‘Аполлон’, No 12, 1910
Заметки о немецкой литературе, Гюнтер Иоганнес фон, Год: 1910
Время на прочтение: 2 минут(ы)
7—10. Albert H. Rausch: Die Urnen der Nelken und Chrysanthemen und die GesДnge fЭr Cyril und Konstantin 1908. Frankfurt a. M., Schirmer und Mahlau 67 p.— Das Buch fЭr Tristan, Sonette, Oden und Elegien. 1909, ebenda, 72 p. — NachklДnge Jnschriften, Botschaften, Gedichte. 1910. Berlin, Egon Fleischel & Co, 107 p.— Flutungen. Novellen. 1910, ebenda. 216 p.
Я ограничиваюсь до времени немногословным упоминанием этих значительных произведений прекрасно развитого дарования, но я вполне сознаю, что они имеют полное право на более основательный разбор. Прежде всего, должно обратить внимание на неподлежащую сомнению склонность этого молодого поэта к священно действию — что отчасти вызвано вдумчивым изучением Георге, отчасти же, как мне кажется, врожденным настроением. В этих книгах ощущается некоторое повышенное отношение к собственному переживанию, какая-то привычка смотреть на все окружающее сверху, которая в столь молодом человеке действует не совсем приятно: во всем угадывается преувеличенная оценка своей личности. Здесь познается также первый и главнейший грех всей современной даровитой молодежи: она переживает литературу, и ничего сверх того, все чувства и страсти — вычитанные слова, красивые рифмы, письмо на бумаге. Отсюда проистекает безжизненность первых двух книг разбираемого автора, которые к тому же носят явственную печать дилетантства, хотя и с весьма заметным постепенным улучшением. Третий сборник уже почти можно признать вполне хорошим — таким он был бы, если бы его не портили, как тяжкие прегрешения против хорошего вкуса, — полемические выпады, главным образом направленные против кружка Георге. Последний он упрекает за ‘ребяческую притязательность, скоморошество’, за ‘тайное идолослужение’ перед ‘крутым престолом высокого повелителя’, при этом г. Рауш забывает только одно — именно, что сам он проделывает совершенно то же самое, но только перед самим собою. Тем не менее, в этой книге можно найти много вполне удачного и хорошего. То же самое можно сказать и о рассказах. Они меня не воодушевили восторгом, но многое в них исполнено тихим и как бы привычно-скорбным изяществом, стройной прелестью. Выбор слов и оборотов, сам по себе, большею частью, превосходный, не всегда, однако, достаточно соответствует содержанию, но автор несомненно уже умеет повествовать.
Если здесь я и отдал дань порицанию, то сделал это для того лишь, чтобы привлечь внимание к этому писателю, который, при меньшей плодовитости и большей продуманности, без сомнения, давал бы законченные и вполне прекрасные произведения.