Западное влияние в России после Петра, Ключевский Василий Осипович, Год: 1891

Исторические работы
Время на прочтение: 146 минут(ы)
Скачать в PDF

В. О. Ключевский

Предмет чтений
‘Западное влияние в России после Петра’

В. О. Ключевский. Неопубликованные произведения
М., ‘Наука’ 1983

1890-[1891] г[оды]

1-я [лекция]
ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ КУРСА1

Предметом курса, которым буду я иметь честь занять ваше внимание, я избрал некоторые явления нашей истории XVIII в. Вы позволите мне не говорить сейчас же, какие это явления. Если я укажу их сейчас, мой выбор может показаться вам неожиданным. Я боюсь, вы спросите, зачем именно такие, а не другие явления хочу я изложить вам. Потому я прошу предварительно выслушать соображения, которые руководили моим выбором.
Недоумение, которого я опасаюсь с вашей стороны, очень возможно по самому характеру века, к которому относятся избранные мною явления. История России в XVIII в. производит впечатление каприза, неустойчивости, непоследовательности. По крайней мере, такое впечатление выносили многие, начинавшие изучать ее. Им казалось, что направление дел в России этого времени зависело2 только от усмотрения людей, руководивших долами, что у этих людей не было никаких ясных целей, а самые дела не следовали никакому обдуманному порядку, лишены были определенных принципов. Недаром этот век нашей истории долго считался у нас временем случайных людей и неожиданных дел. Сколько переворотов и народных мятежей испытала тогда Россия! Сколько раз правительство меняло направление своей деятельности!3 Сидела на престоле императрица Анна, мало заботившаяся о просвещении, и время ее представляется эпохой мрака и невежества. Но вступила на тот же престол ревнительница наук и4 искусств Екат[ерина] II, и просвещение разлилось по России. Петр III освободил дворянство от тяжкого бремени5 обязательной службы, и дворянская гвардия свергла Петра III с престола.
Верно ли это впечатление? Едва ли, по крайней мере, оно мало вероятно. Во внешней природе чем больше, массивнее тело, тем его труднее поворачивать и передвигать6, то же самое и в исторической жизни, а в Европе XVIII в. не было политического тела более массивного и менее подвижного, чем была Российская империя по своей обширности, по своему этнографическому составу, наконец, по своему политическому складу. Такие массивные тела как в природе, так и в истории движутся или покоятся больше по инерции, чем по воле своих двигателей. Отчего же происходит впечатление, производимое на многих жизнью русского общества XVIII в. — того общества, которое до этого века двигалось, по-видимому, с такой обдуманной медлительностью, с такой закономерной неповоротливостью7, повинуясь своим инстинктам и привычкам, заветным дедовским преданиям? Позвольте мне ответить на этот вопрос простеньким сравнением. Железнодорожный поезд, конечно, представляет собою прибор более массивный, чем простая русская телега, и в нем строже соблюдены законы механики, чем в этом экипаже8. Между тем на9 зрителя наивного, мало знакомого с машинным делом, тот и другой прибор передвижения10 производит впечатление, совсем не соответствующее их составу. В движении телеги он не видит ничего капризного, неожиданного, потому что весь несложный механизм ее открыт11, доступен его наблюдению и пониманию. Наблюд[ате]ль12 видит, что возница дергает вожжами, как лошадь напирает грудью на хомут и ставит ноги в наклонное положение, как вслед за ее шагами начинают вертеться все четыре колеса. Наивный наблюдатель видит и понимает, какие силы и в какой последовательности приводятся в движение, чтобы тронуть с места13 пару седоков, и он не находит в этом движении ничего капризного. Совсем другое дело железнодорожный14 поезд: раздастся третий звонок, машинист повернет там что-то, взлетит со свистом струйка белого дыма и десятка два15 больших ящиков с целым уездным городом пассажиров тронутся и побегут на своих шестидесяти16 парах колес. Каким волшебником должен показаться наивному зрителю этот машинист, одним поворотом винтика или рычажка производящий такое механическое чудо! Зритель и не догадывается, что в этом движении меньше чудес и произвола, чем в движении телеги, что железнодорожный поезд не может ни свернуть в сторону с рельсов, ни перепрыгнуть через маленький промежуток двух развинченных и раздвинутых17 рельсов, а телега благополучно сворачивает с дороги и переезжает через канавы, только с легеньк[им] массажем18.
Дело в том, что19 жизнь русского общества в XVIII в. стала гораздо сложнее, чем была прежде. Не все ее пружины с их тонкими связями заметны при первом взгляде, вот почему ход этой жизни кажется поверхностному наблюдателю капризным и неожиданным: этот ход кажется ему капризным потому, что он ему непонятен20, неожиданным п[отому], что его труднее было предвидеть20. Что же так осложнило русскую жизнь этого века?
Реформы, начатые предшественниками Петра и им продолженные. Эти реформы были предприняты частию под влиянием Западной Европы и исполнены при содействии людей той же Европы. До той поры русское общество жило влиянием туземного происхождения, условиями своей21 собственной жизни и указаниями природы своей22 страны.
С XVII в. на это общество стала действовать иноземная культура, богатая опытами и знаниями. Это пришлое влияние встретилось с доморощенными23 порядк[ами] 24 и вступило с ними в борьбу, волнуя русских людей, путая их понятия и привычки, осложняя их жизнь, сообщая ей усилен Гное] 25 и неровное движение. Осложняя русскую жизнь притоком новых понятий и интересов, производя брожение в умах26, иноземное влияние уже в XVII в. своею борьбою с вековыми27 туземными порядками производило одно следствие, которое еще более запутывало эту жизнь. До XVII в. русское общество отличалось цельностью своего нравственного состава28. <Боярин и холоп неодинаково ясно понимали вещи, неодинаково твердо знали свой житейский катехизис, но они черпали свое понимание из одних и тех же29 источников, твердили один и тот же катехизис и потому хорошо понимали друг друга, составляли однородную нравственную массу, если позволительно так выразиться.> Западное влияние разрушило эту цельность. Оно не проникало в народ глубоко, но в верхних классах общества, по самому положению своему наиболее открытых30 для внешних влияний, оно постепенно приобретало господство. Как трескается стекло, неравномерно нагреваемое в разных31 своих частях, так и русское общество, неодинаково проникаясь западным влиянием во всех своих слоях, раскололось. Раскол, происшедший в русской церкви XVII в., был церковным отражением этого32 нравственного раздвоения, вызванного западным влиянием в русском обществе. Тогда стали у нас друг против друга два миросозерцания, два враждебные порядка понятий и чувств33. Два лагеря34. Руководящие классы общества, оставшиеся в ограде православной церкви, стали проникаться равнодушием к родной старине, во имя которой ратовал раскол, и тем легче отдавались иноземному влиянию. Старообрядцы, выкинутые за церковную ограду, стали тем упорнее ненавидеть привозные новшества, приписывая им порчу древлеправославной, святоотеческой русской церкви. Это равнодушие одних и эта ненависть других вошли в духовн[ый]35 состав русского общества, как новые пружины, осложнившие общественное36 движение37, тянувшие людей в разные стороны.
С другой стороны, в том же направлении действовала внешняя политика Московского государства. Присоединение Малороссии и союз с Польшей в XVII в., войны и завоевания Петра Великого поставили Россию в новые внешние отношения, втянули ее в международную сутолоку38 Западной Европы39, наделали ей новых друзей и врагов. Россия сделалась органическим членом европейской народной семьи и из равнодушной наблюдательницы западноевропейских движений превратилась в их деятельную, хотя иногда невольную и нежелательную участницу. Это участие навязывало новые заботы русской дипломатии, клало новые впечатления на русское общество, рождало в нем новые интересы. Обе40 эти перемены привели к тому, что нельзя стало41 жить и действовать, как жилось и делалось прежде. Прежде все делалось по преданию, по завету отцов и дедов, по унаследованным от них привычкам. Все это оказалось42, по кр[айней] мере для верхних классов общества42, непригодным, неприложимым к новому положению дел. Теперь стало необходимо43 рассчитывать новые условия, соображать другие средства, всматриваться в новых друзей и врагов, а это путало непривычную к сложным расчетам мысль, сбивало твердую степенную походку. Как в частной жизни инстинкт и привычка последовательнее колеблющегося рассудка, так и в жизни народной действие по преданию тверже действия по расчету, политика памяти последовательнее политики соображений. Словом, жизнь русского общества в XVIII в. кажется капризнее прежней, потому что 4Ч стали неуловимее для нашего наблюдения ее мотивы и разнообразнее ее интересы.
Во всех условиях, осложнявших эту жизнь, действует то скрыто, то выступая наружу, одна пружина — влияние Западной Европы. Со времени Петра оно усилилось, об нем много спорили у нас в русском обществе XVII в., но тогда оно именно занимало больше мысль и едва касалось жизни. Его принимали по каплям, морщась при каждом приеме и подозрительно следя за его действием, преимущественно45 за действием религиозно-нравственным. Пока заимствовали у Запада технические46 усовершенствования, промышленные и военные, общество, скрепя сердце, допускало западное влияние. Но когда это влияние стало проникать в понятия и нравы, против него поднялось сильное возбуждение, и около времени воцарения Петра его противники начали торжествовать. Открытая 47 в правление царевны Софьи 48 Славяно-греко-латинская академия поставлена была на страже национальной старины и православия против всяких иноземцев, не только немецких католиков или протестантов, но и против православных греков. Патриарх Иоаким, умирая в 1690 г., в завещании своем умолял молодых царей-братьев отнять у иноземных офицеров командование русскими ратными людьми.
При Петре как-то само собою установилось довольно неопределенное отношение к Западной Европе. Бросив споры и сомнения насчет того, опасно или нет с ней сближаться, он вместо робких заимствований предшественников начал широкою рукою забирать практические плоды европейской культуры, усовершенствования военные, торгово-промышленные, ремесленные, сманивать мастеров, которые могли бы всему этому научить его русских невежд, заводить школы, чтобы закрепить в России необходимые для всего этого знания. Но, забирая европейскую технику, он оставался довольно равнодушен к жизни и людям Западной Европы. Эта Европа была для него образцовая фабрика и мастерская, а понятия, чувства, общественные и политические отношения людей, на которых работала эта фабрика, он считал делом сторонним для России. Много раз осмотрев достопримечательные производства в Англии, он только раз заглянул в парламент. Он едва ли много задумывался над тем, как это случилось, что Россия не придумала всех этих технических чудес, а Западная Европа придумала. По крайней мере, он очень просто объяснял это: Западная Европа раньше нас усвоила науки Древнего мира и потому нас опередила, мы догоним ее, когда в свою очередь усвоим эти науки. Только раз, в 1713 г., на борту только что спущенного корабля в Петербурге, в одну из тех светлых минут, когда он, довольный успехами своих усилий, любил оторваться от суетливых ежедневных мелочей и окинуть сделанное широким взглядом, чтобы объяснить окружающим49 смысл этого дела50, он сказал старым боярам, не сочувствовавшим его делу, указывая на новую столицу, флот, на матросов, иноземных мастеров: ‘Снилось ли вам, братцы, все это 30 лет назад? Историки говорят, что науки, родившиеся в Греции, распространились в Италии, Франции, Германии, которые были погружены в такое же невежество, в каком остаемся и мы. Теперь очередь за нами: если вы меня поддержите, быть может, мы еще доживем до того времени, когда догоним образованные страны’.
Итак, вопрос у Петра получал самое простое и безобидное разрешение, как вообще разрешаются житейские затруднения людьми в добром настроении духа: зачем говорить о подчинении России Западной Европой? Речь может быть только о том, чтобы не пропустить своей очереди. Науки Греции посетили Западную Европу, посетят и нас, если мы приготовимся принять их. Они — всемирные гостьи, принадлежат нам столько же, сколько и Европе, только стали5I принадлежать ей прежде, чем52 нам53.
Петр заботился о водворении просвещения в России, по, не считая его исключительной принадлежностью Западной Европы, он, по-видимому, думал, что Россию связывает с этой Европой временная потребность в военно-морской и промышленной технике, которая там процветала в его время, и что по удовлетворении этой потребности эта связь54 разрывалась. По крайней мере, предание сохранило слова, сказанные Петром по какому-то случаю и выражавшие такой взгляд на наши отношения к Западной Европе: ‘Европа нужна нам еще на несколько десятков лет, а там мы можем повернуться к ней спиной’.
Люди, окружавшие Петра и помогавшие ему в его предприятиях, по-видимому, разделяли его взгляд. Но русское общество молча недоумевало, не понимая ясно цели реформы, а55 народная масса по временам открыто протестовала против нее, чувствуя на себе только тяжести, которые она клала на него. Она складывала вину их на немцев, окружавших Петра, и видела в западном влиянии либо козни немецких рук, либо действие56 нечистой силы — антихриста. Но западное влияние продолжалось и после Петра, только изменилось к нему отношение русского общества: некоторые технические и другие деловые замыслы Петра не удались, многие начинания его не привились и были после него забыты. Но, ослабевая в государственной и экономической жизни, западная культура проникала в жизнь общественную, в 57 нравы, понятия и привычки общежития, прививая к нему западные удобства и украшения, приставая к нему, как пыль к колесу. Заимствования, требовавшие труда и знания, отпадали, но приятная примесь оставалась. При Петре и его предшественниках мы призывали к себе западную культуру, насколько в ней нуждались, после Петра мы стали отдаваться ее влиянию, насколько она нам нравилась, желали58 принять ее59. Потому прежнее раздумье о том, что можно из нее заимствовать и чего не нужно, сменилось решимостью заимствовать все, что приятно60.
Таким образом, западное влияние после Петра стало сильнее и шире, действовало на наше общество не одними только техническими знаниями и житейскими удобствами, но и приносимыми им61 понятиями, вкусами и страстями. Прошли десятки лет, а русское общество и не думало повертываться спиной к Западной Европе.
Это влияние — капитальный 62 вопрос нашей жизни с конца XVII в. У нас много думали над ним, рассматривали его происхождение, взвешивали его последствия. Некоторые из этих следствий заслуживают особенного внимания.
В продолжение двухсот лет с тех пор, как мы стали сближаться с Западной Европой, воспитываемый ее влиянием класс русского общества63 не раз переживал странные кризисы. Вообще этот класс ведет себя спокойно, помышляя о себе совсем не высоко, учится, читая европейские книжки, скорбит о своей отсталости и хотя любит свое Отечество, но не любит говорить о том. Но от времени до времени на него находит какая-то волна: вдруг он закроет свои учебники и, высоко подняв голову, начинает думать, что мы вовсе не отстали, а идем своею дорогою, что Россия сама по себе, а Европа сама по себе, и мы можем обойтись без ее наук и искусств своими доморощенными средствами. Этот прилив патриотизма и тоски по самобытности так могущественно захватывает наше общество, что мы, обыкновенно довольно неразборчивые поклонники Европы, начинаем чувствовать какое-то озлобление против всего европейского и проникаемся безотчетной верой в необъятные силы своего народа. Что такое эти кризисы: вспышки ли национальной гордости, подавленной обычным меланхолическим настроением нашей мысли и ищущей выхода из такого угнетенного состояния, или это минуты просветления, когда национальное сознание, приподнимаясь, широко захватывает народную жизнь и проникает в самые сокровенные глубины народного духа? Такие капризные пароксизмы заставляют думать, что в нашем отношении к западноевропейской цивилизации есть какое-то крупное недоразумение. Если общество, стоящее над сторонним культурным влиянием, сбрасывает его с себя, сознав его вред или непригодность, это явление понятно: общество действует, как понимает дело. Но наши восстания против западноевропейского влияния лишены деятельного характера, это больше ученая академическая полемика, чем практическая борьба, больше трактаты о национальной самобытности, чем попытки самобытной деятельности.
Восставая против этого влияния, мы не стараемся ни64 закрыть его пути, ни заменить собственной самодеятельностью плоды чужой культуры. Мы поступаем подобно тем игрокам, которые бранят карты в антракте между двумя играми. Да притом влияние Запада на нас совершенно естественно вытекает из его превосходства над нами в науках и искусствах, в житейских удобствах, наконец, в исторической опытности: Запад переживал общественные перевороты, каких65 не испытали мы, но следствия которых могут и нам пригодиться для наших житейских соображений. На Западе знают больше нашего и даже для нас могут много сделать лучше, чем мы сами. Таким образом, Запад для нас и школа, и магазин полезных изделий, и своего рода курс66 исторических уроков. Казалось бы, отчего нам не пользоваться всеми этими благополучиями, и если, однако, мы порою смутно чувствуем, что эти заимствования не безвредны, то причину вреда надобно искать не в самих заимствуемых благах, а в том, что мы заимствуем их не совсем правильно.
Итак, вопрос не в самом влиянии, а в направлении, какое оно получает у нас, не в том, что оно нам приносит, а в том, что и как мы из него воспринимаем.
Некоторые следствия западного влияния показывают, что вопрос именно в способе его восприятия, а не в самом его содержании. Это влияние пошло от того, что нам для успешного достижения наших национальных целей понадобилась помощь Западной Европы. Так как это влияние призвано было служить целям народного блага, то проводить и поддерживать его67 должно было стать обязанностью всякого, кто сознает и принимает к сердцу нужды и пользы своего народа. Чем кто больше любит свое отечество, тем настойчивее должен проводить это влияние. Всякий патриот должен был стать западником, и западничество должно было стать только одним из проявлений патриотизма. С другой стороны, русские патриоты, чем больше они патриоты, тем больше должны были ценить Западную Европу, как полезную соседку их отечества, потому что признательность за помощь есть не только нравственный долг, но и непроизвольный порыв всякого порядочного человека и всякого неиспорченного общества. И что же? Вышло все наоборот. С первой минуты своего действия западное влияние стало разрушать в нас естественное чувство привязанности к отечеству. Чем больше проникалось наше общество западным влиянием, тем чаще появлялись среди него люди, которые теряли чутье родного, относились к нему или с презрительным равнодушием, или даже с брезгливым отвращением. Напротив, в ком сильнее билось сердце за отечество, тот тем недоверчивее, раздражительнее или высокомернее относился к Западной Европе. Каким-то непостижимым и неожиданным образом западное влияние из культурного средства превратилось у нас в патологический симптом, в источник болезненных возбуждений. Осложняясь и видоизменяясь, эти противоположные направления, первоначально бывшие только увлечениями мысли, с течением времени стали хроническими недугами, дурными привычками нашего самосознания. Что такое был68 русский западник? Обыкновенно69 это очень возбужденный и растерявшийся человек, который знает, где он родился, и недоумевает, какой народ ему родной, где его отечество. Ухитрившись поссорить между собою столь сродные понятия, как родина и национальность, он незаметно для себя вошел в круг невозможных представлений, разделил мир на две половины: на человечество и на Россию. Отечество — это неприятное привидение, от которого стараются отчураться средствами цивилизации.
Теперь я могу безбоязненно и прямо объявить предмет начинаемых чтений.
Во многих явлениях нашей жизни XVIII в. резко обнаруживается западное влияние. Чтобы понять эти явления, надобно уяснить себе отношение к западной культуре, указываемое нам историей. Западная культура для нас вовсе не предмет выбора: она навязывается нам с силой физической необходимости. Это не свет, от которого можно укрыться, — это воздух, которым мы дышим, сами того не замечая. Но и в воздухе не все здорово, и им надо уметь дышать, наблюдать его химический состав и температуру. Мы не будем открывать кровообращения, потому что оно уже открыто Гарвеем, не будем искать бактерий, потому70 что они уже найдены Пастером. Но воспользуемся ли мы открытием Пастера, чтобы лечить больных или только для того, чтобы предохранить свое вино от порчи, будем ли изучать физиологию и физику для того, чтобы, опираясь на западных естествоведов, доказывать, что бога нет, или для того, чтобы жизнь свою устроить лучше, чем она идет на Западе, — вот это от нас зависит, это дело нашей воли и разуменья71.
1 Заглавие вписано карандашом позже текста.
2 Буква о написана над зачеркнутой и.
3 На полях: Престолонаследие.
4 Слово написано на полях.
5 Два предыдущих слова написаны над строкой,
6 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: со стороны в сторону.
7 Слово написано над зачеркнутым: инерцией.
8 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: последней.
9 Слово написано над строкой.
10 Первоначально было: движения.
11 Слово написано над строкой.
12 Слово написано над зачеркнутым: Он.
13 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутым: мобилизировать.
14 Слово написано над строкой.
16 Слово написано над зачеркнутым: три.
16 Слово написано над зачеркнутым: девяносто.
17 Два предыдущих слова написаны над строкой.
18 Четыре предыдущих слова написаны над строкой.
19 Четыре предыдущих слова написаны над строкой.
20-20 Написано на полях.
21 Слово написано над зачеркнутым: его.
22 Слово написано над зачеркнутым: его.
23 Буква и написана над строкой.
24 Слово написано над строкой.
25 Два предыдущих слова написаны над строкой.
20 Четыре предыдущих слова написаны над строкой.
27 Слово написано над строкой.
28 Над строкой: 1)
29 Три предыдущих слова написаны над строкой.
30 Буква х написана над зачеркнутой буквой м.
31 Слово написано над зачеркнутым: всех,
32 Слово написано над строкой.
33 Два предыдущих слова написаны над строкой.
34 Два предыдущих слова написаны на полях. Далее: Барск[ов+, с.] 53 f.
35 Слово написано над строкой.
36 Буквы ое написаны над зачеркнутыми ыя.
37 Последняя буква е написана над зачеркнутой я.
38 Далее зачеркнуто: в.
36 Буква ы написана над зачеркнутой е.
40 Слово написано над зачеркнутым: Все.
41 Слово написано на полях.
42-42 Написано над строкой.
43 Последняя буква о написана над зачеркнутыми ым.
44 Слово написано над строкой.
45 Далее зачеркнуто: следя.
46 Слово написано над строкой.
47 Буквы ая написаны над зачеркнутыми ое.
48 Буква и написана над зачеркнутыми ей.
49 Далее зачеркнуто: его.
50 Два предыдущих слова написаны над строкой.
51 Слово написано над строкой.
52 Слово написано над строкой.
55 Буква м написана над зачеркнутой с.
56 Над строкой: должна.
57 Исправлено из: и.
58 Последняя буква е написана над зачеркнутым я.
57 Слово написано над строкой.
58 Четыре предыдущих слова написаны над зачеркнутым: мы могли вос[принять].
59 В рукописи: ого.
60 Слово написано над зачеркнутым: можно потому, что все стало нужно.
61 Слово написано над зачеркнутым: ему.
62 Буквы ый написаны над зачеркнутыми ое.
63 На полях: Подробнее об этом классе и его названиях.
64 Слово написано над строкой.
65 Далее написано над строкой: по кр[айней] мере до прошлого года.
66 Слово написано над зачеркнутым: музей.
67 Слово написано над строкой.
68 Слово написано над строкой.
69 Слово написано над строкой.
70 Над строкой: которые.
71 Далее шесть с половиной строк оставлены чистыми.

2-я лекция
ПОДГОТОВКА ДВОРЯНСТВА К РОЛИ ПРОВОДНИКА ЗАПАДНОГО ВЛИЯНИЯ1

Мы поставили себе две задачи: 1) перебрать явления русской жизни со смерти Петра Великого, в которых особенно сильно сказалось западное влияние, и 2) перебирая эти явления, рассмотреть, как действовало это влияние или как оно воспринималось русским обществом.
Когда речь идет о действии влияния, приходящего со стороны, прежде всего нужно знать, как относится к нему общество, на которое оно действует, само ли общество вызывает это влияние, ища на чужой стороне благ, которых оно не находит и не может создать дома, или оно проводится какой-либо силой, желающей навязать обществу блага, которых оно не знает и не ищет. Иноземное влияние проникает неодинаковыми путями и действует различно при том или другом отношении к нему общества, подвергающегося его действию. Когда влияние вызывается самим обществом, последнее воспринимает его незаметно, органически, всеми своими порами, как воспринимается растением роса или воздух. Но когда иноземная культура навязывается обществу, не чувствующему в ней потребности, необходим механический проводник, который бы искусственными средствами прививал и вводил2 ее в это общество. Если вы припомните, как относилось к Западной Европе большинство русского общества в XVII в., с какими тревогами и страхами встречало оно первые немецкие нововведения, нам будет понятно, что западную культуру у нас надобно было3 прививать, что для нее нужен был особенный проводник — государственное учреждение, вооруженное властью и средствами действия на общество, или влиятельный класс самого общества.
Кто мог у нас стать таким проводником? В составе русского общества было целое сословие, которое много веков уже служило орудием могущественного иноземного влияния, — это духовенство, которое церковными средствами проводило в русское общество восточную греческую культуру. Это сословие, служа церкви, оказало немаловажное действие4, неоцененные услуги русскому просвещению и общежитию, выработало5 соображенные с задачами церкви приемы действия на умы и нравы, воспитывало6 народ в известных интересах и понятиях. Но именно потому, что оно служило церкви и усвоило согласные с ее задачами приемы действия, оно не годилось быть проводником западного влияния, которое призвано было служить нуждам государства, требовало особых приемов, другой подготовки. Оно даже не сочувствовало этому новому влиянию, шедшему из неправославной среды и грозившему разрушить те самые понятия и нравы, которые оно так долго воспитывало и так ревниво оберегало в народе от стороннего прикосновения. Эти понятия и нравы образовали известный нравственный уклад, в котором и строившее его сословие заняло известное положение с определенным обществ[енным] значением. Коснемся этого, когда [будем говорить] о духовной почве, в которую падали семена зап[адной] культуры7.
В составе русского общества был другой класс, по своему положению более пригодный для понадобившегося дела. В старой Руси он назывался служилыми людьми, при Петре законодательство дало ему двойное название, польское и русское — название шляхетства или дворянства. Это сословие очень мало, не более8 духовенства было подготовлено проводить какое-либо культурное влияние. Это было, собственно, военное сословие, считавшее своею обязанностью оборонять отечество от внешних врагов, но не привыкшее воспитывать народ, практически разрабатывать и проводить в общество какие-либо идеи и интересы высшего порядка (подобно тем, над какими работало духовенство)9. В умственном и нравственном развитии оно не стояло выше остальной народной массы и в большинстве не отставало от нее в несочувствии к еретическому Западу. Но верхний слой дворянства10 по своему положению в государстве и обществе усвоил себе привычки и понятия, которые могли пригодиться для нового дела11. Столичное дв[орян]ство12. Из среды многочисленных провинциальных служилых людей, рассеянных по уездам Московского государства, выделялось дворянство столичное, которое обыкновенно ютилось в городе Москве13 и подмосковных вотчинах и поместьях и носило служебные звания стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов14. Оно состояло из знатных служилых фамилий и постоянно пополнялось людьми из15 рядового провинциального дворянства, которые выдавались вперед своими заслугами, служебной исправностью, хозяйственной состоятельностью и т. п.
Это был довольно многочисленный корпус: при царе Фед[оре] Алекс[еевиче] столичных дворян числилось по спискам на службе более16 6000 ч[еловек] 17. На них лежали очень разнообразные служебные обязанности. Это был двор царя18, в официальных (?)] актах при Петре этот верхний слой дворянства так и назывался царедворцами, в отличие от ‘шляхетства всякого звания’, т. е. от город[ских] дворян и детей боярских18. В мирное время столичное дворянство составляло свиту царя, исполняло различные придворные службы, ставило из своей среды персонал центрального и областного управления. В военное время из столичных дворян составлялся собственный полк царя, первый корпус армии, они же образовали19 штабы других армейских корпусов и служили командирами провинциальных дворянских полков и баталионов. Словом, это был и административный класс, и генеральный штаб, и гвардейский корпус. За свою тяжелую и дорогую службу столичное дворянство пользовалось сравнительно с провинциальным и возвышенными окладами денежного жалованья, и более крупными поместными дачами. Руководящая роль в управлении вместе с более обеспеченным материальным положением развивала в столичном дворянстве привычку к власти, знакомство с общественными делами, сноровку в обращении с людьми. Государственную службу оно считало своим сословным призванием, единственным своим общественным назначением. Живя постоянно в столице, редко, по20 краткосрочным отпускам, заглядывая в деревенскую глушь своих разбросанных по Руси поместий и вотчин, оно привыкало21 чувствовать себя во главе общества, в потоке важнейших дел, видело близко иноземные сношения правительства и лучше других классов знакомо было с иноземным миром, с которым соприкасалось государство. Эти качества и делали его более других классов сподручным проводником западного влияния, это влияние должно было служить нуждам государства, и его надобно было проводить в не сочувствовавшее ему общество привыкшими распоряжаться руками. Когда в XVII в. начались у нас нововведения по западным образцам и для них понадобились пригодные люди, правительство ухватилось за столичное дворянство, как ближайшее свое орудие, из его среды брало офицеров, которых ставило рядом с иноземцами во главе полков нового иноземного строя, из него же набирало учеников в новые латинские школы, которые оно заводило. Сравнительно более гибкое н послушное, столичное дворянство уже в тот век выставило из своей среды и первых приверженцев западного влияния подобных кн[язю] Хворостинину, Ордину-Нащокину, [князю] Ртищеву и др.
Понятно, что при Петре этот класс должен был стать главным туземным орудием реформ22. Начав устроить регулярную армию, Петр постепенно преобразовал столичное дворянство в гвардейские полки23, и столбовой дворянин-гвардеец24 стал у него исполнителем разнообразных преобразовательных поручений25. Он и все дворянство призвал к этому делу. Он не снял с сословия обязательной поголовной и бессрочной службы, на нем лежавшей, а только изменил порядок ее отбывания. Воинскую повинность он распространил посредством рекрутских наборов на все неслужилые классы русского общества и устроил новую вооруженную силу — флот, он перестроил и управление, военное и гражданское. Дворянство должно было ставить дельцов для всех этих военных и административных учреждений. Поэтому обязательную службу дворянства он расчленил, дифференцировал 26, специализировал: часть его, обучаясь солдатскому делу в гвардейских полках, должна была служить офицерским запасом для всесословной сухопутной армии, другая часть обучаться морскому делу и служить во флоте, третья — давать дельцов для гражданского управления. Для подготовления ко всем этим разнообразным службам Петр законом 20 янв[аря]27 1714 г. установил обязательное обучение для дворян: дворянин-подросток не мог жениться, пока не получал свидетельства об окончании курса в элементарной школе. Чтобы следить за правильным исполнением предписанных обязанностей, Петр от времени до времени вызывал в столицу на смотр дворян, живших по своим деревням, взрослых и подростков, и распределял их по службам, не явившиеся на смотр и уклонявшиеся от службы28 наказывались политической] 29 смертью и конфискацией имущества. Разнообразные стимулы были приведены в действие, чтобы двинуть все сословие на служение государству: школьная палка, виселица, инстинкт, привязанность к соседке-невесте, честолюбие, патриотизм, сословная честь. Нам, привыкшим к твердо установленным и просторным рамкам общежития, трудно представить себе суматоху, вызванную в родовитом дворянстве этими энергическими мерами Петра. Люди, привыкшие двигаться не торопясь, по однообразным утоптанным тропинкам, теперь вытолкнуты были на непривычные поприща деятельности. Куда только не посылали, чего не заставляли изучать русского дворянина при Петре! Командированные толпами перебывали в Лондоне, Париже, Амстердаме, Венеции, учились мореходству, философии, математике, дохтурскому искусству. Чтобы видеть, как исполняли они разнообразные учебные задачи, на них возлагавшиеся, как осваивались они с непривычными для них науками, прочтем отрывок из письма, посланного в 1711 г. одним из этих невольных русских студентов, кн[язем] М. Голицыным из Амстердама к его шурину, здесь живо изображены и неудобства этой заграничной выучки, и отношение к ней учившихся.
dO житии моем возвещаю: житие пришло мне самое бедственное и трудное. Наука определена самая премудрая, хотя мне все дни живота своего на той науке себя трудить, не принять (все равно не выучиться) 30 будет для того — не знамо учиться языкам, не знамо науки, кроме природного языка никакого не могу знать, да и лета мои уже ушли от науки. Натура моя не может снесть мореходства и от того пришел в великую печаль и сомнение и ие знаю, как и быть, взять бы к Москве и быть хотя бы последним рядовым солдатом, а ежели чего не возможно, то хотя бы в тех же вражских краях быть да обучаться какой-нибудь науке сухопутской, а только чтобы не мореходству’.
Так приготовлялось русское дворянство к роли проводника западноевропейского влияния в своем отечестве. После Петра учебная повинность дворянства стала легче, по крайней мере требования правительства в этом отношении были снисходительнее. Воспользовалось31 ли этим дворянство, поспешило ли сбросить с себя ярмо новой чуждой науки и отвернулось ли от Запада?
Далеко нет, по крайней мере далеко не все сословие так поступило. Высшее дворянство успело уже связаться с Западом разнообразными нитями, которые было трудно порвать. Деятельность Петра вовлекла Россию в сложные дипломатические сношения с Западной Европой, и высший класс общества, составлявший правительство, поневоле должен был поддерживать эти сношения, а вместе с ними и свои культурные связи с Западной Европой. Этнографический состав правительственного класса тянул его в ту же сторону. В правительственном кругу при Петре осталось мало старой московской знати: несколько кн[язей] Голицыных и Долгоруких, кн[язь] Репнин, Шереметев, Бутурлин — вот почти и все представители старого боярства, бывшие видными дельцами при Петре. Гораздо больше пошло в этот класс людей из среднего и даже низшего дворянства: Головкин, Апраксин, Толстой, Бестужев, Волынский и сам светлейший Меншиков — все это были люди очень скромного происхождения, люди неродословные, политические32 новики. Рядом с этими выслужившимися новиками выдвинулось с важным значением много чужаков, которых Петр назначал на высшие должности за их заслуги или способности: таковы были первый генерал-прокурор Сената гр[аф] Ягужинский, сын выехавшего из Литвы органиста лютеранской церкви, в детстве, как рассказывали, пасший свиней, вице-канцлер (товарищ министра иностр[анных] дел) барон Шафиров, крещеный еврей, бывший сидельцем в мелочной лавке и даже будто бы дворовым человеком у кого-то в Москве, генерал-полицеймейстер новой столицы гр[аф] Девьер, приехавший в Россию юнгой на португальском корабле, барон Остерман, сын вестфальского пастора, и много других.
Эти пришлые люди не расположены были порывать связей своего нового отечества с родным Западом. Наконец, и начатки образования, положенные в служилом русск[ом]33 классе, не позволяли ему оторваться от образованного Запада. Петр хотел сделать русское дворянство проводником западноевропейской техники, военной и промышленной, массами посылал молодых дворян за границу учиться мореплаванью, артиллерии, инженерному и многим другим искусствам. После Петра оказалось, что эти технические науки туго прививались к дворянству, но пребывание обучавшихся им русских дворян за границей не проходило для них бесследно: попав за границу, они присматривались к тамошним обычаям и порядкам и кое-что усвояли. Обязательное обучение, домашнее и заграничное, не давало дворянству значительного запаса научных знаний, но оно приучало дворян к процессу выучки и возбуждало незаметно и невольно аппетит к знанию. Дворянин редко выучивался основательно тому, за чем его посылали за море, но он все же привыкал учиться чему-нибудь, хотя часто выучивался не тому, зачем его посылали. Сам Петр помогал развитию в обществе вкуса не к одним только техническим наукам. С 1703 г. по его приказу стало выходить и Москве правительственное периодическое издание: ‘Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и в окрестных странах’. В 1701 г. в Москве же на Красной площади Петр велел построить деревянный общедоступный театр, ‘Комедиальную храмину’, в которой заграничная труппа играла даже комедию о Доне Яне (Доп Жуана) и Мольерова ‘Доктура принужденного’ (‘Le Mdecin malgrlui’). Рядом с правительственными военными и другими техническими школами возникали при содействии правительства частные учебные заведения совсем иного характера. Так, открыта была в 1705 г. в Москве школа пастора Глюка+, взятого в плен русскими войсками при занятии ливонского города Мариенбурга, у него и жила в услужении будущая императрица Екатерина] I. Глюк был самый обыкновенный лютеранский приходский пастор34, но пользовался у Петра большим педагогическим авторитетом. При содействии Петра этот Глюк и открыл преимущественно для дворян школу, в которой очень просто принялся учить русское юношество: он перевел для его обучения русскому языку немецкую грамматику, для обучения закона божия — лютеров катехизис, а для преподавания его выписал из Германии немецких студентов богословия, в публикации о школе он обнародовал заманчивую программу, в которой обещал обучать русское юношество, ‘аки мягкую глину, географии35, политике, латинской риторике с ораторскими упражнениями, философии, языкам французскому, немецкому, латинскому, греческому, еврейскому, сирскому и халдейскому, танцевальному искусству и поступи французских и немецких учтивств, рыцарской конной езде и берейторскому обучению лошадей’36. Стараясь сделать дворянство проводником светских обычаев и приличий в русском обществе, Петр велел переводить иностранные книги, которые могли бы служить к тому руководствами. С 1708 г. стали у нас печатать книги новым, так называемым гражданским шрифтом вместо прежнего церковно-славянского, удержавшегося с того времени только в церковных книгах. Первая книга, напечатанная новым шрифтом, была переводная геометрия, а вторая — переводный письмовник, или ‘Приклады, како пишутся комплименты разные’.
При Петре, по его приказу, напечатана была также книга, перевод или компиляция под заглавием: ‘Юности честное зерцало’. Это простая азбука, сопровождаемая наставлением о том, как благородному молодому человеку подобает держать себя в обществе и особенно при дворе37. Чтобы приготовить дворян к гражданской службе, Петр старался устроить школу для обучения их ‘гражданству и экономии’, т. е. наукам политическим, юридическим и экономическим, думал даже о распространении между ними знаний исторических, по крайней мере знакомства с родной стариной, и38 заказал написать учебник русской истории.
По его же указу Синод перевел философско-политический трактат известного публициста того времени Пуфендорфа ‘О должности человека и гражданина’ и его же ‘Введение в европейскую историю’+.
По смерти Петра39 ряд событий, вызванных вопросом о престолонаследии, оказал сильное влияние на положение и настроение дворянства, как и на его роль проводника западноевропейского образования в русском обществе. Припомним ряд преемников и преемниц преобразователя, это были вдова царя Екатерина] I, его внук Петр II, его племянница Анна, ребенок Иоанн, сын племянницы этой императрицы Анны, дочь преобразователя — Елизавета, наконец, племянник этой дочери Петр III.
В судьбе этих преемников и преемниц особенно важен тот политический путь, которым они достигали40 престола. Появление их на этом престоле было неожиданностью как для русского общества, так и для них самих. Причиной того был сам Петр. До конца XVI в. в Московском государстве порядок престолонаследия определялся обычаем, по которому власть государя передавалась по завещанию его в нисходящей линии, обыкновенно от отца к сыну. С конца XVI в., с пресечением старой московской династии завелся другой порядок: верховная власть передавалась по соборному избранию.
Петр 5 февраля 1722 г. издал новый закон41 о престолонаследии, которым отменялись оба прежние порядка, по этому уставу государь мог назначать своим наследником кого хотел, и, если назначенное лицо оказывалось неспособным к правлению, мог отрешить его от престола. Петр испытал на себе самом неудобство этого закона, отдававшего престол на волю случая, — умер, не успев назначить себе преемника. Вследствие этого закона в продолжение нескольких десятилетий со смерти Петра ни одна смена на русском престоле не обходилась без замешательства, без дворцовой смуты.
Поэтому время со смерти Петра I до воцарения Екатерины II является в нашей истории эпохой дворцовых переворотов (1725—1762). Одна особенность этих переворотов имеет более других важное политическое значение. Когда отсутствует закон, политический вопрос обыкновенно решается господствующей силой. Такою силой в русских дворцовых переворотах прошлого века была привилегированная часть созданной Петром регулярной армии42, два гвардейских полка — Преображенский и Семеновский, к43 которым в царствование Анны прибавились два другие — пехотный Измайловский и Конно-44гвардейский. Гвардия принимала деятельное участие во всех затруднениях, возникавших из вопроса о престолонаследии. Ни одна почти смена на престоле в означенные 38 лет не обошлась без решающего вмешательства гвардии. Так, 28 янв[аря] 1725 г. когда преобразователь умирал, лишившись языка, собрались члены Сената, чтобы обсудить вопрос о преемнике. Правительственный класс разделился: старая знать, во главе которой стояли князья Голицыны, Репнин, высказывалась за малолетнего внука преобразователя Петра II. Новые неродовитые дельцы, ближайшие сотрудники преобразователя, члены45 комиссии, осудившей46 на смерть отца этого наследника, царевича Алексея, с князем Меншиковым во главе, стояли за императрицу-вдову. Пока сенаторы совещались во дворце по вопросу о престолонаследии, в углу залы совещаний как-то появились офицеры гвардии, неизвестно кем сюда призванные. Они не принимали прямого участия в прениях сенаторов, но, подобно хору в античной драме, с резкой откровенностью высказывали об них свое суждение, грозя разбить головы старым боярам, которые будут противиться воцарению Екатерины. Вдруг под окнами дворца раздался барабанный бой: оказалось, что там стояли оба гвардейских полка под ружьем, призванные своими командирами — кн[язем] Меншиковым и Бутурлиным. Президент Военной коллегии (военный министр) фельдмаршал кн[язь] Репнин с сердцем спросил: ‘Кто смел без моего ведома привести полки? Разве я не фельдмаршал?’ Бутурлин возразил, что полки призвал он по воле императрицы, которой все подданные обязаны повиноваться, ‘но исключая и тебя’, — добавил он. Это появление гвардии и решило вопрос в пользу императрицы. Когда в мае 1727 г. Екатерина опасно занемогла, для решения вопроса о преемнике собрались члены высших правительственных учреждений, Верховного тайного совета, Сената, Синода, президенты коллегий, среди них появились и майоры гвардии, как будто гвардейские офицеры составляли особую политическую корпорацию, без содействия которой не мог быть решен такой важный вопрос. Когда в [январе] 1730 г. преемник Екатерины — Петр II простудился и безнадежно заболел, временщики кн[язь] Алексей Долгорукий с сыном Иваном созвали фамильный совет. Дочь кн[язя] Алексея княжна Екатерина была помолвлена за императора, и князья Долгорукие решили было возвести на престол невесту, составив подложное завещание от имени умиравшего жениха. Один из князей Долгоруких указал на неисполнимость такого замысла, но отец невесты возразил, что он, напротив, уверен в успехе предприятия, прибавив в оправдание своей уверенности: ‘Ты ведь в Преображенском полку подполковник, а князь Иван майор, да и в Семеновском спорить о том будет некому’. Значит, придворные люди привыкли уже к мысли, что никакое политическое предприятие не может обойтись без содействия гвардии и, напротив, успех всякого предприятия обеспечен, как скоро за него станет гвардия. Мы увидим, как та же гвардия решила спор Верховного тайного совета с дворянством об условиях воцарения императрицы Анны по смерти Петра II. В 1740 г. по смерти императрицы Анны, когда управление при императоре-ребенке Иоанне находилось в руках регента Бирона, фельдмаршал Миних с одной ротой Преображенского полка свергнул регента ночным нападением (8 ноября). В следующем году дочь Петра I Елизавета свергнула правительство матери этого императора Лины Леопольдовны, также ставши47 по главе гренадерской роты Преображенского полка. Позднее Екатерина II вступила на престол, свергнув Петра III с помощью также гвардейских полков. Так гвардия, можно сказать, делала правительства по смерти Петра I. Это участие гвардии в государственных делах имело чрезвычайно важное значение48, оказав могущественное влияние на ее политическое настроение. Первоначально послушное орудие в руках своих вожаков, она потом’ становится самостоятельной двигательницей событий, вмешиваясь в политику по собственному почину. Дворцовые перевороты были для нее подготовительной политической школой, развили в ней известные политические вкусы, создали настроение49, привили к ней известный политический образ мыслей. Гвард[ейская] казарма — противовес и подчас открытый противник Сената и В[ерховного] т[айного] совета50. Но эти следствия не остались в стенах гвардейских казарм. Гвардия тогда не была только привилегированной частью5I русской армии: она имела сословное значение52. В гвардии сосредоточивался цвет того класса, который с Петра получил общее название дворянства или шляхетства, по закону Петра дворянин, только прослужив известное число лет рядовым в гвардии, получал чин офицера. При такой тесной связи гвардии с дворянством усвоенные ею политические вкусы быстро сообщались и сословию, из которого она набиралась. Люди того времени живо чувствовали эту политическую связь гвардии с сословием и те опасные следствия, какие могли отсюда выйти. Когда в гвардии поднялся ропот против регентства Бирона по смерти императрицы Анны, регент видел корень зла в сословном составе гвардии: ‘Зачем, — говорил он,— рядовые в гвардии из дворян? Дворян можно перевести офицерами в армейские полки, а на их место набрать в гвардию из простого народа’.
Так, благодаря политическим событиям по смерти Петра I дворянство, предназначенное стать проводником западноевропейского просвещения в русское общество, приобрело через гвардию53 еще политическое средство действия на просвещенное общество.
1 Заглавие вписано Ключевским на полях.
2 Первоначально было: привил и ввел.
3 Слово написано над строкой.
4 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Ограничить,
5 Далее зачеркнуто: хорошо.
6 Первоначально было: воспитало.
7 Две последние фразы приписаны на строке и полях.
8 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: гораздо меньше.
9 Далее значок красным карандашом и текст простым карандашом: 0x01 graphic
Тетр[адь, с.] 175i.
10 Слово написано над зачеркнутым: этого класса.
11 Далее значок красным и текст простым карандашом: А Тетр[адь, с.] 175.
12 Два предыдущих слова написаны на полях.
13 На полях: Происхождение и иерархический состав. Число дворов. Забел[ин] в ‘В[естнике] Евр[опы]’+.
14 Слово написано над незачеркнутым: пр[очих].
15 Слово написано над строкой.
16 Слово написано над зачеркнутым: до.
17 На полях: По. росписи 1681 г. — 6385 чел[овек]. Он мог выводить за собою в поле своих вооруженных или выставлять вместо себя даточных десятки тысяч. Разр[ядный] арх[ив+, с.] 71.
18-18 Написано на верхнем поле. Далее значок красным и текст простым карандашом: Т[етрадь, с.] 176.
19 Слово написано над: составляли.
20 Слово написано над зачеркнутым: с
21 Первоначально было: привыкло.
22 Далее зачеркнуто: и проводником западного влияния.
23 На полях: Пр[о]в[ерить] по Куракину+.
24 Слово написано над строкой.
25 На полях: Устр[ялов Н. История царствования Петра Великого, т.] II [СПб., 1858, с.] 565, Сб[орник Русского] исторического] общества, т.] XI [СПб., 1873, с.] 380, 485. Стольника, потом гвард[ейского] офицера, назначали и за море для изучения морского дела, и в Астрахань для надзора за солеварением, и в св. Синод ‘обер-прокурором’.
26 Слово написано над строкой.
27 Первоначально было: 28 фев[раля].
28 На полях: Объявление вне законов.
29 Слово написано над строкой.
30 Далее зачеркнуто: не принять.
31 Первоначально было: Воспитывалось.
32 Слово написано над строкой.
33 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: этом.
34 На полях: ? хотя и оч[ень] ученый. Сол[овьев С. М. История России с древнейших времен, т.] 15. [М., 1865, с.] 101. (Далее: Соловьев).
35 Далее зачеркнуто: палке.
36 На полях: Документы+.
37 На полях: Стр. 241.
38 Слово написано над строкой.
39 На полях: Стр. 62.
40 Далее зачеркнуто: до.
41 Слово написано над зачеркнутым: устав.
42 Первоначально было: созданная Петром регулярная армия.
43 Слово написано над: в [котор.]о[м].
44 Последняя буква о написана над ыи.
45 Далее зачеркнуто: и.
46 Буквы ей написаны над: не,
47 Буква и написана над ая.
48 Слово написано над: следствие.
49 Два предыдущих слова написаны на полях.
50 Фраза написана на полях.
51 Далее зачеркнуто: в.
52 Над строкой: состав.
53 Два предыдущих слова написаны над строкой.

3-я лекция
ПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСТРОЕНИЕ ДВОРЯНСТВА ПОСЛЕ ПЕТРА

Мы видели, как случилось, что высшему дворянству пришлось у нас стать проводником западного влияния, рассадником культуры, в которой нуждалась страна. Усложнили эту миссию сословия непредвиденные обстоятельства, источником которых были семейные неурядицы Петра и его закон о престолонаследии. [Гвардия] возводила на престол, свергала правителей: 5 переворотов при ее участии в 38 лет.1 Эти обстоятельства привили2 послушному дворянству вкус к делам высшей политики и помогли ему приобрести некоторый навык в их ведении. Какое употребление сделает сословие из привитого к нему вкуса и приобретенного навыка, это зависело от того, удержит ли оно прежнее вековое свое положение в государстве или займет новое3. В 1760-хгодах в его положении произошла коренная перемена: до того времени на нем лежала обязательная военно-гражданская служба, а с той поры с него сняли эту службу и предоставили служить отечеству по доброй воле и по мере разуменья. Эта перемена в государственном положении глубоко изменила настроение сословия, его взгляд на свое народное значение и призвание и, что особенно для нас важно, на свое отношение к западному влиянию4. При Петре обязат[ельное] общее и техническое] образование, после еще светская выправка, поступь фр[анцузских] и немецких учтивств5.
Прежнее положение рождало в сословии одни потребности, какие вызывались его обязательной службой, и заставляло обращаться к западной культуре с известными требованиями для удовлетворения этих служебных потребностей, как скоро это положение изменилось, и6 эти потребности и требования должны были смениться другими.
Политическая практика открылась высшему дворянству, когда оно еще не имело своей воли, несло обязательную службу, которая приковывала его к столице. Это приближение] к дворцу вовлекало в придв[орные] интриги, давало вес, полит[ическое] значение, возможность направлять государственные] дела сообразно своим вкусам и интересам и так[им] образом устроить свое положение] в государстве7. Что 8ему понадобилось из западной культуры в этом подневольном положении и8 как оно повело себя, когда ему представился случай показать на деле свой политический образ мыслей и воспользоваться приобрет[енным] значением?9 Инжен[ер] и артилл[ерист] и при этом светски выправл[енный] шляхтич — каким станет политиком?10
Этот первый опыт политической самодеятельности случился при довольно сложной обстановке. В начале XVIII в. высшее гвардейское дворянство еще не было высшим классом русского общества. Выше его стояло11 старое московское боярство. С тех пор как завязалось Московское государство, боярство делило власть с московскими государями. Вместе работая над устроением государства, государь и бо[яр]ство12 много ссорились с конца XV в. Но взаимная вражда не разрывала13 их связи, завязанной их обоюдной нуждой друг в друге. Казни Грозного, бури времени самозванцев разрядили ряды этой плотной знати, унесли целые фамилии, и Петр застал только ее обломки. Отмена местничества разрушила его генеалогич[еский]строй14. Тогда боярство было уже не столько политической силой, сколько историческим призраком, воплощенной легендой. Политический упадок его чувствовали при Петре и даже раньше, когда Шакловитый подговаривал царевну15 Софью взять управление в свои руки и, когда его спросили: ‘А что скажут патриарх и бояре?’, — он отвечал, что патриарха сменить можно, а бояре — что такое бояре? — это зяблое и упавшее16 дерево. Петр не любил старых бояр: дородно неповоротливый боярин, ум которого питался одним прошедшим, бредил родосл[овными]тенями17, генеал[огическими] преданиями18, не годился для его работы, требовавшей торопливой деятельности, научных знаний19 и новых соображений. Боярство составлялось из знатных фамилий, которые тесно соприкасались, но не смешивались с дворянством. Дворянство было исполнительным орудием боярства, как правительственного класса, и до Петра орудием оч[ень]20 послушным. С Петра, который при выборе правительственных дельцов мало смотрел на их происхождение, дворянство перестало чувствовать на себе гнет боярской знати. При Екатерине I, когда воскресли политические надежды этой знати, дворянство должно было вступить с ней в политическое соперничество, перестав быть политической силой, эта знать21 оставалась политическим призраком, еще способным пугать воображение.
После Петра оба класса остались политически возбужденными. Деятельность Петра с необычными ее приемами и не для всех ясными целями вызвала во всем русском обществе усиленное возбуждение политической мысли. Это возбуждение проникло даже в народную массу и выразилось во множестве ‘подметных писем’, популярных политических памфлетов, направленных против реформы 22и завед[енных] ею новых порядков22. Общество переживало столько странных, невиданных явлений, столько неиспытанных ощущений, что поневоле стало задумываться над тем, что творилось в государстве. Но странные явления23, вызвавшие это возбуждение, продолжались и по смерти Петра. Древняя Русь никогда не видела женщины на престоле, а после Петра на нем села женщина. Эта новость вызвала в простом народе несколько печальных или забавных недоразумений, когда стали приносить присягу императрице-вдове, некоторые отказывались присягать, говоря: ‘Если женщина стала царем, так пусть женщины ей и крест целуют’. Это возбуждение политической мысли прежде и сильнее всего должно было обнаружиться в высшем сословии, шляхетстве, ближе других классов стоявшем к государственным делам, но обнаружилось неодинаково и привело к различным последствиям в разных слоях этого шляхетства. Раньше и с особенною силой это политическое напряжение проявилось24 в верхнем слое шляхетства, составлявшем руководящий класс, в котором уцелели еще остатки родовитого боярства, Здесь из этого политического возбуждения и составился довольно определенный взгляд на порядок, какой должен установиться в государстве. Различные условия помогали сложиться такому взгляду в этом слое. Прежде всего в XVIII в. здесь еще не успели погаснуть политические предания, перешедшие из XVII в., а в XVII в. московское боярство сделало несколько опытов политического договора с верховной властью. В тесном боярском кругу в начале XVIII в. помнили еще, как в 1606 г. бояре ограничили власть царя Василия Шуйского, взяв с него обязательство не решать важных дел без бояр25, как26 подобные обязательства наложены были на королевича Владислава, когда правившие государством бояре согласились признать его московским царем после падения Василия в 1610 г., как царь Михаил, избранный на престол Земским собором, должен был по настоянию бояр в 1613 г. подтвердить присягой условия, ограничившие его власть, помнили, что еще в конце XVII в. бояре сделали новую попытку установить государственный порядок с ограниченной в их пользу верховной властью27, отдать управление областное R руки боярской знати27. Бояре предложили царю Федору Алексеевичу разделить государство на крупные области, соответствовавшие самостоятельным некогда княжествам или землям, из которых составилось Московское государство, и в каждую из этих областей назначить знатного боярина бессменным пожизненным наместником вроде западного средневекового герцога или польского областного воеводы. Так явились бы у нас несменяемые и, может быть, наследственные бояре — наместники царств28 Казанского, Астраханского, княжества Тверского и т. д.
Царь принял было этот проект, но патриарх Иоаким решительно восстал против этого замысла, угрожавшего целости государства. Его протест разрушил эту боярскую попытку29 водворить в России XVII в. феодализм польского пошиба. Воспоминания о прежнем политическом значении московского боярства, подогреваемые30 личным произволом Петра, его бесцеремонным обращением со знатью, питали в ее остатках надежды на возможность по смерти самовластного преобразователя восстановить давние, исчезнувшие отношения. Без сомнения, и более близкое знакомство русской знати с политическими порядками Западной Европы со времени Петра оказало некоторое влияние на образ мысли этого класса, поддерживало в нем такие надежды. Проблески такого стремления стали заметны тотчас по смерти преобразователя, в царствование Екатерины I. Тогдашний французский уполномоченный при петербургском дворе Кампредон+ писал, что большая часть вельмож в России стремится умерить деспотическую власть императрицы, они ждут, пока придет в возраст царевич Петр, внук преобразователя, и тогда, возведши его на престол, недовольные настоящим порядком вельможи надеются получить большее значение в управлении, устроив его по образцу английского. Знати действительно удалось в царствование Екатерины I добиться некоторого осуществления своих политических надежд. Петр начал копать обводный Ладожский канал между реками Волховом и Невой. Это дело было поручено Миниху, который по смерти Петра в конце 1725 г. потребовал у Сената 15 тысяч солдат для окончания работ. В Сенате поднялись прения: одни были против посылки солдат на канал, другие высказывались за требование Миниха, находя в этом самые дешевые и удобные средства покончить полезную31 работу. Когда сенаторы достаточно наспорились, князь Меншиков вдруг встал и заявил, что как бы ни решил Сенат, но по воле императрицы в нынешнем году ни один солдат не будет послан на канал. Сенаторы обиделись, негодуя на то, почему Меншиков один пользуется правом знать волю императрицы и зачем он заставил их напрасно спорить, наперед не объявив этой воли. Некоторые сенаторы говорили, что не стапут более ездить в Сенат. По столице пошел слух, что недовольные думают возвести на престол малолетнего цесаревича Петра, ограничив его власть. Меншпков испугался и вместе с Толстым уговорил императрицу на сделку с недовольными, следствием которой явилось новое высшее правительственное учреждение — Верховный тайный совет. По закону 8 февраля 1726 г. этот совет составился из шести членов, которые все имели равное значение. Большинство их состояло из наиболее влиятельных людей новой знати, каковые были кн[язь А. Д.] Меншиков, гр[аф] П. А. Толстой, [А. И.] Остерман, но в состав Совета был принят и самый видный представитель недовольной старой знати кн[язь] Д. М. Голицын.
Верховный совет рассматривал и решал под председательством императрицы особо важные дела внешней и внутренней политики. требовавшие новых законов, тогда как Сенат лишался32 непосредственного] отношения к верховной] власти32 и вместе с коллегиями должен был действовать33 под руководством и по указаниям В[ерховного] т[айного] сов[ета]33 на основании существующих установлений. Никакое дело не могло быть доложено императрице помимо Верховного совета, никакой закон не мог быть обнародован без предварительного обсуждения и решения дела в этом совете. Таким образом, Верховный совет стал выше Сената и связывал верховную власть в пользу аристократической корпорации, его составлявшей.
Политические стремления того же класса обнаружились еще явственнее в деле об ограничении власти императрицы Анны. Это дело для нас тем любопытнее, что в нем впервые обнаружилось политическое соперничество дворянства с остатками старого боярства34. Дело началось тем, что по смерти Петра II, 19 января 1730 г., Верховный тайный совет неожиданно решил возвести на русский престол племянницу Петра Великого, вдову герцогиню курляндскую Анну, помимо ее двоюродной сестры — дочери Петра Елизаветы. Начинателем дела был кн[язь] Д. М. Голицын. Это был умный и образованный старик лет под 70, из числа вельмож, которых недолюбливал Петр за упрямый характер и древнерусские сочувствия. Кн[язь] Голицын был при нем губернатором в Киеве, потом послом в Константинополе и президентом в Камер-коллегии, т. е. министром финансов, стал наконец сенатором, но не играл видной роли в царствование преобразователя. Голицын внимательно35 изучал современное политическое положение Европы, знал и любил русскую старину и усердно собирал ее памятники. С помощью наблюдений, изучения и опыта он составил себе своеобразный взгляд на внутреннее положение России. На события, совершавшиеся при Петре и после, он смотрел мрачным взглядом: здесь все ого огорчало, как нарушение старины, порядка и даже приличия. В минуту смерти Петра II Верховный тайный совет состоял из пяти членов: гр[афа] Головкина, Остермана, двоих кн[язей] Долгоруких и самого Голицына, но в ночном заседании накануне в него введены были еще двое кн[язей] Долгоруких и брат князя Голицына, фельдмаршал Михаил Михайлович. Значит, три четверти36 состава Совета принадлежали двум аристократическим фамилиям — кн[язьям] Голицыным и Долгоруким. Когда в Совете стали обсуждать вопрос о преемнике только что скончавшегося императора, кн[язь] Д. Голицын произнес речь, в которой доказывал, что дочери Петра не имеют права на престол, потому что родились до вступления отца их в брак с их матерью, а завещание Екатерины, по которому престол после Петра II в случае бездетной его смерти переходил к ее дочерям, и само но себе не имеет силы, потому что эта женщина, будучи низкого происхождения, сама не имела права на престол и не могла им распоряжаться. Потому кн[язь] Голицын предложил избрать на престол племянницу Петра, дочь царя Ивана, герцогиню курляндскую Анну, но, сделав это предложение, он неожиданно прибавил: ‘Ваша воля, кого изволите, только надобно и себе полегчить’. — ‘Как это себе полегчить?’ — спросил канцлер граф Головкин. — ‘А так полегчить, чтобы воли себе прибавить’, — пояснил Голицын. — ‘Хоть и зачнём, да не удержим того’, — возразил один из князей Долгоруких.— ‘Право, удержим!’ — уверял Голицын. Верховный тайный совет принял предложение его о герцогине Анне, но смолчал на предложение о прибавке воли. Голицын продолжал: ‘Будь ваша воля, только надобно, написав, послать к ее величеству ‘Пункты». Он предложил и провел в Совете эти ‘Пункты’, или ‘Кондиции’ — условия ограничения верховной власти. Вот содержание этих пунктов, как они были изложены в письме Верховного совета, посланном тотчас из Москвы в Митаву: императрица-вдова во всю жизнь не вступает в брак и не назначает себе наследника, правит вместе с Верховным тайным советом, состоящим из 8 персон, без согласия этого Совета не начинает войны и не заключает мира, не вводит новых налогов, не жалует в чины выше полковника, предоставляя командование гвардией и прочими войсками одному Верховному совету, никого из шляхетства без суда не лишает жизни, чести и имущества, не раздает вотчин и не расходует государственных сумм без согласия того же Совета. Эти условия скреплялись словами от имени избранной императрицы: ‘А буде чего по сему обещанию не исполню, лишена буду короны российской’. Как только эти условия стали известны в обществе, в нем началось необычайное движение, пошли толки, что Совет хочет отдать государство в руки немногих знатных фамилий. Случайная встреча неожиданных обстоятельств содействовала усилению движения, вызванного предприятием верховников, как тогда звали членов Совета. На тот самый день, 19 января, когда умер Петр II, назначена была его свадьба с княжной Долгорукой. В Москву наехало на праздники множество провинциального дворянства. Собравшись на свадьбу и попав на похороны, дворяне очутились в водовороте политической борьбы. Проект верховников встречен был в обществе глухим ропотом. Один современник, зорко следивший за событиями и принимавший в них деятельное участие, сотрудник Петра по церковным реформам, архиепископ новгородский Феофан Прокопович, живо рисуетў нам ход движения в своих записках: ‘Жалостное видение и слышание везде по городу стало, куда ни придешь, к какому собранию ни пристанешь, только и слышишь горестные нарекания на осмиличных оных затейщиков, все их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие’. Съехавшееся дворянство разбилось на кружки, собиралось по ночам и повело оживленную оппозицию37 верховникам. Не нужно, однако, думать, что шляхетство поднялось против В [ерховного] т[айного] 38 совета во имя абсолютизма39, не соглашаясь на политический порядок, предложенный верховниками. Иностранные наблюдатели говорят другое.
Прусский посланник Мардефельд писал в депеше, что вообще все русские желают свободы, только не могут согласиться насчет ее размеров и качества, насчет того, до какой степени ограничить самодержавие. Выхода из этого затруднения они искали не в политических преданиях своего прошлого, а в порядках чужих стран. Французский уполномоченный Мапьян писал ў тогда в депеше из Москвы: ‘Здесь на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах парламента’. Против чего же восстало дворянство? Наблюдатели, прислушиваясь к дворянским толкам, отметили и причину этой оппозиции: оно восстало против замысла верховников, как олигархической затеи, предпринятой тайком от общества, без согласия и участия других чинов государства, что ‘неприятно и смрадно пахло’, по выражению Феофана Прокоповича, верховная власть императрицы ограничивалась одним Тайным советом, т. е. представителями родовитой знати, а это грозило заменить власть одного лица произволом всех членов Верховного тайного совета. Значит, дворянство сочувствовало идее ограничения, как средству против40 произвола временщиков, столько раз испытанного шляхетством со времени Петра, но было против верховников потому, что их проект не давал дворянству достаточного обеспечения от их собственного произвола. Такое отношение к делу выразил видный представитель шляхетства, человек умный и даровитый, один из младших сотрудников Петра Великого, Артемий Петрович Волынский, бывший тогда казанским губернатором. Отвечая на московские вести, присланные ему приятелем, он писал: ‘Слышно здесь, что делается у Вас или уже сделано, чтобы быть у нас республике (ограниченной или конституционной монархий.— В. К.). Я зело в том сумнителен, боже сохрани, чтобы не сделалось вместо одного самодержавного государя десяти самовластных и сильных фамилий, и так мы, шляхетство, совсем пропадаем и принуждены будем горше прежнего идолопоклонничать и милости, у всех искать, да еще и сыскать будет трудно’. В поведении другого сотрудника Петра, бывшего генерал-прокурора Ягужинского еще яснее обнаружились и политическое настроение шляхетства, и причины его оппозиции верховникам41. В то время когда кн[язь] Голицын излагал в Совете свое предложение об ограничении верховной власти, Ягужинский в другой зале дворца высказывал перед придворной публикой тот же самый образ мыслей, говоря: ‘Долго ли нам терпеть, что нам головы секут? Теперь время, чтоб самодержавию не быть’. Когда верховники вышли и объявили ожидавшим их Синоду, Сенату и генералитету об избрании Анны, Ягужинский подлетел к одному верховнику и завопил: ‘Батюшки мои! Прибавьте нам, как можно, воли’. Но он тотчас стал жестоким противником верховников, как только обнаружилось, чего они хотели, и поспешил войти в сношения с императрицей, противодействуя замыслу ограничить ее власть в пользу одного Верховного совета.
Впрочем, мы имеем и документальные свидетельства о политическом настроении и образе действий тогдашнего шляхетства: до нас дошли 12 мнений и проектов+, поданных или приготовленных к подаче в Верховный [тайный] совет различными дворянскими кружками. Под этими проектами подписалось более тысячи человек. Здесь мысли развивались наскоро, планы государственной реформы не подвергались достаточной разработке, значит, в этих записках можно видеть самое искреннее выражение политических взглядов дворянства. Все проекты построены на одной мысли, что существующий государственный порядок должен быть преобразован и в этом преобразовании деятельнейшее участие должно принять все шляхетство.
Уполномоченные этого сословия должны собраться, рассмотреть и обсудить государственные нужды и на основании этого обсуждения выработать новую форму правления. Таким образом, во всех проектах дворянства проходит одна тенденция: править государством должно это одно сословие. Такую тенденцию разделяют все дворянские проекты, расходясь между собою только42 в подробностях: одни — радикальнее других, хотят ломать больше, чем другие, некоторые, например, требуют упразднения Верховного тайного совета, другие — только расширения его Состава. По одному проекту высшим правительственным учреждением должен стать Сенат из 30 членов, выбираемых ‘обществом’, т. е. шляхетством с высшими военными и штатскими чинами под председательством императрицы, имеющей три голоса при решении вопросов, а законодательная власть, право изменять государственное устройство и вводить новые законы должно принадлежать Сейму, состава которого проекты не объясняют, но в котором легко заметить польское влияние. Таким образом, шляхетские проекты подтверждают известие наблюдателя о характере движения: дворянство восстало против верховников не из привязанности к старому порядку, а по несочувствию к олигархической форме нового порядка, ими предложенного, негодуя на их попытку установить владычество знати без участия ‘общества’.
Движение, вызванное в рядовом дворянстве против верховников, заставило последних пойти на сделку. Здесь выступил опять тот же кн[язь] Дмит[рий] Голицын с новым планом, имевшим целью примирить замыслы Верховного совета с требованиями дворянства. По этому плану императрица распоряжается только своим двором, верховная власть принадлежит Тайному совету из 10—12 членов, принадлежащих к знатнейшим фамилиям, но рядом с ним действуют еще три учреждения: 1) Сенат, состоящий из 36 членов, предварительно обсуждает все дела, окончательно решаемые Тайным советом, 2) Шляхетская камера (палата) из 200 членов, выбираемых шляхетством, охраняет права этого сословия от посягательства со стороны Совета и 3) Палата городских представителей заведует всеми торгово-промышленными делами и охраняет интересы простого народа, но и этот примирительный план не удался. Вмешалась в дело гвардия, офицеры которой явились к43 императрице и решительно высказались за восстановление самодержавия, бросившись перед ней на колени со словами: ‘Государыня! Мы верные подданные вашего величества, верно служили прежним великим государям и сложим свои головы на службе вашего величества, но мы не потерпим, чтобы вас притесняли, прикажите, и мы принесем к вашим ногам головы ваших злодеев’. После этого и дворянство обратилось 25 фев[раля] 1730 г. с просьбой к императрице царствовать самодержавно, как царствовали ее предшественники. Но дворянство не отказывалось от всякого участия в управлении: в той же самой просьбе оно всеподданнейше ходатайствовало о том, чтобы на будущее время установлена была постоянная твердая форма государственного управления, чтобы правительств[енными]44 делами45 руководил Сенат, а членов Сената, также президентов коллегий и губернаторов предоставлено было выбирать шляхетству по баллотировке. Исполняя первый пункт шляхетской просьбы о восстановлении самодержавия и не отвечая на остальные, Анна приказала подать себе подписанные ею кондиции Верховного совета и собственноручно перед всеми разорвала их. Этим закончилось движение, вызванное замыслом кн[язя] Голицына. Легко видеть, почему оно имело такой исход: во-первых, представители старой знати не могли сговориться с дворянством в своих интересах и стремлениях, во-вторых, само шляхетство было застигнуто врасплох, не умело выработать ясного и однообразного плана нового государственного устройства и разбилось на кружки с несходными и неопределенными стремлениями46. В этом смысле надобно понимать слова кн[язя] Голицына, которыми он сам отпел свое дело, сказав после его неудачи: ‘Пир был готов, но званые оказались не достойны его. Знаю, что паду жертвой неудачи этого дела, — так и быть, пострадаю за отечество, мне уже немного остается жить, но те, которые заставляют меня плакать, будут плакать больше моего’47.
Впрочем, политическое возбуждение по погасло и после неудавшегося дела 1730 г. Напротив, царствование Аппы прибавило много нового горючего материала для того недовольства, которым питалось прежде это возбуждение в обществе. Дворянство негодовало на произвол прежних временщиков — Меншикова, Долгоруких. Это были люди или48 знатные, или ‘подлородные’, как тогда говорили, но по крайней мере свои русские люди и иные не без заслуг. Теперь явились временщики тоже подлородные, но при том иностранцы и без всяких заслуг, во главе с ‘канальей Курляндцем’, как звали Бирона. Немецкое владычество вызвало сильный ропот в обществе, и прежде всего в гвардии, как только кончилось царствование Анны. Трудно представить себе шумные толки, какие шли в Петербурге в конце 1740 г., когда императором провозглашен был ребенок Иоанн, а регентом Бирон. По мере того как владычество иноземцев разгорячало национальное чувство, симпатии возбужденного общества поворачивались в сторону цесаревны Елизаветы. Из гвардейских кружков это возбуждение проникало в слои, с ними соприкасавшиеся, даже в самые скромные. Когда манифест о воцарении маленького Иоанна и о регентстве49 Бирона пришел в канцелярию Ладожского канала в Шлиссельбурге, один писарь оказался навеселе. Окружающие советовали ему привести себя в порядок для присяги, но он возразил: ‘Не хочу — я верую Елизавете Петровне’. Этим движением подготовлен был ноябрьский переворот 1741 г., возведший на престол дочь Петра — Елизавету. Переворот сопровождался бурными сценами, в которых проявилось оскорбленное иноземным владычеством национальное чувство. Гвардейские офицеры требовали у новой императрицы, чтобы она избавила Россию от немецкого ига. Остерману и Миниху больно досталось от раздраженных солдат50. Когда Елизавета дала отставку некоторым немцам, гвардия осталась недовольна, требуя изгнания всех немцев из России. В Финляндии, во время шедшей тогда войны со Швецией, в лагере под Выборгом поднялся открытый бунт против немецких офицеров, усмиренный лишь энергией генерала Кейта.
Таковы были моменты, пережитые дворянскими умами, политически возбужденными по смерти Петра. В ходе изложенного политического возбуждения можно заметить некоторую последовательность. Мы видим, что прежде всего сделана была попытка установить боярскую олигархию. Эта попытка была разбита рядовым дворянством, желавшим превратить самодержавную империю в дворянскую51 сословную конституционную монархию, наподобие шляхетской Польши. Когда не удались ни боярский олигархизм, ни шляхетский конституционализм, в обществе остался сильно52 возбужденный владычеством иностранцев патриотизм. Людям 1730 г. не удался желаемый государственный порядок, но у них остались неясные53 политические помыслы54 и стремления. Из дела 1730 г. видно, что55 эти56 помыслы и стремления складывались не без участия зап[адного] влияния, почерпались частью из иноземных56 источников57, в боярских и дворян[ских] умах бродили образы шведского аристократ[ического] Сената и польского шлях[етского] Сейма, даже английск[ого] парламента57. Мы указали след58 влияния польского, шляхетского устройства, иностранный посол слышал оживленные дворянские толки об английской конституции59. Руководясь западными политическими образцами, порядками государств, где дворянство еще сохраняло господствующее положение, русские дворяне хотели руководить обществом в качестве парламентского класса, сословия с политическим голосом. Когда мечты о палатах и сеймах рассеялись и дворянству пришлось удовольствоваться существующими доморощенными учреждениями, оно выразило желание, по крайней мере, руководить высшим управлением, выбирая членов Сената, коллегий и губернаторов. Крупный шаг в полит[ическом] сознании: от лиц перешло к порядкам, от партий и интриг — к полит[ическим]60 планам. Уклонение от мысли Петра В[еликого]61.
Таким образом, западное влияние, доселе обнаруживавшееся в заимствовании технического образования, теперь призвано было на помощь, для обновления самых основании внутреннего государственного порядка, проявилось в политической жизни, а здесь мы его доселе еще не замечали. Не обозначилось ли этим его дальнейшее направление — путь, которым пойдет русское общество под руководством Западной Европы? Русское дворянство, которое Петр хотел сделать проводником западноевропейской науки, просвещ[ения]62, техники военной и административной]63, не станет ли по освобождении водворителем64, насадителем в России западноевропейской конституционной политики? Это зависело от положения, какое суждено было дворянству занять в государстве после сделанных им политических опытов и достигнутых успехов.
1 Фраза написана на полях.
2 Далее в рукописи: к.
3 Далее написано на полях: Очерк раскрепощения двор[ян]ства.
4 Две последние фразы позже взяты в карандашные скобки.
5 Фраза написана на полях.
6 Слово написано над строкой.
7 Фраза написана на полях.
8-8 Позже взято в карандашные скобки.
9 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутыми: свой навык в государственных делах.
10 Фраза приписана к строке и на полях.
11 Над строкой: остатки.
12 Три предыдущих слова написаны над: они.
13 Первоначально было: разорвала.
14 Фраза написана на полях.
15 Слово написано на полях.
11 Над буквами вшее написано: лое.
17 Три предыдущих слова написаны на полях.
18 Два предыдущих слова написаны над строкой.
19 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Кн[язь] Куракин. Сыс[оев+, с.] 575.
20 Слово написано над строкой.
21 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: она,
22-22 Написано на полях.
23 Первоначально было: странное явленно.
24 Слово написано над: обнаружилось.
25 Два предыдущих слова написаны над строкой.
26 Далее зачеркнуто: такие же.
27-27 Написано на полях.
28 В рукописи: царства.
29 Слово написано на полях.
30 Первоначально было: подогревая.
31 Слово написано над строкой.
32-32 Написано над: законодательного значения.
33-33 Написано над строкой. На полях: Исправить.
34 На полях: Стр. 85.
35 Слово написано над строкой.
36 Над строкой: 6 из 8 ч[е]л[ов]ек.
37 Над строкой: агитацию против.
38 Два предыдущих слова написаны на полях.
39 Слово написано над: обсуртизма.
40 Слово написано над строкой.
41 Буквы ам написаны над зачеркнутыми ов.
42 Слово написано над строкой.
43 Слово написано над строкой.
44 Слово написано над строкой.
45 Далее зачеркнуто: управления.
46 Далее над строкой: 0x01 graphic
Сыс[оев, с.] 591.
47 На полях: Стр. 94.
48 Слово написано над строкой.
49 Буквы стве написаны над зачеркнутой е,
50 Над строкой: и их в ссылку.
51 Слово написано над строкой.
52 Буква о написана над зачеркнутыми ый.
53 Слово написано над зачеркнутым: усвоенные ими.
54 Слово написано над зачеркнутым: понятия.
55 Далее зачеркнуто: в усвоении.
56-56 Даписано над зачеркнутыми: этих понятий и стремлений, но были безучастны западные.
57-57 Написано на полях.
58 Три предыдущих слова позднее зачеркнуты.
59 Над строкой: парламенте.
60 Далее зачеркнуто: страсти.
61 Две предыдущие фразы написаны на полях.
62 Два предыдущих слова написаны над строкой.
63 Три предыдущих слова написаны над строкой.
64 Три предыдущих слова написаны над строкой.

4-я лекция
ЕКАТЕРИНА II, КАК РУКОВОДИТЕЛЬНИЦА РУССКОГО ДВОРЯНСТВА В ПРОВЕДЕНИИ ЗАПАДНОГО ВЛИЯНИЯ

Мы видели, что ходом жизни русскому дворянству указано было стать в XVIII в. проводником западного просвещения1 в своем отечестве. Замечательна последовательность в исторической подготовке сословия к этой важной миссии. Еще до Петра обязательная служба приучала дворянство действовать по указаниям2 правительства, сообщала3 ему навык к разным правительств[енным]4 делам, какие правительство ему поручало. Петр дал более определенное направление этой служебной деловитости сословия, заставив его служить проводником технических5 военно-административных знаний и главным орудием военно-административных преобразований. Благодаря тому навык сословия к делам осложнился навыком к некоторым наукам. После Петра участие дворянской гвардии в дворцовых переворотах дало сословию смутно почувствовать, что оно из правительственного орудия превращается в политическую силу, из слуги государства становится его хозяином. В награду за услуги, какие дворянство через свою гвардию оказало правительствам, сменявшимся после Петра, с сословия стали снимать по частям обязательную службу, на нем лежавшую, и, наконец, закон 18 февр[аля] 1762 г. дал ему полную свободу от службы, предоставив ему продолжать или прекращать службу по желанию каждого. Но замечательно, что при этом на дворянстве оставлена была учебная повинность, возложенная на него Петром: манифест 18 февр[аля] обязывал дворянина отдавать своих сыновей в казенную школу или приготовлять их далее к экзамену по установленной программе, ‘чтобы никто не дерзал без обучения пристойных благородному дворянству наук воспитывать своих детей’. Удивительна судьба этого сословия. До Петра его заставляли служить, не учась, Петр приказал ему учиться для службы, после Петра его освободили от службы, но продолжали принуждать учиться, т. е. ученье сделали для него новой обязательной6 службой. Для чего же и чему7 оно должно было учиться? К чему будет готовиться в обязательной школе8 или дома по предписан[ной] программе8? Прежде программа эта указывалась9, определялась пользами и нуждами службы и носила практический характер. С отменой служебной повинности центр тяжести дворянских интересов перемещается10 в другую сторону. Освобождаясь от обязанностей по службе, дворянство сохраняло и даже расширяло свои права по владению землей и крепостными душами (разумеем, например, указ 17 м[а]рта 1731 [г.]11, превративший дворянские поместья в вотчины). Таким образом, военно-административное значение дворянства отступало на задний план перед значением землевладельческим. Сообразно с этой переменой обществ[енной]12 роли должна была измениться и программа обязательного дворянского образования. Военно-административная служба дворянства неожиданно и невольно13 вовлекла его через посредство дворянской гвардии в важные государственные дела и заставила его обратить внимание на политические порядки Западной Европы. С отменой обязательной службы и отвлечением внимания сословия в деревню этот политический интерес должен был пасть, и сама гвардия14, главная носит[ельни]ца и проводн[и]ца этого интереса14, стала получать разносословный состав, наполняться разночинцами. Через четыре месяца по издании закона 18 февр[аля], еще не успев воспользоваться предоставленной дворянству служебной15 свободой, гвардия сыграла последний из дворц[овых]16 переворотов XVIII в., и затем дворянин получил возможность уйти из столицы17 в свое поместье, погрузиться в местные провинциальные или свои домашние, вотчинные дела. Из деревенской глуши, саратовской или тамбовской, было трудно следить за политическими делами не только18 Западной Европы, но и своего отечества. Так сословие стало в новое положение, нужды и интересы19 которого должны были указать и новую программу обязательного20 дворянского образования. Случилось так, что последний гвардейский переворот возвел на русский престол лицо, которое хорошо было подготовлено21 к роли руководителя дворянства в его новом положении и могло указать22 подходящ[ее] занятие для его деревенского досуга22. То была Екатерина П. В успешном исполнении ею указанной роли много участвовали ее воспитание и характер, как и обстоятельства ее политической судьбы23. Екатерина по матери принадлежала к Голштинскому дому, а по отцу была отраслью столь же мелкого дома герцогов Антальт-Цербстских. Отец ее Хрис[тиан]-Авг[уст]24, мелкий владетельный принц, состоял на службе у прусского короля, был комендантом, а потом губернатором города Штеттина, неудачно баллотировался на пост курляндского герцога и кончил свою карьеру в звании прусского фельдмаршала. В Штеттине и родилась у него 2 мая нов[ого] ст[иля] 1729 г. дочь Софья-Августа, наша Екатерина. Таким образом, эта принцесса в лице своем соединяла две мелкие княжеские династии Северной Германии. Мир мелких северогерманских княжеств был любопытным уголком в Европе XVIII в., отсюда не раз выходили принцы, которые играли иногда крупные роли в судьбе великих европейских держав. Благодаря тому, что одна из дочерей Петра I вышла за герцога Голштинского, этот дом получил значение в нашей истории XVIII в. Предки Екатерины по матери с самого начала века либо служили на чужбине, в Швеции, либо искали на стороне и иногда добивались престолов. Дед ее Фр[идрих]-Карл25 женат был на сестре Карла XII и26 на службе ему сложил голову в бою в нач[але] Сев[ерной] войны27. Один из дядей Карл-Август был женихом дочери Петра Елизаветы, другой — Адольф-Фридрих сидел на шведском престоле. Такие случайности становились уже в глазах людей того века привычными явлениями в судьбе Голштинского дома. Недаром один старый каноник в Брауншвейге предсказывал28 Екатерине еще в ее детстве блестящую будущность, сказав ее матери: ‘На лбу вашей дочери я вижу по крайней мере три короны’.
Екатерина была воспитана в очень тесной обстановке. Отец ее был строгий лютеранин, а мать непоседная и неуживчивая женщина, готовая принять участие во всяком темном деле, — ходячая интрига, воплощенное приключение, ей было везде хорошо, только не дома. На своем веку она исколесила почти всю Европу, служила Фридриху Великому по таким дипломатическим поручениям, за которые стыдились браться настоящие дипломаты, заслужила этим большой решпект со стороны великого короля, не заслужив денег, и незадолго до воцарения дочери умерла в Париже в очень жалком положении. Екатерина могла только благодарить судьбу за то, что мать ее редко бывала дома, штеттинская комендантша в воспитании дочери придерживалась самых первобытных педагогических приемов, и Екатерина сама признавалась, что приучена была за всякий промах ждать себе материнских пощечин.
Ряд благоприятных обстоятельств помог Екатерине выйти из скромной роли и оправдал пророчество брауншвейгского каноника, доставив ей не три короны, а только одну, зато стоившую десяти немецких. Прежде всего один из ее дядей с материнской стороны, как сказано, считался женихом Елизаветы Петровны, когда она была еще великой княжной. Последняя и по смерти жениха до конца своей жизни сохраняла об нем нежные воспоминания и оказывала внимание его племяннице с ее матерью, посылая им разные безделки вроде своего портрета, украшенного бриллиантами, ценою в29 18 тыс. тогдашних русских рублей (около 120 тыс. руб[лей! нынешних). Эти бриллианты служили семье штеттинского коменданта большим подспорьем в ненастные дни жизни. Затем Екатерине помогло ее видимое ничтожество. В то время при русском дворе искали невесту для наследника русского престола, племянника императрицы Елизаветы, и сообразительные политики при русском дворе советовали Елизавете взять невестку из самого скромного владетельного дома, потому что невеста из важного дома30, пожалуй, не будет оказывать должного почтения императрице и31 своему мужу. В числе сватов Екатерины было одно очень значительное в тогдашней Европе лицо: это сам32 Фридрих II, король прусский, старавшийся пристроить при русском престоле дочь своего штеттинского коменданта в надежде иметь в ней со временем опору для дел со страшной для него империей. Фридрих сам признавался в своих записках, что брак Петра III с Екатериной — его дело, его идея, что он считал этот брак необходимым для государственных интересов Пруссии и что в Екатерине он видел лицо, наиболее пригодное 33 для обеспеченья этих интересов в Петербурге. Все это склонило Елизавету на сторону Екатерины в выборе невесты, тем более что эта невеста приходилась по матери троюродной сестрой своему жениху, происходившему из Голштинского дома. В 1744 г., окруженная глубокой тайной, Екатерина с матерью прибыла в Петербург к удивлению всего дипломатического мира в Европе.
Екатерина явилась в Петербург совсем бедной невестой. Она сама потом признавалась, что привезла с собой всего дюжину сорочек и три-четыре платья, да и те были сшиты на вексель, присланный из того же Петербурга на путевые расходы, этого было очень малу, чтобы прилично жить при русском дворе, где во время одного дворцового пожара у императрицы сгорела частица ее гардероба — около 4000 платьев. Положение Екатерины при русском’ дворе сначала было очень трудно и шатко, судя по эпизоду, рассказанному ею самой в записках. Раз, еще до свадьбы, сидят они с женихом во дворце в Троице-Сергиевой лавре и смеются, вдруг из комнаты императрицы выбегает ее лейб-медик Лесток и объявляет молодой чете: ‘Скоро ваше блаженство прекратится’, — и затем, обращаясь к Екатерине, продолжает: ‘Укладывайте Ваши вещи. Вы скоро отправитесь в обратный путь домой’. Оказалось, что мать Екатерины перессорилась при дворе со всеми, замешалась в одну дипломатическую интригу и Елизавета решилась выслать неугомонную губерн[аторшу]34 вместе с дочерью за границу, ее потом и выслали35, только без дочери. В конце царствования Елизаветы при дворе была мысль удалить Екатерину с мужем за границу, объявив наследником престола их сына цесаревича Павла. Таким образом, новая обстановка заставляла Екатерину постоянно держаться настороже. Но Екатерина явилась в Россию с достаточною подготовкой ко всяким обстановкам, житейский опыт и полученное ею образование помогли ей найтись и удержаться на скользких стезях русской36 столицы. В молодости она много видела: родившись в Штеттине, она воспитывалась у бабушки в Гамбурге, бывала в Брауншвейге, в Киле и самом Берлине, где видела двор прусского короля.
Все это помогло ей собрать значительный запас наблюдений, развило в ней житейскую опытность. Может быть, эта опытность была37 причиной и38 ее преждевременной зрелости: четырнадцати лет она казалась уже взрослой дев[ицей] 39, поражала всех своим высоким ростом и развитостью не по летам. Екатерина получила на родине воспитание, которое рано освободило ее от предрассудков, часто мешающих житейским успехам. Северная Германия была в то время наводнена французскими гугенотами, бежавшими из Франции после отмены Нантского эдикта. Эти гугеноты, принадлежавшие в большинстве к трудолюбивому мещанству, скоро захватили в свои руки городские ремесла и начинали овладевать воспитанием детей в высших кругах немецкого общества. Екатерина училась одновременно у католического пастора Перара, ревностного слуги папы, у кальвиниста Ларопа, ненавидевшего папу, у лютеранского пастора Вагнера, ненавидевшего и папу и Кальвина, а когда она приехала в Россию, наставлять ее в правилах веры поручено было православному архимандриту Симону Тодорскому, который равно ненавидел и папу, и Кальвина, и Лютера. Легко понять, какой разнообразный запас религиозных миросозерцании можно было получить при таком разностороннем подборе вероучителей. В России ей открылся большой досуг благодаря ее отношениям к своему мужу. Петр тяготился ее обществом и охотно менял ее на других. В шутливой эпитафии, какую Екатерина написала себе самой в 1778 г., она признается, что в течение 18 лет скуки и уединения, т. е. замужества, она имела достаточно времени, чтобы прочитать много книг. Сначала она без разбора читала романы, потом ей попалась книжка Вольтера, которая произвела решительное действие на выбор ее чтения: с тех пор, по ее словам, она не хотела читать ничего, что не было бы так же хорошо написано и из чего нельзя было извлечь столько же пользы. С таким запасом внешних и внутренних средств она принялась работать над своим положением в России. Прежде всего она стала прилежно изучать обряды русской церкви, много и усердно молилась и постилась, особенно при людях, иногда даже превосходя желания набожной императрицы Елизаветы. Так, когда последняя однажды попросила ее говеть в течение второй недели великого поста, Екатерина ответила просьбой позволить ей поститься весь великий пост. Прислуга нередко заставала ее перед иконами с молитвенником в руках. Потом тяжелым40 предметом ее изучения был русский язык. Она часто вставала по ночам и затверживала русские слова, эти несвоевременные занятия однажды даже причинили ей серьезную болезнь. Запасшись этими необходимыми для успеха средствами, она стала присматриваться к окружающей ее среде. То было веселое и несколько распущенное придворное общество времен Елизаветы. Екатерина ничем не брезговала, чтобы хорошенько узнать это общество, вся превратилась, по ее словам, в зрителя, весьма страдательного, весьма скромного и даже, по-видимому, равнодушного, между тем прибегала к расспросам прислуги, даже к подслушиванию. Во время болезни она нарочно лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, между тем как сидевшие при ней придворные дамы, пользуясь тем, спешили поделиться друг с другом россказнями, из которых Екатерина узнавала много такого, что никогда не узнала бы без этой уловки. В записках о своей жизни до вступления на престол она сама изображает свой образ действий и поставленные себе цели: она старалась снискать расположение всех вообще, больших и малых, поставив себе за правило думать, что нуждается во всех, не держалась никакой партии, ни во что не вмешивалась, всегда показывала веселый вид, была предупредительна и вежлива со всеми, никому не отдавая предпочтения, оказывала великую почтительность матушке, которой не любила, беспредельную покорность императрице, над которой смеялась, отличную внимательность мужу, которого презирала, — одним словом, всеми средствами старалась приобрести расположение публики, к которой одинаково причисляла и матушку, и императрицу, и мужа. Пользуясь такими приемами, она успешно шла к намеченной цели, а целью ее постоянных дум и усиленных забот был русский престол, это41 была заветная мечта ее честолюбия, она сама признается в записках, что без сожаления рассталась бы с мужем, но что к русской короне она не была так равнодушна. Накануне свадьбы она раздумалась о своем будущем: в нем она не чаяла себе счастья, замужество сулило ей одни неприятности. Но она готова была на все. ‘Одно честолюбие поддерживало меня42, — добавляет она, припоминая в записках эти минуты. — В глубине моей души было я не знаю что такое, что ни на минуту не позволяло мне сомневаться, что рано или поздно я добьюсь своего, сделаюсь самодержавной русской императрицей’. Эта цель и помогла ей не замечать или легко переносить терния ее жизненного пути. Пренебрежение со стороны мужа глубоко оскорбляло ее и как жену, ы как женщину, ее самолюбие страдало, но она из гордости никому не показывала своих страданий, не жаловалась на свое унижение, боясь стать предметом обидного сострадания, наедине обливалась слезами, но тотчас втихомолку их утирала и с веселым лицом выбегала к своим фрейлинам. Таким образом, Екатерина умела уступить печальным обстоятельствам и примириться с незавидною ролью брошенной жены. Ее продолжительные усилия увенчались заслуженным успехом: по ее словам, она наконец добилась того, что на нее стали смотреть как на интересную и очень неглупую молодую особу. Английский посол при русском дворе в депеше своей рисует положение, какое она занимала в придворном мире лет за пять до смерти Елизаветы: он писал, что Екатерина всеми зависящими от нее средства[ми] с самого прибытия в Россию старалась приобрести любовь русских, и теперь уже ее не только любят, но и боятся, многие и даже те, которые находятся в лучших отношениях к императрице, все-таки ищут всякого случая под рукой угодить и великой княгине. Так Екатерина взяла с бою свое положение, и к концу царствования Елизаветы уже настолько упрочила его, что шесть месяцев царствования ее мужа не могли его поколебать. С первых же дней этого царствования с ней стали обращаться презрительно. Французский посланник Бретейль в своих депешах изображает ее положение за это время. В апреле 1762 г. он пишет: ‘Императрица старается вооружиться философией, хотя это и противно ее характеру, люди43, которые видают ее, говорят, что она неузнаваема, чахнет и, вероятно, скоро сойдет в могилу’. Но она не сошла в могилу, а все время твердо шла по намеченному пути, приближаясь к престолу. Весь Петербург, приходя поклониться перед гробом Елизаветы, видел Екатерину благоговейно стоящей при этом гробе, при погребении покойной императрицы она усерднее всех исполняла все похоронные обряды русской церкви. Духовенство и народ были этим очень тронуты н благодарны ей за это, по замечанию теге же посла, она строго соблюдала праздники и посты, все, к чему император относился с пренебрежением44 и к чему русские неравнодушны, прибавляет он же. Вопреки апрельскому пророчеству о скорой смерти Екатерины, Бретейль в начале июня писал: ‘Императрица обнаруживает мужество, ее любят и уважают все в такой же степени, в какой ненавидят императора’. Известно, как составился в пользу Екатерины заговор в кругу людей, интересы которых совпали с видами Екатерины, и как этот заговор сделал Екатерину самодержавной распорядительницей русской империи45. Изложенные биографические подробности помогают понять характер46 Екатерины и ее образ действия на престоле.
Она родилась в неприветливой доле и рано спозналась с лишениями и тревогами, какие бывают неразлучны с необеспеченным положением. Но из родной обстановки, бедной и тесной, судьба бросила ее на широкие и шумные политические сцены, где действовали крупные люди и делались крупные дела. Здесь Екатерина видела много славы и власти, много блеска и богатства, встречала людей, которые всем рисковали, чтобы приобрести это, подобно Фридриху II, видела и людей, которые путем риска достигали всего этого, подобно императрице Елизавете. Виденные примеры соблазняли, возбуждали аппетит честолюбия, заставляли47 напрягать все силы в эту сторону, а Екатерина от природы не была лишена качеств, из которых при надлежащей обработке выделываются таланты, необходимые для успеха на таком рискованном и соблазнительном поприще. Екатерина выросла с мыслью, что ей самой надо прокладывать себе дорогу, делать карьеру, вырабатывать в себе качества, необходимые для этого, а замужество доставило ей отличную практику для такой работы, не только указало цель ее честолюбию, но и сделало достижение этой цели вопросом ее личной безопасности. Упорное преследование этой цели, тяжелое48 испытание, пройденное Екатериной на пути к ней, сообщили ей удивительную выправку, тот закал души, которым она после так гордилась, выработали в ней главное правило ее житейской мудрости, которому она столько обязана была своими успехами. Для нее жить с детства значило работать, а так как ее житейская цель состояла в том, чтобы уговорить людей помочь ей выбиться из ее темной доли и подняться повыше49, по чужим плечам взобраться наверх в удобную к тому минуту, то ее житейской работой стала обработка людей и обстоятельств, искусство приспособления тех и других для этого подъема. По самому свойству этой работы она нуждалась в других гораздо более, чем другие нуждались в ней, притом судьба долго заставляла ее вращаться среди более сильных, но менее дальновидных людей, которые вспоминали о ней только тогда, когда она им надобилась. Поэтому она рано усвоила себе мысль, что лучшее средство пользоваться обстоятельствами и людьми — это плыть до времени по течению первых и служить видимым орудием в руках последних, орудием не слепым, хотя и послушным. Она не раз отдавалась в руки других, но только для того, чтобы ее донесли, куда ей хотелось и куда она не могла дойти своими ногами. В этом житейском правиле — сильная и вместе слабая сторона50 ее характера. Она была способна к напряжению, к усиленному и даже непосильному труду, поэтому себе и другим она казалась сильнее себя самой. Но она больше работала над своими манерами, над способом обращения с людьми, чем над самой собой, над своими мыслями и чувствами, поэтому ее51 манеры и52 обращение с людьми были53 лучше ее чувств и мыслей. В ее уме было более гибкости и восприимчивости, чем глубины и вдумчивости, более выправки, чем творчества, как во всей ее натуре было более нервной живости, чем духовной силы. Она больше любила и умела руководить людьми, чем делами54‘ Эти особенности ее ума и характера отразились в ее довольно многочисленных сочинениях. Еще до вступления на престол она много читала, начиная с русских летописей и кончая модными книжками тогдашней французской философии55. Начитанность возбуждала ее литературную производительность. Она много писала в56 самых разнообразных литературных родах — письма, комедии, автобиографические и57 исторические записки, полемические статьи, педагогические наставления и политические мемуары, более всего оставила она писем. Зная, как она много училась и размышляла, можно удивляться сухости и бесцветности ее изложения, бедности ее воображения, сдержанности, даже скудости ее чувств и мыслей, всюду сказывается под ее пером не природный, а начитанный литературный талант58. В ее сочинениях не встретишь ничего, чтобы поражало, врезывалось в память, — ни бойкой мысли, ни даже счастливого обороти, всего менее в них простоты и непринужденности. В самых дружеских письмах, например], к ее заграничному агенту, известному тогда в Европе литературному сплетнику барону Гримму, она как будто играет хорошо разученную роль и напускной шутливостью, деланным остроумием напрасно старается прикрыть пустоту содержания и натянутость изложения. Те же черты встречаем и в ее обращении с людьми, как и в ее деятельности59. В каком бы обществе она ни вращалась, что бы ни делала, она всегда чувствовала себя как будто на сцене, поэтому слишком много делала напоказ. Она сама признавалась, что любила быть на людях. Обстановка и впечатление дела были для нее важнее самого дела и его последствий, поэтому ее образ действий был выше побуждений, их внушавших, потому же она заботилась больше о популярности, чем о пользе, ее энергия поддерживалась не столько интересами дела, сколько вниманием людей. Что бы она ни задумывала, она больше думала о том, что скажут про нее, чем о том, что выйдет из задуманного дела. Она больше дорожила вниманием современников, чем мнением потомства, потому первые ценили ее выше, чем ценит последнее. Отсюда ее любовь к рекламе, к шуму, слабость к лести, часто туманившей ее ясный ум и холодное сердце. В ней было больше славолюбия, чем любви к людям, а в ее деятельности больше блеска, эффекта, чем величия, творчества. Ее самое будут помнить дольше, чем ее деяния60.
1 Слово написано над зачеркнутым: влияния.
2 Буквы ям написаны над ю.
3 Слово написано над: дала.
4 Слово написано над строкой.
5 Буквы их написаны над зачеркнутой о. На полях знак вопроса.
6 Два предыдущих слова написаны над строкой.
7 Два предыдущих слова написаны над строкой.
8-8 Написано над строкой.
9 Слово написано над зачеркнутым: [эт]ой школы.
10 Первоначально было: переместился.
11 Дата написана на полях вместо зачеркнутой: 1730 г.
12 Слово написано над строкой.
13 Два предыдущих слова написаны над строкой.
14-14 Написано над строкой.
15 Слово написано над строкой.
16 Слово написано над строкой.
17 Два предыдущих слова написаны над строкой.
18 Слово написано над строкой.
19 Слово написано над: условия.
20 Буквы ого написаны над зачеркнутыми ую.
21 Над строкой: подавало повод думать.
22-22 Написано над: основания для этой новой программы.
23 На полях: Стр. 127. Далее в тексте значок: Г.
24 Два предыдущих слова написаны над строкой,
25 Два предыдущих слова написаны над строкой.
26 Написано над: служил ему.
27 Написано над: служил ему.
28 Первоначально было: предсказал,
29 Слово приписано к строке.
30 Над строкой: династии.
31 Первоначально было: ни.
32 Слово написано на полях.
33 Первоначально было: годное.
34 Написано над: комендантшу.
35 Два предыдущих слова написаны на полях.
36 Слово написано над строкой.
37 Далее зачеркнуто: и.
38 Слово написано над строкой.
39 Слово написано над строкой.
40 Слово написано над строкой.
41 Буква о написана над зачеркнутой а.
42 Слово меня и буква о предшествовавшего слова написаны над зачеркнутым: а она.
43 Слово написано над строкой.
44 Два предыдущих слова написаны над строкой.
45 Последняя буква и написана над ей.
46 Первоначально было: характеристику.
47 Буквы ли написаны над зачеркнутыми ть.
48 Над буквами ое написаны ыя.
49-49 Написано над строкой. Далее стерто: в удобную минуту,
50 Первоначально было: сильных и слабых сторон.
51 Слово написано на полях. Далее зачеркнуто: и.
52 Слово написано над зачеркнутым: ея.
53 Буква и написана над зачеркнутой о.
54 Фраза написана на полях. Далее: I. Особ[ые] листы.
55 Последняя буква и написала над зачеркнутыми ей.
56 Слово написано над строкой.
57 Слово написано над строкой.
58 На полях знак вопроса.
59 На полях значок: F
60 Далее девять с половиной строк оставлены чистыми.

5-я лекция
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЕКАТЕРИНЫ II1

Императрице Екатерине II пришлось стать руководительницей русского дворянства как проводника западного влияния в русском обществе. Направление этого руководства зависело от двух2 условий: 1) от обстоятельств, определивших се положение на престолеа, и 2) от ее собственного отношения к западному влиянию.
Екатерина вступила на престол путем переворота и своим образом действий должна была оправдать такой революционный вахват власти. Переворот4 вызван был тем, что прежнее правительство Петра III вооружило против себя5 русское общество бесцельным произволом 6и легкомысл[енным] пренебреж[ением] к русск[им] 6 интересам. Екатерина, чтобы удержать и упрочить власть в своих руках, должна была действовать популярно, т. е.7 [в] национальном духе8. Переворот совершен был дворянской гвардией, потому9 Екатерина должна была охранять интересы дворянства, след[овательно], действовать консервативно10. В чем состояли тогда интересы этого сословия? Мы видели, что положение дворянства существенно изменилось еще11 до июньского переворота 1762 г. вследствие отмены обязательной службы, а вместе с тем должны были измениться и его интересы, как и его отношение к западному влиянию. До этой отмены интересы сословия связаны были с обязательной службой, и между ними важное место занимало обязательное техническое образование, бывшее подготовкой к службе. Это образование черпалось сословием из западных источников, и в этом интересе преимущественно западное влияние поддерживалось правительством. Но по мере того как спадали с сословия тягости обязательной службы, ослабевала постепенно и его потребность в технических занятиях — военных, навигаторских, административных и др[угих], каких требовала от него обязательная военная и административная его служба12. С изданием закона 18 февр[аля] 1762 г. центр тяжести интересов дворянства должен был переместиться из полков и канцелярий, где оно служило, в деревню, где оно владело миллионами десятин земли и крепостных душ. И здесь сословию предстояло много дела нового и непривычного. Состоя на службе и редко заглядывая в свое имение, дворянин не мог непосредственно руководить своим землевладельческим и душевладельческим хозяйством, предоставляя это старостам и приказчикам. Оттого это хозяйство шло очень неудовлетворительно, 13и в начале царствования Екатерины, по ее словам, до 150 тыс. крепостных крестьян бунтовали против своих господ, так что приходилось посылать против мятежников военные команды с пушками13. Чтобы найти себе здесь подходящее дело и повести его как следует, стать в надлежащие отношения к местному обществу, к земле и к крепостным крестьянам, дворянин должен был запастись привычками и знаниями, отличными от тех, какие он усвоял в казарме или канцелярии. В запасе европейской культуры ему нужно было теперь искать других вспомогательных средств, и сообразно с тем должна была измениться программа дворянского образования.
Итак, Екатерине как руководительнице дворянства в его культурной миссии предстояло разрешить две задачи, соответствовавшие важнейшим интересам сословия в его новом положении: 1) указать или помочь ему найти себе повое дело, которое бы производительно наполнило досуг, открывшийся ему после издания закона 18 фовр[аля], и 2) установить программу дворянского образования, соответствовавшую требованиям этого нового дела.
Два важные затруднения предстояло Екатерине одолеть при разрешении этих задач. Одно из них заключалось в непривычке дворянства к такого рода труду, какой предстоял ему в деревне. Умные и деловые люди из среды этого сословия в первой половине XVIII в. сильно сомневались в способности современного дворянства перейти от исконных привычек службы к сельскохозяйственным занятиям. Известный А. П. Волынский, возражая против мысли освободить дворян от служебной повинности, чтобы дать им возможность заняться хозяйством в своих имениях, писал в 1730 г., что, и получив волю, дворяне в большинстве все равно не привыкнут трудом хлеб себе добывать и скорее будут промышлять разбоем и пристанодержательством. Другое затруднение заключалось в условиях положения самой Екатерины на престоле14. Это положение, видели мы, обязывало ее действовать популярно, 15в национальном духе, и либерально, в духе идей века и настроения русск[ого] общ[ества]15 и вместе консервативно16, в интересах дворянства, которому она так много была обязана. При консерв[ативном] дворянском17 образе действий она д[олжна] б[ыла]18 и19 позаботиться о положении многочисленного крепостного класса, давно и сильно в том нуждавшегося, но эти заботы неизбежно привели бы ее в столкновение с интересами дворянства. Как вышла Екатерина из обоих этих затруднений?
Выход из этих затруднений указан ей был ее собственным отношением к западному влиянию. Из очерка ее жизни мы видели, что она рано стала20 знакомиться с французской литературой своего времени21. Это была известная философско-политическая литература отвлеченных начал и радикальных приемов. Когда в ней трактовали о строении человеческого общества, то любили строить его на основаниях, выведенных из чистого разума и не испробован[ных]22 в исторической действительности, когда заходила речь о существующем действительном23 историческом обществе, то находили его заслуживающим только коренной ломки24. Замечательно, что многие поклонники и поклонницы этой литературы, особенно за пределами ее родины, увлекались ее отвлеченными и радикальными планами не как желательным житейским порядком, а просто как занимательными и пикантными изворотами отважной мысли. К числу таких экзотических поклонниц принадлежала и Екатерина. Идеи французских публицистов внушали ей некоторые громкие правительственные меры, которые не переворотили русск[их] порядков25, но оказали заметное влияние на направление умов в русском образованном обществе, т. е. в дворянстве. Эти меры и помогли ей выйти из указанных затруднений, обнаружить либеральный образ действий, распространяя в этом обществе идеи века, и при этом не столкнуться с русским дворянством, охраняя господствующие интересы и порядки места26. Вот как это случилось.
Вступив на престол с очень скудными представлениями о положении государства, Екатерина принялась внимательно изучать его, прилежно посещала заседания Сената, вслушивалась в рассуждения сенаторов, вникала в сенатские дела, расспрашивала всех и каждого, предпринимала ряд поездок, из которых особенно замечательно ее путешествие в ‘Азию’, как она говорила, т. е. по Волге от Твери до Симбирска, весной 1767 г.27 Изучение правительственных дел, беседы со знающими людьми, личные наблюдения, собранные во время поездок, — все это показало ей, как много работы предстоит правительству по внутреннему устроению государства. Довольно неожиданно, с чего Екатерина нашла нужным начать эту работу. Она решила, что существующие законы ‘мало соответствуют положению империи’ и только роняли, а не поднимали благосостояние народа, и потому ближайшая задача правительства состоит не в том, чтобы привести в порядок русское законодательство, на что указывали ей ближайшие сотрудники, а в том, чтобы заменить действующие законы совершенно новым кодексом. Посему она предпочла начать свою преобразовательную работу таким радикальным делом, и как она к нему приступила, это объясняется как ее положением на престоле, так и указанным отношением ее к современным политическим идеям Западной Европы, т. е. французской литературы28. Приводя в порядок действующие русские законы, необходимо было согласить их с состоянием и потребностями народа, а для того нужно было хорошо знать это состояние и смело идти навстречу этим потребностям. Екатерина слишком многого не знала, а из того, что знала, многого не могла коснуться, не нарушая интересов лиц и классов, с которыми была слишком тесно связана. Так она постепенно была сбита со своей внутренней правительственной деятельности, с почвы живых практических интересов, и ей оставалась открытой только область общих гуманных идей и политических благожеланий. Случилось так, что ей самой приятно было работать в этой возвышенной и безобидной области. Мы видели, что она по направлению своего воспитания и по обстоятельствам жизни стала почитательницей французской литературы Просвещения и могла посвящать ее изучению много досуга. Она перечитала старых и новых корифеев этой литературы: Бейля, Вольтера, Монтескье и др.29 Из этого чтения и почтовых сношений с самими писателями она вынесла тот неопределенный туманный либерализм, далекий от практических вопросов и насущных потребностей жизни, которым страдали все поклонники этой литературы. Она сама называет себя в записках ‘рыцарем свободы и законности’. В беглых заметках, написанных в первые годы ее царствования+, она высказывает самые неосторожные политические идеи30, напр[имер] убеждение, что государь всегда виноват, если подданные им недовольны. Таковы были средства, которыми располагала Екатерина для задуманного ею радикального преобразования русских законов: эти средства состояли в обильном запасе отвлеченных идей и прекрасных стремлений. Согласно с таким запасом она могла принять только философское участие в создании нового русского законодательства и другого принять не могла. Едва ли и надеялась на окончание кодиф[икационного] дела31.
Для составления нового кодекса законов она решила созвать представителей от различных сословий, но чтобы дать надлежащее направление их деятельности, она предложила им в руководство свой известный Наказ. Она сама рассказывает о том, как составлялся этот документ. ‘В первые три года, усматривая, что все требовали и желали, дабы законодательство было приведено в лучший порядок, из сего вывела я у себя в уме заключение, что образ мыслей вообще, да и самый гражданский закон не может получить исправления32 иначе, как установлением полезных для всех в империи живущих и для всех вообще вещей правил, много писанных и утвержденных. И для того я начала читать, а потом писать Наказ комиссии Уложения. Два года я читала и писала, не говоря о том полтора года ни слова, последуя единственно уму33 и сердцу своему с ревностнейшим желанием пользы, чести и счастья империи. Предуспев, по мнению моему, довольно в сей работе, я начала казать по частям статьи, мною заготовленные, людям разным, всякому по его способности, наконец, заготовила манифест о созыве депутатов’. Из писем Екатерины к34 ее парижской приятельнице, известной в тамошнем литературном мире m[ada]m Жоффрен видим, что работа над Наказом была начата в январе 1765 г. и копчена к началу 1767 г., когда он был напечатан.
Но печатный Наказ был лишь частью рукописного, заготовленного Екатериной. До издания она показывала свое творение близким людям и потом съезжавшимся депутатам комиссии и по совету их зачеркнула, разорвала и сожгла35 более половины написанного ею. Строгость этой цензуры объясняется характером Наказа: он был составлен под сильнейшим влиянием тогдашней зап[адно]европ[ейской]36 политической литературы и в нем сказалось увлечение автора самыми смелыми политическими идеями того времени. Этим увлечением объясняются и источники Наказа, которыми служили любимые творения, прочитанные Екатериной. Главным источником была знаменитая книга Монтескье, изданная в 1748 г., ‘Дух законов’, которую сама Екатерина называла ‘молитвенником государей, имеющих здравый смысл’. Из 526 статей37, на которые разделен печатный Наказ, у Монтескье заимствовано более двухсот пятидесяти. Другим главным источником Наказа служила книга, наделавшая много шума в литературном мире Европы, это было сочинение молодого итальянского философа-юриста Беккариа, вышедшее в 1764 г. и вскоре переведенное на французский и немецкий языки, — ‘О преступлениях и наказаниях’38. Самая обширная, 10-я глава в Наказе, излагающая основания уголовного права и судопроизводства, почти целиком заимствована из этого трактата. Сама Екатерина признавалась, что ее Наказ — только ряд выписок из источников, которыми она пользовалась, и что своего она прибавила к ним едва ли три письменных листа.
Печатный Наказ состоит из 526 статей, общих положений или афоризмов, разделенных по предметам на 20 глав, если не считать еще двух глав, прибавленных позднее. В Наказе обсуждаются довольно разнообразные предметы, входящие в состав законодательства. Он говорит о государственном правлении и законах, о видах преступлении и наказании39, о судопроизводстве вообще, об уголовном праве и судопроизводстве в частности, о рабстве и крепостных крестьянах, о ремеслах и торговле, о воспитании, о сословиях, о порядке наследования, о кодификации законов, о веротерпимости и т. п. В дополнительных главах излагаются мысли о полиции и о государственном хозяйстве, о доходах и расходах. Все это излагается л форме общих мыслей, отвлеченных положении, которые нельзя назвать законодательными предписаниями, но которые должны были, по плану автора, послужить основаниями для целой системы законов. Наказ логически построен на следующем40 силлогизме, который развивается во вступлении к нему: закон христианский научает пас делать добро друг другу, желание каждого честного человека видеть свое отечество на высшей ступени славы и благоденствия, а всякого согражданина41 под охраной законной42 свободы, для скорейшего исполнения этого общего желания надлежит войти в естественное положение государства, ибо наиболее естественные законы суть те, которые наиболее соответствуют расположению народа, для коего оыи составлены, итак, законодательство должно быть основано на условиях положения народа. В первых двух главах Наказа излагаются условия положения русского народа, именно: 1) Россия есть государство европейское, 2) она есть государство, которое должно быть управляемо самодержавно. Принадлежность России к европейским державам доказывается следующими соображениями: реформы Петра I имели успех потому, что древние русские нравы не соответствовали климату России и были принесены к нам ‘смешением разных народов и завоеванием чуждых областей’, поэтому Петр, вводя европейские обычаи и нравы в европейском народе, нашел такие удобства, каких сам не ожидал. Необходимость самодержавия доказывается: 1) общим соображением, что ‘лучше повиноваться законам под одним господином, чем угождать многим’, 2) соображением местным, географическим: обширное протяжение Русской империи делает необходимым сосредоточение власти в одном лице, чтобы сообщить ходу дел более быстроты. Таким образом, основную мысль Наказа можно выразить так: законодательство должно соответствовать положению народа, русский народ по своему положению есть народ европейский, следовательно, законодательство его должно иметь общеевропейские основания. Дальнейшие главы Наказа, по мысли автора, и излагают эти основания, на которых должно быть построено законодательство, предназначенное для русского народа. Легко видеть, что логическое построение Наказа не лишено искусства. Изложенный силлогизм был призван Екатериной на помощь, чтобы выручить ее из затруднения, в какое становилась она, полагая в основу русского законодательства начала, заимствованные со стороны. Такой основой являются идеи Монтескье и Беккариа, т. е. последние результаты западноевропейской политической мысли. Не трудно понять, каким образом русскому законодательству была предложена такая неожиданная основа. Не зная ни русских законов, ни русских потребностей, но решившись руководить составлением нового русского Уложения, Екатерина не могла дать43 в руководство созванной для того комиссии ничего другого, кроме готовых общих идей, заимствованных у западных публицистов. Но возникал вопрос: что общего между этими экзотич[ескими]44 идеями и доморощенными45 потребностями русского законодательства?
Каким образом французский или итальянский кабинетный публицист мог дать нормы для жизни русского народа? Екатерина предвидит и предупреждает этот вопрос, как бы говоря своим Наказом: законы должны соответствовать положению своего народа, русский народ по своему положению есть народ европейский, а идеи Наказа заимствованы из европейских источников. Но не лишенный находчивости46 с диалектич[еской] 47 стороны, силлогизм Екатерины является софизмом в историческом отношении. Положим, что русское законодательство должно иметь одинаковые основания с законодательствами западноевропейскими. Но законодательные идеи Монтескье и Беккариа были тогда и для Западной Европы только политическими идеалами, еще не оправданными практической жизнью, даже не введенными ни в одно европейское законодательство того времени. Каким образом русское законодательство, для того чтобы стать европейским, должно было иметь основания, которых не имели и европейские законодательства, а о которых только мечтали европейские мыслители? Каким образом русская жизнь могла стать европейской, устроившись по образу ученых европейских сновидений? Законы развиваются исторически из жизни каждого народа, а не48 переносятся в жизнь из книг, да еще чужих.
Наказ по самому характеру своему, по увлеченности своих положений не мог лечь в основание русского законодательства, если только мог лечь в основание какого-либо законодательства в тогдашн[ей] Евр[опе]49. Но он был политической исповедью Екатерины. Она сама писала, что сказала здесь всё, что имела сказать, опорожнила весь свой мешок и во всю жизнь не скажет более ни слова. А с другой стороны, Н[аказ] мог [иметь] значение как литер[атурное] произведение своим влиянием на умы и нравы50. Накал исполнен тех общих мест, которые пущены были в оборот тогдашней просветит[ельной]51 литературой. Однако среди этих общих мест встречаются мысли о таких предметах, которые до того времени не обсуждались в России гласно.
Так встречаем в Наказе положения о том, в чем состоит равенство граждан и даже в чем состоит52 ‘обществ[енная] или госуд[арственная] вольность’, т. е.53 политическая свобода. Читаем замечания о вреде жестокого управления54, о злоупотреблении помещиков своими правами, о необходимости улучшения участи крестьян. Наказ резко осуждает пытку как установление, противоречащее здравому смыслу и не достигающее цели — открытия правды, осуждает вообще жестокость суда и наказаний55, чрезмерную тяжесть налогов, от которых государство со временем должно опустеть. В Наказе впервые на Руси прочитали, что тот все извращает и разрушает, кто из слов делает преступление, смертной казни достойное, здесь же настойчиво высказывается мысль о необходимости веротерпимости, особенно для такого разноверного по составу населения государства, как русское, потому что ‘гонение’ человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает самые жестокие сердца. Такой ряд новых идей был провозглашен и прочитан в России за высочайшею подписью. Отсюда понятна строгость, с какою отнеслись к Наказу люди, просматривавшие его до издания. Граф Никита Папин, прочитав его, полушутливо сказал Екатерине: ‘Это аксиомы, способные опрокинуть56 стены’. Наказ57 оказал очень слабое действие своими гуманными афоризмами на массу читающей публики, потому что не был среди нее распространен, даже в канцеляриях по указу Сената секретари должны были держать его под замком, чтобы любознательные чиновники не могли читать его. Значит, само правительство считало его запретным плодом самодержавной58 мысли59.
Из Наказа как законодательного руководства нельзя было сделать в то время никакого практического употребления. Для того чтобы идеи, им провозглашенные, положить в основу законодательства, нужно было предварительно сломать чуть не весь60 существовавший общественный и частью даже церковно-нравственный порядок. И на Западе торжество этих идей достигнуто было лишь рядом тяжелых переворотов. Но Наказ мог получить важное значение как программа общественного воспитания, как торжественная и внушительная проповедь61 понятий политических, юридических и экономических, какие надобно было привить к образованным русским умам для того, чтобы подготовить согласно с ними общественный порядок. Такое воспитательное значение и имели на Западе сочинения, из которых черпала Екатерина, составляя свой62 Наказ. Для такой прививки надобно было привести в действие разнообразные сродства общественной подготовки, правительственное внушение, школу, науку, печать, домашнюю беседу. У нас эти средства63 или отсутствовали, или бездействовали. Наказ не распространился в большой64 читающей публике. Однако многие выслушали его в комиссии Уложения пли прочитали дома, некоторое время он был предметом общественного внимания и65 показал пример того, как образованное или стремившееся к образованию русское общество должно относиться к образованию, как оно66 должно относиться к западноевропейской культуре. Вниманию этого общества, нуждавшегося во многих элементарных средствах общественного порядка, предложены были последние результаты западноевропейской политической мысли, еще не нашедшие67 себе места в политическом порядке самой континентальной Западной Европы68. Наказ не мог создать у нас нового общего государственного] порядка, но он распространил в верхних слоях общества новое гражданствен[ное] настроение69. Таково значение Наказа: как руководящий литературный памятник он открывает собой длинный ряд русских компиляций, срывавших верхушки западноевропейской мысли, и в этом отношении ему можно отвести видное место в образовании русской привычки на каждый вопрос, поставленный русскою действительностью, не изучая ее туземных условий, искать готового ответа в теории, выработанной чужой мыслью, на основании опытов чужой жизни и, заметив негодность такого ответа, спокойно умывать и складывать руки со словами: ‘Что же делать? И рад бы, да ничего не поделаешь’. После того оставалось самодовольно любоваться прекрасными идеями, оказавшимися практически непригодными70, и великодушно мириться с невзрачной действительностью, до них недоросшей. Такое отношение руководящего общества к Наказу, как провозвестнику западноевропейской политической мысли, особенно явственно обнаружилось в комиссии Уложения.
1 Заглавие вписано позже.
2 Слово написано над зачеркнутым: разных.
3 Далее зачеркнуто: 2) от ее отношений к дворянству.
4 Над строкой: Ст[атья+, с.] 151.
5 Слово написано над строкой.
6-6 Написано над строкой.
7 Далее зачеркнуто: в либеральном и.
8 Далее над строкой: В ту же сторону ее идеи [Статья, с.] 145 f.
9 Слово написано над: следовательно.
10 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутым: и согласно с ними направлять сословие по пути усвоения западной культуры. Далее: 132 XX. На полях: 132.134.189 f.— Ст[атья, с.] 153.
11 Написано над строкой.
12 Далее зачеркнуто: Я имел случай заметить, что,
13-13 Текст позднее взят в карандашные скобки.
14 На полях значок: XX.
15-15 Записано над строкой и на полях вместо зачеркнутого: и либерально.
16 Слово написано над зачеркнутым: действовать.
17 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутым: Популярный и либеральный.
18 Три предыдущих слова написаны над: побуждал.
19 Исправлено из: ее.
20 На полях: К Наказу.
21 На полях: Полит[ический] рационализм.
22 Слово написано над: несуществовавших.
23 Слово написано над строкой.
24 Первоначально было: сломке.
25 Четыре предыдущих слова написаны над зачеркнутым: оставили мало следа в действительном порядке русской жизни.
26 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Ст[атья, с.] 152 и ниже: [с] 190.
27 В тексте и на полях значок: Т.
28 Буква ы исправлена на: ой.
29 Над строкой: Выше [с] 133.
30 Над строкой: Статья, [с] 145 h.
31 Фраза написана на полях,
32 Первоначально было: направления.
33 Слово написано над строкой.
34 Слово написано над строкой.
35 Три предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Сол[овьев, т.] 27, [М., 1877, с.] 79 f — испр[авить?].
36 Три предыдущих слова написаны над: французской.
37 Слово написано над строкой.
38 На полях: Галах[ов А. История русской словесности, древней и новой, т. 1. СПб., 1863, с.] 397. (Далее: Галахов).
39 Буква и написана над зачеркнутыми: ях.
40 На полях: р. 148.
41 Первоначально было: гражданина,
42 Слово написано над строкой.
43 Слово написано над: предложить.
44 Слово написано над строкой.
45 Слово написано над строкой.
46 Слово написано над: искусства.
47 Слово написано над: логической.
48 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: они.
49 Три предыдущих слова написаны над строкой.
50 Фраза написана над строкой и на полях.
51 Слово написано над зачеркнутым: французской.
52 На полях: р. 99 сл.
53 Шесть слов написаны над строкой.
54 Далее зачеркнуто: о вреде жестоких наказаний.
55 Пять предыдущих слов написаны над строкой. 58 Слово написано над зачеркнутым: разрушить.
57 Слово написано над зачеркнутым: Он.
58 Слово написано над строкой.
59 Далее зачеркнуто: автора.
60 Слово написано над зачеркнутым: все.
61 Слово написано над зачеркнутым: реклама.
62 Слово написано над строкой.
63 Слово написано над строкой.
64 Слово написано над строкой.
65 Слово написано над строкой.
66 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: русское общество.
67 Буквы ие написаны над зачеркнутыми ей.
68 Над строкой: р. 155.
69 Фраза написана на полях.
70 Первоначально было: негодными.

6-я лекция
КОМИССИЯ УЛОЖЕНИЯ

1Как бы то ни было1, предлагая Наказ в руководство для составления нового русского Уложения, Екатерина хотела повести Россию впереди Западной Европы, где еще не было тогда попыток построить законодательство на таких возвышенных началах, какие провозглашались в Наказе. Это единственный момент в истории русского законодательства, небывалый дотоле и с тех пор не повторившийся, 2разве кроме Суд[ебных] уставов 1864 г.2 Впервые верховная власть, руководившая Россией, обращалась для устроения своего государства к помощи западноевропейских политических мыслителей, и притом самых передовых, идеи которых и на их родине считались еще преждевременными или3 практически непригодными. Наказ, переведенный на французский язык, даже в той сокращенной и смягченной редакции, в какой он был издан в России, не был разрешен в печати французской цензурой. Предстоит видеть, какую помощь оказал он той комиссии, которой он был предложен в руководство.
В 1649 г. издано было Соборное уложение, первый довольно полный и систематический свод русских законов. Быстро возникавшие новые потребности государства скоро вызвали длинный ряд новых законов, непрерывной нитью тянулись реформы, и в короткое время Уложение царя Алексея стало анахронизмом, отстало от действительного положения дел в государстве. С конца XVII в. все живее чувствовалась потребность пересмотреть и пополнить этот законодательный свод. Еще в 1700 г. с этой целью составлена была комиссия из людей высших чинов с несколькими дьяками4. С тех пор ряд подобных комиссий всё безуспешно работал над этим делом. Эти комиссии составлялись из высших чиновников, к которым иногда присоединялись назначенные правительством или выборные сословные представители из губерний. В таком составе кодификационных5 комиссий сказалось смутное воспоминание о том участии, какое принимали Земские соборы в составлении важнейших законодательных сводов древней Руси: Судебника 1550 г. и Уложения 1649 г. Пр[о]ект Улож[ения] при Елизавете6. Составом тех же комиссий указана была отчасти и форма того собрания, которое призвано было7 для такого же кодификационного дела Екатериной II.
Манифестом 14 дек[абря] 1766 г. Екатерина созвала Комиссию для составления проекта нового Уложения, как она официально называлась. Эта комиссия состояла из членов двух разрядов: из представителей высших правительственных учреждений и из депутатов от общественных классов. В комиссию послали по одному представителю Синод, Сеиат, коллегии и главные канцелярии центрального управления. Далее прислали выборных депутатов: дворянство — по одному от каждого уезда, каждый город — по одному, государственные крестьяне, однодворцы и др[угие] свободные сельские обыватели — по одному депутату от каждой провинции8 (тогда губернии разделялись на провинции, а провинции на уезды), наконец9, оседлые инородцы, без различия религий, прислали по одному депутату от каждого племени из10 каждой провинции, где оно обитало11. Таким образом, в комиссии представлены были: 1) высшие правительственные учреждения, 2) некоторые сословия, 3) племена, 4) места жительства, потому что 12 представители городов выбирались всеми городскими домовладельцами без различия званий. В комиссии не было выборных представителей от приходского духовенства и крестьян дворцовых, крепостных и экономическ[их]13, которые незадолго до того, в 1764 г., были отобраны у владевших Ими церковных учреждений и присоединены к свободным сельским обывателям. Всех депутатов избрано было 565 человек. Разные классы общества очень неравномерно представлены были в комиссии. Всего больше депутатов, именно 39% всего состава комиссии, явилось от городов. Это объясняется тем, что каждый город, независимо от своей населенности и экономического значения, был представлен в одинаковой степени: по одному депутату послали, в комиссию и старая столица Москва и какой-нибудь Буй, уездный город Костромской провинции Московской губернии. Дворянству принадлежало второе место по количеству депутатов, которых от него14 было 30%, на долю казенных крестьян и других свободных сельских обывателей податного состояния приходилось 14%, центральные правительственные учреждения прислали 28 депутатов, что составляло около 5%15. Депутат из индивидуальной личности превращался в истор[ическое] событие16. Депутаты являлись в комиссию с наказами или инструкциями от своих избирателей, излагавшими их нужды и желания. В манифесте 14 дек[абря] 1766 г.17, которым созывалась комиссия, ей указана была двоякая задача: 1) правительство желало узнать от депутатов ‘нужды и недостатки’ населения, 2) обещало допустить их в комиссию, которой даны будут надлежащие инструкции для составления проекта нового Уложения. Комиссия получила чрезвычайно сложное устройство18, распалась на множество отдельных подкомиссий19, направлявших деятельность общего собрания или вырабатывавших отдельные части Уложения: так составлены были особые комиссии, долженствовавшие выработать специальные проекты положений о сословиях, о горпом деле, о торговле, о лесоразведении и т. н. При сложном порядке делопроизводства и работа комиссии шла очень медленно. Комиссия торжественно была открыта 30 июля 1767 г. в Москве и заседала в Грановитой палате20, где не раз и в XVII в. [заседали] З[емские] соборы20. На первых заседаниях она слушала чтение Наказа императрицы и устроилась, выбирала маршала 21-председателя, которым был утвержден депутат костромского дворянства Александр] Ильич Бибиков, составляла частные комиссии. Собственно кодификационные работы начались только с восьмого заседания22 чтением23 депутатских наказов. Прочитали и обсудили только 12 наказов в пятнадцати заседаниях и, не кончив этого дела, перешли к чтению и обсуждению законов о правах дворянства, чему посвящено было 11 заседаний. Не кончив и этого дела, начали обсуждать законы о купечестве. Не кончив этого дела24 на 46 заседаниях, пристуиилл к обсуждению законов о привилегиях эстляндских и лифляндских, на чем комиссия и покончила свои занятия25 в Москве в дек[абре] 1767 г. В феврале следующего года комиссия открыла свои заседания уже в Петербурге чтением и обсуждением законов о судоустройстве и судопроизводстве. Не кончив этого дела на 70 заседаниях, комиссия возвратилась к обсуждению прав дворянства, проект которых к тому времени был выработан подлежащей частной комиссией. Разобрав этот проект, комиссия занялась обсуждением законов о поместьях и вотчинах, на чем захватил ее в дек[абре] 1768 г. указ, которым повелевалось по случаю начавшейся войны с Турцией прекратить заседания общего собрания, оставив только частные комиссии, которые26 проработали до 1774 г., по вторичного созыва общего собрания уже не последовало.
Комиссия Уложения не исполнила своей задачи, не составила проекта нового Уложения, она и не могла его составить по многим причинам. Этому мешал, во-первых, ее состав: перед правительством явились представители самых разнородных общественных состояний, верований, даже степеней развития, с разнообразными до27 непримиримости28 стремлениями и интересами, рядом с петербургскими тайными советниками29 сидели представители казанских черемис и оренбургских тептерей, над одним и тем же и очень сложным делом призваны были работать член святейшего Синода высокопреосвященный и высокообразованный митрополит новгородский и великолуцкий30 Димитрий Сеченов вместе с представителем мещеряков Исетской31 провинции на Урале муллой Абдулой-Мурзой Тавышевым и даже депутатом некрещенных казанских чуваш Ангоком Ишелиным. Как могли согласить свои интересы и понятия эти носители столь далеких друг от друга миросозерцании?
Во-вторых, успеху комиссии мешало самое свойство возложенной на нее задачи, которая состояла в составлении проекта нового Уложения. Эта задача требовала обширного предварительного изучения русского законодательства и многих специальн[ых] знаний32, это было дело знатоков, какими не было огромное большинство собрания33, притом комиссии указан был способ решения задачи, делавшей ее неразрешимой. Проект Уложения указано было составить, во-первых34, сообразно35 с действовавшим36 русским законодательством, во-вторых, ‘сообразуясь’37 с Наказом императрицы38, в-третьих, согласно с заявлениями в комиссии нуждами и недостатками населения. Таким образом, депутаты становились между тремя совсем непохожими друг на друга, несогласимыми порядками идеи и интересов, тянувших в три различные стороны. С одной стороны, слушая Наказ, они внимали высшим идеям, до которых додумались западноевропейские мыслители, с другой40 — перед ними лежала по разобранная куча русских законов, изданных в разное время без общей мысли, часто противоречащих друг другу, наконец, перед депутатами вскрывались из их наказов и41 прений разнообразные интересы разных сословий. Не только комиссия 1767 г., но и всякая другая, гораздо лучше и целесообразнее составленная, едва ли могла выработать годный к употреблению проект Уложения, руководствуясь указанными ей основаниями. Если бы она выработала Уложение, согласное с действовавшим русским законодательством, этот свод не был бы согласен с Наказом императрицы, если бы, паче чаяния, она сумела выработать кодекс, согласный с этим Наказом, он шел бы в разрезе с действовавшим русским законодательством, наконец, тот и другой кодекс трудно было согласить с нуждами и желаниями всего населения. Есть известие, что депутаты самоедов прямо заявили в комиссии, что им не нужно никаких законов42, пусть только запретят чиновникам притеснять их. Но самым важным препятствием, помешавшим довести дело до успешного конца, несомненно, было разногласие43 интересов и нужд разных классов общества, вскрывшееся в их наказах и в прениях их депутатов. Слова вице-канцлера кн[язя] Голицына при открытии44. Но депутаты — сословные представители45. Эта сословная разноголосица46 всего явственнее выразилась при обсуждении вопросов о правах и взаимных отношениях сословий. Горячие споры вызваны были вопросом о вступлении в дворянство лиц недворянского происхождения. Пылким защитником дворянских прав и замкнутости дворянского сословия выступил депутат от ярославского дворянства кн[язь] M. M. Щербатов. Наиболее выдающий[ся] оратор47. Вопрос брал с философской] истор[ико]-эконом[ической] и даже нравственно]-психологической] точек зрения. Лекция его о происхождении] и значении дв[орян]ства48. Он горячо восстал против закона Петра Великого, который открывал доступ в потомственное дворянство лицам, дослужившимся до офицерского или соответствующего гражданского чина. Восставая против дворянства выслуги, он признавал монополию чести и славы только за старинным49 дворянством50 потомственным. В двор[ян]ство жалует только монарх60. Этим, разумеется, он вооружал против себя многочисленное выслуженное дворянство, представители которого возражали ему, отстаивая закоп Петра Великого и обвиняя потомственных дворян в сословном высокомерии51 и исключительности, в пренебрежении к личной заслуге и52 достоинству. Один казацкий депутат, Миронов, между прочим заметил Щербатову, что дворянское достоинство дается не природой, а приобретается доблестью и заслугами53 Отечеству54, российские дворяне55 могут ли56 сказать о своих предках, что все они родились от дворян?57 Так в среде дворянства, по-видимому, наиболее плотного по составу и дружного по историческому воспитанию сословия, обнаружился раздор, одной из причин которого было право владеть крепостными людьми. Потомственное дворянство хотело присвоить это право исключительно себе, отказывая в нем дворянству выслуги. Представители последнего стояли за это право для всех служащих58 во имя равенства и пользы государственной службы, говоря, что педворянские сословия, не видя себе равной с дворянами награды, будут служить неохотно, без усердия и любви к отечеству, как бы не желающему считать их своими настоящими сынами.
Это право владеть крепостными послужило другим спорным вопросом в комиссии. Этого права потребовали и недворяне59. Представители старинного дворянства кн[язь] Щербатов и другие теоретическими и практическими соображениями отстаивали исключительное право60 двор[ян]ства и только старин[ного], не выслуж[енного] двор[ян]ства на душевладение60. Предназначенные служить отечеству и государю и воспитанием приготовляться к этой службе, дворяне получают в этом праве школу, которая с младенчества приучает их к управлению другими подданными61 своего монарха и знакомит их с нуждами разного рода людей, притом продажа крестьян людям других, неземлевладельческих сословий отвлекала бы хлебопашцев от их занятия, столь необходимого для государства62. Дворянские ораторы возводили это право в неприкосновенный принцип, своего рода политическую заповедь: один из них63 говорил, что достоинство дворянина считается у них чем-то священным, отличающим64 одного человека от других и дающим65 ему право владеть себе подобными и заботиться об их благосостоянии. Поэтому кн[язь] Щербатов и его избиратели требовали в своем ярославск[ом]66 наказе отмены закона Петра Великого, разрешавшего купцам приобретать деревни с крестьянами к своим фабрикам и заводам. Не столько теоретическими соображениями, сколько практическими нуждами оправдывали купцы свое притязание на это право, указывая на трудность доставать вольнонаемных мастеров и работников и на их неблагонадежность67. Не только купечество, но также казаки и, наконец, само68 духовенство потребовали себе того же права крепостного душевладения69: так лаком был для всех этот юридический и хозяйств[енный]70 кусок — крепостная душа.
Отношения сословий, боровшихся за этот кусок, менялись в споре за другой интерес — право торговли и промышленности71. Дворяне и крестьяне хотели пользоваться72 этим правом наравне73 с купечеством, а купцы стояли за исключительную принадлежность его своему сословию, указывая на неминуемое разорение купечества и на неизбежный упадок торговли при конкур[енции] друг [их] классов74. Депутат рыбинского купечества Попов, отстаивая такую привилегию вместе с правом приобрести крестьян к купеческим фабрикам и заводам, указывал на неприличие для дворян по их званию входить в коммерческие занятия и, между прочим, говорил: ‘Благородному русскому дворянству надлежит стараться о приведении в лучшее состояние земледелия их крестьян и смотреть, чтобы последние обрабатывали землю с прилежанием’75. ‘Если нужно, чтобы куп[ече]ство приносило г[осу]д[арств]у полезн[ые] плоды, то непременно нужно запретить торговать другим всяк [ого] звания людям’76. Другие убедительно77 указывали на большую выгодность для крестьян и народного хозяйства фабрик, заводимых купцами, сравнительно с дворянскими78. Кн[язь] Щербатов оспаривал эти доводы, указывая на вред, какой произойдет от того, что крестьян будут продавать купцам, отнимая их от земледелия, и оттого, что купцам будет представлена монополия промышленности в ущерб дворянству. Возражая против права крестьян участвовать79 в торговых и промышленных предприятиях, купцы в свою очередь указывали на тот же вред отрывать крестьян от земледелия, которым дворяне оспаривали у купцов право владеть крепостными. Купцы требов[али] права владеть креп[остными] дворами80 Общая неуравновешенность нар[одного] хоз[яй]ства — Меженинов81. Купцы даже требовали себе другого82 дворянского отличия — права83 носить шпаги.
Крепостные крестьяне были безгласны в комиссии, не имели своих представителей, но за них поднимали робкие голоса некоторые правительственные и84 дворянские депутаты. Прежде всего сама Ек[атерина]85. Закон о смерти от помещ[ичьих] побо[ев]86. (Наказ правит[ельственного] учреждения87). Наказ псковского дворянства ярко описывал положение всех вообще крестьян, обижаемых всякого звания людьми, чиновниками при проезде, квартирующими по селам солдатами и пр.88 Депутат козлов[ского] дв[орян]ства89 Коробьин, объясняя причины крестьянских побегов жестоким обращением с ними90 помещиков, тяжестью оброков и барщинных работ, произвольным91 отнятием92 крестьянского имущества помещиками, поднял вопрос, ссылаясь на Наказ93, об ограничении власти помещиков над имением крестьян, не трогая их власти над личностью 94 крепостного. Вопрос пустили на баллотировку, и из 21 голоса за Коробьина высказались только 95три95. Власть над лицом и имуществом. О праве по существу никто. Здесь Ек[атерина] о крепостниках96,
Отстаивая свои старые права на владение землей и крепостными душами, дворянство в комиссии громко и единодушно97 высказало притязание на господствующее положение в областном обществе и управлении98. Оно желало образовать из себя уездные сословные корпорации и руководить местным управлением и судом. Дворяне99 требовали в своих наказах, чтобы уездное дворянство каждые два года съезжалось и рассматривало100, все ли в уезде исполняется по закону, не бывает ли от кого притеснений дворянству и крестьянству, дворяне выбирают уездного ландрата и становых комиссаров для суда и расправы не только между дворянами и ах крепостными, но и между101 всеми сельскими обывателями, крестьянами дворц[овыми] и экономическими102. Другие дворяне требовали учреждения земских судов по выбору дворянства из103 дворян, даже права выбирать уездных воевод или дворянских уездных начальников104, также права иметь в Москве выборного депутата от каждого уезда, который бы в тамошних судебных местах ходатайствовал о делах дворян своего уезда. Двор[янское] самоуправление и мировой суд105. Чтобы с достоинством поддержать такое влиятельное положение в уезде, дворянство должно было иметь хорошее образование. Оправдывая свои притязания, дворяне в комиссии заговорили и о школах, просили учредить в Москве шляхетский кадетский корпус, подобный петербургскому, но при этом предлагали для содержания этой сословной школы обложить побором все брачующиеся пары без различия сословий, хотя дворянский же депутат гр[аф] Александр Строганов106 указывал на неприличие и несправедливость такого побора, предлагая содержать новый корпус на средства одних дворян. Дворянские наказы требовали учреждения губернских школ для элементарного образования детей бедных дворян107, а московское дворянство просило даже учредить два училища для воспитания дворянских девиц — одно для малолетних, другое для взрослых, с более широкой программой, — что-то вроде высших женских курсов. Но одно непременное условие108 предполагалось просителями в мужских дворянских школах: они должны были давать сыновьям дворян служебные права, чтобы дворянин мог начинать военную службу не солдатом, а прямо офицером. Только два дворянских наказа замолвили слово об учреждении низших приходских школ для крестьянских детей.
В депутатских речах и наказах, выслушанных комиссией, достаточно явственно вскрылась вся разноголосица понятий и мнений, господствовавших в русском обществе, весь антагонизм интересов, разделявший главные его классы. Как возможно было примирить столь враждебные интересы, согласить такие несходные влечения109, тянувшие комиссию в разные стороны, и выработать стройный, справедливый и для всех безобидный кодекс? Эта разноголосица понятий и мнений происходила частью от разнообразия источников, из которых они почерпались: здесь действовали вместе и исторические воспоминания и общественные привычки, и текущие насущные нужды народа, и сословный эгоизм, и филантропическое сострадание к угнетенным классам, и политико-экономические соображения. Был и еще один источник, особенно важный по отношению к главной задаче наших бесед: депутаты не раз ссылались в своих речах и наказах на Западную Европу в оправдание и подкрепление110 своих мнений. Так, наказ московского дворянства депутату Петру Панину111 требовал, чтобы, ‘сообразуясь с прочими в Европе благоучрежденными христианскими государствами’, каждому землевладельцу предоставлено было право часть своего движ[имого] и недвижимого]112 имения обращать в нераздельное владение, передавая его кому пожелает по завещанию. Очевидно, это было попыткой восстановить в измененном виде отмененный императрицей Анной закон Петра о единонаследии. Защитник дворянских прав кн[язь] М. Щербатов, блиставший в комиссии своею начитанностью, уж конечно не мог обойтись без ссылок на аристократическую Западную Европу. Настаивая в одной речи на мысли, что прочность государства основывается на знатных зажиточных фамилиях как на непоколебимых столпах, он говорил, что величие французского и испанского государств основано на знатных родах113. Эта ссылка на Францию получает особенный вес, потому что сделана была только114 за двадцать два года до Французской революции, сокрушившей старый государственный порядок, а вместе с ним и его непоколебимые столпы. (Даже городские, купеческие депутаты не преминули указать на западноевропейские порядки как на образцы для подражания. Так, кронштадтский депутат Рыбников с прискорбием говорил о положении русского купечества, совершенно непохожем на положение этого класса в других европейских государствах: по его словам, русское купечество не имеет ни надлежащей свободы, ни достаточных привилегий). Тот же кн[язь] Щербатов, горячо отстаивая право дворянства владеть крепостными, возражал против притязания купцов на такое же право между прочим115 тем, что в целой Европе купцы обходятся же без крепостных работников и не жалуются на то. Значит, и в комиссии многие смотрели в ту же сторону, куда ей указывала своим Наказом ее руководительница. Но необходимо отметить существенную разницу во взглядах на Западную Европу между императрицей и комиссией: та и другая смотрели в одну сторону, но видели не одно и то же. Тогда как Екатерина провозглашала политические идеи Запада, еще не находившие себе прочного места в действительном порядке западноевропейских континентальных государств, депутаты комиссии, как люди деловые, искали там исторических фактов, которыми обеспечивались практические интересы, смотрели не на идеалы, а на действительный порядок. Таким образом в комиссии встретились взгляды, которые ставили Россию в различные отношения к Западной Европе: руководительница указывала как на образец116 на Европу будущую, какая только грезилась в мечтах публицистов, а комиссия смотрела на Европу прошедшую, с ее порядками, уже отживавшими117 свой век. Здесь вскрылась118 всего нагляднее119 происшедшая перемена в настроении и интересах дворянства119, в настойчивом требовании дворянства занять господствующее положение в провинции и захватить в свои руки местное управление.
Тридцать семь лет назад оно имело свои политические мечты, много говорило на московском съезде 1730 г. об английском парламенте, хотело приобрести решительное влияние на высшее управление государством и даже поделиться этим влиянием с другими классами общества. В этом нельзя не видеть следствия обязательной службы сословия в столице и того участия, какое оно приняло в дворцовых переворотах. Но с тех пор многое изменилось в его положении: обязательная служба была отменена, дворянство вышло на волю и начало рассеиваться из столицы по губерниям. Но оно но унесло с собой в провинциальную глушь своих прежних политических интересов, воспитанных в столичной казарме и канцелярии. В деревенских усадьбах оно скоро усвоило новые заботы, соответствовавшие его новой обстановке. Покинув вопросы высшей политики, мечты о руководстве центральным управлением, о выборе сенаторов и президентов коллегий, оно теперь стало разрабатывать более низменные и более практические помыслы, хотело править провинциальным обществом и, крепко ухватившись за свое право землевладения120 и душевладения121, руководить низшим уездным управлением и судом, чтобы удобнее устроиться в своей крепостной деревне. Здесь источник заявленных им в комиссии желаний иметь уездные сословные суды и полицию122. Замечательно отношение законодательства Екатерины к этим заявлениям дворянства в комиссии. Эта ком[иссия]123 не исполнила и не могла исполнить своей главной задачи, не составила проекта нового Уложения и не могла его составить. Большая часть нужд и желаний, заявленных в депутатских наказах и речах, не нашла себе законодательного удовлетворения, оставлена была без внимания, потому результаты работ комиссии далеко не соответствовали впечатлению, произведенному ею на современников, и не оправдали возбужденных ею ожиданий. Памятники ее деятельности имеют более историографический, чем политический интерес, ее протоколы и депутатские наказы представляют любопытный материал для изучения той минуты нашей истории, в которую она действовала, но эти работы оказали довольно слабое влияние на русское законодательство, не составили124 эпохи в его истории125. Только нужды и желания дворянства составили исключение в отношении законодательства к заявлениям выборных русской земли в комиссии: мы увидим, что эти нужды и желания были приняты во внимание при устройстве местного управления и положения дворянства в местном обществе. <Устроившись в губернии и деревне согласно своему желанию, как отнесется дворянство к тем политическим идеям, которые возвещены были ему в Наказе126 императрицы и так мало соответствовали его господствующему положению в областном обществе?>
1-1 Написано над строкой.
2-2 Написано на полях.
3 Слово написано над зачеркнутым: п.
4 Над строкой: Сенат.
5 Буквы ых написаны над зачеркнутыми ой.
6 Фраза написана на полях.
7 На полях: Уложенный собор был ли в виду?
8 На полях: Порядок трехстепенного выбора, р. 44—5.
9 Над строкой: казаки, р. 8, 8, как особый класс.
10 Слово написано на полях.
11 Три предыдущих слова написаны над строкой.
12 Слово написано над строкой.
13 Два предыдущих слова написаны на полях.
14 Два предыдущих слова написаны над строкой.
15 На полях: Права депутатов, р. 8—9.
16 Фраза написана на полях.
17 Год написан над строкой. На полях зачеркнуто: Влияние Уложения 1649 [г.], тогда найденного.
18 На полях: Сопостав[ить] с Собором 1648 г.
19 Над строкой: Нак[аз], р. 69 воспособлявш[ий].
20-20 Написано над строкой.
21 Слово написано на полях.
22 Далее зачеркнуто: когда началось.
23 Буква м написана над строкой.
24 Слово зачеркнуто, над ним написано: работы.
25 Слово написано над зачеркнутым: работы.
26 Слово написано над зачеркнутым: последние.
27 Слово написано над зачеркнутым: даже.
28 Первоначально было: непримиримость.
29 Далее зачеркнуто: и сенаторами.
30 Два предыдущих слова написаны над строкой.
31 Исправлено из: и светской.
32 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: технических.
33 На полях: Старое Уложение как составлялось?
34 На полях: Наказ, р. 73—4, X .
35 Над строкой: принимая во впимапие.
36 Буквы им зачеркнуты, над строкой: ее.
37 Написано над: согласно. На полях: ib., 87.
38 Слово написано над зачеркнутым: Екатерина.
39 Слово написано над строкой.
40 Далее зачеркнуто: стороны.
41 Три предыдущих слова написаны над строкой.
42 Далее зачеркнуто: и.
43 Первоначально было: несогласие.
44 Далее: Сол[овьев, т.] 27, с. 86.
45 Далее: [Соловьев, т. 27, с.] 89—90. Две предыдущие фразы написаны на полях.
46 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: несогласие.
47 Фраза написана на полях. Далее: Сол[овьев, т. 27, с.] 92 т.
48 Фраза написана на полях. Далее: Сол[овьев, т. 27, с.] 93.
49 Слово написано над строкой.
50-50 Написано над зачеркнутым: по наследству.
51 Слово написано над: самолюбии.
52 В рукописи дважды: и.
53 Буквы ами написаны над ой.
54 Далее зачеркнуто: и что.
55 Далее зачеркнуто: не.
56 Частица написана над строкой.
57 На полях: Сцена+. Сол[овьев, т.] 27, [с.] 98.
58 Три предыдущих слова написаны над строкой.
59 Фраза написана на полях. Далее: Выше 0x01 graphic
сюда. Сол[овьев т.] 27, [с] 100.
60-60 Написано над строкой и на полях вместо зачеркнутого: этого сословия.
61 Буквы под написаны над зачеркнутыми пре.
62 На полях: Против купцов — ib. [, т. 27, с.] 117: слова Щерб[атова]. Его статистический расчет — [ib., т. 27, с.] 118: 17 млн.+ населения и 3300 тыс. хлебопашцев, из коих каждый хлеба на 5 ч[е]л[ове]к с лишком.
63 На полях: Нарышкин. Сол[овьев, т.] 27, [с.] 99.
64 Буквы им написаны над зачеркнутыми ого.
65 Буква м написана над зачеркнутой х.
66 Два предыдущих слова написаны над строкой.
67 На полях: Щерб[атов] — [с.] 118 ib., [т. 27, Соловьева].
68 Над строкой: Из наказа Синод[а].
69 На полях: Сол[овьев, т.] 27, [с] 330, : Наказ Синода.
70 Два предыдущих слова написаны над строкой.
71 На полях: abs t Сол[овьев, т.] 27, [с] 107.
72 Над зачеркнутым: делиться.
73 Слово написано над строкой.
74 Четыре предыдущих слова написаны над: в противном случав.
75 Далее: Попов. [Соловьев, т. 27, с.] 108 f.
76 Фраза написана на полях.
77 Слово написано над строкой.
78 Яп полях: Глжиков +. [Соловьев, т. 27, с.] 110 т.
79 Слово написано над строкой.
80 Далее: [Соловьев, т. 27, с.] 115 f.
81 Две предыдущие фразы написаны на полях. Далее: [Соловьев, т. 27, с.] 111.
82 Над строкой: Глинков. [Соловьев, т. 27, с.] 113: нем[ец] и русский купец, шпага +.
83 Слово написано над строкой.
84 Два предыдущих слова написаны над строкой.
85 Далее: [Соловьев, т. 27, с.] 80.
86 Далее: [Соловьев, т. 27, с.] 115 т.
87 Две предыдущие фразы написаны на полях. Далее зачеркнуто: Так.
88 На полях: О школе для крестьян и положении класса. [Соловьев, т. 27, с.] 121. (Гр[игорий] Орлов).
89 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: [Соловьев, т. 27], p[age] 115.
90 Три предыдущих слова написаны над строкой.
91 Буквы ым написаны над: ое.
92 Буква м написана над строкой.
93 Три предыдущих слова написаны на полях.
94 Далее зачеркнуто: крестьянска.
95 Слово написано над строкой.
96—96 Написано на полях. Далее: Сол[овьев] и [с.] 74.
97 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутым: резко. На полях: Сол[овьев, т.] 27, [с.] 102.
98 На полях: Стар[ые] двор[янские] общества.
99 Слово написано над зачеркнутым: Они.
100 Буквы рас написаны над о.
101 Слово написано над строкой.
102 Четыре предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Сюда стр. 180 и сл.
103 Над зачеркнутыми: и их.
104 На полях: Словесные суды. Сол[овьев], т. 27, [с.1 103 f.
105 Пять предыдущих слов написаны на полях. Далее: [с] 105 i. [т. 27] Сол[овьева]. Школа для дворян. Ib., 105.
108 На полях: Слова его. Сол[овьев, т. 27, с.] 106 i.
107 На полях: Образов[ательные] средства сословия. — ib. т.: костр[омской] наказ.
108 На полях: Ib., 106 f.
109 Слово написано над зачеркнутым: впечатления.
110 Три предыдущих слова написаны над зачеркнутым: доказательство.
111 На полях: Сол[овьев, т.] 27, [с] 101 f.
112 Три предыдущих слова написаны над строкой. На полях знак вопроса.
113 На полях: С[оловьев, т. 27, с.] 108 f.
114 Слово написано над строкой.
115 Слово написано над строкой.
116 На полях зачеркнуто: Цветы и плоды.
117 Первоначально было: отжившими.
118 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Ст[атья, с.] 170.
119-119 Записано над зачеркнутым: обнаружилась эта разница отношений.
120 Буква я написана над е.
121 Буква я исправлена из е.
122 На полях знак вопроса и текст: Но дворянские депутаты за идеи Наказа.
123 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: Она.
124 Буквы или написаны над зачеркнутыми ляют.
125 На полях: Программы дальнейших реформ Е[катери]ны.
126 Первоначально было: Наказом.

7-я лекция
ПОЛОЖЕНИЕ ДВОРЯНСТВА В МЕСТНОМ УПРАВЛЕНИИ И СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ

Екатерина находила двойную пользу в комиссии 1767 г.1 1) для себя самой и 2)2 для русского общества. В депутатских наказах и речах вскрылись нужды и желания разных классов населения, потребности времени и средства, которыми могло располагать правительство для их удовлетворения.
‘Комиссия Уложения, — писала3 Екатерина, — подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеет и о ком пещись должно’. И общество, по мнению Екатерины, через комиссию стало ближе к правительству. ‘Многие стали, — по ее словам, — о цветах судить по цветам, а не яко слепые о цветах, по крайней мере, стали знать волю законодавца и по оной поступать’. Но в этой двойной пользе от комиссии была и капля горечи. Мало отрадного было узнать автору Наказа, с кем приходилось иметь дело: приходилось иметь дело с людьми, которые, правда, судили
О цветах по цветам, как зрячие, но при этом показали, что они не дорожат цветами и даже не понимают их. В Наказе им были предложены лучшие цветы западноевропейской мысли: равенство, вольность, общее благо, а они отвечали, что видят эти цветы и ничего кроме цветов в них не видят. С своей стороны они потребовали плодов, самых грубых, но питательных плодов вроде расширения крепостного права, исключительных сословных привилегий, господства в местном управлении. При всей разноголосице требований, при всей прихотливости местных вкусов депутаты ссылались на ту же Западную Европу, откуда Наказ нес им такие прекрасные идеи, только не на Европу, которая мыслила и мечтала в ученых кабинетах и на профессорских кафедрах, а на Европу, которая правила, торговала, работала. Можно думать, что комиссия имела решительное влияние на направление деятельности Екатерины4, а так как Екатерина хотела руководиться в своей деятельности западноевропейскими идеалами и образцами, то комиссия не могла не оказать действия и на направление западного влияния в России4. Она не годилась для составления свода законов, но, как совершенно справедливо говорила Екатерина, трудно было придумать собрание, целесообразнее составленное, если нужно было узнать, что думала и чего желала страна. Торжественная обстановка комиссии, пестрота ее этнографического и социального состава, важность задачи — все это возбуждало энергию и самолюбие ее ораторов, а чтение Наказа, вызывавшее5-6 слезы в слушавших его депутатах, приводило умы в то благодушное, разрыхленное настроение, когда охотно высказываются не только показные, расхожие мысли и чувства, но и такие, которые обыкновенно откладывают про запас, приберегая их для домашнего обихода. И действительно, ораторы комиссии высказывались так нараспашку, что сторонний наблюдатель мог чувствовать самый темп их мысли, самую температуру их желаний. Что же оказалось? Береженные про запас мысли вскрыли такую нескладицу интересов, такой черствый сословный эгоизм, такую неурядицу общественных отношений, что все это привело бы в раздумье всякого реформатора, желавшего устроить такую страну по советам Монтескье и Беккариа. Екатерина настолько знала механизм общества, чтобы не решиться во имя неиспытанных идей ломать веками установленный порядок. Однако эти идеи были провозглашены так громко, что неловко было совсем отказаться от них. Сама комиссия указала императрице выход из этого затруднения. Она действительно подала Екатерине свет7 и сведение о том, с кем приходилось иметь дело и как следовало поступать8: слезы умиления депутатов при чтении Наказа не мешали им заявить самые суровые и неуступчивые требования. Значит, приходилось иметь дело с обществом впечатлительным, но недостаточно поворотливым, с людьми, у которых мысль восприимчивее и гибче их привычек9.
Этому указанию и следовала Екатерина в своей правительственной деятельности: не вооружаясь прямо против основ10 туземных порядков11, она хотела привить к ним чуждые им идеи12. Эта прививка шла таким порядком: веяния, шедшие13 из-за границы, новые идеи допускались в ежедневном обороте мнений, как украшения правительственной деятельности и общественной жизни, проводились в частных беседах императрицы, в великосветских гостиных и даже в казенных школах, в литературе, иногда и в предисловиях к законам, но не далее, самые законы своим содержанием только укрепляли туземные факты, завязавшиеся задолго до Екатерины, или осуществляли желания, настойчиво заявленные в комиссии 1767 г. Так сложилась усвоенна[я] Е[катери]ной14 политическая программа15, которая может быть выражена такими немногими словами: литературная, салонная и педагогическая пропаганда идей века и законодательное закрепление чуждых им фактов места16. [Она была] донельзя национ[альной], патриотичной во внешн[ей| полит[ике], благодушно либеральной], гуманной в приемах управления, в обращении] с людьми, с поддан[ными] и осторожно консервативной] в законодательстве17. Эта программа хотела сказать русскому обществу: живите по-русски, только думайте по-европейски. Идеи поверх фактов, отношений, как облака, разнообразя пейзажи, но не изменяя профиля страны18.
Эта встреча с глазу на глаз не похожих друг на друга идей и житейских отношений — вообще редкий момент в истории. У нас это случилось во второй половине XVIII в.19, и этот момент в нашей истории не лишен драматизма, потому что такая встреча неизбежно вызывала брожение в умах, недоразумения20 и затруднения21 в отношениях. Гармония жизни требует полного согласия понятий и отношений. Люди не выдерживают продолжительного разлада своей мысли и жизни, особенно когда мысль, овладевшая умами, оказывается выше жизни. В таком случае либо мысль пригнется до уровня жизни, либо жизнь расстроится под действием мысли. Будем наблюдать, как разрешался у нас этот разлад до конца XVIII22 в.23

ГОСПОД[СТВУЮЩЕЕ] ПОЛОЖЕНИЕ ДВОРЯНСТВА24

Как мы уже не раз говорили, проводником западного влияния у нас суждено было стать передовому сословию русского общества — дворянству. Как оно исполнит свою задачу, это зависело от положения25, какое оно займет в обществе после своей служебной эмансипации, от того нового общественного дела, которым оно наполнит открывшийся ему досуг. Это место и это дело указаны были сословию двумя важнейшими законодательными актами Екатерины: губернскими учреждениями 7 ноября 1775 г. и жалованной грамотой дворянству 21 апреля 1785 г. Первый акт указал сословию место в областном управлении, второй — окончательно определил его положение как землевладельческого класса среди сельского населения.

ГУБЕРНСК[ИЕ] УЧРЕЖДЕНИЯ26

Закон 7 ноября 1775 г. ‘Учрежд[ение] для управл[ения] губ[ерний]’27 совершенно перестроил губернское управление, созданное Петром Великим. Влияние новых политических идей, какие тогда проводились на Западе, явственно отразилось в некоторых основаниях губернской реформы Екатерины, и28 прежде всего во введенном ею новом областном делении. Отвлеченный разум тогдашней философии мало ценил пространство и время, главные условия исторической жизни, и в губернском делении Екатерины не приняты были во внимание ни география, ни история страны, основанием его принята была одна статистика, количество населения: предписано было разделить Россию на 50 губерний, т. е. таких геометрических клеток, из коих в каждой было бы по29 300—400 тыс. обывательских душ, не стесняясь при этом чертеже ни пространством новых областей, ни прежним исторически сложившимся областным делением, точно Россия была нетронутая американская прерия, населенная бизонами, или школьная доска, на которой по трафарету можно было чертить какие угодно геометрические построения. Благодаря тому случилось, что архангельский губернатор управлял пространством более чем в 1 1/2 раза шире того, каким правил тогда король Франции. Губернии подразделялись на уезды с населением и 20—30 тыс. жителей в каждом. Устройство губернского управления и суда носило на себе резкий отпечаток двойственного влияния, под которым составлено было положение 7 ноября, с одной стороны, влияние нолитических идей западных публицистов, с другой — туземных русских преданий и потребностей. В учреждениях 1775 г. строго проведено было начало разделения ведомств, провозглашенное в Наказе и заимствованное у Монтескье. Эта была тогда модная политическая идея: без строгого разделения властен публицисты тогда не понимали правильного государственного порядка.
В губернских учреждениях Екатерины администрация в собственном смысле была обособлена от судебного ведомства, суд гражданский отделен от уголовного. Главным административным моментом было губернское правление с губернатором или наместником во главе. Это учреждение полицейское и распорядительное, обязанное смотреть за порядком и тишиной, в губернии, объявлять и приводить в исполнение указы высшего правительства, блюсти за правильным течением дел в других учреждениях.
Финансовые дела ведает губернская казенная палата, под руководством которой действуют казначейства губернские и уездные, собирающие и хранящие казенные доходы. Особенно сложное устройство дано было суду. Он был разделен на три инстанции или ступени. Из них высшую составляли две губернские палаты, одна — уголовных дел, другая — дел гражданских, среднюю инстанцию образовали три губернские сословные судебные места: верхний земский суд для дворян, губернский магистрат для купцов и мещан, верхняя расправа для класса вольных хлебопашцев, наконец, низшая инстанция состояла также из трех сословных уездных мест: уездного суда для дворян, городового магистрата для купечества и мещанства и нижней расправы для вольных хлебопашцев, где было достаточно населения этого звания. Уездные сословные суды были подчинены сословным губернским, а последние судебным палатам. Влияние западных публицистов30, обнаружившееся в таком сложном расчленении управления и суда, сказалось еще в двух учреждениях, впервые явившихся при Екатерине и не имевших ничего себе подобного в прежней системе русского административного и судебного устройства. То были губернский совестный суд и приказ общественного призрения. Первый ведал дела уголовные, в которых источником преступления была не сознательная воля, а несчастие либо стечение печальных обстоятельств, малолетство, безумие, фанатизм31, суеверие и т. п., и дела гражданские, по которым обращались к нему сами тяжущиеся. В этом суде дела решались не прямо на основании улик формальных, доказательств, но по убеждению или совести судьи32, обязанность которого33 в гражданских и мелких уголовных делах состояла прежде всего в том, чтобы помирить тяжущиеся стороны.
Приказ общественного призрения ведал школы, сиротские дома и другие благотворительные учреждения — такие дела, которые дотоле не входили34 в круг ведомства особого правительственного места. Может быть, под совместным влиянием западных веяний и туземных потребностей возник состав присутствия обоих этих учреждений: как в том, так и в другом председатели назначались правительством, а заседатели выбирались тремя сословиями: одни — дворянством, другие — городским торгово-промышленным населением, третьи — вольными хлебопашцами. Точно так же и в других перечисленных учреждениях присутствию дано было коллегиальное устройство, только в высших губернских учреждениях административных и судебных и председатели и заседатели назначались правительством, именно Сенатом, в средних судебных местах председатели назначались от короны, а заседатели выбирались на три года сословиями. В низших уездных учреждениях все присутствие избиралось сословиями. Мысль открыть местным обществам посредством этих выборов некоторое участие в управлении и суде, как и соединить в совестном суде и приказе общественного призрения для совместной деятельности представителей разных сословий, дотоле разобщенных, может быть и была навеяна законодательнице извне, но в то же время, несомненно, удовлетворяла туземной потребностиэ5. Еще очевиднее обнаружилось туземное влияние в устройстве уездной полиции, органом которой был нижний земский суд. Если в уездных губернских сословных судах еще равномерно распределено было участие сословного представительства, то в этом нижнем земском суде, полицейская власть которого простиралась на все население уезда без различия сословий, решительное преобладание дано было одному сословию — дворянству: как председатель его земский исправник или капитан, так и постоянные заседатели избирались одним дворянством. В таком составе нижнего земского суда надобно признать прямое влияние заявленного дворянством в комиссии 1767 г. желания руководить уездным управлением36.
При введении изложенных губернских учреждений, которое длилось лет двадцать по изданию положения 1775 г., завершено было и корпоративное устройство дворянства, т. е. удовлетворено и другое желание сословия, заявленное в той же комиссии. Положение 1775 г. установило трехлетнее37 уездное собрание дворянства для избрания уездного предводителя и других лиц на должности, замещаемые по выбору сословия. При введении новых учреждений в каждой губернии все дворянство съезжалось в губернский город и здесь выбирало своего губернского предводителя. Так возникли губернские дворянские собрания. Право выбирать губернского предводителя и составлять губернское сословное общество или корпорацию формально было признано за дворянством каждой губернии в жалованной грамоте этому сословию, данной 21 апреля 1785 г. Эта грамота окончательно определ[ила] 38 и закрепила все права дворянства, как личные, так и корпоративные. Права личные, признанные за каждым дворянином, состояли в том, что он39 признавался полным собственником своего недвижимого имущества с крепостным его населением включительно40, не платил лично никаких податей и не нес рекрутской повинности, мог быть судим только себе равными, мог быть наказан только по суду, свободен от телесного наказания, без судебного приговора41 не мог быть лишен своего звания, которое передает жене и детям, приговор по преступлению дворянина не мог быть исполнен без высочайшего утверждения. Права корпоративные состояли: в сословном самоуправлении и суде и в праве ходатайствовать перед верховной властью о нуждах сословия42. Введение губернских учреждений 1775 г. вместе с жалованной грамотой внесло43 в дворянское общество, рассеявшееся по губерниям, большое оживление. Периодически, раз в три года, дворяне каждой губернии собирались, облеченные в сословный мундир44, тогда же им пожалованный, в губернском (или уездных) городах и здесь производили выборы среди речей, пиров и увеселений, какими угощали их собратия, предводители и сам губернатор. Прислушиваясь к толкам и речам на этих дворянских съездах, иностранцы считали их опасными в политическом отношении: два француза, путешествовавшие по России в начале 1790-х годов, наслушавшись этих речей и толков45, пророчили в своих путевых записках, что рано или поздно эти собрания непременно подадут сигнал к великой революции46. Это пророчество было совершенно47 несбыточно по самому характеру, какой получили на деле сословное дворянское самоуправление и то участие47 в местном губернском управлении, какое дано было дворянству Положением 1775 г. и грамотой 1785 г. Это участие выражалось главным образом в дворянских съездах и выборах на известные должности48. В губернском городе через каждые три года для местного дворянства наступала на несколько дней периодическая суета ораторская, избирательная и гастрономическая, но на дворянских собраниях не читали ни докладов об общем положении дел в губернии, ни отчетов выборных должностных лиц о своих действиях за прослуженное трехлетие, не производилось ревизий и поверок их деятельности. Таким образом, дворянство не имело побуждения постоянно следить за положением дел в губернии и за ходом выборного управления49. Окончив выборы, дворяне разъезжались по своим усадьбам и до следующего съезда спокойно предавались своим домашним занятиям, зная своего уездного предводителя и капитана-исправника и мало заботясь о ходе дел в губернии50. Значит, участие в местном управлении не задавало дворянству серьезной работы, не было постоянным и ровно напряженным делом, а вспыхивало на короткое время, раз в три года, это было не сословное самоуправление, даже не наблюдение за ним, а только периодическая поставка выборных лиц на известные должности местного управленияв1.
Но по крайней мере для сельских занятий дворянство имело полный досуг в крепостной деревне. Какое положение создалось здесь для сословия? Здесь, конечно, ему было больше серьезного62 дела. С губернским городом его связывали вопросы управления, общественного порядка и сословного интереса, все вопросы более или менее отвлеченные. В деревне у каждого дворянина были интересы личные, жизненные и непосредственные, сельское хозяйство и власть над крепостными, как сельскохозяйствен[ными]63 орудиями64. К тому же и вопрос о крепостном праве вступил тогда в новую фазу, усложняя отношение к нему дворянства. До закона 18 февр[аля] 1762 г. это право опиралось на обязательную службу дворянства, которая давала ему политический смысл и оправдание, неся служебную повинность, дворянин нуждался в труде крепостных рабочих, доставлявшем ему средства для службы. С отменой обязательной службы крепостное право теряло свой прежний смысл, становилось средством без цели, следствием без причины. Таким образом, вопрос об этом праве сам собою становился на очередь: нужно было или отменить это право, или дать ему новый смысл, во всяком случае, необходимо было точно определить взаимные отношения владельцев и крепостных. Эти отношения были тогда очень неопределенны и даже стали менее определенными, чем были прежде. Так, в XVII в. власть землевладельцев над крепостными была поставлена в известные границы: крепостные имели право жалобы на владельцев. Но эти границы в XVIII в. постепенно стирались. Влиятельные и компетентные люди указывали Екатерине с начала ее царствования на необходимость точного законодательства о крепостном праве. Так, гр[аф] Петр Панин в записке 1763 г. писал императрице, что следует ограничить беспредельную власть помещиков над крепостными, которые обременены непосильными поборами и работами. Панин настаивал на необходимости точно определить законом размеры крестьянских работ и оброков в пользу господ. Мы видели, что и в комиссии 1767 г. поднимались робкие голоса Коробьина и других депутатов об ограничении помещичьей власти. Но они были заглушены возражениями и требованиями расширить область и пределы крепостного права. Екатерина, которая принуждена была зачеркнуть в своем Наказе почти все, что было там написано против крепостного права, была смущена и раздражена этими требованиями и выразила это в одной резкой записочке, где читаем: ‘Если крепостного нельзя признать персоною, следовательно, он не человек, так его скотом извольте признавать, что к немалой славе и человеколюбию от всего света нам приписано55 будет. Все, что следует о рабе, есть следствие сего богоугодного56 положения и совершенно для скотины и скотиною делано’57. Чтобы понять важность этого вопроса, достаточно припомнить, что по третьей ревизии, произведенной в начале царствования Екатерины, крепостных крестьян в великороссийских губерниях оказалось около 53% всего сельского населения.
Екатерина придумала такую цену мнениям защитников крепостного права, что ее законодательство не только не стеснило, но и расширило как область крепостного права, так и пределы помещичьей власти. Она продолжала жаловать в награду за службу населенные имения и раздала в частное владение58 до 400 тыс. ревизских душ. Крепостное право распространено было при ней на области, где его прежде не было. В Малороссии до Екатерины продолжался переход крестьян от одного владельца к другому. Екатерина указом 1783 г. запретила этот переход и водворила в Малороссии крепостное право, захватившее здесь около миллиона вольных крестьян. С другой стороны, некоторые ее указы усиливали господскую власть над крепостными. В царствование Елизаветы с целью заселения Сибири разрешено было помещикам ссылать туда крепостных ‘на поселение за предерзостные поступки’ без права возвращать их из ссылки. Екатерина указом 1765 г. превратила это право ссылки на поселение в право ссылать на каторгу с дозволением возвращать сосланных. Указом 22 авг[уста] 1767 г., изданным, следовательно, в то время, когда комиссия слушала статьи Наказа о свободе и равенстве, решительно воспрещены были жалобы крепостных на помещиков под страхом кнута и ссылки в каторжную работу без срока. В жалованной грамоте 1785 г. было предоставлено дворянству право полной собственности на его недвижимое имение со всем, что в нем находится, и таким образом молчаливо распространено это право и на крепостных людей, как на часть сельскохозяйственного инвентаря землевладельца. Таким образом, помещичья власть над крепостным, лишившись прежнего политического оправдания, стала при Екатерине в более широкие юридические пределы.
Это расширение власти поставило помещиков в новые отношения к крестьянам и создало им своеобразное землевладельческое положение.
Под покровом крепостного права сложилось у59 русского дворянства очень своеобразное60 сельское хозяйство. До половины XVIII в. обязательная служба дворянства не позволяла ему принимать непосредственное участие в сельском хозяйстве, входить в непосредственное сношение с крестьянами, живя постоянно в городах, дворяне возлагали ближайшие сельскохозяйственные заботы на своих приказчиков или старост61. Благодаря тому в помещичьем хозяйстве установилась до половины XVIII в. двоякая система эксплуатации имений — оброчная и барщинная. Где было выгодно, помещик эксплуатировал значительную часть своей земли посредством барщины, руками крепостных крестьян, в противном случае он отдавал почти всю свою землю крестьянам, обложив их оброком. До половины XVIII в. оброчная система если не преобладала над барщинной, то была распространена не меньше ее. Во второй половине века дворянство стало62 свободно от обязательной службы: по расчету Екатерины, сделанному в 1780-х годах, из полумиллиона дворян только 10 тыс.63 состояло на службе. Можно было ожидать, что сословие воспользуется своим досугом и непосредственно займется сельским хозяйством. В руках дворянства сосредоточивалось огромное количество самой производительной силы страны — земли, и поэтому сословию открывалась возможность стать руководителем народного хозяйства в России. Случилось как раз наоборот. Дворянство не только не покинуло оброчной системы хозяйства, но постепенно расширяло ее, устраняясь от непосредственного ведения своих сельскохозяйственных дел. Екатерина в своем Наказе пишет: ‘Все деревни почти на оброке’. В конце ее царствования люди, знакомые с делом, жаловались на вредные64 следствия, выходившие65 для народного хозяйства из господства оброчной системы в помещичьих имениях. Легко понять причины этого торжества оброчного хозяйства над барщинным, т. е. побуждения66, заставлявшие дворян устраняться67 от непосредственного руководства своим сельским хозяйством. Царствование Екатерины началось многочисленными местными восстаниями крестьян68, которые потом слились в громадный Пугачевский бунт. Напуганные этими мятежами, дворяне в большинстве не решались покидать города, где чувствовали себя безопаснее. Другую причину указала Екатерина в своем Наказе: ‘Не быв вовсе или мало в деревнях своих, помещики обложат каждую душу по рублю, по два и даже до пяти рублей, несмотря на то, каким способом их крестьяне достанут сии деньги’. Значит, оброчное хозяйство предпочиталось как наиболее удобное и вместе [с тем] как наиболее доходное: оно избавляло помещиков от всех мелких хозяйственных забот, связанных с непосредственной барщинной эксплуатацией имения, и от необходимости проводить бессонные ночи в деревне в ожидании крестьянского мятежа, вместе с тем при неограниченном праве помещика возвышать оброк оброчная система давала такой доход, какого при тогдашних условиях сельского хозяйства в России69 и неподготовленности к делу самих землевладельцев69 помещик не мог бы получить от барщины. И так оправдалось мнение Волынского, который в 1730 г. думал, что дворяне, привыкши служить, а не заниматься сельским хозяйством, и по освобождении от обязательной службы не сумеют и даже не захотят им заниматься70, а будут скорее разб[оем] и пристанодерж[ательством] хлеб себе добывать70. В продолжение всего царствования Екатерины душевой оброк постепенно возвышался, так что к концу этого царствования крепостная душа платила больше чем вдвое сравнительно с платежом в начале его.
Но чтобы обеспечить исправный платеж оброка крестьянами, нужно было установить строгое управление ими. Качество вотчинного управления измерялось доходностью вотчины: давало имение хороший доход — значит, оно хорошо управлялось. Вот почему все внимание дворян было обращено на устройство крестьянского управления. Закон давал им полный простор в этом отношении. Помещик был полным распорядителем крестьянского мира, населявшего его вотчину, наблюдал за благонравием и порядком среди него, являлся здесь властью законодательной и судебной, установлял общественные и хозяйственные отношения крестьян. Памятники XVIII в. сохранили нам обильные свидетельства о том, с какой свободой, часто с каким капризом помещики установляли эти отношения, судили и наказывали крестьян, распоряжались их трудом. Таким образом, помещики заняты были не столько операциями по разработке земли, сколько распоряжениями по управлению крестьянами. Заботы о развитии земледельческой культуры, о применении к земледелию усовершенствованных орудий и приемов постепенно отступали на задний план, задачей помещичьего хозяйства стало управление крестьянами, а не культура земли. Благодаря крепостному праву и даровому крепостному труду помещик, предназначенный стать образцовым агрономом и руководителем народного хозяйства, превратился в полицейского управителя крепостных душ. Даровой труд избавлял его от необходимости искать технических усовершенствований сельского хозяйства. Помещик эксплуатировал не землю с помощью крестьян, на ней живших, а крестьян посредством71 земли, на которой опи жили. Так русское дворянское землевладение благодаря крепостному праву превратилось в душевладение. Такой взгляд на себя начали усвоять и размышлявшие72 лучшие помещики конца XVIII в.: они считали себя ‘наследственными чиновниками, которым правительство, дав землю для населения, вверило через то попечение о людях, на оной жить имеющих’. Крепостное право, дав такое полицейское73 направление74 сельскому хозяйству в дворянских имениях, тем самым оказало вредное влияние и на хозяйственное положение дворянства. Благодаря даровому крестьянскому труду, каждая новая потребность помещичьего хозяйства удовлетворялась простым наложением новой работы на крестьян. Потому помещик не имел побуждения копить оборотный капитал, изобретать повые источники дохода посредством лучшей эксплуатации своего имения. Отсюда развились главные недостатки помещичьего хозяйства, существовавшие до самой отмены крепостного права: отсутствие бережливости, предприимчивости, предусмотрительности, равнодушие к усовершенствованным приемам земледелия, к техническим изобретениям в сельском хозяйстве других стран. Простор власти, возможность все получить даром, посредством простого приказа из конторы, заменяли оборотный капитал я сельскохозяйственные знания.
Далее, крепостное право оставило и крестьян без надлежащего технического руководства. Обложив крестьян оброком, помещик предоставлял обработку земли опытности самого крестьянина, он не приходил к последнему на помощь ни с техническим знанием, которого не имел сам, ни в75 большинстве случаев с достаточным оборотным капиталом, которого не сберегал. Обложенные тяжелым оброком, крестьяне принуждены были обращаться к работам на стороне, к отхожим промыслам, чтобы восполнить недостаток своего сельскохозяйственного бюджета, и таким образом отрываться от семейств и домашних занятий. Во всем этом надобно видеть источник недостатков, какими до сих пор страдает сельское хозяйство у крестьян: отсюда их неуменье переходить от рутинных приемов земледелия к усовершенствованным, их наклонность пахать возможно больше и неуменье или неохота пахать лучше, их непривычка к интенсивному хозяйству и т. п. Такое положение создано было крепостным правом для дворянства в местном управлении и в сельском хозяйстве. Корпоративное устройство и сословные привилегии уединили его, вывели из состава русского общества, а крепостное право оставило его без живого дела и в деревне. Так дворянство стало в одно и то же время одиноко в обществе76 и праздно дома77, это общественное уединение и этот домашний78 досуг дворянства стали источниками79, почвой, на которой выросли и распустились79 нравы и вкусы, господствовавшие80 в русском обществе во второй половине XVIII в. У зажиточного дворянства не было серьезного дела81 ни в губернской82 канцелярии, ни в вотчинной конторе, оставались кабинет и гостиная, здесь оно и изыскивало средства наполнить свой 24-часовой83 досуг. Оно должно было заимствовать эти средства со стороны, из привычных уже источников западноевропейской культуры. Понятно, что именно84 должно было понадобиться ему85 из этого культурного запаса — это86 предметы, удобные87 для приятного размышления88 в кабинете и для занимательного разговора в гостиной: все нетревожно89-меланхолическое, что способно вызвать досужее раздумье, идя с Запада, поступало в русск[ий]90 барский кабинет, все веселое, легкое, забавное91, занимательное — в русск[ую]92 барскую гостиную. На это93 и рассчитано было школьное и домашнее воспитание94 сословия во второй половине века95.
1 Цифра и скобка написаны над строкой. На полях: Признавала удачной, потому что не Улож[ение] — цель. Статья, [с] 148 i.
2 Цифра и скобка написаны над строкой.
3 Над зачеркнутым: говорила. На полях: За один стол+. Сб[орник Русского исторического общества, т.] X. [СПб., 1872, с.] 35.
4-4 Позднее текст взят в карандашные скобки.
5-6 Первоначально было: вызвавшее.
7 Первоначально было: совет.
8 На полях: и некоторые требования. Статья, [с] 170 m.
9 На полях: Стр. 191 0x01 graphic
.
10 Слово написано на полях.
11 Над зачеркнутым: привычек.
12 На полях: Статья, [с.] 152—3.
13 Первоначально было: веяние, шедшее.
14 Два предыдущих слова написаны над строкой.
15 Далее зачеркнуто: которую усвоила Екатерина и.
16 На полях: Стр. 134.
17 Фраза написана на полях.
18 Фраза написана на полях. В тексте значок 0x01 graphic
.
19 Цифры написаны над зачеркнутым: прошлого.
20 Буква я написана над зачеркнутой е.
21 Буква я написана над зачеркнутой е.
22 Первоначально было: XVII.
23 На полях: Внешн[яя] полит[ика]. Статья, [с.] 135, 153. Стр. 134 f.
24 Подзаголовок написан на полях.
25 На полях значок: f.
26 Подзаголовок написан на полях.
27 Четыре предыдущих слова написаны над строкой.
28 Слово написано над строкой.
29 Слово написано над строкой.
30 На полях: Сыс[оев, с.] 211—12.
31 Слово написано на полях.
32 Исправлено из: судей.
33 Буквы ого написаны над зачеркнутыми ых.
34 Написано над: видели.
35 На полях: Сыс[оев, с.] 205.
36 На полях: Ст[атья, с.] 172 f.
37 Буквы ее зачеркнуты, и над ними написаны ня.
38 Слово написано над: выразила.
39 На полях: передавал свое сословное достоинство жене и детям.
40 На полях: фабрики и заводы с торговлей.
41 Над зачеркнутым: обвинения.
42 На полях знак вопроса и текст: Городовая грам[ота]. Нард[ов+, с.] 126.
43 Буква о написана над зачеркнутой и.
44 Позднее исправлено на: сословные мундиры.
45 На полях: Мысль Б[естужева]-Рюмина занять дворян местным управлением. Стат[ья, с.] 172 fe.
46 На полях: Преобладающее значение сословия по закону. Сыс[оев, с.] 209 f.
47-47 Первоначально было: неосновательно, но по тому характеру того сословного самоуправления и того участия.
48 На полях: Статья [с] 173 f, 174, 1.
49 На полях: Ст[атья, с.] 174, 2.
50 На полях: Уездные [лтюряне]. [Статья, с.] 171 f.
51 Далее приписано к строке: Закрепление туземн[ых] фактов. Сыс[оев, с.] 218. Равнодушие сословия. Статья, [с] 171 f, 172,3L. На полях: Сыс[оев, с.] 214. Сложность и дор[оговизна администрации]. Более блеска, чем основ[ательно]сти. Фазы в полож[ении] дворянства. [Сысоев, с.] 218.
52 Слово написано над строкой.
53 Два предыдущих слова написаны над строкой.
54 Далее зачеркнуто: этого хозяйства.
55 Буквы при написаны над на.
56 Первоначально было: благоугодного.
57 На полях: Сол[овьев, т.] 27, пр[имечание] 74,
58 Первоначально было: раздела частные владения.
59 Первоначально было: для.
60 Далее зачеркнуто: крепостное.
61 Два слова написаны над строкой.
62 Слово написано над зачеркнутым: было.
63 На полях знак вопроса.
64 Буквы ые написаны над зачеркнутыми ое.
65 Буквы ие исправлены из ее.
66 Слово написано над зачеркнутым: причины.
67 Первоначально было: уклоняться.
68 На полях: Ст[атья, с.] 172 F +.
69-69 Написано над строкой.
70-70 Написано над строкой.
71 Слово написано над зачеркнутым: с помощью.
72 Слово написано над строкой.
73 Слово написано над строкой.
74 Слово исправлено из: неправильное.
75 Слово написано над строкой.
76 Два предыдущих слова написаны над строкой.
77 Слово написано над строкой.
78 Слово написано над строкой.
79-79 Написано лад строкой.
80 Первоначально было: нравов и вкусов, господствовавших.
81 На полях: дворянско[м] собр[ании].
82 Слово написано над строкой.
83 Слово написано над строкой.
84 Слово написано над зачеркнутым: ему.
85 Слово написано над строкой.
86 Слово написано над строкой.
87 Слово написано над строкой.
88 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутыми: меланхолического раздумья.
89 Слово написано над строкой.
90 Слово написано над строкой.
91 Слово написано над строкой.
92 Слово написано над строкой.
93 Первоначально было: этом.
94 Первоначально было: воспоминание.
95 Далее четыре с половиной строки оставлены чистыми.

8-я лекция
ОБРАЗОВАНИЕ И ВОСПИТАНИЕ ДВОРЯН

По школе всегда можно узнать, обладает ли общество установившимся взглядом на задачи образования. Не редко приходится слышать, будто школа должна учить тому, что пригодится в жизни. Где такое мнение получает господство, там, значит, взгляд на цели образования еще не установился, ведь такое мнение подчиняет школу вкусам, господствующим в данную минуту, делает учащегося слугой или жертвой временных потребностей взрослого общества, из учащейся молодежи приготовляется в школе живая, дрессированная сила, предназначенная для известного технического производства, в котором нуждается общество, или организованный инструмент, заменяющий механическую силу. Притом такое мнение лишает школу1 всякой устойчивости, делая ее игрушкой случайных общественных поветрий. Когда обществом руководят деловые люди, они расположены придавать школе практическое направление, рассчитанное на ближайшие нужды времени, но станут руководителями общества веселые головы, которые провозгласят, что жить — значит вкушать радости жизни, и школа перестроится, превратится в танцевальный или музыкальный класс. Конечно, проще было бы установить обратное отношение школы к жизни — такое, чтобы не школа2 учила тому, что потребуется в жизни, а жизнь требовала бы того, чему учит школа. Тогда и самый вопрос об отношении школы к жизни упразднился бы, школа заняла бы3 твердое и достойное ее положение, стала бы не прислужницей, а воспитательницей и4 руководительницей житейских вкусов и потребностей. Но это простое отношение установить всего труднее: школьный возраст плохо знает потребности взрослых, а взрослые не любят репетировать в жизни школьные уроки. Вообще, люди много думали о том, как приспособить школу к жизни, и очень мало задумывались над тем, как бы жизнь свою устроить так, чтобы к ней могла приспособиться школа.
Русские люди XVII—XVIII вв.5 держались мысли о подчиненном отношении школы к жизни, и потому русской школе долго не удавалось выработать устойчивую программу6. Петр Великий мечтает о такой школе, из которой бы люди ‘во всякие потребы происходили’, годились бы для удовлетворения насущных практических нужд государства и общества. Много забот и труда положил преобразователь на дело водворения в России технического, особенно военного, образования, надобившегося государству, — артиллерийского, морского и инженерного. Проводником такого образования7 предназначалось стать дворянству. Для обеспечения этого дела Петр указом 20 янв[аря] 1714 г. установил обязательное элементарное обучение для этого сословия с участием цифири (арифметики) и геометрии. Трудно представить себе, сколько хлопот наделала сословию эта учебная повинность. Казенных школ было мало или до них было далеко. Дворяне-родители должны были пробавляться подручными домашними средствами педагогии, о которых очень много занимательных и характерных известий сообщают в своих записках пользовавшиеся ими дворяне XVIII в.8 Обыкновенно первоначальным9 образователем дворянина средней руки был сельский грамотей-пономарь10 или заштатный поп. В руках этих наставников розга была самым надежным педагогическим средством, лучше сказать, заменой всякой педагогики. Здесь учили читать по Часовнику и Псалтирю и реже кое-как писать. Майор Данилов, вспоминая в записках годы своего учения (1730-е годы), рассказывает случай, живо рисующий ход и средства тогдашнего дворянского образования11. Учась в Московской артиллерийской школе вместе с сотнями других дворянских детей и проходя раз мимо одного дома, он зазевался на каменного попугая, стоявшего на окне. Из окна выглянула барыня, которая, узнав, что он артиллерийский ученик, зазвала его в дом и просила поэкзаменовать ее сына, который тогда гонял шестом голубей. Узнав, что сын ее ничего не знает из арифметики, мать просила Данилова поселиться у нее и заниматься с ее сыном. Зять этой барыни, женатый на ее сестре, числился учеником в той же артиллерийской школе. Жена упросила Данилова перейти от сестры в ее дом, чтобы заниматься с ее мужем и с ним12 вместе ездить в школу, но муж был ‘великий шалун’, ничему учиться не хотел, выписался из школы в армейский полк и тем избавился от ученья. Впрочем, и казенные, технические школы были в уровень с домашними педагогами. У того же Данилова читаем любопытный рассказ об упомянутой Московской артиллерийской школе 1730-х годов, в ней не было ни порядка, ни надзора. Надзирал и13 арифметике обучал в ней штык-юнкер, в третий раз судившийся по обвинению в убийстве. Он с трудом разбирал старую печатную арифметику Магницкого, но был человек вздорный, неприличный и редко приходил в школу трезвым. При таких педагогических средствах трудно было исполнить программу дворянского образования, начертанную Петром14. В ведомстве Адмиралтейства находилась, между прочим, Навигатская школа15 в Москве на Сухаревой башне, где по штату 1731 г. должны были обучаться 100 дворянских недорослей, но этого числа учеников далеко не было налицо. В школу поступали дети16 мелкопоместных или беспоместных дворян. В 1750 г. Адмиралтейская коллегия жаловалась Сенату, что, получая скудное содержание, бедные ученики ‘от босоты’ не могли даже ходить в академию (так называлась школа), должны были искать себе средства для17 пропитания на стороне. Так пало любимое детище Петра — Навигатская наука18. Морск[ой] шлях[етский] корпус19. Со смерти преобразователя при дворе и в обществе восторжествовали другие вкусы, и другие задачи поставлены были школе. До того времени эти задачи указывала ей обязательная служба дворянства. Но эта служба была снята с сословия, а обязательность учиться осталась на его плечах. С тех пор школа, освободившись от государственных требований, стала в рабскую зависимость от характера светской жизни, от вкусов и понятий, его руководивших. Так как дворянство было образцом и законодателем в этой жизни, то и20 школьное образование стало слугой вкусов и затей дворянского общежития, а это общежитие складывалось под влиянием положения, какое создалось к тому времени для дворянства указанными выше условиями. Став привилегированным сословием, уединенным от остального общества, и оставшись без серьезного общественного дела, сословие стало искать интересов, которые бы не дали ему погрязнуть в ежедневных дрязгах праздной жизни. Очутившись на воле, дворянское образованное общество стало подумывать о том, как бы государственную повинность учиться превратить в искусство посредством учения наполнять безграничный досуг. Когда люди из высшего класса теряют из вида живые общие интересы и перестают принимать прямое участие в жизни остального общества, тогда они создают себе искусственное общежитие, которое наполняют призрачными интересами и в котором действительность становится грезами, а грезы принимаются за действительность. Разумеется, в таком общежитии для борьбы с досугом всего удобнее было сделать предметом изучения обширную область приятного. Тогда усилился в русском цивилизованном обществе спрос на изящные украшения жизни, на эстетические развлечения. С той минуты художества стали главным предметом изучения для него, эстетика, особенно низшая, тривиальная — его высшей наукой2l. Западная Европа давала обширный материал для такого изучения. Случилось так, что вступление на престол императрицы Елизаветы было падением немецкого владычества при русском дворе, но вслед[ствие]22 этого падения иноземное владычество сменилось иноземным же, именно французским влиянием. Французский язык, французские моды и манеры начали проникать в дворянскую среду, украшая ее общежитие. В запас новых вкусов с того времени и театр стал важным житейским интересом, вкус к спектаклям усилился при Дворе и в высшем обществе. Припомним, что это было время, когда в Петербурге наряду с иноземными театрами, драматическим и оперным, впервые основался благодаря трагедиям23 Сумарокова и трудам актера Волкова24 русский театр и даже стали заводиться театры провинциальные. Но чтобы получить возможность пользоваться этими эстетическими удобствами, заимствованными, накладными, как тогдашние светские парики, но все же 25 украшавшими жизнь, как парики украшали физиономии, для этого необходима была некоторая подготовка, хотя бы элементарная, некоторое26 общее образование, нельзя же было прочувствовать эстетическим созерцанием Венеру Милосскую, не зная ничего из греческой мифологии. Так тон и вкус общежития указали задачу и направление школы в эт половине века. Она должна была подготовлять русское общество пользоваться благами искусства и светского общежития. Тогда и понадобилось научное образование, но только в эстетической дозе, не более того, сколько было нужно для понимания, хотя бы и поверхностного, предметов музея изящных искусств: учиться, чтобы уметь вращаться в свете и наслаждаться, и учиться не более того, сколько нужно, чтобы уметь наслаждаться, вращаясь в свете, такая задача была поставлена русской школе образованным обществом28. Тогда мир божий получил в этом обществе значение кунсткамеры, а людская жизнь представилась ему базаром развлечений и источником средств для возбуждения художественного вкуса. Любопытно видеть, какая учебная программа составлена была для исполнения такой прихотливой задачи общего образования, как и чему учили, чтобы только научить умело развлекаться в свете. Эстетическая цель общего образования разрешилась в две29 практические задачи домашнего и школьного воспитания: 1) усвоить искусства, украшающие общежитие, делающие человека приятным в обществе, 2) приобрести знания, украшающие ум, делающие его приятным для его обладателя. Таковы были основные задачи высшего общего образования в русских школах, возникших после Петра. Первые опыты такого образования давали мало надежды на успешное достижение сейчас указанных целей. Первым рассадником гуманитарного, не технического образования была открытая по смерти Петра, но по его плану в 1726 г. Академия наук. Ради дешевизны при этой Академии учреждены были и учебные заведения — университет, который должен был готовить ученых мужей для Академии, и гимназия для приготовления студентов этого университета. В академическую гимназию по ее открытии принято было более 10030 учеников, в ней предполагалось учить детей с шестилетнего возраста. Преподавание вели преимущественно немцы на латинском или немецком языке, в младших классах специально преподавался немецкий язык только для того, чтобы приготовить учеников к изучению наук в дальнейших классах. Первоначально нашлось много охотников учиться в гимназии из высших слоев31 русского общества, тем более что гимназия обещала обучать не только наукам, но32 и обхождению в свете. Но потом грубость и неумелость преподавателей охладили в обществе охоту отдавать туда своих детей33, так что туда начали поступать только дети солдат и т. п. Гимназия готовила студентов в академический университет, имевший целью готовить ученых людей и учителей для предполагавшихся средних учебных заведений. Но и в университет не охотно шли вольные слушатели, так что иногда профессоров бывало больше, чем студентов. Пришлось набирать студентов из семинаристов, привлекая их стипендиями, но и те не ходили на лекции или сами профессора не читали их34. Раз сами студенты подали высшему академическому начальству жалобу на нерадение профессоров35. После того по распоряжению начальства35 профессора почитали им, потом поэкзаменовали их, выдали аттестаты и выпустили из университета. Раз для того, чтобы приохотить общество к университету, при нем открыты были публичные лекции физики и анатомии, публика послушала этих лекций, но недели через две эти науки наскучили36 ей, и аудитории университета вновь опустели. Неудача происходила от недостатка37 любознательности38 в39 публике и занимательности самого преподавания. В одно время даже танцмейстер преподавал в университете геометрию. Университетские управители и преподаватели отличались грубостью обращения со студентами, доходившей до сечения последних40, студенты отвечали на это невероятной грубостью поведения41. Все это оправдывает отзыв Ломоносова об академическом университете, который, по его словам, ниже образа и подобия университета не имел. Вот почему Московский университет, открытый в 1755 г. при42 участии того же Ломоносова, не теряет права называться старейшим университетом в России, несмотря на более раннее поминальное43 существование университета академического. Но и в этом университете учебное дело долго не могло наладиться44 и давало очень тощие плоды. Лекции и здесь читались на французском или латинском языке. По-русски с 1767 г.45 Люди высшего дворянского общества находили, что в этом университете не только нельзя чему-либо научиться, но можно утратить и добропорядочные манеры. В первое время по открытии в университете числилось 100 студентов, тридцать лет спустя их было всего 82, в 1765 г. на юридическом факультете числился всего 1 студент48 и 8 лет [числился] 1 профессор-юрист46, только через 13 лет47 на открытии, в 1768 г., студент этого университета впервые48 получил ученую степень доктора49. Екатерина напрасно пыталась оживить преподавание в университете, усиливая его средства, жалуя ему даже деревни с крепостными крестьянами. При Московском университете, как и при Академии наук, учреждена была гимназия, даже с параллельными классами для дворян и для разночинцев, рядом с которыми дворяне не хотели сажать своих детей в школе. Но и в этой гимназии преподавание шло на французском и немецком яыках и шло не лучше петербургской академической50.
Общее образование в XVIII в. не привилось к общеобразовательным учебным заведениям по причине очень понятной: с общим образованием в понятиях тогдашних людей51 неразрывно связан был курс светских приличий, которых не преподавали в этих заведениях52. Но общее образование, как его тогда у нас понимали, свило себе гнездо там, где, по-видимому, оно всего труднее могло найти себе приют, в специальных военно-учебных заведениях. То были кадетские корпуса: сухопутный шляхетский, основанный в 1731 г.53, морской54 и соединен[ный]55 артиллерийский и инженерный56, возникший при Елизавете. Это были специально дворянские приюты, дававшие служебные права окончившим в них курс. Не следует думать, что это были специальные военно-учебные заведения, как можно было бы предполагать по их названиям. По программе сухопутного шляхетского корпуса военными упражнениями занимались здесь только один день в неделю, чтобы в ‘обучении другим наукам препятствия не было’. Программа корпусного преподавания была удивительно широка: сверх начальной математики, грамматики и других] элементарных наук кадеты изучали еще риторику, философию, юриспруденцию, государственную экономию, историю, геральдику, фортификацию, артиллерию, географию, навтику (мореплавание), гравирование, живопись, даже ‘делание статуй’ (скульптуру), а со времени Сумарокова к этим художествам прибавилось еще сценическое искусство57.
Над этой программой недаром острили в то время, что из корпусов выходили офицеры, знавшие всё, что угодно, кроме того, что было нужно. Впрочем, и всё, что угодно, знали довольно поверхностно58. В сухопутном шляхетском корпусе обучались недоросли в возрасте от 5 л[ет] [до] 21 г[ода]59, разделенные на пять классов, по три года в каждом, и с особыми программами для каждого класса. В младшем классе60, от 5 до 8 л[ет]60, на русский язык назначено было 6 часов в неделю, на танцы — столько же, на закон божий — ни одного, на французский язык — 14 часов. В третьем классе, где учился возраст от 12 [до] 15 л[ет], должно было проходить, между прочим, хронологию и историю, но хронологии не изучали потому, что она входит в историю, а истории не изучали потому, что не знали географии, которая проходилась в предшествующем классе, и там ее не проходили ‘ради слабого понятия учеников и употребления большего времени на изучение языков’. Так казенная школа, уступая вкусам общества, усвоила себе широкую, но не деловую программу, направленную к изучению того, что требовалось не на службе, а в61 светской гостиной. Эти вкусы общества особенно наглядно выразились в переводной книжке, служившей учебником общего образования, как его тогда у нас понимали, и носившей заглавие ‘Юности честное зерцало, или показание к житейскому обхождению’. В этом руководстве для воспитания молодых людей, желавших стать образованными62, изданном63 еще при Петре и перепечатанном64 при Елизавете65, вслед за азбукой и счислением излагались ‘правила обхождения’. Целью воспитания поставлено было не быть подобным деревенскому мужику, который на солнце валяется. В числе правил о том, как держать себя в обществе, читаем такие наставления: сидя за столом66, на стол не опираться, руками67 по столу не68 колобродить, есть смирно, со слугами не сообщаться, губ рукой не обтирать, перстов не облизывать, ножом зубов не чистить, над блюдом, как свинья, не чавкать, не проглоти куска, не говорить, повеся голову и потупя глаза, по улице не ходить, на людей косо не заглядывать, глядеть весело и приятно с69 благообразным постоянством, в сапогах не танцевать, среди зала не плевать70 и т. п. Учебник этот должен был выработать совершенного молодого шляхтича, искусного в языках, копной езде, танцевании, шпажной битве и в уменье вести добрый разговор. Три добродетели должны украшать благовоспитанного шляхтича: приветливость, учтивость и смирение. В заключение руководства изложены двадцать добродетелей, которыми должны украшаться благовоспитанные девицы71. С этим образовательным идеалом сообразовались и частные учебные заведения72, и общеобраз[овательные] школы — Казан[ская] гимн[азия]72, пансионы, которые стали возникать в царствование Елизаветы. Смоленский дворянин Энгельгардт в записках своих рисует один такой пансион, в котором он учился в 1770-х годах, — пансион некоего Эллерта в Смоленске. Содержатель Эллерт был человек невежественный в науках, его учебная программа состояла в поверхностном, беглом преподавании всяких наук: математики, грамматики, закона божий, истории, мифологии и пр. Всего успешнее изучался только французский язык, воспитанникам запрещалось под страхом жестокого наказания говорить на каком-либо73 другом языке. Эллерт был педагог свирепый, ‘совершенный тиран’, по выражению Энгельгардта: за одно русское слово наказывали по руке линейкой из толстой подошвенной кожи. В пансионе много было изуродованных учеников, однако заведение было всегда полно, хотя за обучение брали довольно дорого, по 100 р[ублей] (около 500п на наши деньги). Два раза в неделю в пансионе бывал танцкласс, на который съезжались из города и окрестных деревень девицы-дворянки, чтобы изучать менуэт и контрдансы. За обучение танцам Эллерт брал по 30 р[ублей] с каждой пары ног. Он не церемонился и с своими ученицами: раз при всех отбил руки о спинку стула одной девице за непонятливость.
Высший слой дворянства воспитывал своих75 детей дома. Воспитателем в знатном русском дворянском доме сперва был обыкновенно немец, а в царствование Елизаветы его стал заменять француз: это был столь памятный в истории нашего образования французский гувернер или ‘учитель’76. Ко времени Елизаветы относится первый усиленный привоз этих воспитателей. То были, по свидетельству современников, недалекие педагоги, часто из людей, промышлявших низшими ремеслами и нередко очень подозрительного поведения, убегавшие в Россию, чтобы спастись от отечественной полиции. На их невежество жалуется указ 12 янв[аря] 1755 г. об учреждении Московского университета. В Москве, читаем мы здесь, у помещиков находится на дорогом содержании великое число учителей, из которых большая часть не только наукам учить не могут, но и сами к тому никакого начала не имеют, иные, не сыскавши лучших учителей, принимают таких, которые лакеями, парикмахерами и другими подобными ремеслами всю жизнь свою препровождали. Указ признает необходимым заменить этих негодных привозных воспитателей достойными и сведущими77 в науках ‘национальными людьми’. Но воспитателей из78 ‘национальных людей’ было очень мало, как можно судить по описанному состоянию обоих университетов, старого академического и новооткрытого московского. Вот почему дворяне долго должны были пробавляться привозными гувернерами, которые по крайней мере распространяли в высшем дворянском кругу знакомство с французским языком, служившим тогда главным средством образования79. Такое направление получило дворянское воспитание к половине XVIII в. Не трудно догадаться, какие понятия, чувства и манеры оно прививало. Образование, полученное в отечестве, многие довершали поездками за границу80, преимущественно во Францию, но там искали не пополнения пробелов знаний, а новой пищи для вкусов, развитых домашним воспитанием и окружающей средой. Один иноземный наблюдатель, англичанин Макартней, бывший в России в начале царствования Екатерины, замечает, что русские дворяне, путешествуя во Францию для дополнения своего образования, при невежестве своем бросаются там на все, что действует на воображение, и воспламеняет страсти. На то же самое жаловались и русские наблюдатели дворянских нравов. Так, в журнале ‘Трутень’ 1770 г. писали, что русские молодые люди вывозили из чужих земель только сведения о том, как там одеваются, какие бывают зрелища и другие8I увеселения, и никто не расскажет о нравах, учреждениях и законах просвещенных народов. Тот же журнал раньше в своих сатирических объявлениях поместил такую публикацию: ‘Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и82 воротился уже совершенною свиньей, желающие могут безденежно видеть по многим улицам сего города’. Других плодов и трудно было ожидать от этих увеселительных, а не воспитательных заграничных поездок.
Какое общежитие могло сложиться среди людей, получивших такое воспитание?
1 Слово написано над строкой.
2 Слово написано над строкой.
3 Три предыдущих слова написаны над строкой.
4 Два предыдущих слова написаны над строкой.
5 Даты написаны над зачеркнутым: прошлого века.
6 Далее знак сноски и текст на полях: 1) Особый лист.
7 На полях: Сюда 45 и сл.
8 Дата написана над: прошлого.
9 На полях: Сол[овьев, т.] 20. [М., 1870, с.] 229.
10 Слово написано над: дьячок.
11 На полях стерто: Сол[овьев, т.] 20. [с] 230.
12 Три предыдущих слова написаны над строкой.
13 Два предыдущих слова написаны над строкой. На полях: Сол[овьев, т.] 20, [с.] 230.
14 На полях: Старые записки, стр. 167.
15 На полях: Сол[овьев, т.] 23, [М., 1873, с.] 343, [т.] 22 [М., 1872, с.] 334.
16 Слово написано над строкой.
17 Над строкой: к.
18 Четыре предыдущих фразы взяты в скобки. На полях: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 344.
19 Три предыдущих слова приписаны на строке.
20 Слово написано над строкой.
21 На полях знак вопроса.
22 Слово написано над строкой.
34 Первоначально было: традициям.
24 Написано над: Дмитревского.
25 Над зачеркнутым: не.
28 Слово написано над строкой.
27 Слово написано над зачеркнутым: второй.
28 Текст после двоеточия отчеркнут на полях.
29 Слово написано над строкой.
30 Цифра подчеркнута и на полях: 112.
31 Написано над: классов.
32 Слово написано над строкой.
33 Слово написано над зачеркнутым: сыновей.
34 Далее зачеркнуто: Так что.
35-55 Написано дважды и зачеркнуто.
36 Первоначально было: эта наука наскучила.
37 Далее зачеркнуто: и.
38 Слово написано над строкой.
39 Буква е исправлена из и.
40 На полях: Покров. Хр. XI, 250.
41 На полях: Российское] собрание при Ак[адемии] наук. Сол[овьев, т.] 20, [с.] 245.
42 На полях: Основание. Сол[овьев, т.] 23, [с.] 336, [т.] 26, [М., 1876, с.] 309.
48 Слово написано над строкой.
44 Первоначально было: насладиться.
45 Фраза написана на полях. Далее: Галах[ов, т. 1, с,] 537. 46-46 Написано над строкой.
47 На полях: Сол[овьев, т.] 26, [с.] 309 и сл. Два русск[их] проф[ессора] — Поповский (перев[одчик] ‘Опыта о ч[е]л[о]веке’ Попе) и Барсов.
Вырезки.
Москов[ские] гимназии Ib, [с.] 310.
48 Написано над словом: первый.
49 Далее зачеркнуто: медицины.
50 На полях: Казанская, Ibid, [с.] 316.
51 Четыре предыдущих слова написаны над зачеркнутым: тогда.
52 На полях: Однако в Казанской.
53 Далее зачеркнуто: и.
54 На полях: Сол[овьев, т.] 22, [с.] 333.
55 Два предыдущих слова написаны над строкой.
56 На полях: Основ[ан в] 1760 [г.] Сол[овьев, т.] 26, [с.] 317.
57 Далее приписано на строке: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 351, Гал[а]х[ов, т.] 1, [с.] 365 и сл. На полях: Недостаток учителей и публикация морск[ого] корп[уса] 1763 [г.] Сол[овьев, т.] 26, [с.] 317.
58 Далее значок: На полях: Далее [с.] 243 Z.
59 На полях: К Екатер[ине] II.
60-60 Написано над строкой.
61 Слово написано над строкой.
62 Далее написано над строкой: Оно. На полях: Испр[авить].
63 Позднее исправлено на: издано.
64 Позднее исправлено на: перепечатано.
65 Написано над строкой: Здесь.
66 Три предыдущих слова написаны над строкой.
67 Далее зачеркнуто: и ногами.
68 Слово написано над строкой.
69 Слово написано над зачеркнутым: за.
70 Четыре предыдущих слова написаны над строкой.
71 На полях: Z
72-72 Написано над строкой. На полях: Сол[овьев, т.] 26, [с.] 319 сл. Домаш[нее] обучение, [с.] 316. — Пансион каторжника Розе в Оренбурге. Объявление 1753 г. в ‘Петерб[ургских] в[едомостях]’. С[оловьев, т.] 23, [с.] 344.
73 Слово написано над строкой.
74 Написано над: 700.
75 Слово написано на полях.
76 Два предыдущих слова написаны над строкой.
77 Далее зачеркнуто: людьми.
78 Слово написано над строкой.
78 Далее значок синим карандашом: Г
80 На полях: При Петре. Кн[язь] Голицын [в] 1711 [г.], стр. 41.
81 Слово написано над строкой.
82 Далее зачеркнуто: который.

9-я лекция
БЫТ И НРАВЫ РУССКОГО СВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА ОКОЛО ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

Мы видели, какова была судьба первых русских школ, возникавших1 при Петре Великом и после него. Военно-гражданская техническая школа Петра с программой, рассчитанной на нужды дворянской2 службы, пала вскоре после преобразователя. Тогда почувствовалась потребность в общеобразовательных учебных заведениях, но и такая школа, предназначенная также преимущественно для дворянства как проводника западноевропейского образования долго терпела неудачу. С конца3 первой половины XVIII в. стало обнаруживаться влияние складывавшейся светской жизни на эту школу: заметно было, что в ней удавались только те части общеобразовательной программы, которые были нужны для этой жизни и на которые4 был усиленный5 спрос в светском обществе. То были иностранные языки, особенно французский, танцы, светские приличия6, вкус к художествам, все это составляло первую часть прививавшегося в русском обществе эстетического воспитания, направленную к украшению общежития.7 Столь одностор[оннее] направление образование получило7 потому, что движущей пружиной как воспитания, так и общежития было стремление к развлечению, которое наполняло бы досуг. При содействии такого воспитания сложился к половине XVIII в. своеобразный тип светского общежития, первый, который можно назвать русско-европейским.
Этому складу общежития подчинилось высшее дворянство обеих столиц и частию больших губернских городов, медленнее прививался он в сельской дворянской среде. На остальные классы это дворянское общежитие действовало лишь косвенно, как образец, или даже вызывало порицание, как отступничество от родных обычаев. Этот склад оставался господствующим до конца века: новые интересы, вошедшие в его состав во второй половине столетия, не изменили его характера, а только усложнили его сценарий8, ввели в него новые роли. В этом общежитии надобно видеть самое9 цельное 10 выражение западного влияния, как оно подействовало на русское образованное общество около полов[ины] и XVIII в., — на целое общество, а не на отдельные лица12. Далее обозначаются различ[ные] направления, образовавшееся] течение разбив[ается] на струи, расходящееся] в разн[ые] стороны. Это общежитие12, следовательно, и должно служить основанием для суждения о том, как дворянство того века 13 исполнило свою культурную миссию. Светскую жизнь того времени надобно ценить по господствовавшим в ней правилам и интересам. Правила указывались интересами, а интересы или вкусы подсказывались общей жаждой развлечений. Внешняя обстановка, развитие роскоши, комфорт материальный, а потом и духовный, точнее эстетический, доставлявший средства веселого настроения, — вот в чем замечался постоянный успех и над чем настойчиво работало образованное русское общество XVIII в.
Успехи в таких предметах, достигнутые русским обществом в первой половине XVIII в., составляли любимое содержание воспоминаний для светских людей во вторую его половину. Тогдашнее великосветское общество питалось салонными россказнями о том, кто ввел в употребление шампанскоеu в России или кто первый заменил сальные свечи белыми восковыми, о том, что граф Алексей Григорьевич Разумовский стал первый носить бриллиантовые пуговицы и что английское пиво, прежде неизвестное в России, введено было в употребление графиней] Анной Карловной Воронцовой и т. п. Но первым героем этих рассказов был деловой, всемогущий, даровитый, роскошный и непутный генерал-фельдцейхмейстер императрицы Елизаветы гр[аф] Петр Иванович Шувалов. Все самое дорогое и вкусное соединялось в его доме, он первый в России не только стал кушать ананасы, по и завел большую ананасовую оранжерею, даже, наскучив обыкновенными иностранными винами, к ужасу истинных гастрономов, стал дома приготовлять вино из ананасов, экипаж его блистал золотом, и он первый завел целую упряжку дорогих английских лошадей, бриллиантовые пуговицы его кафтана были дороже, чем у гр[афа] Разумовского. Одним словом, заключали рассказчики, этот роскошный министр, имея более 400 тыс. тогдашних рублей [около 2 млн. нынешних] дохода, получавшегося из разных открытых и скрытых источников, ухитрился оставить после своей смерти долгов одной казне более миллиона рублей. Мелочная новинка, введенная в великосветское общежитие, разумеется привозная, создавала надолго великосветскую известность виновнику или виновнице нововведения, s в столичных гостиных долго не смолкали об них толки. В царствование Елизаветы барышни Чернышевы привезли из Лондона 15 и ввели в Петербурге английские контрадансы, и это сделало их видными особами в большом свете. Разумеется, в числе увеселений видное место рядом с балами занимали театральные зрелища. Тогда16 театр впервые стал серьезным интересом для русского образованного общества и ему приписывали не только увеселительное, но и образовательное значение.
Спешу оговориться: я веду речь не о самом театре, а только об отношении русского светского общества XVIII 17 в. к театру и не хочу сказать ничего дурного ни о том, ни о другом18, ни о самом театре, ни о р[усском] обществе, но не могу признать правильным этого отношения18. Я далек от мысли отрицать образовательное значение театра. Задача1Э театральной сцены, разумеется, смягчать и исправлять нравы, но всегда ли партер смотрит на сцену с желанием смягчаться и исправляться? Обыкновенно драматический театр приковывает к себе удовольствием, какое доставляет зрителю возможность взглянуть глазом стороннего наблюдателя на сутолоку жизни, в которой он сам ежедневно толчется как действующее лицо: драма для зрителя поучительна20, как воспоминание, разыгранное перед ним в живых лицах и картинах. Но бывают времена, когда это эстетическое развлечение или назидательное наблюдение превращается в патологическое влечение, становится своего рода художественной болезнью. Это бывает обыкновенно тогда, когда люди скучают жизнью, пренебрегают ее насущными, деловыми21 интересами и теряют охоту принимать в ней деятельное участие. Эта скука или безучастие к22 жизни может происходить от двух причин: или от того, что люди, не понимая23 наличного житейского порядка24, чувствуют себя в нем неловко или тяжело и, не зная, как поправить свое отношение к нему24, в унынии теряют житейскую энергию, или от того, что этот порядок представляет большинству25 ниже его26 умственного и нравственного уровня27, а интересы, которые еще держатся в житейском обороте 28, кажутся износившимися, измельчавшими, не способными более 8 питать дух. Словом, люди становятся равнодушны к окружающей их дей[ствительно]сти, когда, не понимая ее, не знают, что делать, или, презирая ее, не хотят ничего делать (трагедия)29. Разлад с действительностью30 в том и другом случае гонит зрителя в театр, и тогда театральная сцена получает неподобающее значение. Тогда31 зритель ждет от сцены не того, чтобы она художественно воспроизвела и объяснила ему его житейские воспоминания и наблюдения, а того, чтобы она помогла ему забыться32 от скучных33 житейских впечатлений. Стереоскопическая народия34 жизни, разыгрываемая35 на сцене, заменяет для него самую жизнь, гримированный призрак принимается за действительный живой образ. Той или другой причиной скуки условливается и любимый род сценической драмы. Когда житейский порядок выше понимания театральной публики36 и тяготит ее своей загадочностью36, она37 с досады и для облегчения чувства своего бессилия перед ним37 расположена смеяться над отдельными его явлениями, доступными ее пониманию, и ищет на сцене карикатуры. Театр[альный] смех облегчает ему [зрителю переносить] гнет его уныния, стыд жить, непонимания38. Когда житейский39 порядок ниже40 понимания зрителя41, он презирает самые его основы42, но, не зная, как его поправить, поднять, проникается пренебрежительной скорбью о его непоправимости и требует42 от сцены высоких43 идеалов44, которые помогли бы ему хотя в партере с биноклем в руках пожить настоящей, достойной его жизнью, какой он не находит ни дома, ни в обществе. Порицание ‘Хорева’ за добродетель44 +. В первом случае на сцене господствует репертуар комический, во втором — трагический, по в обоих случаях неумеренное владычество театральной сцены служит признаком либо пустоты зрителя, либо пустоты жизни45. Сцена оживляется, когда мертвеет жизнь, и наоборот.
Театр при Елизавете45, Важное госуд[арственное] учреждение46.
Один иноземный наблюдатель русского светского общества времен Екатерины II вскрывает нам его театральные вкусы. Они особенно выразительно сказывались в дамах. Русские дамы такие умные и любезные, имеют много вкуса к художествам. Они весело смеются, смотря хорошую комедию, тонко понимают каждую фальшивую черту, каждый двусмысленный намек и аплодируют блестящему стиху, но черты чувства в драме для них совсем пропадают, трагедия не извлечет слезы из их глаз, на47 ‘Антигону’ или ‘Заиру’ — трагедии48, заставлявшие плакать западноевропейских зрительниц, русские мамаши и дочки в Петербурге смотрят совершенно сухим глазом49. При таком направлении вкуса театр, страсть к которому развилась в русском обществе еще до половины XVIII в., мог стать источником только простого, привычного50 развлечения, больше физической 5I, материальной, чем духовной потребностью, подобно чаю52 или моциону. Театр занимал как балаган53. Таким изображается театр54 в известиях того времени, когда он привлекал к себе великосветское общество с особенной силой, когда светские люди чувствовали ежедневный позыв побывать то во французском комическом театре, то в итальянском оперном или даже заглянуть на русскую драму.
При таком направлении вкуса заняла видное и влиятельное положение в обществе светская русская женщина55.
Иноземные наблюдатели яркими чертами рисуют это56 влиятельное положение женщины в русском светском обществе во второй половине XVIII в. Женщины давали тон светской жизни, вмешивались в дела мужей и давали им направление. Но это женовластие не подняло женщины в свете, а только повело к расстройству семейной57 жизни. Вступая в свет58 прямо из крепостной девичьей и из-под рук франц[уж]енки-гувернантки58, женщина расставалась с семьей: это печальный факт, отмеченный наблюдателями59. Согласно вкусам века она приносила в свет балетное совершенство рук, ног, плеч, глаз, но освобождалась от уз, налагаемых семейными обязанностями и привязанностями. В девичьей и в учебной комнате от няньки и60 гувернантки она узнавала тайны жизни прежде, чем успевала в нее вступить, по вступлении в нее ей оставалось только разыгрывать61 на деле заученное прежде и дожидаться62 обычного63 эпилога. Брак для нее был союзом, державшимся64 только на65 совместн[ом] жительстве под одного кровлей66, хорошо еще, если из него выходила хоть дружба.
На почве, созданной таким воспитанием и общежитием, выросли два типические представителя русского дворянского общества XVIII в.: это петиметр и кокетка. Сатира и комедия XVIII в. очень ярко изобразили оба эти цветка тогдашнего модного света. Петиметр — кавалер, воспитанный по правилам ‘Юности честного зерцала’ и довершивший воспитание под руководством француза. Все русское для него не существует или существует только как предмет презрения или сожаления66. Русский язык он презирает столько же, как и немецкий. В одной комедии Сумарокова [‘Чудовищи’] петиметр, услыхав об Уложении ц[аря] А[лексея] M [ихайловича]67, говорит: ‘Уложение? Что это за зверь? Я не только не хочу знать русские права, я бы и русского языка знать не хотел: скаредный язык? Для чего я родился русским?.. Научиться как одеться, как надеть шляпу, как открыть табакерку, как нюхать табак, стоит целого века, и я этому формально учился68, чтобы мог я тем отечеству моему делать услуги’69. ‘Конечно, это обезьяна, только не здешняя’, — сказал слушавший петиметра Арлекин. Кокетка — светская дама, мы назвали бы ее родной сестрой петиметра, если бы между ними всегда существовали только братские отношения. По отзыву иноземных наблюдателей, только во Франции женщины обладали в такой высокой степени искусством украшать свое обращение в свете, возвышать свои природные качества, впрочем только внешние70. Кокетка вся жила для света, а не для дома, и только в свете чувствовала себя дома, она не чужда была интриг, но не знала страстей, не давала сюжета для романа, а71 разве только повод для секретного полицейского дознания72. Быть любимой73 составляло иногда потребность ее темперамента, любить никогда74 не было потребностью ее сердца. Такими чертами изображают ее наблюдатели того века.
В75 тяжелой пустоте такого общежития было много трагико-комического76. Но понемногу эта пустота стала наполняться благодаря усилению охоты к чтению. Сначала это занятие было только средством наполнить досуг, занять скучающее время, но, как всегда бывает, потом оно превратилось в моду, в требование светского приличия, и наконец, согласно господствовавшим вкусам, стало источником новых77 развлечений. Первоначально чтение было очень беспорядочно78, читали все, что попадалось под руку, но потом и79 оно получило эстетическое направление: призванная для борьбы с досугом, от которого не знали куда деваться, книжка должна была давать изящное развлечение. Отсюда успех романа и чувствительной поэзии в русском светском обществе с половины XVIII в.80 Добродушный наблюдатель тогдашнего русского общества Болотов в записках своих указывает на начало второй половины века как на время, когда нынешняя светск[ая]81 жизнь получила свое основание и начал входить в народ ‘тонкий вкус во всем’. То было время первых трагедий Сумарокова82, светское общество набросилось на эти произведения русской музы и, несмотря на тяжелый стих, затверживало монологи и диалоги Сумарокова. За комедиями и трагедиями следовал целый ряд чувствительных романсов, которые также затверживались наизусть и не сходили с языка модных барынь и барышень. Тот же Болотов продолжает: ‘Самая нежная любовь, толико подкрепляемая нежными и любовными и в порядочных стихах сочиненными песенками, тогда получила первое над молодыми людьми свое господствие’83. Разумеется, роман, особенно сентиментальный, с легкой руки Ричардсона84 получавший все более быстрый ход в тогдашних европейских литературах, нашел себе много читателей и преимущественно читательниц в русском светском обществе, чему помогало и знакомство с иностранными языками. Французский посол Сегюр, наблюдавший это общество в конце царствования Екатерины II, встречал здесь много нарядных дам и девиц, которые говорили на четырех, пяти языках, играли на разных инструментах и в совершенстве85 знакомы были с произведениями известнейших романистов Англии, Франции и Италии86.
С такими чертами является перед нами русское светское общество в тот момент своего развития, когда оно стало87 пользоваться88 средствами западноевропейской образованности для украшения общежития. Это было общество французского языка и легкого романа, и этот момент его развития можно назвать елизаветинским, хотя он продолжался и в царствование Екатерины II. Русский модный свет этого времени с его балетами89, песенками и романами, с его беззаботным пренебрежением к непонятной для него90 окружающей действительности производит впечатление веселого, случайно собравшегося общества на корабле, без почвы, между небом и землей, веселившегося так, как будто на него никто не смотрит в окна снаружи. Основными чертами этого света, осаждавшимися от бомондн[ого] водоворота91, были: салонная выправка манер92, жажда эстетических развлечений и признаки зарождавшейся сентиментальной слабонервной93 впечатлительности.
Как ни скудны и ни поверхностны были эти осадки, все же они образовали некоторую наносную почву, на которой при Екатерине II стали сеяться и расти несколько более серьезные культурные интересы. Тогда русское образованное общество приступило к другой задаче эстетического образования, которая состояла в украшении ума как дополнении к светской выправке, необходимой для украшения общежития. Эта новая образовательная работа оживила светскую жизнь, ввела в гостиную новые типы, новые, более серьезные речи в светскую causerie94. Легко понять причину этого поворота: она заключалась в невозможности долго выдерживать ужас жизни вне дома, на каких-то светских задворках, когда домой приезжали, чтобы есть, спать и браниться с женой, мужем или прислугой, а ум и сердце принадлежали чужим людям — свету. Модное воспитание давало некоторые внешние средства для этой новой работы. Чтение от скуки, первоначально беспорядочное, потом стало принимать более определенное направление и сделалось проводником новых понятий и вкусов в русском обществе. Усиленное изучение французского языка и развитие вкуса к изящной литературе без заботы о содержании и95 свойстве проводимых в ней понятий расчистили путь ко влиянию французской литературы просвещения на русское общество. Случилось так, что именно тогда, когда Франция стала для высшего русского общества образцом вкуса и светского обращения, французская литература получила особенное направление и влияние в Европе.
К середине XVIII в. относятся наиболее крупные произведения просветительной французской литературы, оказавшие наиболее сильное действие96 на образованный европейский мир. В это же время и в пашем обществе становятся заметны97 проблески любознательности, стремление к художественно-литературным развлечениям. Это совпадение и облегчило влияние новых французских идей на умы русского образованного общества98. Эти идеи проводились в него различными путями. Прежде всего они нашли себе поддержку и поощрение наверху, при русском дворе. Здесь завязались, прямые и тесные сношения с корифеями французского литературного мира. Еще в царствование Елизаветы Вольтер добился избрания в почетные члены русской Академии наук, и ему поручено было русским правительством написать историю Петра Великого, чему много содействовал влиятельный человек при дворе Елизаветы Ив[ан] Ив[анович] Шувалов99, высокообраз[ованный] и глубокогум[анный], основ[ате]ль M[осковского] у[ниверсите]та99, поклонник повой французской литературы, находившийся в переписке с Вольтером. Рано став прилежной читательницей и горячей поклонницей этой литературы, Екатерина по вступлении на русский престол спешила войти в близкие сношения с вождями нового литературного движения. Уступая частию общему увлечению, она руководилась при этом и своими особыми дипломатическими соображениями: придавая большую цену суждениям парижского литературного света и его влиянию на общественное мнение Западной Европы, она старалась заискать его благосклонное внимание к русским делам и расположения к себе самой. Сохранилась ее переписка с Вольтером, продолжавшаяся с 1763 [до] 1778 [г.], когда умер этот писатель. Здесь оба корреспондента не жалели комплиментов друг для друга. Вольтер давал Екатерине дипломатические советы, чертил ей широкие планы внешней политики. Еще в 1762 г. она приглашала бывшего товарища Дидро по изданию энциклопедии Даламбера100 приехать в Петербург, чтобы принять на себя труд воспитания наследника русского престола, и очень пеняла математику-философу за отказ содействовать счастью целого народа, потом опять приглашала его в Петербург со всеми его друзьями, обещая им здесь больше свободы и спокойствия, чем сколько могли они иметь в своем отечестве. И сам Дидро не был обойден Екатериной: узнав, что он нуждается в деньгах, она купила у него библиотеку за 15 000 франков и его же назначила пожизненным ее библиотекарем с жалованием по 1000 франков в год, т. е. оставила ее при нем в пожизненное пользование. Гораздо важнее всего этого было то, что новые идеи поступили при Екатерине в педагогический оборот. Под влиянием их дано было новое направление школьному и домашнему воспитанию русского юношества. Школа имеет две цели: во-первых, научить мыслить, приобретая известные научные познания и понятия, и, во-вторых, дать известное направление воле и сердцу, т. е. выработать характер. Педагогические авторитеты того времени — Локк и Руссо — отдавали решительное предпочтение второй цели: по их мнению, воспитание должно было не столько обогащать познаниями, сколько внушать новые, согласные с природой человека здравые чувства, нравы и правила, т. е. перевоспитывать человека. Эти педагогические идеи нашли себе радушный прием в русском правительстве и обществе при Екатерине. Новая система воспитания, долженствовавшая создать ‘новую породу людей’, деятельно проповедовалась в русской литературе, между прочим, Фонвизиным в его комедиях и самой Екатериной в ее педагогических сочинениях. Главной целью воспитания признавалась выработка добронравия, обучению отводится второстепенное место. ‘Прямое достоинство и человеке, — говорит одно действующее лицо в ‘Недоросле’ [Правдин],— есть душа’. ‘Без нее просвещеннейшая умница — жалкая тварь’ [отвечает Стародум]. ‘Ум, коли он только что ум, самая безделица, прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек — чудовище’ [говорит Стародум Софье]. По этой воспитательной системе строились при Екатерине новые школы и воспитательные заведения и перестраивались старые. Так основаны были в Москве в 1763 г. Воспитательный дом и в 1772 Коммерческое училище, а в Петербурге в 1764 г. Воспитательное общество для благородных девиц при Смольном монастыре и при нем такое же общество для девиц мещанского сословия, при Академии художеств учреждено в том же году Воспитательное училище для мещан, преобразован был по новой программе Сухопутный кадетский корпус, при котором также учреждено училище для мещанских детей. Идеи нового философского воспитания, которые легли в основание этих закрытых воспитательных училищ, проповедовались и самим учащимся. Преподаватель Сухопутного кадетского корпуса Ле-Клерк, открывая курс естественной истории и физики, произнес кадетам, разумеется по-французски, речь о воспитании, в которой говорил о его философских основах и о непоколебимом владычестве разума101.
Новое направление школьного образования отразилось и на домашнем воспитании: одни и те же педагогические идеи проводились и в правительственных школах, и в учебных комнатах высших дворянских домов России. Француз-гувернер и во второй половине века удержал здесь за собой воспитательную монополию, только это был уже другой гувернер, непохожий на гувернера елизаветинского времени, с иными понятиями и приемами преподавания. Это был, как бы сказать, гувернер второго привоза. Высшее столичное общество теперь стало разборчивее относиться к иноземным воспитателям102. Многие из этих учителей были на высоте своего призвания, знакомы были с последними словами французской литературы, иные даже примыкали к крайним направлениям тогдашнего политического движения. Сам двор в этом отношении поощрял общество смелым примером. Если Екатерине не удалось привлечь Даламбера к воспитанию наследника Павла, то она желала по крайней мере внуков своих воспитать согласно с правилами современной педагогики и выписала для них швейцарца Лагарпа, открыто исповедовавшего республиканские убеждения. Придворные люди подражали Двору: иностранцы, приезжавшие в Петербург в конце царствования Екатерины, с удивлением замечали, что большинство гувернеров в вельможных домах все демократы. Граф Александр Строганов в 1779 г. для воспитания своего сына Павла, потом видного деятеля в начале царствования Александра, пригласил француза Ромма, который стал потом деятельным членом Конвета и Якобинского клуба103 и водил туда своего питомца103. Детей другого вельможи [Н. И.] Салтыкова воспитывал родной брат Марата, он не разделял крайностей этого демагога, но не скрывал своих республиканских убеждений и нередко являлся даже ко двору со своими воспитанниками. Только после казни французского короля он обратился к Екатерине с просьбой позволить ему переменить фамилию, заменив ее именем родного городка Baudrit104. Благодаря таким проводникам пристрастие ко всему французскому и, между прочим, к французским политическим идеям быстро распространялось в высшем образованном русском обществе105, поддерживаемое распространявшимися здесь все более произведениями французской литературы, оно оставляло в понятиях и вкусах глубокий осадок и достигало иногда колоссально бесполезной виртуозности в своем развитии. Многие из русской образованной молодежи знали Париж не хуже парижских старожилов. Граф Дмитрий Бутурлин, разговаривая106 однажды с парижанином о Париже, поразил собеседника подробными и точными сведениями о парижских улицах, театрах, гостиницах, удивление парижанина перешло в изумление, когда Бутурлин признался, что никогда не бывал в Париже, а узнал все это из книг107, живя в Москве на Басманной. Литературный большой свет Парижа и Петербурга долго восхищался ‘Посланием к Ниноне’, анонимной пиесой, написанной такими превосходными стихами, что ее приписывали перу Вольтера, между тем ее автор был русский действительный статский советник гр[аф] А. П. Шувалов, сын известного государственного дельца времен Елизаветы. Иностранцы, близко знавшие петербургский большой свет, находили, что русская великосветская молодежь, получившая домашнее воспитание, самая образованная и самая философская в Европе и что она превосходит познаниями молодых людей, посещавших университеты Германии.
Было, однако, важное неудобство в этом французском влиянии, проводимом108 воспитателями-французами109 и проникавшем другими путями в русское общество: с детства, пропитываясь пристрастием ко всему французскому, питомцы отчуждались от своего отечества, забывали свой язык и историю своего110 народа111, вместо природного отечества Франция становилась родиной их сердца и воображения, как выразился один из этих наблюдателей, в ней они видели родину вкуса, учтивости, искусств, тонких удовольствий и любезных людей, убежище разума и свободы112. У людей, так воспитанных, какие могли уцелеть нравственные связи с их настоящим отечеством?
Иноземное влияние, доведенное до таких пределов, было последним моментом в ходе того процесса, который совершался в умственной и нравственной жизни русского дворянского общества XVIII в. Мы увидим, в каких явлениях выразилось оно и какие принесло плоды113.
1 Первоначально было: возникших.
2 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: потребности.
3 Слово написано над строкой.
4 Буквы ые, написаны над зачеркнутыми ую.
5 Слово написано над строкой.
6 На полях: Мессельер +.
7-7 Написано над зачеркнутым: Это.
8 Слово написано над строкой.
9 На полях знак вопроса.
10 Написано над: полное.
11 Два предыдущих слова написаны над строкой.
12-12 Написано на полях.
13 Слово написано над зачеркнутым: времени.
14 Буквы ое написаны над зачеркнутыми ого.
15 Написано над: из-за границы.
16 Слово написано над строкой.
17 Слово написано над зачеркнутым: прошлого.
18-18 Записано на полях.
19 Слово написано над зачеркнутым: Цель.
20 Далее зачеркнуто: для него.
21 Слово написано над строкой.
22 Три предыдущих слова написаны над строкой.
23 Слово написано над зачеркнутым: чувствуя себя ниже.
24-24 Написано над зачеркнутым: и не понимая его.
25 Два предыдущих слова написаны над зачеркнутым: становится.
26 Слово написано над строкой.
27 Далее зачеркнуто: большинства.
28-28 Написано над зачеркнутым: изнашиваются, мельчают и перестают.
29 Фраза написана на полях.
30 Слово написано над: жизнью.
31 Слово написано над строкой.
32 Первоначально было: заботиться.
33 Слово написано над строкой.
34 Первоначально было: стереоскопическое пародие.
35 Буквы ая написаны над зачеркнутыми ое.
36-36 Написано над строкой.
37-37 Написано на полях.
38 Фраза написана на полях.
39 Слово написано над строкой.
40 Далее зачеркнуто: ее.
41 Слово написано над строкой.
42-42 Написано над зачеркнутым: и требует.
43 Слово написано над строкой.
44-44 Написано на полях. Далее: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 356.
45-45 Написано на полях. Далее: Г[а]л[а]х[ов, т. 1, с.] 356, Сол[овьев, т.] 23, [с.] 350.
46 Три предыдущих слова написаны на полях.
47 Слово написано над зачеркнутым: Номеропол.
48 Слово написано над строкой.
49 На полях зачеркнуто: Значит ниже действ[ительно]сти зрителей. Далее на полях: Новое сочетание.
50 Слово написано над строкой.
51 Слово написано над строкой.
52 Написано над: обеду.
53 Фраза написана на полях.
54 Написано над: он.
55 Далее зачеркнуто: Вступая в жизнь прямо из крепостной девичьей и из-под рук француженки-гувернантки.
56 Слово написано над строкой.
57 Над зачеркнутым: домашней.
58-58 Написано на полях.
59 На полях: Отзыв Макартнея. ‘Разговор у кн[ягини] Халдиной’ Фон-Виз[ина — См. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1866, с.] 253. (Далее: Фонвизин). Далее красным карандашом: 3).
60 Слово написано над строкой.
61 Первоначально было: разыграть.
62 Первоначально было: дождаться.
63 Слово написало над строкой.
64 Буквы имея написаны над зачеркнутыми агося.
65-65 Написано над зачеркнутым: соглашении.
66 На полях: ‘Бригадир’ [См.: Фонвизин с.] 19 и 21.
67 Три предыдущих слова написаны над строкой.
68 Первоначально было: научился.
69 На полях: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 360. День петиметра. Афан[асьев А. Русские сатирические журналы 1769—1774 годов: Эпизод из истории русской литературы прошлого века. М., 1859, с.] 207. (Далее: Афанасьев).
70 На полях: Язык. Афан[асьев, с.] 204 и сл.
71 Слово написано над строкой.
72 Слово написано над зачеркнутым: расследования.
73 Два предыдущих слова написаны над строкой.
74 Слово написано над зачеркнутым: иногда.
75 На полях: Вражда к науке. Афан[асьев, с.] 113 и сл., Сол[овьев, т.] 26, [с.] 327 и 331.
76 На полях: Общее впечатление от двор[янского] образования. Макартней. Далее красным карандашом: 1).
77 Над зачеркнутым: лишних.
78 На полях: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 346.
79 Слово написано над строкой.
80 На полях: Сол[овьев, т.] 23, [с.] 345.
81 Слово написано над строкой.
82 На полях: Первая [трагедия] ‘Хорев’ напечатана в 1747 г. Сол[овьев, т.] 23, [с]. 349.
83 Между страницами вклеена вставка без указания места в тексте, к которому она относится, дата и последняя фраза написаны Ключевским: 1752. Всё, что хорошею жизнию ныне называется, тогда только что заводилось, равно как входил в народ и тонкий вкус во всем. Самая нежная любовь, толико подкрепляемая нежными и любовными и в порядочных стихах сочиненными песенками, тогда получала первое только над молодыми людьми свое господствие, и помянутых песенок было не только еще очень мало, но они были в превеликую еще диковинку, и буде где какая проявится, то молодыми боярынями и девушками с языка была неспускаема.
Смех Ломоносова над Сумароковым — любовные песни. Г а л [ахов, т. 1, с.] 379.
84 Четыре предыдущих слова написаны на полях.
85 Два предыдущих слова написаны над строкой.
86 На полях: Смена языков нем[ецкого] фр[анцузски]м. Сол[овьев], 2 и фельетировали. Юшк[ов, + с.] 419. ‘Школьны мы с тобою оба, и манерны и в любви верны’. Песенник No 72. А. Воронцов о своем воспитании. Сол[овьев, т.] 22, [с.,] 336.
87 Слово написано над строкой.
88 Буквы ться написаны над зачеркнутыми лось.
89 Слово написано над зачеркнутым: благами. На полях: Барск[ов, с.] 280—1.
90 Три предыдущих слова написаны над строкой.
91 Четыре предыдущих слова написаны на полях.
92 Слово написано над строкой.
93 Слово написано над строкой.
94 беседу (фр.).
95 Первоначально было: по содержанию о.
96 Первоначально было: сильные действия.
97 Первоначально было: заметными.
98 На полях: листик 0x01 graphic
(значок синим карандашом).
99-99 Записано над строкой.
100 Написано над: D’Alambera.
101 На полях: Сюда стр. 240 и сл. и вырезки.
102 На полях: Начитанность А. Воронцова. Сол[овьев, т.] 22, [с.] 336
103-103 Написано на полях.
104 На полях: Переводы и путешествия. Б[а]рск[ов, с.] 283 и сл.
105 На полях знак вставки и текст ее на отдельном листке, первая фраза написана Ключевским: Русский в Париже (Мерсье). …Он ходит, бегает, втирается всюду, он внимателен, проворен и обходителен, по выговору его нельзя узнать, все вечера он записывает, что услышит. Встретив его, я с одного слова привел его в замешательство. Он должен быть вознагражден, потому что верит в своего императора, как набожный мусульманин в своего Магомета.
106 В рукописи: разговорчивая.
107 Два предыдущих слова написаны над строкой.
108 Первоначально было: влияние, проводником.
109 Буквы зами написаны над зачеркнутыми зскими.
110 Слово написано над зачеркнутым: чужого.
111 Далее зачеркнуто: и.
112 На полях: Массон +, [с,] 223.
113 На полях: Б[а]рск[ов, с.] 186. Великосвет[ское] общество 1780-х гг. по Согюру +, [с.] 33. На этом запись в тетради заканчивается. Четыре строки и 20 листов оставлены чистыми. Текст 10-й лекции воспроизводится по черновикам Ключевского.

[10-я лекция]
ИТОГИ З[АПАДНОГО] ВЛИЯНИЯ В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕ XVIII в.1

Направление и обязанности были указаны русскому дворянству. Военно-мастерская выучка при П[етре] В[еликом] не всегда практическая, при Екатерине стала светской выправкой и была необходима для успешного движения по службе. Ни петровский солдат, ни елизаветинский petit-matre2 не были нужны при Ек[атерине]. Требовалось общее образование. С этими требованиями и навыками дворянство вступило в то положение, которое характеризует екатерин [инское] время.
Мысль не принимала участия, не находила необходимым заниматься делами сельскими, политическими, экономическими, свет заставлял изыскивать средства, чтобы наполнить досуг. Чувство сословной чести, выход в отставку — все это производило перемену в интересе и вкусах сословия, осложнило программу образования. Явилась потребность в литературной полировке (без приложения к делу). Петровский дворянин-артиллерист сделался petit-matr-ом при Елизавете и стал homme de lettre3 при Ек[атерине] II.
В умах и нравах русского общества встретились разнородные впечатления. Кое-где, как сор, предания, верования. Старики жили преданиями Петра, и головах помоложе — веселая чувствительная блажь4 Елизаветы и вольнодумные идеи, навеянные гувернерами или из фр[анцузских] книг при Ек[атерине] II5. Эти идеи и получили важное значение, бродили и производили брожение чувства, понятия начали кристаллизоваться в неопределенные образы. Из нравов стали характеры6. Французское влияние придавало всем физиономиям типическую складку, фамильное сходство при разнообразии характера.

ОБЩИЙ ХАРАКТЕР И РУССКОЕ ОБРАЗОВАННОЕ ОБЩЕСТВО XVIII в.

Первые источники умственного движения были успехи в области естествознания. Важные открытия в изучении природы с конца XVII в. Б[юффон ? с.] 687, его книга по естест[венной] философии], ряд детальных открытий по математике и естествознанию, из области органической физики, Бюффон о годах, о дыхании — все эти открытия произвели впечатления на ум и на взгляд. Таинственные силы действуют и производят действие, Успех естествознания сдернул покров: сила — простой факт, чудеса — простые математические отношения, все представлялось пред наблюдателем механическим прибором. Эти открытия произвели два неожиданных впечатления в уме европ[ейского] человека7.
1) Мысль стала самоуверенна и надменна, человек — всесилен, ум поклонился, только не природе8, а самому себе, поддался самообожанию. 2) Определилось отношение ума человека к природе, общежит[ию] 9. Лучшие умы — Шевсбюри, Вольтер, Монтескье — посвятили себя истории, но восторжествовал худший ум — Руссо.
История стала не простой историей10, a философией истории. Здесь встретили господство предания. Предание подверглось испытанию. Научная мысль может и должна строить общественное общежитие. Задача разума перестроить это общежитие, Действующей силой является произвол личного сознания. Опыты физического кабинета хотели применить к человеку, это было огромной ошибкой ума. Уму в изучении естествознания принадлежит роль законодателя, архитектора. Надо видеть, какою стороной подействовало11 это на рус[ское] образованное общество.
Фр[анцузское] влияние не остановилось на изучении естественных наук, но направилось к досужным отвлеченным вопросам, первое было тяжело, второе — бесцельно. Родилась мысль о перестройке заново школы. План воспитания — Ек[атерина] и Бецкий в [17]64 г. Задачею воспитания стало создать новую породу людей, новых отцов, новых матерей, не похожих на предшествовавших. Эти мысли пропали бесследно12, но фр[анцузская] философия привила особую манеру мышления в способе оценки исторической действительности. (Нам было не под силу, не выгодно.) Стали игнорировать действительность.
Мирное сожительство разумного идеала с неразумной действительностью тяжелым камнем легло на ум и совесть образованного русского человека. Мирились с противоречиями подбором понятий, чувств, вкусов. Этот подбор образовал различные направления к концу XVIII в.
Мне13 остается изложить последние результаты и того положения, какое создано было для сословия крепостным правом, и западного влияния, как его воспринимало сословие при таком положении. Трудно представить себе, чтобы в одной и той же общественной среде, в одном и том же сознании могли встретиться столь несходные факторы общежития, как русское крепостное право и французское просветительное влияние XVIII в. Между тем они не только встретились, но и мирно уживались друг с другом и даже дружно помогали одно другому в общем деле, освобождая русского образованного человека от хозяйственных хлопот и умственного напряжения14. Вольтер не поверил бы, узнав, что его свободолюбивой философии в России суждено было служить цветной повязкой, прикрывающей постыдные пятна на лбу рабовладельца. Но припомнив, как произошла эта встреча, мы не удивимся, что Вольтеру пришлось вместе с крепостным дядькой воспитывать и его барина, русского образованного человека15.
Французское16 влияние не водворило в русском образованном обществе XVIII17 в. ни основательного изучения естественных наук, ни даже наклонности к отвлеченным досужим построениям общественных порядков, первое было тяжело, второе бесцельно. И у нас бродили мысли радикальной перестройки заново, но только в безобидной и терпеливой области школы: новая порода людей в докладе Бецкого. Зато французская философия привила к русскому образованному человеку особую манеру мышления, которая сказывалась и сказывается доселе в способе оценки окружающей исторической действительности. Манеру эту можно выразить так. Взяв какой-либо туземный факт, мыслитель прикидывал к нему отвлеченный философский принцип или целую социальную схему, напр[имер] идею общественного равенства, и, заметив, что измеряемое не приходится по мерке, отвергал его, не изучал, не приспособлял к требованиям разума или общественной справедливости, а просто осуждал мысленно на небытие и произносил такой решительный приговор, смотря по темпераменту, или с философским равнодушием, или с нервным раздражением и схватками общественной скорби. Но, осудив живую действительность на небытие, надобно было или разрушить ее, или выйти из нее и удалиться в пустыню. У нас не случилось ни того, ни другого: первое было не под силу, второе невыгодно, ибо с отвергнутой действительностью связано было материальное положение отрицателя. Найден был третий выход: действительность просто игнорировали, т. е. переставали понимать ее, как неразумную, не мешая ее существованию, и таким образом привыкали думать, что нормальный туземный порядок существования — это мирное сожитие разумных идеалов с неразумной действительностью. Это противоречие должно было тяжелым камнем давить ум и совесть образованного русского человека. Каждый милился с этим противоречием по-своему, составляя особый, наиболее сподручный ему подбор культурных средств, понятий, чувств и вкусов, который облегчил бы ему бремя такого противоречивого существования, но все эти средства были более или менее удачными способами уединить свою мысль от окружающей действительности, не уходя из нее, и напоминали прием страуса, который прячет голову под крыло, чтобы не видеть грозящей ему неприятности, опасности. Эти подборы и образовали различные направления, обозначившиеся в жизни русского образованного общества к концу XVIII в. Дашкова, Струйский, Опочинин.
Т. Всех проще устраивались те, которые, располагая большими средствами и некоторым вкусом, старались искусством прикрыть неправильность своего житейского положения. Удаляясь от столичного шума, добровольный отшельник где-нибудь в глуши Владимирской или даже Саратовской губернии, в стороне от большой дороги, среди своих 20 тыс. десятин земли воздвигал укромную обитель во 100 комнат, окруженную корпусами служеб с несколькими сотнями дворовых слуг. Все музы древней Греции при содействии доморощ[енных] крепостных ученых, художников, артистов и артисток призывались украсить и оживить этот уголок светского отшельника, тайного советника или капитана гвардии в отставке. Гобелены, обои, разрисованные от руки досужим домашним мастером, портреты, акварели, гравюры удивительной работы с сюжетами из античной древности, амфилада 20 зал и гостиных с перспективой, замыкаемой по обоим концам колоссальной фигурой Екатерины II, вышитой шелками с необыкновенно свежим подбором колеров, в одной из угольных задних комнат ряд больших завешанных темно-зеленой материей книжн[ых] шкафов с надписями histori, physique, politique, в другой — д[омашний] театр с тремя рядами кресел в партере, и подле — зала в два света, от потолка до пола увешанная портретами, — живая история XVIII в.18 в лицах, где-нибудь в углу особо от Других тщательно вырисованная на полотне типическая фигура с тлеющими угольными глазами, игольчатым носом и19 идущим ему навстречу загнутым и заостренным подбородком — известная фигура папа Вольтера, а на верху дворца уютная келейка, украшенная видами Франции, где под желтым шелковым пологом покоится веселый соб[еседник] хозяина m-r Granmont, самоотверженный апостол разума, покинувший родную Овернь, чтобы сеять просвещение среди скифов Сердобского уезда. В доме на стенах глаз не находил места, не завешанного наукой иль искусством, не остав[алось] щели, через которую могли бы проникнуть в этот волшебный фонарь уличный факт или житейская проза. А за домом тянулся обширный парк с 42 просеками и дорожками и 10 храмами-беседками на перекрестках — приют новых чар для глаз и воображения. Все дорожки и беседки имели свои названия, которые рисовали воображению либо приманки общежития, либо художественные образы, либо просто приятные воспоминания. Были беседки Славы, Дружбы, Истины, вместилище чувствий вечных, дорожки приятного наслаждения, уединения, неожиданного утешения20, истинного разумения, постоянного друга, веселой мысли, милой жены, жаркого любовника, верных любовниц, услаждения самого себя, наконец дорожка Марьи Антоновны, т. е. королевы Марии Антуанетты с ее мраморным бюстом. Что делали и как жили обитатели и обитательницы таких изящных приютов? Один из них, екатерининский вельможа и дипломат кн[язь] А. Б. Куракин, холостой отец 70 чел[овек] детей, перед лестницей своего деревенского дворца на Хопре выставил для сведения гостям свою программу или правила общежития, из коих одно гласило: ‘Хозяин почитает хлебосольство и гостеприимство основанием взаимственного удовольствия в общежитии, следственно видит в оных приятные для себя должности’. Итак, жили для друзей и наслаждались их обществом, а в промежутках уединения любовались, читали, пели, писали стихи — словом, поклонялись искусству и украшали общежитие. Макартней в нач[але] царствования Ек[атерины], Сегюр в конце — [писали] о страсти к искусствам, о чтении романов, увеселениях. Ник[ита] Ерем[еевич] Струйский. Такова была другая21 струя в жизни образованного русского общества, пущенная при помощи западного влияния: это приторная и распущенная идиллия барского сибаритства, воспитанная беззаботной праздностью крепостного быта.
II. Некоторые нашли такое изящное легкомыслие неудовлетворительным житейским порядком и отыскали другой выход из действительности, впрочем, также подсказанный франц[узской] философией. Дидро, Гольбах и другие французские материалисты, наскучив искусственным, условным общежитием, проповедовали возврат к природе с ее инстинктами, а Руссо отлучил от своего разума всю цивилизацию с ее науками и искусствами за то, что она исказила первобытную простоту и доброту человеческой природы с ее здоровыми чувствами и наивными понятиями. Идея такой отвлеченной философской первобытности и простоты, помещенной вне пространства и времени и, пожалуй, нигде и никогда не существовавшей, была трудна для русских мыслителей прошлого века, они искали для нее понятного исторического осуществления и нашли его в древней, допетровской Руси22, не тронутой западным влиянием: они хотели бить легкомысленных западников западным же влиянием и чужую мысль положить в основание национального направления. Две записки в конце царствования Екатерины II: неизвестного и Щербатова. Не предназначались к обнародованию и тем откровеннее. Одна идеализирует допетровскую старину за простоту и самородность ее порядков, другая чернит во имя старины современную действительность за отступление последней от простоты и самобытности первой, и оба видят в древнерусской жизни забытый идеал. Оба — физиологи общества и мыслители, и оба — недовольные брюзги: один брюзжит на то, что уже нет доброго прошлого, столь не похожего на дурную современную жизнь, а другой на то, что современная жизыь так не похожа на доброе прошлое 2Я.
… И24 вот умы, колеблемые наносными дуновениями, отрываются от исторической почвы, уносятся25 в разные стороны. Но любопытно следить, как, теряя из глаз действительность, их воспитавшую, эти умы захватывают с собой какой-нибудь ее интерес и на досуге подвергают его усиленной разработке в своем воздушном уединении26, как смутное воспоминание о покинутом когда-то родном мире. Разум ее, при такой досужей и напряженной обработке, действительные интересы, разобщенные и лишенные освежающего соприкосновения с жизнью, превращались в праздную забаву или в уродливые призраки, подобные тем, какие возбужденное воображение творит во сне из впечатлений последнего пережитого дня. Но праздные забавы наскучивали, а уродливые призраки пугали или противнли, и так как в тех и других помнились остатки покинутой действительности, то все направления оторвавшейся от нее мысли приводили ее к отрицанию русской жизни. Это был общий тупой угол, попав в который культивированный русский ум оседал в бессильном недоумении.
1) Беззаботная праздность крепостной среды и приторная распущенная идиллия дворянского общежития, 2) Религиозно-нравственные мотивы русского церковного общества и мистич[ески]-театральная филантропия и педагогика мартинистов, 3) Отсутствие твердых нравственных правил в образованном обществе и пугливая идеализация древнерусской жизни, 4) Пробужденный с конца XVII в. позыв к научному знанию и космополитический рационализм вольтериянцев, растворяемый острыми примесями: задорной скорбью Радищева, скучающим отчаянием Опочинина. Отрицание: 1) во имя требований света, 2) созерцательной личной морали, 3) старины, 4) разума27.
При28 помощи такой тройной педагогической перегонки в умах и правах русского образованного общества к концу царствования Екатерины II встретились разносторонние и разновременные влияния29 и впечатления. Кой-где ютились еще, как неубранный вчерашний сор, замиравшие предания, обычаи и верования, уцелевшие от древнерусской жизни. Старики жили понятиями и знаниями, крепко вбитыми петровской реформой либо наскоро схваченными в общеобразовательной школе преемниц преобразователя. В головах помоложе живы были веселые или чувствительные, бальные или театральные впечатления елизаветинского времени и начинали бродить вольнодумные рационалистические и моралистические идеи, воспринятые от гувернера или кадетского учителя, либо вычитанные из свежей французской книжки. Эти бродячие идеи и получили особенно важное значение: они не только бродили в умах, но и производили брожение, благодаря которому хаотическая смесь понятий, чувств и привычек, столпившихся в р[усских] умах, начала разделяться и кристаллизоваться, складываясь в определенные взгляды и убеждения. Тогда силуэтные очертания, туманные образы без лиц стали превращаться в физиономии с определенными и понятными чертами, из нравов стали выраб[атываться] хар[акте]ры. Эти физиономии очень разнообразны, и их разнообразие происходило от того, что в каждой из них культурные черты соединялись в особом подборе. Но французское просветительное влияние, входившее неизбежным элементом в каждый из этих подборов, придавало всем этим физиономиям особое выражение, особую типич[ескую] складку, сообщавшую нм некоторое фамильное сходство при всей их индивидуальной разнохарактерности30.

ЧЕТЫРЕ31 ВИДА ОТРИЦАНИЯ Р[УССКОЙ] ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Результаты зап[адного] влияния — тяжелое впечатление праздной игры, забавы. Это от того, что з[ападное] влияние нам нужно было для насущного дела, а оно в XVIII в. пало на среду, жившую чужим трудом и оставшуюся без дела, потому принужденную наполнять досуг игрой, забавой. И это естественно: кто живет чужим трудом, тот неизбежно кончит тем, что начнет32 жить чужим умом, ибо свой ум вырабатывается только [с] помощью собственного труда. Но опыты людей прошлого века дали нам полезный урок: образование только тогда благотворно, когда ведет к пониманию действительности, которая нас окружает, и к служению обществу, среди которого мы вращаемся33.
1 Над строкой: 10[-я] лек[ция] публ[ичная], 15 мар[та].
2 Щеголь (фр.).
3 литератор (фр.).
4 Подчеркнуто красным карандашом.
5 Три предыдущих слова написаны над строкой карандашом.
6 Подчеркнуто синим карандашом.
7 Абзац очерчен на полях синим карандашом.
8 Подчеркнуто синим карандашом.
9 Слово написано над строкой красным карандашом.
10 Подчеркнуто красным карандашом.
11 Подчеркнуто синим карандашом.
12 Подчеркнуто синим карандашом.
13 Над строкой: Начало 10-й л[екции]. На полях: [18]91 г. 10-я? Далее зачеркнуто красным карандашом: 9[-я] л[екция].
14 Предыдущая фраза написана на полях.
15 Далее зачеркнуто: Б[а]рск[ов, с.] 284 f. Ниже приписано: Листок 3. Далее в рукописи идет текст 9-й лекции.
16 Над строкой красным карандашом: 10-я лекц[ия. 18]91. На полях: Знак[омство] с лит[ературой] просвещения. Философия для вольтерианца. Синай [?], и он разбивал скрижаль.
16 Цифры написаны над зачеркнутым: прошлого.
18 На полях в верхнем углу: 10[-я] л[екция, 18]91 г.
19 Далее зачеркнуто: острым, догоняющ[ем] его.
20 Далее зачеркнуто красным карандашом: милой жены. На полях в верхнем углу: 10[-я] л[екция. 18]91 г.
21 Слово написано над зачеркнутым: одна.
22 На полях в верхнем углу: 10[-я] л[екция. 18]91 г.
23 Далее половина страницы оставлена чистой.
24 На полях: 10[-я] л[екция].
25 Слово написано на полях.
26 Написано над: пространству. На полях: Полное незнание отечества. [М. И.] Воронц[ов].
27 Далее в рукописи идет текст 9-й лекции.
28 В верхнем правом углу: 10[-я] л[екция. 18]91 г. об XVIII в. Отношение москвичей к Политическому журналу Сохацкого. ‘Чтения [ОИДР]’, 1884, [т.] 4, с. 45-6.
29 Подчеркнуто синим карандашом,
30 Далее три четверги страницы оставлены чистыми. На обороте: Где в курсе [публичном] после 5-й лекции о дворянстве, долженствовавшем стать руководителем эконом[ической] жизни, и о потребном для того агрономическом и политико-эконом[ическом] образовании? В начале 5-й об этом намеком. Далее более трех четвертей страницы оставлены чистыми.
31 На верхнем поле: Конец 10-й л[екции. 18]91 г.
32 Над строкой: будет.
33 Далее половина страницы оставлена чистой.

АРХЕОГРАФИЧЕСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

В. О. Ключевский — буржуазный русский историк второй половины XIX—начала XX в. — вошел в науку как автор всемирно известного курса русской истории, выдержавшего много изданий не только в нашей стране, но и за ее пределами. Капитальные труды В. О. Ключевского о Боярской думе, происхождении крепостного права, Земских соборах и т. д. входят в сокровищницу русской дореволюционной историографии, содержат целый ряд тонких наблюдений, которыми историки пользуются до настоящего времени. Только в последнее время, после издания отдельных специальных курсов1 и исследований их2, выяснилось, что об этом историке можно говорить как о крупном историографе и источниковеде. Однако до сих пор не все специальные курсы, статьи, очерки и наброски историка опубликованы. Настоящее издание, которое является продолжением публикации рукописного наследия В. О. Ключевского3, в значительной степени восполняет этот пробел.
Первым публикуется курс ‘Западное влияние в России после Петра’, который был прочитан В. О. Ключевским в 1890/91 уч. году. Тема о культурных и политических взаимоотношениях России и Запада привлекала внимание Ключевского особенно в 1890-е годы. Им были написаны статьи »Недоросль’ Фонвизина’, ‘Воспоминание о Новикове и его времени’, ‘Два воспитания’, ‘Евгений Онегин и его предки’. Публикуемый курс является как бы продолжением его исследования о западном влиянии в XVII веке4. В нем основное внимание уделено новым явлениям в истории России, происходившим в результате реформ Петра I. Эти изменения Ключевский связывал прежде всего с влиянием Западной Европы на политическую структуру общества, на образование, быт и культуру. Под термином ‘западное влияние’ Ключевский часто понимает не механическое перенесение идей и политических учреждений западноевропейских стран (в первую очередь Франции) в Россию, а изменения русской действительности, главным образом относящиеся к господствующему классу — дворянству, под влиянием новых условий жизни страны. Поэтому курс представляет значительный интерес (несмотря на его незаконченность) для изучения общей системы исторических взглядов Ключевского. Готовя к изданию V часть курса русской истории, Ключевский наряду с другими материалами привлекал частично и текст этого специального курса.
Раздел ‘Историографические этюды’ открывают четыре наброска первостепенной важности по ‘варяжскому вопросу’, где Ключевским высказано весьма ироническое отношение к названной проблеме, считавшейся в дворянско-буржуазной исторической науке одной из главнейших в истории Древней Руси.
Большой историографический интерес представляют никогда не публиковавшиеся очерки и наброски Ключевского о своих коллегах — историках прошлого и настоящего для Ключевского времени. Глубокие, меткие, образные, порой едкие характеристики не утратили значения и для современной исторической науки. Эти материалы существенно добавляют и обогащают широко известные статьи ученого о С. М. Соловьеве, И. Н. Болтине, Ф. И. Буслаеве, Т. Н. Грановском и других историках, изданные ранее ‘Лекции по русской историографии’5 и фрагменты историографического курса6.
До недавнего времени работы Ключевского в области всеобщей истории не были известны даже специалистам. Однако Ключевский уже на студенческой скамье проявил большой интерес к этой проблематике. Так, он тщательно конспектировал курс С. В. Ешевского, который был литографирован по его записи. Он написал работу ‘Сочинение епископа Дюрана’, перевел и дополнил русским материалом книгу П. Кирхмана ‘История общественного и частного быта’7. По окончании Московского университета молодой Ключевский читал в Александровском военном училище (где он преподавал 17 лет, начиная с 1867 г.) лекции по всеобщей истории. Фрагмент этого курса, относящийся к истории Великой Французской революции, был опубликован8. Позднее сам Ключевский отмечал влияние Гизо на формирование его исторических взглядов.
В 1893/94 и 1894/95 уч. г. Ключевский читал в Абастумане курс ‘Новейшей истории Западной Европы в связи с историей России’9. Он писал развернутые конспекты, которыми, очевидно, пользовался при чтении лекций. Именно этот расширенный конспект, состоящий из трех тетрадей, публикуется нами в основном корпусе издания. Он обнимает время от Французской революции 1789 г. до отмены крепостного права и реформ Александра II. Согласно записи Ключевского10, курс был им рассчитан на 134 уч. часа и включал в себя 39 тем. Этот сложный по составу курс насыщен большим фактическим материалом, за которым видна напряженная работа. О том свидетельствует и большое количество сносок и помет Ключевского, которые дают возможность представить круг использованных автором источников: иностранных и русских.
Помимо конспектов, составленных для своего личного пользования, Ключевский писал и развернутые планы курса, один из которых публикуется в Приложении. В результате в архиве Ключевского отложился довольно богатый комплекс материалов абастуманского курса, среди которых конспект ‘о Екатерине II — Александре II’, наброски о Франции, Австрии и Венгрии и другие. Ряд помет в абастуманских тетрадях, а также в литографиях ‘Курса русской истории’ (в частности, литографии Барскова и Юшкова) свидетельствуют о том, что Ключевский предполагал использовать отдельные тексты при подготовке к печати пятой части ‘Курса’. Абастуманский курс бесспорно является важным источником для изучения эволюции исторических взглядов Ключевского и для исследования проблемы изучения в России всеобщей истории вообще и истории Французской революции в частности.
Литературоведческие взгляды Ключевского находят отражение в разделе ‘Мысли о русских писателях’, где содержатся характеристики от М. Ю. Лермонтова до А. П. Чехова. Собственное научно-литературное (и часто литературное) творчество историка представлено в разделах ‘Литературно-исторические наброски’ и ‘Стихотворения и проза’, которые раскрывают Ключевского с новой, не только с чисто учено-академической стороны. Здесь помещены его стихотворения, художественная проза.
В приложении печатаются: к курсу ‘Западное влияние в России после Петра’ черновые материалы к отдельным лекциям и три наброска ‘Древняя и новая Россия’, к рукописи ‘Русская историография 1861—93 гг. Введение в курс лекций по русской историографии II-ой половины XIX в.’, к курсу ‘Новейшая история Западной Европы в связи с историей России’ — план этого курса 1893—1894 уч. г.
Публикуемые в настоящем издании рукописи В. О. Ключевского хранятся в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (далее — ГБЛ), в Отделе рукописных фондов Института истории СССР АН СССР (далее — ОРФ ИИ), в Архиве Академии наук СССР (далее — Архив АН СССР) и в отделе письменных источников Государственной публичной Историческом библиотеки (далее — ГПИБ).
Обычно в печатных работах Ключевский опускал свой справочно-научный аппарат, но в его черновых рукописях часто можно встретить указания на источники. Особенно богат сносками, пометами и отсылками конспект абастуманского курса, где полностью ‘открыт’ научный аппарат, что позволяет судить о круге его источников и увеличивает тем самым ценность публикуемого текста. Воспроизведение помет Ключевского, дополнительных текстов на полях и вставок дает представление о процессе работы ученого над текстами.
Рукописи Ключевского имеют сложную систему отсылок, помет и указаний на источники, литературу, собственные труды — опубликованные, литографированные, рукописные. Места вставок и переносов текста отмечались им условными значками, подчеркиваниями и отчеркиваниями на полях чернилами или различными карандашами — простым, красным, синим. Так как цвет карандаша несет определенную смысловую нагрузку, то в подстрочных примечаниях во всех подобных случаях указывается цвет и способы написания пометы. Если подчеркивания и значки не оговариваются в подстрочных примечаниях, то это означает, что они написаны тем же карандашом или чернилами, что и основной текст. Начало и конец вставок автора отмечены в тексте одинаковыми цифрами, а в примечаниях — через тире (например,5-5). В ряде случаев Ключевский пользовался условными обозначениями и сокращениями, которые не удалось расшифровать. В подобных случаях они даются в двойных круглых скобках (( )).
Нередко при воспроизведении выдержек из источников Ключевский сокращал текст приводимых цитат, но смысл их передавал верно. Фактические ошибки встречаются крайне редко.
Часто в рукописях Ключевского встречаются первые буквы латинских слов, означающих: p. (pagina) — страница, i (initium) — начало, m. (medium) — середина, f. (finis) — конец, n. (nota) — примечание, t. (totum) — всё, ib. (ibidem) — там же, id. (idem) — он же.
В публикации воспроизводятся без оговорок: подчеркивания и отточия Ключевского, исправления, сделанные им над строкой в случае их полного согласования с основным текстом и авторские изменения порядка слов в предложении, которые даются в последнем варианте. Описки исправляются без оговорок. Отсутствующие в рукописях даты восстанавливаются составителями в квадратных скобках, в примечаниях даются обоснования. Пояснения составителей даются в квадратных скобках. Звездочкой + отмечен комментируемый в примечаниях текст.
Переводы с иностранных языков даются под строкой.

Р. А. Киреева, А. А. Зимин

1 Ключевский В. О. Курс лекций по источниковедению. — Соч. М., 1959, т. 6, Он же. Терминология русской истории. — Там же, Он же. Лекции по русской историографии. — Там же. М., 1959, т. 8. Сюда же относится и неоднократно издававшийся курс ‘История сословий в России’.
2 Киреева Р. А. В. О. Ключевский как историк русской исторической науки. М., 1966, Чумаченко Э. Г. В. О. Ключевский — источниковед. М., 1970, Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский: История жизни и творчества. М., 1974.
3 Ключевский В. О. Письма. Дневники: Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.
4 Ключевский В. О. Западное влияние в России XVII в.: Историко-психологический очерк. — В кн.: Ключевский В. О. Очерки и речи: Второй сборник статей. М., 1913.
5 Ключевский В. О. Соч., т. 8.
6 Из рукописного наследия В. О. Ключевского: (Новые материалы к курсу по русской историографии / Публ. А. А. Зимина, Р. А. Киреевой. — В кн.: История и историки: Историографический ежегодник, 1972. М., 1973.
7 Кирхман П. История общественного и частного быта. М., 1867.
8 Ключевский В. О. Записки по всеобщей истории / Публ. Р. А. Киреевой, А. А. Зимина, Вступ. статья М. В. Нечкиной. — Новая и новейшая история, 1969, No 5/6.
9 Подробнее см.: Нечкина М. В. В. О. Ключевский: История жизни и творчества, с. 325—347 и Предисловие к настоящему изданию.
10 См. с. 384—385 настоящего издания.

КОММЕНТАРИИ

‘ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА’

Публикуется впервые. Текст девяти лекций написан А. Г. Карповой (?) в одной тетради в черном переплете (ГБЛ, ф. 131, п. 13, д. 1). В рукописи имеются карандашные пометы и вставки В. О. Ключевского. Характер правки свидетельствует, что Ключевский работал над этим текстом не менее двух раз: первоначально — с целью усовершенствования данного цикла лекций, затем — в связи с подготовкой своего ‘Курса русской истории’, в который впоследствии вошли некоторые места из публикуемого текста. На основании позднейшей отсылки к своей статье ‘Императрица Екатерина 11’, опубликованной в 1896 г. в журнале ‘Русская мысль’ (кн. XI), можно заключить, что одна из этих правок проводилась Ключевским после ноября 1896 г. Пометы Ключевского часто носят отрывочный характер и требуют дополнительных разъяснений. В ряде случаев некоторые фразы слегка перечеркнуты Ключевским. Так как эти места составляют органическую часть текста и, вероятно, были отмечены им для других работ, то они воспроизводятся в основном тексте в ломанных скобках: < >.
10-я лекция целиком не сохранилась. Ее фрагменты печатаются впервые по черновым карандашным записям Ключевского (ОРФ ИИ, ф. 4, он. 1, д. 90). Их последовательность Ключевским не указана. Отрывки расположены в соответствии с отдельными авторскими пометами и но содержанию. Текст первого фрагмента написан чернилами рукой неустановленного лица на л. 28—29. Остальные написаны Ключевским карандашом: л. 23, 24—26, 21 об., 30—31 и 27.
Основания для датировки курса следующие, 1890 г. указан на первом диете тетради, 1891 г. поставлен Ключевским на фрагментах 10-й лекции.
Пометы В. О. Ключевского на титульном листе тетради в черном переплете:
II1
Исп[равить с.] 47 (См. с. 25 настоящего издания).
Однородность состава общества [с.] 8. (См. с. 13 настоящего издания).
Духовенство и дворянство, как проводники просвещения [с.] 32 и д[ругие]. (См. с. 20 настоящего издания).
Общее образование при Петре [с.] 46—50. (См. с. 25—26 настоящего издания).
[с.] 128 — Дворянство после 18 февр[аля] 1762 г. (см. с. 51 настоящего издания).
Программа Екатерины [с.] 134, 190, (См. с. 53, 73 настоящего издания).
Юности честн[ое] зерцало [с.] 241 (См. с. 90—91 настоящего издания).
Указанные страницы почти полностью совпадают со страницами рукописи.
1 Цифра написана красным карандашом.

1-я ЛЕКЦИЯ

Барск[ов]. — Речь идет о литогра-фии ‘Курса новой русской истории (от Смутного времени до смерти Николая I)’ В. О. Ключевского 1883/84 уч. г. в записи Я. Л. Барскова. (Далее: Барсков). Литогра-фия, имеющая карандашную правку Ключевского, хранится в Ленинградском отделении Института истории СССР АН СССР (ф. Ключевский, д. 3) и в ГБЛ (ф. 131, и. 4, д. 2). Рукописный текст, служивший основой для литографии Барскова и V тома ‘Курса русской истории’ (Пг., 1918), с карандашной правкой Ключевского хранится в ГБЛ (ф. 131, н. 9, д. 1).

2-я ЛЕКЦИЯ

Забел[ин] в ‘В[естнике] Европы]’. — Вероятно имеется в виду работа И. Е. Забелина ‘Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве (XVII век)’ (Вестник Европы, 1871, янв.-февр.).
Разр[ядный] арх[ив]. — Речь идет о книге ‘Описание Государственного разрядного архива, с присовокуплением списков со многих хранящихся в оном любопытных документов’ (М., 1842).
Пр[о]в[ерить] по Куракину. — Речь идет об издании ‘Архив кн. Ф. А. Куракина’ (СПб., 1890—1902, т. 1—10).
Устр[ялов] — Имеется в виду книга: Устрялов Н. История царствования Петра Великого. СПб., 1858, т. II, с. 565.
...открыта была в 1705 г. в Москве школа пастора Глюка. — У С. М. Соловьева в ‘Истории России с древнейших времен’ (М., 1865, т. 15, с. 101. Далее: Соловьев), на книгу которого ссылается Ключевский, указана дата основания школы —1703 г. В своем ‘Курсе русской истории’ Ключевский датирует ее основание опять 1705 г. С. А. Белокуров, специально исследовавший историю немецких школ в Москве, писал, что ‘в феврале месяце 1703 г. началась педагогическая деятельность Глюка’, а ‘в 1705 г. школа Глюка приняла более обширные размеры, превращена была в гимназию’. См.: Белокуров С. А. О немецких школах в Москве в первой четверти XVIII в. (1701—1715 гг.).— В кн., Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1907, кн. 1, о. IV, VIII (Далее: Чтения ОИДР).
Документы. — В ‘Курсе русской история’ Ключевский писал: ‘По сохранившимся я недавно изданным документам, идущим с начала 1705 г., когда школа была утверждена указом…’ (Ключевский В. О. Соч. М., 1958, т. 4, с. 245). Вероятно, речь идет о документах о гимназии Глюка за 1705—1711 гг., которые открыл среди материалов Московского архива Министерства юстиции А. Н. Зерцалов и передал их для издания в ОИДР в марте 1894 г. Текст документа был тогда же набран, но опубликован значительно позднее — в 1907 г. См.: Чтения ОИДР, 1907, кн. 1, отд. 1 (подробнее об этом см. с. XL).
…Синод перевел… трактат… Пуфендорфа ‘О должности человека и гражданина’ и его же ‘Введение в европейскую историю’. — Работы Пуфендорфа в России были переведены и изданы: ‘Введение в историю европейскую’ (СПб., 1718) и ‘О должности человека и гражданина’ (СПб., 1724).

3-я ЛЕКЦИЯ

Сыс[оев]. — Речь идет о литографии ‘Новая русская история 1613— 1855: Лекции ординарного профессора В. О. Ключевского’ (М., 1888) в издании В. Сысоева (Далее: Сысоев). Неполный экземпляр с авторской правкой см.: ГБЛ, ф. 131, п. 5, д. 3, Там же, п. 7, д. 1, хранятся л. 48—50, написанные рукой студента В. Сысоева с правкой Ключевского.
… Кампредон писал. — Речь идет о донесении французского полномочного министра при русском дворе де-Кампредона к де-Морвилю от 15 января 1726 г. См.: Сб. имп. Русского исторического общества. СПб., 1888, т. 64, с. 199—200. (Далее: Сб. РИО).
Феофан Прокопович живо рисует… — Описание Феофана Прокоповича опубликовано в виде приложения к книге ‘Записки дюка Лирийского и Бервикского во время пребывания его при имп. российском дворе в звании посла короля испанского. 1727—1730 годов’ (СПб., 1845) (Далее: Прокопович),
…Маньян писал... — Выдержки из донесений французского резидента Маньяна опубликованы в 3 томе изд. Н. Тургенева ‘La Russie et les Russes’ (Brssel, 1847). Затем в Сб. РИО, т. LXXV.
…двенадцать мнений и проектов, — Современный исследователь Г. А. Протасов установил, что было подано не 12 проектов, а только 7, собравших 416 подписей. См.: Протасов Г. А. Кондиции и проекты 1730 г.: Автореферат кандидатской диссертации. М., 1955, с. 9—10.

5-я ЛЕКЦИЯ

Ст[атьи]. — Здесь и далее Ключевский имеет в виду свою статью ‘Императрица Екатерина II (1796—1896)’ (Русская мысль, 1896, кн. XI, с. 130—177. См. также: Ключевский В. О. Соч. М., 1958, т. 5, с. 309—371). Наборный экземпляр статьи с заметками Ключевского, сделанными, видимо, в связи с подготовкой ‘Курса русской истории’ к печати, хранится, в ГБЛ (ф. 131, п. 13, д. 20). Среди его отметок и ссылок на свои ранние рукописи, литографии, ‘Пособие’, на источники и т. п. есть указания и на публикуемый курс, который им обозначен как ‘Публ[ичные] л[екции]’.
В беглых заметках, написанных в первые годы ее царствования… Речь идет о наставлении Екатерины II сыну и потомкам ее по поводу дела А. П. Волынского (Сб. РИО. СПб., 1872, т. X).

6-я ЛЕКЦИЯ

Сцена. — Имеется в виду ответ M. M. Щербатова, который начал говорить ‘с крайним движением духа’, дрожащим голосом.
17 млн. — У Соловьева на указанных страницах: 7 млн. 500 тыс.
…Нем[ец] и русский купец, шпага. — Имеются в виду следующие слова депутата Глинкова: ‘Немцы же, видя русского купца без шпаги, оказывают ему пренебрежение, а особливо на бирже. Когда иностранный купец стоит с русским, то кажется как будто он стоит с своим слугою и обращается с ним свысока’.

7-я ЛЕКЦИЯ

За один стол. — См. следующее место из письма Екатерины II к Вольтеру: ‘Мне думается, что вам понравилось бы быть за столом, за которым православный, сидя с еретиком и мусульманином, мирно слушают мнение идолопоклонника и уговариваются часто все четверо для того, чтобы сделать свой приговор сносным для всех’ (Сб. РИО. СПб., 1872, т. X, с. 35).
Нард[ов]. — Имеется в виду литография курса Ключевского ‘Новая русская история. Часть II. От Екатерины I до Александра II (1725—1855), (Вторая половина IV периода — новейшая русская история)’, изданная Нардовым (1880— 1887). В ГБЛ хранится экземпляр с карандашной правкой Ключевского (ф. 131, п. 5, д. 1). На титульном листе рукой Ключевского написано: ‘Изд[ание] Нардова с поправками (с царств[ования] Александра] I’. В тексте литографии встречаются пометки типа: ‘Тетр[адь, с.] 193’, ‘Тетр[адь, с.] 201’, что соответствует страницам публикуемой рукописи.
Уездные [дворяне]. — Ключевский указывает на место в своей статье ‘Имп. Екатерина II’, где речь идет о том, что уездные дворяне иногда совсем не являлись на съезды для выборов, а оставшийся один предводитель должен был прибегать к заочным назначениям.
Статья, [с]… 172, а — На стр. 172 статьи ‘Имп. Екатерина II’ Ключевский поставил цифру 3. Ей соответствует следующий текст: ‘Оно увидело в нем не новый вид государственного служения всего дворянства взамен прежней обязательной службы, а недостававшее ему хозяйственное удобство каждого отдельного дворянина’.
Ст[атья, с.] 172 F. — Таким значком отмечено Ключевским следующее место из статьи ‘Имп. Екатерина II’: ‘По распущении комиссии среди гвардейских офицеров шли недовольные толки об унижении дворянства, о вольности крестьян и холопей, об их непослушании господам: ‘Как дадут крестьянам вольность, кто станет жить в деревнях? Мужики всех перебьют: и так ныне бьют до смерти и режут».

9-я ЛЕКЦИЯ

Мессельер — имеются в виду Записки члена французского посольства в России 1757—1759 гг. графа Мессельера, выдержки из которых на русском языке публиковались и ‘Русском архиве’ за 1874 г.
Порицания ‘Хорева’ за добродетель. — Речь идет о В. К. Тредьяковском, который осудил трагедию А. П. Сумарокова ‘Хорев’ за то, что она оканчивалась гибелью добродетельных людей, так как это было, по его суждению, ‘противно нравственности’.
Юшк[ов, с.] 419. — Речь идет о литографии курса Ключевского ‘Новая русская история. Ч. II. от Екатерины I до Александра II (1725—1855): (Вторая половина IV периода новейшая русская история)’, изданная Юшковым. Экземпляр с карандашной правкой Ключевского хранится в ГБЛ (ф. 131, п. 4, Д. 4).
Массон — Речь идет о книге: Masson К. Mmoires secrets sur la Russie pendant les rgnes de Catherine et de Paul I. Paris, 1803.
По Сегюру. — Речь идет о книге ‘Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785—1789)’. (СПб., 1865).

ПРИЛОЖЕНИЯ

I. К КУРСУ
‘ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА’

Среди рукописей Ключевского сохранились черновые карандашные записи историка, датированные им 1891 г. (ОРФ ИИ, ф. 4, он. 1, д. 90, л. 1—33). На конверте, служившем обложкой, рукой Ключевского синим карандашом сделана надпись: ‘По западному влиянию в XVIII в. Курс и материалы’, и далее простым карандашом: ‘Вопрос о др[евней] и новой Р[оссии] — историография’. Первый двойной лист архивного дела напечатан на машинке, вероятно, Я. Л. Барсковым, которым была снята после смерти Ключевского копия с его рукописного архива. На этом листе, кроме повторения приведенного текста обложки, есть пометы: »XVIII век’. 60 страниц черновика и копии…’ В архивном деле, судя по старой нумерации, сохранились листы с 10 по 40, т. е. почти 30 листов отсутствуют. Возможно среди них были три наброска ‘Древняя и новая Россия’, которые хранятся в ГБЛ (ф. 131, п. 12, д. 3, л. 1—13). Эти наброски публикуются ниже после черновых материалов к лекциям.
Текст черновой рукописи представляет собой небольшие отдельные части публикуемых выше лекций. В этой рукописи отсутствует редакционная правка Ключевского, сделанная им позже в предлагаемом курсе. Части рукописи, которые отсутствуют в публикуемом тексте, даются нами ниже:

ИЗ ЧЕРНОВЫХ МАТЕРИАЛОВ К КУРСУ
‘ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА’

К 1-й лекции,
XVIII век.
1 Интеллигенция вообще. Лишние люди Тургенева: их горе — горе от ума, несчастие — в их неприспособленности к действительности, а в этой неприспособленности способнейших людей наших — осуждение не им, а жизни и ее условиям.
Проток[олы] — ‘Р[усская] мысль’, сент[ябрь, с.] 38 и др[угие] места отчеркнутые.
‘Гамлет Щигр[овского] у[езда]’ заставляет горько задуматься над странной судьбой нашей образованности, которая отрывала людей от действительности и делала их какими-то мучениками образования. В основу образования д[олжны] быть положены свои культурные начала, и тогда только эта образованность не будет экзотическою и тепличного, каким стало европейское] образование, перенесенное на чуждую ему нашу почву. — Ю. Никол[аев], ‘М[осковские] в[едомости]’, No 269 (‘Литературные заметки’).
Отношение Запада к России. — Соч. Сол[овьева, т.] 47.1 Впечатление каприза, непоследовательности, производимое жизнью русского общества в XVIII в. Невероятность такого впечатления при обширности, этнографическом составе и политическом строе России того времени. Источник впечатления — осложнение жизни общества. Телега и локомотив. Причины осложнения жизни общества:
1) Господство туземных влияний до XVII в. и прилив иноземных с половины этого века, перевес последних над первыми в руководящих классах общества.
2) Разрушение цельности нравственного состава русского общества вследствие раскола, равнодушие к старине в православном обществе и ненависть к новшествам в старообрядческом — новые пружины общественного движения.
3) Усложнение международных отношений России вследствие деятельности Петра, превратившей Россию из равнодушной наблюдательницы западноевропейской жизни в деятельную ее участницу, новые задачи, впечатления и манеры.
4) Новый образ действий, вызванный указанными переменами, Как в личной жизни инстинкт последовательнее рассудка, так ц жизни народной действие по преданию, политика памяти кажется последовательнее действия по расчету, политики соображений, выбора.
Жизнь русского общества в XVIII в. представляется нам капризнее прежней, потому что стали неуловимее для нашего наблюдения ее мотивы и разнообразные ее интересы.
Во всех этих условиях осложнения действует то скрыто, то выступая наружу, одна пружина — влияние З[ападной] Европы. (Как это в 2 и 4?) Со времени Петра оно и сильнее и шире. Как спорили об отношении к ней до Петра и какое отношение само собою установилось при Петре. Прежде З[ападная] Е[вропа] действовала на нас, насколько мы ее призывали к себе на помощь. Теперь мы сами вошли в нее как прямые участники ее движений и отдались ее влиянию, насколько могли воспринять его. (Прежде мы наблюдали ее издали, робко заглядывая на нее через стену предубеждения и неприязни, нас отделявшую. Теперь она стала важной частью нашей собственной обстановки, сценой действия, а не предметом только наблюдения). Потому прежнее раздумье, что можно у нее заимствовать, и чего не нужно, сменилось решимостью заимствовать всё, что можно, п[отому] что всё стало нужно. Потому З[ападная] Е[вропа] стала действовать на нас не одними только технич[ескими] знаниями и житейскими удобствами, но и своими понятиями, страстями, международными отношениями. Значит, зап[адно] европейское] влияние после Петра было сильнее и шире, чем не только до него, но и при нем самом: уже не думали повертываться к пей спиной. Это влияние — капитальный] вопрос нашей жизни с конца XVII в. ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 1, д. 90, л: 4—4 об. Автограф. Карандаш.
Ко 2-й лекции:
Мы видели, что подготовка реформы П[етра] состояла в разрешении двух вопросов, последовательно один за другим возникших в умах людей XVII в., как только они почувствовали опасности своего положения и стали задумываться над недостатками своего быта. Это были вопросы о том, как воспользоваться плодами чужой мысли, не трогая своей, и как защитить свою мысль от влияния чужой, постоянно нуждаясь в помощи последней. Я наперед обозначу вам моменты, пройденные русской мыслью при решении этих вопросов. Это решение началось при глубоком переломе…
Кому же прежде всего пришлось решать трудные и непривычные вопросы, представившиеся русскому уму в XVII в.? Они поставлены были политическими несчастиями, возникли из опасностей положения государства, следовательно, и решение их должно было стать делом тех, кто стоял на страже государственной2 безопасности, оберегал интересы народа, т. е. делом правительства. Но вот что достойно внимания: никогда прежде вопросы такой государственной важности так не волновали всего нашего общества, никогда самые простые люди не считали себя столь обязанными и способными решать их, как в XVII в. Политическая мысль, суждение о самых важных предметах государственного порядка не только стало общей привычкой, но и признавалось общим правом. ‘Весь мир качается’.
Никогда прежде московское правительство не имело дела с таким возбужденным обществом, как при царях Михаиле и Алексее. Но к этому следует прибавить, что никогда прежде и московское правительство не имело такого сложного состава и так не вовлекало общества в свою деятельность, как в первое время3 после Смуты.
До конца XVI в. государством правил государь с Думой своих бояр. Земский мир не принимал прямого и деятельного участия в этом управлении: он только исполнял распоряжения высшего правительства и по временам обращался к нему с робкими челобитьями о своих нуждах. Государь указал и бояре приговорили: такой формулой обозначался источник закона в M[осковском] государстве, и никакой третьей власти4 не требовалось для того, чтобы придать силу, закона государеву указу и боярскому приговору. Государь и бояре не всегда действовали дружно, порой ссорились и бранились, царь Иван даже совсем поссорился со своими боярами, уехал от них из Московского Кремля, окружил себя особым двором, опричниной, предоставив боярам управлять землей. Земский мир оставался страдательным и молчаливым зрителем этих политических ссор и только скорбел о разладе своих богопост[авленных] властей. В XVI в. раза три или четыре созывался и Земский собор, но это были собрания тех же бояр, высшего духовенства, военных командиров, уездных предводителей дворянства с представителями высшего купечества столицы и старшинами столичного торгового-промышленного населения, все это были властные, должностные лица, правившие землей под руководством государя и бояр, а не представители земли пред государем и боярами.
Смутное время коренным образом изменило отношение правительства к земскому миру. Старая привычная династия, построившая Московское государство, пресеклась, наследственных государей не стало, земские уполномоченные не раз призывались выбирать новых государей, по низвержении царя Василия Шуйского в 1610 г. земля не один год оставалась совсем без государя. Силой обстоятельств, под гнетом политических несчастий и против воли самой земли воля земства стала решительницей судьбы государства. Эта воля земли возвела на престол и первого царя новой династии. На избирательном Соборе 1613 г. присутствовали едва ли не впервые выборные всей земли, всех классов общества, даже сельского населения, чтобы выбрать царя, который был бы всем люб, т. е. был бы царем всей земли, а не той или другой политической партии. Сохранились известия, что когда избрали царя Михаила, бояре заставили его поступиться полнотой самодержавия, под присягой обязали его делить свою власть с Боярской думой, ничего не делать без ее согласия. Участие боярства в управлении государством, хотя и без формального обязательства со стороны государя, не было новостью для русского общества, земля давно привыкла к такому разделу власти между двумя политическими силами, которые руководили ею с тех пор, как стало Московское] государство. Новостью было то, что рядом с этими старыми политическими силами теперь стала третья — воля земли: при царе, земском избраннике, боярство принуждено было поделиться властью с землей, и Земский собор в царствование Михаила является деятельным рычагом законодательства и управления. В первые четыре года царствования Михаила земские выборные ежегодно присутствуют5 в Москве для обсуждения важнейших государственных дел, много раз призываются и после того. При всяком затруднении правительство обращается со своими нуждами и запросами к ‘совету всей земли’, испрашивает у Собора согласия на объявление войны, на новые6 налоги. Царь Алексей следует примеру отца, созывает Земский собор для составления Уложения, для обсуждения вопроса о Малороссии, внимательно выслушивает земские ходатайства, спрашивает мнения того или другого класса общества по финансовым вопросам. Земское представительство приобретает определенное устройство, устойчивый склад, входит в нормальный состав управления, становится привычным сотрудн[иком] правительства и выразителем общественного мнения, у соборных гласных вырабатывается голос твердый, но не крикливый, при обсуждении самых щекотливых вопросов они не теряют политического такта, почтительного тона, не обнаруживают заносчивых притязаний, оппозиционных замашек, во весь XVII в. правительству не пришлось ни разу раскаяться в созыве Земского собора. И общество начинало понимать значение7 и компетенцию Земского собора…
Вы оцените значение такого состава управления в деле подготовки реформы Петра. Когда перед русским обществом стали тяжелые вопросы об его положении и отношении к Западной Европе, решать их пришлось не какой-либо политической партии или замкнутому кругу правительственных лиц. Над решением их призывалась поработать коллективная мысль всей земли, до чего додумывались отдельные умы, боярские и простые, уединенным, разрозненным размышлением, — всё это собиралось в одну Земскую думу в соборном приговоре или земском челобитье. Понятно, почему все общество было так возбуждено и самые простые люди считали себя призванными и обязанными судить о самых важных государственных делах. Поэтому кто бы ни был призван для их решения, больше некому было решать их, и как бы они ни были решены, лучше никто не мог их решить. Следовательно, решение, произнесенное в XVII в., мы не можем считать случайной прихотью или недомыслием отдельных лиц: это решение — мерка роста тогдашнего общества, верный показатель его разумения. ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 1, д. 90, л. 11—12 об. Автограф. Карандаш.
К 7-й лекции:
Положение дворянства в местном управлении и сельском хозяйстве.
Действие Наказа и Комиссии 1767 г. на направление западного влияния в России.
Положение дворянства в местном управлении. — Губернские учреждения 1775 г. — Следы западного и туземного влияния в них. — Жалованная грамота 1785 г. и корпоративное устройство дворянства. — Характер участия дворянства в местном управлении.
Положение дворянства в сельском хозяйстве. — Вопрос о крепостном праве. — Причины его возбуждения при Екатерине II. — Постановка его в Наказе и Комиссии. — Законодательство Екатерины: расширение области крепостного владения и границ и усиление крепостного права8. — Крепостное хозяйство. — Успехи оброчного хозяйства и их причины. — Управление крепостными. — Влияние крепостного права на характер дворянского землевладения. — Недостаток дела у дворянства в местном управлении и сельском хозяйстве.
ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 1, д. 90, л. 19 об. Автограф. Карандаш.
К 9-й лекции:
Крепостные9 прежде стоили 40—50 р[ублей], теперь дороже, потому что стали богаче с увеличением торговли.
Иностр[анных] колонистов теперь до 35 тыс. Лифляндия и Эстлящпш не ставят ни одного рекрута.
‘Из всех наций, находящихся под русским владычеством, сама Россия наименее счастливая и независимая.
О бескровности последних переворотов, причина — отсутствие жестокости в солдатах. Разврат высших классов. Пассивная храбрость народа’. Их душевные проявления слабее, нежели у какой-л[ибо] другой нации, так что они как будто созданы, чтобы ими повелевали другие. Пьянство в праздники — одна из религиозных обязанностей народа.
Один из тысячи русских купцов изучил простую арифметику. Ни в одной чужой стране нет русской купеч[еской] конторы, сбывают товары через факторов, весьма немногие решаются нагрузить корабль на собств[енный| счет. Главные выгоды торговли достаются иностранцам.
Дворянство. Пренебрежение к иностранцам. 1)10 Франц[узские] авантюристы11 нашли доступ в русские семейства в качестве секретарей, чтецов, учителей и паразитов. Р[усские] дворяне самые необразованные [по] сравнению] с дворянством других европ[ейских] стран. На первом плане знание новейших языков, особенно франц[узского] и нем[ецкого], говорят на них свободно, но правильно писать [не умеют] ни на каком. Дополняют образование путешествием во Францию, но при невежестве бросаются на все, что действует на воображение и воспламеняет страсти. Нелепое подражание чужой жизни, обычай модниц наряжаться в весенние костюмы на пасху, стройка домов по образцу воздушных дворцов Флоренции и Сиены. Правительству будет труднее цивилизовать дворян12, чем крестьян: упрямство и скрытность. Народ противоречий и несообразностей, пышность и неопрятность, атеизм и суеверие, ненависть к иностранцам и копирование их. 3)13 Воспитание14 француженками — причина распущенности дворянок. Женщины высшего круга превосходят соседних в умении одеться, элегантности и внешних преимуществах. Лучше бы не имели [дворяне] никакого образования, чем какое дается им, потому что не м[огут] сделать их полезными для общества и счастливыми. Отношение власти к успехам цивилизации: весы (?) ее держать в своих руках, останавливать ее успехи, когда они приходят в столкновение с ее авторитетом, и поощрять только, когда способствуют ее величию и славе. Большая часть проектов нем[ецкой] и[мператри]цы не осуществимы на практике. Никто из государей [не относился] так ревниво к власти, как Ек[атерина] II. 512. ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 1, д. 90, л. 32. Автограф. Карандаш.
1 Текст написан на полях.
2 Далее зачеркнуто: и народной.
3 Над строкой: при этих царях.
4 Над строкой: воли.
5 На полях: 1618—1622, 1633, 1634, 1636 и 1637, 1642.
6 Над строкой: чрезвыч[айные].
7 На полях: Дело 1662 г.
8 Над строкой: зависимости.
9 Над строкой: Макартней, 1764—1767. Р[усская} стар[ина] 1887, сент., [с.] 499.
10 Цифра написана красным карандашом над строкой.
11 Два предыдущих слова подчеркнуты красным карандашом.
12 Подчеркнуто красным карандашом.
13 Цифра написана красным карандашом над строкой.
14 Слово подчеркнуто красным карандашом.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Все материалы, помещенные и приложении, публикуются впервые. Места хранения указаны после каждого публикуемого текста.

К КУРСУ
‘ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА’

О повреждении нравов кн. Щербатова — имеется в виду записка M. M. Щербатова ‘О повреждении нравов в России’ (Лондон, 1858).
‘Мысли о России’ неизвестного автора — опубликованы в ‘Вестнике Европы’ (1807, т. 31).
Л[еклерк] — имеется в виду книга: Болтин П. Н. Примечания на историю древний и нынешняя Россия господина Леклерка. [СПб.,1 (1788, т. I—II).
Княгиня Дашкова в 1780 г. (Зап[иски]) — имеется в виду кии га: Записки княгини Е. Р. Дашковой (Лондон, 1859).
Богданович и Закон. Сол[овьев] — имеется в виду упоминание С. М. Соловьева в ‘Истории России с древнейших времен’ (М., 1876, т. 20, с. 331) о том, что Богданович в 1761 г. опубликовал ‘стихотворение ‘Закон’, направленное против — закона!’.

ОТСЫЛКИ В. О. КЛЮЧЕВСКОГО

‘ЗАПАДНОЕ ВЛИЯНИЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ПЕТРА’

2-я лекция
К с. 26 сн. 37 — См. с. 90 настоящего издания.
К с. 26 сн. 39 — См. с. 30 настоящего издания.
3-я лекция
К с. 34 сн. 34 — См. с. 37 настоящего издания.
К с. 39 сн. 47 — См. с. 40 настоящего издания.
4-я лекция
К с. 43 сн. 23 — См. с. 50 настоящего издания.
5-я лекция
К с. 53 сн. 26 — См. с. 73 настоящего издания.
К с. 54 сн. 29 — См. с. 52 настоящего издания.
6-я лекция
К с. 67 сн. 102 — См. с. 69 настоящего издания.
7-я лекция
К с. 72 сн. 9 — См. с. 73 настоящего издания.
К с. 73 сн. 16 — См. с. 53 настоящего издания.
К с. 73 сн. 23 — См. с. 53 настоящего издания.
8-я лекция
К с. 85 сн. 7 — См. с. 25 настоящего издания.
К с. 90 сн. 58 — См. с. 91 настоящего издания.
К с. 91 сн. 71 — См. с. 90 настоящего издания.
К с. 92 сн. 80 — См. с. 24 настоящего издания.
9-я лекция
К с. 103 сн. 101 — См. с. 90 настоящего издания.
Ключевский Василий Осипович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. О взгляде художника на обстановку и убор изображаемого им лица, Ключевский Василий Осипович, Год: 1897
  2. Из записной книжки, Ключевский Василий Осипович, Год: 1910
  3. Императрица Екатерина II, Ключевский Василий Осипович, Год: 1894
  4. Лоскуток, Ключевский Василий Осипович, Год: 1883
  5. Алексей Николаевич Оленин, Ключевский Василий Осипович, Год: 1893
  6. Граф Мирабо, Ключевский Василий Осипович, Год: 1884
  7. Терминология русской истории, Ключевский Василий Осипович, Год: 1904
  8. Из курса 1884 г. ‘История французской революции’, Ключевский Василий Осипович, Год: 1884
Электронная библиотека