Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
ЗАБОТА О ДЕТЯХ
Ничего нет менее основательного, как рассматривать страну с полутораста миллионами населения под углом какой-то общины, прихода, религиозной или нравственной единицы, и то, что морально, естественно и необходимо в подобной миниатюрной общине, распространять как принцип на массу народов, классов, положений, на невообразимое различие лиц, какое существует в стране. ‘Священная связь семьи’ и ‘священные обязанности родителей к детям и детей к родителям’ — все это представляется коротенькою и ясною прописью, пока мы рассматриваем село, приход, группу семей, но когда мы переходим к России, мы встречаем, что в ее здоровом и сильном организме выделяются местами на фоне этой ясной и непреложной прописи такие чудовищные наросты, такие диковинные исключения, такие невообразимые случаи, где идея ‘святости семьи’ сталкивается, наприм., с такою еще более первоначальною заповедью, как ‘не убий’. В особенности публицист, следящий изо дня в день в течение многих лет за ‘хроникою происшествий’, несет в памяти такие случаи зверства и развращения, что не может без ужаса представить себе, чтобы эти исключительности жизни не получили себе никакого корректива в законе. Закон для нормально текущей жизни не нужен, закон есть напоминание и приказание нормы, и его действие начинается там, где жизнь отступает от нормы, где она начинает течь ненормально, уродливо, болезненно и преступно.
Прения в съезде русской группы криминалистов, посвященные вопросу о защите детей, вызвали со стороны некоторых ораторов, как г. Кудрявцева, сенатора И. И. Карницкого и проф. В. В. Миклашевского, опасение за ‘нравственные и общественные последствия’, к каким привела бы юридическая кассация родительских прав в случае взятия в опеку детей у жестоких или безнравственных родителей. Опасение это не имеет для себя никакого основания, так как личное и исключительное уродство человека известно всякому зрелому человеку, опытному в жизни, а вот зрелище, что малолетние и несмышленые дети беспомощно брошены во власть человека-зверя, к несчастию в то же время родителя, это зрелище действительно могло бы повести в населении и в обществе к ‘печальному нравственному последствию’ умозаключения, что семья есть такое место грязи и ужасов, где все возможно и где все преступное неисцелимо. Напротив, кассация родительских прав в том случае, где эти права не сочетаются ни с каким исполнением родительского долга, хотя бы в пределах зоологической любви и заботы о детеныше, — подобная кассация поднимет в населении и в обществе понятие семьи указанием ее нормы. Семья есть узел обязанностей и прав, а не нить одних прав, семья есть нравственный институт, а не зоологическое явление. И ничто так действительно и властно не привьет к обществу и населению этих понятий, как редкие и даже редчайшие случаи, когда судья является в уродливую и даже преступную, хоть скрытно преступную семью, и именем государства берет оттуда детей, только зоологически рожденных, для нравственного воспитания.
Заметим, что для человека, имевшего обширную область наблюдений, известны случаи странной, необъяснимой, вполне аномальной не только холодности, но жестокости, бесчеловечности родителей по отношению к детям. Эти случаи полного и почти физиологического уродства приводят к явлениям ужасного обращения с детьми, а в среде бедной и невежественной, напр., в среде нищенской, они приводят к калечению детей, нанесению им ран, лишению глаз, вывиху или перелому членов. Здесь закон, удержавшийся бы перед непререкаемостью родительских прав, прямо допустил бы уголовщину, по крайней мере не предупредил бы ее, и, конечно, уголовщина в семье есть гораздо более ужасное и ответственное явление, нежели уголовщина на улице. Далее, нужно иметь в виду случаи, когда который-нибудь из родителей, особенно отец, есть мнимый отец ребенка, ему ненавистного и потому им мучимого. Это чрезвычайно многочисленные случаи, где жена, ушедшая или на время отшедшая от мужа, рождает от третьего человека ребенка и затем умерши — оставляет его мужу своему как его ребенка по простой связи паспортов. Предположим, на месте такого несчастного ребенка девочку: совершенно чужая и даже враждебная ‘паспортному отцу’, она получает от него черную корку хлеба до первого появления красоты, и затем еще несовершеннолетним ребенком спихивается им в проституцию. Все это нужно предвидеть, все это может предвидеть государство и должен предупредить закон. Мы — христиане, наше государство — не римское с его слепою и беспредельною patria potestas, а христианское, с заботою каждого о каждом, со снятием абсолютных разграничений, с господством и преобладанием над всем любви Христовой.