Замечания о новом Ковентгарденском театре в Лондоне
Замечания о новом Ковентгарденском театре в Лондоне
Zeit. f d. eleg. Welt.
——
Замечания о новом Ковентгарденском театре в Лондоне, Немецкая_литература, Год: 1810
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В минувшем году сгорели оба лондонские театра. Употреблено было все старание о скорейшем сооружении вновь театра Ковентгарденского. Через несколько месяцев увидели прекраснейшее и великолепнейшее из всех зданий, украшающих сию столицу. Хозяева на построение нового театра издержали страшную сумму — 150,000 фунтов стерлингов. С неудовольствием приметил народ, что надстроен был третий ряд лож, в котором ему помещаться не дозволялось, и что обе галереи над ложами, где народ обыкновенно занимает места свои, сделаны так высоко, что сидя там почти ничего нельзя ни видеть, ни слышать. Когда же разнеслась молва о намерении возвысить цену за вход, то почтенная публика тотчас заблагорассудила воспротивиться такой новости, которую почитала предприятием насильственым и несовместным с ее правами. В публичных листках начали бить тревогу.
Между тем хозяева театра, чтобы возвратить себе издержки и обеспечить предполагаемые расходы, не без прискорбия увидели себя принужденными в самом деле возвысить цены за места в театре, но желая предотвратить негодование публики, они решились надбавить только на места, в партере и на ложи для богатых людей устроенные, за вход в обе галереи оставили на прежнем положении.
В Париже судьба представляемых драматических сочинений зависит от партера, в Лондоне исключительное право принадлежит галереям, откуда раздаются и свист хулы и плески благоволения. Еще наблюдается здесь обыкновение, с приходящих к концу первой пьесы брать только половинную цену, то есть за вторую часть представления, которая всегда приноровлена бывает ко вкусу простого народа. Хозяева думали, что распоряжение их понравится людям небогатым, и что следственно больших затруднений не будет. Однако они ошиблись, три месяца сряду каждое представление было прерываемо ужасным шумом, и ни полиция, ни власть правительства не могли прекратить беспорядков, которых в другой земле не терпели бы долго, но которые в Лондоне сделались очень опасными. Может быть, любопытные читатели пожелают знать причины, ход и вероятные следствия сих странных происшествий.
При открытии театра, когда разнеслась молва, что цены за места возвышены, смятение распространилось по всему городу, народ теснился у театра, мешал представлять драму и хотел силою заставить директоров, чтобы установили прежние цены. Таким образом, первые представления, как сказано выше, были очень шумны, беспрестанно раздавались крики по театру: ‘Долой директоров! прочь насилие! прочь тиранство! прочь Каталани {Славная певица.}! прежняя цена!’ и проч. Наконец до того дошло, что стали плясать, прыгать, ломать скамьи, прилепливали к ложам разные надписи, и спускали их на длинных шестах в партер и к самым актерам. Многие носили на шляпах и на груди буквы O. Р. (оld prices, старые цены), в знак того что принадлежат к партии недовольных. С криками смешивались страшные звуки колокольчиков, рожков, побрякушек, свистков и проч. Между тем бешеные ораторы подкрепляют негодование в народе, и Джон Булл {Английский народ.} представляется в настоящем своем виде: ничего незначащая прибавка на цену за места угрожала опасностью государственной конституции, ее почитали нарушением права народного и кричали о великой хартии (magna charta).
Кембел, любимый актер, двадцать лет угождающий публике отличным своим талантом, тщетно покушался представить необходимые причины столь маловажной надбавки, его освистывают, не дают ему докончить. Надеясь укротить мятеж, он объявляет об удалении певицы Каталани, на которую народ смотрел с неудовольствием на английском театре, предлагает составить особую комиссию из людей почтенных званием своим и честностью для рассмотрения театральных доходов и издержек, и дабы потом решительно определить, точно ли нужна надбавка. Джон Булл ничему не внемлет, и шум ежедневно возобновляется. Всего страшнее, что в такой ужасной суматохе раздавались народные песни: God save the King, Rule Brittania!
Сверх того народ крайне был недоволен третьим рядом лож, которые, вопреки обыкновению лондонского театра, предназначены к отдаче в наем на целый год. Передние ложи, убранные лучше других, отделенные, имеющие особую лестницу и прихожие комнаты, показались народу каким-то унижающим отличием. Хозяева, намереваясь построить сей третий ряд, желали чрез то особенно угодить богатым фамилиям, которые искали удобности в театре, не хотели смешиваться с толпою зрителей. Надобно знать, что в Лондоне только в оперном доме отдаются ложи на год, в других же театрах можно там взять ложу не более как на один вечер, и при том надобно быть очень осторожным, ибо после первого действия и в нанятую ложу всякий посторонний имеет право с билетом войти и занять в ней праздное место. За годовую ложу платят 400 гиней.
Спустя две недели, правительство увидело себя в необходимости употребить строгие меры. При полном собрании зрителей объявлен так называемый Riot-act, то есть, что по причине наставшего мятежа отменяется закон, не дозволяющий брать под стражу гражданина, что нарушители общественного спокойствия должны быть задержаны и представить поручителей в своих поступках. Но как и сие объявление не произвело желаемого действия, то определено запереть дом театральный. Между тем составленная комиссия по рассмотрении счетов нашла, что надбавка сделана по необходимости. Розданы печатные листки, в которых представлен отчет в суммах. Сим способом надеялись успокоить народ, и театр отворили по-прежнему. Но с Джоном Буллем мудрено сладить, он обвиняет комиссию в пристрастном рассмотрении, жалуется на несправедливые отчеты, и идет опять в театр с твердым намерением установить прежние цены. Нетрудно было тотчас заметить, что своевольные мятежники действовали по обдуманному плану, и что они сбирались для тайных совещаний. Члены партии учредили между собою подписку о взносе денег в пользу товарищей своих, которые были бы взяты под стражу, они заблаговременно приготовились к войне наступательной и оборонительной. В самом деле усмотрено, что партер был в связи с галереями, и что по данному от предводителей знаку начинались то ужасные крики, то заглушающий вой, то продолжительные стоны, то громкое кашлянье со странным смехом. Утомившись от воплей, хохота и свиста, рыцари О. Р. затягивали любимую свою песню и начинали плясать по скамейкам. Шум возобновлялся, когда приходили зрители для второй половины, уставившись на высоких местах, по данному знаку, они напирают стеною на передние ряды и на сидящих в оркестре музыкантов. Теснимые сопротивляются, и вот начало кулачного боя. Тут в свалке летают оторванные лоскутки платья, являются изуродованные фигуры, окровавленные носы, вспухшие щеки. Приход полицейских служителей дает повод к новому сражению, и победа часто склоняется на сторону рыцарей О. Р. Однако приставам благочиния как-то удалось схватить самых неугомонных мятежников, которые и будут судимы. К числу последних принадлежит один адвокат, именем Клиффорд, известный по беспокойному своему нраву. Он подвергнется всей строгости законов, как предводитель мятежников.
Своевольные захвачены, однако ж тишина не восстановилась на Ковентгарденском театре. Те же беспорядки возобновляются каждый вечер, и английские журналы наполнены описаниями сих смешных происшествий. Нельзя предположить наверное, когда прекратится сие комическое возмущение. Между тем ни один порядочный человек не посещает театра, публика лишается любимой своей забавы, и содержатели терпят убыток. Понять нельзя, для чего правительство не приступит к мерам самым строгим, решительным, но причины тому искать должно в существе английских законов и в устройстве лондонской полиции.
В Лондоне не в обычае употреблять солдат для наблюдения благочиния в театре, или для восстановления тишины в каком-либо другом месте. В самом городе нет гарнизона, и даже не дозволяется вводить в него вооруженное войско. В том состоит привилегия Лондона и Вестминстера, и ею столько дорожат тамошние жители, что покушение нарушать ее могло бы причинить весьма важные следствия. Полиция состоит из малого числа комиссаров, рассеянных по частям города, они не имеют ни силы, ни возможности охранять общественное спокойствие, которое оберегается не иным чем, как флегматическим характером народа и удобностью доставать себе дневное пропитание.
Правительство чувствует невыгоды такого учреждения, и знает сколь слабо действие законов в сем отношении, однако оно не дерзает помыслить о перемене, потому что тем дало бы случай к возмущению, и для того не препятствует народу тешиться призраком вольности, несмотря на все происходящие от того неудобства. Смутные происшествия в Ковентгарденском театре не иначе прекращены быть могут, как установлением прежних цен или когда все неугомонные зрители будут перехватаны и принуждены дать поруки в будущем своем поведении.
Замечания о новом ковентгарденском театре в Лондоне: [Из] Zeit[ung] f[ur] d[ie] eleg[ante] Welt // Вестн. Европы. — 1810. — Ч.49, N 3. — С.215-221.