У одного богача захворала жена, чувствует она, что смерть близка, подзывает к себе свою единственную дочку и говорит ей: ‘Дитятко мое милое, я умираю, и вот тебе мое наставление: будь добра ко всем и не забывай Бога, Он не оставит тебя, и будешь ты счастлива в жизни. А я с небес буду смотреть на тебя.’ Сказала это и умерла. Дочка поплакала и стала каждый день ходит на родную могилку, думая всегда о том, что матушкина душа смотрит на нее с неба.
Пришла зима, могилку занесло снегом, а весной, когда снег стаял, отец женился на другой и привел в дом мачеху. А мачеха привела с собой двух дочерей. Манихины дочки были красивые, белые, румяные, только злющие презлющие. Возненавидели они сироту и начали над ней издеваться: ‘Неужели, — говорят, — эта дура будет жить с нами в одной горнице? Убирайся с наших глаз, дармоедка!’ Прогнали они сироту на кухню и отняли у ней все хорошие платья. ‘Зачем, — говорят, — судомойке такие наряды?’ Одели они ее в самое худое, грязное платье, лицо выпачкали сажей, обули в лапты и кричат: ‘Посмотрите-ка, посмотрите, какая она у нас писаная красавица! Как она нарядилась!’ Натешились мачеха с дочками над сиротой и заставили ее стряпать, полы мыть, воду носить. Бедная сиротка, что ты успеть сделать всё это, ложилась позднее всех и вставала с зарею, до солнышка. Спала она под шестком, без постели: другого места ей не было. Перепачкается вся в золе, в угольях, да так и ходит целый день, а сестры над ней смеются, называют ее ‘Замарашкой.’
Так и жила она на кухне, не зная отдыха от черной работы. Но сестры и тут мешали ей: прибегут на кухню и рассыплют по полу крупу или горох, приходится сироте рыться в сору и выбирать горошины. Горько жилось на свете бедной Замарашке, но она не сердилась ни на кого и никому не жаловалась, пойдет только бывало в сумерки на могилку матери, выплачет там свое горе и скажет:
‘Видишь, родимая,
Как твоя доченька
Целые ноченьки,
Глаз не смыкаючи,
Слезы горючие льет.’
Собрался раз отец на ярмарку и спрашивает своих падчериц, какой привезти им гостинец? Одна говорит: ‘Привези мне платье с золотыми цветами.’ Другая попросила купить ей жемчужное ожерелье и золотые серьги с подвесками, ‘А тебе, Замарашка, что привезти?’ — ‘Мне, батюшка, привези ту веточку, что хлестнет тебя по шапке на обратном пути,’ — говорит Замарашка. Купил отец подарки и едет домой, а дорога шла лесом, и по сторонам орешник рос. Одна ветка так хлестнула его по голове, что едва с него шапку не сбила. Он сломил эту ветку и привез ее своей дочке, Замарашке, а падчерицам — дорогие наряды. Замарашка поблагодарила отца, снесла веточку на могилку матери и посадила ее там. Долго она плакала на могилке и столько слез пролила, что веточка начала расти и выросло из неё деревцо. Замарашка полюбила свое деревцо, и стала по три раза в день ходить на могилку. Молится да плачет. Каждый раз она видела там беленькую птичку, поет ей эта птичка песенку:
‘Добрая девица.
Брошу я с деревца,
Что тебе нравится,
Что пожелается.’
И стоит ей только, пожелать чего-нибудь, птичка бросает ей это с деревца.
Задумал как-то король той страны сына женить и велел созвать всех красавиц девиц к себе на праздник, чтобы сын его выбрал себе невесту. Как узнали мачехины дочки, что и они могут явиться во дворец, позвали Замарашку вычесать им головы и застегнуть башмаки. Бедной Замарашке тоже захотелось на королевский праздник. Пошла она проситься у своей мачехи отпустить и ее во дворец. ‘И ты туда же? Посмотри на себя, на кого ты похожа, вся в грязи, в саже! Куда тебе людям показываться, — крикнула на нее мачеха: — ни башмаков, ни платьишка! Поди-ка лучше, выбирай чечевицу, — я в золу высыпала, и набери полное блюдо. Выберешь всю до зернышка в два часа, пожалуй, отпущу тебя, как служанку, с сестрами.’ Замарашка сошла по черной лестнице в сад и крикнула во весь голос:
‘Милые пташки,
Все к Замарашке
Вы прилетите,
Зерно соберите.
Что годится, — в судок,
Не годится, — в зобок.
Откуда ни возьмись, вдруг налетели, туча-тучей, к окошку и голубки и синички и ласточки. Не прошло и часу, как они всё дочиста из золы выбрали и опять улетели. Принесла Замарашка мачехе целое блюдо чечевицы и думает, что ее отпустят теперь на праздник, а мачеха и говорит: ‘В чем же ты, Замарашка, пойдешь? Нарядов у тебя нет, танцевать ты не умеешь.’ Замарашке еще обиднее стало, принялась она плакать. Мачеха и говорит: ‘Так и быт, отпущу тебя, только прежде ты должна выбрать из золы в один час два решета гороху.’ Замарашка опять сошла по черной лестнице в сад и кликнула:
‘Милые пташки,
Все к Замарашке
Опять прилетите,
Горох соберите:
Что годится, — в судок,
Не годится, — в зобок.’
И опять налетело со всех сторон к её окошку и голубей и всяких других птичек многое-множество.
Не прошло и полчаса, как они весь горох из золы выбрали и опять улетели в окошко. Принесла Замарашка горох мачехе, а та и говорит: ‘Напрасно ты стараешься: я всё-таки не могу взять тебя на праздник.’ Взяла за руки своих дочерей и отправилась с ними во дворец. А бедная Замарашка пошла на могилку матери и там крикнула:
‘Милое деревцо,
Наряди меня девицу.
Дай мне парчовое,
Платьице новое.’
И видит она, с деревца летит к ней новое платьице, всё серебром и золотом расшитое, и такие же башмачки. Она поскорее побежала, умылась, причесала голову, оделась в дорогое платье и отправилась на королевский праздник. Там села она рядом со своими сестрами, те глядят, удивляются: откуда такая королевна взялась? Один только отец её подумал: ‘Как похожа эта гостья на мою Замарашку-дочку, когда она была при родной еще матери.’ Замарашка пленила всех своею красотою. Вот подходит к ней королевич и приглашает ее танцевать, и протанцевал с нею одной весь вечер. Незадолго до того, как разъехаться гостям по домам, Замарашка незаметно вышла за дверь и скрылась. Королевич бросился было за нею, а ее и след простыл, добежала она до любимого деревца, сняла там свое платье и вернулась домой. Пришли отец с мачехой и сестрами, глядят: Замарашка спит себе под шестком, в своем грязном платье.
На другой день отец и мачеха с дочками опять отправились на королевский праздник, а Замарашка пошла под свое деревцо, на могилку и сказала:
‘Деревцо, деревцо,
Наряди меня девицу.’
И деревцо кинуло ей платье еще богаче вчерашнего: всё серебряное с золотыми звездочками, кроме него, еще дорогое ожерелье и серебряные башмачки.
Нарядилась она и стала такой красавицей, что во дворце все ахнули от удивления. Королевич вышел к ней навстречу, опять целый вечер танцевал он с ней одной и не спускал с неё глаз, чтоб она не скрылась, как вчера. Ему очень хотелось подсмотреть, куда пойдет эта красавица и чьего она рода? Только в конце вечера отец его, старый король, и спрашивает: ‘С кем это ты, сынок, всё танцуешь?..’ — ‘Я еще и сам, батюшка, не знаю,’ — отвечает королевич.
Не успел он с отцом поговорить, а красавица уж скрылась, Королевич бросился на балкон и увидал только, как её серебряное платье мелькнуло в саду меж кустов. Все госта засуетились и вместе с королевичем начали искать ее по саду, а Замарашка взлезла на дерево, да там и сидит. Отец Замарашки и говорит ‘Вот тут, кажется, та красотка, на дереве сидит.’ Потребовал он топор и срубил дерево, а Замарашкин и след простыл. Она, как белка, с деревца на деревцо прыг-прыг и очутилась на могилке матери. Сняла поскорее там свое платье, напялила старое и грязное, и марш на кухню, там и свернулась, как кошечка, под шестком.
На третий день, когда родители с дочерями опять отправились на праздник, Замарашка пошла под свое деревцо и говорит:
‘Деревцо, мое деревцо,
Наряди меня красну—девицу,
Дай мне платьице чиста-золотца,
Чтоб на празднике краше всех мне быть,
Королевича добра молодца
Красотой своей мне опять пленить.’
Деревцо сейчас же бросило ей платье из тонкой золотой ткани с бриллиантовыми звездочками. Умылась наша Замарашка росою, оделась в дорогой наряд и отправилась на праздник. Увидал ее королевич, даже вскрикнул от радости и опять танцевал только с нею. Сестры смотрят на незнакомую красавицу и злятся, а отец опять думает: ‘Уж не Замарашка ли это моя?’ К концу вечера, Замарашке захотелось напиться, и королевич бросился, чтобы подать ей пить, а она юркнула за. дверь и убежала домой. Только королевич догадался на этот раз: он заранее велел во дворце вымазать смолою всю лестницу и, когда бежала по ней Замарашка, башмачок её прилип к ступеньке и остался там. Королевич поднял маленький, золотой башмачок, приехал на следующее утро с ним к отцу Замарашки и говорит: ‘Вот, кому в пору будет этот башмачок, — та будет моей женой.’ Мачехины дочки покраснели от радости: у них ноги были небольшие и красивые. Старшая пошла с башмачком в особую комнату и стала примерять его, но он не лезет: большой палец слишком длинен. Мать и говорит: — ‘Отрежь его, дочка, ведь, когда будешь королевой, не придется пешком ходить,’ и подала ей ножик. Та послушалась, отхватила себе полпальца и втиснула свою ногу в башмачок, прикусила губу от боли и вышла к королевичу. Тот посадил ее на своего коня и повез во дворец. Только дорогой пришлось им ехать мимо деревца, что над могилкой росло, а на деревце сидят два белых голубка и воркуют:
‘Ой, гулюшки-гули,
В башмачок обули.
Посмотри-ка, женишок:
Полон крови башмачок.
Тесно ножке, нет ей места,
Не свою везешь невесту.’
Королевич посмотрел на ногу невесты и видит, что из башмачка течет кровь, повернул он коня назад, отвез домой девицу и говорить: ‘Это не настоящая моя невеста, пускай, другая сестра примерит башмачок.’ Стала и вторая сестра надевать башмачок, пальцы влезли, а пятка не лезет. Мать подает ей ножик и говорит: ‘Обрежь немного пятку, когда будешь королевой, пешком ходить не придется.’ Послушалась девица, обрезала пятку, втиснула ногу в башмачок и вышла к королевичу. Тот посадил ее на коня и повез к себе во дворец. Только едут опять мимо деревца над могилкой, а на деревце сидят два белых голубка и воркуют:
‘Ой, гулюшки, женишок,
Полон крови башмачок.
Видно, ножке нет в нем места,
Не спою везешь невесту.’
Посмотрел королевич, а из башмачка так и льет алая кровь по белому чулку. Он повернул коня, привез ее к родителям и говорит: ‘Это тоже не настоящая, нет ли у вас еще дочки?’ Отец и отвечает: ‘Есть еще одна, да та тебе в жены не годится: худенькая, маленькая, — замарашка.’ Королевич пожелал ее видеть, а мачеха говорит: ‘Она у нас грязнуха, ее и показать-то совестно.’ — ‘Нужды нет, позовите ее сюда,’ — требовал королевич. Делать нечего, позвали Замарашку. Та вымыла лицо и руки, вошла и поклонилась королевичу. Он подал ей башмачок. Замарашка скинула свой лапоть, присела на скамеечку и сунула ножку в башмачок, он был ей как раз впору. ‘Вот она, моя настоящая невеста!’ — воскликнул королевич и узнал в ней ту красавицу, с которой танцевал на празднике. Мачеха и сестры позеленели от досады, да ничего не поделаешь: видно судьба Замарашке быть королевой. Взял ее королевич, посадил на коня и поехал с нею во дворец. Когда проезжали они мимо могилки матери, два белых голубка заворковали:
‘Ой, гулюшки, гули,
В башмачок обули,
В нем, как раз, по ножке место,
Вот она, твоя невеста!
И как только проворковали голубки, слетели оба с деревца и сели: один на правом, другой на левом плече Замарашки, да так с ней и покатили во дворец. Вот назначили день свадьбы, и старый король задал пир на весь мир. Сестры Замарашки, как ни досадно и ни завидно им было, явились на свадьбу. Когда все отправились в церковь, старшая пошла с правой, а младшая с левой стороны невесты, у которой сидели на плечах те же голубки, и выклевали они у обеих сестер по одному глазу. А когда шли из церкви, то выклевали у них и по другому глазу. Так и возвратились с свадебного пира злые красавицы слепыми. А Замарашка была самой счастливой королевой на свете.