Заметки о Москве
Заметки о Москве, Одоевский Владимир Федорович, Год: 1869
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Одоевский В. Ф. Записки для моего праправнука. Повести. Статьи. Письма. Критика и воспоминания современников. Московские адреса / Сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова. — М., Русскiй мiръ, 2006. С. 332—334.
OCR: http://imwerden.de, 2007
<1>
1842
Москва изменилась. Прежде в мыслящей ее половине жили нем-цы, теперь мыслящие люди православны в высшей степени. Изучение памятников, возбужденное скептицизмом школы Каченовского, про-извело род православного фанатизма, который дошел до того, что умные люди почитают нужным давать разумный смысл всему нелепо-му, застывшему в Москве. Молодежь donne en plein lЮ dedans*, Хо-мяков, диалектический ратоборец, очень рад, что нашел поприще бесконечное для своего игривого ума и разумной шутки. Боюсь, что-бы это направление не дошло до апотеозиса московских тетушек. — Между тем ученые ex officio**, как, н<а>пр<имер>, <Ф. Л.> Морошкин, отыскивают допотопную Русь, и их изыскания весьма заме-чательны.
* всецело поглощена этим (фр.).
** по обязанности (лат.).
<2>
Москва
В некотором царстве, в некотором государстве жил был город Москва, в котором жили немцы и весело грезили в поэтических ту-манах Океновой и Шеллинговой философии, из этих немцев вышли люди разного звания: русские, полурусские и никакие, в Москве жи-вут люди не полурусские, но и не русские, а православные, дельные и недельные, одни с фанатизмом роются в рукописях, другие старают-ся придать разумный смысл философии моих почтенных тетушек, живущих частию на Покровке, частию на Ордынке, которые ни-сколько не подозревают такой неожиданной себе чести. Их мысли, речи, деяния — все воплотилось в новое поколение, Запад и все за-падное предано анафеме, и, как говорит Ч<аадаев>, ‘l’orthodoxie fait des terribles ravages Ю Moscou’***, читаются лишь книги, писаные славянскими буквами, поздравляют друг друга с именинами Кирил-ла Туровского, многие дамы прочли Карамзина раз шесть сряду. Это направление дает совершенно особенный характер Москве, в гостиных цитируются фразы из Нестора, как некогда стихи Вольтера или Расина. В умной стороне этого направления — Морошкин, который отыскивает нашу допотопную юриспруденцию, его лекции слушаются с восторгом, мне не удалось его слышать с кафедры, но в обыкновен-ном разговоре.
*** православие производит ужасные опустошения в Москве (фр.).
<3>
Москва 1849
Тут штука простая, мои друзья. Вас обуяла лень, которая, как квас, сродна русскому человеку, вам наскучила эта ежечасная борьба, которая встречает человека в мире положительном: не легко сегодня принимать теорию какого-нибудь химического или метеорологичес-кого явления и завтра натолкнуться на какой-нибудь катализис или сфероидальность воды, которые заставляют все теории переделывать сызнова, не легко встречаться и с общественными вопросами, где дорога тянется тоненькой ниточкой между диким варварством и про-свещенным безумием, не легко при каждом шаге спрашивать себя: согласен ли я с моими убеждениями? не подаюсь ли я в ту или другую сторону, не легко каждую минуту анализировать свои действия, когда силою жизни, в которой живешь, должен каждую минуту действо-вать, не легко бороться ни с собственными, ни с чужими сомнения-ми или предрассудками, не легко отличать постоянное от случайного, ни временное от вечного, вообще трудно жить и делать что-нибудь на сем свете, такая жизнь полна горечи и забот, часто требует мелочной хлопотливости и вместе энергической решительности, простоты серд-ца и глубокого знания людей, добросовестности и стратегии. Вам захотелось полениться, но как вы люди умные, то вы не могли не приискать какого-либо основания для своей лени, вы принялись отыс-кивать для нее благоприличное платье, несколько успокоительных букв, для того отбросили все сомнения, волнующие душу, но чтобы отбросить сомнения, вы должны были отбросить всю существенность. Тогда дело сделалось очень легким, все настоящее показалось вам столь скверным, что вы предали его полному презрению, но, к сожале-нию, незаслуженному, весь положительный мир, успехи наук, ис-кусств, промышленности, для вас исчез, прошедшее приманило вас своею мертвенностию, оно прошло и потому спокойно, по крайней мере для потомков, а вам и нужно именно успокоение. Но этот сквер-ный квиетизм ведет вас прямо — ужаснитесь — к католицизму рим-скому и иезуитскому, — ибо к нему первый шаг византийское слово-прение. Там успокоение совершенное, не о чем заботиться! встретится ли сомнение в житейском быту, под рукою папа, а для обыденных надобностей le directeur spirituel*, — какой бы ни был вопрос, на все есть ответ, как в добром словаре, и, что всего лучше, с полной ве-рою в понятия и страсти своего директора папист не только успокаивается, но еще творит нечто весьма благочестивое, ибо, как говорит св. Тереза: ‘Если бы Иисус Христос сам говорил мне что-нибудь, то я бы ему отвечала: Pardon, Seigneur, mais je dois obИir Ю mon Directeur!’* — Вот удочка, на которую паписты словили столько лю-дей, они играли наверняка, рассчитывая на самую постоянную и силь-ную страсть человека: рукавоспустие, а чтобы обмануть потребность деятельности, также врожденной человеку, они заняли ее праздно-словием. Берегитесь этой удочки — и вспомните филолога Печерина, который на нее попался. Не забудьте и Гагарина.
* духовный наставник (фр.).
<4>
Москва в 1849-м году — торжественное праздношатательство, нуждающееся еще в Петровой дубинке, болтовня колоколов и пьяные мужики довершают картину.
Вот разница между Петербургом и Москвою: в Петерб<урге> труд-но найти человека, до которого бы что-нибудь касалось, всякий зани-мается всем, кроме того, о чем вы ему говорите. В Москве нет чело-века, до которого что-нибудь бы не касалось, он ничем не занимает-ся, кроме того, до чего ему никакого нет дела.
* Простите, Господин, но я должна подчиняться своему наставнику! (фр.)
Примечания
Заметки о Москве
Впервые напечатано: альманах ‘Российский архив’. М., 1994. Т. V.
Каченовский Михаил Трофимович (1775—1842) — историк, профессор Московского университета, издатель журнала ‘Вестник Евро-пы’, где молодой Одоевский печатал свою прозу и стихи.
Хомяков Алексей Степанович (1804—1860) — поэт и критик, один из вождей московского славянофильства. Идейные разногласия между Хомя-ковым и западником Одоевским не мешали их старой дружбе. См. пере-писку писателей.
Морошкин Федор Лукич (1804—1857) — юрист и историк, профессор Московского университета. Сохранилось примечание автора к этому месту рукописи: ‘Морошкин человек высокого роста, приятной наружности с примечательно выдавшимся лбом, орган весьма приятный, похож на орган Шелехова, говорит красноречиво и несколько напыщенно, но это не ме-шает профессору’.
Немцами Одоевский вслед за тогдашними московскими сплетниками называет себя и своих друзей по Обществу любомудрия, увлекавшихся в начале 1820-х годов немецкой идеалистической философией.
Окен Лоренц (1799—1851) и Шеллинг Фридрих-Вильгельм (1775—1855) — немецкие философы-идеалисты, чьи труды изучались юными лю-бомудрами.
Чаадаев Петр Яковлевич (1794—1856) — русский философ и писатель, с которым Одоевский, несмотря на дружеские отношения, расходился во мнениях.
Св. Кирилл Туровский (1130—1182) — русский церковный писатель.
…дамы прочли Карамзина… — имеется в виду ‘История государства Российского’ Н. М. Карамзина.
Нестор — монах Киево-Печерского монастыря, русский пи-сатель конца XI — начала XII вв.
Печерин Владимир Сергеевич (1807—1885) — русский писа-тель. Эмигрировал, принял католичество и вступил в монашеский орден редтемпористов.
Гагарин Иван Сергеевич (1814—1882)— князь, русский дипломат и писатель. Эмигрировал, принял католичество и вступил в орден иезуитов.