А. Ф. МЕРЗЛЯКОВ
Замечания об эстетике
ПРИМЕЧАНИЯ
Замечания об эстетике, Мерзляков Алексей Федорович, Год: 1813
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Русские эстетические трактаты первой трети XIX в.
В 2-х т. Т.
М., ‘Искусство’, 1974.
Именем эстетики называется философия изящных искусств, или наука, содержащая в себе как всеобщую теорию, так равно и правила изящных искусств, из наблюдений вкуса извлеченные. Слово сие, собственно, значит науку о чувствованиях, ибо чувствования на греческом языке называются .
Аристотель приметил10, что все искусства существовали прежде теории. То же сказать можно и о частных или особенных правилах, которые сделались известны прежде, нежели правила общие, служащие для них основанием. Прежде явился человек со счастливой способностью, коего произведение понравилось, а потом уже начали исследовать причины, отчего оно понравилось и каким образом оно могло возбудить чувство удовольствия. Аристотель был одним из первых мудрецов, кои из творений искусства извлекли правила, но ни пиитики его, ни риторики не можно почесть полной теорией поэзии, или витийства. В самых лучших прозаических и стихотворных сочинениях прежних греков и своих современников он прилежно замечал те места, которые всегда и всем нравились и из сих наблюдений составил свои правила. Он остановился на чувствованиях, не старался открыть причины оных и не входил в исследование, во всех ли частях своего искусства пииты и витии исполнили свою должность.
Критики, после сего греческого мудреца жившие, следовали по стопам его, делали новые замечания, прибавляли новые правила, но не открыли общего основания, на котором утверждены все изящные искусства. Из числа новых критиков прежде всех, кажется, француз Дюбо (Dubos) сделал опыт {В прекрасном сочинении ‘Rflexions critiques sur la posie et la peinture’ (‘Критические размышления о поэзии и живописи’). (Прим. автора.)}, нельзя ли теории искусств соорудить на одном общем основании и после того предложить точные им правила. Потребность, чувствуемая человеком, в некоторых обстоятельствах душевные силы свои занимать работой и приводить в движение свои чувствования — сия потребность служит основанием теории Дюбо. На нем соорудил он несколько главных правил, но в прочем следовал своим предшественникам.
Другой французский же критик Баттё за главное начало и за общее основание всех искусств положил подражание изящной природе. Но сие правило не может равно относиться ко всем искусствам, притом же все еще остается нерешенным вопрос: какие средства употребила натура к удовлетворению нашей способности наслаждаться изящным?
Наконец, немецкий философ Баумгартен отважился всю теорию изящных искусств, которую назвал он эстетикой, составить из начал философических. Прежде всего он принимает за основание учение Вольфа о главной причине приятных чувствований, которая, по мнению сего мудреца, состоит в темном уразумении совершенства. В умозрительной части, которая одна только и объяснена дальновидным Баумгартеном, он предлагает учение свое об изящности, или о чувствуемом совершенстве, разбирает его виды и показывает противоположные им виды дурного. Жаль, впрочем, что весьма ограниченные сведения его в искусствах не дозволили ему распространить свою теорию далее красноречия и стихотворства. Притом же и не все виды изящного им описаны.
Зульцер, в главных правилах следуя Баумгартену, предложил всеобщую теорию изящных искусств в отдельных статьях азбучным порядком. Он показал и способ привести в систему науку, им предлагаемую. План его есть следующий.
Во-первых, надлежит изъяснить, в чем состоит сущность изящных искусств и цель их. Показавши, что произведения изящных искусств действуют на душу, возбуждая в ней приятные и неприятные чувствования, надобно исследовать начало оных чувствований посредством наблюдений над природою души человеческой или основываясь на умозаключениях философов. После того должно определить главные виды приятных и неприятных предметов и действия их на душу.
Прочие виды приятного и неприятного, даже до малейших подробностей, какие только найдены быть могут посредством тщательного рассматривания изящных произведений или до которых дойти можно умозрительными исследованиями, должны быть исчислены и объяснены в статьях отдельных. Все сие вместе составит умозрительную часть философии искусств изящных.
В практической части ее должны быть показаны различные виды изящных искусств: стихотворства, красноречия, музыки, живописи и проч., и в точности определены свойства и обширность каждого искусства. Непосредственно затем должно показать разные направления таланта, природного и учением обработанного вкуса, главнейших пособий, служащих к усовершенствованию художника в его искусстве.
Каждое искусство производит художественные работы, отличные одна от другой по существу их и по цели. Все таковые отличия должны быть описаны, так, например, касательно поэзии нужно определить свойство стихотворений эпических, лирических, дидактических и проч., касательно живописи надобно объяснить различие между картинами историческими, аллегорическими, нравоучительными и в точности описать каждого вида отличительные качества.
Из сих источников напоследок почерпаются правила для художников, как общие, то есть касательно изобретения, расположения и однообразного обработания целого предмета, так и особенные, например, касательно выбора чувствований и в рассуждении правильности, соответственности и определенного действия каждой части.
В том состоит целое содержание эстетики, науки, которая художнику может подать помощь в изобретении, расположении и обработании его предмета и которая для любителя может быть руководительницею в его суждениях и в то же время научить его из удовольствия, доставляемого изящными искусствами, извлекать важнейшую пользу, для которой они существенно предназначены.
Эстетика, подобно всякой другой теории, основывается на весьма немногих простых началах. Психология изъясняет, каким образом возбуждаются чувствования и как они делаются приятными или неприятными. Два или три правила, разрешающие главные вопросы, составляют все основание эстетики. Ими определяются, с одной стороны, свойство эстетических предметов, а с другой стороны, тот способ или тот закон, по которому оные должны представляться разуму, и то расположение души, в котором находясь, она бывает способной принимать их действия.
Что есть чувствование? Слово сие выражает различные понятия, психологическое и нравственное, оба значения его часто употребляются в теории изящных искусств. В первом смысле чувствование противополагается разумению и значит такое понятие, которое производит в нас приятное или неприятное впечатление, или которое действует на нашу способность желания, или которое возбуждает в нас ощущение добра или зла, напротив того, при разумении действует ‘способность души нашей иметь сведение о предметах, ясное или неясное. Оттуда происходит, что иногда сердце противоречит разуму. Чувствительность знает, что нравится и что не нравится, разум постигает, что истинно и что ложно. Разумея предмет, мы занимаемся им как вещью, вне нас находящеюся, чувствуя что-нибудь, мы ощущаем в нас самих приятное или неприятное впечатление от предмета, на нас действующего, и занимаемся не столько им, сколько собою. Разумение может быть ясное или темное, чистое или смешанное, чувствование бывает сильное или слабое, приятное или неприятное.
В нравственном смысле более употребительно сокращенное слово ‘чувство’, которое есть не что иное, как навыком приобретенное расположение или всегдашняя готовность души нашей к некоторым внутренним движениям или внешним действиям. Таким образом, чувство чести, чувство правоты, чувство благодарности суть следствия частных впечатлений, в нас производимых некоторыми предметами, так что сии впечатления, наконец, оставляют в нас господствующее расположение действовать известным образом при появлении тех же предметов. Из смешения сих чувствований и различной силы их составляется нравственный характер человека. В этом смысле мы говорим о некоторых людях, что они бесчувственны, что в них нет господствующего чувства справедливости, чести, человеколюбия, любви к отечеству и проч.
Люди, неспособные скоро ощущать силу приятных и неприятных чувствований, и такие, которые могут быть тронуты только сильными впечатлениями, суть нечувствительные в психологическом смысле, а те, напротив, над сердцем коих предметы не имеют продолжительного действия и в которых неприметно господствующего чувствования, называются бесчувственными в смысле нравственном.
Как философия и вообще умозрительные науки относятся к разуму, так изящные искусства имеют целью своей чувствительность. Первое действие их состоит в том, что они возбуждают чувствования в психологическом смысле, но последней целью их должна быть нравственная чувствительность, составляющая главное достоинство человека. Ежели надобно, чтоб изящные искусства были подругами философии, а не соблазняющими прелестницами, то они при возбуждении чувствований должны быть руководимы благоразумием и направляемы к полезной цели. Такой же закон и для всех наук предписывается. ‘Nisi utile est quod facimus, stulta est sapientia’ {Глупа мудрость, если только бесполезно то, что мы делаем (латин.).}, — говорит один римский стихотворец.
Теперь следует важный вопрос: в каких случаях изящные искусства должны возбуждать чувствования? Человеку нужна способность чувствовать изящное и дурное, доброе и злое, с другой стороны, не менее нужно, чтобы он имел в душе своей более или менее нравственных чувствований, из согласного ‘смешения коих составляется нравственный характер, соответствующий занимаемому ими месту в общежитии. Обе сии потребности человеческие должны быть последней целью изящных искусств, от них зависит образование благоустроенной чувствительности человека и посредством благоразумного смешения господствующих чувствований утверждение в душе его господствующего характера, сверх того изящные искусства при особенных случаях должны приводить в движение чувствительность его и возбуждать в нем господствующие чувствования до некоторой степени. Следственно, те имеют низкое понятие об изящных искусствах, которые думают, будто для художника нет другого дела, как только доставлять людям забаву посредством приятного щекотания их чувствительности. Мы не отвергаем вовсе и произведений сего рода, ибо они, подобно приятным сценам неодушевленной натуры, служат к тому, чтобы чувствительности сердца доставить невинное занятие и не оставлять ее в бездействии, однако ж как прекрасный убор натуры есть только ‘покрывало, под которым действуют силы ее для сохранения и совершенствования всех существ в мире, так и в произведениях искусств под прекрасной наружностью должна скрываться сила, действующая для усовершенствования нравственного достоинства человека.
Итак, цель изящных искусств есть чувствительность сердца. Потому-то они стараются трогать все струны души человеческой, возбуждающие как приятные чувствования, так и неприятные, ибо человек имеет и должен иметь способность чувствовать как изящное, так и дурное, как доброе, так и злое. Бесчисленное множество сцен и предметов одушевленной и бездушной природы, физического и нравственного мира служат средствами для намерений художника. Все предметы, -к области вкуса принадлежащие, могут быть представлены на картине, в описании, в оде, в эпопее, в драме таким образом, что чувствительность найдет для себя пищу в сих изображениях и душа ощутит как приятность изящества и добра, так неприятность дурноты и зла. Надобно только, чтобы художник представлял каждый предмет ясно и в истинном его виде, тогда он непременно возбудит в нас чувствования по своей воле. Надобно, чтобы он избегал всего неопределенного и неясного, чтобы предметы свои изображал правильно и чтобы давал им приятную наружность.
Но пускай ни на минуту не теряет он из виду общего, самой мудростью предписываемого правила: не выступать за пределы умеренности при возбуждении чувствований. Ибо как недостаток чувствительности делает человека тупым и ленивым, так излишество оной не менее вредно, потому что оно изнеживает и расслабляет человека. Кажется, что некоторые стихотворцы иногда забывают сие важное правило о наблюдении умеренности. Они думают, что надобно растрогивать душу как возможно более. Печаль доводят они даже до отчаяния и сумасшествия, отвращение — до последней степени ужаса, веселье — до шумного неистовства, и таким образом всякое нежное чувство сердца стараются усиливать до чрезвычайности. Все сие клонится к превращению людей в слабых тварей, изнемогающих под бременем чувствований сердца, не могущих мужественно и твердо сопротивляться внешней силе.
Важнейшая услуга, какую оказать могут людям изящные искусства, состоит, без сомнения, в том, что они удобны вселить в них господствующие склонности, определяющие нравственный характер и достоинство человека. Чувства правоты, истинной чести, любви к отечеству, человеколюбия и проч. суть такие силы в нравственном мире, коими устанавливаются порядок, согласие, тишина и благосостояние в обществе. Ими только люди достигают к заслугам, делаются защитниками прав человечества, опорами государства, охранителями порядка, тишины и благосостояния в больших и малых обществах, которые подвергаются неминуемой гибели, если не имеют граждан, сими доблестями украшенных. Горе тому народу, обществу и семейству, где чувства чести и правоты угасли или ослабели!
Здесь открывается прекраснейшее поле для всех художников, а особливо для стихотворцев, имеющих всю возможность полезные чувствования сделать господствующими в душах сограждан. Вот слава, которой искать должен юноша, от природы получивший драгоценную способность пленять слух силою красноречия и восхищать воображение прелестными картинами. Пусть возбудит он мужей из своего народа, коих господствующую склонность составляют любовь к правоте и порядку, отвращение от несправедливости и насильства, ненависть против всех оскорбителей прав человечества: тогда заслуга его сделается достойной памятников, тогда он по всей справедливости займет место в ряду великих сынов своего отечества.
Изящные искусства поселяют в людях чувствования двумя путями. ‘Плачь сам, ежели хочешь, чтобы я прослезился’,— говорит Гораций, это ‘первый путь. Другой — когда художник представляет разительные предметы, непосредственно действующие на чувствительность: кто хочет в нас возбудить сострадание, тот должен предмет сострадания живо представить нашим взорам. Почти все роды стихотворства оба сии пути имеют в своей власти. Эпический стихотворец и драматический всякое чувство, какое вдохнуть в вас желают, могут в представляемых лицах изобразить столь живо и столь пленительно, что сердце наше непременно примет в себя впечатление оного. Равным образом художник может каждому чувствованию открыть путь к нашему сердцу, когда он предмет чувствования волшебным искусством своим живо представит нашему воображению. Ни один грек не мог взирать без благоговения на величественный истукан Юпитеров, воздвигнутый Фидием в храме Олимпийском.
Мы рассмотрели сущность и природу чувствований человеческих. Обратим теперь внимание на те предметы, которые имеют силу эстетическую или которые удобны возбуждать в нас оные чувствования.
Что в физических вещах есть вкус и запах, то в предметах, представляемых изящными искусствами внутренним чувствам нашим, есть сила эстетическая. С благородным поступком сопряжена сила трогать нас, небо, прекрасно озаряемое лучами заходящего солнца, имеет силу возбуждать в нас тихое удовольствие. Итак, разнообразные силы эстетические суть средства, которыми художник действует на душу нашу. Ему всего нужнее знать силы, сопряженные с предметами, которые он нам представляет.
Эстетическая сила11 заключается или в неизменяемом свойстве предмета, или в случайных его обстоятельствах. Таким образом, некоторые яства имеют непременный, всегда одинаковый вкус, который делает их для нас приятными, напротив того, вода, не имея никакого вкуса, бывает для нас весьма приятной, когда мы чувствуем жажду. Силы, от неизменяемых свойств предмета зависящие, можно назвать существенными, а прочие случайными. Всех случайных сил предметов эстетических определить не можно, потому что не можно исчислить всех случайных обстоятельств, которые обыкновенную вещь делают для нас занимательной, таковые суть: новость, неожиданность, необычайность, величие, чудесность и проч. Напротив того, силы существенные суть троякого рода: они заключаются в совершенстве, изящности и доброте или же в свойствах, им противоположных. Ибо, что во всякое время и при всех обстоятельствах нам приятно, все то нравится или разуму нашему, или вкусу, или чувствительности. Все удовлетворительное для разума может быть названо общим именем совершенства, равным образом вообще назвать можно изящным все то, что имеет отношение к склонностям сердца. Совершенству, изяществу и добру приписываются силы привлекательные, а противным свойствам силы отражательные.
Итак, действия, производимые изящными искусствами в душе человеческой, зависят от различных сил, привлекательных и отражательных, нераздельно соединенных с художественными предметами. Сии силы привлекают нас ко всему доброму и отвращают от всего злого, и сии-то силы эстетические должны составлять важнейшую часть познаний в художнике.
Сказано выше, что первый источник силы эстетической есть совершенство. В сем слове заключается понятие о полноте без излишества и недостатка. К сему ‘свойству относятся и в нем заключаются истина, правильность и ясность. Теперь спрашивается: какое действие производит в нас совершенство, которое мы находим в предметах? Во-первых, оно удовлетворяет нас, то есть не производит в нас ощущения недостатка. Когда все видимое нами и слышимое находим мы точно таким, каким найти желали, и когда повсюду встречаем ясность, правильность, полноту, истину, отсутствие всяких недостатков, тогда мы остаемся довольны. Но есть еще другая, высшая степень совершенства: она возбуждает в нас ощущение удовольствия. В этом случае не только удовлетворяется природное стремление наше к совершенству, но сверх того еще происходит в душе нашей то, что собственно называется чувствованием.
Вообще во всех предметах, предлагаемых нашему разуму изящными искусствами, должно господствовать обыкновенное совершенство, для того чтобы никакая часть их не возбуждала в нас неприятного ощущения, всякая погрешность, неправильность, недостаточность и темнота исключаются из их области. Но тем еще не возбуждается в сердце нашем никакого чувствования, и мы только остаемся довольны предметом, в котором не видим недостатков. Для возбуждения в нас чувствований надобно, чтобы предмет отличался от прочих -высоким совершенством, особенной ясностью, строгой правильностью, разительной истиной. Тогда только сказать можно, что такой предмет действует над нами посредством эстетического совершенства. Достижение сей высшей степени совершенства есть, собственно, то, чем художник отличается от обыкновенного наставника.
Заметить должно важное обстоятельство, что совершенство, художником в произведениях вкуса напечатленное, питает и усиливает в людях врожденную склонность к совершенству. Речи, стихи и другие творения, истиной и совершенством отличающиеся, заключают в себе существенную пользу, хотя бы содержание оных ни по каким отношениям не было для нас занимательным. Из сего видно, как произведение искусства может иметь свое достоинство, не зависящее от содержания.
Из всех трех источников силы эстетической, совершенство есть важнейшее по своему достоинству. Нет сомнения, что человеку нужна склонность к изящному и доброму, но более всего нужно ему сильное стремление к совершенству. Самый нежный вкус и наилучшее сердце не составляют еще великого мужа, превосходный разум есть основание истинного величия.
Другой источник силы эстетической заключается в изящном. Оно возбуждает в нас удовольствие почти неизъяснимыми средствами. Изящество находится во всех тех предметах, в которых есть стройность, порядок расположения. Простое повествование о происшествии самом обыкновенном нравится, когда в расположении оного наблюден порядок.
Поелику произведения ‘изящных искусств должны по свойству своему нравиться нам как в целом, так и в частях своих, то надобно, чтобы каждое произведение оных в том и в другом заключало изящность, иначе цель его не была бы достигнута при всей важности его содержания. Нет сомнения, что добро, и не украшенное изяществом, может действовать на сердце наше: однако ж искусства для достижения цели своей должны и добро облекать красивой наружностью.
Итак, надобно, чтобы сия эстетическая сила находилась во всех частях искусственного произведения, равно как совершенство должно находиться во всех же частях предмета, назначаемого для разума. Все, что ни представляют нам изящные искусства посредством слов, резца и кисти, все должно быть ознаменовано изяществом, ибо все предназначается ими на тот конец, чтобы нам нравилось. Следственно, сила эстетическая, заключающаяся в изящном, есть необходимая принадлежность всех искусственных произведений. Художник обязан тщательно избегать в них всего неприятного, удобного отвратить нас от рассматривания его работы.
Но красота превосходнейшая, сильное возбуждающая удовольствие, должна особенно быть в важнейших частях произведения. Более же всего требуется, чтобы совершенство и добро являлись в полном блеске изящества, дабы имели в себе разительнейшую приятность. Вопреки оному некоторые сочинители и живописцы, облекая соблазнительные предметы красивою наружностью и представляя порок в пленительном виде, далеко уклоняются от главной цели искусств изящных.
Сила изящества, в художественном предмете нам показываемая, делает то, что мы охотно принимаем в себя впечатления, другими эстетическими силами производимые, вот главная, обширнейшая польза изящества. Сверх того, сия драгоценная сила и посредством даже предметов маловажных обрабатывает нашу чувствительность, делает ее более нежной. Можно любить истину и добро, не имея тонкого вкуса, но кто имеет вкус, тот способен любить их еще сильнее. Добрый человек, но грубый и с необразованным вкусом, конечно, достоин уважения нашего, но он был бы для других полезнее и даже счастливее в душе своей, когда бы с добротою его соединялся изящный вкус и нежная чувствительность.
Потому-то произведения самые простые изящных искусств, ничего, кроме приятности, в себе не имеющие, суть драгоценны и достойны уже нашего внимания. Только не должно ставить их наравне с произведениями великими по важности своего содержания. Есть различие между простым танцем, на который смотреть весьма приятно, и большим пантомимическим балетом, удобным привести нас в восхищение,— между прекраснейшим изображением цветка работы де Тема и исторической картиной Рафаэля.
Третий источник силы эстетической заключается в добром. В изящных искусствах добро является посредством изображения мнений, нравов и деяний человеческих. Ничто столько не трогает нас, как предметы, которыми ощущение добра или зла в нас возбуждается. С какой бы точки ни смотрели мы на искусства, все видим, что доброе и злое составляет в них самую занимательнейшую материю. Даже совершенство и красота трогают нас не иначе, как будучи в связи с добротой. Величайшая важность изящных искусств состоит именно в том, что они изображениями добра и зла содержат душевные силы наши в полезной деятельности. Благомыслящий художник должен более всего дорожить сею властью. Драматическому и эпическому стихотворству особенно есть возможность ею пользоваться, потому-то сии роды поэзии почитаются важнейшей частью из всех искусств изящных. Стихотворство лирическое также имеет силу возбуждать ощущения доброго и злого. Музыка большей частью усиливает только впечатления. Живопись имеет средства показывать нам сокровенности души под телесной наружностью. Ничто не дает нам лучшего понятия о внутреннем наслаждении человека, чувствующего силу добра, ни об отчаянии его, от ощущения зла рождающемся, как выражение того или другого в чертах лица и в положении тела.
Цель изящных искусств требует, чтобы разительным изображением добра и зла возбуждаемы были к одному пламенная любовь, к другому сильная ненависть.
Вникнувши в свойства упомянутых выше сил эстетических, легко понять можно, что только великие люди могут быть совершенными художниками. Некоторые думают, будто художнику, кроме нежного вкуса, более ничего не нужно, однако ж это весьма несправедливо. Великий ум делает человека философом, нежный вкус делает его приятным в общежитии, способность чувствовать добро делает его добрым, истинный художник должен иметь все сии качества.
Замечания об эстетике (‘Вестник Европы’, 1813, No 19, стр. 198—221). В этой статье мы находим некоторые части 2-го и 6-го чтений курса 1812 года (как они характеризованы Каченовским в цитированном сообщении), хотя они и не вошли в опубликованные автором варианты этих чтений.
10 Отсюда идет текст, который по содержанию относится к тому, что сообщал Каченовский о начальной части 2-го чтения курса 1812 года, хотя Мерзляков трактует здесь не столько ‘об умозрительных открытиях мудрецов древних’, сколько об идеях эстетиков нового времени. Однако в опубликованном тексте чтения 2-го подобного материала нет.
11 Как сообщает Каченовский, проблема эстетических сил была объектом рассмотрения в 6-м чтении курса Мерзлякова 1812 года. Однако этого материала нет в опубликованном тексте чтения.