Заметка о некоторых баснях Крылова, Грот Яков Карлович, Год: 1869 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ТРУДЫ Я. К. ГРОTА

III.
ОЧЕРКИ
изъ
ИСТОРІИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
(1848—1893).

БІОГРАФІИ, ХАРАКТЕРИСТИКИ И КРИТИКО-БИБЛІОГРАФИЧЕСКІЯ ЗАМТКИ.

Изданы подъ редакц. проф. К. Я. ГРОТА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1901.

ЗАМТКА О НКОТОРЫХЪ БАСНЯХЪ КРЫЛОВА ¹).

1869.

¹) Изъ критической статьи о сочиненіи г. Галахова Исторія русской словесности т. II, первая половина. Статья эта напечатана въ журнал Министерства Народнаго Просвщенія за февраль 1869 года. Заимствуя оттуда мсто, относящееся къ предмету настоящаго тома Сборника, позволяю себ надяться, что уважаемый авторъ разбираемой книги не постуетъ на меня за нкоторое съ нимъ разногласіе въ частностяхъ, которое нисколько не мшаетъ мн отдавать полную справедливость научному и литературному достоинству его обширнаго труда, какъ это и видно изъ цлаго разбора моего.— См. Сборникъ Отд. рус. яз. и слов., т. VI, стр. 279.

Книга г. Галахова кончается полнымъ и обстоятельнымъ разсмотрніемъ Крылова. Раздляя вообще взглядъ нашей критики на этого писателя, авторъ входитъ между прочимъ въ подробный разборъ тхъ басенъ, за смыслъ которыхъ уже не разъ упрекали Крылова, именно выставляющимъ вредныя стороны просвщенія, какъ-то: Водолазы, Огородникъ и философъ и нк. др. Онъ справедливо приходитъ къ выводу, что мораль первой изъ этихъ басенъ оказывается не вполн состоятельною. Крыловъ требуетъ въ ней, какъ выражается г. Галаховъ, ‘ученія по силамъ человку, умреннаго, серединнаго между невжествомъ, происходящимъ отъ лности, и глубокимъ пучиннымъ знаніемъ, или всезнаніемъ, происходящимъ отъ дерзости ума и ведущимъ, по словамъ пустынника, къ гибели’. Г. Кеневичъ въ ‘пучин’ знаній указываетъ на увлеченіе ложною идеей или на вольнодумство, какъ на ту крайность, которую разумлъ баснописецъ, но, замчаетъ г. Галаховъ, ‘исканіе глубочайшихъ истинъ вовсе не противно, а на оборотъ свойственно природ человка, и потому не можетъ быть отнесено къ ложнымъ идеямъ или ложнымъ увлеченіямъ’ (стр. 312). Притомъ современники Крылова (ставимъ это выраженіе вмсто словъ г. Галахова: ‘предки наши въ первую половину царствованія Александра I’ {Басня Водолазы написана въ 1813 г., это уже не первая половина царствованія: да къ тому же положеніе дла не измнилось и посл, не только при Крылов, но и по смерти его.} ‘не до такой степени погружались въ знанія, чтобы слдовало удерживать ихъ рвеніе, напротивъ было бы благоразумне и патріотичне возбуждать въ нихъ охоту къ умственнымъ трудамъ, которымъ очень немногіе посвящали свое время’ (тамъ-же). Съ этимъ нельзя не согласиться точно такъ же, какъ и съ тмъ, что говоритъ авторъ въ этомъ отношеніи о басн ‘Сочинитель и разбойникъ’, которая, по мннію его, мало примнима къ обществу, обезпеченному цензурой отъ гибельныхъ послдствій вольнодумства въ литератур. ‘Развивалась ли на виду у баснописца литература съ безнравственнымъ направленіемъ? гд сочинители, отравлявшіе ядомъ своихъ твореній общество, или философы-наставники, заражавшіе ядовитымъ ученіемъ юношество?’ (стр. 314). Но мы готовы поспорить съ авторомъ, когда онъ находитъ, что ‘Крыловъ обходилъ большинство явленій, наиболе тяжкихъ, будто ихъ вовсе не существовало’ (стр. 315). Отъ этого упрека защищаютъ Крылова не только его басни, въ которыхъ онъ какъ моралистъ и философу касался всего, что могъ затронуть по характеру времени, а какъ художникъ не обязанъ былъ касаться того, что не вызывало въ душ его искры творчества: — отъ приведеннаго упрека ограждаютъ его и прежнія сатирическія его сочиненія, въ которыхъ онъ высказалъ много смлаго и рзкаго. Намъ кажется, что г. Галаховъ, понавъ на справедливую точку зрнія въ отношеніи къ названнымъ баснямъ, самъ вдался въ нкоторое увлеченіе. Если и трудно вполн отрицать мысль, что ‘Крыловъ былъ равнодушенъ къ знанію, какъ знанію, независимо отъ его практическихъ надобностей, которыя онъ цнилъ по преимуществу’ (стр. 312), то нельзя однакожъ безусловно принять слдующаго за тмъ замчанія г. Галахова: ‘тяжелый на подъемъ, онъ и въ другихъ не одобрялъ качествъ, противоположныхъ своей собственной природ’….

Этому явно противорчитъ, напр., уваженіе, которое Крыловъ не разъ выражалъ къ трудолюбію и дятельности. Въ басн Прудъ и рка онъ говоритъ:

Такъ дарованіе безъ пользы свту вянетъ,

Слабя всякій день,

Когда имъ овладетъ лнь

И оживлять его дятельность не станетъ.

Въ ограниченности образованія баснописца г. Галаховъ видитъ причину его недоброжелательнаго отношенія къ наук (стр. 313 и 315), но не много выше (стр. 310) представлено нсколько извлеченій изъ басенъ, направленныхъ противъ невжества и показывающихъ сочувствіе къ наук и къ ученымъ, можно бы привести еще нсколько другихъ подобныхъ мстъ. Нравоученіе вытекающее изъ басни Водолазы во вредъ глубины знаній, очевидно, не было цлью автора и произошло отъ неудачнаго примненія образа пучины къ злоупотребленію наукой. Вроятно, Крыловъ разумлъ собственно не глубину, а гордость знанія, которая ведетъ къ безврію и къ отрицанію всего, что налагаетъ на человка спасительныя узы: не даромъ онъ называетъ того, кто ищетъ морского дна на самой глубин, безумцемъ и дерзкимъ, замтимъ, что его водолазъ выбралъ мсто, гд была черне глубина, т. е. такую область, которая всего боле закрыта отъ знанія. Крыловъ былъ конечно не такъ простъ, чтобы думать, будто стремленіе къ глубокимъ знаніямъ есть дло дерзкаго ума и ведетъ къ погибели. Напротивъ, неутомимаго и ненасытнаго изслдователя истины онъ сравниваетъ съ тмъ водолазомъ, который ‘богатыхъ жемчуговъ’ нырялъ искать по дну, ‘и жилъ, всечасно богатя’, но этотъ водолазъ выбралъ себ глубину по сил т. е.. т сферы мышленія, которыя доступны для человческаго разума, не превышаютъ его, словомъ, область вднія, науки. Подъ бездонною же пучиной Крыловъ разуметъ область высшихъ, не умомъ, а врою и совстью постигаемыхъ законовъ. Скоре всего можно полагать, что къ водолазамъ послдняго рода онъ относилъ философовъ, отвергающихъ откровеніе и ршающихъ мышленіемъ самые трудные вопросы метафизики {Тутъ припоминаются слова Ж. Ж. Руссо: Voulons-nous pntrer clans ces abmes de mtaphysique qui n’ont ni fond, ni rive, et perdre disputer sur l’essense divine ce temps si court qui nous est donn pour l’honorer?’ (Nouv. Hl., VI, 8). T. e. ‘Какъ намъ проникнуть въ ту пучину метафизики, у которой нтъ ни дна, ни береговъ, и не потеряемъ ли мы на споры о верховномъ Существ время, дарованное намъ для Его почитанія?’}. Басня Водолазы написана въ 1813 году. Въ это время вышелъ переводъ Эстетики Ансильйона, который надлалъ много шуму, вызвалъ строгую критику со стороны архимандрита (впослдствіи митрополита) Филарета и былъ причиною невзгоды архіепископа еофилакта, подъ руководствомъ котораго былъ сдланъ переводъ {См. Сборникъ Отдленія р. яз. и сл. т. V, вып. 1, ‘Переписка митроп. Евгенія’ и пр. стр. 154—158.}. Толки объ этомъ дл, конечно, находили отголосокъ и въ дом Оленина, который, какъ извстно, былъ почитателемъ Филарета, тамъ же вроятно разсуждали иногда и о нмецкихъ философахъ, между которыми европейскою славой пользовался тогда Фихте. Подобныя разсужденія именно и могли подать Крылову поводъ сравнить слишкомъ отважныхъ мыслителей съ водолазомъ, ищущимъ жемчуга въ самой глубин морской пучины. Спору нтъ, и такой взглядъ можно считать не безошибочнымъ, но между нимъ и неуваженіемъ къ глубин знанія вообще, — большая разница. Требовать, чтобы писатель былъ совершенно вн вліянія среды, въ которую онъ поставленъ обстоятельствами времени и мста, едва-ли справедливо. Затмъ, въ своей сил остается все-таки замчаніе г. Галахова о малой примнимости подобнаго нравоученія къ русскому обществу, разв Крыловъ хотлъ предостеречь тхъ, которые, слишкомъ увлекались системами нкоторыхъ западныхъ мыслителей.

Не можемъ также присоединиться къ слдующему мннію почтеннаго автора Исторіи русской словесности о Крылов: ‘Разсматривая его басни, легко узнать, чего онъ не хотлъ, трудно опредлить, чего именно хотлъ онъ’. Безъ сомннія, Крыловъ хотлъ всего противоположнаго тому, что онъ порицалъ или осмивалъ. ‘Конечно’, продолжаетъ г. Галаховъ, ‘такое направленіе частію условливалось сущностью басни какъ сатиры, но большею частью (такъ мн кажется) оно зависло отъ недостатка положительнаго сочувствія къ чему бы то ни было. Переходъ отъ многихъ отрицаній, выражаемыхъ Крыловымъ, къ общему утвержденію теменъ и затруднителенъ’ (стр. 330). Затмъ критикъ задаетъ себ вопросъ, въ чемъ именно могъ состоять положительный, господствующій идеалъ Крылова, и находитъ, что такого идеала нтъ въ его басняхъ. Мы съ своей стороны позволимъ себ замтить, что въ сатир, такъ же, какъ и въ комедіи, по самому существу этихъ родовъ, вообще не является положительныхъ идеаловъ, такъ и у Гоголя въ Ревизор не отыскалось ни одного честнаго лица, когда же его въ томъ упрекнули, то онъ отвчалъ, что это честное лицо есть, но его проглядли: это — смхъ зрителей. Идеалъ поэта-сатирика скрывается за тмъ негодованіемъ или тою насмшкой, которыя пробуждаются его образами. Неужли въ самомъ дл всякому необходимо имть какой-нибудь односторонній и узкій идеалъ? Разв не можетъ быть идеаломъ все достойное сочувствія и уваженія человческаго? И разв даже у поэтовъ положительнаго направленія, напр., у Шекспира или Пушкина, долженъ быть непремнно какой-нибудь явственно обозначенный, ограниченный идеалъ? По мннію г. Галахова, идеалъ Крылова заключается въ поко безстрастія. И въ подкрпленіе этой мысли онъ приводитъ слова Бигеля: ‘Одного ему дано не было: душевнаго жара, священнаго огня… Везд умъ, нигд не проникаетъ чувство’ (тамъ же). Если такъ, то откуда же взялся у Крылова тотъ священный огонь искусства, которымъ проникнуты вс его созданія? Если онъ обладалъ однимъ умомъ, не долженъ ли онъ былъ оставаться сухимъ моралистомъ, и какъ же онъ могъ сдлаться поэтомъ-художникомъ? Неужели правда, что нигд у Крылова не проглядываетъ чувство?— а какъ же назвать то, чмъ согрты нкоторыя его басни, въ особенности Два голубя, или его письма къ Олениной? Подъ чувство такъ поддлаться нельзя. Жаль, что г. Галаховъ, въ подкрпленіе такого безотраднаго взгляда на Крылова, ссылается на свидтельство двухъ нерасположенныхъ къ нему современниковъ,— Вигеля и Сперанскаго, которые оба имли причины неблаговолить къ нему. Правда, и покойный П. А. Плетневъ говоритъ, что ‘Крыловъ ничего не полюбилъ какъ человкъ общественный’, но это свидтельство ослабляется отзывомъ того же критика о глубин и разнообразіи содержанія многихъ басенъ Крылова.

Изъ частныхъ замчаній г. Галахова о нкоторыхъ басняхъ остановимся на томъ, что онъ говоритъ о двухъ изъ нихъ, по поводу предположеній г. Ееневича. Онъ отрицаетъ (стр. 322), чтобы басня Орелъ и паукъ могла имть, какъ уврялъ Гречъ, какое-нибудь отношеніе къ Сперанскому. Дйствительно, преданіе, сообщенное Гречемъ, оказывается и по замчанію г. Евневича несправедливымъ уже по тому, что басня эта написана въ 1811 году, т. е. прежде паденія Сперанскаго. Происхожденіе этого преданія можно, кажется, объяснить тмъ, что Сперанскаго въ образ паука представлялъ тогда другой писатель, также сочинявшій въ ту эпоху басни, которыя по всей вроятности были извстны многимъ современникамъ. Это былъ Державинъ, у него паукъ является съ этимъ значеніемъ въ двухъ басняхъ: Выборъ министра и Цвты и паукъ {Соч. Держ., изд. Ак. ., т. III, стр. 661 и 663.}. Г. Галаховъ отвергаетъ также мысль г. Ееневича, чтобы басня Парнассъ могла относиться къ любимцамъ императора Александра I въ начал его царствованія, но ничего не предлагаетъ на мсто этого объясненія. По нашему мннію, баснописецъ подъ Парнассомъ могъ разумть не что иное, какъ Россійскую Академію. Вспомнимъ, во-первыхъ, что Крыловъ уже и въ сатирическихъ журналахъ своихъ часто подшучивалъ надъ академіями и академиками, такъ, напр., онъ говорилъ, что Каибъ {Зритель 1792 г. ч. III, стр. 94—96.} многихъ попугаевъ сдлалъ членами своей академіи только за то, что они умли чистенько выговаривать то, что выдумалъ другой. Въ сказк Ночи есть также выходка противъ академій, а вслдъ затмъ Момусъ, потрунивъ надъ Мельпоменой и Таліей, обращается къ Фебу съ такою насмшкой: ‘Что до другихъ твоихъ Музъ, то есть надежда, что он скоро превратятъ Парнассъ въ богадльню’. Послдняя мысль уже довольно близка къ содержанію разсматриваемой басни. Во-вторыхъ, обратимъ вниманіе на отношенія, въ какихъ Крыловъ, при сочиненіи этой басни, могъ находиться къ Россійской Академіи. Басня написана въ 1808 году. Она въ хронологическомъ списк сочиненій Крылова въ этомъ род значится 10-го. Немногія басни, написанныя имъ до нея, были помщены въ журналахъ Моск. Зритель и Драматич. Встникъ, извстно, что Крыловъ уже при первомъ появленіи своемъ въ качеств баснописца возбудилъ вниманіе, которое конечно выражалось разными о немъ толками. Разумется, о его басняхъ судили и академики — можетъ быть, даже въ стнахъ академіи. Это же были тогда члены Россійской Академіи? Не будемъ исчислять всхъ, но назовемъ между прочими Захарова (Ив. Сем.), графа Хвостова, Мальгина, Соколова (Петра Ив.), Шишкова, Нартова. Кутузова (Павла Ив.), Львова (Павла Юрьев.) и, пожалуй, Ив. Ив. Мартынова, избраннаго въ академики незадолго передъ тмъ, именно въ 1807 году. Изъ нихъ нкоторые писывали и басни, къ числу такихъ лицъ принадлежалъ особенно гр. Хвостовъ, который не дале какъ въ 1807 г. издалъ свои Притчи и конечно встртилъ враждебно опаснаго себ соперника на этомъ поприщ. Отношенія между нимъ и Крыловымъ навсегда остались таковы {См. выше стр. 234.}. Зная духъ и дятельность остальныхъ изъ исчисленныхъ нами академиковъ, можно наврное сказать, что большинство ихъ также неблагосклонно смотрло на новыя басни, въ которыхъ отражался оригинальный и свжій талантъ. Отзывы одного или нсколькихъ изъ этихъ лицъ могли дойти до Крылова, и въ отплату имъ онъ естественно могъ написать басню о Парнасс, на которомъ живутъ ослы и принимаютъ такое ршеніе:

А чтобы нашего не сбили съ толку братства,

То заведемъ такой порядокъ мы у насъ:

Коль нтъ въ чьемъ голос ослинаго пріятства,

Не принимать тхъ на Парнассъ.

Нашему предположенію не противорчитъ, кажется, и заключеніе басни:

Мн хочется, невждамъ не во гнвъ,

Весьма старинное напомнить мннье:

Что если голова пуста,

То голов ума не придадутъ мста.

ЗАМТКА О НКОТОРЫХЪ БАСНЯХЪ КРЫЛОВА 1).

Читайте также:

ЗАМТКА О НКОТОРЫХЪ БАСНЯХЪ КРЫЛОВА ¹).