Заметки о русской беллетристике, Кузмин Михаил Алексеевич, Год: 1911

Время на прочтение: 3 минут(ы)

ЗАМТКИ О РУССКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИК

Сочиненія Алекся Ремизова, т. IV, романъ ‘Прудъ’. Спб., изд. ‘Шиповникъ’. Ц. 1 р. 75 к.
Сочиненія С. А. Ан—скаго, т. I. Старые устои. Спб., кн.-изд. ‘Просвщеніе’. Ц. 1 р. 25 к.
В. В. Муйжель, собраніе сочиненій т. III. Спб., изд. ‘Просвщеніе’ 1911. Ц. 1 р.
О новомъ изданіи ‘Пруда’ Ремизова, можно говорить почти какъ о новомъ произведеніи, до такой степени онъ переработанъ. Кому не лнь будетъ сличить первое изданіе со вторымъ, тотъ воочію убдится, какая масса поправокъ пестритъ страницу за страницей. Поправки эти нсколько однородны и имютъ цлью избавить романъ отъ довольно несносной и претенціозной манеры Пшебышевскаго, которая при написаніи ‘Пруда’ сильно вліяла на автора, сдлать повствованіе боле связнымъ и вразумительнымъ. Впрочемъ, эти исправленія не столько касаются конструкціи самихъ фразъ, сколько заключаются въ соединеніи въ абзацы напечатаннаго прежде отдльными строчками (т. е. исправленіе скорй типографское, нежели стилистическое) и въ обильныхъ вставкахъ между ничмъ не связанными прежде предложеніями. Измнены, наконецъ, почти вс собственныя имена и названія мстностей по причинамъ, вроятно, не стилистичестимъ и вообще не литературнымъ, прибавлено къ каждой глав названіе. Въ остальномъ планъ и соразмрность частей романа остались тми же.
Мы уже упомянули, что въ этомъ обновленномъ вид романъ утратилъ ту вншнюю растерзанность, которая почти не позволяла видть ясно его достоинства и недостатки въ первомъ изданіи. Но и во второмъ изданіи нкоторая приподнятость, хаотичность, растянутость (при нагроможденіи, неожиданности и необоснованности дйствія) второй части длаетъ ее значительно боле слабой, нежели первая. Непремнное дленіе почти каждой главы на кошмаръ и кошмарную дйствительность, регулярная истерика — въ 25 главахъ понемногу, необъяснимость поступковъ героя (изнасилованіе, убійство, смерть), ненужныя повторенія и отступленія лишаютъ эту часть и бытоописательнаго, и фабулистическаго. и психологическаго интереса. Первая же часть, несмотря на очевидную рапсодичность, даетъ намъ широкую картину дтства и отрочества въ купеческой сред.
Тамъ много экстреннаго, преувеличеннаго, можетъ быть случайнаго, что трудно принять это за типическую картину замоскворцкихъ’антресолей’, но подпольный, забитый и озлобленный, унижаемый и безсмысленно жестокій духъ переданъ столь яркими красками, съ такимъ трепетомъ и содроганіемъ, что всю первую часть ‘Пруда’ можно причислить не только къ лучшимъ страницамъ Ремизова, но и къ наиболе примчательнымъ произведеніямъ вообще русской современной прозы.
Отъ распоротыхъ лягушекъ, раздавленныхъ червяковъ, ошпареныхъ крысъ, высченыхъ дтей, придавленыхъ котятъ, перешибленыхъ собакъ, пакостныхъ монаховъ, гулящихъ двокъ, глупыхъ, злыхъ и несчастныхъ обитателей краснаго флигеля,— мы попадаемъ въ какое-то умиленное и умилительное благораствореніе воздуховъ’. Тамъ люди все ‘строгіе, набожные, благообразные’, если старики,— то все ‘съ большою тщательно расчесанной бородой и густыми, нависшими бровями, изъ подъ которыхъ глядли умные, проницательные глаза’, если молодые люди, то ‘съ тонкими чертами и маленькой острой бородкой,— глубокіе вдумчивые черные глаза и рзкія морщины на лбу придавали лицу выраженіе особенной серьезности’, если дти, то — ‘хрупкій, съ блднымъ нервнымъ личикомъ и живыми черными глазками’. Это страна, гд вс благородны, горячи и самоотверженны, благочестивы, смиренны и добродтельны, ‘но гд же этотъ рай земной?’, спроситъ нетерпливый читатель.— Именно тамъ, гд живемъ и мы съ вами. Это — Россія и народъ этотъ — Талмудическіе евреи.— Такъ увряетъ г. Ан—скій, издавшій почему-то свою паточную книгу на русскомъ язык (хотя обложка сдлана еврейскимъ шрифтомъ, текстъ же пестритъ еврейскими словами). Разсказано все это непритязательно, но и не художественно (недурна легенда о Император Никола Павлович), но подкупаетъ трогательный идиллическій оптимизмъ автора и нкоторыя бытовыя подробности, хотя нельзя не вспомнить разсказа Лскова ‘Ракушанскій меламедъ’, гд такъ сконцентрировано изображеніе быта тхъ же талмудистовъ.
Въ книг есть и наивные стихи, гд почти каждая строчка повторяется, сначала по еврейски, потомъ по русски. Напр.:
‘Лейхо Дойди, ликротъ кало’ —
Ты гряди женихъ къ невст.
‘Мойде утренней молитв.
‘Титъ-га-дованъ’ — ‘топь’ иль ‘тина’,
‘Бездна вчнаго паденья’.
Вдь такъ можно весь словарь переложить виршами и выдать это за поэму.
Можетъ быть, если бы эта книга появилась на еврейскомъ діалект, она бы и имла какое-нибудь значеніе, атакъ — художественная цнность ея очень не велика, воспитательное же значеніе боле чмъ странно.
Вотъ и другая страна, гд вс воры, развратники, пьяницы, слабые дурачки или злые зври, гд старики ‘сдые и лысые съ провалившимся носомъ и гноящимися глазами’, а молодые, съ толстой красной шеей и безсмысленнымъ круглымъ лицомъ ‘на которомъ маленькіе зеленоватые глазки прятались въ жирныхъ складкахъ вкъ’, гд царитъ тупость, косность и жестокость. Эта страна — Россія и народъ этотъ — русскіе. Такъ увряетъ г. Мунжедь. Когда это надостъ, о Господи? Тмъ боле, что разсказано все это растянуто, вяло и не ново (еще бы!), разсказы вс ни о чемъ (можетъ быть ‘Проклятіе’ лучше другихъ), и значенія какъ художественнаго, такъ и всяческаго другаго не иметъ. Положимъ и то, что пишетъ это интеллигентъ изъ ‘Просвщенія’ о русскомъ народ.
Какъ же бы тогда и могло выйти иначе?

М. Кузминъ.

‘Аполлонъ’, No 9, 1911

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека