Замтки путешественника *.
Замтки путешественника *.
* См. статья первая, Сына Отечества, Сентябрь.
——
——
——
——
——
——
——
——
——
ИВ. ГОЛОВИНЪ
‘Сынъ Отечества’, No 12, 1838
Заметки путешественника, Головин Иван Гаврилович, Год: 1838
Время на прочтение: 22 минут(ы)
Благодарю, стократъ благодарю за вс отзывы, жалобы, вызовы, просьбы, которыми меня удостоили знакомые и незнакомые въ отвтъ на мою первую статью. Слушая и читая все это, я совсмъ не скучаю, а потому-то и не хочу переходить къ Италіи, какъ самъ общалъ, а останусь, какъ того желаютъ многіе, при земляхъ, о которыхъ уже говорилъ. Сверхъ того, поставляю пріятнйшимъ долгомъ отвтить на нкоторые сдланные мн вопросы, воспользоваться наставленіями однихъ, отклонить заблужденія другихъ.
Мнніе мое о Париж, какъ я и ожидалъ, встртило много противорчія и тронуло самую чувствительную струну приверженцевъ всего Французскаго.
‘Можно ли,’ кричатъ мн, ‘видть въ Париж одну грязь, и изъ грязи на улицахъ заключать о ‘грязи умовъ и сердецъ?’ Заключеніе не такъ ложно, какъ полагаютъ многіе. Не одно лицо, вся вншность есть зеркало внутренняго. По бдному платью нельзя заключить о бдности души, но одна грязная душа терпитъ и носитъ грязное платье.
Перейду молчаніемъ доказательства неопрятности Французовъ, не потому чтобы ихъ не было, но потому, что они непріятны. Сравните съ сои стороны Францію съ Германіею, Англіею, и наконецъ Голландіею, и сели сравненіе ваше будетъ, не смотря на все, въ пользу Франціи, оно докажетъ только, что мы не замчаемъ дурной стороны намъ милыхъ, любезныхъ, и до того близкихъ къ намъ самимъ, это мы слпы къ ихъ недостаткамъ,— какъ къ собственнымъ своимъ. Въ Голландіи омываютъ вншнія стны домовъ, водосточныя трубы Парижа едва достаточны для одной ихъ цли.
Не полагаю занимательнымъ входить въ подробности Французской безнравственности. Дла, творенія, слава Франціи носятъ на себ ея отпечатокъ. Страшный, отвратительный духъ своеволія широко воцарился во Французской литератур. Велико ли число книгъ, которыя добрый и благоразумный отецъ дозволить читать своей дочери? Бояться, убгать, какъ чумы, подобно двицы, которая была бы напитана твореніями Жоржъ Зандъ, или возлюбленнаго Поль де-Кока, который, кажется, наконецъ уснулъ на пуховомъ своемъ престол, или господствуетъ только въ однихъ манелръахъ и лакейскихъ, достойныхъ предметахъ его рзваго пера. По между тмъ Бельгійскіе типографщики готовятся создать ему памятникъ, какъ виновнику ихъ обогащенія. Бельгійскія книги не входятъ во Францію, Германія богата своими Поль де-Коками, равно дерзкими и ненравственными (Laube, Claurcn. и проч.). Кто же раскупаетъ Поль де-Кока?
Приверженцы, а потому и защитники грязнаго романиста, кричать въ одинъ голосъ, что нтъ писателя нравственне Поль де-Кока, среди самой его безнравственности. Согласенъ вполн, что конецъ всякаго зла есть добро, и можетъ ли быть иначе возможно торжество добра на земли? Таково назначеніе всевышнее. Но здсь г. Поль де-Кокъ не виноватъ ни сколько. Зло ведетъ къ добру, но неужели одинъ путь къ добру — зло? Зло неизбжно, почти необходимо, безъ него нтъ и не можетъ быть добра. Но вс ли смотрятъ на зло съ доброй точки, видя его, рисуютъ себ картину сто противника — добра? Вс ли, читая злое, думаютъ о добромъ и тмъ боле любятъ его? Картины зла отвратительны ли для всхъ? не соблазнительны ли для многихъ, т особенно, которыя исходятъ изъ подъ пера Французскихъ писателей?
Впрочемъ, безнравственность отличаетъ не нкоторыхъ писателей, а всю Французскую литературу. Творенія Среднихъ Вковъ не суть плоды таланта, а внушенія страсти. Времена богатыя наставленіями настроили въ Италіи звучныя струны Данта и Петрарки, а во Франціи только минутно дали перо рук, обреченной мечу. Монастыри часто служили съ одной стороны убжищемъ истощившихъ жизнь среди порочныхъ ликованій, но хранили въ то же время науку и просвщеніе, и сдлались республиками мысли въ свт варварства — мысли, служившей одному міру древнему и выражавшей себя въ форм и на язык древнемъ. По литература Романская, свтская, la gaye science, была занятіемъ однихъ Трубадуровъ, которые мало различались отъ Фигляровъ. ‘Время доброе, какъ зовутъ его, вкъ ‘нашихъ добрыхъ отцовъ,’ говорилъ г-нъ Вилльменъ, ‘никогда не было временемъ нравственной чистоты. Люди, которые оплакиваютъ начало постепеннаго разврата съ XIV вка, и, такъ сказать, неопредленное развитіе дурныхъ правилъ, устрашились бы, если бы имъ открыли и передали произведенія тхъ временъ, которыя охотно представляютъ невинными, потому, что они были грубы и феодальны. Наглость и нечестіе сливаются въ нихъ съ наивною живостію и остроуміемъ писателей.
Не это ли хорошая и дурная сторона всей Французской литературы?
Французскій духъ, умъ и геній обязаны своимъ образованіемъ особенно XVIII столтію.
Литература сего вка разрушала одной рукой, чтобы созидать другою, и съ большимъ успхомъ исполнила она первое, нежели второе. Если не произвела она Французской революціи, то способствовала ей, а посему плодъ ея есть одно разрушеніе въ политик, которая сдлалась особеннымъ предметомъ ея наблюденій. Нападая на зло, она нанесла не одну глубокую рану и добру, малое, если почти не не было для ней священно и неприкосновенно. Съ Боссюэтомъ и Бурдалу исчезли величіе слова, возвышенность предметовъ самаго церковнаго краснорчія. Массильонъ и Фенелонъ замнили догматы историческія наставленіями политическими.
Исключительнымъ предметомъ вниманія писателей XVIII-го вка сдлалась критика отношеній общихъ и частныхъ, произведеній искусства и ума. И какъ источникъ ея не производитъ ничего собственнаго, то литература XVIII-го вка создала одну критику, насмшливую и бранчивую.
Монтескье и Бернардень де С. Пьерръ остались единственными оригинальными писателями.
Монтескье, какъ и всякій великій человкъ, не связывалъ своего генія интересами преходящими, возносился отъ частей къ цлому, высоко парилъ онъ въ сфер умственной, а по сему-то и не осквернялъ пора своего ядомъ, которымъ напитаны творенія его современниковъ. Если онъ и слишкомъ высоко цнилъ все Англійское, то не Франція же могла занять его вполн. Его геній былъ такъ оригиналенъ, что мы съ трудомъ вримъ, что онъ Французъ.
Между тмъ Вольтеръ разрушалъ одною рукою славу, которую онъ созидалъ себ другою, упадая чувствомъ съ высоты, на которую возносилъ его умъ.
Бурная жизнь Руссо наложила на его творенія печать оригинальности, но отвергнутый свтомъ, и ставъ на рубеж міра дйствительнаго и отвлеченнаго, онъ невольно упалъ въ пропасть послдняго. Принимая себя самого за точку зрнія, онъ перенесъ на свтъ тни, которыми самъ быль омраченъ. Его мечты, его отчаянныя, мизантропическія заблужденія хуже самаго зла, которое онъ преувеличивалъ, и которое, не смотря на то, было довольно велико и могло внушать отвращеніе.
Въ вк общаго заблужденія, нельзя не почтить Бернарденъ-де-Сенъ-Пьерра, который съ негодованіемъ убгаетъ свта, и спасается въ роскошной тни природы, въ источник утшеній и не ложныхъ наслажденій.
Между тмъ поэзія пышною мантіею возвышеннаго приличія одваетъ героевъ древнихъ, и влагаетъ въ нихъ страсти своего времени.
Бомарше, и съ нимъ цлый рой писателей, привлекаютъ стью остроумія къ пропасти безнравственности.
Безспорно, есть геліи, о которые расшиблась волна порока, на мрачной мантіи ночной богини есть свтлыя звзды, есть Шатобріанъ, Ботенъ и Ламартинъ. Но не они путеводители заблуждшаго Французскаго народа, не передъ ними курится иміамъ признательности и обожанія! Они доступны не всмъ, не подъ ихъ знаменемъ стекается толпа, которая всегда расположена боле къ злу, нежели къ добру.
Драматическіе писатели заслуживаютъ еще въ большей мр упрекъ въ безнравственности. Пороки людей могутъ быть забавны, но прелестна одна картина добродтели. Понятіе зла можетъ внушить намъ одно отрицательное правило. Французскія произведенія не всегда вселяютъ въ читателя ненависть къ злу, когда творенія Германскія раждаютъ любовь добродтели. Забавенъ Моліеръ, но великъ Шиллеръ! Насмшка можетъ исправить слабую сторону, недостатокъ, но не создаетъ достоинства. Нтъ оружія страшне смха, особенно для французовъ, которые, какъ Апсильонъ справедливо замчаетъ въ своей характеристик Мазарина, легче прощаютъ преступленіе, нежели странность. Для совершеннаго творенія нуженъ идеалъ, по возможенъ ли идеалъ зла?
Литература тсно соединена съ исторіею, иногда идутъ он къ общей цли, по одному пути, вмст и ровно, хотя независимо. Иногда одна предшествуетъ другой, боле или мене производя на нее вліяніе. Слово воодушевляетъ къ длу, вызываетъ, образуетъ его, дянія раждаютъ преданія, народъ безъ исторіи, безъ независимаго дйствія, обреченъ остаться и безъ литературы. Величіе мысли встрчается тамъ только, гд есть величіе силы и дла. Великіе мужи государственные найдутъ и писателей достойныхъ передать дла ихъ потомству, побдные клики сольются съ хвалебными звуками. Великія дла раждаютъ великія мысли и чувства, великія мысли воодушевляютъ къ великимъ дламъ.
Исторія всхъ народовъ покрыта мрачными, страшными пятнами пороковъ и преступленій. Трудно ршить, что иногда на свт первенствуетъ: добро или зло? Но исторія Франціи далеко идетъ передъ другими въ порок.
Въ Средніе Вки, пороки Франціи были общіе цлому свту, но Вароломеевская ночь, единственная въ лтописяхъ, далеко превосходить Сициліянскую Вечерню.
Позорныя преданія Тріанона, и даже Сенъ-Клу, съ трудомъ найдутъ себ подобное. По, скажутъ мн, такіе пороки не доказательство безнравственности народа. Чтожь они доказывали? Не варварство же, ибо Франція шла тогда впереди всхъ просвщеніемъ. Многочисленный Французскій Дворъ распространялъ свои втви далеко въ ндра всей аристократіи, и не гнушался смшеніемъ съ толпою. Народъ рдко невиненъ въ преступленіяхъ своихъ высшихъ. Неронъ и Калигула могли существовать только въ извстное время упадка нравственныхъ силъ народа.
Исторія народа Французскаго не лучше исторіи его правителей. Революція ли изгладитъ пороки временъ, ей предшествовавшихъ? Въ ней ли Найдемъ мы достойные примры? Добродтель и невинность на эшафот, злодйство на повергнутомъ имъ престол, и кровожадная, неистовая чернь, покорная его преступной вол, — вотъ картины Французской Революціи!
Маратъ, Робеспьерръ, Сенъ-Жюстъ, и самый Дантонъ, изверги человческаго рода — владыки народа, достойные представители его величія и славы, и самый Наполеонъ не въ силахъ былъ громомъ побдъ возвратить блеска корон.
Преступленія, слышу я, по Франціи случаются не чаще, какъ во всякой другой стран, а если объ нихъ скоре и подробне узнаемъ, это благодяніе, а не вредъ. Публичное судопроизводство, безъ сомннія, благодтельно для справедливости, еще боле для пустаго любопытства читателей, но не вредно ли оно для обвиняемаго, у котораго отнимаетъ возможность скрыть первую, слабую свою вину, предавая имя его безславію, разноситъ по всмъ мстамъ, и тмъ подавивъ послднее чувство стыда, заграждаетъ ему путь къ исправленію?
Число преступниковъ одной земли, сравненное съ числомъ ихъ въ другой земл, дастъ ли намъ отношеніе нравственности обоихъ народовъ? Весьма неосновательно, ибо число преступленій зависитъ отъ положенія законовъ. Просвщеніе увеличиваетъ богатство въ меньшей мр, нежели нищету народную, которая увеличиваетъ число преступниковъ, ибо отъ нищеты къ преступленію одинъ шагъ. Если преступленія противъ личности чаще въ земляхъ непросвщенныхъ, то преступленія противъ собственности чаще въ земляхъ благоденствующихъ.
Слдуетъ ли изъ того, что просвщеніе ведетъ за собою безнравственность и преступность? Нимало! Увеличивающееся число преступниковъ жертва просвщенія. но не доказательство пагубнаго его вліянія. Солнце просвщенія сіяетъ не для всхъ, и чмъ больше имъ озарены, тмъ видне ничтожество тхъ, которые остаются во мрак. Треніе вредно въ движеніи міра вещественнаго, но гд нтъ тренія, тамъ нтъ и движенія. Гд нтъ имущества, тамъ нтъ и воровъ, съ умноженіемъ перваго умножаются вторые. Правильне было бы заключить, что съ увеличеніемъ преступленій увеличивается просвщеніе. Напрасно статистики указываютъ мн на нити чиселъ. Вс числа вещь случайная, они не въ силахъ опровергнуть результата справедливой мысли. Въ бдномъ народ нтъ нищихъ, ибо вс суть нищіе, въ народ промышленномъ число ихъ чрезвычайно. Но должно ли изъ того заключить, что богатство народное ведетъ къ народной нищет? И такъ, если мы и встрчаемъ больше преступниковъ въ одной земл, нежели въ другой, то не имемъ права заключить, что тамъ же и больше безнравственности. Для того нужны другія сравненія.
Не безполезно познакомиться съ положеніемъ просвщенія народнаго во Франціи {См. рапортъ депутата Дюбуа въ 1856 г.}. Изъ пяти милліоновъ дтей, отъ 5 до 12 лтъ, половина не посщаетъ школъ и не получаетъ ни малйшаго просвщенія. Половина второй половины ходитъ въ школу непостоянно. Воспитаніе домашнее отчасти можетъ замнять публичное, по крайней мр, его дополнить или хоть приготовить къ нему, но оно во Франціи очень ограничено, нердко приносить боле вреда, нежели пользы, вкореняетъ въ дтяхъ предразсудки, дурныя и часто опасныя привычки. Отецъ семейства занятъ работою и заботами жизни, попеченіе о дтяхъ исключительно предоставляется матерямъ, которыя рдко способны исполнить такую обязанность, будучи необразованне своихъ мужей. Въ то время, когда 34,000 начальныхъ школъ во Франціи опредлены дтямъ мужескаго пола, только 11,000 посвящены женскому, котораго вліяніе на нравственное развитіе народное чрезвычайно!
Въ высшихъ школахъ считается 70,000 учениковъ, изъ которыхъ и треть не получаетъ познаній, полеглыхъ для лихъ въ жизни, ибо едва ли 20,000 нуждается въ древнихъ языкахъ, исключительныхъ предметахъ ихъ ученія. Не Латынь образуетъ добраго семьянина, фабриканта, или торговца, между тмъ, какъ большее число ихъ, волею или неволею, посвящающихъ себя части ученой, лскарской, или судебной, съ большею бы пользою занялись промышленностію, или тому подобнымъ.
Развратъ напиталъ во Франціи вс втви жизни частной и публичной. Независимость, самостоятельность женщинъ возвысила, облагородила отношенія общественныя и семейныя, но переродясь во Франціи въ порочное самовольство, отравила жизнь семейную, глубоко вложила въ нее пагубное смя уничтоженія всхъ милыхъ и святыхъ связей. Развратъ Франціи есть общій со всми южными странами, гд часто пламенное чувство псрераждается въ преступную страсть, но въ Италіи, классической стран стилетовъ, измна и волокитство не встрчаются, какъ во Франціи, съ однимъ равнодушіемъ, а возбуждаютъ месть и кару. И можетъ ли быть иначе, если одинъ расчетъ, или минутная страсть, заключаютъ браки, гд любовь и врность не законъ долга, добродтели и приверженности, а обязательство по контракту, не передъ алтаремъ, а передъ нотаріусомъ? Развратъ Французовъ выше всякаго другаго разврата потому, что ихъ цивилизаціи даетъ ему необыкновенную утонченность. Когда Сенъ Маркъ Жирарденъ полагалъ причиною общаго Французскаго разврата то, что во Франціи, не какъ въ Германіи, женятся слишкомъ поздно, то онъ принималъ слдствіе за причину: поздній бракъ слдствіе, а не причина разврата. По и самое отвращеніе отъ брака, эгоисмъ, чувство не нравственное.
Мнніе мое о Французской Палат Депутатовъ встртило много противорчій. Мн напомнили имена Тьера, Гизо, Дюпена. Но съ трудомъ можно назвать 10 человкъ изъ 459, такихъ, которые постигаютъ свое назначеніе и способны его исполнить! Большая часть обречены на молчаніе, бездйствіе, или разыгрываютъ роль нанятыхъ клакеровъ. Хорошо еще, если они умютъ хлопать и свистать кстати, или молчать и слушать своихъ учителей, не злоупотребляя вниманія и терпнія собраній писанными, длинными, скучными, и часто даже чужими рчами. Депутаты совсмъ не представители народа, ибо избираются самою малою его частію, не представители способностей умственныхъ и сердечныхъ, а средствъ и интересовъ матеріальныхъ, которые не порука за любовь къ отечеству и знаніе его общественныхъ выгодъ. Малое число одушевлено желаніемъ быть полезными другимъ, но довольно ли для того одной доброй воли? Другу ввряемъ мы охотно кошелекъ, но врно не больное наше тло, если онъ не лекарь, одной приверженности не достаточно — нужно знаніе. Органисмъ государственный многосложне и мудрене состава тла человческаго.
Большинство голосовъ вещь случайная. Истина всхъ важнйшихъ вопросовъ міра постигается не большимъ, а самымъ малымъ числомъ людей. Познанія останутся долго, если не вчно, достояніемъ весьма не многихъ. Цифры, которыя такъ много ршаютъ, суть ничтожный авторитетъ и плохая порука за полезность ршенію
Обратимся къ тмъ лицамъ, которые владютъ Палатою, укрощаютъ или ускоряютъ ея движеніе.
Дюпенъ устарлъ въ преніяхъ, его стихія, его слава — публичное краснорчіе. Независимое положеніе сохраняетъ онъ тмъ, что никого и ничего не щадитъ, исключая истину и право. Что за органъ! что за увренность! Съ гордымъ, властительнымъ взглядомъ слдуетъ онъ за внезапными волненіями собранія. Черты его лица въ вчномъ движеніи, жесты живы и скоры, и онъ легко увлекается, повелваетъ президентомъ, ораторомъ, убждаетъ и увлекаетъ. Онъ буквально придерживается законовъ, но объемлетъ всю ихъ мысль, и выражаетъ се съ жаромъ и диктаторскою важностію.
Гизо ученъ, строгій логикъ, разсуждаетъ глубоко, выводитъ мало, лучше опредляетъ, поясняетъ, нежели ршаетъ вопросы. Онъ слишкомъ ученъ и глубокъ, и потому не можетъ пользоваться ходячею монетою Французовъ, остротою и дкостью. Такимъ оружіемъ успшно владетъ его сподвижникъ Графъ Жоберъ, но откровенностью онъ часто вредить своей партіи. Ученость Гизо не всегда полезна и часто препятствіе длу. Какъ обширенъ въ теоріи, такъ слабъ имъ въ практик.
Тьера обвиняютъ въ томъ, что у него нтъ системы, но въ томъ то часто и состоить самая лучшая система. Доктрины должны образоваться по людямъ и обстоятельствамъ’ а не люди и обстоятельства по доктринамъ. Доктрина производитъ одн блистательныя рчи, он составляютъ ее счастіе, но для счастія народа нужно боле того. Тьеръ олицетворенный умъ, его слушаешь по цлымъ часамъ съ неимоврною пріятностью, и когда только возвращается онъ на свое мсто, замчаешь, что онъ ни на шагъ не подвинулъ вопроса.
Лафитъ, котораго девизъ: заслуживать и не получатъ, съ трудомъ удержался на депутатскомъ своемъ мст, и съ отчаяніемъ схватился за старое, грозное свое оружіе — золото, зная изъ опыта, что оно главная пружина не Только частной, но и публичной жизни. Рдко всходитъ онъ на каедру, вседневныя пренія для него безъ интереса. Ршитель не одного важнаго вопроса вка, съ презрительною улыбкою смотритъ онъ на борьбу мнній, страстей и мелочныхъ интересовъ. Не передъ нимъ скрываются финансовыя тайны и хитрости, при всхъ длахъ такого рода его страшатся, вс взоры устремляются на него, но онъ недвижимъ и молчаливъ. Какая тайна зретъ подъ его сдинами?
Одильонъ Барро уважаемъ за правоту сердца, свтлый умъ и силу слова.
Могенъ живетъ еще славою борьбы съ Казимиромъ Перрье о наслдственности перовъ.
Политика Ламартина слишкомъ близка къ поэзіи, и потому не можетъ быть практическою.
Беррье, единственный, неутомимый и краснорчивый поборникъ легитимистовъ, заключаетъ число первоклассныхъ ораторовъ.
Гарнье-Паже, Сенъ-Маркъ-Жирарденъ, Пискатори, Фюльширонъ, Кормененъ могутъ быть причислены ко второму классу, и заключаютъ число принимающихъ живое участіе въ преніяхъ.
Садъ растеній (Jardin des plantes), Перъ-Лашезь и Пантеонъ — единственныя убжища отъ шума, пыли и грязи Парижской.
Галереи естественной исторіи въ Королевскомъ Саду — лабиринтъ богатства и красоты. Порядокъ и изящность удивительны, сближеніе и наблюденіе представляются невольно самому незнающему. Польза подобныхъ заведеній неоспорима, даже для массы народа. Мысль величественная — на маломъ пространств соединить вс произведенія природы, которая, кажется, прельщалась ихъ разнообразіемъ, такъ велики, оригинальны, часто уродливы формы ея творенія! Какое множество мыслей родится на каждомъ шагу, передъ самою малою былинкою! Для натуралиста, минуты въ галереяхъ райскія и незабвенныя! Изъ оконъ галереи видъ въ садъ очарователенъ, причудливо разбитыя аллеи извиваются вокругъ возвышеній, усянныхъ самыми рдкими деревьями и растеніями. Многочисленная колонія животныхъ, со всего міра, привлекаетъ любопытныхъ изо всхъ краевъ свта. Хлва ихъ превосходятъ въ чистот и удобности вс крестьянскія избы. Что тутъ удивительнаго? Мало ли собачекъ, птичекъ и обезьянъ, которыхъ судьб завидуетъ не одинъ влюбленный, и ревнуетъ не одинъ мужъ въ нашемъ просвщенномъ вк?
Пантеонъ исторія Франціи въ великихъ чертахъ, которыя напоминаютъ не одни дянія, но и геніевъ, ихъ дятелей, и мысли, господствовавшія въ разныя эпохи. Пантеонъ зданіе патріотическое, но патріотисмъ становился подъ различныя знамена, а посему-то и дла, удостоившіяся чести Пантеона, суть дла всхъ родовъ и всхъ партій, по мр ихъ успховъ и первенствъ. Гробы Руссо и Вольтера, задланные въ стну во время возстановленія Бурбоновъ (restauration), возвращены свту революціей, которая, на мст Вольтерова заключенія, поставила ему статую.
Подземные ходы обширны, и свободныхъ мстъ много. Заслуги, награждаемыя во время Имперіи почестями Пантеона, были другія, нежели во время Республики: тогда всякой сенаторъ, по смерти своей, находилъ мсто въ Пантеон. Многіе оставили одни сердца свои въ урнахъ. Вольтерово сердце осталось въ Швейцаріи, его сила скрывалась въ его геніи, который наслдовала Франція, испытавъ отъ него не одно потрясеніе.
Суфло, строитель Пантеона, умеръ въ 1780 году, и похороненъ тутъ же. Восемь лстницъ ведутъ къ ротонд, на потолк, на высот 209 ф. видна картина Гро, представляющая пять эпохъ Французской Исторіи. Св. Женевьева, покровительница Франціи, Клодовніъ, прикрытый ея одеждою, Карломанъ, Лудовикъ IX, Лудовикъ XVI, съ обнаженнымъ Дофиномъ, въ голубой лент, Лудовикъ XVIII съ Лигулемской Герцогиней. 5256 ф. составляютъ поверхность картины. Сводъ купола отдленъ отъ двухъ другихъ, чего не представляетъ ни одно Европейское зданіе. Четыре картины Жерара доказываютъ, что Пантеонь невозвратно перешелъ къ властямъ свтскими. Стекла остались нерасписанными, художникъ унесъ въ гробъ свою тайну. Четыре доски въ центр зданія покрыты именами падшихъ гражданъ въ Іюльское трехдневіе.
Сенъ Дени представляетъ интересъ, подобный Пантеону. Архитектура собора оригинальна, одинъ изъ шпицовъ оканчивается горизонтальною поверхностію, на которой висятъ колоколы на наруж. Крышка чешуйчатая, внутренности готически регулярны. Налво, при вход, два памятника, Лудовика XII и Катерины Медичи, на правой сторон Франциска I. Вс памятники носятъ слды варварскаго бшенства революціонной толпы. Даже статуя, поставленная на лстниц, изображающая мудрость въ восхитительномъ выраженіи, не была пощажена, и теперь дополнена рукою изъ алебастра. Памятникъ Генриха III послдній и просте всхъ — колонна изъ краснаго мрамора, съ небольшимъ на верху ангеломъ.
Взойдя на лстницу, видите алтарь Лудовика XVIII. Гробь послдняго усопшаго Короля становится посреди церкви, въ ожиданіи смерти наслдника, котораго портретъ уже занялъ свое мсто на стекл окна. Подъ другимъ алтаремъ, украшеннымъ золотымъ крестомъ, произведеніемъ XIII столтія, видно подражаніе гробу См. Діонисія. Вниманіе постителя привлекается еще двумя престолами: одинъ изъ мозаика, удивительной красоты, въ своемъ род, другой изъ зеленаго мрамора, и служилъ при внчаніи Императора.
Въ нижнихъ ходахъ покоятся многочисленные Короли Франціи. Памятники Клодовика и Клотильды самые древніе, статуя Карломана стоитъ впереди своей династіи, другія лежатъ на гробахъ, ноги ихъ покоятся на животныхъ, символахъ добродтелей, отличавшихъ каждаго изъ монарховъ: то левъ, то собака напоминаютъ ихъ силу, или врность. Страшное чувство овладваетъ вами при вид безчисленныхъ гробовъ! Каждый изъ королей наполнялъ своимъ именемъ вселенную — вс они вмст внушаютъ постителю одну мысль о сует всего человческаго!
Любитель Исторіи поститъ съ удовольствіемъ Версаль и Историческій Музеумъ, Къ нему ведетъ обширный дворъ, по которому ходили во дворецъ вс великіе люди, которыхъ статуи поставлены на двор, въ двухъ длинныхъ рядахъ. Мысль Музеума величественна — соединить въ произведеніяхъ національной кисти вс славныя воспоминанія національной исторіи. По исполненіе не такъ удачно, какъ самая мысль, большее число картинъ ниже посредственности. Оставимъ нижній этажъ, взбжимъ по лстниц въ залу великихъ длъ маленькаго капрала, изображенныхъ достойною кистію Горація Бернета. Герои при Ваграм, на бломъ кон, въ одной рук зрительная трубка, другою отдаетъ онъ планъ. Конь весь нетерпніе, всадникъ весь спокойное размышленіе. Вдали упорная сча, вблизи проводятъ раненаго, который оживаетъ при вид своего вождя. Въ битв Іенской, Наполеонъ, въ томъ же сромъ сюртук, съ восторженнымъ взоромъ, подъ которымъ таится грозный планъ боя, скачетъ передъ рядами гвардіи, этой неподвижной и побдоносной массы. Картина Лустерлицкой битвы мене выразительна. Наполеона встртите вы на каждомъ шагу, ни малйшая его черта не забыта. Онъ изображенъ консуломъ, генераломъ, императоромъ, вы видите его помазаніе, бракосочетаніе, переходъ черезъ Бернардъ, встртите передъ пирамидами, съ высоты которыхъ сорокъ вковъ были зрителями его подвиговъ. Яффа, Каиръ, Маренго, Эйлау, Москва, Тильзитъ, однимъ словомъ, вс Наполеономъ прославленныя мста живы въ картинахъ, которыя однакоже не вс одинаково хорошей кисти.
1850-й годъ занимаетъ цлую залу.
Оставивъ Музеумъ, утомленный глазъ съ удовольствіемъ разсется видомъ рзвыхъ группъ, гуляющихъ въ саду. Въ т дни, когда бьютъ воды, стеченіе народа неимоврное. Невольно проведешь въ Версали цлый день, когда лавки, игры, зрлища, подвижныя рдкости разобьютъ тамъ свой лагерь. Въ обществ Альбиносовъ провелъ я нсколько пріятныхъ минутъ. Я ожидалъ найти въ Альбинос человка-чудовище, послушнаго мановеніямъ его сторожа-спекуланта. Каково же было мое удивленіе, когда увидлъ въ немъ фашіонабля, мужчину высокаго, сильнаго и красиваго вида, котораго кожа превосходитъ пашу близною и нжностію. Но изумленіе мое увеличилось, когда Альбиносъ привтствовалъ насъ ученою рчью на чистомъ Французскомъ язык. Очень умно отвчалъ онъ на вс вопросы, какими осыпали его со всхъ сторонъ. Онъ былъ похищенъ какимъ-то Англійскимъ капитаномъ, на пятомъ году своего возраста, со многими другими соотечественниками. Волею и неволею путешествовалъ онъ очень много, испыталъ и перенесъ немало. Знакомство его можетъ доставить пользу и удовольствіе. Въ какомъ вид представлялись его краснымъ глазамъ не всегда красивыя наши отношенія? Господинъ Альбиносъ пользуется всми выгодами образованнаго, свтскаго человка, соединяя съ тмъ интересъ оригинальности. Онъ человкъ-сова, видитъ только въ темнот, и говорить о томъ, какъ объ какой нибудь личной, частной особенности. Трудно объяснить такое явленіе. Какъ огненное солнце Африки, длая все чернымъ, производись малочисленное поколніе, но распространенное по большому пространству, и которое превосходитъ близною Европейцевъ? Или оно произведеніе ночи, которая, по странному противорчію, даетъ наружность свтлую и блую, между тмъ какъ день налагаетъ мрачный видъ на свои творенія? Мои размышленія были прерваны появленіемъ сестры Альбиноса, маленькой и не столь красивой двочки, у которой произношеніе не такъ уже чисто. Свтъ имъ вреденъ, но они очень хорошо различали въ темнот деньги, которыя клали имъ въ кружку, что было замтно по различному роду изъявленія благодарности.
Недалеко надобно отъхать отъ Парижа, если хотите убдиться въ томъ, что самыя лучшія Французскія дороги хуже самыхъ дурныхъ Англійскихъ и Голландскихъ. Какъ он ни крпки, но не долго держатся подъ грузомъ колоссальныхъ телгъ, съ трудомъ двигаемыхъ длинною нитью лошадей, которыхъ часто насчитывалъ я до одиннадцати. Спускъ съ горы не мало затруднителенъ для такихъ огромныхъ телгъ, почему часто припрягаютъ сзади ихъ нсколько лошадей, которыя тянуть назадъ и удерживаютъ отъ паденія. Чудо, да и только!
Дорога отъ Сенъ-Жермена въ Гриньонъ узка, дурна, но довольно живописна. Съ веселою готовностію показали мн вс подробности образцовой фермы. Десять лтъ, какъ она во владніи частнаго общества. У ней 1100 десятинъ, изъ которыхъ обработывается 800. Искусственнаго навоза не употребляется, простаго добывается до 2000 возовъ. Рогатаго скота числомъ 80, породы Швейцарской и Норманской, первая изъ кантона Швицъ, цною отъ 400 до 500 фр. каждая штука. Унавоживаютъ ежегодно. Хозяйство семипольное, восьмое поле назначено для опытовъ и пробъ. Плуги Гриньонскаго изобртенія. Коровы даютъ по 6 и 7 литръ въ день молока, ихъ кормятъ горохомъ, свеклою и картофелемъ (по 20 ф. въ день). Учениковъ на ферм 60, свиней 40, породы Англійской. Шелководствомъ занимаются только третій годъ, въ первый добыли 1 1/2 унціи шелку, для одной унціи нужно 40,000 червей.
Фарфоровая фабрика въ Севр превосходитъ Берлинскую и Мейссенскую пышностью, красотою и изысканнымъ вкусомъ живописи. Не продажа, а составленіе образцовъ цль заведенія, для совершенства не щадятъ издержекъ. Выгода практическая весьма мала, частныя фабрики не могутъ подражать Королевской, ибо цны ея произведеній ни для кого не доступны. Миніатюрные портреты Короли и Королевы стоять 1800 фр., маленькая чашка съ портретомъ Монтескьё 100 фр., простая блая 50, рюмочка для яицъ 15 фр. Первые живописцы получаютъ по 600 Фр. Жалованья въ мсяцъ. Въ Севр полное собраніе моделей фарфора всхъ иностранныхъ земель, отъ самаго грубаго до самаго совершеннаго вида. Китайцы долго еще останутся нашими учителями, мы еще не дошли до искусства подражать ихъ краскамъ, особенно красной. Основатель фабрики былъ Лудовикъ XV. Число работниковъ 150.
Пріятно перенестись изъ среды публичной, шумной жизни къ мстамъ тишины и вчнаго покоя. Переходъ къ противоположностямъ вызываетъ глубокія впечатлнія, потрясаетъ душу, даетъ ей силу, крпость, хотя иногда и вредную чувствительности.
Къ кладбищу Перъ-Лашезъ (О. Лашеза) должно прозжать черезъ предмстіе St. Antoine, мимо Кастильской площади. Огромный слонъ напоминаетъ ужасное происшествіе, которое долго будутъ оплакивать друзья человчества, за кровь и жертвы, принесенныя кумиру свободы. Тамъ, гд жизнь такъ бурна, видъ смерти долженъ наводить уныніе и страхъ. Но Перъ-Лашезъ не располагаетъ ни къ грусти, ни къ жалости. Вы не увидите тамъ мрачныхъ и грустныхъ лицъ, не услышите воплей и стоновъ: туда ходятъ не плакать надъ могилами, а гулять и любоваться надгробными камнями. Украшенія гробовъ милы и утшительны, только слабыя черты напоминаютъ различіе между покойниками, земля возвращаетъ въ свои ндра, какъ и производитъ на свтъ, только равныхъ. Кладбище представляетъ множество предметовъ важнымъ размышленіямъ. Смерть страшна тому только, кто объ ней рдко думаетъ. Составивъ себ объ ней идею и убжденіе, постигнувъ послднюю цль и конецъ жизни, мы живемъ, дйствуемъ иначе, и не теряемъ силы и времени на ничтожныя стремленія.
Исчислить вс надгробные камни, достойные вниманія, почти невозможно. Статуя маршала Гувіонъ-Сенъ-Сира стоитъ на могил, такъ, какъ онъ изображается на Полоцкомъ бивак. Дале, скромный камень съ именемъ, краснорчиве всхъ надписей и украшеній: ‘Адмиралъ Виньи.’ Въ другомъ мст, надъ гробомъ капитана, убитаго при осад Антверпена, возвышается пышная палатка съ надписью: ‘Dcorum est pro pailla mori.’ Памятникъ Казимира Перрье при мн еще не былъ оконченъ.
Живой памятникъ Исторіи Домъ Инвалидовъ. Это пространный дворъ, окруженный двухъ-этажными галереями, посередин простая, но красивая церковь. Въ ней гробы Вобана и Тюреня, одинъ противъ другаго. Послдній изъ мрамора — богиня держитъ внецъ надъ его головою, вдали орелъ, внизу видъ битвы. Гробница Вобана проще: колонна съ урною, окруженная трофеями. Домъ заключалъ во время моего посщенія 3500 инвалидовъ и 800 офицеровъ. Въ комнаты входить нельзя, но вы видите инвалидовъ, гуляющихъ по корридорамъ, поговорите съ ними и не будете жалть о минутахъ, съ ними проведенныхъ. У нихъ есть библіотека, очень хорошо приноровленная къ ихъ вкусу, въ двухъ сосднихъ съ нею комнатахъ портреты маршаловъ, особенно обратили мое вниманіе изображенія Нея, Даву, Сенъ-Сира, Журдана. Я полюбопытствовалъ посмотрть кухню, но ничего не нашелъ интереснаго, кром того, что посуда офицеровъ изъ серебра. Во второй галере стоитъ надъ чисами статуя Наполеона. Когда увидите вы его шляпу, рука невольно берется за вашу, чтобы поклониться первому гренадеру Европы!
Зданія Парижскихъ театровъ далеки отъ величія и пышности, что очень похвально. Если народъ долженъ увковчиваться зданіями, то цль должна соотвтствовать издержкамъ, предметъ долженъ быть общій времени настоящему и будущему, націи или цлому свту — патріотисмъ или человколюбіе. Издержки, которыхъ требуетъ великолпіе вншности театровъ, съ большею пользою посвящаются трупп и постановк піесъ. Вкусъ въ украшеніяхъ внутреннихъ вполн вознаграждаетъ за отсутствіе пышности. Слдуя такому примру, можно построить большее число театровъ, надлить ими различныя, самыя отдаленныя части города, распредлить ихъ по различію требованій, классовъ, вкусовъ и умовъ. Парижскіе театры предпріятія частныя (но малое число ихъ обходится безъ вспомоществованія правительства, которое особенно поддерживаетъ отечественную, большую и малую оперу), все ихъ собственность, и самыя піесы, въ которыхъ число хорошихъ весьма ограничено, выборъ труденъ, а потому-то и представляется почти одно и тоже, въ ожиданіи какого нибудь новаго произведенія и его пріобртенія. Частое повтореніе піесъ причина совершенства игры актеровъ. Напрасно напрягается умъ самаго злобнаго критика, чтобы прибавить или убавить что нибудь изъ игры лучшихъ Нмецкихъ актеровъ, трудно вообразить себ что нибудь ихъ совершенне, пока не увидишь Французскихъ актёровъ, которые превосходятъ Нмецкихъ пышностью, роскошью игры, и представляютъ боле нежели точно и врно. Имъ недовольно и рдко, бываетъ трудно постигнуть мысль автора, игрой своей покрываютъ они ея недостатки, выставляютъ ея прелести, превосходятъ самого сочинителя, и не разъ таланты Марсъ, Фирменъ, Буффе, Ашилль, и другихъ, доставляли успхъ не одной піес, обреченной на смерть при самомъ рожденіи. Превосходство Французскихъ актеровъ зависитъ не отъ нихъ однихъ, но и отъ публики, роли распредляются по достоинству личному, не одинъ и тотъ же играеть королей и цырюльниковъ: для роли первыхъ нужны ученіе и знаніе, что дано не всмъ актерамъ. Съ образованіемъ соединяютъ они самолюбіе и гордость въ высшей степени. Они чувствуютъ и требуютъ, чтобы публика признавала въ нихъ не актеровъ, а артистовъ.
Если не частное ихъ поведеніе, то ихъ искусство заслуживаетъ имъ почтеніе. Достоинство актеровъ зависитъ, какъ уже сказалъ л, отъ публики, ея требованій, сужденій, изъявленій удовольствія и негодованія. Всякій человкъ, а въ особенности актеръ, требуетъ поощренія, возможно ли оно, если публика не отличаетъ посредственности отъ совершенства, рукоплескаетъ и одобряетъ равно обоихъ? Нтъ публики строже и справедливе Французской. Я сказалъ, что Французскіе актеры превосходне Нмецкихъ, но надобно исключить трагедію, столь мало сродную съ умомъ и духомъ Французовъ. Одинъ только разъ видлъ я Цинну, и съ сожалніемъ и презрніемъ смотрлъ на нелпыя и отвратительныя гримасы и рукомаханье актеровъ. Въ театр Porte St. Marin видлъ я нсколько трагедій, въ которыхъ ни одно изъ дйствующихъ лицъ не осталось въ живыхъ.
Любовь Французовъ къ зрлищамъ всхъ родовъ превосходитъ всякое описаніе: стоитъ остановится на улиц и устремить на что нибудь глаза, чтобы увидть себя въ одну минуту окруженнымъ толибю любопытныхъ, бездльныхъ звакъ и незвающихъ бездльниковъ. Вотъ извстный и характерическій анекдотъ: иностранецъ подаетъ нищему милостыню, и вечеромъ видитъ его въ театр, на другой день встрчаетъ то же лицо, съ новою просьбою о подаяніи. ‘Вамъ нечего сть, а вы ходите въ театръ,’ съ удивленіемъ сказалъ иностранецъ.— ‘Буду сытъ яичкомъ,’ отвчалъ нищій, ‘но пойду въ театръ.’
Мстъ въ оркестр и стульяхъ мало, любопытные осуждены на партеръ и истинное мученіе faire la queue (длатъ хвостъ), т. е. ожидать у дверей открытія театра цлые полдня. На свт нтъ препровожденія времени скучне и тягостне. Толкаются, ругаются, чуть не дерутся, одному дурно, другому смшно. Пришельцовъ привтствуютъ зврскимъ крикомъ: ‘A la queue, a la queue!’ — Нетерпніе сообщается всмъ внезапно, длается общимъ, тогда-то подымается адскій шумъ, требуютъ открытія дверей, швыряютъ су и камни въ окна, чтобы привлечь полицію, ко торая отгоняетъ зрителей этого особеннаго и забавнаго представленія, и съ тріумфомъ выталкиваетъ безчисленныхъ продавцовъ билетовъ и мстъ. Они составляютъ цлый классъ промышленниковъ (chevaliers d’industrie), иногда до заката солнца занимаютъ первыя мста въ хвост, чтобы продать ихъ посл публик, которая, будучи не въ силахъ прекратить такое злоупотребленіе, изъявляетъ свой гнвъ на нихъ благодарными криками къ полиціи: ‘Bravo les gendarmes, hourrah! vive la justice! vive la municipalit!’ Наконецъ отворяются двери и начинается ужаснйшая суматоха: толкая впередъ, сбиваютъ другъ друга съ ногъ, слабый отброшенъ къ стн, неловкій сдавленъ въ дверяхъ. Шумъ и безпорядокъ, стсненный въ загородкахъ, утихаетъ не скоро, и утомленная толпа снова приговорена къ долгому терпнію до открытія кассы. Часто приходится инымъ испытать вс эти маневры, для того только, чтобы не достать билета даже и въ партеръ, остальные же, ворвавшись на мста, подвергаются новой пытк терпнія до начала пьесы. Часто, не доставъ билета въ стали, я утшался, смотря на горькое веселье несчастныхъ, обреченныхъ страданіямъ быть въ хвост. Едва ли заслуживаютъ продавцы билетовъ и мстъ преслдованіе публики и полиціи. Всякій разъ, когда ихъ голодная стая слеталась у входа какого нибудь публичнаго зданія, возбуждалась во мн жалость, а не злоба. Ихъ ремесло не что другое, какъ неучтивый образъ просить милостыню, непріятный, но справедливый, и ни мало не заслуживающій презрнія. Публичныя мста принадлежать цлому народу, отъ чего же запрещать ими пользоваться боле другихъ тмъ, у кого нтъ другаго жилища, кром улицы? Не одни билеты и мста въ хвост, марки и контрамарки, суть предметы спекуляціи этихъ несчастныхъ: вы можете имъ продать и отъ нихъ купить билеты на отдльныя дйствія, и, благодаря имъ, объхать и постить въ одинъ вечеръ вс Парижскіе театры за весьма сходную цну.
Одинъ Thtre franais отличается отъ всхъ прочихъ разнообразіемъ представленій. Вы въ немъ увидите произведенія древнія и новыя. Корнель, Расинъ, Молісръ, Гюго, Скрибъ, поперемнно занимаютъ зрителей. Число новыхъ и хорошихъ произведеній весьма не велико. Классики, какъ и вс величія, сдлались въ нашемъ вк удивительно рдки: масса народа ворвалась въ храмъ мысли, открыла ея тайники и низринула своевластіе великихъ умовъ. Величіе, какъ и вс понятія человческія, относительно, оно было часто во времена древнія, ибо малйшее превосходство надъ массою варварства и зврства составляло уже величіе. Въ наши вки необыкновенно одно сверхъестественное, достоинства признаются съ трудомъ, а удивленіе чувство неслыханное! ‘Nil mirari!’ девизъ XIX столтія. Кандидатовъ и претендентовъ на величіе слишкомъ много, свтъ заваленъ произведеніями фабрикъ и умовъ. Путь открывается теперь посредствомъ уничтоженія и ведетъ среди развалинъ. Многіе, для того, чтобы составить себ имя, начинаютъ омраченіемъ славы другаго, и часто, очень часто принуждены тмъ ограничиться. Изреченіе Соломона великая истина нашего вка, но и она не избавить отъ ничтожныхъ попытокъ. ‘Ничего нтъ новаго подъ солнцемъ!’ сказалъ древній царь-мудрецъ.
Но не одно соревнованіе уничтожило величіе: зависть играетъ и тутъ важную роль, и противится признанію достоинства. Мы не всегда въ состояніи судить о современныхъ произведеніяхъ: мы къ нимъ слишкомъ близки. Желая оцнить картину, надобно отступить, и чтобы судить о происшествіи, надобно обождать, пока время положитъ довольно большое пространство между нами и событіемъ. Тоже самое и въ отношеніи къ произведеніямъ ума: не легко и охотно сознаются въ преимуществ намъ равнаго, близкаго во времени и отношеніяхъ.
Предметы для наблюденія и размышленія въ Париж неисчислимы. На каждомъ шагу новое зрлище, комическое или трагическое. Парижъ — обширный, никогда не умолкающій, шумный театръ. Только въ Парижъ можно бродить съ пользою, длать дло, даже звая. Черты и движенія Французовъ и Француженокъ дышатъ страстью. Малйшую бездлку принимаютъ они къ сердцу, которое, находясь отъ того въ вчномъ волненіи, составляетъ причину Ихъ легкомысленности и втренности. Хладнокровіе тайна почти всякаго успха, отъ того-то Сверъ со временемъ восторжествуетъ надъ Югомъ. Побда часто благопріятствовала Французамъ, но не всегда умли они ею пользоваться, еще рже завоевывать и сохранять ф пріобртенное. Не хочу преувеличивать моего патріотисма, но когда я сравниваю дв націи, Французскую и Нмецкую, то нахожу ихъ различными, даже противоположными, какъ въ недостаткахъ, такъ и въ преимуществахъ. Зачмъ же не будутъ Русскіе тою націёю, которая соединитъ въ себ преимущества, отличающія оба народа? Намъ дана сила дятельности. Какъ законъ обязываетъ насъ она самымъ климатомъ, и я глубоко врую въ смя энтузіасма Русскихъ къ возвышеннымъ чувствамъ и великимъ дламъ. Положитесь на время, великаго направителя мыслей и учредителя дяній. У насъ не мало вкуса и любви къ блеску и живости Французской дятельности, займемъ же у Нмцовъ основательность ихъ мысли и глубину ихъ чувства. Тогда-то нашъ собственный источникъ, полагаемый мною богатымъ, раскроетъ затаенныя въ немъ, самобытныя сокровища.
Вс произведенія Французовъ, умственныя и матеріяльныя, облечены въ формы сладострастныя. Геній національный выражается въ большомъ и маломъ, въ произведеніяхъ ума и промышленности, отъ драмы и картины до самой мелочи туалетной.
Отъ того-то любопытный съ удовольствіемъ останавливается передъ окнами лавки, и любуется раскладкою товаровъ, замысловатостью формъ каждой вещи. Зрительныя и приблизительныя трубы не въ силахъ открыть вамъ несовершенствъ вами видимаго: вы пожелаете можетъ быть микроскопа? Гд желаніе, котораго нельзя было бы удовлетворить въ Париж? Придумать его — неразршимая задача для самаго изобртательнаго ума. Нсколько шаговъ отъ Пале-Рояля, въ Passage-Colbert, найдете вы газовый микроскопъ, величины необыкновенной: онъ увеличиваетъ въ 80,000 разъ. Вотъ вещи, обыкновенно показываемыя публик: капля Сенской воды наполнена отвратительными наскомыми, столь быстрыми и неспокойными, что глазъ не въ состояніи слдить за ихъ движеніями. Каждая другаго рода вода заключаетъ въ себ особенныхъ тварей, и когда смшиваютъ различныя воды, то животныя уничтожаютъ себя съ неимоврною скоростію, ничто не можетъ сравниться съ быстротою ихъ нападеній. Сырная пылинка, величиною съ булавочную головку, привлекаетъ особенное вниманіе: въ ней видны два большихъ наскомыхъ, съ дюжиною дтокъ, на такомъ простор, что остается очень мало мста для стнъ ихъ жилища. Мы едва успвали наблюдать за всмъ ихъ житьемъ бытьемъ и удостоились быть зрителями разршенія отъ бремени одного изъ наскомыхъ: новый нашъ знакомый самъ собою освободился изъ скорлупы, самые тонкіе волосы дитяти кажутся толстыми чубуками. Вода даетъ жизнь мук: когда она намочена, показываются желтоватыя гады, наподобіе піявокъ, они безпрестанно извиваются, какъ будто назначеніе ихъ существованія борьба со смертью, которая почти непосредственно слдуетъ за ихъ появленіемъ. Самое любопытное наблюденіе посредствомъ микроскопа есть кристаллизація. Засыхающая жидкость распространяется съ большою быстротою, въ формахъ удивительной красоты и правильности. Эти качества свойственны всмъ, самымъ малымъ произведеніямъ природы, они ведутъ къ заключенію о красот и величіи, царствующихъ въ цлости ея твореній. Какъ ничтоженъ и безсиленъ человкъ въ своихъ опытахъ, которыми онъ такъ гордится и превозносится! Самый тонкій батистъ кажется стью отвратительной грубости и толстоты, его нити, въ большихъ и неравныхъ разстояніяхъ, похожи на мочалки простой рогожи: вотъ что прикасается къ миленькому носику деликатныхъ нашихъ дамъ! Возьмите же крыло мухи, и вы увидите его украшеннымъ бахромой, которой глазъ не находить въ самыхъ лучшихъ и модныхъ издліяхъ.
Выгоды микроскопа, открывающаго намъ сокровенныя тайны природы, должны быть неизмримы для Естествознанія и самой Медицины. Съ помощію его, мы ясно отличаемъ кровь отъ другихъ жидкостей, и можемъ наблюдать за ихъ движеніемъ въ маленькихъ тваряхъ, какъ-то, въ клоп, паук, и прочихъ, еще боле отвратительныхъ. Зачмъ же не воспользоваться микроскопомъ въ пользу частицъ, входящихъ въ составъ человческаго тла, крови въ здоровомъ и болзненномъ состояніи, ядовъ различнаго состава, и пр. и пр.? О, если бы можно было положить въ микроскопъ страсти и мысли человческія — Французовъ особенно! Какая главная пружина ихъ дйствій? Вншній ли шумъ и блескъ славы погружалъ Францію въ вихрь бранной славы, громы которой потрясли Европу отъ Тага до Москвы, и замолкли только въ горахъ Испанскихъ и среди морозовъ Русскихъ? Франція была тогда велика, среди своего пагубнаго заблужденія, и имла доблесть воинскую! Ея безнравственность — пятно, но всякое великое тло влечетъ за собою большую тнь! Но что ее двигало? Что двигаетъ ею въ настоящее время? Микроскопъ мой мн ничего не отвчалъ, и я пошелъ на лекцію Арраго въ надежд на его труды…. а зашелъ къ Мажанди, который веселитъ свою публику мученіемъ кроликовъ и собачекъ.
Страсти человческія — пружина и цль дяній частныхъ, но вс он безотчетно выполняютъ цль общую, высшую, законъ судьбы. Какая же судьба, какая будущность, назначеніе человчества? Неужели одно круговратное движеніе, скучное повтореніе давно минувшаго? Лучше соскочить съ земнаго шара, нежели врить такому парадоксу!