Н. Г. Чернышевский
Заметки о журналах. Март 1857
(‘Доходное место’ Островского)
ПРИМЕЧАНИЯ
ТЕКСТЫ ПОДГОТОВЛЕНЫ И ПРОКОММЕНТИРОВАНЫ
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ЗАМЕТКИ О ЖУРНАЛАХ. МАРТ 1857
(‘Доходное место’ Островского)
Заметки о журналах. Март 1857, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1857
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Н. Г. Чернышевский. Литературная критика. В двух томах. Том 1.
М., ‘Художественная литература’, 1981
Подготовка текста и примечания Т. А. Акимовой, Г. Н. Антоновой, А. А. Демченко, А. А. Жук, В. В. Прозорова
<...> привлекла к ‘Русской беседе’ внимание публики комедия г. Островского ‘Доходное место’,— сильным и благородным направлением она напоминает ту пьесу, которой он обязан большею частью своей известности,— комедию ‘Свои люди — сочтемся’. Замечательна эта новая пьеса и в том отношении, что тут г. Островский изображает круг, не имеющий ничего общего с купеческим бытом, нравами которого до сих пор он почти исключительно занимался. Жадов, молодой человек, получивший университетское образование и проникнутый строгими, высокими понятиями о жизни, вступает в жизнь при условиях самых благоприятных для того, чтобы составить себе карьеру, его дядя — высший начальник того места, при котором начинает служить он. Он страстно любит девушку, которая так еще молода и кажется ему такою благородною по натуре, что он надеется воспитать ее. Но правила, которых молодой человек держится, оказываются несовместными с человеческим счастием не только на службе, но даже и в семействе. Дядя недолюбливает его за ‘фанаберию’, о которой так хорошо умеют рассуждать люди, живущие безгрешными доходами. Агент дяди по безгрешным доходам Юсов, управляющий дядею и непосредственный начальник Жадова, ненавидит молодого человека за ту же ‘фанаберию’. Жадов, решившись жениться на любимой девушке, является к дяде просить вакантную должность столоначальника, чтоб иметь возможность содержать жену. Он, конечно, достойнее всякого другого занять эту должность. Но дядя так недоволен ‘фанабериею’ племянника и до того восстановлен против него Юсовым, что отказывает Жадову, советует ему приискать себе службу в каком-нибудь другом месте и отдает столоначальническую должность Белогубову, истому приказному, который понятия не имеет ни о какой фанаберии. Тем кончается первый акт. Во втором действии мы знакомимся с вдовою, коллежскою асессоршею Кукушкиной, матерью той девушки, на которой думает жениться Жадов, и с двумя ее дочерьми. Жадов сватает Полину, Белогубов другую сестру, Юлиньку. Почтенная мать прямо говорит дочерям, что они такой товар, который она хочет как можно поскорее сбыть с рук, что она тяготится ими, что чем скорее они найдут себе мужей, тем лучше. Девушки сами думают также, что чем скорее расстаться с матушкою, тем лучше, потому что житье под ее властью вовсе не масленица. Полине нравится ее жених, Жадов,— конечно, это молодой человек с прекрасным лицом, с изящными манерами, Юлинька признается сестре, что считает своего жениха ужасной дрянью,— конечно так, Белогубов должен быть плюгавый юноша, с канцелярскими ухватками. ‘Что же ты не скажешь матушке?’ — говорит сестре Полина. ‘Вот еще! сохрани господи! Я рада-радехонька хоть за него выйти, только бы из дому-то вырваться’,— отвечает Юлинька. ‘Да, правда твоя! — замечает Полина: — не попадись и мне Василий Николаич, кажется, рада бы первому встречному на шею броситься, хоть бы плохенький какой, только бы из беды выручил, из дому взял!’ Боже мой, история скольких замужеств рассказана этими словами! Обыкновенно романисты, скорбя об участи тех бедных девушек, которых отдают замуж против воли, и негодуя на тех, которые выходят замуж, чтобы надеть чепец и иметь право выезжать без всяких надзирательниц, тетушек и гувернанток,— забывают о тех девицах, которые, чтобы избавиться от несносных притеснений, выходят за первого встретившегося жениха,— а число таких замужеств, по крайней мере, не менее, нежели насильственных отдач замуж. Но возвращаемся к комедии г. Островского. Сестры-невесты толкуют между собою о том, каково им будет жить в замужестве. Юлинька уверена в своем Белогубове,— он доставит ей средства щеголять, он говорил, что купцы дарят ему много всяких материй и дают много денег, Полина не слышала от своего жениха о таких доходах и грустит. Но потом, ободренная сестрою, понимает, что жена должна требовать и может вытребовать у мужа и платья и деньги, муж обязан доставлять жене удовольствия, не кухаркой же ей жить, в самом деле. Третье действие. Жадов сидит в гостинице с старым университетским товарищем и рассказывает о своем житье-бытье. Он женат уже год, работает с утра до ночи. Живет довольно скудно. Жена его очень мила, но ведь ей хочется же жить не хуже других: иметь шляпки, платья… словом сказать, история его коротка, как он сам говорит приятелю: ‘История моя коротка, я женился по любви, как ты знаешь, взял девушку неразвитую, воспитанную в общественных предрассудках, как и почти все наши барышни, мечтал ее воспитать в наших убеждениях, и вот уж год женат…’ — ‘И что же?’ — ‘Разумеется, ничего, воспитывать ее мне некогда, да и не умею я приняться за это дело. Она так и осталась при своих понятиях, в спорах, разумеется, я ей должен уступать. Положение, как видишь, незавидное, а поправить нечем. Да она меня и не слушает, она меня просто не считает за человека умного. По их понятию, умный человек непременно должен быть богат’… Да, это случай очень и очень нередкий,— вот вам и мечты о семейном счастии, о перевоспитании и тому подобных химерах. ‘Ты говоришь, что ты умный человек. Да в чем же твой ум, если ты денег достать не умеешь, нового платья подарить жене не можешь?’ Белогубов — о, вот он, конечно, умный человек. Он является в гостиницу с Юсовым и двумя товарищами — чиновниками,— он угощает их после изрядного получения денег. У него довольно денег, им жена, без сомнения, довольна. Белогубов добрый и хороший человек,— в самом деле, разве взяточник не может быть прекрасным человеком? Он человек простой и, увидев Жадова, просит ‘брата’ закусить и выпить шампанского вместе с ним, хотя думает, что Жадов на него сердится. Жадов отказывается,— человек не с добрым сердцем обиделся бы на месте Белогубова, но Белогубов истинно хороший родственник,— он все упрашивает Жадова выпить шампанского и жить с ним по-родственному. Жадов, по-прежнему проникнутый ‘фанабериею’, говорит: ‘нельзя нам с вами жить по-родственному’, разумея под этим, что не может ужиться с взяточником, грязным и низким. Но Белогубов не понимает таких тонкостей. ‘Отчего же-с?’ — добродушно спрашивает он. ‘Не пара мы’,— Белогубов понимает это по-своему,— ‘Да, конечно, какая кому судьба. Я теперь все семейство поддерживаю и маменьку. Я знаю, братец, что вы нуждаетесь, может быть, вам деньги нужны, не обидьтесь, сколько могу! Я даже и за одолженье не почту. Что за счеты между родными!’ — ‘С чего вы вздумали предлагать мне деньги?’ — ‘Братец, я теперь в довольстве, мне долг велит помогать. Я, братец, вижу вашу бедность’.— ‘Какой я вам братец! Оставьте меня!’ — ‘Как угодно, я от души предлагал. Я, братец, зла не помню, не в вас. Мне только жаль смотреть на вас с женой вашей’,— с родственным участием говорит добрый Белогубов, прощая обиды родственнику. Действительно, Белогубов добрый человек и не помнит зла. Он и его жена потихоньку от Жадова дают деньги и дарят наряды его жене. Юлинька счастлива своим мужем — дом у них полная чаша, нарядов у ней гибель. Полина любит мужа, но несчастлива с ним,— у нее мало нарядов. Из желания добра сестре Юлинька учит Полину требовать от Жадова, чтоб он поступал по примеру Белогубова,— тогда у Полины будут и лошади, и наряды, и хорошая квартира. То же самое говорит и мать. Когда Жадов возвращается домой, Полинька пристает к нему с своими требованиями. Мать, которая сидит тут же, поддерживает ее. Он глупец и бесчестный человек, если не может доставить жене средств жить, как прилично барыне. Жадов выходит из себя, ссорится с тещей. Жена, однако же, научена уже, как сломить его глупую ‘фанаберию’. Она объявляет, что не хочет жить с ним, если он заставляет ее терпеть нужду, и уходит из дому. Сестра прокормит ее, не даст ей терпеть нужды. Жадов побежден. Он ворочает жену, говорит, что готов на все. Он будет служить, как Белогубов, и отправляется просить у дяди извинения в своей ‘фанаберии’, отказаться от своих глупых правил, просить доходного места.— Ну, и прекрасно. Полина, бедняжка, перестанет страдать — она много терпела: не говоря уже о том, что у ней не было столько нарядов, как у счастливой сестры, разве ей легко было ссориться с мужем? Ведь она его любит.
Комедия была бы, нам кажется, цельнее и полнее в художественном отношении, если бы оканчивалась этим кризисом,— пятый акт прибавлен автором, чтобы спасти Жадова от нравственного падения. Жадов с женою являются к Вышневскому, но уж поздно просить у него милостей. Его безгрешные проделки для получения безгрешных доходов открылись, он падает с своего возвышенного и очень доходного места. Катастрофа, при которой присутствует Полина, вразумляет ее: она понимает, что принуждала мужа сделаться преступником, покрыть себя бесславием в глазах честных людей. Она бросается в объятия мужа,— она теперь достойная жена его, они останутся честными людьми.
По нашему изложению, слишком еще не полному, читатели уже могут видеть, сколько правды и благородства в новом произведении г. Островского, сколько в пьесе драматических положений и сильных мест. Прибавим, что многие сцены ведены превосходно и обнаруживают, какими богатыми силами и средствами владеет автор, и что лучшими характерами в пьесе показались нам Белогубов и особенно его жена и теща, г-жа Кукушкина.
Т. М. Акимовой (‘Песня разных народов…’), Г. Н. Антоновой (‘Об искренности в критике’), А. А. Демченко (‘Роман и повести М. Авдеева’, ‘Заметки о журналах. Июнь, июль 1856’), А. А. Жук (‘Три поры жизни’. Роман Евгении Тур’), В. В. Прозоровым (‘Бедность не порок’. Комедия А. Островского’, ‘Заметки о журналах. Март 1857’)
Белинский — В. Г. Белинский. Полн. coбp. соч. в 13-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1953—1959.
Герцен — А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1954-1984.
Гоголь — Н. В. Гоголь. Полн. собр. соч. в 14-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1948—1952.
Добролюбов — Н. А. Добролюбов. Собр. соч. в 9-ти томах. М., ‘Художественная литература’, 1961—1964.
‘Материалы’ — П. В. Анненков. Материалы для биографии А. С. Пушкина.— В кн.: ‘Сочинения А. С. Пушкина’, т. 1. СПб., 1855.
Некрасов — Н. А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем в 12-ти томах. М., Гослитиздат, 1948—1953.
‘Письма’ — Пушкин. Письма. 1815—1833. Тт. I—II. Под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского. Госиздат, М.—Л., 1926—1928, т. III. Под ред. и с примеч. Л. Б. Модзалевского. ‘Academia’, M.—Л., 1935.
Пушкин — А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 16-ти томах. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1937—1949.
‘Сочинения — ‘Сочинения А. С. Пушкина’. Изд. А. С. Пушкина’ П. В. Анненкова. СПб., 1855—1856.
Тургенев. — И. С. Тургенев. Полн. собр. Сочинения соч. и писем в 28-ми томах. М.—Л., ‘Наука’, 1960—1968, тт. I—XV.
Тургенев. Письма — И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. М.—Л., ‘Наука’, 1960—1968, тт. I—XIII.
Ц. р. — цензурное разрешение.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР.
Чернышевский — Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 16-ти томах. М., Гослитиздат, 1939—1953.
В двухтомник избранных литературно-критических произведений Н. Г. Чернышевского вошли работы, опубликованные в 1854—1862 гг. Все они впервые напечатаны в ‘Современнике’, за исключением статьи ‘Русский человек на rendez-vous’, появившейся в московском журнале ‘Атеней’. Из ‘Заметок о журналах’, содержащих важный литературно-критический материал, составители двухтомника, стесненные объемом издания, воспроизводят лишь два фрагмента. Один связан с именем А. Н. Островского (критик пристально следил за развитием его дарования), другой содержит ценные для понимания позиции Чернышевского теоретические суждения.
Статьи расположены в хронологическом порядке и публикуются до первопечатным журнальным текстам, сверенным с первоисточниками (рукописями, корректурами), если они сохранились. Все случаи введения в основной текст мест, исключенных (искаженных) цензурой или явившихся следствием автоцензуры, оговорены в примечаниях. Здесь же указаны встречающиеся в первоисточниках разночтения, существенные для выяснения авторского замысла.
При цитировании источников Чернышевский допускает ряд неточностей, которые не исправляются. В примечаниях отмечаются лишь наиболее существенные из них.
Тексты печатаются полностью. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам. Сохраняются лишь индивидуальные авторские написания: зачастую строчные (а не заглавные) буквы после восклицательных и вопросительных знаков, введение в некоторых случаях тире и точек с запятыми (вместо запятых), не нарушающих, впрочем, восприятия текста. Оставлены без изменений написания характерных для эпохи Чернышевского слов: аккомпаньемент, удостоивать, затрогивать, нефешёнэбльною, на плеча, сантиментальностью, мужеского и т. д. Название литературных произведений и периодических изданий даны не курсивом, как было принято в то время, а в кавычках: ‘Ясные дни’, ‘Деревенский визит’, ‘Отечественные записки’ и т. д.
Издание подготовили сотрудники кафедры русской литературы Саратовского университета под руководством безвременно скончавшегося (11 августа 1977 г.) Евграфа Ивановича Покусаева. Организационную работу проводил А. А. Демченко.
Впервые — ‘Современник’, 1857, т. LXII, No 4, отд. V, с. 340— 344 (ц. р. 31 марта, вып. в свет 14 апреля). Без подписи. Рукопись — ЦГАЛИ, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 120. Корректура не сохранилась.
Сочувственная оценка Чернышевским новой пьесы Островского (‘Русская беседа’, 1857, No 1) совпала с мнениями других сотрудников ‘Современника’. И. И. Панаев писал 16 марта 1857 г. И. С. Тургеневу: ‘Произведение это, по моему мнению, честное и благородное по направлению, в художественном отношении сильно грешит: характеров нет, или они повторяются, герой пьесы неопределенен и из-за него виден сам автор, но все-таки большой талант порывается во многих местах, и все-таки мне больно, что эта вещь напечатана не в ‘Современнике’ (‘Тургенев и круг ‘Современника’. Неизданные материалы. 1847—1861′. М.—Л., ‘Academie’, 1930, с. 74, ср. также с. 90, 331, 406).
Чернышевскому не привелось больше высказываться в печати об Островском. Высокую оценку мастерства драматурга содержит письмо Чернышевского к В. М. Лаврову от 29 декабря 1888 г.: ‘…из всех писавших прозой по-русски после Лермонтова и Гоголя я вижу очень сильный талант только у одного драматурга — Островского…’ (Чернышевский, т. XV, с. 801).
В ‘Современнике’ разбору ‘Доходного места’ предшествовали страницы, посвященные анализу журнала ‘Русская беседа’. Текст статьи в ‘Современнике’ не имеет разночтений с автографом.