотъ почему я надумала сдлать ршительный, смлый шагъ. Послала я за самымъ моднымъ куаферомъ и приказала ему перекрасить мои чудесные, черные, какъ вороново крыло, волосы въ самый яркій рыжій цвтъ, взяла горничную, служившую у знаменитой кокотки, и сказала ей, что хочу быть раскрашена до безобразія На слдующей недл мы съ Альбертомъ были приглашены на большой парадный обдъ. Я заказала знаменитому Машенъ необыкновенно эксцентричный туалетъ, бросающійся въ глаза: мн пристроили такой пуфъ, что на него могли бы свободно уссться три человка. Декольтировалась я до полнаго неприличія, покрыла шею, плечи и руки цлымъ пластомъ блилъ. Лицо было расписано, какъ картина: на щекахъ поверхъ крэмъ Нинонъ наложена розовая восточная пудра, брови и рсницы подведены кистью, глаза тоже, удлинены до висковъ, губы вымазаны карминомъ. По окончаньи раскраски я взглянула въ зеркало и вскрикнула отъ ужаса, увидавши, вмсто себя, какую-то странную куклу съ огромными глазами, съ кровянокрасными губами на блой штукатурк!
Альберту я не показалась и догнала его, когда онъ уже сидлъ въ карет, изъ боязни, что онъ не позволитъ мн хать такою, забилась я въ уголъ кареты и закуталась воротникомъ шубы. Войдя въ домъ, я швырнула шубу лакею и, опустивши голову, бросилась въ гостинную. Мужъ шелъ за мною, я слышала его восклицанія, но въ страх и въ смущеніи не поняла ихъ значенія. Тутъ я поспшила укрыться подъ крылышко хозяйки дома, замирая отъ ужаса передъ громаднымъ скандаломъ: мн казалось, что вотъ-вотъ схватитъ Альбертъ меня за руку, вытащитъ вонъ, увезетъ домой и завтра же отправитъ къ матери.
Какъ плохо знала я мужчинъ! Чего не могла добиться скромная молоденькая женщина, простая и правдивая туалетомъ, лицомъ и сердцемъ, того сразу добилась блестящая, размалеванная кукла! Я имла поразительный успхъ: меня окружили, мною восхищались, повторяли каждое мое слово, какъ обращикъ необыкновеннаго остроумія, вс только и говорили о моемъ удивительномъ превращеніи… А мужъ въ блаженномъ восторг отъ моего тріумфа шепталъ мн: ‘Ты божественна, восхитительна… шикъ съ ногъ-сшибательный!’
Обдъ кончился. Мужъ ни разу не взглянулъ даже на баронессу, сидвшую недалеко отъ него. Въ карет онъ чуть не задушилъ меня поцлуями, такъ что… къ счастью, мы скоро дохали до дома!
На слдующій день началась совсмъ новая исторія: на моемъ туалетномъ стол оказался цлый рядъ букетовъ, а въ цвтахъ записки съ самыми дерзкими объясненіями въ любви. Мужчины воображаютъ, кажется, что всякая женщина, какъ только увидитъ усы и бороду, такъ сію же минуту и забудетъ вс свои обязанности, къ тому же, вс эти господа заключили но моему туалету и по виду, будто я ищу утшеній, и вотъ наперерывъ предлагаютъ врнйшее и пріятнйшее средство отомстить мужу. Меня это возмутило до глубины моей честной и чистой души.
— Смотрите!— крикнула я мужу, какъ только онъ вошелъ въ мою комнату.— Прочтите, что мн осмливаются писать!
Онъ засмялся.
— Такъ и слдуетъ, моя милая Паскалина, это въ порядк вещей. Бросьте, наконецъ, привычку волноваться изъ-за всякаго пустяка. Все это не боле, какъ самые обыденные комплименты, съ какими обращаются къ любой свтской женщин. Вотъ, напримръ, письмо Поля… оно очень почтительно.
— По вашему, очень почтительно, что этотъ господинъ проситъ меня назначить ему свиданіе?
— Для вашихъ монастырско-пансіонскихъ понятій это можетъ казаться, пожалуй, немного рзкимъ, но въ Париж женщины умютъ премило потшаться надъ ухаживателями. Он смются надъ подобными приключеніями. А у васъ удивительная страсть видть во всемъ какую-то мелодраму.
Я не стала возражать. Подобный же урокъ повторился еще и не одинъ разъ. Я ршилась потшиться надъ Полемъ, какъ мн совтовали… Но почему именно надъ Полемъ, а не надъ кмъ-нибудь другимъ? Быть можетъ, потому, что мн нравились его голубые глаза и красивые усики, къ тому же, онъ какъ-то особенно смотрлъ на меня… Правда, я все еще не могла никакъ отдлаться отъ пансіонскихъ понятій, мн отнюдь не хотлось, чтобы Поль считалъ меня одною изъ такихъ женщинъ, ухаживанье за которыми легко удается. Я твердо ршилась не пасть въ пропасть… т.-е., собственно, пропасть — это такъ, поэтическое выраженіе только, врне сказать, не въ пропасть, а просто въ грязь, я не хотла ни за что дать поводъ разнымъ пріятельницамъ строить чопорныя гримасы… Но чтобы высказать все это, необходимо было назначить свиданіе этому господину. Не при всхъ же, въ самомъ дл, выражать ему мое негодованіе и выяснять мои правила?
О, Боже мой! Я отлично знаю, что не умираютъ отъ этого! Но, все-таки, если бы нсколько дней тому назадъ мн сказали, что… Э! Все глупости! Не умирать же въ самомъ дл изъ-за этого!
Съ подлиннымъ врно: Жанъ Тильда.