Лукьянов С. М. Запись бесед с Э. Э. Ухтомским // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 393—402. — Вып. II—III.
В мае, июне, июле и ноябре 1920 г. я виделся несколько раз в Детском (б<ывшем> Царском) Селе с князем Эспером Эсперовичем Ухтомским1 и беседовал с ним про Соловьева и близких к нему людей. Тут же в присутствии моего собеседника я заносил на бумагу главнейшие данные, которые воспроизвожу в нижеследующем с возможной точностью.
Из разговора 23-го мая 1920 г.
В 1880 г. в число студентов Петербургского университета вступил некий Александровский2, по-видимому, крещеный еврей. Скончался от чахотки года через три, курса, кажется, не окончил. Следил за лекциями Владиславлева3, но слушал также в большой толпе и Соловьева4. Был многообещающий юноша. Пользовался особым вниманием и расположением Соловьева, которому, в свою очередь, был очень предан: ‘Весь светился Соловьевым’. Соловьев был очень огорчен смертью Александровского, считал его потерю незаменимой. За перевод Гелленбаха5 <Александровский> взялся, вероятно, ради заработка, в качестве человека, сильно нуждающегося.
Товарищем Александровского был Мазарович — человек богатый, домовладелец и помещик. В студенческие годы обнаруживал интерес к философии, занимался в Публичной библиотеке, часто обращался за справками к Э. Л. Радлову {См. примеч. 153.}. Имел ли он какие-либо отношения к Соловьеву, князю Э. Э. Ухтомскому — неизвестно. Может быть, об этом лице сохранились сведения в Публичной библиотеке. В позднейшие годы во ‘Всем Петербурге’ {Следует читать: Петрограде.} содержится, между прочим, такое указание: Николай Иванович Мазарович, статский советник, адрес: Литейный проспект, дом No 7, в 1917 г. состоял во главе экспортной палаты, служил по ведомству учреждений императрицы Марии6.
В том же 1880 г. и на тот же историко-филологический факультет Петербургского университета, что Александровский, поступил и князь Э. Э. Ухтомский, интересовавшийся точно так же философией. Мазарович зачислился в студенты историко-филологического факультета, кажется, годом раньше. Князь Э. Э. Ухтомский занимался специально у Владиславлева, у которого были и другие специалисты, в расчете сделаться впоследствии преподавателями логики. Многие из лиц этой категории Соловьева не слушали. Лекции Владиславлева доброй памяти по себе у князя Э. Э. Ухтомского не оставили.
Читал Владиславлев неясно, невразумительно, ‘тянул’. Специалисты должны были ходить поневоле. На лекциях, не дававших ничего существенного, спали. Были, впрочем, у Владиславлева коллоквиумы на дому. На этих коллоквиумах он был гораздо живее. Всего больше выдвигал Владиславлев Лотце7. По интересу к Лотце он оценивал и своих слушателей. Собственно философскими заботами студентов Владиславлев не интересовался. Он даже отговаривал заниматься философией и указывал, что лучше бы-де было сосредоточиться на занятиях у Бестужева-Рюмина по кафедре русской истории8. К Соловьеву Владиславлев относился с плохо скрываемым пренебрежением. О лицах, увлекающихся Соловьевым, судил отрицательно.
Лекции Соловьева князь Э. Э. Ухтомский слушал с осени 1880 г. до марта (приблизительно) 1881 г. Слушателей у Соловьева было множество. Такой переполненности одной из самых больших аудиторий никогда не было раньше. Студенты приходили занимать места заблаговременно, иногда за час или более до начала лекции. Шествие Соловьева по коридору в аудиторию — целый триумф. Тысячи глаз приковывались к нему: одни — с любопытством, другие — с участием. На первых местах располагались лица, желавшие ‘подцепить’ Соловьева. Удары и нападения этих лиц Соловьев отражал шутя — тогда раздавались рукоплескания. Проходило все это в самый бурный год. Политика преобладала: сходки почти ежедневные. Лекции Соловьева представляли собою как бы пересказ чтений о богочеловечестве9. Вообще это был призыв уйти в глубины человеческого духа. Соловьев был тогда молодой человек. Интерес был к нему и внешний, и внутренний. Лекции Соловьева предназначались для всех, но студенты были разъединены из-за политики, и отношения между ними были обостренные. Каждая лекция Соловьева продолжалась около получаса. Потом начинались прения. Живая беседа продолжалась без конца. Лекции не записывались, не литографировались. Экзаменов по курсу Соловьева не было. Состав аудитории менялся. Видя перед собой массу слушателей, Соловьев весь отдавался восторженному, вдохновенному настроению.
Его лекции представляли собой действительно нечто необычное. Читал он, сколько помнится, раз или два раза в неделю. Частой манкировки со стороны Соловьева не было. Разные группы студентов (юристы, естественники) выставляли своих ораторов, старавшихся запутать Соловьева, но успеха эти ораторы не имели. Ходили студенты к нему и на дом, но не для систематических занятий, а случайно.
Из числа слушателей Соловьева нужно назвать графа Александра Федоровича Гейдена10. Его отец, граф Федор Логинович Гейден, был начальником Главного штаба, а потом финляндским генерал-губернатором11. Соловьев сблизился и с родителями графа А. Ф. Гейдена: бывал у них в гостях, обедал. Когда Соловьев начал читать в университете, граф А. Ф. Гейден был уже студентом третьего курса, специалистом у Владиславлева. Впрочем, он уже тогда подумывал о службе во флоте. Соловьев очень любил Гейденов, и они высоко ценили его. Жена графа Ф. Л. Гейдена — Елизавета Николаевна (рожденная графиня Зубова12). Это была женщина выдающихся достоинств, известна, между прочим, своею деятельностью по Георгиевской общине сестер милосердия. Старший брат графа А. Ф. Гейдена, Николай Федорович, был потом старостой Казанского собора13. Третий брат, Дмитрий Федорович, служил предводителем дворянства14. По образованию это был математик. Двоюродный брат, граф П. А. Гейден, состоял членом Государственной думы15. Все эти старшие члены гейденовского рода близкого отношения к Соловьеву не имели, кроме того, что встречались с ним в доме родителей графа А. Ф. Гейдена, которые принимали его очень радушно. Граф А. Ф. Гейден умер в Москве около года тому назад. Сколько известно, он до конца своих дней оставался верен памяти Соловьева.
В числе студентов, особенно любивших озадачивать Соловьева своими ‘наскоками’, был некто Никифоров, филолог первого курса, уроженец Казани16. Ходил в красной рубахе, произносил зажигательные речи — типичнейший из нигилистов того времени. Сколько помнится, не семинарист. Никифоров заинтриговал Соловьева, у которого он бывал на дому, своим радикализмом. Случалось и Соловьеву навещать его. Однажды князь Э. Э. Ухтомский сопровождал Соловьева ради его близорукости. Никифоров был в сущности человек тупой, но большой фразер. Он только скользил по Соловьеву и цеплялся за него, как за модную новинку. Соловьев надеялся было повлиять через этого господина на радикальную часть молодежи, но успеха не имел. Как кажется, это была личность невысоких нравственных качеств. Проповедуя бескорыстие, суровость, коммунизм, Никифоров не заботился о том, что<бы> дело соответствовало слову. Соловьев был очень удивлен, когда убедился, что этого радикала окружает совершенно ‘буржуазная’ обстановка, в полном противоречии со взглядами, выражавшимися в речах. Что сталось с ним впоследствии, в точности неизвестно.
Соловьев жил в эту зиму на Петербургской стороне, неподалеку от часовни Спасителя. Квартира — полупустая: два-три стола {Следует читать: стула.}, кровать, книги навалены по углам. Впрочем, Соловьев этой квартирой почти не пользовался, так как ютился по большей части у знакомых и родных. Настоящих ‘адептов’ у Соловьева в эту пору не было. Слушали его отрывочно, да и вообще все шло как-то порывисто. Лекции ‘импровизировались’, имели скорее лирический, чем строго научный характер. По-видимому, Соловьев к лекциям не готовился. Курс его не был курсом систематическим: это был, так сказать, ‘ряд блестящих выступлений’. Профессора относились к Соловьеву насмешливо. Кажется, Минаев17 говорил своим трем (или около того) слушателям: тут-де — наука, а там у Соловьева — болтовня, идите, мол, к нему. О том, как относился к Соловьеву Владиславлев, было уже сказано.
Однажды факультет предложил для разработки тему о свободе воли. Князь Э. Э. Ухтомский принялся за этот вопрос, собрал обширный материал, ездил за ним даже за границу. Вышел обширный труд. Ознакомившись с рукописью, Соловьев одобрил работу, но Владиславлев высказался о ней отрицательно. Ввиду отзыва Владиславлева работа была награждена со стороны факультета лишь серебряной медалью. Предполагалось, что князь Э. Э. Ухтомский будет оставлен при университете, но это предположение не осуществилось. Граф А. Ф. Гейден по окончании курса в университете служил сначала в департаменте духовных дел иностранных исповеданий. Решившись перейти на службу во флот, он отрекомендовал вместо себя в департамент князя Э. Э. Ухтомского. Это повело к разным поручениям в области армянских дел, буддийских (вернее, ламанских), к командировкам. Так и отошла философия на задний план, а вместе с нею и намечавшаяся в будущем профессура. Стихотворством князь Э. Э. Ухтомский стал заниматься лет с 14—15. Соловьев читал его стихи, одобрял их, поощрял к продолжению писательской деятельности. Впервые стихотворения князя Э. Э. Ухтомского появились в печати в ‘Руси’18 Аксакова при участии Соловьева.
В январе 1881 г. (а может быть, и немного раньше) Соловьев познакомил князя Э. Э. Ухтомского с графиней С. А. Толстой (рожденной Бахметевой) и с С. П. Хитрово19. Он собирался отвести его и к Достоевскому, но тот умер как раз накануне того дня, когда должен был состояться первый визит20.
У князя Э. Э. Ухтомского была на Васильевском острове маленькая студенческая квартира. Сюда собирались товарищи-студенты, приезжал и Соловьев. Кроме чая и печенья, ничего по части угощения не было. Соловьев оставался иногда за полночь. Собирались не больше 15—20 человек. Кроме студентов университета, бывали пажи, правоведы, лицеисты21 — безобидная в политическом отношении молодежь. Разговоров на политические темы не было. Своих философских воззрений Соловьев тоже не развивал, говорил то с одним гостем, то с другим о чем придется.
Князь Д. Н. Цертелев в ту пору у князя Э. Э. Ухтомского не бывал. Он проживал где-то около Саблина на даче неподалеку от Пустыньки22. Хворал несколько месяцев какой-то нервной болезнью. Познакомились они уже летом 1881 или 1882 г. (вернее последняя дата) у графини С. А. Толстой.
1-ое марта 1881 г. ‘застало’ князя Э. Э. Ухтомского в университете. Никифоров кричал ‘ура’, предлагал совершить революцию, плакал от радости23.
О политике разговоров с Соловьевым не было ни у Гейденов, ни у графини С. А. Толстой, ни у княгини Елизаветы Григорьевны Волконской24.
На лекциях Соловьева о богочеловечестве князю Э. Э. Ухтомскому быть не пришлось. О лекциях этих доходили до него лишь смутные слухи. Сам он был тогда гимназистом.
Из разговора 30-го мая 1920 г.
Свои университетские лекции Соловьев читал и в актовом зале, но это случалось лишь изредка или, может быть, в самом начале. После известной речи в зале Кредитного общества против смертной казни25 оваций в адрес Соловьева в самом университете не было, ибо после этого эпизода он в университете уже не появлялся. Зато на его долю выпало много оваций на дому: к нему приходили и студенты и студентки, и вообще различные интеллигенты, приносили много цветов. От посетителей не было отбою. В этом смысле можно сказать, что Соловьев не выходил из оваций. Свидетелем относящихся сюда сцен случалось быть и князю Э. Э. Ухтомскому, и А. П. Саломону26.
Княгиня Елизавета Григорьевна Волконская (рожденная святлейшая княжна Волконская) — внучка министра императорского двора при Александре I и Николае I Петра Михайловича Волконского27. Вышла замуж за сына декабриста — Михаила Сергеевича Волконского28, товарища министра народного просвещения, сенатора и, кажется, члена Государственного совета. Мать Елизаветы Григорьевны — дочь графа Бенкендорфа, католика — католичка29. Елизавета Григорьевна была первоначально православной по отцу. Молодые годы провела она в Италии, где и воспитывалась под прямым влиянием матери в католической среде. Стала рано тяготеть к католицизму. Рукопись ее известного сочинения ‘О церкви’30 была направлена для печатания за границу через двоюродного брата Елизаветы Григорьевны генерал-адъютанта и обер-гофмаршала графа Бенкендорфа (это родной брат нашего посла в Лондоне, недавно умершего31). Елизавета Григорьевна была женщина очень обширных знаний, интересовалась и естествознанием, и богословием, и философией, и литературой. Перешла в католичество в <18>90-х годах. Умерла в феврале 1897 г. Муж пережил ее на несколько лет, умер во время смуты, когда началась разруха.
Соловьев познакомился с княгиней Е. Г. Волконской, по-видимому, довольно рано, еще до ее перехода в католичество. Ввиду служебного положения мужа переход этот держался в некоторой тайне, но близкие люди о нем знали, напр<имер> Соловьев, князь Э. Э. Ухтомский, А. П. Саломон. Ежедневно в темном платье ходила в костел, писала запершись … Ей было, должно быть, около 50 лет, когда совершился перелом, ибо родилась она в 1838 г. Несмотря на увлечение католицизмом, она была глубоко русским человеком, от родины не отрывалась, ценила жизнь в деревне, была близка к народу, очень чувствительна к чести и достоинству России. Со стороны можно было подумать, что эта женщина старого русского закала. Читала чрезвычайно много, следила за всеми книжными новинками. Физически крепкая, сильная женщина, ум — мужского склада, голос довольно резкий, мужской, черты лица — правильные, красивые. Общение с нею было, точно чтение занимательной книги. Отличие от графини С. А. Толстой (рожденной Бахметевой), женщины тоже выдающейся: та очень женственна, обаятельна, хотя и некрасива. В натуре княгини Е. Г. Волконской было что-то покоряющее, но не женской прелестью, а силой воли и умом. Соловьев ценил в ней, во всяком случае, не ее внешние ресурсы. У Волконских бывали Майков, Полонский, Некрасов (у них, чуть ли не в их доме, писал Некрасов своих ‘Русских женщин’32). Бывал ли у них Достоевский, князь Э. Э. Ухтомский не знает. Возможно, что Соловьев познакомился с княгиней Е. Г. Волконской через графиню Соллогуб33. Но возможно и то, что тут сыграли роль чтения о богочеловечестве, которые княгиня Е. Г. Волконская слушала и очень одобряла: могла ведь просто подойти после какой-нибудь лекции, и познакомились.
А. П. Саломон говаривал, что за С. П. Хитрово ухаживал не только Соловьев, но и Сафронов34 и князь Д. Н. Цертелев. Отношения князя Д. Н. Цертелева к Соловьеву дают повод к некоторым сомнениям, но сказать что-либо определенное трудно. У князя Д. Н. Цертелева не было чувства благоговения к Соловьеву. Объясняется это отчасти его темпераментом, отчасти его внешней близостью к Соловьеву, отчасти его не совсем нормальным физическим состоянием в последние лет десять жизни. Сафронова князь Э. Э. Ухтомский видел раза два в салоне графини С. А. Толстой.
Проявлений интереса Соловьева к музыке князь Э. Э. Ухтомский не помнит. Графиня С. А. Толстая (рожденная Бахметева) была чрезвычайно обаятельная женщина, чуткая к искусству, к литературе. Около нее всегда поддерживался некоторый таинственный сумрак, может быть, потому, что как она сама, так и С. П. Хитрово были, в сущности, некрасивы. Бывала у графини С. А. Толстой и Ю. Ф. Абаза35. Князь Э. Э. Ухтомский не помнит, чтобы она у нее пела. О музыке Соловьев с ней не говорил. Графиня С. А. Толстая была человек мягкий, ‘обволакивающий’. Властного, в отличие от княгини Е. Г. Волконской, в ней ничего не было, и тем не менее она постепенно и незаметно овладевала человеком, подчиняла его своему мягкому влиянию. Соловьев бывал в доме графини С. А. Толстой чуть не ежедневно: половина его жизни была связана с квартирой на Миллионной.
О графе Л. Н. Толстом Соловьев отмалчивался. И когда князь Э. Э. Ухтомский был в Ясной Поляне, он наблюдал то же самое и со стороны Толстого по отношению к Соловьеву36.
Из разговора 27-го июня 1920 г.
Графиня С. А. Толстая (рожденная Бахметева) была любознательна до любопытства. Всякого расспрашивала про литературные новости, требовала подробного отчета о прочитанном и т. д. Князь Э. Э. Ухтомский испытал это на самом себе. Ему рассказывали вскоре после ее смерти в Лиссабоне, что минут за 20 до ее последнего вздоха приехал из Италии какой-то выдающийся писатель или ученый. Она сказала: ‘Ах, нельзя ли его пригласить ко мне? Il aurait peut-tre pu me dire quelque chose d’intressant’ {Он бы мог, возможно, рассказать мне что-нибудь интересное (франц.).}.
Князь Э. Э. Ухтомский часто посещал Н. Н. Страхова37, но Соловьева живущим там не видал. В позднейшее время Н. Н. Страхов с ужасом произносил имя Соловьева, а Соловьев говорил о нем даже с некоторым ожесточением. Н. Н. Страхов жил за Мариинским театром, кажется, на Крюковом канале, в большом каменном доме, высоко. Прислуги у него не было, отворял дверь сам. Много книг: все прикупал, ходя по антикварам. Соловьев выражался про Н. Н. Страхова: ‘старый кот’, ‘лукавый Страхов’. Действительно, Н. Н. Страхов производил впечатление человека выпытывающего при разговоре своего собеседника. Сам навстречу собеседнику с открытой душой никогда не шел. Его острый, тонкий ум очаровывал. Впрочем не острословил, только вечно сардонически улыбался, теребя свою длинную бородку вдоль. Очень не любил поэзию графа А. К. Толстого: плохо-де владел русскою речью. У графини С. А. Толстой, вдовы поэта, Н. Н. Страхова князь Э. Э. Ухтомский не встречал38. Был гостеприимен: сейчас же заваривал для гостей чай. Угощал не только чаем, но и своими книгами. Князь Э. Э. Ухтомский начал посещать Н. Н. Страхова в возрасте около 19 лет. Познакомился он с ним или у Майкова, или, вернее, у Полонского, или у графа А. А. Голенищева-Кутузова39 — это вернее всего.
Культ графа Л. Н. Толстого был у Н. Н. Страхова как бы совершенно слепой. Когдя князь Э. Э. Ухтомский выражался в том смысле, что нет старого прежнего Толстого, Н. Н. Страхов обижался. Всякому, кто хвалил Толстого, он готов был все отдать. Вообще это был холодный скептик, но он сейчас же преображался, когда речь заходила о Толстом, становился каким-то фетишистом. Увлекался Н. Н. Страхов и В. В. Розановым40: выдвигал его, читал приходящим отрывки из его писаний. В расхождении Н. Н. Страхова с Соловьевым не без влияния было и отрицательное отношение Соловьева к Толстому. ‘За религию’ князь Э. Э. Ухтомский не слышал от Н. Н. Страхова ни слова. Н. Н. Страхов казался скорее ‘вольтерьянцем’, мыслителем XVIII века.
Об отношениях Соловьева к князю Мещерскому41 князь Э. Э. Ухтомский ничего не знает. С князем Мещерским он познакомился в конце 1884 г., стал бывать на ‘средах’. Соловьева там никогда не видал. Часто бывал граф А. А. Голенищев-Кутузов, иногда бывали Майков, Н. Н. Страхов. Отрицательно про Соловьева князь Мещерский не отзывался, но ему было неприятно, что Соловьев перешел в кружок ‘Вестника Европы’ и либералов {См. примеч. 75.}.
С Достоевским князю Э. Э. Ухтомскому лично познакомиться не удалось. Когда Соловьев читал в начале <18>80-х годов публичные лекции о Достоевском, он хотел было прочесть стихотворение князя Э. Э. Ухтомского, но полиция этого не допустила, ибо стихотворение не было внесено в программу42. Про какие-либо революционные замыслы Соловьева, на что указывал Павленков {Следует читать: Пантелеев43.}, князь Э. Э. Ухтомский ничего не слыхал. Наоборот, со стороны самого Соловьева он принимает ультрамонархические заявления.
Предположений об интимных отношениях Соловьева с С. П. Хитрово не возникало. Казалось, что это просто близкие знакомые. Нельзя, конечно, утверждать, что не было никаких предосудительных толков, но эти толки шли из среды низменной или враждебной. Может быть, кое-какое значение имела также плохая репутация Всеволода Соловьева, отличавшегося некоторой распущенностью…44 Есть еще одно больное место, про которое много распространяться не следует. В жизни С. П. Хитрово были тяжелые обстоятельства, и она не убереглась от влияния одурманить себя. Сделалось это более заметным после смерти графини С. А. Толстой. Ее брат, бывший посол, позволял себе тоже кое-какие излишества. Обращал на себя внимание своею невоздержанностью и ее сын Рюрик45. Бытовой русский недуг захлестывает порою и верхи культурного общества…
Из разговора 11-го июля 1920 г.
Про начало знакомства Соловьева с князем Д. Н. Цертелевым князь Э. Э. Ухтомский сведений не имеет. Когда он сблизился с ними, их уже постоянно как-то связывали вместе. Зиму 1880—1881 г. князь Д. Н. Цертелев прихворал. За ним ухаживала его мать. Говорили, что для утоления желудочных болей он принимал много опия. Больной сидел часами и катал большой камень… А от природы казался человеком крепким и здоровым. Появился в обществе после выздоровления зимой 1882—1883 г. У него был брат Алексей, <который> кончил жизнь ненормальным человеком (будто бы после падения с лошади ушиб-де голову)…46 Отношение князя Д. Н. Цертелева к Соловьеву можно бы назвать сдержанно-благосклонным. Восторгов, преклонения перед Соловьевым у него не было. Он находил, что Соловьев становится слишком близко к простым смертным, а надо бы помнить, что ‘мы’ — две крупные философские величины, стоящие превыше других людей. Он искренно считал себя равноценным Соловьеву. В свою очередь Соловьев, дружа с князем Д. Н. Цертелевым, относился к нему несколько насмешливо. Между прочим, охотно укорял его в рассеянности, хотя и сам был грешен по этой части.
Курьезы при свадьбе князя Д. Н. Цертелева47. Шаферами были князь Э. Э. Ухтомский, Ю. Н. Милютин48 и Соловьев. Последний шутя уверял, что он будет ‘мальчиком с образом’. Князь Д. Н. Цертелев по своей колоссальной рассеянности проспал время свадьбы (надо было ехать из Петербурга в Ораниенбаум), забыл кольца, нужные бумаги. Если бы Ю. Н. Милютин и князь Э. Э. Ухтомский не приехали за женихом в гостиницу, он бы, вероятно, совсем не попал на свадьбу. Венчание пришлось отложить на час. Происходило оно в дворцовой церкви у графини Карловой49. Излишеств в отношении вина князь Д. Н. Цертелев себе не позволял. Любил засиживаться по вечерам, ложился спать очень поздно, вставал часа в три пополудни. Благодаря позднему вставанию его почти всегда можно было застать среди дня дома. Такой же неправильный образ жизни вел он и в деревне, в Липягах50. С. П. Хитрово часто его дразнила и трунила над ним: ‘Проснитесь, Дмитрий, ободритесь’. Церковных и религиозных интересов в нем было мало, но в то же время это был человек верующий. В последние годы жизни говел, приглашал священников, от церкви не отрешался. Князь Э. Э. Ухтомский часто виделся с ним у графа А. А. Голенищева-Кутузова, у графини С. А. Толстой, у Ванлярских51, у Волконских. Князь Д. Н. Цертелев любил распространяться о своих отношениях к Э. ф<он> Гартману52, даже сближал себя с ним. Стремился создать иранскую струю в поэзии. Шопенгауэру53 придавал первенствующее значение. Его конек — писательство. Хотелось писать статьи, убивающие противников. В ‘С.-Петербургских Ведомостях’ напечатано около 25 его статей. Он любил и высоко ставил графа А. К. Толстого, чрезвычайно оживлялся, когда заходила о нем речь. Был весьма близок к Гончарову54. От него заимствовал, может быть, сдержанность и скрытность в отношении опубликования переписки и т. д. В Петербурге он жил сначала в Htel de France, потом в Европейской гостинице, нередко проживал у сестер жены — Ратьковой-Рожновой55 или графини Карловой. Первая оседлость в последние годы — на Аптекарском острове. В Липягах князю Э. Э. Ухтомскому гостить не приходилось. По отзывам, местность непривлекательная, усадьба старомодная. После зимы 1880—1881 г. признаков нервного расстройства не наблюдалось. По временам, однако же, опасались, как бы болезнь снова не дала о себе знать. С. П. Хитрово толковала о ‘семейных неурядицах’, но едва ли сущность дела в этом. Обязанностей по государственной службе у князя Д. Н. Цертелева не было. Правда, он состоял предводителем дворянства в Спасском уезде, но там и дворянства-то почти не было56.
Александр Павлович Саломон родился, кажется, в один год с Соловьевым57. Считал себя однолетком Соловьева, его ровесником. Учился в Лицее, который очень любил. После Лицея пробыл некоторое время на военной службе в пешем гренадерском лейб-гвардии полку. Участвовал в русско-турецкой кампании и был ранен — лишился двух пальцев руки. Император Александр II кормил его из своих рук в лазарете, а он плакал от умиления58. Мать А. П. Саломона — родная сестра министра Головнина59, подвизавшегося в Японии. Особенно дорожил А. П. Саломон близостью к министру Головнину великого князя Константина Николаевича60, который в своем имении руководствовался указаниями Головнина. Большое влияние оказал на А. П. Саломона и Никольский61 — профессор и инспектор Лицея. На его дочери он впоследствии женился.
С А. П. Саломоном князь Э. Э. Ухтомский познакомился у графа А. Ф. Гейдена в конце 1880 г. С Соловьевым А. П. Саломон познакомился года за три до того, может быть, на лекциях о богочеловечестве. Когда князь Э. Э. Ухтомский стал встречаться с А. П. Саломоном, этот был уже на ‘ты’ с Соловьевым. Соловьев часто навещал А. П. Саломона, обедал у него, может быть, бывал и на даче в Павловске в половине <18>90-х годов. А. П. Саломон горячо упрекал Соловьева за речь о смертной казни после события 1-го марта 1881 г. Тем не менее он повез на другой же день князя Э. Э. Ухтомского к Соловьеву, чтобы поблагодарить за его мужественное слово. Относился А. П. Саломон к Соловьеву вообще с большим уважением. По-видимому, под влиянием княгини Е. Г. Волконской он несколько склонялся к униатству. Князь Э. Э. Ухтомский был в этом отношении гораздо неподатливее, на что княгиня Е. Г. Волконская сетовала. Интересовался спиритизмом, оккультизмом, но не серьезно. Было два серьезных интереса: Данте и арабский язык. А. П. Саломон знал итальянский язык и хорошо переводил, где его переводы, к сожалению, неизвестно. Арабский язык изучал под руководством Шмидта, который теперь в Ташкенте, в университете62. Занимался арабским языком и в Каире, где лечился. Вообще, это был человек разносторонний, очень начитанный, способный к длительным ночным беседам. В последние годы жизни А. П. Саломон занимал должность директора родного ему Лицея, а незадолго перед смертью он был назначен членом Государственного совета. В должности члена Государственного совета окончил свои дни и его отец. В директорство А. П. Саломона Шмидт состоял инспектором Лицея. Отношение А. П. Саломона к евреям было скорее всего безразличное. Саломоны — родом из Швеции: таковы семейные традиции. А. П. Саломон ссылался на свою белокурость. Отец А. П. Саломона был тоже министром63. Вероятно, Головнин не выдал бы свою дочь за лицо еврейского происхождения. Однажды Соловьев заметил, что он много бы дал за то, чтобы в его жилах была бы хоть капля еврейской крови. А. П. Саломон выражал ему по этому поводу свое негодование.
С. П. Хитрово при жизни графини С. А. Толстой несколько тушевалась — ‘поцелуешь руку, и все’. Но потом она развернулась. Человек остроумный, наблюдательный, огромный ‘charme’ {очарование (франц.).}, сосредоточила в себе всю поэзию толстовского дома. Внешность с резкими чертами лица, какая-то татарская. К старости она выровнялась. Что-то кошачье, звериное и тем не менее — очаровательное, влекущее к себе. Большая простота в обращении: не было желания казаться не тем, что есть на самом деле. У Соловьева было к ней глубокое чувство, а она, в свою очередь, любила и приближала к себе всех, кто любил и ценил Соловьева. Семейная жизнь С. П. Хитрово сложилась неблагоприятно. Ее муж64 — блестящий, интересный человек, величавый барин, дипломат старой школы, писал хорошие стихи, не думал о завтрашнем дне, при всем том — большой Дон-Жуан. Вышла за него Софья Петровна замуж не столько по любви, сколько под влиянием родных. Супруги жили то вместе, то врозь, то сближались, то снова расходились. М. А. Хитрово умер вскоре после замужества дочери (Веты)65. Крестная мать матери Соловьева — Юлия Михайловна Грейг, вдова адмирала Грейга66, много потрудившегося для Черноморского флота, бабушка князя Э. Э. Ухтомского, который и познакомил Соловьева с этой старушкой. Скончалась она в 1881 г. Соловьев был у нее незадолго до своей публичной лекции против смертной казни.
Из разговора 25-го ноября 1920 г.
В. Л. Величко67 по образованию — правовед. Однажды правоведы плохо держали себя в аудитории на лекции профессора Э. Л. Радлова. Тот вышел из аудитории очень расстроенный. В. Л. Величко последовал за ним и усердно утешал его. В разные годы В. Л. Величко часто бывал у князя Мещерского и всех уверял здесь, что он — консерватор, монархист, потом стал заискивать у либералов. Писал стихи, хорошо переводил по подстрочным переводам восточных поэтов. С рекомендательными письмами от Ю. Н. Милютина и других лиц явился на Кавказ. Получил должность редактора официальной газеты ‘Кавказ’68. Сначала князь Голицын69 был им очень доволен, а потом добрые отношения между ними нарушились. Кавказцы встретили В. Л. Величко с доверием: он называл себя последователем Соловьева, и они надеялись, что он не затеет национальной травли. Случилось, однако, иначе: он стал неосторожно вмешиваться в распри грузин и армян и других местных народностей, нападал на армян, боровшихся за своих братьев в Малой Азии, защищал приемы грубого обрусения. В конце концов князь Голицын потребовал, чтобы В. Л. Величко покинул Тифлис в 24 часа. Вернувшись в Петербург, он принялся повсюду жаловаться на князя Голицына и стал снова являться у редактора ‘Гражданина’. В ту пору Соловьев поколебался в своем доброжелательстве к В. Л. Величко, но знакомство их все-таки поддерживалось. С своей стороны, В. Л. Величко всячески старался использовать свою ‘дружбу’ с Соловьевым. Было время, когда он заискивал у князя Э. Э. Ухтомского, а потом пустился в гнусные нападки. Пришлось начать судебный процесс, но В. Л. Величко уклонился от суда. Умер он сравнительно еще не старым, пережив Соловьева не на долгий срок. Рассказывали, что на Кавказ В. Л. Величко отправился с некоей госпожой, якобы его двоюродной сестрой, весьма эффектной особой70. Она будто бы и поощряла его из каких-то личных побуждений к неприличным газетным выходкам.
О Протейкинском71 слухи ходили всякие, часто недоброжелательные. В чем тут правда — судить трудно. Кажется, по происхождению он из духовного сословия, сын дьякона.
С Кузьминым-Караваевым72 князь Э. Э. Ухтомский познакомился уже после смерти Соловьева. Встречались на разных собраниях. Как сблизился с ним Соловьев, князь Э. Э. Ухтомский не знает. Соловьев рассказывал, что Кузьмин-Караваев ничего не запирал, относился к людям с доверием. Чего-либо авторитетного в Кузьмине-Караваеве не было. Все относились к нему как к ‘либеральному генералу’. ‘Пикантность’ в том и состояла, что либералом оказывался генерал. На князя Э. Э. Ухтомского он производил впечатление большого болтуна и взрослого ребенка, который всегда сам себя слушал. За последние годы князь Э. Э. Ухтомский потерял его из виду.
Примечания
Тексты публикуются по правилам современной орфографии и пунктуации с сохранением языковых особенностей оригиналов, хранящихся в ОР ГБЛ (ф. 700).
No 1. Запись бесед с Э. Э. Ухтомским (к. 2, ед. хр. 2, лл. 130—151. Рукой С. М. Лукьянова).
1 Ухтомский Эспер Эсперович (1861—1921) происходил из родовитого, но обедневшего княжеского рода, ведущего начало от Рюриковичей, поэт, публицист, чиновник департамента духовных дел иностранных исповеданий, с 1896 г. — редактор-арендатор газеты ‘С.-Петербургские Ведомости’.
2 Александровский (ум. ок. 1883), с 1880 г. — студент историко-филологического факультета Петербургского университета. Каких-либо дополнительных сведений о нем установить не удалось.
3 Владиславлев Михаил Иванович (1840—1890), профессор философии Петербургского университета, читал лекции по логике, психологии, истории философии. Свое отношение к взглядам Вл. С. Соловьева выразил в рецензии на его магистерскую диссертацию (Журнал Министерства народного просвещения, 1875, No 1).
4 После защиты докторской диссертации Вл. С. Соловьев в 1880—1882 гг. читал в Петербургском университете в качестве приват-доцента лекции по метафизике, истории философии.
5 Гелленбах Б. фон, немецкий философ (см.: Соловьев Вл. С. На пути к истинной философии: В. v. Hellenbach. Der Individualis-mus // Русь, 1883, No 20.
6 См.: Весь Петроград на 1917 год. Адресная и справочная книга г. Петрограда. СПб., 1916, с. 418.
7 Лотце Герман (1817—1881), немецкий философ. Его лекции М. И. Владиславлев слушал во время своей заграничной командировки в начале 1860-х гг. В Петербургском университете М. И. Владиславлев вел спецкурс по ‘Микрокосму’ Г. Лотце.
8 Бестужев-Рюмин Константин Николаевич (1829—1897), профессор русской истории в Петербургском университете.
9 В 1877—1881 гг. Вл. С. Соловьев прочитал в Петербурге 12 публичных лекций, опубликованных в ‘Православном обозрении’ под названием ‘Чтения о богочеловечестве’ (см.: Соловьев Вл. С. Собр. соч., т. 3, СПб., 1905).
10 Гейден Александр Федорович (1859—1919), граф, студент историко-филологического факультета Петербургского университета, чиновник департамента духовных дел иностранных исповеданий, офицер гвардейского Флотского экипажа.
11 Гейден Федор Логинович (1821—1900), граф, генерал-адъютант, начальник Главного штаба, финляндский генерал-губернатор.
12 Гейден Елизавета Николаевна (урожд. Зубова) (1833—1894), графиня, жена Ф. Л. Гейдена.
13 Гейден Николай Федорович, полковник, чиновник для особых поручений при военном министре.
14 Гейден Дмитрий Федорович, предводитель дворянства в Винницком уезде Подольской губернии.
15 Гейден Петр Александрович (1840—1907), граф, предводитель дворянства в Опочецком уезде Псковской губернии, депутат 1-й Государственной думы.
16 Никифоров Николай Николаевич, студент-естественник Петербургского университета (1880—1884), земский начальник в г. Троки Витебской губернии, автор воспоминаний ‘Петербургское студенчество и Влад<имир> Серг<еевич> Соловьев’ (‘Вестник Европы’, 1912, No 1, с. 157—186).
17 Минаев Иван Павлович (1840—1890), профессор сравнительной грамматики индо-европейских языков Петербургского университета.
18 Газета, издаваемая представителем позднего славянофильства Иваном Сергеевичем Аксаковым (1823—1886) в 1880—1886 гг.
19 Толстая Софья Андреевна (урожд. Бахметева) (1844—1892), графиня, вдова поэта и писателя А. К. Толстого (1817—1875). Вл. С. Соловьев познакомился с ней осенью 1875 г. С начала 1877 г. он часто бывал у нее на квартире на Шпалерной, позднее на Миллионной ул. в Петербурге. Хитрово Софья Петровна (урожд. Бахметева) (1848—1910), родственница С. А. Толстой, жена дипломата М. А. Хитрово. Вл. С. Соловьев познакомился с ней в середине 1870-х гг.
20 Ф. М. Достоевский скончался 29 января 1881 г.
21 Студенты привилегированных высших учебных заведений Петербурга: Пажеского корпуса, Александровского лицея, Училища правоведения.
22 Цертелев Дмитрий Николаевич (1852—1911), князь, философ, близкий знакомый Вл. С. Соловьева, с которым они вместе обучались в 5-й московской гимназии, университете. Он ввел Вл. С. Соловьева в дом графини С. А. Толстой, которой приходился двоюродным племянником. Вл. С. Соловьев неоднократно гостил на даче Д. Н. Цертелева в с. Пустынька близ ст. Саблино Николаевской железной дороги.
23 Речь идет об убийстве императора Александра II в результате террористического акта организации ‘Народная воля’.
24 Волконская Елизавета Григорьевна (1838—1897), княгиня, жена М. С. Волконского.
25 28 марта 1881 г. Вл. С. Соловьев в одной из своих публичных лекций воззвал к императору Александру III не допустить смертной казни народовольцев-первомартовцев, как противоречащей христианскому учению о нравственности. Речь Вл. С. Соловьева имела большой общественный резонанс.
26 Саломон (Соломон) Александр Петрович (1855—1908), выпускник Александровского лицея, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., секретарь совета по тюремным делам Министерства внутренних дел, начальник Главного тюремного управления, директор Александровского лицея. Знаком с Вл. С. Соловьевым с 1877 г.
27 Волконский Петр Михайлович (1776—1852), князь, генерал-адъютант, фельдмаршал, министр Императорского Двора.
28 Волконский Михаил Сергеевич (1832—1909), князь, сын декабриста С. Г. Волконского (1788—1865), товарищ министра народного просвещения, член Государственного совета, муж Е. Г. Волконской.
29 Волконская Мария Александровна (урожд. Бенкендорф) (1820—1880), дочь графа А. Х. Бенкендорфа (1781—1844), жена князя Г. П. Волконского (1808—1882).
30 См.: <Волконская Е. Г.> О церкви. Берлин, 1888.
31 Бенкендорф Степан Константинович (род. 1853), граф, генерал-адъютант, обер-гофмаршал Императорского Двора, принадлежал к ближайшему окружению императора Николая II. Бенкендорф Александр Константинович (ум. 1916), граф, дипломат, посол в Копенгагене, Лондоне.
32 С князем М. С. Волконским Н. А. Некрасова связывали многолетние приятельские отношения. В 1872 г. в доме Волконских Н. А. Некрасов знакомится с рукописью записок княгини М. Н. Волконской, послуживших материалом для его поэмы ‘Русские женщины’.
33 Соллогуб Мария Федоровна (урожд. Самарина) (1821—1888), графиня, мать Ф. Л. Соллогуба, сестра Ю. Ф. Самарина (см. примеч. 118, 120).
34 Вероятно, Александр Степанович Сафронов (ум. 1908), полковник гвардейской кавалерии, однокашник А. П. Саломона по Александровскому лицею.
35 Абаза Юлия Федоровна (урожд. Штуббе) (1830—1915), певица, музыкантша, жена А. А. Абазы (1821—1895), государственного деятеля, члена совета министра финансов.
36 Речь идет, вероятно, о визите Э. Э. Ухтомского в Ясную Поляну в конце августа 1898 г. (см.: Толстая С. А. Дневники. Т. 1. М., 1978, с. 405—406). Вл. С. Соловьев познакомился с Л. Н. Толстым в 1875 г. (см.: Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1828—1890. М., 1958, с. 442, 445). В 1880-е гг. они часто виделись и беседовали, однако философия Вл. С. Соловьева встретила резкое неприятие Л. Н. Толстого. Работы Вл. С. Соловьева ‘Оправдание добра’, ‘Три разговора’ направлены против учения Л. Н. Толстого, хотя его имя в них не упомянуто.
37 Страхов Николай Николаевич (1828—1896), философ, публицист, литературный критик. Он по достоинству оценил в своей рецензии магистерскую диссертацию Вл. С. Соловьева (1874). Разрыв отношений между ними наступил после публикации резко критических отзывов Вл. С. Соловьева на сочинение Н. Н. Страхова ‘Борьба с Западом в русской литературе’. Т. 1—3. 1882—1886 (см.: Соловьев Вл. С. Россия и Европа // Вестник Европы, 1888, No 2. с. 742—761, No 4, с. 725—767, Соловьев Вл. С. О грехах и болезнях // Там же. 1889, No 1, с. 356—375).
38 Н. Н. Страхов познакомился с С. А. Толстой в 1877 г. и в начале 1880-х гг. часто бывал на ее петербургской квартире (см.: Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870—1894. СПб., 1914, с. 111, 252, 261).
40 Розанов Василий Васильевич (1856—1919), литературный критик, публицист, автор книги ‘Н. Н. Страхов, его личность и деятельность’ (1913), в которой именует его своим ‘крестным отцом’ в литературе.
41 Мещерский Владимир Петрович (1839—1914), князь, публицист, издатель газеты ‘Гражданин’.
42 Речь идет о первой лекции Вл. С. Соловьева в 1881 г. (см.: Соловьев Вл. С. Три речи в память Достоевского (1881—1883). М., 1884).
43 Пантелеев Лонгин Федорович (1840—1919), общественный деятель, публицист. Речь идет о его статье ‘К материалам для биографии Вл. С. Соловьева’ (‘Речь’, 1908, No 195, 16 августа), где рассказывается о призыве Вл. С. Соловьева к командующему Киевским военным округом генералу М. И. Драгомирову ‘стать во главе русской революции’.
44 Соловьев Всеволод Сергеевич (1849—1903), старший брат Вл. С. Соловьева, писатель, большие пересуды в петербургском обществе вызвали его развод с Ольгой Осиповной Ламкерт и женитьба на ее родной сестре Елене (Адели).
45 Хитрово Георгий (Рюрик) Михайлович (1875 — между 1915—1917).
46 Цертелев Алексей Николаевич (1847—1883), князь, дипломат, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., писатель.
47 Д. Н. Цертелев женился 20 апреля 1890 г. на Екатерине Федоровне Ванлярской.
48 Милютин Юрий Николаевич (1856—1912), общественный деятель, публицист, редактор-издатель газеты ‘Кавказ’.
49 Карлова Наталья Федоровна, (урожд. Ванлярская), графиня, родственница Д. Н. Цертелева, супруга герцога Г. Г. Мекленбург-Стрелицкого.
50 Имение Д. Н. Цертелева в Спасском уезде Тамбовской губернии. Вл. С. Соловьев впервые посетил его в 1875 г.
51 Ванлярские — родственники жены Д. Н. Цертелева.
52 Гартман Эдуард фон (1842—1906), немецкий философ, ученик А. Шопенгауэра.
53 Шопенгауэр Артур (1788—1860), немецкий философ. Анализу его творчества Д. Н. Цертелев посвятил монографии ‘Философия Шопенгауэра’ (1880), ‘Эстетика Шопенгауэра’ (1888).
54 С писателем И. А. Гончаровым Д. Н. Цертелев познакомился по представлению А. К. Толстого в декабре 1873 г.
55 Ратькова-Рожнова Мариамна Федоровна (урожд. Ванлярская), родственница жены Д. Н. Цертелева, супруга директора общества ‘Самолет’ Я. В. Ратькова-Рожнова.
56 С 1887 по 1890 г. Д. Н. Цертелев состоял председателем съезда мировых судей Спасского уезда Тамбовской губернии, в 1880—1890 гг. — предводитель уездного дворянства.
57 Не совсем точно: Вл. С. Соловьев родился двумя годами ранее.
58 Император Александр II посетил театр военных действий в ходе русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Подпоручик лейб-гвардии гренадерского полка А. П. Саломон был ранен 12 октября 1877 г. в бою у Горного Дубняка (см.: Памятник Восточной войны 1877—1878 гг. … СПб., 1878, с. 381).
59 Головнин Александр Васильевич (1821—1886), министр народного просвещения, член Государственного совета.
60 Константин Николаевич (1827—1892), великий князь, морской министр, в 1865—1881 гг. — председатель Государственного совета.
61 Никольский Владимир Васильевич (1836—1883), писатель, профессор русской словесности в Александровском лицее.
62 Шмидт Александр Эдуардович (1871—1939), арабист, исламовед, преподаватель Петербургского университета, с 1920 г. — ректор Ташкентского университета.
63 Саломон Петр Иванович (1819—1905), чиновник министерства юстиции, член Государственного совета, сенатор.
64 Хитрово Михаил Александрович (1837—1896), дипломат.
65 Муханова Елизавета (Вета) Михайловна (урожд. Хитрово) (1870 — после 1918), дочь М. А. и С. П. Хитрово, в январе 1896 г. вышла замуж за Г. А. Муханова.
66 Грейг Юлия Михайловна (1800—1881), вдова адмирала Алексея Самуиловича Грейга (1775—1845), главного командира Черноморского флота и севастопольского военного губернатора. Мать Вл. С. Соловьева — Поликсена Владимировна — дочь контр-адмирала Черноморского флота В. П. Романова.
67 Величко Василий Львович (1860—1903), писатель, поэт. В 1883 г. окончил Училище правоведения в Петербурге. С Вл. С. Соловьевым познакомился зимой 1890—1891 гг. Автор воспоминаний ‘Владимир Соловьев. Жизнь и творения’ (1902).
68 В. Л. Величко исполнял обязаности редактора газеты ‘Кавказ’ в 1897—1900 гг.
69 Голицын Григорий Сергеевич (1838—1907), князь, генерал-адъютант, в 1897—1904 гг. — главнокомандующий на Кавказе.
70 Часть произведений В. Л. Величко кавказского периода написана совместно с Марией Георгиевной Маро (псевдоним, настоящая фамилия Муретова).
71 Протейкинский Виктор Петрович, член Религиозно-философского общества, поклонник Вл. С. Соловьева (о нем см.. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Кн. 4—5. М., 1980, с. 280—285).
72 Кузьмин-Караваев Владимир Дмитриевич (1859—1929), юрист, писатель, политический деятель, автор воспоминаний о Вл. С. Соловьеве (Вестник Европы, 1900, No 11, с. 443—453), с которым он познакомился в 1889 г.