Закхей, Гамсун Кнут, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Закхей.

Кнутъ Гамсунъ.
Полное собраніе сочиненій.
Томъ первый.

Изданіе В. М. Саблина.
Рабы любви

Переводъ Е. Кившенко.
Изданіе третье.
Москва.— 1909.
http://az.lib.ru

I.

Глубокая тишина, царитъ надъ всей преріей. На много миль кругомъ не видно ни домовъ, ни деревьевъ, только пшеница и высокая зеленая трава колышатся повсюду, куда только достигаетъ глазъ человка. Далеко, такъ далеко, что они кажутся такими маленькими какъ мухи, виднются лошади и люди — это косцы. Они сидятъ на своихъ косилкахъ и косятъ траву — рядъ за рядомъ. Единственный звукъ, который слышится тамъ, это стрекотаніе кузнечиковъ, но когда втеръ измняетъ направленіе и дуетъ прямо, изрдка раздается и другой звукъ — однообразный хлопающій шумъ косилокъ гд-то тамъ, далеко на горизонт. А иногда кажется, что этотъ звукъ раздается поразительно близко.

Это Вилиборійская ферма. Она стоитъ въ совершенномъ одиночеств на дальнемъ запад, кругомъ нтъ ни сосдей, ни какой бы то ни было видимой связи съ остальнымъ міромъ, и ближайшій городокъ отъ нея въ нсколькихъ дняхъ ходьбы. Вс постройки фермы походятъ издали на небольшія скалы, поднимающіяся изъ безконечнаго и необозримаго моря пшеницы.

Ферма необитаема зимою, но съ весны до самыхъ позднихъ чиселъ октября тамъ живетъ боле семидесяти человкъ рабочихъ, занятыхъ воздлываніемъ пшеницы.

Три человка работаютъ на кухн,— поваръ съ двумя помощниками,— а въ конюшняхъ стоятъ, кром большого числа лошадей, двадцать ословъ. Но во всей Билиборійской ферм нтъ ни одной женщины — ршительно ни одной.

Солнце жжетъ при 102 градусахъ по Фаренгейту. Небо и земля какъ бы содрогаются отъ этой страшной жары, и ни единое, даже самое слабое дуновеніе втерка не охлаждаетъ воздуха. Солнце иметъ видъ какой-то огненной трясины.

И здсь, у построекъ, господствуетъ та же тишина, только изъ огромнаго, крытаго дранками сарая, служащаго одновременно кухней и столовой, слышатся голоса и шаги повара и его помощниковъ, которые, повидимому, сильно заняты своимъ дломъ. Они поддерживаютъ огонь подъ огромной плитой, подбрасывая въ него большія охапки травы, и вмст съ дымомъ, поднимающимся изъ трубъ, вылетаютъ искры и пламя.

Когда пища готова, ее вливаютъ въ большіе цинковые сосуды и нагружаютъ на телги. Затмъ въ эти телги впрягаютъ ословъ, и поваръ съ помощниками везетъ рабочимъ обдъ въ прерію. Поваръ — толстый ирландецъ лтъ сорока, сдой, съ военной выправкой. Онъ наполовину обнаженъ: воротъ его рубашки широко открытъ, и виднющяся оттуда грудь походитъ на жерновъ. Весь свтъ называетъ его Полли, потому что лицо его сильно напоминаетъ попугая.

Поваръ былъ солдатомъ гд-то на юг, онъ иметъ склонность къ литератур и уметъ читать, поэтому онъ взялъ съ собой на ферму псенникъ и старый номеръ газеты. Никому не позволяетъ онъ дотрогиваться до этихъ сокровищъ, они лежатъ у него на кухн подъ рукой, чтобы каждую свободную минуту имть возможность пользоваться ими, и дйствительно, онъ съ безпримрнымъ усердіемъ занимается ихъ чтеніемъ. Однажды Закхей, его негодный землякъ,— почти слпой и всегда въ очкахъ — завладлъ его газетой съ намреніемъ почитать ее. Напрасно было бы предложить Закхею обыкновенную книгу, напечатанную мелкимъ шрифтомъ: маленькія буквы расплывались передъ его глазами точно туманъ, но зато какое онъ испытывалъ наслажденіе, держа въ рукахъ газету повара и перечитывая объявленія, напечатанныя такимъ крупнымъ шрифтомъ. Но поваръ сейчасъ же хватился своего сокровища, отыскалъ Закхея на его койк и вырвалъ у него изъ рукъ газету. И между ними произошла злобая и комическая перебранка. Поваръ называетъ Закхея черноволосымъ разойникомъ и собакой. Онъ щелкаетъ пальцами подъ его носомъ и спрашиваетъ, видалъ ли онъ когда-нибудь солдата, и знаетъ ли онъ, какъ выглядитъ военный фортъ внутри? Нтъ, онъ этого не знаетъ. Ну, такъ пусть будетъ поосторожне!.. Да, видитъ Богъ, пусть онъ будетъ поосторожне! И пусть держитъ языкъ за зубами! Сколько зарабатываетъ онъ въ мсяцъ? Можетъ быть, у него есть дома въ Вашингтон? Или не отелилась ли его корова?

Закхей молча выслушиваетъ все это, а затмъ принимается обвинять повара въ томъ, что пища всегда недоварена, и что онъ подаетъ хлбный пуддингъ съ запеченными мухами.

— Проваливай къ чорту и возьми съ собой свою газету! Онъ, Закхей, честный человкъ, прочелъ бы газету и положилъ бы ее обратно. — Не стой здсь и перестань плевать на полъ, ты, грязная собака! — И подслповатые глаза Закхея, неподвижно устремленные на повара, кажутся на его распаленномъ гнвомъ лиц двумя стальными пулями.

Съ этого дня возгорлась смертельная вражда между обоими земляками.

Телги съ пищей направляются въ разныя стороны преріи, и каждая изъ нихъ должна накормить двадцать пять человкъ. Рабочіе сбгаются со всхъ концовъ, схватываютъ пищу и бросаются подъ телги, даже подъ ословъ, ища на время ды хоть какой-нибудь тни, хоть намека на тнь. Черезъ десять минутъ обдъ конченъ, все съдено. Надсмотрщикъ сидитъ уже въ сдл и приказываетъ людямъ приниматься за работу, а телги съ пустыми жестянками возвращаются обратно на ферму.

И въ то время, какъ его помощники моютъ и чистятъ жестянки, Полли сидить на воздух, въ тни дома, и перечитываетъ въ тысячный разъ солдатскія псни изъ драгоцнной книги, которую онъ принесъ съ собой съ юга, изъ форта. И тогда Полли чувствуетъ себя опять солдатомъ.

II.

Къ вечеру, когда начинаетъ смеркаться, семь телгъ, нагруженныхъ рабочимъ людомъ, возвращаются изъ преріи на ферму. Большинство рабочихъ моютъ руки на двор, прежде чмъ приняться за ужинъ, нкоторые изъ нихъ даже приглаживаютъ волосы. Тутъ собраны представители всхъ націй, даже нскольныхъ расъ, молодежь и старики, переселенцы изъ Европы и природный американскій сбродъ — вс боле или мене бродяги, субъекты, выброшенные жизнью за бортъ. Боле состоятельные изъ этой шайки носятъ при себ револьверы въ заднихъ карманахъ платья.

Обыкновенно ужинъ съдался съ большой поспшностью и въ полномъ молчаніи. Вс эти люди боялись надсмотрщика, который ужиналъ вмст съ ними и наблюдалъ за порядкомъ. Какъ только ужинъ оканчивался, вс рабочіе немедленно отправлялись спать.

Но сегодня Закхей хотлъ во что бы то ни стало выстирать свою рубашку. Она стала такой жесткой отъ пота, что шуршала на немъ, когда лучи солнца припекали его спину.

Была темная ночь, вс уже улеглись. Изъ огромнаго сарая, исполняющаго роль общей спальни, раздавалось среди ночной тишины только неясное, заглушенное бормотанье.

Закхей направился къ одной изъ наружныхъ стнъ кухни,— въ ея тни стояло нсколько ведеръ съ водой. Эта вода принадлежала повару, который тщательно собиралъ ее въ дождливые дни, такъ какъ вода въ Билибори была очень жестка, сильно насыщена известью и поэтому не годилась для стирки.

Закхей взялъ одно изъ этихъ ведеръ, снялъ рубашку и принялся стирать ее тутъ же въ ведр. Ночь была тихая, но холодная, и безъ рубашки онъ дрогъ порядкомъ. Но рубашку необходимо было выстирать, и онъ даже слегка насвистывалъ, чтобы придать себ бодрости.

Вдругъ поваръ открылъ кухонную дверь. Въ рукахъ у него была лампа, и широкоя полоса свта освтила Закхея.

— Ага,— сказалъ поваръ и вышелъ изъ кухни.

Онъ поставилъ лампу на лстницу, подошелъ прямо къ Закхею и спросилъ:

— Кто далъ теб эту воду?

— Я ее самъ взялъ,— отвтилъ Закхей.

— Это моя вода! — заоралъ поваръ.— И ты, грязный рабъ, осмлился взять ее! Ты воръ, ты мошенникъ, ты собака!

Закхей ничего не возразилъ на вс эти бранныя слова, онъ только опять повторилъ свое обвиненіе по поводу мухъ, запеченныхъ въ пуддинг. Шумъ, поднятый ими, вызвалъ любопытныхъ изъ сарая. Они стояли теперь группами во двор, дрогли и съ величайшимъ интересомъ прислушивались къ этому словесному поединку.

Полли крикнулъ имъ:

— Ну, разв это не наглость со стороны этого маленькаго поросенка взять, какъ ни въ чемъ не бывало, мою собственную воду!

— Что жъ, получай обратно твою воду,— сказалъ Закхей, опрокидывая ведро съ водой,— мн она больше не нужна, я уже воспользовался ею.

Поваръ поднесъ къ его глазамъ кулакъ и спросилъ:

— Видишь ты это?

— Да,— отвтилъ Закхей.

— Такъ вотъ я тебя сейчасъ попотчую имъ, попробуй-ка.

— Да, если посмешь!

Вслдъ за этими словами раздался звукъ быстрыхъ и частыхъ ударовъ, на которые въ ту же минуту послдовалъ отвтъ. Зрители испустили дикій вой — это было выраженіе ихъ одобренія и восторга.

Но Закхей не могъ долго выдержать натиска повара.

Подслповатый маленькій ирландецъ былъ разъяренъ, какъ тигръ, но его руки были слишкомъ коротки, чтобы наносить чувствительные и дйствительные удары высокому повару. Въ конц концовъ, онъ зашатался, сдлалъ два-три шага назадъ и упалъ.

Поваръ обратился къ толп.

— Вотъ онъ и лежитъ! Оставьте его лежать! Солдатъ побдилъ его.

— Мн кажется, онъ умеръ,— замтилъ кто-то изъ толпы!

— А по мн — хоть бы и умеръ! — задорно возразилъ поваръ.

И онъ чувствуетъ себя передъ этой толпой зрителей великимъ, неотразимымъ побдителемъ. Онъ высоко поднимаетъ голову и, желая придать себеще больше важности, впадаетъ въ литературный тонъ.

— Я предоставляю его чорту! — говоритъ онъ съ паосомъ.— Не троньте его, пусть онъ лежитъ! Что онъ такое? Вдь онъ же не американецъ Даніилъ Вебстеръ! Явился неизвстно откуда и хочетъ меня учить, какъ запекать пуддингъ,— меня, готовившаго и на генераловъ. Да что онъ, спрашиваю я васъ, главнокомандующій надъ преріей что ли?

И вс поражены его рчью.

Въ это время Закхей поднимается на ноги и произноситъ тмъ же злобнымъ и упрямымъ тономъ, какъ и прежде:

— А ну-ка, подойди ты, заячья нога!

Толпа опять воетъ отъ восторга, но поваръ только сострадательно улыбается и, пожимая презрительно плечами, говоритъ:

— Я могу съ такимъ же успхомъ драться съ этой лампой!

И, говоря это, онъ беретъ лампу и медленно, съ полнымъ сознаніемъ своего превосходства, возвращается къ себ на кухню.

На двор опять темно. Вс разошлись по своимъ койкамъ. Закхей беретъ свою рубашку, тщательно выжимаетъ ее и затмъ надваетъ. Потомъ и онъ плетется за другими, чтобы отыскать свое мсто на нарахъ и, наконецъ, отдохнуть.

III.

На слдующій день далеко въ преріи, въ густой грав, Закхей стоялъ на колняхъ и смазывалъ свою косилку масломъ. Солнце такъ же ярко свтило, какъ и наканун, и крупныя капли пота, катившіяся у него со лба, туманили стекла его очковъ. Вдругъ лошадь дернула и сдлала нсколько шаговъ впередъ. Можетъ быть, она чего-нибудь испугалась, или ее ужалило какое-нибудь наскомое. Закхей громко застоналъ и вскочилъ на ноги. Минуту спустя онъ высоко поднялъ лвую руку и сталъ махать ою по воздуху. Другой рабочій, занятый невдалек просушиваніемъ сна, остановилъ свою лошадь и спросилъ:

— Что такое? Что случилось?

— Подойди сюда на минуту и помоги мн,— отвтилъ Закхей.

Когда рабочій подошелъ, Закхей показалъ ему окровавленную руку и сказалъ:

— Машина отрзала мн палецъ. Это только что сейчасъ случилось. Поищи мой палецъ,— я плохо вижу.

Рабочій принялся искать и нашелъ палецъ въ трав. Это были, собственно говоря, два первыхъ сустава пальца: они уже омертвли и походили на маленькій трупикъ.

Закхей взялъ палецъ, осмотрлъ его, точно удостовряясъ, онъ ли это, и сказалъ:

— Да, это онъ. Подожди еще минуту, подержи его.

Затмъ онъ вытащилъ изъ штановъ рубашку и оторвалъ отъ подола дв полосы: одной перевязалъ руку, другой обернулъ отрзанный палецъ и положилъ его въ карманъ.

Сдлавъ это, онъ поблагодарилъ товарища за помощь и опять принялся за свою косилку.

И продолжалъ спокойно работать до самаго вечера.

Когда надсмотрщикъ узналъ о томъ, что съ нимъ случилось, онъ порядкомъ его выругалъ и послалъ домой.

По возвращеніи на ферму, первымъ дломъ Закхея было позаботиться о сохраненіи отрзаннаго пальца. У него не было спирта, поэтому онъ налилъ въ бутылку машиннаго масла, вложилъ туда палецъ и, тщательно закупоривъ бутылку, спряталъ ее подъ соломенный тюфякъ своей койки.

Цлую недлю онъ пробылъ дома. Рука его мучительно болла, онъ должемъ былъ держать ее въ полномъ спокойствіи и днемъ и ночью. Его сильно лихорадило, приходилось лежать цлые дии. И онъ лежалъ, страдалъ, горевалъ и безмрно сокрушался. Еще никогда во всю его жизнь не приходилось ему такъ долго быть безъ дла, даже тогда,— нсколько лтъ тому назадъ, когда взорвало мину, и его глаза такъ пострадали.

Какъ бы желая сдлать еще боле невыносимымъ и безъ того печальное положеніе Закхея, поваръ самъ приносилъ ему пищу и каждый разъ немилосердно дразнилъ раненаго и издвался надъ нимъ. Оба врага при этомъ часто вступали въ жестокіе словесные поединки, и не разъ случалось, что Закхей молча повертывался къ стн, сжимая зубы въ безсильной злоб, такъ какъ чувствовалъ себя совсмъ безпомощнымъ передъ этимъ великаномъ.

Мучительные дни и ночи наступали и проходили своии чередомъ, ползли и тянулись невыносимо медленію. Какъ только Закхей почувствовалъ себя немного лучше, онъ попробовалъ сидть на своей койк и днемъ, во время жары, оставлялъ открытой дверь, выходившую на прерію. Часто сидлъ онъ передъ дверью, прислушиваясь съ разинутымъ ртомъ къ шуму машинъ, доносившемуся издалека, и тогда онъ вдругъ начиналъ громко разговаривать со своими лошадьми, точно он стояли передъ нимъ.

Но хитрый и злопамятный Полли не могъ и тутъ оставить его въ поко. Онъ скоро являлся и съ шумомъ захлопывалъ дверь передъ носомъ Закхея подъ тмъ предлогомъ, что сильно сквозитъ, а раненому не слдуетъ подвергаться сквозняку. Тогда Закхей, вн себя отъ злости, пошатываясь, поднимался съ койки и бросалъ вслдъ повару сапогъ или скамью, съ пламеннымъ желаніемъ изувчить его, сдлать на всю жизнь калкой. Но счастье не благопріятствовало Закхею: онъ слишкомъ плохо видлъ для того, чтобы хорошенько прицлиться, и никогда не могъ попасть въ цль.

На седьмой день онъ объявилъ, что придетъ обдать на кухню, но поваръ ршительно отвтилъ, что вовсе не желае,тъ его посщенія и запрещаетъ ему являться на кухню. Закхею пришлось покориться и опять обдать на нарахъ возл своей койки.

Онъ сидитъ тамъ въ полномъ одиночеств и изнываетъ отъ скуки. Онъ знаетъ, что въ кухн теперь нтъ ни души,— поваръ и его помощники повезли обдъ въ прерію. Онъ слышитъ, какъ они дутъ съ пснями и шумомъ и подтруниваютъ надъ несчастнымъ затворникомъ. И Закхей сползаетъ съ койки, пошатываясь, слзаетъ съ наръ и направляется въ кухню. Тамъ онъ оглядывается — книга и газета лежатъ на обычномъ мст. Онъ схватываетъ газету и, пошатываясь, идетъ обратно. Улегшись на койку, онъ тщательно протираетъ очки и принимается читать интересныя объявленія, напечатанныя такими крупными буквами.

Проходитъ часъ, проходитъ другой. Какъ быстро проходятъ теперь часы! Наконецъ, Закхсй слышитъ шумъ возвращающихся телгъ, до него доносится голосъ повара, который приказываетъ своимъ помощникамъ мыть и чистить посуду. И Закхей чувствуетъ, что поваръ сейчасъ, вотъ сію минуту хватится газеты, это вдь какъ разъ то время, когда Полли отправляется въ свою ‘библіотеку’. Закхей раздумываетъ съ минуту, а затмъ поспшно прячетъ газету подъ соломенный тюфякъ своей койки. Но еще черезъ минуту онъ вытаскиваетъ ее оттуда и засовываетъ подъ свою рубашку. Теперь ни за что на свт не согласился бы онъ отдать газету.

Проходитъ минута. Вотъ слышатся тяжелые шаги, они приближнются, но Закхей лежитъ неподвижно и пристально смотритъ на потолокъ. Поваръ входитъ.

— Что это значитъ? У тебя моя газета? — спрашиваетъ онъ, останавливаясь посреди сарая.

— Нтъ,— отвчаетъ Закхей.

— Да, она у тебя! — злобно шипитъ поваръ и подходитъ ближе.

Закхей привстаетъ.

— У меня нтъ твоей газеты. Проваливай къ чорту! — говоритъ онъ, начиная бситься отъ гнва.

Но поваръ схватьгваетъ больного, ослабвшаго отъ раны человка, сбрасываетъ его на полъ и принимается обыскивать койку. Онъ поворачиваетъ соломенный тюфякъ, встряхиваетъ жалкое одяло — все напрасно: онъ не находитъ того, чего ищетъ.

— Она должна быть у тебя! — упорно повторяетъ онъ и остается при своемъ мнніи.

Стся уже на порог, онъ еще разъ оборачивается и повторяетъ:

— Ты взялъ ее. Погоди же, пріятель!

Закхей злобно и отъ всей души смется надъ нимъ и говоритъ:

— Ну, понятно, я взялъ ее. Я нашелъ для нея хорошее употребленіе, грязный ты поросенокъ!

Похожее на попугая лицо повара багроветъ, и въ его плутоватыхъ глазахъ появляется зловщее выраженіе. Онъ смотритъ на Закхея и бормочетъ:

— Ну, погоди же, пріятель!

IV.

На слдующій день разразилась гроза. Дождь цлыми потоками лилъ съ неба, съ глухимъ шумомъ ударялся о землю, точно градомъ хлесталъ въ стекла и крыши построекъ и съ самаго ранняго утра наполнилъ вс водохранилища повара.

Рабочіе остались дома. Одии занялись починкой мшковъ для зерна, другіе принялись за исправленіе рабочихъ инструментовъ и точку ножей, косъ и косилокъ.

Когда раздался призывъ къ обду, Закхей поднялся съ наръ, на которыхъ сидлъ все утро, и хотлъ вмст съ другими отправиться въ столовую. Но на двор его остановилъ поваръ, который несъ ему обдъ. Закхей принялся объяснять ему, что рана его почти зажила, лихорадка прошла, а поэтому онъ ршилъ съ сегодняшняго дня обдать вмст съ другими. Поваръ отвтилъ, что если онъ не желаетъ сть того, что онъ ему несетъ, то онъ ничего не получитъ и можетъ сидть голоднымъ. Говоря это, онъ поставилъ на нары жестяную миску и прибавилъ:

— Можетъ быть, и это недостаточно хорошо для тебя?

Закхей долженъ былъ вернуться на нары и покориться своей судьб. Конечно, разумне сть то, что даютъ, чмъ сидть голоднымъ.

— Что за свинское пойло настряпалъ ты сегодня? — ворчитъ онъ и принимается за миску.

— Цыплята! — отвчаетъ поваръ, и глаза его искрятся какимъ-то оеобеннымъ блескомъ злорадства, когда онъ повертывается и уходитъ.

— Цыплята,— бормочетъ Закхей и начинаетъ разсматривать пищу своими подслповатыми глазами. — Чорта съ два! Цыплята… Ахъ ты, враль ты этакій!

Въ миск какое-то мясо подъ соусомъ. И онъ стъ это мясо. Вдругъ ему попадается совершенно непонятный кусокъ: его нельзя разрзать ножомъ,— это кость, покрытая какимъ-то особенно жесткимъ мясомъ. Онъ съ большимъ трудомъ обгладываетъ одну сторону, затмъ подноситъ странный кусокъ къ глазамъ и осматриваетъ его.

— Эта собака можетъ сама глодать свои кости,— бормочетъ онъ, идетъ къ двери, гд больше свта, и опять разсматриваетъ странный кусокъ. Онъ повертываетъ его во вс стороны и вдругъ бросается къ своей койк и принимается искать бутылку съ отрзаннымъ пальцемъ. Бутылка исчезла.

Закхей идетъ въ столовую. Смертельно блдный, съ искаженнымъ лицомъ, останавливается онъ въ дверяхъ и говоритъ такъ громко, что вс слышатъ.

— Скажи-ка, Полли, это не мой палецъ?

И онъ протягиваетъ ему какой-то предметъ. Поваръ не отвчаетъ, но начинаетъ исподтишка посмиваться. Закхей протягиваетъ теперь второй предметъ и говоритъ:

— Полли, не мой ли это ноготь, который сидлъ на пальц? Мн ли не знать его!

Вс сидящіе за столомъ рабочіе начинаютъ обращать вниманіе на странные вопросы Закхея и смотрятъ на него съ удивленіемъ.

— Что съ тобой? Что случилось? — спрашиваетъ одинъ изъ нихъ.

— Я нашелъ мой палецъ, мой отрзанный палецъ въ моей д,— поясняетъ Закхей. — Онъ сварилъ его и принесъ мн вмст съ дой. А вотъ это — мой ноготь.

Взрывъ смха, похожаго на ревъ, вырывается изъ всхъ глотокъ, раздается со всхъ сторонъ. И вс присутствующіе разомъ кричатъ:

— Какъ? Онъ сварилъ твой палецъ и заставютъ тебя състь его?.. Да ты уже и откусилъ отъ него кусокъ, какъ я вижу… Ты обглодалъ одну сторону…

— Я плохо вижу,— отвчаетъ Закхей,— я не зналъ… Я вдь не думалъ…

Онъ вдругъ быстро повертывается и уходитъ.

Надсмотрщику стоитъ не мало труда возстановить спокойствіе въ столовой. Онъ встаетъ изъ-за стола и, обращаясь къ повару, сцрашиваетъ.

— Ты сварилъ этотъ палецъ вмст съ прочимъ мясомъ, Полли?

— Нтъ,— возражаетъ Полли.— Великій Боже! Какъ, неужели я бы могъ сдлать что-либо подобное! За кого же вы меня считаете? Я сварилъ его отдльно, въ отдльной посудин.

Исторія со свареннымъ пальцемъ служитъ въ теченіе цлаго вечера неизсякаемымъ источникомъ веселья. Вс спорятъ и смются, какъ безумные, и на долю повара выпадаетъ такой тріумфъ, какого ему еще никогда въ жизни не приходилось праздновать.

Но Закхей исчезъ.

Закхей ушелъ въ прерію. Непогода все еще продолжалась, и въ преріи негд было укрыться отъ дождя. Но Закхей все шелъ, дальше и дальше углубляясь въ прерію. Его раненая рука была повязана, и онъ старался, насколько было возможно, защитить ее отъ дождя.

Онъ ничего не замчаетъ и идетъ все дальше. Наступаютъ сумерки, онъ останавливается, вытаскиваетъ часы и при свт молніи смотритъ на нихъ, а затмъ возвращается тмъ же путемъ, какимъ шелъ. Тяжелыми, размренными шагами идетъ онъ по пшеничнымъ полямъ, какъ будто съ особенной точностью высчитывая и время и разстояніе. Около восьми часовъ онъ достигаетъ фермы.

На двор совсмъ темно. Онъ слышитъ, чтовс рабочіе собрались въ столовую ужинать, и когда онъ заглядываетъ въ окно, ему кажется, что онъ видитъ тамъ и повара, и что тотъ особенно весело настроенъ.

Затмъ онъ подходитъ къ конюшнямъ, становится подъ ихъ прикрытіемъ и пристально всматривается въ темноту. Кузнечики молчатъ, все кругомъ молчитъ, только дождь продолжаетъ итти, и по временамъ молнія цвта сры перерзываетъ небо пополамъ и ударяетъ гд-то далеко, далеко въ преріи.

Наконецъ онъ слышитъ, что рабочіе окончили ужинать и бгутъ къ сараю, служащему имъ спальней. Они проклинаютъ погоду и спшатъ укрыться отъ дождя. Закхей терпливо, упрямо ждетъ еще цлый часъ, затмъ направляется къ кухн. Тамъ еще свтло. Онъ видитъ стоящаго у плиты человка и спокойно входитъ.

— Добрый вечеръ! — произноситъ онъ. Поваръ смотритъ на него съ удивленіемъ и говоритъ:

— Теперь ты уже не получишь ужина.

Закхей отвчаетъ:

— Хорошо. Но тогда дай мн кусочекъ мыла, Полли: я вчера вечеромъ плохо выстиралъ мою рубашку и хочу сегодня перестирать ее.

— Только не въ моей вод!

— Нтъ, именно въ твоей!

— Совтую теб не длать этого.

— Получу ли я, наконецъ, мыло? — говоритъ Закхей.

— Вотъ сейчасъ я теб дамъ такого мыла!.. — оретъ поваръ. — Вонъ отсюда!

Закхей уходитъ. Онъ беретъ одно изъ ведеръ съ дождевой водой, переноситъ его подъ самое окно и начинаетъ въ немъ шумно плескаться. Поваръ слышитъ это и выходитъ изъ кухни.

Онъ чувствуетъ себя боле, чмъ когда-либо, сильнымъ и важнымъ и грозно и ршительно направляется къ Закхею.

— Что ты тутъ длаешь? — спрашиваетъ онъ.

— Ничего,— отвчаетъ Закхей,— я стираю рубашку.

— Въ моей вод?

— Ну, конечно!

Поваръ подходитъ совсмъ близко, наклоняется надъ ведромъ, какъ бы желая убдиться, дйствительно ли это его вода, и шаритъ въ ней рукой, ища рубашку.

Закхей медленно вынимаетъ изъ повязки, въ которой носитъ раненую руку, револьверъ, подноситъ его къ уху повара и спускаетъ курокъ

Глухой, едва слышный звукъ выстрла раздается среди дождя въ эту сырую, мокрую ночь.

V.

Когда Закхей поздней ночью вошелъ въ сарай, гд спали рабочіе, нкоторые изъ его товарищей проснулись и спросили, что онъ длалъ такъ долго на двор. Закхей отвтилъ:

— Ничего. Я застрлилъ Полли.

Товарищи приподнялись, опираясь на локти, чтобы ясне слышать.

— Ты его застрлилъ?

— Да.

— Вотъ такъ чортова штука! Какъ же ты въ него попалъ?

— Прямо въ голову. Я стрлялъ въ ухо, и пуля прошла въ черепъ.

— Ахъ, чортъ возьми! А гд же ты его похоронилъ?

— Въ преріи — туда на западъ. И я вложилъ ему въ руки его газету.

— Какъ, ты и это сдлалъ?

Затмъ товарищи укладываются поудобне, чтобы опять заснуть. Черезъ минуту одинъ изъ нихъ спрашиваетъ:

— Онъ сразу умеръ?

— Да,— отвчаетъ Закхей,— вдь пуля прошла черезъ мозгъ.

— Ну, это самый лучшій выстрлъ — какъ только пуля пройдетъ черезъ мозгъ, тутъ и смерть! — подтвердилъ товарищъ.

И затмъ въ сара наступила полная тишина. Вс опять заснули.

Надзиратель назначилъ новаго повара, одного изъ помощниковъ, который уже съ весны готовилъ подъ руководствомъ повара. И новый поваръ чувствуетъ себя очень счастливымъ, гордится своимъ новымъ званіемъ и очень доволенъ этимъ убійствомъ.

И все опять вошло въ колею и пошло своимъ обычнымъ порядкомъ до самой жатвы. Никто не говорилъ больше о Полли. Бдняга былъ убитъ и похороненъ гд-то среди пшеничнаго поля, тамъ гд были вырваны колосья,— вдь для него все было кончено, и этого нельзя уже было измнить.

Когда наступилъ октябрь, вс рабочіе отправились изъ Билиборійской фермы въ сосдній городокъ и, прежде чмъ разойтись въ разныя стороны, устроили тамъ прощальную выпивку.

Теперь, въ эту послднюю минуту, вс были самыми лучшими друзьями: они обнимали и благодарили другъ друга и при этомъ врили въ искренность своихъ чувствъ.

— Куда ты идешь, Закхей?

— Я иду еще дальше, на западъ,— отвтилъ Закхей.— Можетъ быть, дойду до Уоминга, но зимой пойду опять въ лсъ рубить дрова.

— Ну, такъ, значитъ, мы вс тамъ встртимся. До свиданія, Закхей! Спастливаго пути!

И товарищи расходятся по всмъ направленіямъ огромной родины янки. Закхей отправляется въ Уомингъ.

А безмолвная прерія разстилается подобно безбрежному, безконечному морю, и октябрьское солнце разбрасываетъ по ней свои длинные, блестящіе, шилообразные лучи.

Закхей.

I.

II.

III.

IV.

V.

Читайте также: