А. С. Серафимович
Закон Плевако
КОММЕНТАРИИ
Закон Плевако, Серафимович Александр Серафимович, Год: 1902
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Русский фельетон. В помощь работникам печати.
М., Политической литературы, 1958.
OCR Бычков М. Н.
Дуракам и гениям закон не писан. То, за что заклеймили бы обыкновенного среднего человека, совершенно сходит с рук людям силы, поскольку эта сила проявляется в тех или иных выдающихся их качествах. Это — на каждом шагу.
Вы хотите доказательств?
В Новочеркасском окружном суде разбиралось дело о коннозаводчике Королькове. Обвинительный акт передает следующие подробности. Рабочий Карпенко пустил на землю коннозаводчика Королькова волов. Корольков задержал волов. Карпенко явился к Королькову и стал просить возвратить волов, а Корольков стал бить его. Он бил его по шее, бил о землю, за волосы, бил по-китайски тяжелой чабанской палкой по пяткам, а когда устал и перестал бить, Карпенко лежал на земле с отнявшимися руками и ногами,— у него был паралич от разрыва вещества спинного мозга. Через три дня Карпенко умер, а Корольков попал на скамью подсудимых и… выписал себе Плевако.
На суде вполне выяснилась сцена убийства, да и Корольков не отрицал этого факта, и только говорил, что произошла маленькая ошибочка: он хотел избить, но не убить.
Король русской адвокатуры тонко наводящими вопросами старался выяснить, не получился ли разрыв вещества спинного мозга просто вследствие падения с высоты, или не перекусил ли себе Карпенко сам спинной мозг. Но, несмотря на вдохновенную речь художника-оратора, суд приговорил Королькова к восьмимесячному тюремному заключению за убийство без заранее обдуманного намерения и к церковному покаянию.
В Ставрополе-Кавказском разбирался наделавший на всю Россию шум процесс миллионера Меснянкина. Служил у Меснянкина некий Суббота, служил верой и правдой, наконец, пришло время ему отправляться на родину к семье, ради которой он далеко на чужбине работал не покладая рук.
— Пиши расписку,— проговорил Меснянкин, доставая деньги. Суббота написал, что получил двадцать рублей, и подал расписку. Меснянкин спрятал расписку и… деньги и проговорил:
— Теперь убирайся к черту.
И пошел Суббота, не получив ни гроша из потом и кровью заработанных денег, а миллионер Меснянкин разбогател ровно на двадцать рублей. Так бы эта история и канула, если бы не нашлись люди, которые встали на защиту обобранного Субботы. Меснянкин попал на скамью подсудимых за мошенничество и… выписал Плевако.
Титан русской адвокатуры, если не разрушил обвинения, то вырвал из мировых учреждений и затянул дело, и все думали, что оно сведено на нет, но и конце концов Меснянкин был приговорен к двухмесячному тюремному заключению.
Ну, так что же такое? Плевако не совершил ничего дурного не только формально, но и по существу. Ведь каждый обвиняемый, какое бы он преступление ни совершил, имеет право на защиту, на этом зиждется сущность нашего судебного процесса, заключающего в себе элемент состязательности.
Две правды есть на свете, читатель: одна — писанная, другая — неписанная. За несоблюдение писанной правды виновные караются каторгой, тюрьмой, ссылкой, лишением прав. За несоблюдение неписанной правды люди могут только сказать: вы поступили нечестно, несправедливо, жестоко.
Но если бы все руководствовались только писанной правдой, давным бы давно мы друг другу перегрызли горло на… законном основании.
Писанная правда необходима, но это — застывшая, остеклевшая правда, не охватывающая всей жизни, живой, изменяющейся жизни, во всем ее объеме, во всех ее изгибах, неписанная правда сама жива и тончайшими извилинами проникает всю нашу жизнь, наши поступки, наше сердце, наши отношения.
И вот против этой-то правды, против этой живой правды Плевако и преступил.
Почему?
Надо только представить себе эти степи, этих людей, живущих в этих степях, их быт, нравы, мировоззрение — жестокие, грубые, не знающие пределов своему произволу. Рабочий для этих людей — хам, вьючное животное, которое не должно выходить из-под кнута. Вышибить зуб, своротить скулу, раскровянить лицо чабану — то же, что выкурить папиросу. Это делают даже не в сердцах, не в раздражении, а так — мимоходом, потому что рука ‘чешется’. Сколько убийств, сколько увечий молчаливо таит безграничная степь, по которой крутятся горячие смерчи, ходят бесчисленные отары овец и табуны лошадей.
У себя на зимнике коннозаводчик — полновластный князек, вольный в животе и смерти тех, кто бережет его овец, кто ходит за его лошадьми и скотом. До города, до станции ‘три года скачи, не доскачешь’, да и кому охота ввязываться и подымать историю. Своя рубашка ближе к телу.
Но вот убийство или бесчеловечное избиение всплывают. Власти извещены, начинается следствие.
Так что же такое? Эка невидаль… Из-за этого хамья да еще беспокоиться? Телеграмму дать Плевако.
Сколько за выезд? Три тысячи… Не едет? Пять. Мало? Ну, восемь, десять, наконец, эка невидаль — нашему брату это просто тьфу!
Вся округа взволнована.
— Слыхал? Тянут ведь соседа-то за хама за этого, за самого.
— Пожалуй, плохо придется — убийство.
— Пустяки, ничего не будет! Плеваку выписал.
— Ну-у?! Неужто выписал?
— Выписал.
— Ну, значит, ничего не будет. — Конечно, ничего.
Здесь царит непоколебимая уверенность, что законы пишутся для того, чтобы обходить их.
Плевако своей известностью, своей славой, своим обаянием, своим авторитетом только поддерживает эту уверенность. Деньги есть, значит — чист. Подумайте только, какую жизнь, какие нравы, какие отношения создает эта уверенность.
Но позвольте, скажут, а обвинительные приговоры?
Ничего не значит. Это грубый, жестокий и в высокой степени наивный народ. По поводу дела Королькова будут такие разговоры:
— Слыхал, Королькова на восемь месяцев упекли?
— А кто защищал?
— Да Плевако.
— Плевако? Ну, это хорошо. Кабы не Плевако, быть бы на каторге.
— Непременно бы на каторге.
По поводу дела Меснянкина говорили:
— Старика-то на два месяца в тюрьму.
— А кто защищал?
— Да то-то и есть: в первый раз Плеваку выписал, ну, он его вызволил, дело затянули, а в другой-то раз поскупился, ну, и попал в тюрьму.
Нужды нет, что все отлично знают, что Корольков убил беззащитного человека, а Меснянкин обмошенничал еще более беззащитного человека. Дело вовсе не в факте, не в нравственной стороне его, а в том, как увернуться от опасности.
Такие дела имеют огромное общественное значение.
Впервые опубликован:
‘Закон Плевако’ — ‘Курьер’, 1902, 8 декабря.