ЗАКОНЫ СТИХА РУССКАГО НАРОДНАГО И НАШЕГО ЛИТЕРАТУРНАГО
I.
Сущность обыденной рчи, прозы — логическое сочетаніе словъ, сущность поэтической рчи, стиха — сочетаніе словъ логическое и вмст музыкальное.
Простая прозаическая рчь также естественно-необходима человку какъ и хлбъ насущный, но,— не о хлб единомъ живъ будетъ человкъ,— и гармоническая рчь стихотворная всегда была, есть и будетъ его живою, душевною потребностью.
Какъ у каждаго самобытнаго народа есть свой языкъ,— для чего необходима кром общей еще и частная, своя логика,— такъ есть и своя музыка, а при своей логик и музык должно и логико-музыкальное сочетаніе слово выйти свое, у самобытнаго народа долженъ и стихъ быть свой.
Но столь же свой, ни боле ни мене, какъ и языкъ и музыка. И что, слдовательно, общаго въ языкахъ и музык всхъ народовъ? то же непремнно есть и должно оказаться общаго и въ стих Ильи Муромца, Эдды, Иліады, Магабараты, Псалмовъ…. А именно что же? Все то почему стихъ есть стихъ, какъ и между березой и пальмой общаго все то почему дерево есть дерево.
Сколь ни многочисленны и своеобразны характерныя видоизмненія стиха по народамъ и по вкамъ, идеалъ всегда и про всхъ одинъ: прямое совершенство, именно этого основнаго и вчнаго, а никакъ не относительное совершенство временнаго, мстнаго и пожалуй произвольнаго.
Въ чемъ же прямое совершенство логическаго и вмст музыкальнаго сочетанія словъ, или, короче, какой идеалъ стиха? Конечно тотъ стихъ коего оба элемента, какъ логическій такъ и музыкальный, являются каждый во всей своей сил и оба въ полной между собой гармоніи.
Достичь идеала не дано человку, но относительная близость къ идеалу и есть, по моему, единственный врный критерій котораго надлежитъ держаться будетъ ли рчь о своемъ или чужомъ стих.
Въ постоянномъ сравненіи съ русскимъ народнымъ стихомъ буду я держать современный стихъ нашихъ, а вмст и нмецкихъ писателей, отъ нихъ перенятый и введенный въ нашу литературу Ломоносовымъ. Называется стихъ у насъ, нсколько сбивчиво: обыкновенно тоническимъ, но Востоковъ зоветъ его метрическимъ, а Классовскій тонико-метрическимъ, тоническимъ же они, а также Даль, называютъ русскій народный стихъ, отличая его, хотя и весьма неопредленно, отъ ныншняго литературнаго стиха нашего.
Согласно общепринятому употребленію я буду называть греко-латинскій стихъ, если случится о немъ упомянуть, метрическимъ, современный же литературный нашъ и нмецкій — тоническимъ. Народный стихъ самъ себ имя русскій.
Не столь постоянно какъ современный, тоническій, во гд придется, буду брать въ сравненіе и прежній, первый литературный стихъ нашъ, лтъ за сто до Ломоносова перенятый нашими писателями отъ польскихъ, а ими усвоенный изъ латинской Европы. Этотъ, съ Ломоносова отставной у насъ стихъ, называется силлабическимъ.
Изучить и опредлить вс развитыя Русскимъ народомъ эпическія и лирическія формы стиха — дло, мн кажется, едва ли еще исполнимое, за неимніемъ, по нкоторымъ отраслямъ эпической и особливо лирической народной поэзіи, удовлетворительныхъ сборниковъ, хорошо составленныхъ и врно записанныхъ. Но угадать основные законы, общіе всмъ нашимъ стихотворнымъ формамъ, и указать примненіе этихъ законовъ пока къ одной, но, по счастію, самой совершенной изъ стихотворныхъ формъ Русскаго народа, къ главной былинной форм,— вотъ что, кажется мн, возможно и теперь уже, благодаря послднему, истинно замчательному труду покойнаго А. . Гильфердинга, его изъ ряду вонъ богатому и отлично, впервые надежно записанному сборнику Онежскихъ былинъ. Въ поддержку и въ дополненіе при этихъ указаніяхъ можетъ съ большою пользой послу жить почти одновременно появившійся и тоже чрезвычайно удачно записанный сборникъ Е. И. Барсова: Причитанья свернаго края {Сборникъ Гильфердинга записанъ лтомъ 1871, изданъ въ 1873. Сборникъ Барсова записанъ въ 1867, изданъ въ 1872, къ сожалнію, до сихъ поръ только первая частъ: Плачи похоронные.}.
Затмъ уже если придется обращаться къ старшимъ, по времени изданія, сборникамъ Рыбникова, Киревскаго, Кирши Данилова, то разв отрицательно, дабы сличать результаты хорошаго и плохаго способовъ записыванія народнаго стиха.
Что я называю надежно-записаннымъ и почему ставлю сборникъ Гильфердинга въ этомъ, какъ впрочемъ и во всхъ отношеніяхъ, такъ исключительно высоко надъ остальными, лучше всего объяснить выпиской изъ разказа самого собирателя о томъ какимъ способомъ записывался имъ этотъ сборникъ.
‘Абрамъ Евтихіевъ’, говоритъ Гильфердингъ, ‘сталъ мн пть свои былины, уже извстныя мн по изданію г. Рыбникова, и слдя за ними по печатному тексту, я былъ пораженъ разницей не въ содержаніи разказа, а въ стих. Въ печатномъ текст стихотворное строеніе выражается только дактилическимъ окончаніемъ стиха, внутри же стиха никакого размра нтъ. Когда же плъ Абрамъ Евтихіевъ, то у него ясно слышался не только музыкальный кадансъ напва, но и тоническое стопосложеніе стиха. Я ршился записать былину вновь, сказатель вызвался сказать мн ее ‘пословесно’ безъ напва и говорилъ что онъ уже привыкъ ‘пословесно’ передавать свои былины тмъ которые прежде ихъ у него ‘списывали’. Я началъ ‘списывать’ былину о Михайл Поток, размръ исчезъ, выходила рубленая проза въ род той какою эта былина напечатана была въ Олонецкихъ Вдомостей и потомъ перешла въ Сборникъ Рыбникова. Я попытался было переправить эту рубленую прозу въ стихъ, заставивъ сказателя вторично пропть ее, но это оказалось неисполнимымъ, потому что сказатели каждый разъ мняютъ нсколько изложеніе былины, переставляютъ слова и частицы, то прибавляютъ, то опускаютъ какой-нибудь стихъ, то употребляютъ другія выраженія. Прислушиваясь нсколько дней къ первымъ встрчнымъ сказателямъ и напрасно пробившись съ ними чтобы записать былину совершенно врно, съ соблюденіемъ размра какимъ она поется, я попробовавъ пріучить своего спутника-рапсода пть, а не пересказывать только словами былину съ такою разстановкой между каждымъ стихомъ чтобы можно было записывать. Это было легко растолковать Абраму Евтихіеву, и я ршился записать вновь его былины. Напвъ поддерживалъ стихотворный размръ, который, при передач сказателемъ былины словами, тотчасъ исчезаетъ отъ пропуска вставочныхъ частицъ и сліянія двухъ стиховъ въ одинъ, и былина вышла на бумаг такою какъ она дйствительно была пропта. Тотъ же пріемъ употреблялъ я въ послдствіи и со всми другими сказателями, и онъ мн удавался почти всегда.’ {}
При этомъ Гильфердингъ внимательно отмчалъ вс, или по крайней мр очень многія, необычныя ударенія въ словахъ, не какія-нибудь областныя, мстныя,— это бы намъ не важно,-а явно произвольныя авторскія ударенія, измняемыя очевидно стиха ради, ибо, напримръ, два раза сряду въ одномъ и томъ же слов ударяетъ пвецъ разъ на такой-то слогъ, другой разъ на другой:
Ты зачмъ меня несчастнаго спородила
Спородила бы, родитель моя матушка.
(Калининъ, въ былин о Добрын).
Когда будешь ты на матушк святой Руси,
Да и будешь когда у князя у Владиміра.
(Рябининъ, въ былин о Дюк).
Легко намъ читать у Пушкина и безъ означенныхъ удареній, не запинаясь:
Законы тоническаго стиха мы заучивали еще въ классной, а къ четырехстопному ямбу Руслана и Людмилы привыкли еще съ дтской. Но представьте себ что вы про ямбическій размръ знаете столько же сколько наши теоретики, не исключая и новйшихъ, знаютъ про размръ былиннаго и вообще русскаго стиха, то-есть въ сущности ничего, а надобно вамъ найти схему этихъ двухъ стиховъ Пушкина. Вы ударяете по обыкновенному, да какъ и самъ Пушкинъ въ первомъ стих ударялъ, и схема втораго стиха выходитъ у васъ
Богатыря призракъ огромный
U U U —, — U, U — U
опредляя по удареніямъ, трехстопная, изъ пэона четвертаго (U U U —), хорея (— U) и амфибрахія (U — U), или, пожалуй, изъ пэона четвертаго (U U U —), дактиля (— U U) и хорея (— U). Не зная секрета, то-есть особаго про этотъ случай, произвольнаго авторскаго ударенія, возможно ли въ этихъ, сплошь разношерстыхъ стопахъ, безъ единой ямбической столы, угадать размръ такой же какъ и предыдущаго стиха, ямбическій? Не угадать конечно было бы слишкомъ наивно. Такъ вотъ вамъ примръ какъ и кто можетъ не угадать и къ какимъ выводамъ придти чрезъ то.
В. И. Классовскаго параллельное изложеніе версификаціи метрической (греко-латинской), силлабической (французской и нашей до-Ломоносовской) и, что я называю, тонической (современной нашей и нмецкой литературной), конечно одно изъ лучшихъ руководствъ у насъ по этому предмету. {В. И. Классовскій, Версификація, Спб. 1883.} Ну, какъ, кажется, не отличить тоническаго стиха отъ силлабическаго, притомъ спеціалисту и знатоку дла? А вотъ что между тмъ говоритъ г. Классовскій: ‘Въ духовныхъ нашихъ училищахъ, {Версификація, стр. 35.} силлабическая версификація держалась отчасти еще во времена Карамзина, какъ это доказывается существованіемъ хотя слдующей силлабической ‘эпиграммы’ и1789 году.’ В. И. Классовскій читаетъ съ обыкновенными удареніями во всхъ словахъ:
Какъ говоритъ Платонъ, надлежитъ всмъ внимать,
Когда онъ дйствуетъ, надлежитъ подражать,
и стихи въ самомъ дл выходятъ силлабическіе. Но прочтите съ авторскимъ удареніемъ:
Какъ говоритъ Платонъ, надлежитъ всмъ внимать,
Когда онъ дйствуетъ, надлежитъ подражать,
Кто слушаетъ его, разумнымъ тотъ бываетъ,
Кто слдуетъ ему, тотъ Богу угождаетъ.
Выходитъ шестистопный ямбъ, тоническій стихъ, или тонико-метрическій, по номенклатур Классовскаго. Единственная затмъ неправильность въ этомъ четверостишіи: первая стола перваго стиха, хорей вмсто ямба, хорей впрочемъ легкій, ибо большаго ударенія на слов какъ тутъ нтъ. Но вдь хореевъ да еще и сильныхъ иногда вмсто ямбовъ не оберетесь и у Пушкина:
Кто ни умрётъ, я всхъ убійца тайный:
Яускорилъ еодора кончину,
Я отравилъ свою сестру-царицу.
Примръ разительный: стоило въ одномъ слов не лопасть на авторское удареніе и стихъ ршительно тоническій показался ему, да и въ самомъ дл сталъ въ его чтеніи, силлабическимъ. Такъ могъ бы прозою показаться и стихъ Пушкина, отдльно взятый и прочитанный съ обыкновенными удареніями:
Богатыря призракъ огромный,
Или еще явне:
Пустой и гибельный призракъ,
вдь чистая проза.
Тоже и съ нашимъ народнымъ стихомъ. Всякому незнающему что иной разъ должно выговаривать спородила, или даже спородила, ибо выговаривается родила, и никогда не выговаривающему будёшь вмсто будешь, почти необходимо прійти къ убжденію къ какому и пришелъ К. С. Аксаковъ: ‘Наша русская псня, то-есть народная, и именно богатырская, не есть, говоритъ онъ, опредленное стихотвореніе и не иметъ опредленнаго метра отдляющаго ее отъ прозы. Между русскою прозой и русскимъ стихомъ нтъ ярко проведеннаго рубежа, какъ то встрчается у другихъ народовъ {Сочиненія К. А. Аксакова, М. 1861, т. 1, стр. 333, въ стать ‘Богатыри временъ В. К. Владиміра’.}. У нашего народа стиховъ собственно нтъ’. {Тамъ же, стр. 404, въ стать: ‘О различіи между сказками и пснями русскими’.}
И въ самомъ дл, если, напримръ, слдующія у него приведенныя цитаты {Въ разныхъ мстахъ первой изъ названныхъ статей, написанныхъ об въ пятидесятыхъ годахъ.} читать какъ въ то время печатали, никакихъ удареній не означая, а читали, само собой разумется, все сплошь съ обычными, да еще съ литературно-обычными удареніями:
И на русскіе могучіе богатыри
Не бывать Иль въ чистомъ пол побитому.
Нагулялся ты Добрыня во чистомъ пол.
А отъ меньшаго ему князю отвта нтъ.
А и жиловатъ собака не изорвется.
Въ самомъ дл выходить, что ‘у нашего народа стиховъ собственно нтъ’. Но конечно, если читать какъ теперь въ Гильфердинговомъ сборник десятки и сотни разъ обозначены ударенья этихъ словъ:
И на русскіе могучіе богатыри
Не бывать Иль въ чистомъ-пол побитому.
Нагулялся ты Добрыня во чистомъ-пол.
А отъ меньшаго ему князю отвта нтъ.
А и жиловатъ собака не изорвется…
выходитъ совсмъ иное.
Гд прежде и произнося слова по обыкновенному, мы какъ разъ нарушили бы стихъ и вычитали бы совершенную прозу:
А-й то не любо мн мстечко подл тебя.
Да подъ дорогимъ подъ зелёнымъ подъ стамётомъ,
теперь, по выставленнымъ знакамъ, наглядно узнаемъ какъ авторъ-народъ велитъ произносить эти стихи:
А-й то не-любо мн мстечко подли-тебя.
(Въ был. Рябинина о Добрын и Козаринов).
Да подъ дорогимъ подъ зеленымъ подъ стаметомъ.
(Въ был. Поромскаго о Чурил).
И другія стихотворныя вольности нашихъ пвцовъ не мене авторскаго ударенія важныя въ стиховомъ разчет, также пренебреженныя прежними собирателями, уловилъ и передаетъ намъ Гильфердингъ. Напримръ, сокращеніе гласной стиха ради:
Говорила паленица й горько плакала.
Услыхалъ его добрый конь да во чистомъ-пол.
То онъ не ствушкой кормилъ ихъ да сахарною…
и обратное явленіе, возстановленіе краткой гласной, стиха ради, въ полную:
Вокругъ носика-то носа яицёмъ кати.
У него вдь есте много да князей-бояръ.
Да живетъ-то добрый мододецъ другой годъ.
Или удвоенье гласной, какъ восполненье окончаній въ прилагательныхъ:
Не видалъ ли ты ударивъ богатырскиихъ.
Дай кололъ бы ты его да копьемъ вострыимъ.
Это явленіе, столь важное въ слоговомъ разчет стиха, передавалось изъ пятаго въ десятое и у прежнихъ собирателей, теперь у Гильфердинга, уловлено и передано, кажется, безуронно.
Въ сборник Е. В. Барсова ударенія обозначены очень бдно, о сокращеніи и т. л.. гласныхъ и говорить нечего, удвоенья въ прилагательныхъ, что ни самыя обыкновенныя, и т переданы съ неточностями, иногда разительными. Записывалъ Е. В. Барсовъ по старому способу, пословесно, къ тому же лучшія три четверти сборника записаны имъ отъ Ирины едосовой въ мастерской мужа ея, плотника, при шум и стук рабочихъ, какъ разказываетъ собиратель, {Сборн., стр. 314.} да и сама Ирина то и дло развлекалась хозяйственными хлопотами. Ирина, по словамъ собирателя,— женщина лтъ 50, съ богатыми силами души и въ высшей степени поэтическимъ настроеніемъ. Тринадцати лтъ была она уже вопленицей, извстною по всему Заонежью. Я грамотой не грамотна, говоритъ собирателю сама про себя Ирина,— за то я памятью памятна. Гд что слышала, псню ли, сказку ли какую, пришла домой, все разказала, будто въ книг затвердила. Съ малолтства любила я слушать причитанья. Разумется. Ирина, какъ и никто на свт, не можетъ знать кмъ именно сочинены т изъ ея причитаній отъ которыхъ такъ и обдаетъ васъ старо-древнимъ духомъ Руси еще дохристіанской. Но жаль что не доспросилъ собиратель у Ирины, не извстно ли ей кмъ сочинены новые эпизоды ея причитаній, а иногда а цлыя причитанья, напримръ, о томъ какъ мировой посредникъ притсненіями замучилъ и уморилъ сельскаго старосту {Плачъ 20й о старост.}.
Мн возразятъ: мировой посредникъ тутъ не просто ли слово новое, самый, же фактъ и личность чиновкика мірода вковчно давніе на Руси. Про какихъ подьячихъ, про какихъ тіуновъ нельзя было сказать того же что тутъ сказывается про мироваго посредника?
Но можно указать вамъ на другой фактъ изъ Ирининыхъ причитаній: {Плачъ 22й, о поп отц духовномъ.} у крестьянина упало съ лавки дитя и убилось до-смерти. Онъ боится
Не провдали-бъ судьи неправосудные
Про его бду-невзгоду про великую,
и бжитъ за совтомъ къ полу отцу духовному.
Уже нтъ да такова попа не видано,
даетъ попъ крестьянину рукописанье, будто дитятко хворало и было предъ смертію исповдано,
Уже этой онъ бумагой оправдается.
И точно, провдали: являются къ крестьянину разные ‘міроды голопузые’ стращаютъ его да ‘полохаютъ’:
Донесемъ де мы начальству про то вышнему.
Не проняло и попово рукописаніе, драма завязалась было туго, но вдругъ:
Ты купи намъ полуштофъ да сладкой водочки,
Уже дай да золотой казны по надобью,
Тутъ повримъ мы попу отцу духовному,
Мы забросимъ вс дла да уголовныя.
И занавсъ опускается при появленіи полуштофа. Эта возможность судомъ начальства судить родителей за бду, за приключившееся по вол Божіей надъ ихъ дтищемъ, хоть даже за нерадніе ихъ о дтищ,— похоже ли это на древнюю Русь?
Убило крестьянина грозой {Плачъ 16й, объ убитомъ громомъ молніей.} въ пол, подъ деревомъ. Къ тлу приставили караулъ, дали знать становому. Въ ожиданіи прізда начальства, ‘писаречковъ хитромудрыхъ и славныхъ лкарей’, тло, какъ найдено, среди чиста-поля подъ курчавой деревиночкой, теперь въ щепы разломаной, къ сырой земл приклоненой, такъ и лежитъ:
Бла грудь его стрлой этой прострлена,
Ретиво сердце все молніей разорвано,
Блы рученьки его да пораскинуты,
лежитъ безъ поминанія. А добрые люди наставляютъ между тмъ вдову покойника къ чему и какъ ей готовиться:
Что посулъ бываетъ сильне закона, это на святой Руси не новость, конечно. Но терзать, потрошить тлеса покойниковъ, то-есть вскрывать тла скоропостижно умершихъ, давно ли это на Руси, общеизвстный законъ, а не преступленіе неслыханное?
Очевидно, причитанія эти очень не древни. Почему же не быть причитанію и еще новй, про мировыхъ посредниковъ?
Кто же сочинялъ ихъ? Не сама ли Ирина?
Хотя и подъ шумъ и стукотню рабочихъ и среди хозяйственныхъ развлеченій самой Ирины, Е. В. Барсовъ все-таки записалъ отъ нея правильныхъ стиховъ ужь никакъ не мене чмъ Гильфердингъ съ голосу, отъ троихъ наилучшихъ пвцовъ своихъ, отъ Рябинина, отъ Калинина и отъ Фелонова.
Замчательно что одна изъ вопленицъ прямо заявила Е. В. Барсову {Сборникъ, стр. 327.} что ‘словами причетовъ не скажешь, а въ голос — гд что берется, и складне и жалобне.’ По ея мннію, стало, не только форма, но и содержаніе страдаетъ отъ пословесной передачи. И все-таки Е. В. Барсовъ не лопалъ на Рильфердинговъ способъ записывать съ голоса. Но если и по старому способу результаты какимъ бы то ни было чудомъ дались отличные, то и слава Богу: сборникъ хорошо, а два лучше.
Причитанье у насъ вдь это въ сущности та же былина, только не про лицо извстное и не про личныя его похожденія, а про извстный типъ, про типическія съ нимъ событія и про типическія его отношенія къ роднымъ и ближнимъ. Причитанье не столько лирическій плачъ, сколько эпическое поминанье, сказаніе о жить-быть и о смерти человка такого-то типа: священника, старосты, отца, жены, двицы, сироты, пьяницы и т. д. Это цлый кругъ былинъ, издавна законченый, но никогда не замкнутый, всегда способный расшириться для воспріятія новаго слова про новое явленіе житейское. Прибавилось въ жизни юридическо-медицинское потрошеніе тлъ, явилась объ этомъ и былина или продолженіе къ древней былин, которая до той поры, не вдая житейскихъ треволненій еще и по смерти утонувшаго или опившагося, кончалась эпически его смертью, лирически плачемъ о немъ. Но рдки эти новыя явленія въ бытовой жизни народа, и многовчны его бытовые типы. Съ незапамятныхъ временъ все одни и т же, какъ сами они, такъ и дянія ихъ. А явленія міра Божьяго, столь тсно связаннаго съ жизнью народною, уже и подавно съ локона и до скончанія вковъ одни и т же. Итакъ, какимъ обычаемъ праддъ выходилъ во время оно на промыселъ рыбачій свой и какъ его ‘судбинушка по бережку ходила, страшно, ужасно голосомъ водила, во длани судбинушка плескала, до суженыхъ головъ добиралась’, и добралась наконецъ, потопила его, ‘въ этомъ кругломъ морюшк, во синемъ Онегушк’, и на какое горе-горькое житье вдовье да сиротское оставалась его семья, и какими словами сказывалось про все это тогда на его похоронахъ, тми же словами сказывается и нынче про все это на похоронахъ его утонувшаго правнука. Да и какъ же иначе сказывать? Не все т же разв и озеро, и буря, и люди, и жизнь, какими тогда и вчно были да и будутъ вчно? Въ подробностяхъ, коли доискиваться, конечно оказалось бы даже пожалуй и не мало разницы, но народъ настоящій художникъ: ему творческая правда, правда вчно существенная, вотъ ему правда истинная, а предъ правдой только существующей, предъ правдой случайныхъ подробностей онъ не останавливается.
Вотъ и вся разница между былиной бытовою и богатырскою. А средина между ними былина молодецкая, такъ называемая, о томъ напримръ какъ женили рано добра-молодца на богатой жен и хорошей, да вышло неудачливой, и какъ онъ отъ нея въ гульбу ушелъ, и какъ все-таки къ ней же вернулся, или какъ горе привязалось къ нему и гонялось за нимъ и во темны-лса, и въ монастыри честные, и только ужь оставило его въ поко какъ летъ онъ въ сыру-землю. Лирическій элементъ и тутъ есть, и эта былина скоре про типъ нежели про лицо, хоть бы и называлось оно Ванюшей ключникомъ или княземъ почему-то Волконскимъ, такъ что по всему, даже и по преобладающему колориту выраженія, по множеству оттнковъ не то что новизны, а какъ будто вчной современности, въ противоположность застывшей древности богатырства, словомъ, ршительно по всему эта молодецкая былина гораздо, мн кажется, ближе къ причитанью, къ бытовой, какъ я называю, былин, нежели къ былин богатырской. Но какова бы ни была относительная близость трехъ этихъ разрядовъ, все-таки же и тотъ и другой, и третій чистыя эпопеи, въ коемъ смысл и употребляю я терминъ былины.
Такой общности содержанія уже довольно чтобъ и форма, чтобы по крайней мр главный стихъ всхъ этихъ былъ былъ одинъ и тотъ же. Не мудрено, стало, что такъ оно и есть.
Про другія стихотворныя формы, боле древнія или, напротивъ, гораздо новйшія въ богатырскихъ былинахъ, и про постороннія формы въ причитаньяхъ, а можетъ-бытъ, и про нкоторыя не былиннаго стиха формы, скажу что смогу, но уже посл главнаго.
Вс необычныя авторскія ударенья, сокращенья и т. п. коихъ примры буду приводить въ доказательство какого-либо стихотворнаго закона, всегда означены у самихъ собирателей. Но я чтобы не пестрить текста слишкомъ частыми сносками, буду указывать на пвца, былину и страницу Сборника только въ случаяхъ нужныхъ, то-есть или рдкихъ, или почему-либо сомнительныхъ. Въ случаяхъ же заурядныхъ не назову можетъ-быть даже и пвца. Тогда чтобы проврить меня, стоитъ раскрыть Сборникъ Гильфердинга (стр. 440 до 560), былины Рябинина, прочесть подъ рядъ два, три десятка стиховъ, и велика будетъ незадача, если тотчасъ же попадутся два, три примра точь-въ-точь подобные приведенному мною.
Сборникъ Гильфердинга записанъ отъ 55 пвцовъ {Не считая Андр. Максимова и Тим. Сивцева, которые сказывали только побасенки, 298 и 318.} и отъ 14 пвицъ, {Считая хоръ въ три голоса (стр. 845) за одну пвицу.} нумеровъ (за исключеніемъ около 30 побасенокъ и псней не имющихъ ничего общаго съ былинами) 285, стиховъ тысячъ 55. Сборникъ Барсова записанъ отъ 5 пвицъ, 22 нумера, стиховъ тысячъ 9. Итого былинъ въ обоихъ сборникахъ слишкомъ 300 нумеровъ, стиховъ тысячъ отъ 60 до 65, отъ 74 пвцовъ и пвицъ.
Изъ семидесяти четверыхъ лучшіе какъ потому что знаютъ былинъ больше и что знаютъ то все лучше передаютъ, такъ и потому что несравненно строзке прочихъ наблюдаютъ стихъ четверо: Рябининъ (18 нумеровъ), Калининъ (14 нумеровъ), Фепоновъ (безъ побасенки 7 нумеровъ) и Ирина едосова (17 нумеровъ), у четверыхъ 56 нумеровъ, стиховъ по крайней мр тысячъ 20, то-есть чуть ли не треть обоихъ сборниковъ. Изъ остальныхъ пвцовъ и пвицъ могутъ, по достоинству стиха, равняться въ лучшихъ своихъ былинахъ со средними тхъ четверыхъ: Гурьбинъ, Вас. Сухановъ, Малыгинъ (къ сожалнію у всхъ троихъ только 5 нумеровъ, стиховъ сотъ 7 или 8), Воиновъ (изъ 5 нумеровъ хороши 2), знакомый изъ Гильфердингова разказа Абрамъ Евтихіевъ Чуковъ (7 нумеровъ) и Касьяновъ (6 нумеровъ).
Въ дальнйшемъ я всего чаще и кажется безъисключительно въ каждомъ мало-мальски важномъ случа ссылаюсь на Рябинина. Не потому чтобъ я считалъ его за лучшаго изъ лучшихъ, стихомъ владетъ вольне Калининъ, Ирина, по своему, но тоже ни въ чемъ и никому не уступитъ, одинъ разв поотсталъ отъ нихъ Фепоновъ, да и то скоре въ количеств нежели въ качеств. Но ссылаюсь я на Рябинина преимущественно потому что изъ хорошихъ пвцовъ одного его слыхали и кром собирателей многіе въ Петербург, въ залахъ Географическаго Общества осенью 1871 года. Нкоторыя изъ его былинъ были напечатаны въ Русской Старин{Русск. Стар. т. 5, стр. 497. По Сборнику это нумера 75 и 76 (не изъ самыхъ лучшихъ) и 89 (изъ отличныхъ).}.Сборникъ Гильфердинга не у всякаго подъ рукой, а Русскую Старину легко достать и въ столиц, и въ захолусть.
II.
Нтъ стиха вн гармоніи удареній. Я не говорю полной гармоніи, но хотя какой-нибудь.
А какъ же силлабическій стихъ, возразятъ мн, гд ударенія безъ мстъ, а нмецкій Knittelvers, нашъ,— какъ бы назвать,— лубочный что ли стихъ, гд не только ударенья безъ мстъ, но и самые слоги безъ счета, гд словомъ кром римы ничего стихотворнаго нтъ? Да рима-то сама вн ударенья разв возможна въ какомъ бы стих то ни было? Возьмите тоническій:
Давно Грузинки нтъ, она
Гарема странами нмыми
Въ пучину водъ опущена.
(Бахчисарайскій фонтанъ.)
Зачмъ произносите вы опущена, а не по обыкновенному опущена? ямбической схемы ради? Ямбическая схема требуетъ удареній на четныхъ слогахъ, допуская притомъ замну ямба (U —) пиррихіемъ (U U), хотя бы и въ конц стиха, {На практик по крайней мр у нашихъ поэтовъ, не помню, но у нмецкихъ, у Шиллера напримръ, пиррихій въ конц стиха попадается сплошь да рядомъ. Жуковскій, правда, и въ перевод, напримръ Двы Орлеанской, такихъ пиррихіевъ явно избгаетъ:
Weh mir! Wae eeh’ich! Dort erscheint die Schreckliche (U U)
О страхъ! Что вижу я! Ужасная идетъ.
Конечно, не сказать же было:
О страхъ! Что вижу я! идетъ ужасная (U U)
Но вскор затмъ Жуковскій говоритъ:
Помедли, грозная! не опускай руки
На беззащитнаго, я бросилъ мечъ и щитъ,
переводя:
Halt ein Furchtbare! Nicht den Unverteidigten (U U)
Durchbore! Weggeworfen hab’ich Schwert und Schild,
тогда какъ, сказавъ:
Помедли, грозная! на беззащитнаго (U U)
Не опускай руки, я бросилъ мечъ и щитъ,
онъ тми же словами, да еще и въ точномъ порядк словъ подлинника, передалъ бы и пиррихій.} стало-быть собственно схемы ради ударенье на шестомъ слог (при опущена) было бы столь уже правильно какъ и на восьмомъ (при опущена). Но другое дло, римы ради, опущена не римуетъ съ она. Въ силлабическомъ стих точно такъ же:
Здравствуйте, радуйтеся, веселы ликуйте,
А Христа рожденнаго вс купно празднуйте *.
* Изъ вертепа (Рождественской мистеріи) Св. Димитрія Ростовскаго, поэта замчательнаго по техник стиха, какъ и по всему.
Зачмъ празднуйте, а не по обыкновенному празднуйте? Вдь въ силлабическомъ стих ударенья безъ мстъ. Да, но исключая римоваго ударенья. Этому ударенью мсто опредляется и не только римой, но и самою схемой, хотя и силлабическою. Въ нашемъ примр схема 13-сложная съ хореическою римой, то-есть съ удареньемъ на предпослднемъ слог стиха. Эта схема и наблюдается. Маленькій, старенькій тоже рима, но дактилическая и стало-быть при этой хореическо-силлабической схем не допустимая. Въ лубочномъ стих, правда, и того не соблюдается.
Лежитъ въ ясляхъ на сн строчекъ маленкій
Тамъ и матушка его и Осипъ старенькій.
Тутъ ударенья римуютъ, какъ случится, то дактилически (— U U):