М.Н. Катков
М.Н. Катков
Заграничный парламентаризм и петербургские либералы
Заграничный парламентаризм и петербургские либералы
Заграничный парламентаризм и петербургские либералы, Катков Михаил Никифорович, Год: 1883
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Петербургский либерализм заболтался. По поводу раскрытых на суде хищений в Петербургском обществе взаимного кредита хлыщи либерализма заявляют в своем официальном органе, что ‘общественное мнение возмущено страшною распущенностью и безурядицей в деле, требующем самого строгого внимания и неукоснительного надзора’, и изрекли свое неизбежное ceterum censeo [настойчивый призыв (лат.)] о необходимости ввести у нас ‘правовой порядок’, или, как у них теперь принято выражаться, ‘общественный контроль’. ‘Не станем утешать себя мыслью, — восклицают они с горечью, — что одни судебные кары могут привести к упорядочению нашего банкового дела и избавить нас от хищений и от хищников. Соблазн и надежда, что так или иначе может удастся избегнуть кары, останутся в силе’. Когда же, спрашивается, исчезнет этот соблазн? А вот когда общественное дело поступит в действительности под бдительный и неусыпный контроль самого общества (‘Голос’, No 31).
Но ведь Общество взаимного кредита в действительности ни под чьим иным контролем не состоит, кроме общественного: оно самого есть общество. Правительство в общественные банки, на беду их, не вступается. И вот этому общественному контролю, оказавшемуся столь вредным в банковом деле, петербургский мундирный либерализм, орудующий газетами вроде ‘Голоса’, хотел бы подчинить все государственное управление России, дабы и здесь ‘общественное мнение возмущалось страшною распущенностью и безурядицей в деле, требующем самого строгого внимания и неукоснительного надзора’.
Еще забавнее внезапная перемена фронта тех же наших ‘либералов’ по отношению ко Французской республике. Вот уже три недели, как они ежедневно делают выговоры ‘старику, стоящему во главе республики’, громят ‘quasi-министерство Фальера’ и возмущаются ‘вопиющею несправедливостью’ палаты депутатов, которую нужно-де как можно скорее распустить за то, что она ‘совершенно дискредитирует Францию в глазах Европы’. Горе президенту Греви, если он станет ‘увертываться’ и не послушается петербургского хлыща, который обращается к нему со следующую речью:
Сколько бы ни увертывался президент республики от необходимости остановиться на единственной разумной мере, могущей уладить всю эту путаницу, то есть на распущении палаты депутатов, распущение это делается роковою необходимостью, и без него дело не обойдется даже в том случае, если бы неизбежность его новела к отставке самого Жюля Греви (‘Голос’, No 19).
В чем же так провинилось французское правительство пред ‘Голосом’? Оно не выдержало пробы петербургского либерализма и решилось прибегнуть к ‘аракчеевским’ мерам, как административная высылка враждебных правительству граждан, ограничение священной свободы печати, изъятие политических процессов из юрисдикции суда присяжных, а палата депутатов — horribile dictu [страшно сказать (лат.)] — отнеслась сочувственно к такому ретроградному правительству и громадным большинством голосов уже одобрила первую из этих ‘чудовищных, вопиющих несправедливостью’ мер. Какой вредный пример для России! По части либерализма петербургские канцелярии со своими органами далеко превзошли всю Европу с Французскою республикой включительно. Не знаем даже, зачем нас приглашают, в видах прогресса, подражать Европе, напротив, ей следует дотянуться до уровня наших либералов. Послушайте, с каким негодованием отзываются они об аракчеевцах и крепостниках третьей Французской республики:
Наложив неосторожную руку на принцип широкой политической терпимости… эти проповедники ‘административной высылки’ добровольно отталкивают от себя сочувствие либералов всех национальностей (‘Голос’, No 15).
Французские либералы должны потерпеть наказание: министры должны подать в отставку, а депутаты, ‘избранники священной воли народа’, должны быть лишены своих полномочий посредством распущения палаты. Вы, может быть, думаете, что затем последует торжественный акт всеобщей свободной подачи голосов, посредством которой верховный владыка, народ, изречет свою беспристрастную священную волю? Вовсе нет. Народ дурак, он ‘легко может придать новым общим выборам антиреспубликанский характер’. Этого, конечно, допускать не следует. Нужно, следовательно, произвести силовое давление на священную волю народа, и это, как с развязностью доказывает петербургский Макиавелли, сделать очень легко посредством официальных кандидатур и других избирательных маневров:
Правительство всегда может сильно влиять на выборы, если только оно вполне располагает услугами префектов, подпрефектов и многочисленных начальников отдельных частей провинциальной администрации. Министерство, подобранное президентом республики со специальною целью распущения палаты депутатов и руководительства новыми выборами, всегда может устроить дела так, чтобы выборы эти кончились в пользу республики (‘Голос’, No 23).
Вот вам и свобода выборов и священная воля народа!
Французские либералы дискредитовали не только Францию в глазах Европы, но, что гораздо важнее, они дискредитовали в глазах читателей ‘Голоса’ парламентский режим, который долженствовал под именем ‘правового порядка’ или ‘общественного контроля’ исцелить магическим образом русский народ от всяких политических, социальных, финансовых, уголовных, климатических и метеорологических недугов. Интрига с ужасом предвидит, что ‘Франция скоро может устать от перипетий парламентского управления и потребовать крепко организованной исполнительной власти’ (‘Голос’, No 27). Каков тогда будет скандал!
Негодность того режима, который русско-польская интрига согласилась называть ‘правовым порядком’, сделалась теперь очевидною на примере Франции, над которою двенадцать лет производится, как бы in anima vili [на людях, уподобленных подопытным животным (лат.)], по всем правилам искусства отвратительный эксперимент доктринерского парламентаризма. Это теперь стало до такой степени очевидным, что даже наши медные лбы этого отрицать не могут. Признаком парламентского управления, говорит петербургская газета,
является тесная связь исполнительной власти с народным представительством и прямая зависимость от народного представительства… Самое управление отдается палатам и становится делом палатского большинства… Палата управлять не может, и всякая исполнительная власть, поставленная в необходимость управлять с палатой, должна сделать одно из двух: или поработить палату, то есть обратить ее в ничто, или подчиниться палате, то есть уничтожить себя. Робеспьер в Конвенте — образец первого исхода, нынешние ‘кабинеты’ — обращики второго (‘Голос’, No 27).
Вы думаете, что после этого признания негодности парламентаризма политики ‘Голоса’ сознаются, что они до сих пор морочили публику? Напротив, они с новым рвением рекомендуют нам этот негодный режим. Парламентаризм, видите ли, не годится для демократии, но он необходим для монархий, он не годится для Франции, но хорош для России. Мы должны-де отдать парламенту ‘обсуждение законов, право вотировать бюджет и установлять налоги и право контролировать законность действий администрации’, но не должны-де отдавать ему ‘самое управление’, которое не должно становиться ‘делом палатского большинства’, в чем, собственно-де, и является признак парламентаризма.
Но если правительство будет получать деньги, необходимые для управления, только при угождении парламентскому большинству вообще и его фракциям, группам и отдельным членам в особенности, то разве исполнительная власть не будет находиться в той именно ‘тесной связи с народным представительством’ и в той именно ‘прямой зависимости от народного представительства’, которая и составляет, по словам тех же петербургских политиканов, признак зловредного парламентаризма? Та фиктивная граница, которую наши шарлатаны стараются провести между пагубным-де ‘парламентским управлением’ и благотворным ‘конституционным порядком’, есть только новая фаза одного и того же грубого обмана.
Не указывают ли нам эти господа на какое-нибудь государство в Европе, обладающее ‘конституционным порядком’ без ‘парламентского управления’? Нет, такого государства в Европе нет. Они указывают нам на Соединенные Штаты, но они принуждены сознаться, что в Америке раздаются жалобы на интриги партий и постыдные маневры, которыми нередко сопровождаются выборы президента. ‘При парламентском управлении, — прибавляют они, — Америка лишилась бы всякой исполнительной власти, которая теперь обеспечивается стране на всякие четыре года. Сколько, — говорят они, — кабинетов пало бы в течение этого срока при парламентском управлении’.
Что сказать о нахалах, которые оберегают Америку от парламентаризма, как от чумы, стараясь привить ее к России? Они желали бы укрепить четырехлетнюю ‘исполнительную власть’ президента Соединенных Штатов, а власть Русского Царя потрясти и ослабить…
Впервые опубликовано: ‘Московские Ведомости’. 1883. 6 февраля. No 37.