ЗАМЕЧАНИЯ НА ПРЕДЫДУЩУЮ СТАТЬЮ
ЗАМЕЧАНИЯ НА ПРЕДЫДУЩУЮ СТАТЬЮ
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
К. Журавлев
ЗАМЕЧАНИЯ НА ПРЕДЫДУЩУЮ СТАТЬЮ
Замечания на предыдущую статью, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1859
Время на прочтение: 11 минут(ы)
H. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
Том V. Статьи 1858—1859
М., ГИХЛ, 1950
Мы помещаем проект князя Долгорукова1 как интересный документ для обсуждения такого дела, при котором все мнения должны быть выслушаны. Автор заслуживает признательности за то, что предполагает оценку выкупа более умеренную, нежели авторы почти всех других проектов о выкупе крестьян с землею. Не рассматривая здесь, можно ли принять и ту цену, которую назначает он, мы теперь ограничиваемся только признанием его несомненной гуманности, склонившей его к оценке, не столь далеко отступающей от действительной меры, как почти все другие оценки. Но относительно многих подробностей проекта мы должны выразить свое мнение на этих же страницах.
Автор говорит, что выкуп крестьян с землею ‘возможен только с условием продажи если не всех государственных имуществ, то по крайней мере части их, например, на 300 миллионов рублей серебром’.
Но 1) возможна ли самая продажа государственных имуществ в таком размере? Где много казенных земель, не отданных в пользование крестьянам, там цена земли очень низка, да и охотников на нее найдется мало. Где земля ценна, там у казны очень мало лишней земли, или, лучше сказать, вовсе нет такой земли, которую бы следовало продать. Вообще государственные крестьяне сильно нуждаются в земле, и вместо продажи оброчных статей и т. д. выгоднее было бы для казны увеличить этими участками надел соседних государственных крестьян. Тогда крестьяне несколько пооправились бы, а благосостояние сельского класса государству выгоднее всяких продаж.
2) Если бы продажа была возможна, по какой цене совершилась бы она? Оброчные статьи приносят гораздо меньше дохода, нежели следовало бы. Точно такому же процессу подвергнется и продажа их. Участок, который стоит 10 000 рублей, будет продан за 500 рублей или меньше. Чтобы выручить 300 миллионов, государство лишится ценностей на 3 000 миллионов.
3) Какое влияние будет иметь продажа казенных земель за бесценок на цену частных земель? Конечно невыгодное. Помещики первые потерпят огромные убытки от этой меры.
4) Действительно ли продажа казенных имуществ нужна даже при размере выкупа, который принимается автором, с тою цифрою подати, какою предполагает он обложить освобождаемых крестьян? Выкуп он считает в 1 137 миллионов рублей, а подать кладет 5 рублей на душу, что дает в год 51 750 000 рублей по его счету. Облигации выкупа дают по его проекту 3 % в год, следовательно, если бы облигации были выпущены даже на весь итог выкупа, то процентов на них приходилось бы в первый год всего только 34 110 000 рублей, а за вычетом их оставалось бы 17 640 000 рублей в год. При такой пропорции все облигации были бы выкуплены в 36 лет и 4 месяца, а сам автор распределяет выкупную операцию на 33 года, стоит ли из-за этого незначительного сокращения государству терять 20 000 000 десятин земли, то есть такого имущества, которое с каждым годом растет в цене и становится необходимее для государственных крестьян? Притом и за 20 000 000 десятин не выручилось бы 300 миллионов, а разве 75 миллионов, — понадобилось бы продать чуть не половину Европейской России.
Сокращение, которого хочет достичь автор этою продажею, может быть получено гораздо дешевле. Неужели опасно выпустить кредитных билетов хотя на 57 миллионов? Уже и тогда приходилось бы на 1 080 миллионов облигаций только 32 400 000 руб. процентов, а на погашение оставалось бы 19 350000 руб., и при этой пропорции облигации выкупались бы в 33 года, как нужно автору. А если бы и этот небольшой выпуск показался опасен, конечно уже не очень опасно было бы выпускать в год по 5 миллионов на усиление выкупных средств. Тогда выкуп кончился бы всего в 31 год, то есть целыми двумя годами раньше, нежели нужно автору, и государство вместо 300 миллионов израсходовало бы всего только 155 миллионов.
Но автор сам предполагает зачет 500 миллионов выкупа за долги по кредитным учреждениям. Неужели кредитные учреждения не могут брать с правительства менее четырех процентов, которые берут с частных людей? (на 4% основано погашение, принимаемое автором). Если так, лучше и не делать этого зачета: что за радость правительству менять облигации, по которым оно платило бы 3 % на долг, по которому с него требуется 4 %? Оснований такого расчета мы не видим. А на нем основана вся система, предлагаемая автором. Мы решительно отвергаем зачет долга на таких условиях, слишком убыточных для казны, как же ей можно платить 4% по ссуде, когда кредитные учреждения дают по ее вкладам (количество которых громадно) только 1 1/2 %? Уж лучше она вынет эти вклады и употребит их на выкуп.
Нет, кредитные учреждения должны считать на Долг, принятый государством, не более 1 1/2 % — и того для них очень довольно. А если считать даже 2 1/2 % или 2 3/4 % (лишь бы сколько-нибудь меньше процента по облигациям), вся система автора оказывается излишнею и без всякого, даже малейшего, выпуска кредитных билетов. Например будем считать на долг кредитных учреждений 2 1/2 %, что было бы еще слишком выгодно для кредитных учреждений. На 500 миллионов придется 12 500 000 рублей процентов. Пусть их платит государство, не погашая капитала, пока будут выкуплены облигации.
На 637 милл. облигаций будет приходиться 19 110 000 (рублей) процентов, а 20 140 000 [рублей] останутся на погашение, тогда облигации все будут выкуплены в 22 1/2 года, то есть на целых 5 1/2 лет раньше, нежели по плану автора, а потом будет выкупаться долг по кредитным учреждениям, что займет 11 1/4 лет, — итого вся операция продолжается 33 3/4 года, почти то же, что у автора, а главная часть ее, окончание которой особенно спешит ускорить автор — выкуп облигаций, или, по его выражению, ‘земских билетов’, произойдет гораздо быстрее, нежели по его плану. К чему же продажа, не исполнимая на практике в размерах, предполагаемых автором, соединенная с разорением для государственных крестьян и убытками для самих помещиков?
Но вот в чем обстоятельство, еще более важное. Средства для выкупа автор предполагает составить из подати по 5 руб. серебром на душу. Он прямо считает все эти пять рублей доходом выкупной кассы, стало быть они составляют новый доход, независимый от прежних налогов, дававших казне около 2 рублей с крепостной души. Но в таком случае пришлось бы крестьянам всего платить с души по 7 или больше рублей, — возможно ли это? Государственные крестьяне, платящие 2 рублями менее, уже и бедны сами, и неисправны в платеже.
Сверх прежних податей наложить еще 5 рублей на душу, значит разорить крестьян, а выкупной суммы не собрать: ведь это составило бы от 17 руб. 50 коп. до 25 руб. с тягла, то есть средним числом больше прежнего крепостного оброка, а исправно ли платился оброк?
5 руб. серебром с души нужны автору для выкупа только потому, что он не пользуется более обильными источниками дохода, из которых особенно важен один: обложение податьми дворянских земель, доселе изъятых от налога или плативших ничтожный налог. Это необходимо не для выкупа, но и вообще для поправки странной безурядицы в нашем сельском хозяйстве. Пока более половины лучших полей изъяты от налога, не может быть правильных цен на хлеб: привилегированная половина, имея менее расходов, давит цену хлеба и другой половины и разоряет ее, а сама, как всякая привилегированная промышленность, коснеет в неподвижной апатии, стало быть тоже беднеет. Отмена привилегий, то есть равное обложение всех земель податью, дело не только доходное для выкупной кассы, но и спасительное для сельского хозяйства.
Нельзя также нам не выразить решительного несогласия с третьею чертою, важною чертою системы автора. Он предполагает дать освобождаемым крестьянам ‘в хлебородных губерниях от 1 1/2 до 2 десятин на душу, а в полосе нехлебородной — от 2 до 4 десятин на душу, считая тут усадьбу, огород и выгон’. Но это значит почти наполовину уменьшить настоящий надел, который и сам не везде достаточен. Крайняя уступка, на которую можно согласиться, — это сохранение настоящего надела с прибавкою необходимой части леса и других угодий, которыми до сих пор пользовались крестьяне даром, хотя эти угодья часто и назывались принадлежащими исключительно к господской половине. Что за мужик будет в Самарской, Симбирской, Казанской, Тамбовской губерниях с 1 1/2 —2 десятинами на душу, то есть за вычетом усадьбы, огорода и выгона менее чем с 1 1/2 десятинами на душу? Ведь это значит, что у него будет только 1 десятина в поле или меньше запашки на тягло. Нет, лучше уже вовсе не давать ничего, ни земли полевой, ни усадеб, нежели давать землю в таком урезанном, ни на что не годном количестве. Тогда по крайней мере он хотя будет прямо знать, какая судьба ему готовится. Нет ничего хуже, как делать дело наполовину: или дайте, что нужно, что следует, на что я [имею] законное право и ненарушимый завет обычая, или не давайте ничего. Что будет толку, если вместо достаточного обеда мы станем кормить человека половинными порциями? Он захиреет с голоду. Лучше уже просто отпустим его ни с чем.
Но ту же пропорцию земли предполагает автор оставить и государственным крестьянам, отрезав у них остальную землю, — это логично, по крайней мере нечему будет завидовать бывшим крепостным в судьбе государственных крестьян.
Нет, нет, это ужасно. Нет, лучше пусть не будет освобождения крестьян, лучше пусть останется крепостное право, если освобождение должно быть куплено таким разорением для всех поселян.
Но не только обрезывает автор огромное количество земли у государственных крестьян, он предполагает обложить их за эту землю податью также в 5 рублей, то есть с лишком на 2 рубля с души поднять подать, платимую ими, довести сумму сборов с них до 7 руб. 50 коп. или 8 руб. с души — это тоже логично: опять-таки крепостные крестьяне не будут завидовать государственным. Возможно ли это? И теперь на государственных крестьянах страшные недоимки, что же будет, когда сборы поднимутся еще на 6—8 рублей выше нынешнего? В три года крестьяне разорились бы, если бы у них не была урезана земля, а если она урежется, по предположению автора, они разорятся в один год, и на второй же год казна не соберет с них и половины того, что собирает ныне.
И зачем же нужно такое повышение? Чем оно оправдывается? В чем имеет хотя предлог? В том, что после платежа в течение 33 лет этой прибавки, невыносимой и на 5 лет, государственные ‘крестьяне сделаются уже собственниками этой земли’. Но разве они уже и теперь ею не владеют? Разве они считают ее не своею? Из-за чего плата? Из-за имени, из-за того, что на языке, непонятном и неизвестном для крестьян, ‘вот, они стали собственниками’. Да ведь они теперь собственники ее. Это то же самое, что заставлять жителей Петербурга выкупать в течение 33 лет Неву от Рожка до Устья, чтобы потом жители Петербурга могли говорить: ‘Ну, теперь эта часть Невы уже наша’. Да разве и теперь она не их? Разве не они теперь пользуются ее водою? За что же тут выкуп? За имя? Об именах можем хлопотать мы, добивающиеся чинов и титулов, — крестьянину не до того, чтобы гоняться за словами. И сколько платить за это имя! В Самарской губернии, например, за 1 1/2 десятины, которые не продадутся и за 20 рублей, надобно будет заплатить 70 или 85 рублей! Нет, лучше не нужно крестьянам ни земли, ни усадеб, ни рубашки на теле, если так дорого платить за то, чтобы мы, маратели бумаги, приобрели право выражаться о них: ‘теперь они стали собственниками’. Нет, лучше отнимем у них землю, снимем с них все до последней рубашки, пусть лучше они голые идут по миру с одними крестами на шее, — все-таки тут они хоть когда-нибудь поправятся, а если мы станем сбирать с них такие подати, они ведь тоже лишатся последней рубашки, только поправиться не будет им средства.
Но и другим сословиям придется тяжело: ‘для вознаграждения государственной казны за продажу государственных имуществ и для пополнения могущих встречаться недоимок при взимании с крестьян выкупа можно установить новые налоги, прямые и косвенные’, — говорит автор. Нам кажется, что налогов у нас уже очень довольно. Между прочим он предлагает усилить гильдейские сборы, которые и в настоящее время имеют такую высоту, что от обременительности их уменьшается самая доходность их. Известно, что множество мещан, ведущих довольно обширную торговлю, не записываются в купцы, что в третьей гильдии остаются купцы, которым по величине капитала следовало бы находиться во второй или даже первой гильдии. Если гильдейские пошлины будут увеличены, в первых двух гильдиях останется еще меньше купцов, а из третьей гильдии многие перейдут в мещане, и единственным следствием повышения налога будет уменьшение доставляемого им дохода.
Рассмотрев общие основания системы, предлагаемой князем Долгоруковым, упомянем о некоторых частных правилах, служащих дополнением к ней.
Не будем здесь спорить против его мнения, что выкупленные крестьянами земли должны быть разделены между ними в личную собственность. Мы держимся противного мнения, но в вопросе о преимуществах личной или общинной собственности не все благонамеренные люди согласны, и каждый может держаться в нем какого ему угодно решения. Зато есть другие дела, в которых разноречие не может быть допускаемо никем из желающих действительного освобождения крестьян. Автор говорит: ‘В случае неисправности общины в платеже выкупа правительство берет ее в опеку и назначает ей опекуна. Если по прошествии года недоимка не будет погашена, то правительство в губерниях хлебородных продает часть земли общины с публичного торга, а в губерниях нехлебородных опекун отдает крестьян в заработки’. Что это значит? Мы просим извинения у почтенного автора, если огорчим его открытием в его предположении таких результатов, которых он вероятно не ожидал в нем, но мы должны сказать, что в этом предположении просто-напросто заключается не больше не меньше, как восстановление крепостного состояния. ‘Правительство назначает опекуна, который отдает крестьян в заработки’, то есть крестьяне снова переходят из-под государственной власти во власть частного лица и снова подчиняются обязательному труду. Что же это такое, если не полное крепостное состояние? Надобно даже прибавить, что возобновляется оно в виде гораздо более тяжелом для крестьян, нежели каково теперь. Вообще говорят, что личное управление помещика для крестьян легче, нежели хозяйничанье управителя. Действительно, помещик все-таки несколько бережет крестьян для собственной выгоды, а управляющий не стесняется никакою пощадою. Автор предлагает заменить помещиков управителями. Это было бы проигрышем для крестьян, если бы даже управители, предлагаемые автором, были таковы же, как нынешние управители, назначаемые помещиками. Но они будут гораздо хуже. Управитель, назначаемый помещиком, обязан, правда, заботиться об отвращении недочета в доходах поместья. Но с тем вместе он принужден думать, как бы не разорить крестьян, почти каждый помещик сменит своего управителя, если заметит разорение поместья. Этим вторым обстоятельством несколько уменьшается бесцеремонность управителей в принятии мер по исполнению первой обязанности. Для управителей или опекунов, предполагаемых автором, этого ограничения не существует: они прямо обязываются только вынуждать с крестьян платежи и поборы, разорится ли от этого деревня, им уже решительно никакой заботы нет. Прямо по своей обязанности они должны быть разорителями крестьян. Мало того, что они разорят крестьян в настоящем, они отнимут у них и землю, то есть разорят их на все будущие времена: при неисправности в платеже опекуны продают земли, отведенные селу. При размере оброка, назначаемого автором, освобождаемые поместья все без исключения окажутся неисправными: платить без недоимок сбор 5 руб. серебром с души сверх всех других казенных налогов и повинностей крестьяне решительно не могут. Итак, через два, много через три года все крепостные крестьяне целой империи будут уже отданы в управление предполагаемых автором опекунов. Теперь сообразим же, как следует охарактеризовать систему, предлагаемую автором: у помещиков отбираются поместья и передаются новым помещикам, носящим название опекунов. Прямая обязанность этих новых помещиков — разорять крестьян и продавать их земли. [То есть, просто говоря, тут ни больше ни меньше, как двойная конфискация по всему пространству Русской империи: одна конфискация в том, что поместья отбираются у помещиков, которые, разумеется, не получат вознаграждения, когда суммы, предназначаемые для вознаграждения, станут проходить через руки опекунов: кто себе враг? Все доходы поместья попридержит для себя опекун. Другая конфискация в том, что земли отбираются у крестьян. И притом, в чью пользу эта двойная конфискация? Хотя бы в пользу государства, — нет, в пользу опекунов. Автор предполагает уничтожить прежних помещиков и создать сословие новых помещиков, а с тем вместе отобрать все земли у крестьян. Таков смысл его плана. Мы уверены, что если бы автор сознавал значение предлагаемой им меры, он с негодованием проклял бы ее].
Мы не касаемся многих других подробностей проекта, менее важных, но столь же несообразных с теми намерениями, которые, без сомнения, имел автор проекта, писавший его, конечно, не с целью повредить, а с надеждою принести пользу. К сожалению, исполнение не соответствовало намерению, и мы теперь можем высказать причину, по которой считали нужным напечатать проект князя Долгорукова в нашем журнале: мы хотели, чтобы он сделался известен публике не иначе, как с разъяснением истинного его значения. Мы хотели печатанием его в своем журнале предотвратить его появление в одном из тех изданий, которые не дали бы вместе с ним и объяснений на него, необходимо нужных для предотвращения вреда. Мы уверены, что ‘Русский вестник’, ‘Сельское благоустройство’ и ‘Экономический указатель’ одобрят нашу решимость и сами сделали бы то же.
Теперь читатели знают, как думаем мы и, без сомнения, думают другие благонамеренные журналы и писатели о мерах, предлагаемых князем Долгоруковым. Эти меры решительно противоречат его собственной цели. Но осуждая положительнейшим образом средства, предлагаемые автором, мы умеем отделять от дурных средств добрую цель и отдавать ей полную справедливость. Цель эта ясно выражена автором в тех местах, где говорит он ‘о мирном и спокойном уничтожении’ крепостного права. Он повторяет эти слова несколько раз, он подчеркивает их, чтобы не оставить никакого сомнения в мысли, его одушевлявшей. Действительно, каждый честный человек одинаково желает, чтобы уничтожение крепостного права совершилось мирно и спокойно.
Главным условием для того надобно считать, чтобы оно совершилось без излишнего обременения для освобождаемых крестьян. Автор и вместе с ним многие другие заботятся еще о соблюдении другого условия, именно того, чтобы освобождение совершилось без убытков для помещиков. Нам кажется, что на этот счет можно быть совершенно спокойным.
1 ‘Замечания’ должны были сопровождать статью либерала П. В. Долгорукова ‘Проект выкупа помещичьих крестьян’, присланную им в декабре 1858 года в ‘Современник’. Оба документа не были напечатаны вследствие протеста автора, оскорбившегося ‘Замечаниями’ Чернышевского и цензурно-полицейского запрета.
Первоначальный ‘гуманный проект’ Долгорукова (видоизмененный автором он был опубликован в эмиграции, в книге ‘La vИritИ sur la Russie’, Париж, 1860, 1861) предлагал за сокращенный почти вдвое крестьянский земельный надел взять выкуп 100—125 руб. с души, то есть в общем до 1,5 миллиарда рублей серебром, в основном за счет помещичьих крестьян, меньше за счет государственных и частично за счет купцов и мещан.
В своих ‘Замечаниях’ Чернышевский отстаивает свое мнение о недопустимости выкупа, изложенное им в работах ‘О поземельной собственности’ (т. IV), ‘О новых условиях сельского быта’, ‘Критика философских предубеждений’ и др.
Впервые опубликована в статье С. Н. Чернова ‘К истории борьбы Н. Г. Чернышевского за крестьянские интересы накануне ‘воли’, напечатанной в журнале ‘Каторга и ссылка’, 1928, кн. 7 (44), стр. 17—22. Рукопись: 7 полулистов канцелярской писчей бумаги (обороты полулистов 1—3-го текстом не заняты, на обороте 4-го полулиста надпись автора: ‘Это будет следовать прямо после статьи князя Долгорукова ‘Проект выкупа помещичьих крестьян’), рукопись писана рукою Чернышевского наполовину (3 1/2 л.), далее — секретарем его Вороновым, с поправками и вставками автора. Корректуры: 1. Один лист (одна форма), без указания адресата. Автором произведена правка только первого абзаца, в котором без изменений оставлены первые два предложения. 2. Один лист (одна форма) без указания адресата, без правки, но из содержания ее видно, что ей предшествовала еще редакторская правка. На ней имеется дата: ’22 дек[абря]’ (No 4946). Рукопись и корректуры хранятся в Центральном государственном литературном архиве (NoNo 1911, 1915 и 4946). Статья нами печатается по тексту рукописи, сверенному с корректурами.
Стр. 492, 6 строка. В корректуре: о выкупе крестьян с землею. Но, признавая гуманность его оценки, мы предоставляем себе впоследствии выразить наше мнение о средствах выкупа, предлагаемое автором.
Автор говорит, что выкуп
(Исправлено в корректуре.)
Стр. 495, 12 строка снизу. В рукописи: крепостное право [со всеми его красотами], если освобождение
Стр. 496, 23 строка. В корректуре слова ‘маратели бумаги’ выпушены.
Стр. 497, 18 строка. В рукописи: открытием в его [словах такого смысла, которого он, вероятно, сам не замечал в них] предположении таких результатов.
Стр. 498, 13 строка. В корректуре: продавать их земли
Мы не касаемся многих других