<,П. А. ВЯЗЕМСКИЙ>,
<,П. А. ВЯЗЕМСКИЙ>,
ЗАМЕТКИ
ЗАМЕТКИ
I
II
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
I
II
Заметки, Вяземский Петр Андреевич, Год: 1874
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Вяземский П. А. Заметки // Пушкин в воспоминаниях современников. — 3-е изд., доп. — СПб.: Академический проект, 1998. — Т. 1—2.
Т. 1. — 1998. — С. 135—136.
http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs1/vs1-135-.htm
Я не нашел у Анненкова (‘Вестник Европы’) {Разумеется, статья П. В. Анненкова ‘А. С. Пушкин в Александровскую эпоху’ в ‘Вестнике Европы’, 1873, XI—XII, и 1874, I—II. (Примеч. К.Грота)} отметки Пушкина о 1814 годе.
Во всяком случае, не мог он видеть Карамзина в течение этого года. Может быть, ребенком видал он его в Москве у отца своего, да и то невероятно. По крайней мере, не помню Сергея Львовича в Москве ни у Карамзина, ни у себя. Карамзин, вероятно, знал его, но у него не бывал.
Из Москвы в Петербург в 1816 году с Карамзиным ехал я один. Жуковский был уже в Петербурге. Василий Львович приехал в Петербург или пред нами, или вслед за нами, но положительно не с нами, а в обратный путь примкнул к нам. С ним по дороге и заезжали мы в Лицей, вероятно, по предложению Василия Львовича. Оставались мы там с полчаса, не более. Не помню особенных тогда отношений Карамзина к Пушкину. Вероятно, управляющие Лицеем занимались Карамзиным. А меня окружила молодежь: я и сам был тогда молод. Тут нашел я и Сергея Ломоносова, который за несколько лет пред тем был товарищем моим или в иезуитском пансионе, или в пансионе, учрежденном при Педагогическом институте, — в точности не помню. Пушкин был не особенно близок к Ломоносову {По рассказу И. И. Пущина (его ‘Записки’, стр. 9—10), Пушкин познакомил его еще до открытия Лицея (когда все уже съехались в Петербург), при представлении будущих лицеистов министру, с Ломоносовым и Гурьевым, и все они четверо потом часто сходились у В. Л. Пушкина и у Гурьевых. (Примеч. К.Грота)} — может быть, напротив, Ломоносов и тут был уже консерватором, а Пушкин в оппозиции против Энгельгардта и много еще кое-кого и кое-чего. Но как-то фактически сблизили их и я, и дом Карамзиных, в котором по летам бывали часто и Пушкин и Ломоносов, особенно в те времена, когда наезжал я в Царское Село. Холмогорского в Ломоносове ничего не было, то есть ничего литературного. Он был добрый малый, вообще всеми любим и, вероятно, не без служебных способностей, потому что совершил довольно блистательную дипломатическую карьеру, любим был Поццо-ди-Борго и занимал посланнические посты. Упоминание о нем Василия Львовича ничего не значит, кроме обыкновенной и вежливой любезности.
О предполагаемой поездке Пушкина incognito в Петербург в декабре 25-го года верно рассказано Погодиным в книге его ‘Простая речь’, страницы 178 и 179 {Изд. 2, 1874, отд. II, стр. 22—23, о том же рассказывает и В. И. Даль. См.: Л.Майков, ‘Пушкин и Даль’, в своей книге ‘Пушкин’. СПб., 1899, стр. 420— 421. (Примеч. К.Грота)}. Так и я слыхал от Пушкина. Но, сколько помнится, двух зайцев не было, а только один. А главное, что он бухнулся бы в самый кипяток мятежа у Рылеева в ночь 13-го на 14 декабря: совершенно верно.
<,Граф Ян Потоцкий>, известен в ученом и литературном мире историческими, писанными на французском языке, изысканиями о славянской древности. После смерти его напечатан был, также на французском языке, фантастический роман его: ‘Les trois pendus’ 1. Сказывают, что он написал в угоду жене и по следующим обстоятельствам. Во время продолжительной болезни жены своей читал он ей арабские сказки ‘Тысячи и одной ночи’. Когда книга была дочитана, графиня начала скучать и требовала продолжения подобного чтения: чтобы развлечь ее и удовлетворить желанию ее, он каждый день писал по главе романа своего, которую вечером и читал ей вслух. Пушкин высоко ценил этот роман, в котором яркими и верными красками выдаются своенравные вымыслы арабской поэзии и не менее своенравные нравы и быт испанские 2.
Стар. и нов., XIX, 1915, с. 5—7. Датируется 1874 г.
Сборник Русского Исторического общества, т. I, СПб., 1867, с. 205.
1 ‘Les trois pendus‘ — ‘Трое повешенных’ — название романа Я. П. Потоцкого дано неточно, с учетом устной традиции, которая именовала произведение по одной из основных сюжетных линий. Настоящее название романа — ‘Рукопись, найденная в Сарагосе’. Исследователи отмечают следы чтения этого романа Потоцкого в творчестве Пушкина (‘Египетские ночи’, наброски ‘Агасфера’, ‘Цыганы’). В 1835—1836 гг. Пушкин вновь обратился к этому роману в стихотворении ‘Альфонс садится на коня’. Подробнее об этом литературном памятнике, пережившем за последние десятилетия свое второе рождение, см. предисловие С. С. Ланды в кн.: Ян Потоцкий. Рукопись, найденная в Сарагосе. М., ‘Худож. Литература’, 1971, с. 5—34.
2 Ср. с высказыванием Пушкина в ‘Путешествии в Арзрум’: ‘Дариал на древнем персидском языке значит ворота… Ущелие замкнуто было настоящими воротами, деревянными, окованными железом. Под ними, пишет Плиний, течет река Дириодорис. Тут воздвигнута была и крепость для удерживания набегов диких племен, и проч. Смотрите путешествие графа И.Потоцкого, коего ученые изыскания столь же занимательны, как и испанские романы’ (VIII, 452).